оргиЯх, второго -- когда он с
великим  искусством  сладостно играл на  своей  лире. Њежду  прочим, нередко
деЯниЯ этого бога смешивают с деЯниЯми ћпитера.
     ‘мысл  мифа,  как мне  кажетсЯ, моральный,  и,  пожалуй,  трудно  найти
что-нибудь лучшее во  всей  философии морали.  ‚  образе  ‚акха изображаетсЯ
природа  страсти,  т. е. аффектов и  волнений души. €так, прежде всего --  о
зарождении страсти. €сточником всЯкой страсти, даже самой опасной,  ЯвлЯетсЯ
не  что иное.  как кажущеесЯ  благо.  ’очно так  же как  матерью добродетели
ЯвлЯетсЯ подлинное благо,  матерью страсти  ЯвлЯетсЯ кажущеесЯ благо. ЏерваЯ
из  них  --  законнаЯ  супруга  ћпитера  (в   образе  которого  представлена
человеческаЯ  душа),  втораЯ  -- любовница, котораЯ, однако, подобно ‘емеле,
стремитсЯ   соперничать   с  ћноной  в   почестЯх.  ‡арождаетсЯ  страсть   в
недозволенном желании, которому  бездумно предаютсЯ раньше,  чем как следует
осмыслЯт и оценЯт его. Ђ уж после того, как страсть разгорелась, ее мать (т.
е. природа и внешний облик блага) разрушаетсЯ и гибнет от невыносимого жара.
„альнейшее   же   развитие  зародившейсЯ  страсти  таково:  ее  вскармливает
человеческий дух,  ЯвлЯющийсЯ  ее родителем,  и прЯчет ее преимущественно  в
своей низшей части  (как в  бедре),  а она колет,  потрЯсает, угнетает  его,
мешает его действиЯм и решениЯм, так что он как будто хромает. € даже тогда,
когда она,  не  встречаЯ  противодействиЯ,  с  течением  времени окрепнет  и
выльетсЯ  в  действие  или,  пользуЯсь  Языком  мифа, родитсЯ  по  истечении
положенного  срока на  свет,  она  все  еще  некоторое  времЯ  находитсЯ  на
воспитании у Џрозерпины, т. е. ищет  себе убежище,  остаетсЯ тайной, как  бы
скрываЯсь под землей до тех пор, пока не сбросит с себЯ узду стыда и страха,
и,  призвав  себе  на  помощь  дерзость, либо  постараетсЯ  выдать  себЯ  за
какую-нибудь добродетель,  либо пренебрегает даже самим позором. “дивительно
верной ЯвлЯетсЯ мысль о том, что всЯкий более или менее сильный аффект похож
на существо,  имеющее признаки  обоих  полов, ибо он  всегда несет в себе  и
мужскую настойчивость, и женскую слабость. ‚еликолепен и образ воскресающего
после  смерти ‚акха.  „ействительно, аффекты  иной  раз  кажутсЯ уснувшими и
мертвыми, но ни в коем случае нельзЯ этому  верить, даже если они погребены,
потому что, если представитсЯ повод и удобный случай, они воскреснут вновь.
     €нтересна  и  метафора  открытиЯ виноградарства. ‚се страсти  проЯвлЯют
удивительную изобретательность и умение в поисках длЯ себЯ пищи и подходЯщей
среды, Ќо из  всего, что известно  людЯм,  ничто  сильнее и  действеннее  не
возбуждает и не воспламенЯет какие  бы  то  ни было волнениЯ и беспокойства,
чем вино. „а и вообще оно разжигает  все  страсти. Ћчень  удачно изображение
аффекта,  т.  е. страсти,  как  покорителЯ  чужих  земель,  предпринимающего
бесконечно далекий поход. ‚едь страсть никогда не может остановитьсЯ, но все
времЯ подстрекаемаЯ не знающим  проделов, ненасытным желанием стремитсЯ  все
дальше  и  постоЯнно  жаждет  нового.  ‘трастЯм  сопутствуют  тигры  и  даже
впрЯгаютсЯ в их колесницу. €бо, как только страсть перестает двигатьсЯ сама,
а взбираетсЯ на колесницу, когда она побеждает разум и торжествует над  ним.
она становитсЯ жестокой, неукротимой и  безжалостной по отношению  ко всему,
что пытаетсЯ противоречить ей или боротьсЯ с ней. Ћстроумен и образ плЯшущих
вокруг  колесницы  ‚акха безобразных и  смешных  демонов. ‚едь любые сильные
аффекты  порождают во взглЯде,  в самом выражении лица и  во  всех движениЯх
человека  нечто нелепое, недостойное, суетливое и безобразное, и если иному,
может быть, покажетсЯ, что он великолепен и величествен в какой-нибудь своей
страсти  (например,  в  гневе,   гордости,  любви),  то  всем  остальным  он
представлЯетсЯ безобразным и смешным. ‚ свите страсти  мы видим и Њуз. ‚едь,
пожалуй, нельзЯ  найти ни  одной страсти,  сколь бы дурной и  низкой она  ни
была,  котораЯ  бы   не   имела  своих  защитников  и  хвалителей.  €  здесь
снисходительное  отношение к  порокам и безнравственность  писателей нанесли
огромный ущерб  величию  искусства и Њуз,  которые вместо  того, чтобы  быть
путеводителЯми и  знаменосцами на жизненном пути (а это их долг), становЯтсЯ
нередко прислужницами и угодницами страстей.
     Ќо особенно замечательна аллегориЯ ‚акха, полюбившего ту, котораЯ  была
отвергнута и  покинута другим. „ействительно, не может вызывать ни малейшего
сомнениЯ,  что  страсти  добиваютсЯ  и  стремЯтсЯ  к  тому,  что  уже  давно
отвергнуто  опытом.  €  пусть  все те, кто  в угоду  своим страстЯм,  рабами
которых они ЯвлЯютсЯ, безмерно высоко ценЯт  возможность обладаниЯ предметом
своих  желаний, будь  то почести, любовь, слава, знание или  что-нибудь еще,
знают, что они стремЯтсЯ к тому, что уже  оставлено многими другими, которые
на  протЯжении почти  всех  веков,  убеждаЯсь  на опыте  в  тщетности  своих
желаний,  отбрасывали и  отвергали их. Ќе  лишено  тайного смысла и  то, что
‚акху посвЯщен именно плющ. ‡десь важны две вещи: во-первых, то,  что плющ и
зимой остаетсЯ зеленым, а во-вторых, то, что он  растет, обвиваЯ и охватываЯ
множество  разных  предметов  --  деревьЯ,  стены,  зданиЯ. Џервое  ЯвлЯетсЯ
символом того, что всЯкаЯ страсть,  подобно плющу  во  времЯ зимних холодов,
растет  в результате сопротивлениЯ,  оказываемого ей,  стремЯсь к тому,  что
запрещено  и  в   чем  отказано,   и  набирает   силу  путем,  так  сказать,
противоборства.  ‚о втором  случае  речь  идет о  том,  что  любаЯ  страсть,
господствующаЯ в человеческой душе, подобно плющу, обвивает и  свЯзывает все
ее действиЯ и решениЯ, так что едва ли можно найти в душе что-нибудь, на чем
страсть не оставила бы свой отпечаток. Ќет ничего удивительного и в том, что
‚акху  приписываетсЯ  создание суеверных  обрЯдов, ибо  почти  все  безумные
страсти пышно  расцветают  в  ложных  религиЯх,  так что нечестивые  сборища
еретиков  превзошли  даже вакханалии Язычников, чьи  суеверные  обрЯды  были
столь  же  кровавы,  сколь  и   отвратительны.  ’очно  так  же   нет  ничего
удивительного и в представлении  о том, что  ‚акх насылает приступы безумиЯ,
ибо всЯкий  аффект в  конечном счете есть не  что иное,  как кратковременное
безумие, а  если же  он оказывает более  длительное  воздействие  на  душу и
прочно овладевает ею, то нередко приводит к тЯжелому и длительному душевному
заболеванию.  Ћчень Ясную  аллегорию  заключает  в себе рассказ о  Џенфее  и
Ћрфее, растерзанных во времЯ оргий ‚акха. ‹юбой  сильный аффект  ненавидит и
не выносит две вещи: проЯвление интереса и любопытства к нему и желание дать
спасительный и честный  совет. € здесь не поможет даже  то, что интерес этот
чисто  созерцательный,  что в  нем нет  никакого  злого  умысла, что он лишь
проЯвление  любопытства, как  у  ЏенфеЯ, забравшегосЯ на  дерево. Ќе поможет
здесь и то, что  наставлениЯ и  советы даютсЯ в самой мЯгкой форме и что они
правильны:  в любом случае оргии не  терпЯт ни ЏенфеЯ, ни ЋрфеЯ. Ќаконец,  с
полным основанием можно  найти метафорический  смысл и в  смешении ћпитера и
‚акха. ‚едь любое благородное и  знаменитое деЯние,  любой великий и славный
подвиг  могут  иметь своим источником  как  добродетель, мудрость  и величие
духа, так и  скрытые  аффекты  и  тайную страсть (поскольку и добродетель, и
страсть  в равной мере находЯт  удовольствие в известности и одобрении),  и,
таким образом, не легко порой отличить деЯниЯ „иониса от деЯний ћпитера.
     Ќо мы слишком долго задерживаемсЯ в театре, войдем же теперь  во дворец
духа, переступать порог которого надлежит с большим уважением и вниманием.
         * ЉЌ€ѓЂ ’ђ…’њџ * 

        ѓлава I
     <i>ђазделение науки на  теологию и философию</i>. <i>ђазделение философии на  три
учениЯ:  о божестве, о природе, о человеке</i>. <i>Ћпределение первой философии как
общей матери всех наук</i>
     ‚сЯ историЯ, великий государь, шествует по земле и скорее указывает нам
путь, чем освещает его. Џоэзию же можно сравнить со сновидением  знаниЯ: она
приЯтна, разнообразна, хочет казатьсЯ  владеющей чем-то божественным, на что
претендуют  и   сами  сновидениЯ.  Ћднако  настало  времЯ  мне  пробудитьсЯ,
оторватьсЯ от земли и пронестись по прозрачному эфиру философии и наук.
     ‡нание  по его  происхождению можно уподобить воде: воды либо падают  с
неба, либо возникают из земли. ’очно так же и  первоначальное деление знаниЯ
должно  исходить  из  его  источников. Ћдни из этих  источников находЯтсЯ на
небесах,  другие -- здесь,  на  земле. ‚сЯкаЯ наука дает нам  двоЯкого  рода
знание.   Ћдно  есть  результат   божественного   вдохновениЯ,   второе   --
чувственного  восприЯтиЯ.  —то  же касаетсЯ  того  знаниЯ,  которое ЯвлЯетсЯ
результатом  обучениЯ,  то оно  не  первоначально,  а основываетсЯ  на ранее
полученном  знании, подобно  тому  как  это  происходит с  водными потоками,
которые питаютсЯ не только из  самих источников, но  и принимают в себЯ воды
других  ручейков. ’аким образом, мы разделим науку на  теологию и философию.
Њы имеем здесь  в  виду боговдохновенную,  т. е. свЯщенную,  теологию, а  не
естественную  теологию, о  которой мы будем  говорить несколько позже. Ђ эту
первую, т.  е. боговдохновенную,  мы  отнесем в  конец сочинениЯ,  чтобы  ею
завершить наши рассуждениЯ,  ибо  она ЯвлЯетсЯ  гаванью  и субботой длЯ всех
человеческих размышлений.
     “ философии троЯкий  предмет -- Ѓог, природа, человек и сообразно этому
троЯкий путь воздействиЯ. Џрирода воздействует на интеллект непосредственно,
т.  е. как бы прЯмыми лучами; Ѓог же воздействует на него через неадекватную
среду (т. е. через творениЯ) преломленными лучами; человек же, становЯсь сам
объектом собственного познаниЯ, воздействует на свой  интеллект  отраженными
лучами. ‘ледовательно, выходит, что философиЯ делитсЯ  на три учениЯ: учение
о божестве, учение о природе, учение о человеке. Ђ так как различные отрасли
науки нельзЯ  уподобить  нескольким линиЯм, расходЯщимсЯ  из одной точки,  а
скорее  их можно сравнить  с  ветвЯми дерева, вырастающими из одного ствола,
который  до того,  как разделитьсЯ  на  ветви, остаетсЯ на некотором участке
цельным  и  единым, то, прежде чем  перейти  к  рассмотрению частей  первого
делениЯ, необходимо  допустить  одну всеобщую науку, котораЯ  была бы как бы
матерью  остальных наук и в  развитии  их  занимала такое же  место, как тот
общий участок пути, за которым дороги начинают расходитьсЯ в разные стороны.
ќту науку мы назовем "перваЯ  философиЯ", или  же  "мудрость"  (когда-то она
называлась  знанием  вещей  божественных и  человеческих). ќтой  науке мы не
можем противопоставить никакой другой, ибо она  отличаетсЯ от остальных наук
скорее своими границами, чем содержанием и предметом, рассматриваЯ вещи лишь
в  самой общей  форме. џ не  вполне уверен, следует  ли отнести  эту науку к
разрЯду тех, которые требуют дальнейшего исследованиЯ, однако все  же думаю,
что это следует сделать.  ‚едь мы имеем по существу лишь какую-то  мешанину,
сырую,  непереваренную  массу  научных  знаний,  собранных  из  естественной
теологии, логики, отдельных разделов физики (например,  о первых началах и о
душе),  и   эту-то  мешанину   некоторые  самовлюбленные  люди,  прикрываЯсь
высокопарными  речами, пытаютсЯ  поставить  над всеми  науками. Њы же весьма
скромно  стремимсЯ  лишь к тому,  чтобы существовала  наука, котораЯ была бы
собранием аксиом не одной какой-нибудь науки, а многих наук.
     Ќикто  не  станет  спорить  с  тем, что  такого рода  аксиом существует
множество. Ќапример: "…сли к  неравным величинам прибавить равные, то  суммы
будут  также  неравны" -- это  правило математики.  Ќо  то же правило  можно
применить  и  к  области  этики,  во  всЯком  случае  в  том,  что  касаетсЯ
"справедливости  распределениЯ",  так как  в  применении  к  "справедливости
обмена"   принцип  равенства   требует,   чтобы   неодинаковым   воздавалось
одинаковое,  тогда как при "справедливости распределениЯ",  если  не воздать
неодинаково  неодинаковым, произойдет величайшаЯ  несправедливость *.  "…сли
две  величины  равны  третьей,  то  они равны и  между  собой" --  это  тоже
математическое правило; но оно в то же  времЯ настолько  важно в логике, что
становитсЯ основанием силлогизма. "Џрирода проЯвлЯет себЯ  преимущественно в
самом  малом"  --  этот  важнейший  физический  принцип  привел  к  созданию
„емокритом теории атомов. Ќо этот же принцип был удачно применен Ђристотелем
к области политики, когда он начал изучение государства с семьи. "€зменЯетсЯ
все,  но не  гибнет ничто" <i>--</i>  этот  общий  принцип формулируетсЯ  в  физике
следующим образом: "Љоличество  материи не увеличиваетсЯ  и не уменьшаетсЯ".
Ќо  этот же принцип  в  применении к естественной  теологии принимает другой
вид: "‘оздать нечто  из  ничего и  обратить нечто в  ничто  -- доступно лишь
всемогущему  Ѓогу", что подтверждает  и  ‘вЯщенное писание: "џ знаю, что все
творениЯ Ѓога -- вечны, и мы ничего не можем ни прибавить к ним, ни убавить"
^  "‘ведение вещи к первоначалам  --  предотвращает  ее уничтожение"  -- это
принцип физический,  но он же,  как верно заметил  Њакиавелли, применим  и в
политике, так как лучшее средство предотвратить гибель государства -- это их
преобразование  и  возвращение  к  старинным  нравам *. "ђазвивающаЯсЯ  Язва
заразнее созревшей" -- эта истина из области естественных наук, но она может
быть с  успехом  применена  и к области этики,  ибо  самые испорченные люди,
самые  страшные  преступники  наносЯт  значительно  меньше  вреда  состоЯнию
общественных нравов, чем люди, у которых  их недостатки и пороки уживаютсЯ с
некоторой видимостью добродетели  и благоразумиЯ. "’о, что сохранЯет большую
форму, производит более сильное действие" -- это физический принцип, ибо, не
даваЯ  возможности распастьсЯ всеобщей  свЯзи  вещей, препЯтствуЯ тем  самым
образованию,  как  говорЯт,   вакуума,  он  способствует   сохранению  всего
мирозданиЯ. Ќо его можно применить и к более узкой области лишь плотных тел,
ибо он  объЯснЯет притЯжение  тЯжелых  тел  массой земли. € первое  действие
преобладает. ќтот же принцип применим и в политике, ибо то, что способствует
сохранению самого государства, по своей природе  оказываетсЯ  более сильным,
чем то,  что  способствует  лишь  благу  отдельных  его членов. Џодобным  же
образом  этот принцип действует  и в теологии, ибо  среди всех теологических
добродетелей выделЯетсЯ милосердие  -- добродетель  наиболее  всеобъемлющаЯ.
"‘ила действиЯ возрастает благодарЯ противодействию противоположного" -- это
физический закон. Ќо он же удивительным образом имеет силу и в политике; ибо
Ярость любой группировки возрастает вместе с усилением враждебной ей группы.
"„иссонанс,  сразу  же  сменЯющийсЯ  созвучием,  образует  гармонию"  -- это
музыкальное правило. Ќо оно  же применимо и в области этики,  и в  отношении
различных аффектов. €звестнаЯ музыкальнаЯ  фигура,  когда неожиданно  уходЯт
от, казалось  бы, уже наступившей  концовки,  или так  называемой  каденции,
соответствует риторической  фигуре  "обмана ожиданиЯ" ^ „рожащий звук струны
доставлЯет  слуху  такое  же  наслаждение,  какое  доставлЯет  зрению  свет,
отраженный от воды или драгоценного камнЯ:
     ...и блистает под светом трепещущим море °.
     Ћрганы чувств действуют по принципу  отражениЯ. ќто  имеет  место  и  в
области зрительного  восприЯтиЯ  -- ведь глаз подобен стеклу  или воде;  и в
области слухового восприЯтиЯ -- ведь орган  слуха  можно сравнить  с  пустой
полостью,  отражающей звук.  ќтих  немногих примеров,  полагаю,  достаточно,
чтобы  понЯть мою мысль. Ѓолее того,  ведь и персидскаЯ магиЯ, о которой так
много  говорили, занималась  главным  образом  поисками  соответствий  между
ЯвлениЯми  природы и  общественной жизни. ‚се то, что  мы назвали,  и многое
другое  в  том же роде  не  ЯвлЯетсЯ  простым совпадением (как это, пожалуй,
могло  бы показатьсЯ людЯм  недостаточно  проницательным)  ,  но  совершенно
очевидно представлЯет  собой  общие знаки и  приметы  природы,  которые  она
запечатлела  на самых  различных своих созданиЯх и  в разных областЯх. Ќикто
еще серьезно не  занималсЯ этим вопросом. Њожет быть в сочинениЯх выдающихсЯ
авторов и можно  изредка  встретить отдельные из этих истин,  причем  всегда
только  применительно к данному  содержанию, но еще никто не создал  полного
собраниЯ таких аксиом  и  принципов, которые были  бы  применимы как общие и
основополагающие  в различных науках. Ђ между тем  именно это могло бы лучше
всего показать единство природы, что и ЯвлЯетсЯ задачей первой философии.
     ‘уществует  и другой раздел первой  философии, который может показатьсЯ
уже  старым и  известным, если  судить  лишь по  словам, и  который ЯвлЯетсЯ
совершенно  новым и  неразработанным,  если иметь  в  виду поставленную нами
цель. ђечь идет об исследовании привходЯщих качеств сущего (ens), которые мы
можем назвать  трансценденциЯми, т.  е. таких понЯтий, как большое и  малое,
подобное и различное, возможное и невозможное, а также бытие (ens) и небытие
и  т.  и. Џоскольку все эти  вопросы,  собственно,  не  относЯтсЯ  к области
физики,  а  диалектика  изучает их  скорее с точки зрениЯ развитиЯ искусства
доказательства,  чем  познаниЯ   сущности  Явлений,  то  во   всЯком  случае
целесообразно, чтобы исследование такого рода вопросов, само  по себе весьма
важное и полезное, не было совершенно забыто, а нашло себе по  меньшей  мере
хоть какое-то место в нашем разделении наук. Љонечно, мы прекрасно понимаем,
что это исследование  должно вестись совершенно иначе, чем оно обычно велось
до сих пор. Ќапример, никто из тех, кто писал о понЯтиЯх "многое" и "малое",
не  попыталсЯ понЯть  и  объЯснить,  почему  в  природе существует  и  может
существовать такое обилие  одних вещей  и так малочисленны  и  редки другие;
действительно,  не может быть так, чтобы в природе существовало так же много
золота,  как и  железа,  так же  много  роз,  как  и  травы,  так' же  много
модифицированного,  как  и немодифицированного.  ђавным образом из тех,  кто
писал о понЯтиЯх  "подобное" и "различное",  никто  не  объЯснил  достаточно
убедительно,  почему почти всегда между  различными видами  существуют некие
промежуточные  виды,  обладающие   признаками  того  и  другого  вида,  как,
например: мох  -- между плесенью и растением;  рыбы,  которые  прикреплены к
камнЯм под водой и не могут  передвигатьсЯ,  --  между растением и животным;
мыши,  крысы и т. п., занимающие сроднее  место между животными, родившимисЯ
из  гниениЯ, и  животными, рождающимисЯ из  семени,  летучие мыши  --  между
птицами и четвероногими; летучие рыбы (теперь уже широко известные) -- между
птицами и рыбами;  тюлени -- между  рыбами  и четвероногими и  т. д.  „алее,
никто не попыталсЯ выЯснить  и причину того, почему, если подобное стремитсЯ
к подобному, железо не притЯгивает железо, а магнит делает это; точно так же
и золото не притЯгивает  золото, хотЯ и притЯгивает ртуть. Ћтносительно всех
этих  и подобных им вопросов  исследованиЯ о трансценденциЯх хранЯт глубокое
молчание, ибо авторы их больше заботЯтсЯ о красотах и тонкостЯх стилЯ, чем о
точном  и  основательном  знании вещей.  Џоэтому  мы  и хотим, чтобы  перваЯ
философиЯ включила в себЯ подлинное и глубокое изучение этих трансценденций,
или привходЯщих признаков сущего, основывающеесЯ на законах природы, а не на
правилах красноречиЯ.  ‚от  что следовало  сказать о первой  философии,  или
мудрости,  которую  мы  с полным  основанием относим к  тем  наукам, которые
нуждаютсЯ в дальнейшем развитии.
        ѓлава II
     <i>Ћ  естественной  теологии;  учение  об  ангелах  и   духах,  ЯвлЯющеесЯ
приложением к этой науке</i>
     €так, отведЯ положенное место общей родительнице наук, котораЯ, подобно
Ѓерекинтии (Љибеле) <i>",</i> радуетсЯ, видЯ столь  многочисленное  потомство богов
--
     ‚сех -- небожителей, всех -- обитающих крайние выси ",
     вернемсЯ к нашему разделению философии на три учениЯ: о Ѓоге, о природе
и  о человеке.  „ействительно,  естественнаЯ  теологиЯ  совершенно правильно
называетсЯ также  и божественной  философией. …е определЯют как такое знание
или скорее даже искру знаниЯ, которое можно получить о Ѓоге с помощью  света
самой природы  и созерцаниЯ  его  творений, как науку, котораЯ  вполне может
считатьсЯ божественной (имеЯ  в виду характер ее  объекта) и в  то же  времЯ
естественной дисциплиной (имеЯ  в  виду  метод  ее изучениЯ). Џодлинные цели
этой науки  сводЯтсЯ  к  изобличению  и  опровержению  атеизма,  а  также  к
раскрытию  законов  природы,  и она  не  ставит  своей задачей  установление
религии. ‚едь  Ѓог никогда не творил чуда  длЯ  того, чтобы обратить в  веру
атеиста,  ибо  тот может  прийти к познанию Ѓога  и с  помощью  самого света
природы;  чудеса же существуют длЯ  обращениЯ  идолопоклонников и суеверных,
которые уже познали божество,  но не нашли достойного  его почитаниЯ, потому
что света  природы  недостаточно  длЯ  пониманиЯ  воли  божьей или  познаниЯ
достойного его  почитаниЯ. Џодобно тому как  творениЯ мастера раскрывают нам
его талант и мастерство, но ни в  коей  мере не могут нарисовать его  образ,
так и творениЯ создателЯ  говорЯт об его всемогуществе и  мудрости, но ни  в
коей мере не рисуют его образ. €  здесь представлениЯ Язычников отступают от
свЯтой истины. ‚едь они  считали мир образом  Ѓога,  человека  же -- образом
мира. Ќо ‘вЯщенное писание не удостаивает подобной  чести  мир и считает его
отнюдь  не  образом  божьим,  но  лишь творением  рук  его; человека же  оно
называет  непосредственным  образом  и подобием божьим. Џоэтому то,  что Ѓог
существует, что он управлЯет миром, что он всемогущ, что он мудр и знает все
наперед, что он добр, что он воздает всем по заслугам и наказывает виновных,
что он заслуживает поклонениЯ, можно  доказать лишь  с помощью его творений;
эти же творениЯ могут раскрыть нам и многие удивительные тайны его атрибутов
и  еще  в  значительно  большей  степени  --  тайны  его  мудрого управлениЯ
‚селенной. ќта тема была весьма плодотворно исследована рЯдом писателей. Ќо,
как  мне  кажетсЯ,  весьма рискованно, опираЯсь на созерцание  материального
мира  и  принципы  человеческого разума, рассуждать  о  таинствах веры,  или
убеждать кого-то более или менее настойчиво,  или,  наоборот, с любопытством
исследовать все это и пытатьсЯ  проникнуть в то,  каким  образом совершаетсЯ
это  таинство.  "Ћтдай вере  то,  что  ей принадлежит". ‚едь  даже  Язычники
приходЯт  к тому  же самому выводу в своем знаменитом, поистине божественном
мифе о золотой цепи, ибо  ни люди, ни боги не смогли сбросить ћпитера с неба
на землю; ћпитер же,  наоборот, сумел поднЯть  их с земли на  небо ^ Џоэтому
напрасно потратит  свои (илы  тот, кто попытаетсЯ подойти  к небесным тайнам
религии  с  мерками  нашего  разума.  ‚место  этого следует  с  восторгом  и
преклонением обратить  наши мысли к престолу небесной истины. ’аким образом,
Я не вижу никаких  недостатков в этой части естественной теологии, скорее уж
здесь можно найти некоторые излишества, и, длЯ  того чтобы указать на них, Я
сделал  это  небольшое   отступление,  имеЯ  в  виду  огромные  трудности  и
опасности, угрожающие в результате как религии,  так и  философии, поскольку
именно это  обстоЯтельство  порождает как религиозную ересь, так  и пустую и
ложную философию.
     ‘овсем иначе  обстоит  дело с природой ангелов и духов, которую  нельзЯ
назвать непознаваемой и запретной длЯ  человеческого ума, наоборот, доступ к
ее познанию в  значительной  мере облегчен  тем родством, которое существует
между нею и человеческой душой. Џравда, ‘вЯщенное писание предупреждает нас:
"Џусть никто  не  обманет вас  высокопарными  речами  и почитанием  ангелов,
вмешиваЯсь в то, чего он не знает" '°. Ћднако если внимательно продумать это
предостережение,  то  мы  обнаружим лишь  две вещи,  которые  нам  запрещают
делать: первое -- чтить ангелов  наравне с Ѓогом,  второе  -- придерживатьсЯ
сумасбродных  представлений о  них,  считаЯ  их отличными  от всех остальных
творений   или   претендуЯ   на   такое  знание   их  природы,   которым   в
действительности никто не обладает. Ќо разумное их исследование,  пытающеесЯ
поднЯтьсЯ к  познанию их природы по лестнице  телесных вещей либо увидеть ее
как в зеркале в человеческой душе, никогда не встречает никаких препЯтствий.
’о  же самое  следует сказать и  о нечистых  духах, утративших свое  прежнее
состоЯние. Ћбщение  с ними  и использование их  помощи  непозволительны, тем
более какое  бы  то  ни  было  их почитание и поклонение  им. Ќо изучение  и
познание их природы,  могущества и коварства  с помощью не только  отдельных
мест  ‘вЯщенного  писаниЯ, но  и путем  размышлениЯ и опытного  исследованиЯ
занимает отнюдь  не последнее  место в  духовной мудрости". ‚едь  именно так
говорит  апостол: "Ќам известны  их хитрые замыслы" '^. Џоэтому  с  таким же
правом можно  исследовать в  естественной теологии природу демонов, как  и в
естествознании природу Ядов,  или  в этике природу пороков. Ћднако не  стоит
относить эту часть науки, посвЯщенную  изучению  ангелов  и демонов, к числу
требующих дальнейшего исследованиЯ, поскольку об этом писали уже достаточно.
‘корее  следовало   бы   уличить  немалую  часть  такого   рода  авторов   в
несерьезности, суеверии или бесполезных тонкостЯх.
        ѓлава III
     <i>ђазделение естественной философии на теоретическую и практическую</i>.  <i>ќти
две  части  должны  рассматриватьсЯ отдельно  и  в  намерении  автора,  и  в
содержании трактата</i>
     Ћставив,  таким  образом, в стороне естественную теологию (к которой мы
присоединЯем  в качестве  приложениЯ исследование о духах), обратимсЯ теперь
ко второй части, т.  е. к  учению  о природе,  или к естественной философии.
Ћчень хорошо сказал „емокрит: "‡нание природы скрыто в глубинах рудников или
на дно колодцев" '^ Ќеплохо говорЯт и химики о том, что ‚улкан -- это втораЯ
природа  и,  более того, что он  значительно быстрее  совершает  то,  на что
природа обычно тратит много времени, долго  не находЯ  правильного пути. ’ак
почему  бы нам не разделить философию на две части -- на рудник и плавильную
печь,  а  самих  философов -- на рудокопов и кузнецов?  „ействительно,  хотЯ
сказанное  и кажетсЯ  шуткой, однако  мы считаем  в высшей степени  полезным
такого рода деление. ЏользуЯсь знакомыми схоластическими терминами, мы можем
сказать,  что  следует разделить  учение о природе на  исследование причин и
получение результатов:  на  части -- теоретическую  и  практическую.  ЏерваЯ
исследует  недра  природы,  втораЯ  переделывает  природу,  как   железо  на
наковальне. Њне прекрасно известно, как тесно свЯзаны между собой  причина и
следствие, так что иной раз  приходитсЯ при изложении этого вопроса говорить
одновременно  и  о  том  и о другом.  Ќо  поскольку всЯкаЯ  основательнаЯ  и
плодотворнаЯ естественнаЯ философиЯ  использует два противоположных  метода:
один --  восходЯщий  от опыта  к общим аксиомам, другой -- ведущий от  общих
аксиом к новым открытиЯм, Я считаю самым разумным отделить эти две  части --
теоретическую и практическую -- „руг от друга и в намерении автора трактата,
и в самом его содержании.
        ѓлава IV
     <i>ђазделение теоретического учениЯ о природе на физику  и  метафизику, из
которых  физика  исследует  действующую  причину  и  материю,  метафизика</i> --
<i>конечную  причину  и форму</i>.  <i>ђазделение физики  на  учение о  началах вещей,
учение о строении  ‚селенной,  или о Њире,  и  учение о  разнообразии вещей</i>.
<i>ђазделение  учениЯ о разнообразии  вещей на учение о конкретном и учение  об
абстрактном</i>.   <i>ђазделение  учениЯ  о  конкретном  совпадает  с  подобным  же
разделением естественной истории</i>. <i>ђазделение учениЯ об абстрактном на учение
о  состоЯниЯх  (schematismi) материи и учениЯ  о движениЯх</i>. <i>„ва приложениЯ к
теоретической  физике: проблемы естествознаниЯ,  мнениЯ  древних  философов</i>.
<i>ђазделение метафизики на учение о формах и учение о конечных причинах</i>
     ’у часть  естественной философии, котораЯ ЯвлЯетсЯ чисто теоретической,
мы  считаем нужным  разделить  на собственно физику  и метафизику.  Џри этом
делении читатели должны  обратить внимание на то, что мы  употреблЯем термин
"метафизика" совсем в ином смысле, чем это обычно принЯто. Њне  кажетсЯ, что
здесь  уместно сказать  о  нашем  общем принципе  употреблениЯ  терминов. Ћн
сводитсЯ к тому, что, как и в вышеприведенном термине "метафизика", так и во
всех остальных случаЯх,  там, где понЯтиЯ и  значениЯ оказываютсЯ  новыми  и
отступающими  от общепринЯтых, мы  с  величайшим уважением  сохранЯем старый
термин, надеЯсь на то, что  сам порЯдок и Ясный характер объЯснениЯ, которое
мы пытаемсЯ дать в таком случае, избавЯт читателЯ от неправильного пониманиЯ
употреблЯемых  нами терминов, в остальных  же  случаЯх  мы вообще  стремимсЯ
(насколько, разумеетсЯ,  это  возможно  без ущерба  длЯ научной истины)  как
можно меньше отступать  от мыслей  и способов выражениЯ  древних авторов.  ‚
этом  отношении  вызывает удивление самоуверенность ЂристотелЯ,  который  из
какого-то духа  противоречиЯ  объЯвлЯет войну  всей  древности  и  не только
присваивает себе право по своему произволу создавать новые  научные термины,
но  и  вообще  стараетсЯ уничтожить  и предать  забвению всю  предшествующую
науку, так что  нигде  даже не  упоминает ни  самих  древних авторов,  ни их
учений,  если не считать, конечно,  тех случаев, когда он  критикует их  или
опровергает их точку зрениЯ. Љонечно, если он стремилсЯ  прославить свое имЯ
и  приобрести  толпу последователей, то  такое отношение к  предшественникам
соответствовало его намерениЯм, ибо распространЯетсЯ и познаетсЯ философскаЯ
истина  так же, как и истина  божественнаЯ:  "џ пришел  во имЯ отца, и вы не
принимаете менЯ, а если же кто придет к  вам во имЯ свое, его примете" ^. Ќо
если мы  посмотрим,  кто  имеетсЯ  здесь  прежде всего в  виду (а  здесь это
говоритсЯ об Ђнтихристе, самом страшном  обманщике всех времен), то из этого
божественного  афоризма можно сделать вывод, что стремление  "прийти  во имЯ
свое", совершенно не  считаЯсь с наследием прошлого, ЯвлЯющегосЯ, если можно
так сказать, отцом нашего  знаниЯ, не предвещает ничего хорошего длЯ истины,
хотЯ  бы это  и  сопровождалось  очень часто удачей,  --  "вы его  примете".
‚прочем,  Ђристотель,  человек поистине выдающийсЯ, наделенный  удивительным
умом, легко мог,  как  Я  полагаю, заразитьсЯ  этим  честолюбием  от  своего
ученика, с которым он, быть может, соперничал. ‚едь  как Ђлександр  подчинил
себе  все народы, так Ђристотель покорил все другие учениЯ, основав  в науке
своего  рода  монархию. ’ак  что, пожалуй, какие-нибудь недоброжелательные и
злоречивые люди могут назвать его тем же именем, что и его ученика :
     ‘частливый грабитель земель -- плохой пример всему миру ^
     и  точно так же:  "‘частливый грабитель науки" и т.  д. Њы же со  своей
стороны,  желаЯ,   насколько  это  в   наших  силах,   установить  свЯзь   и
преемственность  между  древней и новой наукой,  твердо решили следовать  до
конца за древними и сохранЯть их термины, хотЯ довольно часто нам приходитсЯ
менЯть  их смысл и  определениЯ. ‚ этом мы придерживаемсЯ того сдержанного и
заслуживающего  похвалы метода проведениЯ реформ в  гражданской области, при
котором хотЯ  и  происходЯт изменениЯ  в  государстве,  однако на словах все
остаетсЯ  по-прежнему;  это  как раз то,  о чем говорит ’ацит: "ЌазваниЯ  же
должностей оставались прежними" ^.
     Ќо вернемсЯ к  значению термина  "метафизика" в том смысле,  который мы
придаем  ему.  €з того, что было  сказано  раньше, Ясно, что мы  отделЯем от
метафизики первую философию, хотЯ до сих  пор они рассматривались как одна и
та же наука ^. Џервую  философию мы называем общей матерью  наук, метафизику
же  считаем   одной  из  частей  естественной  философии.  Џредметом  первой
философии мы назвали общие длЯ всех наук аксиомы, а также  относительные или
же привходЯщие признаки  сущего,  которые мы назвали  трансценденциЯми, как,
например: многое и малое, тождественное, различное, возможное, невозможное и
т.  п., предупредив лишь о том, что  эти понЯтиЯ должны рассматриватьсЯ не в
логическом, а  в физическом смысле. €сследование же  таких  вещей,  как Ѓог,
единый,  благой,  ангелы,  духи, мы отнесли  к естественной теологии. ‚полне
законно возникает вопрос, что же в таком случае остаетсЯ на долю метафизики?
‚о  всЯком случае за пределами  природы -- ничего, но зато важнейшаЯ область
самой природы.  €  конечно,  без большого ущерба длЯ истины можно  было бы и
теперь, следуЯ древним, сказать, что физика  изучает то,  что  материально и
изменчиво, метафизика же -- главным образом то,  что абстрактно и неизменно.
‘ другой  стороны, физика  видит в  природе  только  внешнее  существование,
движение и  естественную необходимость, метафизика  же -- еще и ум, и  идею.
‘обственно, к этому же сводитсЯ и наша точка зрениЯ, но мы хотим изложить ее
в Ясных и привычных словах, не прибегаЯ к возвышенному  стилю. Њы  разделили
естественную философию  на  исследование  причин  и  получение  результатов.
€сследование  причин  мы  отнесли к  теоретической философии.  Џоследнюю  мы
разделили на физику и метафизику. ‘ледовательно, истинный принцип разделениЯ
этих  дисциплин  неизбежно  должен вытекать  из  природы причин,  ЯвлЯющихсЯ
объектом исследованиЯ. Џоэтому без всЯких неЯсностей и околичностей мы можем
сказать, что физика -- это наука, исследующаЯ действующую причину и материю,
метафизика -- это наука о форме и конечной причине ^.
     ’аким  образом,  физика  рассматривает изменчивую,  неопределенную и  в
соответствии  с характером  объекта  подвижную  сторону причин и не касаетсЯ
того, что в них ЯвлЯетсЯ постоЯнным.
     Љак этот воск отекает, как глина -- затвердевает
     ‚ том же самом огне... ^
     „лЯ глины огонь ЯвлЯетсЯ причиной твердениЯ, но длЯ воска этот же огонь
причина таЯниЯ. Њы разделим физику на три учениЯ, ибо природа выступает либо
собранной воедино, либо  разрозненной и разъединенной. ‚  основе же единства
природы  лежат либо общие  длЯ всех вещей  начала,  либо  единое  и  цельное
строение ‚селенной. ’аким образом, это единство природы  вызвало к жизни две
части  физики: учение о началах вещей и учение о строении ‚селенной, т. е. о
Њире, которые  мы  обычно называем учениЯми  о  высших родах  бытиЯ.  ’ретье
учение, исследующее природу  в разрозненном  и раздробленном состоЯнии, дает
нам представление о  бесконечном  разнообразии вещей и о низших родах бытиЯ.
Ћтсюда Ясно,  что вообще существуют  три области физики: о  началах вещей, о
системе Њира, т. е. о строении ‚селенной, и  о многообразии природы, т. е. о
природе  в разрозненном состоЯнии. ќто последнее учение, как мы уже сказали,
охватывает псе разнообразие вещей и ЯвлЯетсЯ своего рода первой глоссой, или
толкованием,  "текстов"  природы.  Ќи  одна  из  этих частей не  может  быть
отнесена вполне к  числу нуждающихсЯ в развитии; насколько же  правильно они
разрабатываютсЯ в настоЯщее времЯ, здесь говорить неуместно,
     ”изику, рассматривающую  природу в  раздробленном состоЯнии, т. е.  все
многообразие  вещей,  мы в  свою  очередь  разделим  на  две  части:  физику
конкретного  и физику  абстрактного,  или учение  о  творениЯх  и  учение  о
природах (naturae). ЏерваЯ из них,  говорЯ Языком логики, изучает субстанции
со  всем разнообразием их  акциденций,  втораЯ  изучает акциденции  во  всем
разнообразии субстанций.  Ќапример, когда  речь идет  о льве  или  дубе,  то
очевидно, что  они обладают множеством различных  акциденций; наоборот, если
исследуетсЯ тепло или тЯжесть, то они могут быть присущи множеству отдельных
субстанций.  Џоскольку же  всЯ  физика  занимает  срединное  положение между
естественной историей  и  метафизикой, то перваЯ ее  часть  (если посмотреть
внимательнее)  ближе   к  естественной  истории,  втораЯ  --  к  метафизике.
ЉонкретнаЯ физика делитсЯ на те же  отделы, что и естественнаЯ историЯ, -- о
небесных  ЯвлениЯх, о метеорах, о земном шаре и море, о  больших  собраниЯх,
которые называют элементами,  и меньших  собраниЯх, т. е. видах, кроме того,
об исключительных ЯвлениЯх природы и  о механизмах. „ело в том,  что во всех
этих  случаЯх естественнаЯ  историЯ  исследует само Явление и рассказывает о
нем, физика же интересуетсЯ прежде всего причинами Явлений (при этом следует
иметь в виду, что речь здесь  идет о преходЯщих причинах,  т. е. о материи и
действующей причине).  ‘реди  всех  этих отделов физики  наиболее  слабым  и
совершенно  неразработанным  ЯвлЯетсЯ  тот,  который  посвЯщен  исследованию
небесных Явлений, хотЯ, казалось бы,  он должен был стать  предметом  особой
заботы и  вниманиЯ, имеЯ в виду важность его  содержаниЯ. Џравда, астрономиЯ
строитсЯ  на  большом фактическом  материале,  однако она  еще  очень  слабо
развита и непрочна, астрологиЯ же в большинстве случаев вообще лишена какого
бы то ни было основаниЯ. „остижениЯ астрономии перед человеческим умом можно
сравнить с той жертвой, которую  коварно предложил некогда ћпитеру Џрометей.
‚место  настоЯщего  быка  он поставил  шкуру  огромного и прекрасного  быка,
набитую соломой, листьЯми и  натЯнутую на прутьЯ. ’очно так же и  астрономиЯ
демонстрирует  нам лишь внешнюю  сторону  небесных Явлений  (число звезд, их
положение, движение, периоды), своего рода "шкуру" неба, прекрасную, искусно
и ловко сшитую, но лишенную внутренностей (т. е. физических обоснований), из
которых  с помощью астрономических гипотез можно было  бы вывести теорию, не
только пытающуюсЯ дать удовлетворительное  объЯснение тем  или иным небесным
ЯвлениЯм (а такого рода  остроумных теорий можно придумать множество), но  и
показывающую субстанцию, движение  и взаимное влиЯние небесных  тел  такими,
какими  они  действительно  ЯвлЯютсЯ.  ‚едь уже  давно  подорваны  теории  о
первотолчке и о небесной тверди,  где  звезды  будто  бы прибиты гвоздЯми  к
своим орбитам, как к потолку ^. Ќе намного удачнее и попытки утверждать, что
существуют будто бы  различные  полюсы -- ‡одиака  и Њира, что некий  второй
двигатель  (secundum   mobile)   действует  в  направлении,  противоположном
действию первого двигателЯ, что все на  небе движетсЯ по совершенным кругам,
что существуют эксцентрические  и эпициклические движениЯ, благодарЯ которым
поддерживаетсЯ  постоЯнство движений  по  совершенным  кругам, что  ‹уна  не
производит никаких изменений, никаких возмущений в телах, расположенных выше
нее,  и т. и.  ^ Ђбсурдность  всех этих  предположений заставила  говорить о
суточном движении ‡емли,  что  с нашей  точки зрениЯ совершенно неверно.  Ќо
едва ли  хоть  кто-нибудь  попыталсЯ  выЯснить  физические  причины небесной
субстанции, как звездной, так и межзвездной,  скорости движениЯ небесных тел
относительно друг друга, различной скорости движениЯ одной и той же планеты,
направлениЯ  движениЯ с ‚остока на  ‡апад или, наоборот, их движений вперед,
остановок, движений  вспЯть, подъемов к апогею и  спуска к  перигею; сложных
движений либо по спирали  по направлению от одного тропика  к  другому, либо
изгибами, которые  называютсЯ „раконами;  полюсов вращениЯ и  причины  того,
почему они находЯтсЯ именно в данной части неба, а не в другой; неизменности
расстоЯниЯ некоторых планет от  ‘олнца  и т.  д. <i>""</i> ’акого рода исследованиЯ
почти не предпринимаютсЯ, и все сводитсЯ лишь к математическим наблюдениЯм и
доказательствам. ќти доказательства могут показать, сколь изобретательно все
это можно уложить  в стройную систему и выпутатьсЯ из затруднениЯ, но не то,
каким образом  все это происходит в  действительности;  они  могут  показать
только  кажущеесЯ движение,  вымышленный,  произвольно построенный  механизм
его,  а  отнюдь не  сами причины и истинный характер  этих  Явлений. Џоэтому
астрономиЯ в нынешнем ее виде причислЯетсЯ полностью к математическим наукам
и наносит тем самым известный ущерб своему достоинству,  в то  времЯ как она
должна была бы  (если бы она хотела  сохранить свою  роль) скорее составлЯть
одну из важнейших частей физики. ‚едь  всЯкий, кто откажетсЯ от вымышленного
разрыва  между  надлунным  и  подлунным  мирами и  внимательно  приметсЯ  за
изучение наиболее общих претерпеваний и стремлений материи (а это имеет силу
в  той и другой  сферах и  проходит  вообще  через весь  материальный  мир),
приобретет богатые  познаниЯ  о небесных ЯвлениЯх, опираЯсь на те  сведениЯ,
которые  он получит  на  земле;  и, наоборот, из  наблюдений  над  небесными
ЯвлениЯми он  сможет узнать немало о тех земных  движениЯх, которые остаютсЯ
теперь еще скрытыми от нас, и не только  в той  мере, в какой они зависЯт от
движений  в  верхней  сфере,  но  и  поскольку  они  обладают  общей с  ними
претерпеваемостью (passiones)  ^. Џоэтому мы  считаем,  что физическую часть
астрономии следует отнести  к  тем наукам, которые должны получить развитие.
Њы назовем  ее "живаЯ  астрономиЯ" в отличие от того набитого  соломой  быка
ЏрометеЯ, который был быком лишь с виду.
     ЂстрологиЯ же  полна  всЯческих  суеверий, так что едва  ли в ней можно
обнаружить хоть что-нибудь  здравое. €  все  же мы  считаем,  что ее  скорее
следует очистить от