го  они  не  глЯдели  бы  с презрением! Џри
помощи  какого-то неведомого  колдовства  они  ухитрЯютсЯ внушить глупеньким
матушкам  и  отцам-идиотам  то  же  высокое  понЯтие  о  себе,  какого  сами
придерживаютсЯ.  Џрисовокупите  сюда  удовольствие  отыскать  иной  раз   на
полуистлевшем   листе   имЯ  матери  Ђнхиза<sup>7</SUP>   или   какое-нибудь
полузабытое словечко,  например, "меево", "жупа" или  "должеЯ", или выкопать
где-нибудь обломок  древнего камнЯ с полустертою надписью. Ћ,  ћпитер, какой
поднимаетсЯ тогда шум, какое ликование, какие хвалы  -- можно  подумать, что
человек  Ђфрику покорил  или овладел ‚авилоном!  €ной,  читаЯ  повсюду  свои
холодные,  вЯлые  вирши  и  находЯ  дураков,  готовых восхищатьсЯ,  начинает
верить, будто душа самого ‚ергилиЯ Њарона вселилась в его грудь. Ќо забавнее
всего наблюдать, как они на началах взаимности прославлЯют и восхвалЯют друг
друга и почесывают один другому за ушами. ‡ато, случись им уличить в ошибке,
хотЯ бы  и самой пустЯчной, кого-нибудь из посторонних -- <i>ѓеракл великий! --</I>
какаЯ  тотчас  разыграетсЯ трагедиЯ,  какие  поднимутсЯ  споры,  какаЯ брань
посыплетсЯ, какие оскорблениЯ! Џусть возненавидЯт менЯ все грамматики, ежели
Я  лгу.   ‡накома  Я  с  одним  <i>ученейшим,  мужем,</I>  эллинистом,  латинистом,
математиком,  философом, медиком, <i>настоЯщим  царем всех наук,</I> человеком  уже
лет шестидесЯти, который, позабыв все  на  свете,  уже лет двадцать корпит и
мучаетсЯ над  грамматикой,  утешаЯ себЯ надеждой дожить  до того счастливого
днЯ,  когда он научитсЯ безошибочно различать все восемь  частей речи, чего,
как известно, не мог  вполне достигнуть ни один из  эллинистов и латинистов.
Љак будто стоит заводить войну, ежели кто примет иной раз союз за наречие! Љ
тому  же грамматик у нас не меньше, чем грамматиков, и  даже больше, --  ибо
один  мой милый  Ђльд<sup>8</SUP>  издал их целых пЯть, --  и вот старик  не
пропускает ни  одной грамматики, даже  самой  невежественной  и нелепой,  не
изучив  и не прозубрив ее  от  доски  до  доски.  Ќа  каждого  глЯдит  он  с
подозрением, жалко  трусит, как бы  кто не похитил у него вожделенную славу,
как бы не  пропали усилиЯ стольких лет понапрасну. Ќазовете  вы это безумием
или  глупостью  --  мне все равно. Џризнайтесь только, что  по моей  милости
жалчайшаЯ  из  тварей  наслаждаетсЯ   таким  блаженством,  что  не   захочет
поменЯтьсЯ своей участью даже с персидскими царЯми.

        <a name="Glava_50"></A>ѓ‹Ђ‚Ђ L

     ‡начительно менее  обЯзаны  мне поэты,  хотЯ по свойству своего ремесла
целиком  принадлежат к  моей партии.  ‚едь поэты, как говорит  пословица, --
вольный народ, все дело которого в том и состоит, чтобы ласкать  уши глупцов
разной  чушью  и  нелепыми  баснЯми. €,  однако, своим празднословием они не
только  сами надеютсЯ  купить бессмертие  и вживе  уподобитьсЯ богам,  но  и
другим то же сулЯт. <i>”илавтиЯ и Љола-киЯ</I> водЯт дружбу с этим сословием более,
чем  с каким-либо  другим, и  вообще  нет  у менЯ  поклонников  постоЯннее и
вернее.
     „алее  следуют  риторы,  которые  хотЯ  и  блудЯт иногда,  заигрываЯ  с
философами,   но   все-таки   тоже  принадлежат  к  нашей  партии,   о   чем
свидетельствует и то обстоЯтельство, что  они, среди прочего вздора, усердно
и  подробно  описали, как должно шутить. Ќе напрасно автор посланиЯ ѓереннию
"Ћб искусстве речи"<sup>1</SUP> --кто  бы  он ни  был  -- называет  глупость
одной  из разновидностей  шутки.  “  Љвинтилиана<sup>2</SUP>, истинного царЯ
всего этого сословиЯ, также есть глава о смехе  -- более пространнаЯ, нежели
"€лиада".  Ћраторы столь высоко  ценЯт глупость,  что нередко при отсутствии
доводов отыгрываютсЯ  на смехе. Ђ искусство вызывать хохот смешными словами,
несомненно, подлежит ведению ѓлупости.
     €з  того  же теста испечены  и те, кто рассчитывает стЯжать бессмертную
славу,  выпускаЯ  в  свет  книги.  ‚се  они  очень  многим  мне  обЯзаны,  в
особенности  же  те,  которые  марают бумагу  разной  чушью, ибо,  кто пишет
по-ученому и ждет приговора немногих знатоков, не опасаЯсь даже таких судей,
как  Џерсии и ‹елий<sup>3</SUP>, тот кажетсЯ мне достойным скорее сожалениЯ,
чем  зависти.  ЏоглЯдите,  как  мучаютсЯ такие люди:  прибавлЯют,  изменЯют,
вычеркивают,  переставлЯют,  переделывают заново, показывают друзьЯм, затем,
лет эдак через  девЯть,  печатают, все еще недовольные собственным трудом, и
покупают ценой  стольких  бдений  (а  сон  всего слаще),  стольких  жертв  и
стольких  мук  лишь ничтожную  награду в  виде  одобрениЯ  нескольких тонких
ценителей.  Џрибавьте  к  этому  расстроенное  здоровье,   увЯдшую  красоту,
близорукость,  а   то  и  совершенную  слепоту,   бедность,   завистливость,
воздержание,  раннюю  старость,  преждевременную  кончину,  да  всего  и  не
перечислишь. € наш мудролюб  мнит себЯ  вознагражденным  за  все эти тЯготы,
ежели похвалЯт его  два-три таких же ученых слепца. Ќапротив, сколь счастлив
сочинитель,  послушный моим  внушениЯм:  он не станет корпеть  по  ночам, он
записывает все, что  ему взбредет на ум и  окажетсЯ на кончике пера, хотЯ бы
даже собственные  свои  сны,  ничем  не  рискуЯ,  кроме  нескольких  грошей,
истраченных  на  бумагу,  и  знаЯ заранее, что чем больше будет вздора в его
писаниЯх, тем вернее угодит он большинству, то есть всем дуракам и невеждам.
—то  ему за  дело,  ежели  два-три ученых,  случайно прочитавших его  книгу,
отнесутсЯ к нему с  презрением? —то значит голос немногих умных людей в этой
огромной  и шумной толпе?  Ќо  еще смышленее  те, которые  под  видом своего
издают чужое, присваиваЯ себе славу чужих трудов, в той надежде, что если  и
уличат  их когда-нибудь в  литературном  воровстве,  то  все  же  в  течение
некоторого времени они смогут пользоватьсЯ выгодами от своей проделки. ‘тоит
посмотреть,  с каким  самодовольством  они выступают,  когда  слышат похвалы
себе,  когда  в  толпе  на  них  указывают пальцами  --  <i>это  мол  такой-то,
знаменитость,</I> когда видЯт они свои книги в книжных лавках и читают на каждой
странице  свое  имЯ,  сопровождаемое  двумЯ  прозвищами,  по  большей  части
чужеземными и  похожими на магические заклинаниЯ. Ќо, боже бессмертный, ведь
это  всего  только  имена, не  более!  € затем: сколь  немногим  станут  они
известны, если вспомнить о широте и необъЯтности мира; и уж  совсем ничтожно
число тех, которые  отзовутсЯ о них с  похвалой,  каким бы разнообразием  ни
отличались  вкусы  невежд.  Љ  тому же сами эти имена нередко  выдуманы  или
заимствованы   из    старинных   книг.    ’ак,   один   тщеславитсЯ   именем
’елемаха<sup>4</SUP>, другой -- ‘телена<sup>5</SUP>  или ‹аэрта<sup>6</SUP>,
этот -- Џоликрата, тот --  ”разимаха<sup>7</SUP>. ‘ тем  же успехом иной мог
бы назватьсЯ •амелеоном  или  ’ыквой, либо обозначить  свои книги по  обычаю
философов  буквами  альфа,  бета  и  т. д. Ќо всего  забавнее, когда  глупцы
начинают   восхвалЯть  глупцов,  невежды  --  невежд,  когда   они   взаимно
прославлЯют друг  друга  в льстивых  посланиЯх, стихах и  панегириках.  Ћдин
производит своего приЯтелЯ в  ЂлкеЯ, другой -- в Љаллимаха<sup>8</SUP>, это!
превыше  –ицерона,  тот  ученее  Џлатона.  €ные ищут  себе  соперников, дабы
соревнованием умножить собственную славу.
     ’ак  в  ожиданье  народ колеблетсЯ,  делЯтсЯ  мненьЯ<sup>9</SUP>,  пока
бойцы,  довольные  своими успехами,  не разойдутсЯ  с победоносным видом,  и
каждый  чувствует  себЯ  триумфатором. Њудрецы  смеютсЯ  над  ними, как  над
величайшими глупцами.  Ќет спору,  это  воистину  глупо. Ќо  зато,  по  моей
милости, живут  эти люди в свое удовольствие и не променЯют своих побед даже
на  ‘ципионовы  триумфы<sup>10</SUP>. ‚прочем,  и  сами ученые, которые  так
охотно потешаютсЯ над чужой глупостью, немало мне  обЯзаны, чего отрицать не
посмеют, если только не захотЯт прослыть самыми неблагодарными из смертных.

        <a name="Glava_51"></A>ѓ‹Ђ‚Ђ LI

     Њежду  учеными юристы притЯзают на первое место и  отличаютсЯ наивысшим
самодовольством, а тем  временем  усердно катЯт ‘изифов  камень<sup>1</SUP>,
единым духом  цитируют сотни законов, нисколько не заботЯсь о  том, имеют ли
они  хоть малейшее отношение к делу, громоздЯт глоссы на глоссы<sup>2</SUP>,
толкованиЯ  на  толкованиЯ, дабы работа их  казалась  наитруднейшей из всех.
€бо, на их взглЯд, чем больше труда, тем больше и славы.
     Љ ним должно присовокупить также диалектиков и софистов -- породу людей
говорливую, словно медь „о-донскаЯ<sup>3</SUP>, каждый из  них в болтовне не
уступит и  двум десЯткам отборных кумушек. ‚прочем,  они были бы несравненно
счастливее, если б словоохотливость  не соединЯлась  в  них  с  чрезвычайной
сварливостью: то  и дело заводЯт они  друг с другом ожесточенные споры из-за
выеденного  Яйца и  в жару словопрений  по большей  части  упускают из  виду
истину. €, однако, ”илавтиЯ щедро одарЯет их  блаженством, и, заучив два-три
силлогизма, они, не колеблЯсь, вступают в бой с кем угодно по любому поводу.
‚ упрЯмстве своем  они непобедимы,  если  даже  противопоставить  им  самого
‘тентора<sup>4</SUP>.

        <a name="Glava_52"></A>ѓ‹Ђ‚Ђ LII

     ‡а ними следуют философы,  почитаемые за длинную бороду и широкий плащ,
которые  себЯ   одних  полагают   мудрыми,  всех  же  прочих  смертных  мнЯт
блуждающими  во мраке.  ‘коль  сладостно бредЯт  они, воздвигаЯ бесчисленные
миры, исчислЯЯ  размеры  солнца, звезд, луны  и  орбит, словно  измерили  их
собственной  пЯдью  и  бечевкой;  они  толкуют  о  причинах молний,  ветров,
затмений и прочих необъЯснимых  Явлений и никогда  ни в  чем не сомневаютсЯ,
как  будто  посвЯщены  во  все  тайны  природы-зиждительницы  и  только  что
воротились с совета богов. Ђ ведь природа посмеиваетсЯ свысока  над всеми их
догадками,  и нет в их науке ничего достоверного. ’ому лучшее доказательство
-- их нескончаемые  споры друг  с другом. Ќичего в действительности не знаЯ,
они  воображают,  будто познали все и всЯ, а между тем  даже самих себЯ не в
силах познать и часто  по близорукости или по рассеЯнности не замечают Ям  и
камней у себЯ под ногами. ќто" однако, не мешает им объЯвлЯть, что они, мол,
созерцают   идеи,  универсалии<sup>1</SUP>,  формы,   отделенные  от  вещей,
первичную  материю, сущности, особливости и тому подобные предметы, до такой
степени тонкие, что сам ‹инкей,  как Я полагаю, не  смог бы их заметить. Ђ с
каким  презрением  взирают они  на простаков,  нагромождаЯ  один  на  другой
треугольники, окружности, квадраты и  другие математические фигуры, сотворЯЯ
из  них  некое  подобие лабиринта,  огражденного со всех сторон рЯдами букв,
словно  воинским  строем,  и  пускаЯ  таким   образом  пыль  в  глаза  людЯм
несведущим.  …сть  среди них и такие, что  предсказывают будущее  по течению
звезд, сулЯт чудеса, какие  даже  и  магам не снились, и,  на  счастье свое,
находЯт людей, которые всему этому верЯт.

        <a name="Glava_53"></A>ѓ‹Ђ‚Ђ LIII

     —то  до богословов,  то  не  лучше ли  обойти их молчанием,  <i>не трогать
болота Љамаринского</I>', не прикасатьсЯ к  этому Ядовитому растению? ‹юди  этой
породы весьма спесивы и раздражительны -- того и глЯди, набросЯтсЯ на менЯ с
сотнЯми своих  конклюзий<sup>2</SUP> и потребуют, чтобы Я отреклась от своих
слов, а  в противном случае вмиг  объЯвЯт менЯ  еретичкой. Ћни ведь привыкли
стращать  этими  громами  всЯкого,  кто  им не  угоден.  •отЯ  богословы  не
слишком-то охотно признают мои благодеЯниЯ, однако и они у менЯ в долгу, и в
не  малом  долгу: обольщаемые ”илавтией, они мнЯт  себЯ  небожителЯми, а  на
прочих  смертных  глЯдЯт  с   презрением  и  какой-то  жалостью,  словно  на
копошащийсЯ в  грЯзи скот. Ћкруженные, будто воинским строем, магистральными
дефинициЯми,   конклюзиЯми,  короллариЯми,   очевидными  и  подразумеваемыми
пропозициЯми<sup>3</SUP>,  стали  они  нынче  до  того  <i>увертливые,</I>  что  не
изловишь   их   и  ‚улкановыми  силками<sup>4</SUP>   --   с  помощью  своих
"расчленений" и диковинных, только что придуманных словечек  они выскользнут
откуда   угодно   и   разрубЯт   всЯкий   узел   быстрее,  чем   ’енедосской
секирой<sup>5</SUP>.   Џо  своему   произволу  они   толкуют   и   объЯснЯют
сокровеннейшие тайны: им  известно,  по какому плану  создан и устроен  мир,
какими путЯми передаетсЯ потомству  Язва первородного греха, каким способом,
какой  мерой и в какое времЯ зачат был предвечный •ристос в ложеснах девы, в
каком   смысле   должно    понимать   пресуществление,   совершающеесЯ   при
евхаристии<sup>6</SUP>. Ќо  это еще всем известные  и избитые вопросы, а вот
другие, воистину достойные, по их мнению, знаменитых и великих теологов (они
немедленно  оживлЯютсЯ,  едва речь зайдет о чем-нибудь  подобном):  в  какой
именно миг совершилось божественное  рождение? џвлЯетсЯ ли  сыновство •риста
однократным  или  многократным? ‚озможно  ли  предположение, будто  бог-отец
возненавидел сына? Њожет ли бог превратитьсЯ в женщину, дьЯвола, осла, тыкву
или камень? Ђ если бы он действительно превратилсЯ в тыкву, могла  ли бы эта
тыква проповедовать,  творить чудеса,  принЯть крестную  муку? —то случилось
бы, если бы св. Џетр отслужил  обедню в то времЯ, когда тело •ристово висело
на  кресте? Њожно  ли сказать,  что •ристос еще  оставалсЯ  тогда человеком?
Џозволено ли будет есть и пить после воскресениЯ плоти  (эти господа заранее
хотЯт обеспечить себЯ от голода и жажды на том свете)?
     ‘уществует  бесчисленное  множество   еще  более  изощренных  <i>тонкостей</I>
касательно понЯтий, отношений, форм, сущностей и особливостей, которых никто
не сможет  различить простым  глазом, разве что  ‹инкей, способный увидеть в
полном  мраке  то,  чего  нет  нигде.  Џрибавьте  к  этому   так  называемые
<i>гномы<sup>7</SUP>,</I>  до  такой степени  <i>головоломные,</I>  что  парадоксы стоиков
могут  показатьсЯ  рЯдом  с  ними  общедоступными,  ходЯчими  истинами. ’ак,
например, одна из этих гном гласит, что зарезать тысЯчу человек --  не столь
тЯжкое  преступление, как починить беднЯку башмак  в воскресный день,  и что
лучше допустить  гибель мира  со всеми, как говоритсЯ, его потрохами, нежели
произнести малейшую  ложь. ‚се эти архидурацкие тонкости делаютсЯ еще глупее
из-за множества направлений, существующих среди схоластиков,  так что  легче
выбратьсЯ  из лабиринта,  чем  из сетей  реалистов,  номиналистов, фомистов,
альбертистов, оккамистов, скотистов<sup>8</SUP> и прочих (Я называю здесь не
все их  секты,  но  лишь  самые  главные). ‚о  всем  этом столько учености и
столько трудностей, что, Я полагаю, самим  апостолам потребовалась бы помощь
некоего  отнюдь не  свЯтого духа,  если  б им  пришлось  вступить  в спор  с
новейшими нашими богословами. Џавел делами засвидетельствовал  свою веру, но
вместе с тем дал  ей  недостаточно  магистральное определение, сказав: "‚ера
есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом"<sup>9</SUP>. ђавным
образом, преуспеваЯ в  милосердии, он не  сумел  диалектически  расчленить и
точно  ограничить понЯтие  милосердиЯ  в  XIII  главе  "Џервого  посланиЯ  к
ЉоринфЯнам". Љак ни  благочестиво совершали апостолы евхаристию, но если  бы
расспросить их по порЯдку, с самого  начала и до конца, о пресуществлении, о
том, каким  образом  тело •ристово может одновременно находитьсЯ в различных
местах, об особенностЯх названного тела  на  небесах, на кресте и в таинстве
евхаристии; если далее  спросить их о том, в какой именно момент совершаетсЯ
пресуществление,  поскольку  слова,  его  вызывающие, произносЯтсЯ в течение
некоторого промежутка времени, то, Я полагаю, апостолы врЯд ли ответили бы с
такой точностью и остротой,  с какой отвечают  и предлагают свои определениЯ
скотиды.  Ђпостолы  знали мать  €исуса,  но  кто  из  них, по  примеру наших
теологов,  философски изъЯснил,  каким образом оказалась  она  свободной  от
Ђдамова греха?<sup>10</SUP> Џетр получил ключи райские от того, чей выбор не
мог быть  недостойным, и, однако,  Я не  уверена, уразумел  бы  Џетр,  каким
образом можно  держать  в своих руках  ключи  от  знаниЯ,  не обладаЯ  самым
знанием, или нет (сокровенных же тонкостей этого рассуждениЯ он бы все равно
не  постиг).  Ђпостолы многих окрестили и, однако, ни разу не обмолвились ни
единым словом о том, какова формальнаЯ, материальнаЯ, действующаЯ и конечнаЯ
причина  крещениЯ и в чем состоит его изгладимый  или неизгладимый характер.
Ћни  молились,   но   молились  в   духе,  следуЯ   единственно  лишь  слову
евангельскому:  "Ѓог  есть   дух,   и  поклонЯтьсЯ  ему   должно  в  духе  и
истине"<sup>11</SUP>.  €м<b>,</B>   по-видимому,  не  было  открыто,  что  образку,
начертанному углем на дощечке, надлежит молитьсЯ с тем же благоговением, что
самому  •ристу,  ежели  только  спаситель  представлен  с  двумЯ  вытЯнутыми
перстами, с неостриженными волосами и с тремЯ выступами на нимбе, окружающем
голову. „а  и кто  мог бы  постичь  это, не просидев тридцать шесть  лет над
физикой  и  метафизикой ЂристотелЯ и  „унса  ‘кота?  ЌаделЯли  и  благодатью
апостолы,  но  никогда  не  делали  подобающего  различиЯ  между  благодатью
благоданной и благодатью благодательной.  “вещевали они творить добрые дела,
но не замечали разницы между просто добрым делом, добрым делом действенным и
добрым делом деемым. Џовсюду внушали они христианскую любовь, но не отделЯли
любви внедренной от  любви приобретенной  и не объЯснЯли, ЯвлЯетсЯ ли любовь
акциденцией  или  субстанцией<sup>12</SUP>, вещью созданной или несозданной.
Ќенавидели апостолы грех, но  -- помереть мне на этом самом месте, ежели, не
пройдЯ  обучениЯ у скотистов, могли  они дать научное определение того,  что
есть  грех.  Ќикто  не  убедит менЯ,  будто Џавел,  превосходивший ученостью
остальных  апостолов,  позволил  бы себе столько  раз  осуждать  состЯзаниЯ,
прекословиЯ, родословиЯ и прочие,  как  он выражаетсЯ,  <i>словопрениЯ,</I> будь он
посвЯщен во все ухищрениЯ диалектики.  ‡десь и то еще надо принЯть в расчет,
что  все диспуты того  времени были очень грубы и незатейливы сравнительно с
более  чем  •рисипповыми  тонкостЯми<sup>13</SUP>  наших  нынешних  докторов
богословиЯ. Ќо поскольку  названные доктора  --  люди весьма  скромные,  то,
встречаЯ у апостолов  в писаниЯх что-либо  нелепое  или недостаточно ученое,
они  не  осуждают этих мест,  но  сообщают  им  пристойное  толкование.  Ћни
неизменно  воздают должное  древности писаний и  имени  апостольскому.  „а и
вообще,  клЯнусь  ѓераклом,  весьма  несправедливо  было   бы  требовать  от
апостолов  объЯснениЯ таких вещей,  относительно которых ни единого слова не
слыхали  они  от  своего  учителЯ.  Љогда  же  подобные места  попадаютсЯ  у
‡латоуста,   ‚асилиЯ<sup>14</SUP>   или   €еронима,   то    богословы   наши
ограничиваютсЯ  тем,   что  приписывают   на   полЯх:   "‚   рассуждение  не
принимаетсЯ". …сли апостолы и отцы  церкви  умудрЯлись  все-таки опровергать
Языческих  философов,  а также иудеев, столь упорных  по  природе  своей, то
достигали  этого  более чудесами  и  праведной жизнью,  чем  силлогизмами, в
особенности когда вспоминаешь, что ни один из их противников не был способен
уразуметь хотЯ бы "Љводлибетум"<sup>15</SUP>  ‘кота. Ђ  нынче какой Язычник,
какой еретик не склонитсЯ пред столь изощренными тонкостЯми, ежели, впрочем,
он не грубый мужлан,  не способный их понЯть, или не бесстыдник, готовый над
ними  посмеЯтьсЯ, или  не  человек ученый, готовый вступить  в  равный  бой,
подобно тому  как волхв выступает против волхва, или владелец заколдованного
меча  бьетсЯ с  врагом,  тоже  имеющим подобное оружие; в  последнем  случае
состЯзание  их  уподоблЯетсЯ рукоделию Џенелопы, каждый  вечер  распускающей
свою ткань и  все  начинающей сызнова. Ќет, по моему  суждению,  весьма умно
поступили бы христиане,  если бы  вместо мощных когорт, которые  уже давно с
переменным  успехом ведут  войну с турками и  сарацинами,  они послали в бой
крикливых  скотистов, упорных  оккамистов,  непобедимых  альбертистов  и всю
прочую софистическую рать: мы  бы узрели тогда  самую изысканную  в  истории
битву и победу, никогда доселе не  виданную.  €  в самом деле, кто настолько
холоден,  чтобы  не  воспламенитьсЯ  от  этих  ученых тонкостей?  Љто  столь
тупоумен,  чтобы  не  оценить  всей  их остроты?  Љто настолько зорок,  дабы
различить что-либо в этом непроглЯдном мраке?
     Ћднако, чего доброго, вам покажетсЯ, будто все это Я говорю просто ради
шутки. Ќисколько не удивилась бы подобному предположению, ибо и между самими
богословами  есть  люди,  знакомые  с  подлинною  наукой, которых тошнит  от
вздорных теологических хитросплетений. …сть и такие, которые ненавидЯт их не
менее  богохульства и  почитают  величайшим  нечестием рассуждать  скверными
устами о  столь  таинственных вещах, дарованных нам  скорее длЯ  безмолвного
поклонениЯ, нежели длЯ изъЯснениЯ,  спорить о них, прибегаЯ к диалектическим
изворотам,  заимствованным  у  Язычников, и осквернЯть  величие божественной
теологии холодными, более того -- гнусными словами и изречениЯми.
     Ђ доктора  наши между тем донельзЯ собой довольны, сами себе рукоплещут
и столь поглощены бывают своим усладительным вздором, что ни ночью,  ни днем
не остаетсЯ им  даже  минуты досуга, дабы развернуть  …вангелие или  Џавловы
посланиЯ. ЏустословЯ подобным образом в школах, мнЯт они, будто силлогизмами
своими  поддерживают готовую рухнуть вселенскую церковь, подобно тому  как у
поэтов Ђтлант держит на плечах свод небесный. Ђ разве не приЯтно, по-вашему,
разминать и  лепить  словно воск,  таинственное свЯщенное учение, ставЯ свои
конклюзии, скрепленные авторитетом нескольких схоластиков, превыше ‘олоновых
законов и папских  декретов? ђазве  не отрадно мнить  себЯ  цензорами  всего
круга земного,  требуЯ отречениЯ от всЯкого, кто хоть на волос разойдетсЯ  с
их  очевидными и подразумеваемыми заключениЯми  и вещаЯ  наподобие  оракула:
"ќто утверждение соблазнительно, ќто <i>--</I> непочтительно. ќто -- отдает ересью.
ќто -- худо звучит".  ’аким  образом ни крещение, ни  …вангелие, ни Џавел  с
Џетром, ни св. €ероним, ни Ђвгустин, ни  даже сам ”ома <i>Ђристотельствующий</I> не
в силах сделать человека христианином, буде  не  удостоитсЯ он  одобрениЯ со
стороны тонко мудрствующих бакалавров.  Љак догадатьсЯ, что не христианин --
всЯкий утверждающий тождественность таких, например, изречений: <i>matula pates</I>
и  <i>matula  putet,  ollae fervere</I> и  <i>ollam  fervere</I><sup>16</SUP> если  бы  не
мудрецы наши,  сообщившие об этом. Љто  вывел  бы  церковь из мрака стольких
заблуждений,  которых,  правда, так никто бы и не  заметил,  не  будь к  ним
привешены большие университетские  печати? ‚оистину  блаженны все,  кто  мог
посвЯтить  себЯ  подобным  занЯтиЯм,  кто  описывает  преисподнюю  с  такими
подробностЯми,  словно  много  лет  были  гражданами  этой  республики,  кто
мастерит по своему усмотрению новые сферы небесные,  в  том числе и десЯтую,
самую обширную и прекрасную из всех (надо, чтоб  и праведным душам  было где
погулЯть, попировать, а иной раз и в мЯч поиграть на просторе). Ћт всей этой
чепухи  головы у богословов до того распухли, что, полагаю, и сам ћпитер  не
испытывал  подобной тЯжести в  мозгах, когда,  собираЯсь произвести на  свет
Џалладу,  прибег  за помощью к ‚улкану<sup>17</SUP>.  Ђ  посему не дивитесь,
ежели  они  ЯвлЯютсЯ  на публичные  диспуты,  обмотав  головы  бесчисленными
повЯзками. Ѓез этой  предосторожности их  черепа  могли бы треснуть.  џ сама
подчас не в  силах удержатьсЯ от  смеха, глЯдЯ на этих господ,  которые мнЯт
себЯ истинными богословами  главным образом потому,  что  изъЯснЯютсЯ  столь
грубым и варварским Языком. Џри этом они так сильно заикаютсЯ, что понЯть их
может лишь другой,  подобный им заика, но свое невнЯтное бормотание почитают
признаком  глубокомыслиЯ, недоступного  уразумению толпы. ‡аконы  грамматики
кажутсЯ  им несовместными  с  достоинством  свЯщенной  науки.  „а,  воистину
удивительно величие богословов, которым одним позволено говорить с ошибками,
-- впрочем, это право они разделЯют со всеми сапожниками. Ћни мнЯт себЯ чуть
ли не богами,  слыша,  как их  благоговейно именуют "наставник наш": в  этом
прозвище им чудитсЯ нечто  схожее с иудейской <i>тетраграммой</I><sup>18</SUP>. Ћни
утверждают,  что неприлично писать слова ЌЂ‘’Ђ‚Ќ€Љ ЌЂ строчными литерами. Ђ
ежели  кто случайно скажет наоборот -- "наш наставник", то тем самым нанесет
тЯгчайшее оскорбление их богословскому величеству.

        <a name="Glava_54"></A>ѓ‹Ђ‚Ђ LIV

     Љ  богословам  по  благополучию   своему  всего  ближе  так  называемые
благочестивые  монахи-пустынножители, хотЯ  это  прозвище  нисколько  им  не
пристало:  ведь  большинство их далеко от всЯкого благочестиЯ,  и никто чаще
"пустынножителей" не  попадаетсЯ  вам навстречу  во  всех  людных местах. Ќе
знаю, кто был бы несчастнее  монахов,  если б Я не  приходила им  на  помощь
столь многими  способами. Ћни навлекли на себЯ такую единодушную  ненависть,
что даже случайнаЯ  встреча с монахом  почитаетсЯ ‡а  худую примету, а между
тем  сами  вполне  собою  довольны.   ‚о-первых,  они  уверены,  что  высшее
благочестие состоит  в строжайшем воздержании от всех  наук и лучше всего --
вовсе не знать грамоты. ‡асим, читаЯ в церквах ослиными  голосами непонЯтные
им псалмы, они пребывают в убеждении, что доставлЯют великую усладу  свЯтым.
€ные  из них  бахвалЯтсЯ  своим нерЯшеством и попрошайничеством и  поднимают
страшный  шум  у  дверей,  требуЯ  милостыню;   назойливо   толпЯтсЯ  они  в
гостиницах,  ‡аполнЯют  повозки и  корабли  --  к немалому ущербу длЯ прочих
нищих. ‘воей грЯзью, невежеством,  грубостью и бесстыдством эти милые  люди,
по их  собственному  мнению, уподоблЯютсЯ в глазах наших апостолам.  ЏриЯтно
видеть, как  все у них  делаетсЯ по  уставу, с  пунктуальностью  чуть  ли не
математической,  и  боже упаси  нарушить  этот  порЯдок.  Џредусмотрено  раз
навсегда, сколько узлов должно быть у монаха на башмаке, какого  цвета поЯс,
какими признаками должна отличатьсЯ его одежда,  из какой ткани подобает  ее
шить,  какой ширины  должен  быть  поЯс,  какого  покроЯ  и размера капюшон,
сколько вершков в поперечнике должна иметь  тонзура и сколько часов отведено
монаху на сон. Љому не Ясно, сколь несправедливо такое внешнее равенство при
естественном неравенстве умов  и телесного  сложениЯ! €, однако, из-за ќтого
вздора они не только мнЯт себЯ  безмерно выше людей светских, но презирают и
друг  друга;  дав обет  апостольской  любви,  они  разражаютсЯ  трагическими
тирадами, завидев рЯсу чуть темнее обыкновенного или  опоЯсанную не так, как
следует.  Њежду  ними  и  таких увидишь  строгих богомолов,  которые  сверху
обЯзательно  носЯт  грубое  сукно, а  исподнее шьют из  полотна,  другие же,
напротив,  сверху  бывают полотнЯными, а внутри шерстЯными. Ќекоторые боЯтсЯ
притронутьсЯ к деньгам, словно к Яду, но нисколько не опасаютсЯ ни вина,  ни
прикосновениЯ к женщинам.
     Ћднако всего усерднее пекутсЯ они о том, чтобы не быть похожими друг на
друга. Ќе в том, чтобы возможно более уподобитьсЯ •ристу, их цель, но в том,
чтобы возможно сильнее  отличатьсЯ от монахов  других орденов. Ќемалую утеху
находЯт  они   также  и   в  своих   прозваниЯх:  так,  одни  именуют   себЯ
"вервеносцами",  но  и  вервеносцы   опЯть-таки  разделЯютсЯ  на  "колетов",
"миноритов",   "минимов"   и  "буллистов".  ‡асим   следуют  "бенедиктинцы",
"бернардинцы",  "бригиттинцы", "августинцы",  "вильгельмиты", "иаковиты", --
как будто не  достаточно называтьсЯ просто христианами. Ѓольшинство их столь
высокого мнениЯ о своих обрЯдах и  ничтожных  человеческих преданьицах,  что
самое небо  едва  считают достойной наградой за такие заслуги,  никто  и  не
помышлЯет  о  том,  что  •ристос, презрев  все это,  спросит  об  исполнении
единственной  его заповеди, а именно  --  закона любви. ’огда один  выставит
напоказ свое брюхо, раздувшеесЯ от  рыбы всевозможных сортов. „ругой вывалит
сто мер псалмов. ’ретий  перечислит  мириады постов и укажет  на свое чрево,
которое столько раз едва  не лопалось после  разговениЯ. €ной притащит такую
кучу обрЯдов, что ее  едва  ли свезут и  семь торговых кораблей. €ной станет
бахвалитьсЯ тем, что шестьдесЯт лет подрЯд притрагивалсЯ к деньгам не иначе,
как  надев предварительно на руку двойную  перчатку.  ќтот  покажет рЯсу, до
того грЯзную  и засаленную, что любой матрос погнушалсЯ бы ею. ’от напомнит,
что более пЯтидесЯти пЯти лет он вел жизнь губки, вечно прикованной к одному
и  тому же месту.  ќтот  сошлетсЯ  на  свой  голос,  осипший от беспрерывных
песнопений. Ћдин впал в летаргию от одиночества,  у другого закоснел Язык от
долговременного молчаниЯ. Ќо  •ристос, прервав нескончаемое их  хвастовство,
скажет: "Ћткуда эта  новаЯ порода иудеев? ‹ишь  один закон признаю Я своим и
как  раз  о нем-то ничего  до  сих  пор  не  слышу.  Ђ  ведь во  времЯ оно Я
совершенно открыто, без всЯких притч или иносказаний, обещал  отчее наследие
в  награду не за  капюшоны,  не за  молитвы, не  за воздержание  от пищи, но
единственно за дела милосердиЯ. Ќе знаю Я тех, кто слишком хорошо знает свои
подвиги:  кто  хочет казатьсЯ свЯтее менЯ, пусть займет, если угодно, небеса
абраксасиев  '  или  прикажет  построить  'новое небо тем людЯм,  чьи глупые
преданьица поставили  выше  моих заповедей".  Љак  вы  думаете,  какие  рожи
скорчат монахи, услышав, что им предпочитают матросов и возчиков? Ќо до поры
до времени они по моей милости могут тешить себЯ добрыми надеждами. •оть они
и  отстранены  от  участиЯ  в  делах  общественных,  однако никто  не  смеет
пренебрегать ими, особливо же  -- нищенствующими монахами, которые знают все
чужие тайны благодарЯ исповеди. ’айны  эти они блюдут  свЯто, и  разве что в
пьЯном  виде развлекут иной раз  собутыльников особенно забавными историЯми;
впрочем,   и   тогда  они  не  называют   собственных   имен   и  только  по
обстоЯтельствам  дела дают возможность догадатьсЯ, о  ком идет речь. Ќо если
кто разъЯрит этих ос,  того они на совесть отделают  в публичных проповедЯх,
причем  назовут врага, хотЯ и обинЯками,  но так  метко, что  поймет всЯкий,
кроме  тех, кто вообще ничего не понимает.  € дотоле не  прервут  они своего
лаЯ, пока не бросишь им и пасть лакомый кус.
     Љакой  комедиант  или  площадной крикун  сравнитсЯ  с ними,  когда  они
разглагольствуют  с  кафедры, смехотворно  подражаЯ приемам и манере древних
риторов? Ѓоже бессмертный,  как  они жестикулируют, как они  ловко  повышают
голос, как  пускают трели, как  ломаютсЯ, какие строЯт гримасы,  как воют на
разные   лады!  €  это  искусство   красноречиЯ  с  великой  таинственностью
передаетсЯ от одного братца-монаха к другому. •оть мне и не дано было узнать
все его  тонкости,  Я  все  же попытаюсь рассказать о  нем,  основываЯсь  на
догадках  и предположениЯх. Џрежде  всего по заимствованному у поэтов обычаю
взывают они к Њузе.  ‡асим, собираЯсь говорить о милосердии,  заводЯт речь о
Ќиле,  реке  египетской,  или, проповедуЯ  о таинстве креста, весьма  кстати
поминают Ѓэла,  дракона вавилонского. Ќачав беседу о поэте,  они перечислЯют
двенадцать знаков ‡одиака,  а  рассуждаЯ  о  вере,  принимаютсЯ  толковать о
квадратуре круга. џ сама  слыхала одного изрЯдного глупца, -- прошу прощаниЯ
-- Я хотела сказать "ученого", -- который в блестЯщей проповеди, посвЯщенной
толкованию  таинства  свЯтой  троицы, желаЯ  дать выгодное понЯтие  о  своей
начитанности  и  польстить слуху  богословов,  прибег  к  совершенно  новому
способу,  а именно: завел речь сперва о буквах, потом о слогах, составлЯющих
слова, потом  о словах,  образующих  речь, наконец  о  согласовании  имен  и
глаголов,  существительных  и прилагательных. Њногие  слушатели  дивились, и
иные уже повторЯли про себЯ стих ѓорациЯ:
     <CENTER><i>Љ чему же ты чушь свою клонишь?<sup>2</SUP></I> </CENTER>
     Ќаконец  проповедник сделал  вывод,  что в основных началах  грамматики
заключаетсЯ  образ  и  подобие свЯтой троицы, и так убедительно это доказал,
что никакой математик не  смог  бы за ним угнатьсЯ. ќтот <i>сверхбогослов</I> потел
над  своей речью целых восемь месЯцев и даже ослеп, словно крот, пожертвовав
остротой  зрениЯ  ради  остроты ума. Ќо сам  он  не слишком  горюет об этом,
полагаЯ, что еще дешево купил свою славу. ‘лыхала Я также другого богослова,
восьмидесЯтилетнего  и до  такой степени ученого,  что  его можно принЯть за
самого „унса ‘кота,  воскресшего  из мертвых. €зъЯснЯЯ тайну имени €исусова,
он  с  изумительной  тонкостью  доказал,  что в  самих  буквах  этого  имени
содержитсЯ все, что только можно сказать о спасителе. €бо имЯ это имеет лишь
три  падежные формы -- Явственное  подобие  божественной  троичности. ‡асим:
первый падеж lesus оканчиваетсЯ на s; второй, lesu -- на u, третий, lesum --
на m и в  этом  неизреченнаЯ тайна,  а именно: названные три буквы означают,
что €исус есть summus, medius и ultimus, то есть верхний, средний и крайний.
Ћставалась другаЯ,  еще  более сокровеннаЯ тайна,  котораЯ разъЯснЯетсЯ  при
помощи математики: ежели  разделить  имЯ  "€исус"  на две равные  части,  то
посредине останетсЯ буква с. ќта буква у евреев называетсЯ "син", а на Языке
шотландцев  слово "син"  означает грех. Ћтселе Явствует, что €исус есть тот,
кто  принЯл  на  плечи   свои  грехи  мира.  ‚осхищенные  столь  необычайным
вступлением  слушатели,  особливо же теологи,  чуть  не обратились  в камень
наподобие Ќиобеи<sup>3</SUP>, а со  мною от смеха едва не стрЯслась такаЯ же
беда, какаЯ  постигла деревЯнного Џриапа, когда ему  однажды пришлось  стать
свидетелем ночных таинств  Љанидии  и  ‘аганы<sup>4</SUP>. „а и не  мудрено:
ведь подобных <i>зачинов</I> не встретишь  ни у  эллина  „емосфена, ни у латинЯнина
–ицерона.  Ћни  считали  никуда  не годным  вступление, слишком  далекое  от
предмета речи (впрочем, должно заметить, что такого же мнениЯ придерживаютсЯ
и  свинопасы -- их учит  тому сама  природа). Ќо искусники наши,  декламируЯ
свою так  называемую  "преамбулу",  верЯт,  что тем больше  в ней  риторских
красот, чем  дальше  отстоит она  от  содержаниЯ  остальной речи,  и  потому
стараютсЯ  исторгнуть  у слушателЯ  восхищенный  шепот:  "Људа же  он теперь
загнет?"
     ‡асим   следует   пересказ   небольшого   отрывка  из   …вангелиЯ   (он
соответствует  третьему  разделу речи  --  изложению существа  дела). Ћратор
толкует его  наспех и как бы мимоходом, тогда как об одном этом, в сущности,
и   следовало  бы  говорить,   ‡асим<i>,</I>  в-четвертых,  нацепив  новую  личину,
проповедник  выдвигает некую  богословскую  проблему,  по  большей части  <i>не
имеющую  отношениЯ ни к земле, ни к небу</I> (того  требуют, оказываетсЯ, законы
ораторского искусства).  ‚от здесь-то и начинаетсЯ превыспреннее богословие:
в ушах слушателей  раздаютсЯ  ‡вучные  титулы  докторов  величавых, докторов
изощренных, докторов изощреннейших, докторов серафических, докторов свЯтых и
докторов  неопровержимых. „алее следуют большие  и малые силлогизмы, выводы,
заключениЯ,   пустейшие   посылки   и   прочаЯ   схоластическаЯ   дребедень,
предлагаемаЯ  вниманию  невежественной толпы.  Ќаконец, разыгрываетсЯ  пЯтый
акт, требующий наивысшей ловкости  и  искусства. Џроповедник преподносит вам
какую-нибудь  глупую  и  грубую басню,  позаимствованную  из  "€сторического
зерцала"  или  "ђимских  деЯний"<sup>5</SUP>,  и  толкует  ее аллегорически,
тропологически<sup>б</SUP>   и    анагогически<sup>7</SUP>.    Ќа   том    и
заканчиваетсЯ речь, еще  более чудовищнаЯ,  чем  химера,  о  которой говорит
ѓораций в известном стихе: "…сли бы женскую голову" и т. д.<sup>8</SUP>
     Ќаши  проповедники слыхали неведомо от кого, что начинать речь подобает
возможно  тише. € вот произносЯт они  свой  зачин таким  голосом, что и сами
себЯ не могут расслышать; но  стоит ли вообще говорить,  если  никто тебЯ не
понимает?  ‘лыхали  они также, что громкие  возгласы рождают волнение в душе
слушателей. Џоэтому,  заговорив обычным голосом, они вдруг  повышают его  до
бешеного  воплЯ,  хотЯ  бы  и  совсем  некстати.  Џраво,  хочетсЯ  иной  раз
побожитьсЯ,  что  такому  проповеднику  пошел бы впрок  эллебор<sup>9</SUP>.
„алее, слыхали они,  что речь следует вести,  постепенно  воодушевлЯЯсь,  и,
произнесЯ  несколько  первых  фраз  более  или  менее  пристойно,  они вдруг
начинают  надрыватьсЯ, хотЯ бы дело касалось самых ничтожных предметов, и до
тех пор усердствуют, пока только духу хватает. ‡асим вытвердили они все, что
древние риторы говорЯт о смехе, и потому сами тщатсЯ отпускать  шуточки,  но
какие шуточки! -- <i>любезнаЯ  Ђфродита! --</I> такие  изЯщные, такие уместные, что
чудитсЯ, будто слушаешь <i>осла,  поющего под звуки лиры.</I>  Џорою пытаютсЯ они и
съЯзвить,  но  при этом скорее  щекочут,  нежели ранЯт, а  самую неприкрытую
лесть стараютсЯ выдать за <i>прЯмоту и откровенность.</I>
     ‚ообще, послушав все  эти  проповеди, хочетсЯ присЯгнуть, что авторы их
обучались своему искусству у площадных краснобаев, хотЯ до сих последних  им
все-таки далеко.  Љак бы то ни было, они во многих  отношениЯх  столь друг с
другом схожи, что,  без всЯкого  сомнениЯ, либо  те  у этих, либо эти  у тех
позаимствовали свою риторику. €, однако, -- не без моей, разумеетсЯ, помощи,
--  находЯт  они слушателей, готовых почитать их  за  истинных „емосфенов  и
–ицеронов.  Ћсобенно  высоко  ценЯт их  талант торговцы  и  бабы;  им-то  по
преимуществу и  стараютсЯ угодить  проповедники, ибо  первые  готовы уделить
частицу  неправедно нажитого  всЯкому,  кто  сумеет  им польстить, а  вторые
благоволЯт к духовному сословию по многим  причинам, особливо же потому, что
привыкли  изливать  на  груди  у  монахов  свои  жалобы на мужей.  ’еперь, Я
полагаю, вы сами  видите, сколь многим обЯзана мне эта порода людей, которые
при  помощи  мелочных  обрЯдов,  вздорных  выдумок  и диких воплей подчинЯют
смертных   своей   тирании,   а   сами   мнЯт    себЯ   новыми   Џавлами   и
ЂнтониЯми<sup>10</SUP>.
     <b>
     <a name="Glava_55"></A>ѓ‹Ђ‚Ђ LV</B>

     Ћхотно  покидаю  Я  этих  бесчестных  лицедеев,  которые,  прикидываЯсь
набожными,  черной  неблагодарностью платЯт  мне  за  мою  благостыню,  и  с
удовольствием завожу речь о королЯх  и о знатных придворных, кои чтут менЯ с
прЯмодушием  и откровенностью, достойными  людей благородных. —то, если бы у
этих господ  завелось хотЯ бы на пол-унции  здравого смысла? Љак  печальна и
незавидна была  бы их жизнь! Џраво, никто не стал бы добиватьсЯ власти столь
дорогою  ценой,  как клЯтвопреступление  и  убийство, если бы предварительно
взвесил,  что  за  бремЯ  возлагает на  свои  плечи  всЯкий,  желающий  быть
государем. Љто взЯл в свои руки кормило правлениЯ, тот обЯзан помышлЯть лишь
об  общественных, а  отнюдь  не о частных своих  делах, не отступать  ни  на
вершок  от  законов, каковых  он и автор и исполнитель, следить постоЯнно за
неподкупностью должностных  лиц и судей; вечно он у всех перед  глазами, как
благодетельнаЯ звезда, чистотой и непорочностью своей хранЯщаЯ от гибели род
человеческий,  или  как грознаЯ  комета, всем несущаЯ  гибель.  Џороки  всех
остальных лиц  губительны длЯ немногих и по большей части остаютсЯ скрытыми,
но государь поставлен так высоко, что если он позволит себе хотЯ бы малейшее
уклонение от путей чести, тотчас же словно  чума распространЯетсЯ среди  его
подданных. Ѓогатство и могущество государей умножают длЯ них поводы свернуть
с  прЯмой дороги: чем больше  вокруг них разнузданности, наслаждений, лести,
роскоши, тем бдительнее должны они следить за  собой, дабы не ошибитьсЯ и не
погрешить  в  чем-либо против  обЯзанностей  своего  званиЯ. Ќаконец,  какие
козни,  какаЯ ненависть, какие опасности  подстерегают их, не  говорЯ  уже о
страхе перед тем неизбежным мгновением, когда единый истинный царь истребует
у них отчет даже в  малейшем проступке,  истребует с тем большею строгостью,
чем шире была  представленнаЯ им власть! …сли бы, повторЯю, государь взвесил
в уме своем все это и многое другое в том  же роде, -- а он бы так и сделал,
обладай он здравым разумением, -- то,  полагаю, не  было бы ему отрады ни во
сне, ни в пище. Ќо, благодарЯ моим дарам,  государи возлагают  все заботы на
богов,  а  сами  живут в  довольстве и  веселии  и,  дабы  не смущать своего
спокойствиЯ, допускают к себе только таких людей,  которые привыкли говорить
одни приЯтные  вещи. Ћни уверены, что  честно исполнЯют свой монарший  долг,
если усердно  охотЯтсЯ, разводЯт породистых жеребцов,  продают не без пользы
длЯ себЯ должности и чины и ежедневно  измышлЯют новые способы набивать свою
казну,  отнимаЯ  у  граждан  их  достоЯние.  „лЯ  этого,  правда,  требуетсЯ
благовидный  предлог, так  чтобы даже  несправедливейшее дело имело  внешнее
подобие справедливости. ’ут в виде приправы к делам,  произносЯтсЯ несколько
льстивых слов с целью привлечь души подданных.
     ’еперь вообразите  себе -- а ведь это встречаетсЯ и в жизни -- человека
невежественного в законах, чуть не прЯмого врага общего блага, преследующего
единственно  свои  личные  выгоды,  преданного  сладострастию,  ненавистника
учености,  ненавистника  истины  и  свободы,   менее  всего  помышлЯющего  о
процветании  государства,  но  все мерЯющего меркою собственных  прибытков и
вожделений.  Ќаденьте  на  такого   человека   золотую  цепь,  указующую  на
соединение  всех доб