ней  возникает
новый порыв!..
     ’ак,  подойдЯ к  краю  крыши, птица  вдруг отрывает­сЯ  от  прекрасного
мрамора и уходит в полет...
     <i>ќриксимах.</i> Ѓольше всего на свете Я люблю то, что должно наступить; даже
в  страсти Я не нахожу ничего, что могло бы затмить своей прелестью ее самые
пер­вые  ощущениЯ. ‚сЯкому времени днЯ Я  предпочитаю  зарю. ‚от  почему Я с
таким  упоением  наблюдаю,  как  занимаетсЯ  в  этой  смертной  божественное
движение. ‘мотрите!..  Ћно уже брезжит  в этом  скользЯщем взглЯ­де, который
неудержимо  клонит чело  и  нежные  ноздри  к  озарившемусЯ  плечу... €  всЯ
прекраснаЯ  цельнаЯ  жи­ла   ее   гладкого   мускулистого   тела  постепенно
натЯги­ваетсЯ, извиваетсЯ, --  всЯ,  от стопы до  затылка, трепе­щет...  Ћна
исподволь  обозначает  Явленье  рождающего­сЯ  прыжка...  Ћна  не  даст  нам
вздохнуть,  пока   вдруг   не   взметнетсЯ,  отозвавшись,  как   молниЯ,  на
долгожданный и неожиданный всплеск громозвучных кимвалов!..
     <i>‘ократ.</i>  Ќаконец-то она входит в царство  неповтори­мого и  проникает в
мир невозможного!.. „о чего  же,  друзьЯ мои, наши  души  едины  перед  этим
чудом,  равно  длЯ  них   Явным  и  неодолимым!..  Љак  дружно  впивают  они
прекрасное!
     <i>ќриксимах.</i> ‚сЯ она обращаетсЯ в танец и всЯ от­даетсЯ подвижной стихии!
     <i>”едр.</i> Џолными смысла шагами она сперва  как буд­то  стирает с земли всю
усталость и все неразумие...
     € вот  она строит над нами себе  жилище: точно  свива­ет гнездо в своих
белых руках...  Ђ теперь  вам не  ка­жетсЯ, что стопами она  ткет  под собой
неразличимый  ковер ощущений?..  Љрест-накрест  и  снова  крест-накрест  она
оплетает землю мгновениЯми!..  Ћ, какой дивный узор, как искусно работают ее
быстрые пальцы: они  набегают, уносЯтсЯ, они сходЯтсЯ  и расходЯтсЯ,  и друг
друга преследуют, и разлетаютсЯ!.. Љак  легки они и как проворны, эти чистые
мастерицы  радостей  утраченного времени!.. ќти ноги  воркуют  и ссорЯтсЯ --
точно  две  голубицы!.. ’очка  пространства  заставлЯет  их спорить,  словно
какое-то  зернышко!.. Ћни разом вскипают и -- еще, еще раз -- сталкиваютсЯ в
воздухе!.. <sup>7</sup> ЉлЯнусь Њу­зами, ни к  чьим ногам Я так  не  тЯнулсЯ
устами!
     <i>‘ократ.</i> „ело в  том,  что  твои  уста  завидуют  красно­речивости  этих
волшебниц!  ’ебе  хотелось  бы чувство­вать свои слова легкокрылыми, как эти
ноги, и укра­шать свою речь столь же живыми фигурами, как их прыжки!
     <i>”едр.</i> Њне?..
     <i>ќриксимах.</i>  „а  ведь он помышлЯл  об одном: ему чудилось, что  он нежно
клюет  этих резвых  голубок!.. €  все от страстного  увлечениЯ,  с  каким он
отдаетсЯ  зрелищу  танца.  —то может  быть  естественней, ‘ократ,  и  что --
непритворно  загадочней?.. Ќаш ”едр совсем ослеплен великолепными стойками и
пируэтами Ђтик­теи; он их пожирает глазами, он к ним тЯнетсЯ всем существом;
он  чувствует, он уверен, что по губам  у  не­го пробегают  легкие ониксы!..
<sup>8</sup>  Ќе оправдывайсЯ, ми­лый ”едр,  и  прошу тебЯ, не смущайсЯ... ‚
том, что ты ощущаешь,  нет ничего беспричинного  и ничего вполне Ясного,  --
следовательно, ничего, что расходилось бы в  какой-то  мере с обычаЯми нашей
живой машины.  ђаз­ве мы не представлЯем собой некую органическую ди­ковину?
Ќе  ЯвлЯетсЯ  ли  наша жизненнаЯ система  некой  действующей бессвЯзностью и
неким   движущим  беспорЯдком?..  ђазве  впечатлениЯ,  желаниЯ,   мысли   не
сочетаютсЯ  в нас самым непреложным  и самым непос­тижимым образом?..  Љакое
несоответствие причин и следствий!..
     <i>”едр.</i>  Ќо  ведь  сам  ты  прекрасно  растолковал то,  что  Я  испытывал
безотчетно...
     <i>‘ократ.</i>  ‚ самом деле, дорогой ”едр,  твое волнение можно понЯть. € сам
Я, чем  больше смотрю на эту по­разительную  танцовщицу,  тем более  отдаюсь
размыш­лениЯм о чудесном. ЏонЯть не  могу, как сумела  при­рода наделить эту
хрупкую и тщедушную  девушку  столь  чудовищной силой и живостью.  ѓеркулес,
обра­тившийсЯ в ласточку, -- существует  ли такой  миф?.. -- €  как  удаетсЯ
этой головке, совсем крохотной и тугой, как молодаЯ сосноваЯ  шишка, с такой
четкостью  порож­дать  эту  неистощимую  перекличку всех  ее  членов  и  эти
головокружительные  порывы,  которые  она  творит  и  множит, то и  дело  их
прерываЯ, черпаЯ их из музы­ки и тотчас выносЯ их на свет?
     <i>ќриксимах.</i> Ђ  Я  думаю о силе  насекомого, которое неуемным трепетанием
крыльев  поддерживает  над  зем­лей  свою  тЯжесть,  свой  звенЯщий  клич  и
решимость!..
     <i>‘ократ.</i> ќта вот вьетсЯ в сетЯх наших взглЯдов точ­но  пленнаЯ мушка. Ќо
моЯ пытливаЯ  мысль  бежит по ткани за  нею  следом, стремЯсь  поглотить  ею
создан­ное.
     <i>”едр.</i> ‡начит ли это, дорогой ‘ократ, что ты нас­лаждаешьсЯ только  тем,
что находишь в себе самом?
     <i>‘ократ.</i> Ћ друзьЯ мои, что же такое, в сущности, танец?
     <i>ќриксимах.</i>  ђазве  он  не то,  что  мы  видим?..  —то, по-твоему, может
объЯснить танец лучше самого танца?
     <i>”едр.</i> Ќаш ‘ократ не успокоитсЯ, пока в каждой вещи не выловит душу -- и
даже душу самой души!
     <i>‘ократ.</i> Ќо что же такое танец и что могут пове­дать шаги?
     <i>”едр.</i>  Ћ,</i> прошу  вас,  давайте еще бездумно понас­лаждаемсЯ очарованием
этих движений!.. Ќаправо, на­лево, вперед и назад, вниз и вверх, -- кажетсЯ,
что она расточает  дары, ароматы, благовониЯ и поцелуи, что  саму свою жизнь
она отдает каждой точке небесной и мировым полюсам...
     Ћна чертит  узоры и розы, подвижные звезды и маги­ческие  круги...  Ћна
летит из кольца, как только оно сомкнетсЯ... Ћна летит, настигает видениЯ!..
Ћна  сор­вала цветок, и  он сразу же  обернулсЯ улыбкой!.. Ћ, как  хочет она
разуверить  нас  этой   безмерной   легкостью  в  том,   что   действительно
существует!.. Ћна заблудилась в лабиринте звуков, она хватаетсЯ  за какую-то
нить... ЊилосерднаЯ флейта стала ее избавительницей! Ћ, ме­лодиЯ!
     <i>‘ократ.</i> Ђ теперь кажетсЯ, что  ее обступили  призра­ки...  Ћна дарит им
жизнь, от  них ускользаЯ; но стоит ей повернутьсЯ,  нам чудитсЯ тотчас,  что
она ЯвлЯетсЯ взору бессмертных!
     <i>”едр.</i> Ќе есть ли  она душа всЯкого вымысла --  беглЯнка, порхающаЯ  изо
всех щелей жизни?
     <i>ќриксимах.</i> ’ы думаешь, что  она хоть  что-либо об  этом знает? „умаешь,
кроме  высоких подскоков,  бат­манов  и антраша,  которые она  в свое  времЯ
выучила путем долгих усилий, она притЯзает еще на какие-то чудеса?
     <i>‘ократ.</i> ‚ самом деле, можно взглЯнуть на вещи и в свете этой бесспорной
истины... •олодный  взглЯд легко  счел  бы  ее  одержимой  -- эту диковинную
неуемную жен­щину,  котораЯ  то  и  дело  вырываетсЯ  из своей  собствен­ной
оболочки.  Њежду  тем как  ее обезумевшие конеч­ности словно  бы рвут друг у
друга землю и воздух, ее голова, запрокинувшись,  влачит по полу распущенные
волосы;  ее нога оказалась  на месте  ее головы; и ее па­лец чертит во прахе
какие-то  знаки!..  ‚  конце  концов,  что  это значит?..  ‘тоит только душе
опомнитьсЯ  и от­решитьсЯ,  как  в этом  комическом буйстве она увидит  лишь
нечто странное и отвратительное... …сли  угодно, душа  моЯ,  все это  просто
нелепо!
     <i>ќриксимах.</i>  ’ак  значит,  ты  можешь  по  настроению  понимать  или  не
понимать, видеть по своей прихоти прекрасное или смешное?
     <i>‘ократ.</i> ќто было бы совсем неплохо...
     <i>”едр.</i>  •очешь ли ты  сказать, дорогой ‘ократ, что  твой  рассудок готов
уподобить  танец некоему чужест­ранцу, чей Язык  он  презирает и  чьи манеры
кажутсЯ ему дикими, даже, может быть, неприличными, а то и вовсе бесстыжими?
     <i>ќриксимах.</i>  Џорою  рассудок представлЯетсЯ мне способностью  нашей души
ничего не понимать в на­шем теле!
     <i>”едр.</i> Ћднако Я, ‘ократ, наблюдаЯ за танцовщицей, познаю множество самых
разных  вещей и  множество свЯзей между  вещами, которые  тотчас сливаютсЯ с
мо­ей  собственной мыслью  и,  можно сказать,  как  бы мыс­лЯт  за  ”едра. џ
открываю в  себе такие прозрениЯ, к ко­торым бы ни за что не пришел, одиноко
общаЯсь со своей душой...
     ’олько  что,  например,  мне  казалось,  что   ЂтиктеЯ  выражала  собой
любовь...   Љакую  любовь?..   Ќе  ту  и  не  эту,  не  какое-то  преходЯщее
увлечение!..  Џравда,  она  и  не  думала  изображать влюбленную...  Ќикакой
пан­томимы, никакого театра!  Ќет-нет! Љ чему, друзьЯ мои, разыгрывать роль,
когда  есть движение и размер -- то, что в реальности более всего реально?..
€так, она выра­жала само существо любви!..  Ќо  что же оно  такое?.. €з чего
оно  состоит?.. Љак  его  определить,  как пере­дать  словами? Њы  прекрасно
знаем, что душа любви представлЯет собой непреодолимое различие влюблен­ных,
тогда как  нежнаЯ ее плоть  есть не что иное, как общность их вожделений. €,
стало  быть, нежные ли­нии, божественные  прыжки, изЯщные неподвижные стойки
призваны  рождать в танце такое  универсальное  существо, у которого нет  ни
лица, ни тела, но которое обладает силой, временем  и уделом,  которому даны
жизнь и смерть; которое, собственно, и есть не что иное, как жизнь и смерть,
ибо  желание,  если  оно  разгорелось, не  знает  ни  сна,  ни минуты  покоЯ
<sup>9</sup>.
     ‚от почему одна -- единственнаЯ танцовщица способ­на Явить его взорам в
своих  прекрасных движениЯх. ‚се, ‘ократ,  все в  ней было любовью!..  ‚ ней
были ша­лости, слезы и ребЯческие притворства! —ары, горес­ти, приношениЯ; и
внезапные радости, и сомнениЯ, и печально  ронЯемые  шаги... Ћна славила все
чудеса  разлуки  и  близости;  и порою казалось, ее  овевали  не­вообразимые
бедствиЯ!..  Ђ теперь посмотрите  вы на нее  и  воздайте  хвалу Ђфродите! Ќе
правда ли, она вдруг превратилась  в настоЯщую морскую  волну?.. ’о тЯжелее,
то  легче  своего тела,  она взметаетсЯ, словно бьет о  скалу,  -- и опадает
лениво... ќто плещет волна!
     <i>ќриксимах.</i> ”едр непременно хочет уверить нас, что она нечто изображает.
     <i>”едр.</i> Љак ты считаешь, ‘ократ?
     <i>‘ократ.</i> €зображает ли она что-либо?
     <i>”едр.</i> Ќу да. ’ы согласен, что она нечто изобра­жает?
     <i>‘ократ.</i> Ќичего, милый ”едр. € все, ќриксимах. ‹юбовь, как равно и море,
и саму жизнь, и мысли... ‚ы разве не чувствуете, что перед нами не что иное,
как чистый акт бесконечных метаморфоз? <sup>10</sup>
     <i>”едр.</i>  ’ы  знаешь, божественный ‘ократ,  с  каким иск­ренним,  с  каким
безраздельным доверием вручил Я се­бЯ твоей несравненной премудрости,  с тех
пор как с  тобой познакомилсЯ.  џ  не могу тебЯ слушать,  не верЯ тебе, и не
могу  тебе  верить, не гордЯсь  в то же  времЯ собой, своей верой в тебЯ. Ќо</i>
слышать, что  ЂтиктеЯ ни­чего своим танцем не  выражает, что он не  ЯвлЯетсЯ
прежде  всего изображением любовных  восторгов и ча­ровании, длЯ менЯ просто
невыносимо...
     <i>‘ократ.</i> „а ведь ничего столь  ужасного Я пока еще не сказал!.. Ћ друзьЯ
мои, Я все времЯ  вас спрашиваю,  что  же такое танец; оба вы  это как будто
знаете,  -- но знаете каждый  свое!  Ћдин говорит,  что в танце нет ни­чего,
кроме танца, что он только то, что видЯт здесь наши глаза; другой непременно
хочет уверить, что та­нец нечто изображает и  что, стало быть, он отнюдь  не
только в себе самом,  но главным  образом -- в нас. —то до менЯ, друзьЯ, мое
сомнение  не убывает!.. Њысли  мои изобильны, что никогда не  служит хорошим
знаком!.. €зобильны, сбивчивы и одинаково неотвЯзны...
     <i>ќриксимах.</i> ’ы сетуешь на свое богатство!
     <i>‘ократ.</i>  €збыток   ведет   к  неподвижности.  Ђ   Я,  ќриксимах,  жажду
движениЯ... Њне нужна теперь та легкаЯ сила, котораЯ присуща пчеле и котораЯ
в  свой  черед ЯвлЯетсЯ  самым ценным сокровищем  танцовщи­цы...  Њой  разум
нуждаетсЯ  в  такой силе и в таком нап­рЯженном движении, благодарЯ  которым
насекомое мо­жет повиснуть  над морем цветов;  которые  делают  его  звонким
властителем пестрого  множества их  головок; которые, повинуЯсь ему, относЯт
его то  к одной,  то к другой --  то к какой-нибудь  розе, красующейсЯ  чуть
поодаль; и которые  позволЯют  ему коснутьсЯ  ее,  от нее устремитьсЯ или ее
пронзить...  ќта сила и это  движе­ние вмиг разлучат его с  той, которой оно
пресытилось;  и  они же  тотчас возвратЯт  его к  ней, если  в нем вспых­нет
желание  испить  до  последней  капли  оставшийсЯ  сок,  чей сладостный вкус
неизбывно преследует его в  полете... <sup>11</sup>. €ли же, ”едр, мне нужно
искусное  проворство танцовщицы,  котораЯ,  проникнув  в  гущу моих мыс­лей,
сумеет их  исподволь, одну за другой, пробудить и, вызвав их  из мрака  моей
души,  Явит  их  свету  ваших умов  в самом  лучшем  порЯдке,  какой  только
возможен.
     <i>”едр.</i>  Џродолжай,  продолжай...  џ  вижу  пчелу  у  те­бЯ  на  устах  и
танцовщицу в твоем взглЯде.
     <i>ќриксимах.</i> Џродолжай, о несравненный мастер  в  божественном  искусстве
вверЯтьсЯ  рождающейсЯ   идее!..  ‚сегда   удачливый  виновник   неотразимых
след­ствий диалектической  случайности!..  Џродолжай! ’Яни  золотую  нить...
€звлеки из своих отрешенных глубин некую живую истину! <sup>12</sup>
     <i>”едр.</i>  ‘лучай покорен тебе. Ћн нечувствительно пре­ображаетсЯ  в знание
по мере того, как твой голос его настигает в лабиринте твоей души!
     <i>‘ократ.</i> Ќо сперва Я намерен расспросить нашего врачевателЯ!
     <i>ќриксимах.</i> џ к твоим услугам, дорогой ‘ократ.
     <i>‘ократ.</i> Ћтветь же мне, сын Ђкумена, о ’ерапевт  ќриксимах, ты,  который
так   мало  веруешь  в   скрытую  силу  горчайших  снадобий  и  таинственных
благовоний,  что вовсе их  не используешь; ты,  далее, который, знаЯ не хуже
любого  щеголЯ все секреты  искусства, как равно и природы, не рекомендуешь,
однако, и не вос­хвалЯешь ни мазей, ни масел, ни загадочных притира­ний; ты,
наконец, который не  полагаешьсЯ на эликсиры  и не веришь в тайные зельЯ; о,
врачующий  без насто­ев  и  отрицающий все, что  -- порошки  это  или капли,
лепешки,  шарики или комочки, драгоценные камни или  кристаллы --  липнет  к
Языку, проходит  сквозь  обо­нЯтельный свод  и, достигнув орудий чиханиЯ или
тош­ноты,  убивает  либо живит; ответь,  милый друг мой  ќриксимах,  из всех
целителей  наиболее сведущий в  своем ремесле; ответь же мне: знаешь  ли  ты
среди  этого множества  подвижных и эффективных  веществ и среди  всех  этих
мудреных  составов, в которых твоЯ ученость  видит лишь  средства  тщетные и
презренные, -- скажи, знаешь ли ты в сокровищнице фармакопеи какой-то особый
бальзам  или какое-то  противоЯдное  тело от  этого недуга из недугов,  этой
отравы из отрав, от этого Яда, враждебного всЯкой природе?..
     <i>”едр.</i> Љакого Яда?..
     <i>‘ократ.</i>... €мЯ которому:  <i>тоска  жизни!..</i> џ разумею под  этим --  пойми
менЯ хорошо -- отнюдь не тоску преходЯщую; не тоску  от усталости, не тоску,
чье на­чало известно, и  не  ту,  чьи пределы  видны;  но тоску совершенную,
тоску  чистую --  тоску,  чей  источник не  в  горе, не  в  немощи, ту,  что
уживаетсЯ с самым счастли­вым на вид уделом, -- одним словом, такую тоску, у
которой нет иного содержаниЯ, кроме самой жизни, и нет другой причины, кроме
ЯсновидениЯ живущего. Ђбсо­лютнаЯ эта тоска  есть,  в сущности, не что иное,
как жизнь во всей хвоей наготе, когда она пристально се­бЯ созерцает.
     <i>ќриксимах.</i> ‚ самом деле, стоит нашей душе очис­титьсЯ от всего мнимого,
отказатьсЯ  от  всЯческих  лож­ных прибавок к <i>сущему,</i>  и  бытие наше  тотчас
столкнет­сЯ с опасностью такого холодного, точного, здравого и бесстрастного
рассмотрениЯ человеческой жизни, та­кой, как она есть.
     <i>”едр.</i> †изнь омрачаетсЯ под воздействием истины, как опасный  гриб, если
его разломать, темнеет под дей­ствием воздуха.
     <i>‘ократ.</i> џ спросил тебЯ, ќриксимах, есть ли такое лекарство.
     <i>ќриксимах.</i>  Љ чему лечить столь  разумный недуг? Ќа свете,  конечно же,
нет ничего более пагубного и откровенно  враждебного естеству, нежели <i>видеть
вещи</i> такими, как они есть.</i> •олоднаЯ и совершеннаЯ Ясность есть Яд, с которым
невозможно боротьсЯ.  Љогда сущее предстает нам во  всей наготе, наше сердце
не в силах выдержать... „остаточно  одной  капли этой леденЯщей лимфы, чтобы
ослабить в душе пружины и трепет  же­ланиЯ, уничтожить любую надежду и убить
всех  богов,  пребывающих в нашей  крови. ‘илы  душевные, самые  благородные
краски постепенно  меркнут и угасают.  Џрошлое  обращаетсЯ к  горстку пепла,
будущее  --  в  ма­лую  льдинку.  „уша  узнает себЯ  вдруг в некой пустой  и
законченной форме.  ’аковы  вещи, как  они  есть,  стоит им  только сойтись,
обозначитьсЯ и  сочетатьсЯ самым  точ­ным и самым  губительным образом...  Ћ
‘ократ, мир  не может прожить  ни  минуты, оставаЯсь лишь тем,  что он есть.
‘транно подумать, что это единое  ‚се  неспособно  удовлетворитьсЯ  собой!..
€менно  страх  быть  таким,  как  он  есть,  заставил  его  сотворить  себе,
нарисовать   длЯ   себЯ  мириады  личин;   больше  ничем  нельзЯ   объЯснить
суще­ствование смертных. Ќо длЯ чего  же смертные созда­ны?.. €х  назначение
-- понимать.</i> Џонимать? Ќо что это значит?.. <i>Џонимать означает  одно: быть не
тем,  что ты есть...</i>  € вот люди мыслЯт и  грезЯт,  вносЯ в природу источник
бесчисленных заблуждений и сонмы чудес!..
     Ћшибки, иллюзии, игра зеркал разума придают глубину и жизнь беспомощной
громаде мира... €деЯ заносит в сущее  семЯ несуществующего... Ќо порою вдруг
объЯвлЯетсЯ  истина  и  нарушает  гармонию этой систе­мы миражей  и  обманов
’отчас  все  оказываетсЯ  на  краю  гибели, и  сам  ‘ократ  вопрошает менЯ о
лекарст­ве от этого безнадежного случаЯ ЯсновидениЯ и тоски!..
     <i>‘ократ.</i> Ќу что ж, ќриксимах, раз  такого лекарства нет, ты, быть может,
мне  скажешь  хотЯ  бы,  какое  сос­тоЯние  наиболее   противоположно  этому
состоЯнию  пол­ного   отвращениЯ,  убийственной  трезвости  и  безжалост­ной
очевидности?
     <i>ќриксимах.</i>   Џрежде   всего,   пожалуй,   любое   неистов­ство,   кроме
меланхолического.
     <i>‘ократ</i>. Ђ еще?
     <i>ќриксимах.</i> ЋпьЯнение, как и все те иллюзии, что бывают обЯзаны хмельным
парам.
     <i>‘ократ.</i> •орошо. Ќо скажи,  существует  ли опьЯ­нение, источник которого
не в вине, а в чем-то другом?
     <i>ќриксимах.</i>  ђазумеетсЯ.  ‹юбовь,  ненависть,  алчность  тоже  пьЯнЯт!..
—увство власти...
     <i>‘ократ.</i> ‚се это придает жизни вкус и Яркость. Ќо возможность испытывать
чувства ненависти, любви или стать обладателем огромных богатств  зависит от
каж­дой  превратности  бытиЯ...  ’ак  не  думаешь  ли  ты,  ќрик­симах,  что
опьЯнение  наиболее благородное, наиболее чуждое этой безмерной  тоске  есть
опьЯнение, порожда­емое нашими действиЯми? Ќаши действиЯ, и особенно те, что
приводЯт в движение наше тело, иногда погру­жают нас  в состоЯние странное и
восхитительное... Ћно абсолютно противоположно тому печальному состоЯнию,  в
каком мы оставили трезвого и неподвижного наблюда­телЯ, которого  только что
мысленно вообразили.
     <i>”едр.</i> Ќо если каким-то чудом он загоритсЯ внезап­но страстью к танцу?..
…сли он вдруг захочет избыть эту трезвость  ради проворной легкости; и если,
стало  быть, желаЯ как можно полнее  внутренне преобразить­сЯ, он попытаетсЯ
заменить в себе свободу рассудка свободой движениЯ?
     <i>‘ократ.</i> ’огда он сразу же объЯснит нам то самое, что мы пытаемсЯ сейчас
понЯть... Ќо Я хочу задать ќриксимаху еще один вопрос.
     <i>ќриксимах.</i> џ к твоим услугам, дорогой ‘ократ.
     <i>‘ократ.</i> Ћтветь же мне, мудрый врач, -- ты, который в своих путешествиЯх
и в  своих  ученых  занЯтиЯх углу­бил познание всего  живого;  ты, о великий
знаток форм и капризов  природы, прославившийсЯ  в  описании  заме­чательных
тварей  и растений (вредных и полезных, успокоительных и  целебных, дивЯщих,
гадких, забав­ных, а также сомнительных и, наконец, не существую­щих вовсе),
--  ответь, не  слыхал  ли ты  о тех странных  животных,  которые водЯтсЯ  и
размножаютсЯ в пламе­ни?
     <i>ќриксимах.</i> Ќу  конечно!.. €х формы и их повадки, дорогой ‘ократ, хорошо
изучены; правда, недавно кое-кто попыталсЯ оспорить само их существование. џ
весь­ма  часто  описывал  их  моим  ученикам; однако  у менЯ никогда не было
возможности наблюдать их своими глазами.
     <i>‘ократ.</i> ’ак не кажетсЯ ли тебе, ќриксимах, и тебе, милый  ”едр, что это
трепетное создание, которое дивно  порхает  в лучах наших взглЯдов, что  эта
огненнаЯ  ЂтиктеЯ,  чье тело  мгновенно дробитсЯ, срастаетсЯ,  воз­носитсЯ и
опадает, распускаетсЯ и сворачиваетсЯ, точно  принадлежит  иным,  не  нашим,
созвездиЯм,  --  что она живет и, видимо, чувствует себЯ прекрасно в стихии,
родственной пламени,  -- в легчайшей субстанции  музы­ки  и  движениЯ,  где,
вдыхаЯ   немеркнущую   энергию,  всем   существом   своим  отдаетсЯ   чистой
стремительной Ярости беспредельного ликованиЯ?.. …сли сравнить наше тЯже­лое
и  уравновешенное начало  с  этим  состоЯнием ослепи­тельной  саламандры, не
кажетсЯ  ли  вам,  что  привычные  наши  действиЯ,  порождаемые сменЯющимисЯ
потребно­стЯми, что  наши случайные жесты,  движениЯ подобны  каким-то сырым
материалам,  какой-то нечистой  материи времени, --  тогда как этот восторг,
это  сверкание   жизни,  эта  царственнаЯ   упругость,  это  самозабвение  в
наивыс­шей  легкости, какую мы можем извлечь из себЯ, наделе­ны свойствами и
могуществом  пламени,  в  котором сгора­ют  стыд  и  тоска,  и  нелепица,  и
однообразнаЯ  пища  суще­ствованиЯ, озарЯЯ  нас  блеском божественной  силы,
укрывшейсЯ в смертной?
     <i>”едр.</i> €зумительный ‘ократ, взглЯни  поскорей, и ты убедишьсЯ, насколько
ты прав!.. ‚зглЯни  на нее --  на трепетную! Њожно  подумать, что танец, как
пламЯ, вырываетсЯ из ее тела!
     <i>‘ократ.</i> Ћ, ЏламЯ!.. <sup>13</sup>
     ќта девушка, может быть, неразумна?..
     Ћ, ЏламЯ!..
     €  кто знает,  из каких  суеверий и вздора  складыва­етсЯ ее  обыденнаЯ
душа?..
     Ћ, ЏламЯ, однако!.. ‘тихиЯ живаЯ и дивнаЯ!..
     Ќо что  же такое пламЯ, друзьЯ мои, если оно  не <i>са­</i>мо мгновение?..</i> ’о,
что  безумно,  то,  что  радостно  и  вос­хитительно  в  чистом мгновении!..
<sup>14</sup>  ЏламЯ есть  зри­мость мгновениЯ,  пробегающаЯ между  землею и
небом. Ћ друзьЯ мои,  все,  что переходит из тЯжелого состоЯ­ниЯ в состоЯние
летучее, должно испытать этот ог­ненный и лучезарный миг...
     Ђ  с другой стороны,  не есть  ли  пламЯ  неуловимый и  Яростный  образ
благороднейшей  гибели?..  ’о,  чему  более никогда  не  бывать, великолепно
сбываетсЯ  у  нас на  гла­зах!..  ’о,  чему более никогда  не бывать, должно
сбыть­сЯ с  неподражаемым великолепием!.. Љак голос  поет ис­ступленно,  как
пламЯ  безумно  поет между  материей и  эфиром,  как с Яростным  воем оно из
материи рветсЯ в эфир, не так ли, друзьЯ мои, и могучий  ’анец -- не есть ли
он освобождение нашего тела, одержимого духом лжи и той ложью, какую несет в
себе музыка, опьЯненного своим отрицанием тщетной реальности?.. ‚зглЯните на
это тело, которое взмывает, как  пламЯ, слизывающее пламЯ, -- взглЯните, как
попирает оно, как топчет дейст­вительно сущее! Љак исступленно, как радостно
уничто­жает   оно   саму   точку,   в  которой  находитсЯ,  как  опьЯнЯ­етсЯ
безмерностью своих превращений!
     Ќо  как  оно  боретсЯ с духом! ‚ы  разве не видите, что  оно  боретсЯ с
собственною душой, стремЯсь превзойти  ее в проворстве и многообразии?.. Ћно
странно  ревниво   к  той  свободе  и   той  вездесущности,  какие   считает
принадлежностью духа!..
     Ќет  сомнениЯ,  что  единственным, постоЯнным  объ­ектом души  ЯвлЯетсЯ
несуществующее;  то,  что было и  чего  больше нет, то, что будет и чего еще
нет, то,  что возможно  или  невозможно, --  вот  чем занЯта  наша  ду­ша, и
никогда, <i>никогда</i> не живет она тем, что есть!
     € вот тело,  которое  есть то, что есть, не может  вдруг  уместитьсЯ  в
пространстве!..  Људа  детьсЯ?..   €  где  воз­никнуть?...  ќто  Ћдно</i>  хочет
сравнЯтьсЯ со  ‚сем.</i> Ћно хо­чет сравнЯтьсЯ с безбрежной  душой! “множаЯ свои
проЯвлениЯ,  оно хочет  избавитьсЯ от своей неизменно­сти! Ѓудучи вещью, оно
дробитсЯ  на  неисчислимые  дей­ствиЯ!  Ћно  отдаетсЯ  неистовству!.. €  как
возбужденнаЯ мысль  уподоблЯетсЯ какой угодно субстанции, сводит, трепетнаЯ,
времена  и  минуты,  преступает  любые  раз­личиЯ;  и  как  при  этом  в уме
симметрично  выстраивают­сЯ   решениЯ,   как   соотносЯтсЯ   и   исчислЯютсЯ
вероЯтно­сти, -- так это  тело испытует себЯ в каждой  части сво­ей,  множит
себЯ на себЯ самое, принимает все новые  формы, --  ежемгновенно  выходит из
своих границ!  €  вот, наконец,  оно  в состоЯнии, родственном пламени, -- в
центре стремительных превращений... ЌельзЯ уже го­ворить о "движении"... …го
порывы неразличимо сли­лись с его членами...
     ’а  женщина,  котораЯ  еще  недавно  была  перед на­ми, растворилась  в
неисчислимых фигурах... ќто тело своими мощными вспышками внушает мне мысль,
в которой все находит свое объЯснение: подобно тому как мы требуем от  своей
души множество разных вещей, длЯ которых она не создана, как мы понуждаем ее
на­правлЯть нас, пророчить, вещать о  будущем и, даже больше того, заклинаем
ее  обнаруживать  бога,  --  оно,  это  тело,  стремитсЯ безраздельно  собой
овладеть и достичь сверхъестественных  высот  могущества!.. <sup>15</sup> Ќо
ему поставлен тот же предел,  что душе, длЯ которой и бог,  и премудрость, и
глубина,  в  ней  искомые,  суть  неизбеж­но  лишь  некие  миги,   проблески
чужеродного времени, отчаЯнные попытки вырватьсЯ из своей формы...
     <i>”едр.</i> ‚зглЯни, о, взглЯни же!.. ’о самое, что ты стараешьсЯ  объЯснить,
можно увидеть сейчас в ее  тан­це... Ћна делает зримым мгновение... Ћ, какие
нижет она  жемчуга!.. ‘вои  жесты она мечет, как искры!..  Ќе­возможные позы
похищает она у природы  на глазах  у  застывшего ‚ремени!..  € оно поддаетсЯ
иллюзии...  Ћна  безнаказанно   проникает   в  царство  невероЯтного...  Ћна
божественна в мимолетном, она дарует его нашим взглЯдам!..
     <i>ќриксимах.</i> Њгновение рождает форму, и форма де­лает зримым мгновение.
     <i>”едр.</i> Ћна ускользает от своей тени в эфир!
     <i>‘ократ.</i> Њы видим се всЯкий раз лишь перед самым падением...
     <i>ќриксимах.</i>  Ћна сделала  все  свое тело  столь  же  гиб­ким и столь  же
цельным, как проворнаЯ рука... ’оль­ко  наша  рука способна орудовать так же
послушно и ловко...
     <i>‘ократ.</i>  Ћ  друзьЯ мои, не  чувствуете  ли вы, как вол­нами, словно под
действием нарастающих  беспрерыв­ных ударов, вливаетсЯ в вас  опьЯнение, как
оно  мало-помалу  уподоблЯет вас  остальным  сотрапезникам, ко­торые  стучат
ногами,  не в  силах  уже принудить  к мол­чанию и утаить  своих  внутренних
демонов? џ и сам ощущаю  себЯ  во власти  каких-то неведомых  сил... €ли  же
чувствую, как они из менЯ вырываютсЯ, хотЯ преж­де Я даже не подозревал, что
ношу  в  себе  этих духов.  ‚  мире  звучном,  вторЯщем, гулком  это  мощное
лико­вание  тела  расточает вокруг себЯ  и дарует душе свет и радость... ‚се
стало праздничней,  стало свободней, все  стало Ярче, полнее; все может быть
по-иному;  все может повторЯтьсЯ  до  бесконечности...  ‚се  захвачено  этим
прерывистым гулом... Ћтбивай, отбивай! ЊатериЯ, в которую бьют  и  стучат  и
колотЯт  ритмично;  и  землЯ,  которую  мерно колотЯт;  и  кожа и струны, по
которым, натЯнутым туго,  размеренно  бьют; и стопы и ладони, которые  мерно
стучат, отбиваЯ такт, сеЯ радость и ис­ступление, -- всюду свирепствует, над
всем царит бе­зумие ритма.
     Ќо  растущаЯ и  отзвучнаЯ радость  уже  переходит всЯкую меру;  удар за
ударом,  она  сокрушает стены, разделЯвшие смертных.  Њужчины  и  женщины  в
еди­ном ритме доводЯт  напев до неистовства.  ‚се разом  стучат и поют, и  в
воздухе  нечто растет и возноситсЯ... џ слышу, как жизнь гремит  всем  своим
раскаленным  оружием!.. Љимвалы  в  ушах  у нас заглушают все  го­лоса наших
внутренних мыслей. Ћни оглушительны, как поцелуи железных губ...
     <i>ќриксимах.</i>  Ђ  между  тем ЂтиктеЯ  исполнЯет  послед­нюю фигуру  танца.
“пругаЯ сила большого пальца движет все ее тело.
     <i>”едр.</i> Џалец, который ей служит опорой,  третсЯ  о землю, как палец руки
-- о кожу бубна. ЉакаЯ  наце­ленность в этом пальце, какаЯ волЯ его пружинит
и удерживает в этой стойке!.. Ќо вот, замерев, она начи­нает кружитьсЯ...
     <i>‘ократ.</i>  Ћна  кружитсЯ,  и  все  вещи,  которые  искони  были  свЯзаны,
мало-помалу обособлЯютсЯ. Ђ она кру­житсЯ, кружитсЯ...
     <i>ќриксимах.</i> ‚от что значит проникнуть в иные миры...
     <i>‘ократ.</i> ќто --  решающее усилие... Ћна кружитсЯ, и все видимое отпадает
от  ее души;  всЯ тина души отде­лЯетсЯ  наконец от чистейшего; люди и  вещи
вокруг нее образуют некий аморфный осадок...
     ‘мотрите... Ћна кружитсЯ...  Ќаше тело  имеет доста­точно власти, чтобы
одной своей силой, своим  движе­нием изменить природу вещей так глубоко, как
то ни­когда не удастсЯ духу в его умозрениЯх или грезах!
     <i>”едр.</i> ќтому, кажетсЯ, не будет конца.
     <i>‘ократ.</i> Ќо, если так, она умерла бы...
     <i>ќриксимах.</i> ‘корее, уснула, забылась волшебным сном...
     <i>‘ократ.</i>   ‚  таком  случае  она  замрет   неподвижно  в  центре  своего
вращениЯ... „алека всему, далека от все­го -- подобно мировой оси...
     <i>”едр.</i> Ђ она все кружитсЯ... Џадает!
     ‘ократ. “пала!
     <i>”едр.</i> Њертва...
     <i>‘ократ.</i>  Ћна  исчерпала  свои потаенные силы, глубо­чайший  клад своего
естества.
     <i>”едр.</i> Ћ, боги‚едь она умрет... ќриксимах!
     <i>ќриксимах.</i>  џ  никогда не  спешу в таких случаЯх! Љоль скоро все должно
уладитьсЯ,  врачу вмешиватьсЯ не следует, чтобы перед  исцелением сам  собой
подоспел некий едва уловимый миг -- неслышно, как боги.
     <i>‘ократ.</i> Ќужно все-таки к ней подойти.
     <i>”едр.</i> Љак она побледнела!
     <i>ќриксимах.</i> Џредоставим ее покою: он исцелит ее от движениЯ.
     <i>”едр.</i> ’ебе не кажетсЯ, что она мертва?
     <i>ќриксимах.</i> ‚зглЯни  на эту крохотную грудь:  она так и тЯнетсЯ к жизни.
‘мотри, как слабо трепещет она, овеваемаЯ мгновением...
     <i>”едр.</i> “вы, Я слишком хорошо это вижу.
     <i>ќриксимах.</i> Џтица расправит поникшие крыльЯ -- и летит дальше.
     <i>‘ократ.</i> Ћна кажетсЯ вполне счастливой.
     <i>”едр.</i> —то она говорит?
     <i>‘ократ.</i> Ћна что-то тихонько шепнула.
     <i>ќриксимах.</i> Ћна сказала: "Љак хорошо!"
     <i>”едр.</i> Ћн зашевелилсЯ, этот нежный комок мышц и тканей...
     <i>ќриксимах.</i> Ќу-ка, дитЯ, открой глаза. Љак ты себЯ чувствуешь?
     <i>ЂтиктеЯ.</i> џ ничего не чувствую. џ не умерла. € од­нако Я не жива!
     <i>‘ократ.</i> Ћткуда ты возвращаешьсЯ?
     <i>ЂтиктеЯ.</i> Ћ  ‚ихрь,  сень  моЯ,  пристанище  мое!..  ‚  тебе  была  Я, о
движение, за пределами всего, что есть...

        ЏђЋЃ‹…ЊЂ Њ“‡……‚
     џ не слишком люблю  музеи.  Њногие  из  них прекрасны, но нет среди них
очаровывающих. €деи классификации, сохранности и общественной пользы, точные
и Ясные, плохо вЯжутсЯ с очарованием.
     Џервый  же шаг к  прекрасным вещам -- и  чьЯ-то ру­ка отбирает  у  менЯ
трость, а надпись воспрещает мне курить.
     “же охлажденный  авторитарным  жестом  и чувст­вом  принудительности, Я
вхожу в какой-нибудь зал скульптуры, где царствует холодное смЯтение. —ей-то
ос­лепительный   бюст   виден   сквозь   ноги  некоего  бронзово­го  атлета.
‘покойствие  и  неистовства,  жеманство, улыб­ки,  ракурсы,  неустойчивейшие
равновесиЯ  слагают  во  мне  нестерпимое впечатление.  џ  пребываю  в  гуще
оцепенелых существ, из коих каждое требует,  пусть бе­зуспешно, небытиЯ всех
остальных. “молчу  о  хаосе  всех  этих величин,  лишенных общего  мерила, о
необъЯсни­мой  смеси  карликов  и гигантов, наконец -- о  той схе­матичности
развитиЯ,  какую  предлагает нам  подобное  сборище творений, совершенных  и
незаконченных, изу­родованных и восстановленных, чудовищных и выло­щенных...
     ‘  душой,  готовой ко  всем мучительствам, следую  дальше, к  живописи.
Џередо  мной  развертываетсЯ   странный,   организованный  беспорЯдок.  ЊенЯ
охватыва­ет свЯщенный ужас. Џоступь моЯ становитсЯ благочес­тивой. ѓолос мой
менЯетсЯ и делаетсЯ чуть выше, неже­ли в церкви, но чуть тише, нежели обычно
в жизни.  ‘коро Я  перестаю  уже  сознавать,  что привело  менЯ  сюда, в эти
навощенные пустынности, на которых  лежит печать храма  и салона, кладбища и
школы... Џришел ли Я поучатьсЯ, или искать  радости глаза, или же вы­полнить
долг  и  удовлетворить  требование  приличий?  €ли,  может быть,  Я исполнЯю
упражнение  особого  ро­да,  совершаЯ  эту прогулку,  причудливо  очерченную
тво­рениЯми красоты  и ежемгновенно кидающую менЯ вправо и влево, от шедевра
к шедевру, среди которых мне надлежит вести себЯ, как пьЯнице среди стоек?
     “ныние, скука, восторг, прекрасный день, стоЯщий наружи, упреки совести
моей,   удручающее   ощущение   великого  количества  великих  мастеров   --
сопутствуют мне.
     џ  чувствую,  что становлюсь  необычайно  искренним.  Љак  утомительно,
говорю  Я  себе, какое  варварство!  ‚се это  нечеловечно.  ‚се  это  лишено
чистоты. Ћно па­радоксально, это приближение  к совершенствам, само­цельным,
но противоположным, и тем сильнее враждую­щим, чем больше собрано их вместе.
     ’олько цивилизациЯ, лишеннаЯ чувства наслаждениЯ и чувства  разумности,
могла воздвигнуть этот  дом бес­смыслицы. …сть  какое-то безумие  в подобном
соседст­вовании  мертвых видений.  Ћни ревнуют  друг  к  другу,  дерутсЯ  за
взглЯд, который приносит  им жизнь.  ‘о  всех сторон  зовут они  к себе  мое
неделимое внимание; они неистовствуют вокруг  живой  точки,  котораЯ бросает
всю машину тела к тому, что ее влечет...
     “хо не  могло  бы слушать десЯть оркестров сразу. “м не в состоЯнии  ни
воспринимать, ни вести разом несколько раздельных операций, -- равно как нет
единовременности длЯ нескольких  мыслей. Њежду  тем  глаз,  сквозь отверстие
своего  подвижного  угла и  в  единое мгновение  своего созерцаниЯ, вынужден
сразу вместить портрет</i> и  <i>марину, кухню</i> и <i>апофеоз,</i> ЯвлениЯ  самых раз­личных
состоЯний и измерений; и того пуще, -- он дол­жен  воспринЯть одним и тем же
взглЯдом гармонию и живописные приемы, лишенные соответствиЯ.
     Џодобно  тому  как  чувство   зрениЯ  ощущает  насиль­ственность  этого
злоупотреблениЯ   пространством,   обра­зуемым   коллекцией,  так  и   разум
испытывает не мень­ше оскорбительности  от этого тесного сборища выдаю­щихсЯ
творений.   —ем   они   прекраснее,   чем   сильнее   про­ЯвлЯетсЯ   в   них
исключительность  стремлений  человече­ских,  тем отличительнее  должны  они
быть.  ќто пред­меты редкости, и творцы их хотели, чтобы они  были единичны.
ќта картина --</i> говорЯт иногда -- убивает все кругом...</i>
     џ  думаю о том,  что ни …гипет, ни  Љитай,  ни  ќлла­да -- у коих  были
мудрость  и  утонченность  -- не знали этой системы  сочетаниЯ произведений,
пожирающих друг  друга.  Ћни не соединЯли несовместимые единицы  наслаждениЯ
применительно  к  их  инвентарным  номе­рам  и  соответственно   отвлеченным
принципам <sup>1</sup>.
     Ќо мы раздавлены наследием. ‘овременный чело­век изнурен обилием  своих
технических  средств,  но  и  столь  же обеднен преизбытком  своих богатств.
Њехани­ки  даров и завещаний -- непрерывность производства и приобретений --
и еще  новаЯ причина разрастаниЯ, ко­ренЯщаЯсЯ в изменениЯх моды и вкусов, в
их возврате к вещам, которыми прежде  пренебрегали, соревнуютсЯ без устали в
накоплении капитала, чрезмерного и, следовательно, неиспользуемого.
     Њузей делает  устойчивым внимание  к тому, что соз­дают  люди.  —еловек
творЯщий,  человек  умирающий--  питают его. ‚се  кончаетсЯ на  стене  или в
витрине... Њысль навЯзчиво говорит мне о лотерее, где нет проиг­рышей.
     Ћднако  возможности  пользованиЯ этими  все возрас­тающими  богатствами
отнюдь не означают,  что и мы растем вместе с ними. ‘окровища наши тЯготЯт и
уг­нетают  нас. Ќеобходимость сосредоточить их  в одном  здании  приводит  к
ошеломлЯющему и горестному  итогу. Љак бы просторен ни был дворец, как бы ни
был  он  вместителен  и  благоустроен, мы всегда  чувствуем  себЯ  чуть-чуть
потерЯнными и  удрученными в этих галере­Ях, -- одни перед таким количеством
художественности.   ЏродукциЯ  бесчисленных  часов,  потраченных  стольки­ми
мастерами на  рисование и  живопись, обрушиваетсЯ  в несколько  мгновений на
ваши чувства и разум, но и эти часы в свой черед  несут груз годов, отданных
поис­кам,  опытам, усидчивости, гению!.. Ќеизбежно  должны мы  пасть  под их
бременем. —то же делать? <i>Њы стано­вимсЯ поверхностными.</i>
     €ли  же делаемсЯ  эрудитами.  Ќо  в делах искусства  эрудициЯ  есть род
немощи:  она освещает отнюдь не самое тонкое и  углублЯет вовсе  не наиболее
существен­ное. Ћна  подменЯет  ощущение  гипотезами и встречу  с шедевром --
бесчисленностью  воспоминаний.   Ћна  до­бавлЯет   к   музею  неограниченную
библиотеку. -- ‚енера, ставшаЯ документом.
     ‘  разбитой  головой,  с  трЯсущимисЯ  ногами  выхожу Я из этого  храма
благороднейших   наслаждений.   Љрай­нее  утомление   сопровождаетсЯ   порой
болезненной  воз­бужденностью  ума.  ‚еликолепный хаос  музеЯ  идет  за мной
следом и  сочетаетсЯ с движением  живой  улицы. Њое  недомогание  ищет  себе
объЯснениЯ.  Ћно подмечает  или  изобретает некое соответствие  между  этими
смЯ­теньем, его обступившим, и смутным состоЯнием ис­кусств нашего времени.
     Њы живем, мы  движемсЯ в том  же водовороте сме­сей, за который требуем
кары длЯ искусства минув­шего.
     ‚друг  смутный просвет возникает предо мною.  ‚о  мне зреет  ответ;  он
мало-помалу  выЯвлЯет  себЯ  сквозь мои ощущениЯ  и  стремитсЯ  высказатьсЯ.
†ивопись и ‘кульптура, говорит мне демон объЯснениЯ, -- это бро­шенные дети.
“  них умерла мать -- мать их, Ђрхитекту­ра. Џока она жила, она указывала им
место, назначе­ние, пределы. ‘вобода бродЯжничества была им заказа­на. “ них
было свое  пространство, свое точно опреде­ленное освещение, свои темы, свои
сочетаниЯ... Џока она жила, они знали, чего хотЯт... <sup>2</sup>.
     <i>--</i> Џрощай, -- говорит мне эта мысль, -- дальше Я не пойду...

        ”ђ…‘Љ€ ЏЂЋ‹Ћ ‚…ђЋЌ…‡…
     “ современных  художников свои достоинства; надо, однако, признать, что
на большие работы они почти не отваживаютсЯ, что в проблемах композиции  они
чув­ствуют себЯ  неуверенно и что они  совсем не любЯт фан­тазировать. Љогда
они  фантазируют,  они слишком  час­то терЯютсЯ  в  мелочах;  когда  они  не
фантазируют,  они неспособны  строить целое. „еталь поглощает  их, -- тог­да
как происходить должно нечто обратное.
     Џо-видимому,  искусство   наше   творит   ныне  исклю­чительно  методом
<i>исчерпаниЯ.</i> Ћно ушло в эксперимен­ты, которым придетсЯ еще подводить итог.
     Ќет, следственно,  ничего, что представлЯлось бы столь  ему  чуждым, и,
может быть, ничего столь длЯ  нас непо­сильного, как те мощные  декоративные
композиции, одновременно свободные и изощренные, какие встреча­ютсЯ в виллах
‚енеции.
     ђаботы  эти,   относЯщиесЯ  к   легендарной  эпохе  жи­вописи,  требуют
совокупности условий, котораЯ в наши дни почти  невозможна. Ћни предполагают
абсолютное  знание художником своего ремесла  --  знание, ставшее второю его
натурой.  …му необходима высшаЯ  виртуоз­ность. Ќо, с другой стороны,  чтобы
дать этому вопло­щенному мастерству  место  и  возможность  себЯ  про­Явить,
обстоЯтельства   социальной   жизни   должны   допус­кать   и   поддерживать
существование некоей  аристокра­тии,  котораЯ  не  испытывает  недостатка  в
средствах, отнюдь не лишена вкуса и не стеснЯетсЯ своей рос­коши.
     ‚о времена,  когда  все эти условиЯ сошлись, роди­лось целое  искусство
избыточности. ђубенс был,  конеч­но  же,  самым ослепительным его героем; но
уже  рань­ше, в долине,  орошаемой  водами  Ѓренты,  на  потолках  и  стенах
прославленных  Џалладиевых  вилл,  ‚еронезе и ученики  его  проЯвили во всей
полноте свои изуми­тельные таланты.
     ‚ то времЯ как замкнутое в себе, простое и "стро­гое" искусство пейзажа
или  натюрморта,  по-видимому,  исчерпывает притЯзаниЯ,  а то  и возможности
живопи­си   наших  дней,  эти  поразительные  существа  расточали   себЯ   в
бесчисленных  образах.  Ћбнаженные --  десЯтками  групп;  ландшафты, зданиЯ,
животные -- самого разно­го  вида; а в качестве натюрмортов -- горы цветов и
плодов,  груды  инструментов, оружиЯ...  ‚сех  этих пер­сонажей  и  все  эти
предметы они  сочетали в  оживлен­ных и  звонких  композициЯх, щедрой  рукой
рассыпаЯ богов, нимф, героев  и декорации,  полные благородного изЯщества  и
восхитительной выдумки.
     Ќо мало того: они  совершали эти  чудеса  посредст­вом  рискованнейшего
средства.  Ћни  пользовались  без­жалостной  техникой, котораЯ не  терпит ни
отделки, ни переписки,  ни колебаний, ни  даже тщательности, в  ко­торой нет
места  эскизу и подготовке и котораЯ стран­ным образом подчинЯет  дерзостный
жест  художника  механическим  жестам   штукатура,  чьЯ  лопатка  кладет   и
распластывает перед кистью, готовой сразу  писать, ма­лые куски поверхности,
призванной к жизни.
     ”реска требует импровизации. €мпровизациЯ же предполагает  прежде всего
глубокое  освоение,  доступ­ный,  надежный  запас  наиточнейших   средств  и
прие­мов, а  также  способность  мгновенно воскрешать в па­мЯти  необходимые
формы.
     €дет  ли  речь  о  перспективе  или  анатомии,  об искус­стве  цветовых
контрастов,