        Љ.Ќ.‹еонтьев. ЊоЯ литературнаЯ судьба. ЂвтобиографиЯ Љонстантина ‹еонтьева

---------------------------------------------------------------
     Origin: "Џроект Љ.Ќ.‹еонтьев" і http://www.knleontiev.narod.ru
---------------------------------------------------------------


     ЊЋџ ‹€’…ђЂ’“ђЌЂџ ‘“„њЃЂ[1]
     ЂвтобиографиЯ Љонстантина ‹еонтьева

     Ars Longua, Vita Brevis!


Џриезд в Њоскву и поступление в “грешскую обитель*
ЏосвЯщаетсЯ друзьЯм и поручаетсЯ ‘.Џ. •итровой
1874-1875 гг.

     I

€з Љалуги по окончании всех дел по имению мы с ѓеоргием в …чкинском тарантасе
доехали до €вановской станции, оттуда по железной дороге до Њосквы. ‘начала Я
занЯл порЯдочный номер в ‹оскутной гостинице Њамонтова. Џервое мое посещение
было опЯть €верской Ѓожьей Њатери. џ просил (конечно!) о продлении моей земной
жизни и о том, чтобы в делах литературных мне суждено было наконец узреть правду
себе на земле живых. џ надеЯлсЯ и не унывал, но до сих пор, как оказалось,
напрасно. Њне опЯть пришлось видеть искреннее сочувствие и слышать самые лестные
похвалы от одних людей и самую странную несправедливость, самое убийственное
равнодушие от других, именно от тех, кто мог что-нибудь сделать.
‘о мной была перваЯ и совсем исправленнаЯ часть книги "‚изантизм и славЯнство",
которую Я собиралсЯ отдать на прочтение Џогодину и другим славЯнофилам. Ѓыли еще
с весны взЯтые мной у кнЯгини ‹ины Њатвеевны ѓолицыной рекомендательные письма к
кнЯг. ’рубецкой и кн. —еркасскому. …ще были у менЯ отрывки из второй части
‚изантизма, котораЯ еще неисправленнаЯ лежала у Љаткова, и начало второй части
ЋдиссеЯ, которую Я почти насильно принуждал себЯ писать, гостЯ в августе в
Ћптиной Џустыни. ’акой обширный, объективный труд требовал большого досуга
воображению; нужно в таком произведении, чтобы оно вышло недурно, обдумывать
беспрестанно все, даже самые внешние обстоЯтельства, иногда и вовсе придумывать
их, сообразуЯсь с местностью и другими возможностЯми. ѓероЯ Я выбрал неудобного:
красивого и умного юношу, загорского купеческого сына, но боЯзливого,
осторожного, часто хитрого, в одно и то же времЯ и расчетливого, и поэта, как
многие греки. ‚се изображаетсЯ тут нерусское: надо большими усилиЯми воображениЯ
и мысли переноситьсЯ в душу такого юноши, становить себЯ беспрестанно на его
место, на котором Я никогда не был. ђусские люди ЯвлЯютсЯ тут уже совсем
объективно: в числе других лиц разных наций и вер. Ќе надо чрезмерной
идеализацией русских внушать к себе недоверие; а вместе с тем самаЯ правда
жизни, сам реализм (хорошо понЯтый) требует давным-давно (с самых времен Ћнегина
и Џечорина) возврата к лицам более изЯщным или более героическим. ‘ам ’ургенев
насилу-насилу доработалсЯ до ‹аврецкого и до блестЯщего отца в "Џервой любви".
ѓр. ‹. ’олстой насилу-насилу решилсЯ создать ЂндреЯ Ѓолконского. „о того всех
опутала тина отрицаниЯ и гоголевщина внешнего приема.
Љ тому же разнообразных лиц -- турок, греков, европейцев в Ћдиссее много.
ЏонЯтно, сколько умственной свободы, сколько досуга воображениЯ надо, например,
чтобы, с одной стороны, сократить до размера других лиц консула Ѓлагова, который
как бы составлен из €онина, •итрова и, разумеетсЯ, менЯ самого, а с другой,
расширить и отделить друг от друга мусульман, действующих в романе. Њы так мало
знакомы с мусульманами, нам так трудно узнать живые черты их домашнего быта, их
всех так легко можно сделать на одно лицо, что изображение их требует
несравненно большего вниманиЯ, чем изображение греков, которые хотЯ весьма
несхожи с нами психологически, но имеют с нами так много общего в историческом
воспитании, в религиозных ощущениЯх и т. д.
     Ђ молодого русского консула -- светского человека и художника по натуре, которого
многие любЯт в книге и которого Я сам люблю -- изобразить трудно по
противоположной причине: слишком легко впасть в безличную идеализацию своих
собственных хороших чувств, приЯтных воспоминаний и даже некоторых из тех
хороших свойств, которые автор знал и сознавал в самом себе.
џ вовсе не хочу нападать на несколько безличную и возвышенно бледную
идеализацию; напротив того, она, пожалуй, и есть художественный идеал мой, по
естественной реакции против гадкой и грубо осЯзательной мелочности, в которую
впадает большинство лучших писателей нашего времени (особенно англичане и
русские, французы теперь лучше). Ќо... Њадонна, почти иконописно
идеализированнаЯ хоть бы кистью Ingres'a, была бы вовсе не на месте на хорошей
реалистической картине ѓе. …е надо изобразить особо, на другом полотне. ‚от это
все надо обдумать, обсудить, схватить и поскорее написать... Ќадо, чтобы роман
был бы хоть сносен в моих собственных глазах, прежде всего ("’ы сам свой высший
суд"). Ѓольше Я от ЋдиссеЯ и не требую; это не "ѓенерал Њатвеев", которого Я
обожаю и которого хотел бы довести до высшей степени совершенства.
Ћдиссей вовсе не любимый сын мой; Я вижу в его манере очень много обыкновенного,
но Я хочу, чтобы и он держал себЯ в обществе, по крайней мере, прилично. ЌельзЯ
чтобы мой сын был просто слит из газетных известий и т. п., как антипольские
романы Љрестовского, или подслуживалсЯ бы только Љатковской умеренной
морализации, как напрасно и неудачно поднЯтый "‚опрос" т. Њаркевича (Я говорю
так потому, что именно те лица, которые Њаркевич хотел более осудить -- мать и
гвардеец, вышли милее и понЯтнее других, особенно этого урода-сына.
‚от почему Я говорю, что мне ЋдиссеЯ кончать трудно. Ќадо много мыслить, а Я
утомлен нестерпимо и мне хочетсЯ только думать. Ђ если уже мыслить, то над
чем-нибудь более решительным, над "Џрогрессом и развитием" и т. п., а не над
жизнью маленького ќпира, сколько бы в ней ни было грации и оригинальности.
€так, Я в Ћптиной едва-едва мог написать две главы, как неотложные по имению
дела уже вызвали менЯ в Љалугу.
     ‚ гадкой редакции на ‘трастном бульваре что-то переделывали, и Љатков в это
времЯ (в конце сентЯбрЯ? в начале октЯбрЯ?) был в своем Њихайловском дворце. ‚
редакции секретари мне сказали, что вторую часть "‚изантизма" он взЯл с собой и
читает ее.
     џ был в этом дворце еще летом, и горбатый ‹еонтьев угощал менЯ там под вечер
плохим и слабым чаем.
     “ менЯ сердце (художественное сердце) разрываетсЯ, когда Я смотрю на это жилище,
заселенное теперь Љатковым и ‹еонтьевым! (•отЯ последнего Я и люблю до известной
степени.)
     џ не знаток декоративной археологии и никак не могу вспомнить, в каком старинном
вкусе отделан этот маленький дворец (или скорее прекрасный барский дом) во вкусе
реставрации, rococo или Pompadour -- не знаю. Ќо знаю, что глаз отдыхает на этих
гостиных с расписными потолками, со свежей изЯщной мебелью не нынешнего фасона,
с мраморными столами, Яшмовыми вазами и т. п. ЉажетсЯ есть и штоф на стенах.
‡десь бы •итровым принимать гостей; ибо одно дело их недостатки, их пороки даже,
и другое дело их декоративность. ЏородистаЯ, дорогаЯ собака кусаетсЯ иногда;
можно прЯтатьсЯ от нее, можно ее прибить, убить, толкнуть (как иногда и Я
старалсЯ бивать и толкать словами •итровых, когда они уж очень бывали злы или
невежливы в своей изЯщной prepotence), но нельзЯ же сказать, что собака неумна,
некрасива, не декоративна оттого, что она менЯ укусила. Ђ если приручить ее (как
мне удалось под конец моей жизни в –арьграде приручить немного •итровых, то
лаской, то дракой, то терпеньем), -- то воспоминание остаетсЯ очень хорошее.
џ как увидал летом этот дом, снаружи пошлый, но внутри очаровательный, так мне
сейчас же пришли на ум все эти гостиные Rambouillet, Dudeffand, M. Recamier,
Stael и т. д., в которых встречались военный и дипломатический гений,
литературный дар, поэзиЯ и мысль, остроумие и облагороженные страсти. џ подумал,
кого бы Я желал здесь видеть?.. € не нашел никого удобнее длЯ этой цели ‘офии
Џетровны •итровой... Џусть бы она в этом доме ЯвлЯлась: то в своей длинной белой
блузе с розовыми и палевыми бантами, которую она надевает будто бы от усталости,
или в том темно-лиловом платье и свежих розах, в которых она ездила со мной в
€шатьевскую больницу...
     Џусть бы она тут играла с ‚етой, пусть бы рисовала (стараЯсь только нижнюю часть
лиц не так укорачивать), пусть бы читала стихи ’олстого, пусть бы говорила
дерзости; то выгонЯла бы доброго ‡ыбина Ѓог знает за что? за то только, что он
водевильный jeune-premier; слушала бы мое чтение по вечерам, восхищалась бы моим
умом... —тобы –ертелев был тут, чтобы мадам Ћну сверкала умом (но только, чтобы
она не говорила с хозЯйкой дома о воспитании детей!), чтобы ѓубастов лукаво
молчал на кресле...
     Џусть бы непреклонный юрист, ее муж, переводил бы здесь ѓейне, показывал бы нам
свой стан, выправленный и личною гордостию, и кавалерийской службой, свой
профиль германского рыцарЯ, свой славЯнский дух (хотЯ бы и не всегда верно
понЯтый), свой взглЯд Cesar Bordjia, свою хладную закоснелую Ярость на всех
чем-нибудь высших и даже равных ему, свою снисходительность к Ќико, „жою или
Џерипандопуло[2]... Џусть бы даже он и мне по-прежнему говорил 1000
неприЯтностей, вздора и неправды (притворЯЯсь большею частью, что не понимает
менЯ)... все это было бы кстати в таком изЯщном доме...
€ вдруг вместо монументального •итрова здесь передо мною умный, благородный, но
все-таки горбатый однофамилец мой... ‚место ‘офьи Џетровны •итровой, в которой
соединены изумительно лейб-гусарский юнкер и английскаЯ леди, мать и супруга,
Японское полудетское личико и царственнаЯ поступь, злость и самаЯ милаЯ грациЯ,
восхитительное косноЯзычие и Ясный, твердый ум... вместо всего этого...
другаЯ... и вообразите тоже ‘офьЯ Џетровна... Љаткова.
‚прочем и сам Љатков с годами стал не только ужасно неприЯтен характером, по
свидетельству даже всех служащих у него в редакции, но сверх того... Я не знаю
как сказать... как-то сер... Њне все кажетсЯ, что и с него и со всех его вещей в
его кабинете надо долго сметать пыль. ‚прочем, и направление его, чем дальше,
тем серее. ЏридетсЯ еще раз цитировать •итрова, который сказал мне про него и
–арьграде: "Џомни, бгат, что и Љатков сам вступил уже в пегиод втогичного
упрощениЯ". Џравда, может быть невольно сознаваЯ это, он оттого и раздражен.
•орошо! Ќо что сказать об этой ђоссии, от которой мы все имели наивность ждать
так много, если вспомним, что Љатков и ђусский ‚естник просто заменить нечем...
€ не видать до сих пор ничего возникающего. Ћ чем думают люди молодые,
отказавшиесЯ от нигилизма -- представить себе нельзЯ... €ли это центров нет, хоть
есть и люди; или это пройдет? Ќо когда ж оно пройдет?.. Ђ жизнь, видимо, пошлеет
от прогресса... ‚от и человек свежий, молодой, которому еще все улыбаетсЯ и
везет пока, –ертелев и тот это говорит о Њоскве. ‘лавЯнофилы говорили мне почти
то же самое. ”едор Ќиколаевич Ѓерг (Ѓоев) говорил мне, что если бы Љатков умер
или ‚естник закрыли, то печатать просто будет негде человеку со вкусом, или
убеждениЯми (не либеральными, разумеетсЯ, ибо непонЯтно, чтобы человека со
вкусом не тошнило бы от нынешнего развитиЯ либеральности). ‹иберальный нигилизм
так развит в Џетербурге, что им питаютсЯ несколько изданий (‚естник …вропы,
Ћтечественные ‡аписки, „ело, кажетсЯ, Ѓиржа, Џетербургские ‚едомости и т. д.).
‚от и хваленаЯ молодость ђоссии... џ, признаюсь, за последние годы совершенно
разочаровалсЯ в моей отчизне и вижу, напротив, какую-то дрЯхлость ума и
сердца... не столько в отдельных лицах, сколько в том, что зовут ђоссиЯ. —тобы
она немного помолодела... боюсь сказать... что нужно... быть может, целый период
внешних войн и кровопролитий вроде 30-летней войны или, по крайней мере, эпохи
Ќаполеона 1-го. Ќадо приостановить надолго эту разъедающую, внутреннюю,
практическую лихорадку.
     „овольно обо всем этом! ’еперь опЯть о себе... €так, после молитвы у €верской, Я
поехал к Љаткову в Њихайловский дворец, на Ћстоженку. ќто было воскресным днем;
тотчас после поздней обедни, которую Я отслушал в Љремле. —еловек Љаткова
сказал, что и он, и ‹еонтьев -- оба еще в церкви в Љоммерческом училище. ЏолагаЯ,
что они скоро вернутсЯ, Я пошел пока, но тотчас же на улице встретил Љаткова. Ћн
был окружен многочисленными дочерьми и вел за руку маленького сына в русской
одежде. ЊенЯ это не особенно тронуло. Ћн увидал менЯ и улыбнулсЯ мне своей
натЯнутой улыбкой, в которой никогда Я не видал ни добродушиЯ, ни искренности, а
всегда лишь одну притворную любезность. Ќа дворе его сынок задержал нас
несколько времени: он куда-то просилсЯ уйти с сестрами. Ќаконец Љатков отпустил
его. Њы пошли в кабинет (хороший, вероЯтно, потому, что они еще жили тут
временно и не успели ничего испортить). Ќам подали кофею и Я объЯвил ему, что
приехал в Њоскву с целью заниматьсЯ у него при журнале, если условимсЯ. џ сказал
ему вот что: -- Ќе знаю, когда именно Я поступлю в тот монастырь, о котором Я
говорил вам летом[3]. џ не могу даже ручатьсЯ, примут ли менЯ туда так, как Я бы
желал. џ бы предпочел лучше эту зиму всю прожить тут в Њоскве; только у менЯ нет
денег, чтобы жить. ЏенсиЯ моЯ мала, и она назначаетсЯ длЯ других целей. Њне,
чтобы жить одному в Њоскве, надо, по крайней мере, 250 рублей в месЯц.
     -- ‚ы нам много должны, -- сказал Љатков, -- около 4000 р. ’акую сумму, 250 руб.,
выдавать помесЯчно, как жалованье, нам неудобно. ќто у нас не в обычае.
џ настаивал, что иначе просто нельзЯ. џ доказывал и говорил ему долго. Ћн слушал
внимательно и думал. Џотом сказал:
     -- Љонечно, работа может быть разнаЯ. ‚ы можете занЯтьсЯ политическим отделом, не
только по восточным делам, но и вообще. €ногда при редакции бывает вот что. ‚се
материалы собраны, все готово; нужно только бойкое литературное перо, чтобы это
все объединить, округлить... ‚ы обладаете вполне таким пером и длЯ вас в
редакции всегда найдетсЯ работа.
     ’ак рек Њихаил Ќикифорович, московский публичный мужчина, по выражению ѓерцена,
которого он за это и ненавидит до самой возмутительной несправедливости.
—тобы не упрекать себЯ после за какое-нибудь практическое упущение или
недогадливость, Я на всЯкий случай поговорил с ним еще и о возможности
возвратитьсЯ на службу, напр., хоть при Њосковском Ђрхиве €ностр. „ел, или
получить то место в 3000 рублей (в ‘инодальной типографии), о котором мне в
Љалуге, как о вакантном, говорила одна моЯ знакомаЯ Љ.Ќ. „-ва. џ говорил, что
боюсь только потерЯть после пенсию, ибо служить долго все-таки не хочу, а лишь
столько, сколько бы нужно длЯ окончаниЯ некоторых дел. (Љонечно, прежде всего
литературных: Я ужасно боЯлсЯ, что в монастыре мне решительно запретЯт писать
повести, а у менЯ до сих пор столько самых грациозных сюжетов из восточной и
много оригинального в памЯти из русской жизни. ќта боЯзнь утратить право на
последнюю земную отраду моей жизни больше всего боролась во мне с жаждой
удалитьсЯ в обитель.)
     ѓоворЯ Љаткову о возможности возвратитьсЯ на службу, Я имел в виду две цели:
одна была та, что он мог помочь мне легко в приискании места; Џ.Њ. ‹еонтьев,
сообщали мне, почти друг с обер-прокурором ‘инода ’олстым, а место в ‘инодальной
типографии зависит от обер-прокурора. Ђ другое побуждение было вот какое: мне бы
очень неприЯтно было, если бы Љатков и ‹еонтьев сочли бы менЯ одним из тех
несчастливых идеалистов и бестактных людей, которые ссорЯтсЯ с начальством,
терЯют хорошие должности, из-за пустЯков бросают службу и т. п. Њне самому такие
люди противны и жалки не в хорошем смысле, а в худом, особенно когда они имеют
какие-то воображаемые убеждениЯ... € Я никогда бы не променЯл своей службы на
поденное писательство, если бы не клЯтва пойти в монахи. ’о поденное
писательство, на которое Я теперь почти решалсЯ, Я считал лишь горькой и
временной, унизительной необходимостью. џ не хотел, говорю, чтобы эти люди
думали, что Я поссорилсЯ с министерством или что менЯ удалили за ошибки и
непрактичность. “ менЯ, Я знаю сам, такой вид, что как раз, не знаЯ менЯ
коротко, можно эту гадость подумать. „аже Ћну, который давно менЯ знал, говорил
мне своим билатеральным голосом (Я впрсчем в нем этот голос, по личному уже к
нему некоторому пристрастию, очень люблю): Je m'e-tonne, mon cher, comment vous,
un homme de tout d'imagination, comment faisiez-vous pour etre un consul tres
modere et tres pratique... Et vos ecrits politiques sent aussi excessivement
positifs... Voyez-vous je suis un homme pratique...[4] и т. д. Ќа это Я ему
отвечал смеЯсь: "C'est fort simple... Cela vient de ce que je suis tres bien
doue et de ce que j'ai en moi toute une masse de ressources varies"[5].
Ќо другое дело мой милый Ћну и другое дело московский "публичный мужчина", с
которым Я желал бы всегда иметь лишь одни коммерческие отношениЯ. џ может быть и
ошибаюсь, но мне показалось, что он в 69-ом году, когда Я приезжал в Њоскву на
четыре днЯ консулом, был как будто внимательнее и любезнее со мной. Џо всему
этому мне хотелось, чтобы он не считал менЯ вполне от себЯ зависимым и себе
слишком обЯзанным и чтобы думал, что Я и с нашим министерством осталсЯ в хороших
отношениЯх.
     Ћн похвалил эту мысль служить в Њоскве и сказал, что занЯтиЯм у него это,
конечно, мешать не будет.
     Ћн назначил мне через несколько дней свидание в грЯзной своей редакции, и мы
расстались. ‚ большой гостиной Я увидал с кем-то посторонним моего горбатого
однофамильца. Ћн почти вскочил и подошел ко мне с большим embressement и с
улыбкой всегда гораздо более живой и искренней, чем гадкаЯ улыбка его
знаменитого коллеги. џ поздравил его с недавним спасением (от револьвера
Љаткова-брата) и он, по-видимому, принЯл это хорошо. Ћн мне нравитсЯ давно, уже
гораздо больше Њих. Ќ-ча.
     џ уехал с Ћстоженки и еще раз мысленно и в теории изгнал их всех: Mad. Katkow en
bete из прекрасного жилища и снова населил его •итровыми, €гнатьевыми, Ћну,
Ќелидовыми, Њурузи (вопреки –ертелеву и ‡ыбину) и т. д. ‚се эти люди могут иметь
свои недостатки и несовершенства, но это живое общество, а не ученое, скучное
хамство... ќти люди, с которыми дышитсЯ легко даже и в минуту распрей.
’еперь Я с радостью оставлЯю редакцию и поговорю немного о других моих встречах
в Њоскве. €ные из них гораздо лучше и занимательнее редакционных дел. ђедакции --
это кухни, или еще хуже -- клоаки, ватерклозеты литературы. —то делать! теперь
без них и поэзиЯ невозможна. џ говорю -- теперь, ибо были же счастливые времена,
когда столько великого и столько изЯщного люди создавали и распространЯли без
помощи ватерклозетов. ЏрощаЯсь, хотЯ к несчастью и не надолго с Љатковым, Я
замечу мимоходом, что у других редакторов еще обстановка, по крайней мере,
лучше. Ќапр., редакцию ѓолоса можно назвать отхожим местом морально, ибо здесь
царствует демократическое зловоние самого лукавого и подлого оттенка; но, по
крайней мере, у Љраевского в доме хорошо, на банкирский буржуазный манер, на
средне-петербургский, но все свежо, очень чисто, просторно и не без вкуса; и сам
Љраевский, когда Я его видел в 60-х годах, производил какое-то скорей приЯтное и
веселое впечатление неглупого и ловкого вивера. Ђ у Љаткова, как Я уже говорил,
все ужасно серо, криво, косо, грЯзно и противно...
II
     ‡десь должна следовать глава о других встречах моих в Њоскве. ќти встречи были,
может быть, важны длЯ жизни сердца моего и в смысле воспоминаниЯ о прошлом моем
(например, встречи мои с несколькими прежними крепостными нашими, которые все
были чрезвычайно рады менЯ видеть), но Я пока оставлю это и хочу занЯтьсЯ лишь
теми людьми, которые прЯмо были свЯзаны с литературной моей деЯтельностью, и
теми обстоЯтельствами, которые менЯ привели в монастырь скорее, чем Я хотел и
ожидал.
     III
Ћколо этого же времени в редакции Љаткова Я встретил ”едора Ќиколаевича Ѓерга
(того, который пишет теперь под именем Ѓоева). џ его прежде в лицо не знал, хотЯ
в 60-х годах мы оба были долго вместе в Џетербурге[6]. ‹итературно Я больше
всего познакомилсЯ с ним по его Џутешествию в "‡аре". џ помню, мне там многое
понравилось; во-первых то, что он вовсе не всем восхищаетсЯ в нынешней …вропе и,
видимо, предпочитает остатки старой; вовсе не все ему кажетсЯ там
комфортабельным и, наконец, он даже паспорты русские хвалит; а Я тоже рад и
паспортам и всему тому, что хоть чем-нибудь отделЯет нас от современной …вропы,
хотЯ бы это что-нибудь и само было западного источника.
—то касаетсЯ до мнениЯ Ѓерга обо мне как о писателе, то он принадлежит к числу
тех рассеЯнных по лицу земли моих почитателей, которых, как Я с каждым днем
убеждаюсь, вовсе не мало, хотЯ мне от этого и ничуть не легче в литературном
отношении.
     ‚ 69-м (кажетсЯ) году Ѓерг, встретивши мою племЯнницу Њашу у Љашпиревых на
вечере в Џетербурге, сказал ей, что он в восторге от статьи моей ѓрамотность и
Ќародность ("‡арЯ"), называл эту статью "высокохудожественной" и собиралсЯ даже,
не будучи знаком со мной, писать ко мне и благодарить менЯ за нее. ‚ первые же
недели моего приезда в Њоскву мы познакомились в редакции.
Љатков перебралсЯ уже на свою ужасную лестницу в университетской типографии. џ
пришел раз туда и увидал, что какой-то высокий молодцеватый мужчина средних лет,
свежий, белокурый, немного немецкой физиономии, говорит с Љатковым. Џотом ко мне
подошел кто-то и сказал: "”.Ќ. Ѓерг просит менЯ познакомить его с ‚ами". Њы
поговорили; потом он зашел ко мне, и мы после двух посещений стали как свои
люди. Ћн приехал в Њоскву по делам на времЯ: он долго прожил в каких-то лесах
Ћлонецкой, Ђрхангельской или ‚ологодской губерн.; там, говорил он, у него
лесопильный завод. Ћн уехал, по-видимому, туда в 60-х годах, именно около того
времени, должно быть, когда все, что любило изЯщное и поэзию и не успело
составить себе положениЯ прежде, бросило в отчаЯнии искусство, эстетику, бежало
из ђоссии, умирало, шло в Џольшу и т. п., это было то времЯ, когда Я,
промучившись с полтора года в Џетербурге, уехал в ’урцию, когда Ђполлон
ѓригорьев совсем спилсЯ с горЯ и в самом Џетербурге пропадал долго без вести,
когда ‚с. Љрестовский поступил в юнкера, скульптор редер разбил свои глинЯные
chef d'oeuvres и бежал в Ѓразилию и т. д.·
     Ѓерг сказал мне, что все мои сочинениЯ у него собраны и переплетены особо. Ћн
сказал мне также, что ‚с. Љрестовский, друг его, в "ђусском ‚естнике"·, прежде
всего, ищет моих повестей. ѓоворил много и другого в таком же духе.
Ћн уговорил менЯ оставить гостиницу Њамонтова и перейти на ’верскую в новую и
небогатую гостиницу "Њир", которую держит очень добраЯ француженка мадам еврие.
"ќто будет, -- говорил он, -- гораздо дешевле и лучше потому, что с ней можно
лично сойтись и видеть от нее всЯкие уступки и внимание". џ ему за это до сих
пор очень признателен. Џравда, что в тЯжелом моем положении мадам еврие
оказалась мне не раз почти другом и чуть не благодетельницей.
Љак только Я перешел к ней и условилсЯ с ней помесЯчно, так мне стало полегче на
сердце, и Я, не откладываЯ больше, хотел принЯтьсЯ за работу помесЯчно длЯ
ђусского ‚естника или ‚едомостей.
     ђедакцию Љаткова понЯть не легко. ђедактором ‚естника, напр., считалсЯ профессор
физики ‹юбимов, главным распорЯдителем по ‚едомостЯм -- некто ‚оскобойников. Ђ
между тем ‹юбимов, кажетсЯ, ничего не значит, на Љаткова влиЯниЯ имеет мало и
точно всех и всего боитсЯ. Љогда мне приходилось говорить с ним о наших делах и
счетах, он все жалсЯ, кидалсЯ куда-то, стыдилсЯ, не кончал фраз или кончал их
испуганным топотом каким-то и ни минуты не держал головы покойно, а избегаЯ
встречи глаз, все вертел шею туда-сюда. Њаленький, серый, бледный, гладко
выбритый, испуганный, он со своими дюжинными речами может служить образчиком
этой современной умеренно-прогрессивной, умеренно-либеральной дрЯблости, мелкой
учености и жалкого бесцветно-профессорского джентльменства новейшего времени,
которого Я терпеть не могу за его бесхарактерность.
Љривой, старый хохол и хитрый кутейник ЃодЯнский, который живет как часы или как
Љант, мне гораздо больше нравитсЯ.
     —то касаетсЯ до ‚оскобойникова, то он не так боЯзлив, по-видимому, как ‹юбимов,
но сказать, что он такое со своими “сами -- еще труднее. ’ак, что-то такое
нынешнее, скучное.
     џ слышал, что он хороший исполнитель у Љаткова, но сам ровно ничего не значит.
Љатков сказал мне, что определенного жалованьЯ помесЯчно давать нельзЯ, ибо
нельзЯ знать, какаЯ будет нужна работа. "Ђ работа длЯ ‚ас всегда найдетсЯ у нас,
     -- сказал он еще раз. -- Њожно будет политику ‚ам поручить". Ћн сказал мне, чтобы
Я поговорил с ‚оскобойниковым, не найдет ли он мне дела в газете. ‹егко сказать
у них: "поговорите с тем-то", но где и когда? ‚се они до того спешат, до того
озабочены, что только добиватьсЯ встречи и разговора, и то уже какаЯ-то
унизительнаЯ мука длЯ человека, непривычного к суетам и нытью литературного
пролетариата.
     џ раза два-три просиживал в редакции по несколько часов; работы мне никто
никакой не предлагал; Я думал, что у них будет так же, как у нас в министерстве
или в посольстве. Џришел человек 1-й, 2-й раз на службу; сейчас ему дают работу
и он спокоен, и дело идет. Ћн скоро может представить доказательства своей
аккуратности, прилежаниЯ, ума. Ќо Я напрасно ждал неделю, напрасно просиживал в
редакции, терЯЯ времЯ, дорогое мне длЯ романов и больших статей, целые утра. ‚се
секретари и мелкие сотрудники, корректоры, ломовые чтецы иностранных газет,
разные художественные фигуры, молча что-то умеренно-прогрессивное мыслЯщие в
углах, знали свое дело, а Я все не узнавал и никто мне его не указывал.
‘кучный ‚оскобойников с усами, у которого Я наконец имел счастье просидеть около
часа в кабинете, сказал мне так: "’рудно теперь найти такое занЯтие, которое
давало бы рублей 200 в месЯц. Ќо прежде всего советую ‚ам иметь инициативу, тот
из сотрудников, кто сам задумал написать что-нибудь длЯ газеты или журнала, не
обратитсЯ к ‚ам, а предложит Љаткову свои собственные услуги".
џ задумалсЯ немного и сказал ему: "Ќе написать ли что-нибудь по поводу
"‘кладчины", котораЯ была издана в пользу самарцев. •отЯ это и не новость, но Я
только недавно прочел ее и менЯ поразило в этой книге вот что: все, что в ней
историЯ, воспоминание, правда, то представлЯет русскую жизнь скорей в хорошем
виде, чем в дурном. ‚се, что в ней вымысел, творчество носит отрицательный,
грубый, насмешливый или плоский характер. ќто замечание Я сделал уже давно; Я
уже давно говорю, что если французскаЯ литература ищет всегда возвысить тон и
краски изображаемой жизни, то русскаЯ, напротив, никак не может даже и до
реальной жизни дорасти. ‘начала ѓоголь приемами, а революционеры позднее и
настроением точно будто атрофировали, заморозили нас, подстригли нам крыльЯ, и в
этой книге "‘кладчина" из очерков и повестей только и есть две неотрицательных;
Љохановской -- Љроха словесного хлеба и ’ургенева -- †ивые мощи. „а и то "†ивые
мощи" очень грустны. ќто вопрос очень интересный и капитальный; в такой статье
можно коснутьсЯ кратко всей нашей литературы за последние 20--30 лет. Ќе надо
называть статьи "Ћ ‘кладчине", а по поводу книги "‘кладчина" ‚оскобойников
сказал: "ќто правда, что в этом смысле много можно интересного сказать. Ќо эта
статьЯ будет велика, ее надо в ‚естник, а в дела ‚естника Я не мешаюсь. ’ам г.
‹юбимов; поговорите с ним; Я не имею там влиЯниЯ. Ћн другое дело, он профессор,
генерал, действительный статский советник. Џоговорите с ним".
ЉончилсЯ ‚оскобойников.
     ЋпЯть ‹юбимов. Ќадо было днЯ два-три бегать по Њоскве искать его. ‚се это еще в
первые две-три недели после моего приезда; где ж мне было применитьсЯ к тому,
когда и где всех этих людей застать.
     Ќаконец, просидевши часа три в лицее Џ.Њ. ‹еонтьева, Я там уловил эту
ускользающую серую штучку -- ‹юбимова. Ћн всегда очень любезен, впрочем; сел со
мной в сторонке, и когда Я сказал ему о "‘кладчине", он одобрил и отвечал:
"Ћдиссей ваш, Я думаю, скоро будет набиратьсЯ; Я полагаю, что можно будет
пустить его в следующей книжке (в ноЯбре), и когда будет к сроку и эта статьЯ
готова, то кажетсЯ, что можно и ее в той же книжке напечатать... ’ем более что
вы подписываетесь под статьЯми Љонстантинов. ‚от как будто два лица!"
џ успокоилсЯ, и хотЯ денег у менЯ оставалось уже очень немного, но Я надеЯлсЯ,
что можно будет сделать так, чтобы новые мелкие работы шли на прожиток, а
Ћдиссей, Ѓолгарский вопрос, Њатвеев (если мы, наконец, сойдемсЯ в этом с
редакцией) -- служили бы на погашение долга в 4000 рублей, который накопилсЯ за
два года мои в –арьграде, благодарЯ неаккуратности редакции в ответах на мои
письма и телеграммы, благодарЯ моему увлечению восточной политикой и моей любви
к церкви.
     Ќа другой день Я заплатил 3 рублЯ за "‘кладчину" и сел писать.
IV
     „о сих пор Я говорил все об отношениЯх моих к Љаткову и ‹еонтьеву. Ќо Я
знакомилсЯ и имел дело в то же времЯ и со многими другими лицами. ‘ Џогодиным,
€. Ђксаковым, кн. —еркасским, ‘амариным, B.C. Ќеклюдовым, позднее с ЃодЯнским и
кнЯг. ’рубецкой, к которой у менЯ было письмо от кн. Ђ.Њ. ѓолицыной.
‹юбопытно вот что: у Љаткова Я был какой-то пролетарий, труженик, подчиненный,
должник неоплатный, ищущий еще денег, человек, бывающий только по делу. “ других
Я был гость, консул на ‚остоке, у Џогодина даже замечательный человек, почти
авторитет по делам ‚остока.
     Љогда Я виделсЯ летом с Џогодиным, мне достаточно было сказать ему: "џ писал
также статьи о панславизме под именем Љонстантинова", чтобы он оживилсЯ и
воскликнул: "’ак вы бы сразу и сказали! Џомилуйте, Я старик больной, умирать
каждый день собираюсь. ‚ремЯ сочтено. Ќо теперь, когда Я знаю, кто вы именно, Я
готов с вами сколько угодно сидеть".
     ‚скоре после приезда моего в Њоскву Я поехал к нему на „евичье Џоле. Ћн принЯл
менЯ опЯть очень внимательно и попросил менЯ изложить вкратце, но не спеша, мою
теорию вторичного упрощениЯ. џ заметил ему на это вот что: "‚ы, кажетсЯ, были
всегда против аристократии и привилегий, а у менЯ, даже вовсе неожиданно длЯ
менЯ самого, вышло заключение в пользу аристократии и привилегий".
Ћн сказал, что научные взглЯды менЯютсЯ и что он мог и ошибатьсЯ.
џ начал ему излагать свою систему. Џришлось, беспрестанно удерживаЯ себЯ от
увлечений и подробностей, говорить подрЯд, Я думаю, час, если не более.
Ѓот тут Я увидал, что значит долгаЯ привычка ко вниманию и умственному труду.
ќтот больной старец во все времЯ не сводил с менЯ глаз, не перебиваЯ, не
шевелЯсь и все слушаЯ. ѓлаза его не выражали ни малейшего утомлениЯ; они были
светлы и внимательны.
     ‘колько бы из моих очень умных и молодых друзей и приЯтельниц стали бы
невнимательны, или зевнули бы не от скуки непременно, а от телесного утомлениЯ,
или начали бы перебивать, сбивать и спорить, не постигши еще хорошо сущность
мысли.
     ‚прочем тут много значит еще и то, кто говорит. Љогда говорит человек с
авторитетом, человек уже известный, его слушают и самобытные люди внимательно,
хотЯ после могут и бранить его.
     ‘вой брат, товарищ, приЯтель -- не то! Ђ длЯ самих авторитетов, длЯ людей,
имеющих имЯ в науке и литературе, свежий, новый человек иногда гораздо дороже
тех стародавних знакомцев общего дела, друзей и противников, с которыми они
знаютсЯ и видЯтсЯ, может быть, уже десЯтки лет срЯду.
Љогда Я кончил так, чтобы стало Ясно, Я спросил у Џогодина, что же он думает о
моей исторической гипотезе. Ћн отвечал, опускаЯ голову и пожимаЯ плечами: "—то
вам сказать! џ так подавлен обилием и разнообразием ваших мыслей, что не нахожу
вдруг вам и ответа". Џотом он начал говорить о том, о чем говорил еще летом, о
том, чтобы сделать менЯ редактором славЯнофильского журнала и написал тут же €.
Ђксакову записку, в которой рекомендовал менЯ и дал мне ее прочесть. Ќасколько
помню, в ней было сказано так: "ќто человек примечательный: он мог бы, Я думаю,
стать редактором славЯнофильского журнала; но мне кажетсЯ, его необходимо
придерживать за полу". џ посмеЯлсЯ, поблагодарил его и поехал к Ђксакову.
Џрибавлю еще вот что. Џогодин говорил мне о состоЯнии нынешней литературы;
жаловалсЯ на то, что чем дальше, тем хуже. ѓоворил, что цензура совсем не то
преследует, что вредно и опасно длЯ общего духа и хода дел, а то, что не
нравитсЯ некоторым лицам; рассказывал, что €в. Ђксаков -- человек забитый этой
цензурой, что он иногда запираетсЯ и плачет. Ђ нигилистам, если только они
осторожны, житье.
     Ћн жаловалсЯ также на классическое воспитание Љаткова и ‹еонтьева, в том смысле,
что древним Языкам дано уже слишком много часов; что русский ум не немецкий; он
может в один час сделать много, а если долго держать его над чем-нибудь, то он
утомлЯетсЯ, а немецкий ум выдерживает дольше и т. д.
Њолодые люди, утомлЯЯсь, бросают и идут в нигилисты, так что мера эта,
направленнаЯ противу нигилизма, к несчастью, способствует ему.
Ћн прибавил еще: "Љатков и ‹еонтьев, благодарЯ своим успехам, сочли себЯ
непогрешимыми; это маленькие Џапы. Ќо все таки... их журнал пока остаетсЯ
прибежищем, и Я сам печатаю иногда у них и прЯмо говорю им: Я оттого отдаю вам,
что нынче негде печатать".
     Љаково состоЯние российской словесности? € не прав ли Я был, говорЯ, что это все
пошлость прогресса и либеральности.
     Џосмотрим, что скажет Ђксаков, "этот поп-стрелец", по прозванию ѓерцена.
Ћказалось, к несчастью, что он гораздо меньше поп, чем Я...
Ќадо заметить, что он менЯ не знал, но Я его знал давно. џ его знал, во-первых,
в Љалуге, когда он в 40-х годах, во времена губернатора ‘мирнова (мужа
знаменитой ђоссет) служил там в “головной Џалате. Ћн нанимал флигель в доме
родных моих “нковских и бывал у них часто. џ тогда был гимназистом, но уже
интересовалсЯ литературой и смотрел на него с большим почтением, хотЯ ничего не
прочел из его сочинений. Џотом мы случайно встретились в Љрыму в ’амаке, имении
€осифа Ќиколаевича атилова, и провели вместе там три днЯ. Ђксаков был
ополченцем, а Я военным врачом; он участвовал тогда в комиссии ‚асильчикова длЯ
исследований всех злоупотреблений, совершившихсЯ во времЯ кампании, и
рассказывал много интересного. ѓимназистом он менЯ не помнит, но наша встреча в
Љрыму пришла ему на памЯть.
     џ имел мало времени и хотел скорее дать прочесть кому-нибудь из славЯнофилов 1-ю
часть моей книги "‚изантизм и славЯнство".
     Џоэтому Я приехал к Ђксакову в 5 часов, во времЯ самого обеда. Љогда слуга
сказал, что кушают, Я велел все-таки доложить и прибавил, что мне лучше в
прихожей просидеть полчаса, чем 20 раз приезжать.
Ђксаков вышел сам, не совсем, конечно, довольный и вежливым жестом, в котором
дрогнуло, впрочем, весьма понЯтное раздражение, указал мне на дверь кабинета и
просил посидеть там, пока он кончит обед.
     џ сел в кабинете, закурил папиросу и ждал его долго. Ќаконец он пришел и, не
говорЯ ни слова, начал искать на столе сигару. џ, тоже продолжаЯ курить, сказал
ему так:
     "Њне надо извинить, если Я приехал не во времЯ. ‚о-первых, Я спешу, а во-вторых,
Я прожил в ’урции 10 лет, а в Њоскве жил около 20-ти тому назад: Я не знаю, в
какое времЯ здесь кто обедает.
     -- Ћбыкновенно здесь обедают в 5 часов, -- отвечал Ђксаков.
     -- „а, в известном кругу, может быть, -- сказал Я, -- а у менЯ есть дела с людьми
разного рода и еще 20 лет тому назад люди одного и того же общества обедали кто
в три, кто в четыре, кто в пЯть часов.
     Ђксаков сел около менЯ на диване и довольно благосклонно и внимательно спросил,
в каких городах Я был консулом? Џотом спросил еще: "‚едь это вы печатали повести
из восточной жизни?" џ сказал "да" и еще Я напечатал у Љаткова 2 статьи о
панславизме, под именем Љонстантинова".
     …го как будто что-то кольнуло, он подалсЯ вперед и с живейшим участием
воскликнул: "Ђх! это вы Љонстантинов!!" Џосле этого любезность его удвоилась и
принЯла даже тот чуть заметный оттенок почтениЯ или уважительности, который
“меют придать, не ронЯЯ себЯ и возвышаЯ собеседника своим
словом и приемом, порЯдочные и светские люди, когда хотЯт доставить ему
удовольствие или когда повинуютсЯ сами невольному чувству.
џ постаралсЯ передать в точности наш разговор длЯ того, чтобы видели люди, кто
из нас прав и кто виноват в том, что мы впоследствии не сошлись.
џ начал с того, что сказал ему прЯмо так:
     -- џ вышел в отставку вовсе не по разладу с начальством; напротив того, Я рискнул
приехать сюда, потому что нет никакой возможности печатать и издавать в ђоссии
что-нибудь за глаза. Љонечно, можно сказать, что Я поступил нерасчетливо, но и
это решит только будущее. ЌайдутсЯ, может быть, справедливые люди, которые
поймут мое положение и поддержат менЯ.
     Ћн очень заботливо расспросил менЯ о моих отношениЯх с Љатковым, и Я сказал ему,
что по вине самой редакции Я задолжал ей около 4000, что дело с ним имею
поневоле, ибо другого журнала нереволюционного нет и т. д. и прибавил:
     -- Џоймите, зависеть от Љаткова вовсе мне не по душе, потому что Я его умеренному
европеизму не сочувствую. „лЯ менЯ Њордва милее …вропы.
Ђксаков очень искренно и сочувственно засмеЯлсЯ и сказал: "…ще бы! џ это
понимаю!"
     џ донес ему еще на Љаткова, что еще в 69-ом году, когда Я приезжал из ’урции в
отпуск, он, видимо, стараЯсь подчинить менЯ больше своему направлению, сказал: --
Њне, признаюсь, претит одно это ваше славЯнофильство. ‘лавЯнофильство -- какаЯ-то
гримаса, больше ничего. Џусть сама жизнь вырабатывает эти оригинальные формы, а
прежде времени учить нас -- это доктринерство.
Ђксаков, с пренебрежением улыбаЯсь, слушал этот донос мой, который Я излагал
всласть, ибо терпеть не могу и западный прогресс и разжиженное англо-саксонство
‚естника, и самый характер Њих. Ќ-ча, его фальшивую улыбку, его сухость,
раздражительность, доходЯщую до грубости и т. д.
‘лово за словом Я сказал Ђксакову о книге моей "‚изан-тизм и славЯнство", просил
его прочесть ее в рукописи и, если можно, найти возможность напечатать ее.
’аким образом мы заговорили прЯмо о славЯнах, о славЯнофильстве, о болгарском
вопросе.
     -- ‚тораЯ часть моей книги, -- сказал Я, -- чисто практическаЯ, она написана
противу болгар, которые и нравственно и канонически не правы. ќту часть Љатков
напечатать не прочь с сокращениЯми. Ќо в книге есть другие отделениЯ: "Ћ
психическом характере греков и югославЯн" и еще вот та система особаЯ, о которой
Я не говорю потому, что вы сами прочтете и увидите.
Ћн стал менЯ расспрашивать о болгарах, и Я ему сказал, между прочим, вот что:
     -- Њногие у нас воображают себе болгар какими-то жертвами и только. ‹юдьми
невинными, патриархальными; но надо видеть самому вблизи этих болгарских
вождей-буржуа... Љакое-то противное соединение ‘обакевича с ѓамбеттой.
џ ему рассказал, что знал об этих богатых старшинах и вождЯх югославизма, о том,
напр., как иные из них, обитающие на о. •алках, ездЯт каждый день по делам в
Љонстантинополь и на пароходах сидЯт все времЯ в 1-м классе, а в ту минуту,
когда идет человек сбирать плату за места, умеют почти всегда исчезать и
оказыватьсЯ в низшем классе, чтобы платить дешевле, тогда как и всЯ плата
ничтожна.
     Ћн много смеЯлсЯ этому. џ описал ему также, как болгарский архонт ’опчилешта,
здоровый болгарский ‘обакевич, идет по улице с базара и несет сам под мышкой
огромную свЯзку лука, как этот скучный рЯбой Ѓурмов, корреспондент Љаткова,
покупает вишни и торгуетсЯ и как грек лавочник восклицает: "Џлохи вишни! „а где
ты видел такие! ‘казано болгарскаЯ голова!" и блестЯщий корреспондент в высоком
цилиндре поспешно уходит.
     џ прибавил вот что: "…сли бы ’опчилешта был старик в восточной одежде, в
шальварах и нес бы сам лук по улице, несмотрЯ на свое богатство, то впечатление
было бы совсем иное... Ћн внушал бы симпатии и уважение. Ђ когда видишь эти
нескладные, дурно сшитые сюртуки, когда слышишь все эти вычитанные из западных
книг фразы о просвещении, о равенстве и свободе... то видишь перед собою вовсе
не того почтенного славЯнского патриарха, которого желал бы видеть и чтить, а
так какого-то обыкновенного буржуа, только грубее и глупее европейского".
Ђксаков слушал все это улыбаЯсь и одобрительно. џ чувствовал, что все, что Я
говорю, ему приЯтно. Њы долго говорили. џ сказал ему искренно о моих отношениЯх
к Љаткову то же, что говорил и Џогодину, то есть, что печатать больше негде и
что иметь дело с Љатковым очень тЯжело, потому что надо во всем беспрестанно
стеснЯтьсЯ, когда пишешь не повести, а статьи.
     -- "„а! џ это понимаю, понимаю", -- сказал Ђксаков с выражением особенно интимным
и сочувственным в лице и голосе...
     џ сказал ему еще кое-что о славЯнофильстве: мне хотелось проверить самого себЯ.
џ так долго жил и мыслил в уединении турецких провинций, что почти все мои мысли
о славЯнах, …вропе и ‚остоке создались и созрели беспомощно и независимо; в
книгах даже был недостаток, а беседы и споров с настоЯщими, признанными
авторитетами того учениЯ, к которому Я себЯ причислЯл, совсем у менЯ не было.
џ сказал ему вот что (именно то, что Я говорю и в тех статьЯх моих, которые
находЯтсЯ теперь ненапечатанными по разным рукам и в других еще неоконченных):
     -- џ не раз думал и говорил друзьЯм и знакомым своим, что в славЯнофильстве не
столько сами славЯне важны, сколько то, что в них есть особенного славЯнского,
отделЯющего нас от ‡апада... € что славЯнофил истинный не славЯн во что бы то ни
стало и во всех формах должен любить, а именно это особое
культурно-славЯнское... …сли только оно найдетсЯ или выработаетсЯ... ‚от в чем
задача... Ђ что же толку в славЯнстве ради славЯнства, политическаЯ сила и
больше ничего... € то еще вопрос -- будет ли сильно это всеславЯнство, если оно
не будет оригинально, если у него не будет своих особы