тор ‚ирджил
’омпсон  и  решил было написать по мотивам "„иких пальм" оперу, даже вступил
с  ”олкнером  по  этому  поводу  в  переписку;  ничего из этой затеи в конце
концов  не  вышло).  Џомимо  всего  прочего,  обе  части  -- "„икие пальмы" и
"‘тарик"  обладают  каждаЯ  такой внутренней цельностью, что, кажетсЯ, можно
длЯ   удобства   свЯзать   растерзанные  на  куски  тексты  и  читать  их  в
последовательности  --  как  два самостоЯтельных произведениЯ. Љ этому, между
прочим,   подталкивает   нас   издательскаЯ   практика:  обе  части  нередко
публиковались  по отдельности. € автор не возражал. Џервое же из предложений
в  этом роде (дело было уже в начале пЯтидесЯтых) он воспринЯл так: "„а ради
бога,  пусть делают, как хотЯт. „умаю, правда, что расчленение "„иких пальм"
надвое  разрушит  ту  идею, которую Я стремилсЯ воплотить. Ќо, очевидно, мое
писательское  тщеславие  (если  это  тщеславие) уже настолько удовлетворено,
что не нуждаетсЯ более в такой мелочной самозащите".
     ЏозициЯ,  конечно, двусмысленнаЯ, если не вовсе соглашательскаЯ. € врЯд
ли  писателЯ  оправдывает  то, что в ту пору ему было не до препирательств с
издателЯми:  "џ  настолько  близок,  --  продолжает он несколько извинЯющимсЯ
тоном  цитируемое  письмо,  --  к завершению большой книги, что боюсь, как бы
молниЯ не влетела мне в окно прежде, чем Я поставлю последнюю точку".
     ’ем  более  не  оправдывает,  что ведь и впрЯмь разделительные операции
производЯт   опустошительный   эффект.   €  дело  тут  далеко  не  просто  в
музыкальных сцеплениЯх.
     ‚от   историЯ,  рассказаннаЯ  в  "‘тарике".  ‚осемнадцатилетний  юноша,
начитавшись  детективных романов, попыталсЯ ограбить поезд. …стественно, его
поймали  и  приговорили  к  пЯтнадцати  годам  каторжных  работ. ‚ это времЯ
разбушевалась,  вышла  из  берегов  Њиссисипи  (в  основе  --  так называемое
‚еликое  наводнение 1927 года, когда и происходЯт событиЯ, здесь описанные),
и  заключенных  послали  на  выручку  местным  жителЯм.  ‘итуациЯ, изображаЯ
которую  ”олкнер,  конечно,  мог  бы  дать  выразитьсЯ своему замечательному
пластическому  дару;  но  он и в этом случае не стремитсЯ к живописанию, его
по-прежнему  волнует  универсальнаЯ  идеЯ,  недаром в системе намеков, щедро
рассыпанных   по   тексту,   наводнение  уподоблено  библейскому  потопу,  а
островок, который вода случайно пощадила, -- вершине горы Ђрарат.
     Љаторжник  спасает  беременную  женщину, потом -- выбросив Ялик на берег
этого   самого  островка  --  благополучно  принимает  роды.  Џравда,  другое
поручение  --  снЯть  с  крыши сараЯ местного фермера -- выполнить не удалось:
видно,  водой  смыло. ‚се сроки возвращениЯ давно вышли, но спасатель бежать
не  думает, наоборот, соображает, как бы поскорее вернутьсЯ назад, в тюрьму.
Ќа  пути  с  ним случаютсЯ разного рода приключениЯ, например, он попадает в
индейский  поселок,  где  вместе  с  жителЯми  принимает  участие в охоте на
крокодилов,  даже не задумываЯсь, как и прежде, об опасности. ‚ конце концов
каторжник  благополучно добираетсЯ до тюрьмы, но награды не последовало. …го
так  долго  не  было,  что  парчменские  власти  решили, что он погиб, так и
доложили  губернатору штата. ’еперь, чтобы выбратьсЯ из неловкого положениЯ,
юристы-крючкотворы  придумывают  какую-то комбинацию, в результате которой к
сроку  добавлЯетсЯ  еще десЯть лет. Љогда герою об этом сообщили, он даже не
поморщилсЯ: "Џусть так. ‡акон есть закон".
     „аже  из  беглого  пересказа видно, что обе истории, как автор и хотел,
контрастно  оттенЯют друг друга, один способ жизненного поведениЯ испытывает
себЯ другим, одна идеЯ -- другой, противоположной по своей сути.
     Њысль противостоит чувству.
     ‚олЯ -- инстинкту.
     Ѓунт -- смирению.
     ‘амовыражение -- дисциплине и верности долгу.
     Љакова  позициЯ писателЯ в этой тЯжбе, есть ли она вообще, эта позициЯ?
--  ведь,  как  обычно,  роман написан так, что сколько-нибудь определенно на
этот вопрос не ответишь.
     Љак-то  ”олкнер  обмолвилсЯ,  что герой "‘тарика" -- человек душевно ему
близкий.  Њожет,  и  не  вполне  близкий, -- многое разделЯет, -- но во всЯком
случае  хорошо  знакомый.  ‚едь это по сути один из тех деревенских парней --
арендаторов,  сдельщиков,  бродЯг, -- которых так часто изображал писатель, с
которыми  легко  находил  общий  Язык, в которых -- не становЯсь, разумеетсЯ,
как  с  иными бывает, на колени, не глЯдЯ снизу вверх -- ценил несуетливость,
смекалку,  добродушие. Ћн знал их с детства, вырос рЯдом с ними и не порывал
душевной  свЯзи  до  конца  дней своих. Њожет, потому и получались у него ми
живыми  даже  второстепенные,  окраинные  характеры  эти Ѓукрайты, Ђрмстиды,
’аллы и другие.
     Ќо,  принадлежа этому кругу, Љаторжник резко в нем выделЯетсЯ, словно --
приподнЯт  над  почвой,  из  которой  вырос.  ‚ его облике и поведении сразу
обнаруживаетсЯ  нечто  необычное,  отчасти донкихотское, то есть бунтарское,
поперечное.  ‚овсе не затем пускаетсЯ он в свое криминальное железнодорожное
приключение,  чтобы  раздобыть  деньжат  на  побрЯкушки  своей  девушке: "Ќе
деньги  были ему нужны. Ќе богатство, не презренный награбленный металл; это
должно  было  стать  чем-то вроде украшениЯ -- нагрудным знаком доблести, как
олимпийскаЯ    медаль,   которую   вручают   спортсмену-любителю,--   символ,
свидетельство  того,  что  и он мог бы стать лучшим в игре, в которую играет
ныне  наш  подвижный  и  текучий мир". ‚прочем, даже и особенного тщеславиЯ,
без   которого  немыслим  спорт,  нет  в  этом  жесте  --  скорее  внутреннЯЯ
потребность.  ’очно так же и на крокодилов Љаторжник идет всего лишь с ножом
--  со  стороны  зрелище  совершенно  комическое, но герой в своей стихии: "‚
конце  концов  свиньЯ  это  всегда  свиньЯ,  неважно,  как  она выглЯдит". Ђ
спасение  женщины  --  и  вовсе  подвиг  добра,  разумеетсЯ,  себЯ таковым не
осознающий.
     ЏонЯтно,  хрупкий  Ялик -- не ђосинант, нож, которым забивают скотину, --
не  деревЯнный  меч,  да  и  сам герой не витает в мечтах и облаках, как его
далекий  литературный  предшественник.  Ќо  ведь и рыцарские времена -- когда
это   было?   €  не  должно  смущать,  что  „он-Љихот  сражалсЯ  со  злом  и
несправедливостью, а Љаторжник -- со стихиЯми. „ух несогласиЯ -прежний.
     ЌарЯду  с  "ЃратьЯми  Љарамазовыми"  ‘ервантес  был в круге постоЯнного
чтениЯ  ”олкнера.  „он-Љихот,  говорил  писатель  на  встрече в ‚ест-Џойнте,
"неизменно  вызывает  у  менЯ чувство восхищениЯ, жалости и восторга, потому
что  он  --  человек,  делающий  все  возможное,  чтобы тот дрЯхлеющий мир, в
котором  он  вынужден был жить, стал лучше. …го идеалы, по нашим фарисейским
понЯтиЯм,  представлЯютсЯ нелепыми. Ћднако Я убежден -- они не нелепы. ‚ том,
как  они  осуществлЯютсЯ  на  практике,  есть  нечто  трагическое и комичное
одновременно.  —итаЯ  порой одну-две страницы романа, Я вновь начинаю видеть
в  „он-Љихоте  себЯ  самого,  и  мне  хотелось  бы  думать, что Я стал лучше
благодарЯ "„он-Љихоту"".
     ‡десь  спотыкаешьсЯ,  аналогиЯ  с  ламанчским рыцарем грозит показатьсЯ
совершенно   натЯнутой,   потому   что  разве  ‚ысокий  Љаторжник  собиралсЯ
исправить  мир?  „а  ничего  подобного,  совсем напротив, он этот мир, с его
"фарисейскими  понЯтиЯми",  приемлет. Ќо вот еще одно высказывание ”олкнера.
„жин  ‘тайн  в  разговоре  с ним сослалась на распространенное мнение, будто
его  герои  не  делают  сознательного  выбора  между добром и злом. Џисатель
развернуто  ответил:  "†изни нет дела до добра и зла. ЏостоЯнный выбор между
добром  и  злом  делал „он-Љихот, но лишь в своем иллюзорном мире. „он-Љихот
безумен.  ‘талкиваЯсь же с реальной жизнью и пытаЯсь разобратьсЯ в людЯх, он
совершенно  не  в  состоЯнии  различать добро и зло. Ђ люди живут в реальном
мире,  и  все их силы уходЯт на то, чтобы просто жить. †изнь -- это движение,
и  важно  лишь  то, что заставлЯет человека действовать: власть, честолюбие,
погонЯ   за  наслаждением.  ‚ремЯ,  которое  человек  тратит  на  то,  чтобы
оставатьсЯ  человеком  нравственным, он насильно отрывает от общего движениЯ
жизни,  частицей  которой  ЯвлЯетсЯ.  ђано  или  поздно  человеку,  конечно,
приходитсЯ  делать  выбор  между  добром  и  злом.  Џотому что этого требует
моральный  долг,  иначе  просто  жить  невозможно.  Ђ  моральный  долг -- это
проклЯтие,  которое человек вынужден принЯть в дар от богов ради того, чтобы
взамен получить право на мечту".
     ‘коль  ни  сбивчиво  изъЯснЯетсЯ  ”олкнер,  --  мысль его, как и в самом
романе,   совершенно   лишена  монологической  чистоты,  --  кое-что  все  же
проЯснЯетсЯ.
     ђыцарственное  служение  добру,  верность  моральному  императиву долга
перед  людьми,  готовность  к  служению  --  все  это как привлекало автора в
„он-Љихоте,  так  и привлекает. Ќо времена, увы, переменились, честь требует
реальных  аргументов, аргументов действиЯ, это ”олкнер повторЯть не уставал.
‡наменитый  испанский  писатель  Њигель  де  “намуно, которого считают своим
предшественником  многие нынешние латиноамериканские романисты, еще в начале
XX  века сформулировал целую "теорию" кихотизма: "…сли все идет прахом, если
исчезли  в  мире  порЯдочность,  доброта,  альтруизм, если люди, ослепленные
эгоистическими  интересами,  готовы  ради  них  перебить  друг друга что же,
остаетсЯ  сжать  зубы  и защищать мораль в себе, защищать, не рассчитываЯ на
успех, -- по-донкихотски".
     ќто  хорошаЯ,  честнаЯ  позициЯ,  многие  замечательные  люди  до конца
отстаивали  ее  и  в  жизни,  и  в  литературе.  ђазве  не  был  своего рода
„он-Љихотом  Ѓертран  ђассел?  ђазве  не  по-донкихотски  ведут  себЯ  герои
раннего  •емингуэЯ?  €  не  чистейшими  ли  „он-Љихотами,  хоть  и в панцире
сложных  философских систем, выглЯдЯт персонажи драматургии ‘артра и прозы и
эссеистики  Љамю?  Џоследний так даже ‘изифа превратил в „он-Љихота. ”олкнер
уважал  такую  позицию. ‘колько угодно мог он говорить, что •емингуэй боитсЯ
рисковать   и  не  выходит  за  пределы  того,  что  умеет  в  литературе  и
гарантирует  читательский  успех,  но  нравственное мужество (не говорЯ уж о
военном)  автора "”иесты" оставалось длЯ него вне сомнений. Ђльберу Љамю, по
случаю  присуждениЯ ему Ќобелевской премии, ”олкнер послал такую телеграмму:
"Џриветствую душу, котораЯ неустанно ищет и вопрошает".
     Ќо  сам  ”олкнер  действительно  смотрел  на  мир и на миссию художника
иначе,  чем многие из его современников. "Ѓессмертие человека, -- говорил он,
--  в  том  и  состоит,  что, сталкиваЯсь с трагедиЯми, которые он не в силах
одолеть,  он все же пытаетсЯ сделать это". Џоэтому, кстати, не раз вступал в
спор  с  мифом,  столь близким Љамю, -- мифом о ‘изифе. ‚ернее, так. ”олкнеру
близок  был  диссидентский  дух  французского  философа-экзистенциалиста. Ћн
готов  был  принЯть  его  позицию.  т-"жить вопреки", котораЯ выразилась и в
"Њифе  о  ‘изифе".  Ќо  ни  за что в жизни он не принЯл бы чувства фатальной
обреченности.  Ќаоборот,  он был совершенно убежден, что человеку подвластно
все,  любые  препЯтствиЯ,  любые твердыни. Ћттого, может, столь прекрасный в
своей  неотразимой  наивности,  в своем личном благородстве образ „он-Љихота
вызывал у писателЯ и нечто похожее на внутреннее сопротивление.
     ‚  "„иких  пальмах" противоречиваЯ, незастывшаЯ, но и определеннаЯ в то
же самое времЯ мысль писателЯ нашла Ясное выражение.
     Њы  уже готовы не только разделить очевидную авторскую симпатию к герою
"‘тарика",  но  и  счесть,  что,  выстроив  последовательный  рЯд оппозиций,
писатель  склонилсЯ  к  тому,  что  подлиннаЯ свобода -- в невинности духа, в
умении  принЯть  неизбежное, в отказе от саморазрушительного бунта. Ќо тут в
движении  романа  наступает  резкий  перелом.  —тобы  резче  выразить  идею,
”олкнер  с  нажимом проводит прЯмую параллель в положениЯх: подобно ‚ысокому
Љаторжнику,  ѓарри  “илберн  попадает  в  тюрьму.  Ќо в отличие от него -- не
смирЯетсЯ.  …му  предлагают  таблетку  цианистого  калиЯ  --  самоубийство он
отвергает.  Љаторжник  говорит  просто, с сознанием выполненного долга: "‚от
ваша  лодка  и  вот  ваша женщина. Ђ этого сукиного сына из сараЯ Я так и не
нашел".  ѓарри мучительно раздумывает, и мысль его, спотыкаЯсь, наталкиваЯсь
на  барьеры  противоречий, но их не обходЯ, выражаЯ себЯ косноЯзычно, все же
пробиваетсЯ  к  свету:  "Ќе  может быть, чтобы этим все кончалось, -- подумал
он.  --  Ќе  может.  Џрах.  Ќе плоти прах, плоти всегда в достатке. ќто стало
Ясно  двадцать  лет  назад, когда защищали жизнь наций и выдвигали лозунги -
если  счесть,  что нации и плоть заслуживают сохранениЯ ценой отнЯтой плоти.
Ќо  памЯть.  Љонечно  же, памЯть существует независимо от плоти. Ќо это было
не  так.  Џотому что тогда она, памЯть, сама себЯ не узнает, -- подумал он. --
Ћна  не  узнает  то,  что  вспоминает.  ’ак что нужна и стараЯ плоть, стараЯ
слабаЯ  тленнаЯ  плоть,  чтобы  памЯть  могла  пульсировать". € вот ударный,
совершенно  в  карамазовском  духе,  финал:  "„а,  --  подумал  он,  --  между
страданием и ничто Я выберу страдание".
     Џравда,  этой  сильной  нотой повествование не завершаетсЯ, автор вновь
выпускает  на  сцену  ‚ысокого Љаторжника, Явно, учительно напоминаЯ, о том,
что  бунту  не  должно  быть  чуждо  смирение,  что природа, жизнь не терпЯт
никаких  кренов,  но  жаждут  равновесиЯ.  Ћднако же бесспорность неволи как
истинной   свободы   (а   такаЯ  именно  мысль  и  проводитсЯ  в  "‘тарике")
отвергнута.
     Ђвтор  любил мудрость, обретенную героем "„иких пальм". Џо самым разным
поводам  повторЯл  он  его  последнюю фразу, укреплЯЯ других и себЯ в минуты
жизни  трудные.  ђассказывают,  что  под  конец  одной затЯнувшейсЯ любовной
истории,   никому   счастьЯ   не   принесшей,   ”олкнер  сказал:  "...выберу
страдание".  € вроде бы, сентиментальностью слова не прозвучали. Ћн напомнил
их  и в письме одной начинающей писательнице -- и, вроде, не прозвучали они с
профессорской  назидательностью.  „аже на свои прежние книги ”олкнер теперь,
случалось,  смотрел  при  свете  нравственной  истины,  обретенной  в "„иких
пальмах".  ’ак  он,  совершенно  неожиданно, говорЯ о репортере из "Џилона",
перескакивает  к  ѓарри  “илберну:  "…сли  вы  дошли  до  середины  книги, --
обращаетсЯ  ”олкнер  к  читательнице,  --  то, должно быть, вспомнили другого
моего   героЯ,   который   говорит:  "Њежду  страданием  и  ничто  Я  выберу
страдание".
     „а,  идеЯ  дорога,  может,  ничего  дороже  и  не было. Џоэтому ”олкнер
никогда  не  жалел,  что  написал "„икие пальмы". Ќо как художнику роман ему

внутреннего  удовлетворениЯ  не  принес,  он даже равнодушно отнессЯ к тому,
что  впервые  после  "‘вЯтилища"  название  его  книги  поЯвилось  в перечне
бестселлеров.  ‚се-таки опЯть, как в "Џилоне", не хватало ему родного •краЯ.
„рама идей жаждала вновь превратитьсЯ в драму людей.









        ѓ‹Ђ‚Ђ XI 

        ‘ЌЋ“Џ‘› 


     ‚  быту  ”олкнер  был  довольно  рассеЯн, часто говорил невпопад, вечно
что-то  терЯлось.  Ќо  в  литературных  делах  отличалсЯ,  напротив, большой
дисциплинированностью.  ’ут  у  него  как  раз никогда и ничто не пропадало,
любой  замысел,  даже  давно  и  прочно, казалось, позабытый, заброшенный, в
конце концов осуществлЯлсЯ.
     ‚  августе  1945  года  ”олкнер  писал  Њалкольму Љаули, обсуждаЯ с ним
состав  "золотой  книги  апокрифического  округа": "’ак тЯнулось десЯть лет,
пока  однажды  Я  не  решил,  что  пора наконец взЯтьсЯ за первый том, иначе
вообще ничего не выйдет".
     ђечь  идет  о  знаменитой ныне трилогии о ‘ноупсах. ’олько автор сильно
сжал  сроки.  Љакие  там  десЯть  лет  --  все  двадцать.  …ще  в  1925 году,
путешествуЯ  по  …вропе,  ”олкнер  набросал  очерк под названием "‹жец", где
обрисовались  характеры  деревенского  люда, которым впоследствии предстоЯло
развернутьсЯ,  обрести имена и биографии в позднейших книгах. ’огда, правда,
писатель  этого  еще не знал, никаких амбициозных планов не было. Ќо уже год
спустЯ  он  принЯлсЯ  за  огромное,  в  перспективе  эпическое полотно "Ћтца
Ђвраама".  Њного  позже,  уже после смерти писателЯ, один критик скажет, что
ничего  более грандиозного он в своей жизни не замышлЯл. Џожалуй, это верно.
“подоблЯЯ  главу  рода  ‘ноупсов  библейскому  патриарху,  водителю  народа,
”олкнер  собиралсЯ  рассказать  не  просто  о семейном клане, о "неистощимом
семействе"  (общим  числом  тридцать два ‘ноупса пройдут по страницам книг),
но о целом общественном классе.
     Њожно,  разумеетсЯ, лишь гадать, отчего писатель дошел лишь до двадцать
пЯтой  страницы,  а  потом  рукопись  отложил, обратилсЯ к другим сюжетам, а
главное,  к  другим  людЯм.  ‚прочем,  предположение напрашиваетсЯ. Џри всем
трагизме   мировосприЯтиЯ,   ”олкнер  был  человеком  редкостного  душевного
здоровьЯ,  однажды  он  даже  назвал  себЯ  оптимистом.  Ђвтохарактеристика,
конечно,  спорнаЯ.  Љакой  из  ”олкнера  оптимист?  Ћптимист, при всей своей
желчности,  --  Ѓернард оу, еще больший оптимист -- его постоЯнный оппонент в
литературных  спорах  —естертон,  чьЯ  проза  и  эссеистика вообще пронизаны
чистым  светом  радости  и  безмЯтежного  покоЯ.  Ќа  этом  фоне  их младший
современник  из-за океана выглЯдит совершенным мизантропом. Ќо сумрачный его
дух   действительно   обладал   незаурЯдной  силой  сопротивлЯемости  злу  и
несчастьЯм,  он  никогда  не гнулсЯ под напором бед и любимых героев наделЯл
той  же стойкостью характера. ‚от почему с такой охотою обратилсЯ писатель к
‘арторисам,  а  также Љомпсонам, де ‘пейнам, Њаккаслинам и другим. Џусть эта
среда  далеко  не  спокойна,  пусть  здесь творЯтсЯ несправедливости, больше
того  -- преступлениЯ, но это -- люди, сохранившие понЯтиЯ чести, главное же --
живые  люди,  со  своими  пороками  и  добродетелЯми.  Љ  жизни-то ”олкнер и
тЯнулсЯ  инстинктивно.  €  тот  же  инстинкт оттолкнул его от ‘ноупсов -- это
неподвижность, это мертвое, которое жадно пожирает живое.
     Ќо,  разумеетсЯ,  вовсе  отвернутьсЯ  от мрачной действительности он не
мог.  Ћтсюда всЯ эта чересполосица -- уходы и воз* вращениЯ к "Ћтцу Ђврааму".
Ќазвание исчезло -- проблема осталась.
     Џараллельно  с  работой  над  "”лагами  в  пыли"  ”олкнер пишет рассказ
"‚осемнадцатый  катрен  Ћмара",  название которого весьма условно,  впрочем,
свЯзано  с  "ђубай"  великого  персидского  математика,  философа и поэта XI
века.  Ћт  рукописи  сохранилось  только несколько страниц, и незаконченный,
собственно,  едва  завЯзавшийсЯ сюжет выглЯдит так: местные фермеры и с ними
‚.Љ.‘эрэт  --  здесь  этот  коммивоЯжер  поЯвлЯетсЯ впервые -- отправлЯютсЯ во
”ранцузову  Ѓалку,  находЯт  в  овраге  укромное место и наблюдают, как ”лем
‘ноупс  копает  землю.  Џопутно  излагаетсЯ историЯ знаменитого в этих краЯх
‘тарого  ”ранцуза  и  его владений (эти куски почти без изменений перенесены
из  "Ћтца  Ђвраама").  Џриходит  дЯдЯ  „ик  и  раскрывает  соглЯдатаЯм  цель
”лемовых  раскопок.  ‡десь  набросок  обрываетсЯ,  но  вскоре ”олкнер к нему
вернулсЯ,  продолжив  с  того  самого места, где поставил точку. ‚ыЯснилось,
что  ”лем  просто  сыграл  с  землЯками  старую  как  мир шутку, заставив их
поверить,  что  в  заброшенном  саду,  купленном им за бесценок, зарыт клад.
Ћбман  обнаружилсЯ  уже после того, как кладоискатели заплатили ”лему тысЯчу
долларов  за  никчемную землю. ‘эрэт и ’алл только головой покачали, признав
лишний  раз,  что ”лем способен облапошить кого угодно, а впавший, в безумие
Ђрмстид  продолжает  Яростно прорубатьсЯ вглубь, упорно не желаЯ примиритьсЯ
с  поражением.  ’еперь  у  рассказа  поЯвилось  новое название -- "џщерицы во
дворе  „жемшида",  долженствующее,  по-видимому,  символизировать  упадок  и
запустение  где  раньше легендарный царь древнего иранского эпоса -- владелец
чаши,  в  которой  отражалсЯ  весь  мир, -- устраивал пышные застольЯ, теперь
бегают  Ящерицы  да  ревут  дикие  ослы.  Џод  этим заголовком рассказ и был
опубликован.
     ’ак сложилсЯ один из сюжетов будущей книги. ‚прочем, уже не первый.
     …ще  раньше ”олкнер написал два других рассказа, которые после недолгих
блужданий  по  редакциЯм  тогда  же,  в  1931-м, были напечатаны: "ЏЯтнистые
лошади"  и  "‘обака".  ‚  одном  повествуетсЯ,  как  ”лем  ‘ноупс  на пару с
барышником  из  ’ехаса  торгует  во  ”ранцузовой  Ѓалке дикими лошадьми. ‚се
выглЯдит  весело  и  забавно,  чистый фарс, замешанный на незатейливом юморе
"границы",  образцы которого ”олкнер (а задолго до него Њарк ’вен, Ѓрет ѓарт
и  другие)  охотно  использовал.  ‘  трудом  загнав совершенно обезумевших в
неволе   лошадей   за   ограду,   техасец  живо  рекламирует  товар.  Ќикто,
естественно,  на эту удочку не попадаетсЯ, за вычетом вечного фолкнеровского
неудачника  -  того  же  Ђрмстида,  который  выкладывает за лошадь последнюю
пЯтерку.  Ќо  ничего он не купил: лошадь вырвалась из загона и диким галопом
унеслась прочь. Ќагрел же руки на сделке, как всегда, ”лем.
     ‚  "‘обаке"  поЯвлЯетсЯ другой ‘ноупс -- Њинк (впрочем, это впоследствии
он  переменит  имЯ,  сейчас  его  зовут ќрнстом Љоттоном), он убивает своего
соседа,  зажиточного  фермера  •ьюстона,  в отместку за то, что тот заставил
его  расплатитьсЯ за долги скотиной. ’руп скрыть не удалось, и Љоттона берут
под  стражу.  ЏростаЯ  фабула становитсЯ длЯ автора поводом длЯ раздумий над
психологией убийства и феноменологией насилиЯ.
     Ѓыл  общий  замысел,  были  три  рассказа  и еще четвертый, каким можно
считать  любовные  похождениЯ  Ѓайрона ‘ноупса в "‘арторисе" -- пора начинать
большую   книгу.   ’ак  ”олкнер  и  считал,  он  даже  придумал  название  --
"ЉрестьЯне",  а  уже  весной  1932  года  писал Ѓену “оссону, что работа над
книгой началась и займет, вероЯтно, не менее двух лет.
     ѓод  спустЯ,  отклонЯЯ предложение написать очерк о Њиссисипи (он будет
написан,  но  много  позже,  в  пЯтидесЯтых),  ”олкнер  обращаетсЯ к тому же
корреспонденту:   "‡вучит  заманчиво,  но  заберет  слишком  много  времени;
во-первых,  Я  никогда  не  занималсЯ  публицистикой,  а  во-вторых,  должен
разделатьсЯ  с  тем,  чему и конца не видно. ‘ейчас Я думаю только о романе,
и,  пока  он  не  станет на ноги, единственное, что Я могу себе позволить, --
рассказ-другой".
     Џереписка продолжаетсЯ.
     Ћсенью  1933 года -- •аррисону ‘миту: "‚рЯд ли удастсЯ закончить роман к
весне.  џ все еще бьюсь над ним, но сейчас в мой улей залетела другаЯ пчелка
("ђеквием  по  монахине".  -- Ќ.Ђ.). Ѓоюсь, Я буду вынужден на времЯ отложить
роман,  потому что снова на мели, умер отец, Я должен кормить две семьи, так
что  придетсЯ  либо  занЯтьсЯ  рассказами,  либо  возвращатьсЯ в ѓолливуд, а
этого ужасно не хочетсЯ".
     …му  же -- в Январе следующего года: "Ћ романе. џ по-прежнему думаю, что
"‘ноупсы"  потребуют  двух  лет безотрывной работы. „ругую книгу (опЯть-таки
"ђеквием".  --  Ќ.Ђ.)  мог бы завершить быстро, если только "‘ноупсы" оставЯт
менЯ  в  покое,  чего они не сделают... …сли не придетсЯ думать о деньгах на
будущий  год  --  все  гонорары  Я  уже  прожил,  -- пожалуй, Я мог бы обещать
рукопись к осени будущего года".
     ‘ловом,   книга  и  впрЯмь  продвигалась  медленно,  и  причиной  тому,
наверное, не только необходимость отвлекатьсЯ в поисках заработка.
     ‚  1936 году ”олкнер публикует рассказ "Џроделка с лошадью", написанный
в  том  же духе "пограничного" анекдота, что и "ЏЯтнистые лошади". €звестный
в  здешних  краЯх  пройдоха  Џэт  ‘тэмпер,  этакий  хитроумный  американский
пикаро,   перепродает  хозЯину  только  что  купленную  у  него  же  лошадь,
предварительно  выкрасив  ее  в  другой  цвет. Ћбманутый не назван по имени,
повествователь  тоже фигура безымЯннаЯ, но по намекам, по случайно брошенным
словам  можно догадатьсЯ, что дело происходит тут же, в ‰окнапатофе, ‘ноупсы
и  Љомпсоны  присутствуют невидимо, а ‘эрэт выступает как источник сведений,
с его слов историЯ и передаетсЯ.
     Ќезадолго  до  того  у  ”олкнера в Ћксфорде гостил его переводчик Њорис
Љуандро,  ему нужно было проЯснить у автора некоторые непонЯтные места "ума
и  Ярости".  Ќакануне  отъезда  хозЯин  устроил небольшую вечеринку, а после
застольЯ  вызвалсЯ почитать. ќтот рассказ, заметил он, вытаскиваЯ из кармана
небольшую  стопку бумаги, написан не мною, а одним молодым человеком, вы его
не  знаете,  зовут  его  ќрнест  ’рублад.  Ќо  это  рассказ обо мне, Я здесь
главный  герой,  и,  по-моему, получилось довольно забавно. „алее, по словам
Ѓлотнера,   дело   происходило  так.  —тение  продолжалось  минут  двадцать,
наступило  молчание.  "—то,  не  очень  смешно?"  --  спросил ”олкнер. "„а не
особенно",  --  отозвалсЯ  один  из гостей. "Њне кажетсЯ, слишком много всего
наворочено,  слишком  многословно",  --  сказал другой. Љуандро сохранЯл "une
neutralite  respectueuse"  --  вежливый нейтралитет. Ћн уже достаточно долгое
времЯ   имел  дело  с  фолкнеровской  прозой,  чтобы  понЯть,  что  всех  их
разыгрывают.  ђассказ  называлсЯ  "Џолдень  коровы";  Љуандро  совсем не был
удивлен,  когда  ”олкнер  созналсЯ в авторстве этой "трагической пасторали".
‚се-таки  он  не  сразу отказалсЯ от игры, долго еще расхваливал достоинства
ќрнеста  ‚.  ’рублада,  но  наконец  сдалсЯ:  "—то  же, если вам не особенно
нравитсЯ  эта  штука, Я сам ею в будущем воспользуюсь". Ђ на следующее утро,
когда  переводчик  уже  упаковывал  вещи,  ”олкнер  зашел к. нему и вместе с
надписанным  экземплЯром  только  что  вышедшего "Ђвессалома" протЯнул копию
рассказа-- "в подарок от этого славного парнЯ".
     "Ѓудущее"  со временем наступило -- в сильно переработанном виде новелла
вошла  в  "„еревушку".  Ђнекдот с мифическим ќрнестом ‚. ’рубладом тоже имел
свое  продолжение.  Џо  прошествии  десЯти  лет  Љуандро, вновь оказавшись в
Ђмерике,  рассказал  эту историю своему приЯтелю -- газетному репортеру. ’от,
выЯснив,  что рукопись сохранилась, попросил, через издательство, разрешениЯ
ее  напечатать.  Џросьбу  передали  ”олкнеру,  он  ответил:  "Љонечно, пусть
печатает.  ’олько  у  менЯ  не  осталось ни одного экземплЯра. џ написал это
как-то  после  тЯжелой  попойки,  вовсе  не помышлЯл о публикации, это же, в
общем,  скабрезность...  џ  читал вещицу знакомым, которые вовсе не нашли ее
смешной  (и,  как  мне  сейчас  кажетсЯ,  они были правы). „а, пусть имеет в
виду,  что  Я  уже использовал эту историю в "„еревушке". ‚прочем, его дело.
’олько пускай найдет оригинал".
     ‚озвращаемсЯ  на десЯть лет назад. ’еперь-то уж, казалось, все стало на
свои  места.  ‚  ноЯбре  1938  года ”олкнер заправил в машинку лист бумаги и
отпечатал  наверху:  "Љнига перваЯ". —уть ниже: "Џоджигатель". Ќо неожиданно
то,  что  должно  было  стать началом романа, превратилось в самостоЯтельный
рассказ,  от  которого  в  "„еревушке" сохранилсЯ лишь след: в две-три фразы
уместилась  историЯ,  как  ќб  ‘ноупс,  мародер из только что опубликованных
"Ќепобежденных",  поджег сарай майора де ‘пейна, Якобы оскорбившего его тем,
что  заставил  чистить  ковер,  в  который  он же, ќб, с каким-то садистским
наслаждением  впечатал  свой  грЯзный сапог. Њежду прочим, "Џоджигатель" был
отмечен  первой  в  жизни  автора литературной наградой -- премией Ћ.ѓенри за
лучший рассказ года.
     Ѓольше   осечек   не   было,  длительнаЯ  подготовка  теперь  и  впрЯмь
закончилась,  фрагменты  готовы  были  собратьсЯ  в единое целое. 15 декабрЯ
1938  года  ”олкнер  пишет ђоберту •аасу письмо, которое здесь, не стеснЯЯсь
размерами, стоит привести целиком:
     "„орогой Ѓоб,
     пишу  книгу  о  ‘ноупсах.  ‘обственно,  не одну, а три книги, только не
знаю  пока, достанет ли каждой на отдельный том, пожалуй, все-таки достанет.
‚  первом скорее всего будет что-нибудь порЯдка 80 тысЯч слов. Ќаполовину он
готов.  ’ри  главы  ранее  печатались  в  журналах  в  виде  рассказов, но в
собраниЯ не вошли.
     Ќазвание  --  "ЉрестьЯне".  ‡десь  рассказываетсЯ о том, как ”лем ‘ноупс
начинает   свою   карьеру   в  сельской  местности,  постепенно  захватывает
деревушку,  пока  там  уже не остаетсЯ длЯ него никакой поживы. ‚ результате
последней  удачной  сделки  он  оседает  с  женой  в  „жефферсоне,  оставлЯЯ
родственников заправлЯть селением.
     ‚торой  том  --  "Rus  in  Urbe"*.  ”лем  начинает  извлекать  выгоду из
неверности  жены, потихоньку шантажирует ее любовника и, шаг за шагом, начав
с   захудалого   ресторанчика,  которым  владеет  на  паЯх,  поднимаетсЯ  по
иерархической  лестнице,  сажаЯ на каждое освободившеесЯ место родственников
из  деревни;  наконец,  он  занимает кресло президента городского банка, где
ему уже нет нужды шантажировать любовника жены.

     * „еревенщина в городе (лат.).

     ’ретий  том  -- "Џадение €лиона". Ћ том, как ‘ноупсы постепенно пожирают
„жефферсон,  развращаЯ  своими  хитроумными  сделками местные власти, скупаЯ
особнЯки   колониальных   времен,   а   потом   разрушаЯ  их  и  распродаваЯ
освободившуюсЯ землю.
     ’аков  сюжет,  если  это  можно  назвать  сюжетом.  ”лем получает жену,
беременную  от  любовника, который удирает в ’ехас, а ”лем за вознаграждение
защищает  ее  доброе  имЯ.  Ќет,  еще  перед  тем  его младший брат пытаетсЯ
удержать  отца от поджога амбара местного землевладельца, думает, что в отца
стрелЯют  из-за  него,  убегает  из дома на ‡апад, где у него родитсЯ сын, о
котором ‘ноупсы ничего не знают.
     ”лем  перебираетсЯ  в  городок  вместе с женой, чьЯ дочь довольно скоро
убеждаетсЯ,  какое  гнусное  племЯ  эти  ‘ноупсы.  Ћна уезжает в Ќью-‰орк на
деньги,  полученные от настоЯщего отца, затем пересекает океан, отправлЯетсЯ
на  войну, в медицинскую часть, где встречаетсЯ с сыном того парнЯ, ‘ноупса,
который  сбежал из дому, узнает, что они родственники, и еще убеждаетсЯ, что
отец  пыталсЯ  вытравить  из  него  все  ‘ноупсово. Џосле войны она знакомит
этого  парнЯ  с  дочерью  ‘ноупса по боковой линии, у которой семейство тоже
вызывает ужас. Њолодые люди женЯтсЯ, у них родитсЯ сын-наследник.
     „альше   получаетсЯ,   что  этот  молодой  человек,  который,  страстно
надеЯлись  мать  с  отцом,  вытащит  семью  из  грЯзи,  наследует все пороки
‘ноупсов   и  ни  одной  добродетели;  он  безжалостен  и  жесток,  как  его
дЯдЯ-банкир  --  глава  клана.  …му  не  хватает храбрости и добросовестности
делового  человека,  чтобы  стать удачливым бутлеггером, и трудолюбиЯ, чтобы
работать  парикмахером,  на  которого его в конце концов выучили, после того
как  ”лем  отобрал  у  матери деньги, оставленные ей отцом и мужем. …го лицо
изуродовано  сифилисом,  все дешевые шлюхи-негритЯнки называют его по имени,
и это ему нравитсЯ.
     Љ  этому  времени  ”лем  уже  покончил с „жефферсоном. Ѓольше ему здесь
поживитьсЯ  нечем,  и,  хуже  того,  ничего  не  хочетсЯ.  Ћн  не испытывает
никакого  уважениЯ  к  людЯм,  к городку, который он сожрал, не говорЯ уже о
присосавшихсЯ  к  нему паразитах-родственниках. Ћн достиг той ступени, когда
осталось  сыграть лишь еще одну шутку с окружением -- нахлебниками и со всеми
другими.  ’ак  он оставлЯет все свое состоЯние этому никчемному парню, знаЯ,
что  ни  у кого из ‘ноупсов не хватит ума сберечь накопленное, а парень хотЯ
бы  сумеет  освободитьсЯ  от  него  таким образом, что роднЯ сойдет с ума от
возмущениЯ.
     ЉончаетсЯ  все  так.  ”лем  умирает, родные приходЯт на похороны, чтобы
посмотреть,   что   им   перепадет.  Џарню,  который  не  знает,  что  он  --
единственный  наследник,  ведь  дЯдЯ едва замечал его при встречах на улице,
зачем-то   нужны   деньги,  и,  поскольку  он  уверен,  что  ему  ничего  не
достанетсЯ,  дожидаетсЯ, пока все уйдут на кладбище, и пробираетсЯ тайком во
”лемов  дом.  …динственное,  что  он там находит, -- фотографию дочери ”лема,
Якобы  дочери,  надписанную  настоЯщим  отцом. Џарень думает, что это теткин
любовник,  и,  хлебнув  длЯ  храбрости  виски,  решает  ее шантажировать. ’а
запугивает  его  до  полусмерти, он еще сильнее напиваетсЯ, уходит куда-то в
чулан,  где приЯтели всЯчески поддразнивают его: может, сотенку ему все-таки
откажут  и  т.д.  и  т.д.;  в конце концов он нахлобучивает шлЯпу и с важным
видом   выходит  на  улицу,  где  встречные  негритЯнки  говорЯт  ему:  "ќй,
красавчик, привет", а он отвечает: "Џривет, шлюшки" -- и идет дальше..."
     ’аков  план.  ’еперь,  когда  все давно уже осуществлено, мы видим, что
”олкнеру  предстоЯло  далеко  от  него  отойти,  особенно  в той -- третьей --
части,   котораЯ   была  разработана  наиболее  детально.  "Џадение  €лиона"
превратилось  в  "ЋсобнЯк", и нет в нем ничего или почти ничего из того, что
предполагалось.  „а  и  занЯла  работа  не  два-три  года, как автор все еще
надеЯлсЯ, а двадцать лет.
     Ќо  пока  это  неизвестно,  и  ”олкнер  стремительно и увлеченно, как в
лучшие   годы,   пишет  "ЉрестьЯн".  Ќазвание,  несомненно,  заимствовано  у
Ѓальзака;  вообще  ”олкнер  представлЯл  трилогию чем-то вроде "—еловеческой
комедии":   большое  незамкнутое  пространство,  открытаЯ  сцена,  где  люди
встречаютсЯ, расстаютсЯ, вновь собираютсЯ вместе.
     Џравда,  от  названиЯ  пришлось  отказатьсЯ  --  на близость образцу оно
указывало  безошибочно,  но слишком расходилось с содержанием книги. ЋтсылаЯ
последние  листы рукописи в издательство, ”олкнер предлагает новые заголовки
ко всем трем томам: "„еревушка", "ѓородок", "ЋсобнЯк". Ћни и остались.
     €здали,  когда  перваЯ  книга давно уже была опубликована, а две другие
отложены  на  неопределенное  времЯ, автор так реконструировал ход работы (в
письме   Њалкольму   Љаули   по   поводу   "золотой   книги"):  ""„еревушка"
задумывалась  как  роман.  Љогда Я начал его, получились "Џестрые лошади", а
дальше  дело  не пошло. „ва года спустЯ Я неожиданно написал "‘обаку", затем
"џщерицы  во  дворе  „жемшида",  главным  образом,  потому,  что в "‹ошадЯх"
возник  герой,  в  которого  Я  буквально  влюбилсЯ,  --  разъездной агент по
продаже  швейных  машин  ‘эрэт.  Џозднее  в  наших краЯх объЯвилсЯ человек с
точно  таким  именем,  так  что  пришлось перекрещивать героЯ в ђэтлифа, ибо
весь  наш  городок  только  тем и занималсЯ, что гадал, кого Я изобразил под
этим  именем;  местных  ценителей  литературы интересовало только одно: "Љак
это, черт возьми, он все так хорошо упомнил, да и когда происходило дело?"
     ’ем  временем  в  книге поЯвилсЯ ‘ноупс и весь его клан; рассказы о нем
сложились  в  сагу  и  впоследствии влились в отдельный том: "Њул во дворе",
"Њедный кентавр" и т.д."
     ‚се  это  мы уже более или менее знаем, только получаетсЯ, будто автору
надо  было  лишь  найти  точки присоединениЯ: техническаЯ работа. Ќо было не
так.  €  написав  уже  рассказы,  и  составив  общий  план,  и даже поставив
последнюю  точку,  ”олкнер продолжал трудитьсЯ над книгой. "Џосылаю, -- пишет
он  ђоберту  •аасу,  --  новые  страницы, которые надо вставить в рукопись. џ
отделывал  их  с особым тщанием, отмечаЯ, что надо убрать из первоначального
варианта.   ‡азубрин   быть  не  должно.  Ќо,  разумеетсЯ,  ничего  не  надо
выбрасывать,  так чтобы, когда все будет готово, Я мог еще раз прочитать всю
рукопись.
     Љнига  начала  было  расползатьсЯ, растекатьсЯ. џ укрепил свЯзи, сделал
добавлениЯ,  чтобы придать ей цельности и поставить героев на ноги". ‚ конце
автор  не  удержалсЯ и приписал от руки: "Џраво же, теперь Я лучший писатель
в этой стране".
     1  апрелЯ 1940 года тираж "„еревушки" был вывезен в книжные магазины, и
вскоре  поЯвились первые отклики. ‡а вычетом Љлифтона ”эдимена, длЯ которого
”олкнер  давно  стал  излюбленной  жертвой  остроумиЯ, критика принЯла книгу
благожелательно,  даже  восторженно.  ‚прочем, к тому времени ”олкнером было
уже  как  бы  положено  восхищатьсЯ,  его  репутациЯ  в  литературных -- не в
читательских!  -- кругах стоЯла высоко. ’ому были и официальные, так сказать,
подтверждениЯ.  Ќезадолго  до  выхода  "„еревушки",  18  ЯнварЯ  1939  года,
"Ќью-‰орк  тайме"  сообщила, что ”олкнер (вместе с „жоном ‘тейнбеком) избран
членом   Ќационального  института  искусств  и  литературы.  Џолгода  спустЯ
влиЯтельный  среди  интеллектуалов  журнал "Љэньон ревью" опубликовал статью
„жорджа  Њэриона  Ћ'„оннела  --  первую  серьезную  работу о ”олкнере дома, в
Ђмерике.  Љритик  увидел  в его прозе принципиальное единство, основанное на
исследовании  социальных  и  этических традиций ћга. Ћн сравнивал его лучшие
книги  с  "Ѓожественной  комедией"  и  "ќлектрой",  а  в  кругу американских
писателей  "наиболее близкаЯ параллель -- проза Ќатаниэла ѓоторна, у которого
”олкнер  многому  научилсЯ".  ‘ этим последним соображением "ученик" врЯд ли
согласилсЯ  бы.  ѓоторн,  в  его глазах, как и ќдгар Џо, как и ѓенри „жеймс,
стоЯл  в  стороне  от  центральной  литературной  традиции  Ђмерики. "ќто не
американские  писатели, -- говорил ”олкнер, -- их корни в …вропе, они писали в
традиции  европейских мастеров. Ћни не были американцами в том смысле, какой
Я  вкладываю  в  это  слово;  --  не были коренными американскими писателЯми,
порожденными  и  взращенными  родной  почвой, как “итмен, или Њарк ’вен, или
Љарл ‘эндберг".
     ‚  это  же  примерно  времЯ  поЯвилась  еще  одна  заметнаЯ  и  ныне не
устаревшаЯ  работа  -- статьЯ Љонрада ќйкена. ‘равниваЯ ”олкнера с Ѓальзаком,
ќйкен  настаивал,  что  никто ныне в Ђмерике не владеет романом как формой в
такой  степени,  как  этот,  на  вид совершенно бесформенный, писатель. "…го
достижениЯ  в этой области, несомненно, вызвали бы интерес и уважение самого
ѓенри   „жеймса".   Џараллель,   в   глазах   самого   ”олкнера,  опЯть-таки
сомнительнаЯ; впрочем, как мастера ѓенри „жеймса он ценил высоко.
     ЉажетсЯ,  мы  отклонились,  так  что  поспешим вернутьсЯ к "„еревушке".
€так,  пресса  оправдывала самые радужные ожиданиЯ. ђальф ’омпсон, еще вчера
сквозь  зубы  писавший  о "„иких пальмах", заЯвил, что в "„еревушке" ”олкнер
превзошел  самого  себЯ.  Њалкольм  Љаули  счел  ее  лучшей книгой автора со
времен  "‘вЯтилища"  (удивительно  все  же, до чего публичный успех способен
воздействовать  даже  на умы вполне независимые). Ќаконец, рецензент "’айма"
уподобил  ”олкнера  експиру.  Ќо  все  это,  даже  статьЯ Љаули, -- эпитеты,
реклама.
     Ђ  что  сказано  было  тогда,  сразу  по  поЯвлении,  о  "„еревушке" по
существу?  Ќичего  не  было  сказано.  Ќа  этот  счет простодушное признание
содержитсЯ  в  том же "’айме": "Љнига, конечно, замечательнаЯ, но о чем она,
ведомо только богу и, не исключено, “ильЯму ”олкнеру".
     Ђ  между  тем  в этом романе автор, сохранЯЯ, естественно, выработанный
почерк,   уделЯЯ   по-прежнему   внимание   и  фону,  и  символике,  гораздо
отчетливее,   чем   прежде,  заЯвил  о  себе  как  романист  социальный.  Ћн
налаживает   смысловые   свЯзи,  ищет  исторические  мотивировки,  фиксирует
событиЯ   во  времени,  вглЯдываетсЯ  в  лица  людей  при  свете  конкретной
жизненной действительности.
     Љак-то  ”олкнер весьма уничижительно отозвалсЯ о ‡олЯ, заметив, что тот
жертвует   правдой  переживаниЯ,  суверенностью  внутренней  жизни  в  угоду
достоверности  факта.  Ђ  что такое факт? -- всего лишь обманчиваЯ видимость,
уловка,  позволЯющаЯ уйти от поисков истины. "€стина же, -- говорил писатель,
--  это  добро  и  справедливость,  некий закон, нарушаЯ который, не находишь
себе  ночью  покоЯ,  мучаешьсЯ, что сделал то, чего делать было нельзЯ, и ты
сам  знаешь,  что нельзЯ. ‚от что такое в моем представлении истина, факт не
имеет  к ней  ни малейшего отношениЯ. ”акт вообще особого значениЯ не имеет,
он  зависит  от правил, от обстоЯтельств, от всевозможных вещей, например от
температуры воздуха или экономики, но истина постоЯнна..."
     ќто  кардинальнаЯ  фолкнеровскаЯ  идеЯ,  он,  конечно,  верен  ей  и  в
"„еревушке".  €  все-таки  "факт"  тут, кажетсЯ, вырастает в цене. ‚о всЯком
случае,   автор   счел   нужным  специально  уведомить  редактора:  "‘обытиЯ
четвертой  книги  романа протекают примерно в 1890 году. ’о есть ѓражданскаЯ
война  кончилась 25 лет назад. Ђ мне помнитсЯ, что в рукописи Я отодвинул ее
на сорок лет. “бедительно прошу внести соответствующие исправлениЯ".
     Џравда,  и  тут "факт" -- не просто дата: не зрЯ счет времени ведетсЯ от
войны.  ќто  рубеж,  за  которым  все  стремительно  покатилось  под  откос.
ђазрушилась  усадьба  ‘тарого  ”ранцуза,  в  разор  пришла  богатаЯ  некогда
плантациЯ,   раздробилась  на  мелкие  участки,  и  заселили  их  постепенно
пришельцы  из разных мест. "Ќе было у них ни рабов, ни дорогих комодов ”айфа
и  —иппендейла,  -- какое там, если у них что и было, так в большинстве своем
они  все  свое  имущество в состоЯнии были принести на собственных плечах, а
зачастую  и  действительно  приносили. Ћни занЯли землю, понастроили лачуг в
одну-две  комнатенки,  причем  до  покраски  дело  не доходило, переженились
между  собой  и  при