ом
сознании,  --  лес не принадлежит и не может принадлежать никому - он осталсЯ
верен,  не  принЯл  наследства, отказалсЯ и от земель, и от дома, прожив все
долгие годы в хибаре.
     ’ут  вроде  можно  было  ставить  точку.  Ќо до конца, оказываетсЯ, еще
далеко,  чудесные  видениЯ  прошлого  и  довольство  собою резко обрываютсЯ.
Њолодежь  уходит  на  охоту,  старик остаетсЯ в палатке один, внезапно полог
откидываетсЯ,  и входит молодаЯ женщина с ребенком в руках. ђебенок, говорит
она,  от  ђоса  ќдмондса  --  белого Њаккаслина, а сама -- негритЯнка. Џравда,
кожа  светлаЯ, не сразу понЯл Ђйзек, кто перед ним, но, когда сообразил, все
в  нем  --  белом  --взбунтовалось: "Њожет, через тысЯчу или две тысЯчи лет, --
мелькнуло в мозгу. -- Ќо не теперь в Ђмерике! Ќо не теперь!"
     ’ак  природнаЯ праведность подверглась испытанию социальной традицией и
этого  испытаниЯ  не  выдержала.  Ђйзеку  нечего ответить на спокойные слова
женщины  из  его  же,  Њаккаслино-ва,  рода:  "‘тарый  человек,  неужели  вы
настолько  все забыли, что не осталось в вас малого воспоминаниЯ о своей или
хотЯ  бы  чужой любви". Ћн лишь себе может, и то невнЯтно, признатьсЯ, что и
его  вина  есть  в том, что мир разделен и вообще устроен не так, как нужно.
Ќет,  герой  не  развенчан,  даже  не  осужден, он просто лишаетсЯ свЯтости,
котораЯ уходит, когда осознаетсЯ ответственность.
     Ќаконец,  финальнаЯ  часть -- "‘ойди, Њоисей". „лЯ названиЯ использована
строка  из  негритЯнского  духовного  гимна: "‘ойди, Њоисей, в далекую землю
…гипетскую  и  скажи  старому  фараону,  чтобы  он  отпустил  мой  народ  на
свободу".  ‚  довременном  сознании  обитателей  „вуречьЯ  землЯ “р -- …гипет
ассоциировалась  с мировым "низом". ђелигиозное сознание американских негров
трансформировало  это  представление,  отождествив  мечту об освобождении от
рабства с библейским исходом иудеев из …гипта.
     ‡десь  музыкально  завершаетсЯ  тема, прошедшаЯ через весь цикл: стараЯ
негритЯнка  Њолли  встает воплощением спокойного достоинства, воли, терпениЯ
целого  народа,  который и в многовековом порабощении сумел сохранить лучшие
человеческие  качества.  Ћна  не  ищет милости, не просит подачки. …сли внук
совершил   преступление  (а  изгнанный  ђосом  ќдмондсом  с  фермы,  он  его
совершил,  убил  полицейского),  то  наказание заслужено. Ћна лишь хочет его
похоронить   дома   --   ‚ениамина,  проданного  в  …гипет  (тут  неграмотнаЯ
негритЯнка  немного путает: согласно ветхозаветной легенде, братьЯ продали в
…гипет  не ‚ениамина, а другого сына ђахили, жены €акова, -- €осифа, которого
после  прозвали Џрекрасным). ‚ облике Њолли легко угадываютсЯ черты „илси и,
своим  чередом, Љэролайн Ѓарр. ‡а несколько месЯцев до того, как был написан
рассказ,  она умерла, и долго еще в памЯти писателЯ звучал негритЯнский хор,
которым  проводили  соплеменники  его  старую  нЯньку.  ЏечальнаЯ эта музыка
чистым, сильным сопрано отозвалась в рассказе:
     - Џродали в …гипет, и теперь он умер.
     -- ‚оистину так, господи. Џродали в …гипет.
     -- Џродали в …гипет.
     -- € теперь он умер.
     - Џродали фараону.
     - € теперь он умер".
     ’ак  завершаетсЯ  повествование.  Ќо  автор  медлил отсылать рукопись в
издательство.   Ќе   потому,   что   она  расползалась:  после  значительной
переработки  внутренние  свЯзи наладились и укрепились, получилась книга, не
просто  сборник.  ‘мущало  что-то  другое.  Џоначалу  ”олкнер  решил, что не
хватает  временного  размаха,  нужна  историческаЯ глубина, так, чтобы видны
были  истоки,  откуда  все  пошло,  так, чтобы прошлое, о котором ‘эм ”эзерс
рассказывает  юному  Ђйку,  существовало не только в памЯти, передаваемой по
наследству,  но  в  живых своих картинах. Џисатель взЯл сочиненный год назад
(и  еще  не  опубликованный) рассказ "Џочти", изменил название -- "Ѓыло", -- а
также   способ   повествованиЯ:  теперь  оно  ведетсЯ  не  от  имени  ЃаЯрда
‘арториса,  а в третьем лице. Џомимо того, автор дописал как бы введение, из
которого  Явствует, что, не будучи свидетелем происшедшему, Ђйзек Њаккаслин,
"дЯдЯ  Ђйк",  переживает  событиЯ так, как если бы сам в них участвовал. ’ак
”олкнер   и  объЯснил  смысл  нового  названиЯ:  "ќто  перваЯ  часть  книги,
составленной   из   рассказов,   действие   которых  развиваетсЯ  в  течение
длительного  времени.  ѓлавный  герой  человек  по имени Ђйзек Њаккаслин -- к
началу  событий  уже довольно стар. Ќо все же кто-то должен был рассказать о
предках  Ђйзека.  ‚  книге  эту  роль  сыграл  его  дЯдЯ... ’олько поэтому и
называетсЯ  "Ѓыло",  то  есть  все это было давно, но Ђйк причастен ко всему
этому".
     ђассказ  легко  вписалсЯ в общий план и действительно обогатил его -- не
просто  в  том  смысле,  что  поЯвились  новые люди, которых раньше мы знали
только  по  именам  в  таблице:  мисс  ‘офонсиба,  ’омин  ’ерл  --  или знали
недостаточно,  как,  например, дЯдю Ѓака и дЯдю Ѓадди. Џолучив новое начало,
роман   укрепил  свою  форму  симфонически.  Ќа  протЯжении  всего  действиЯ
трагические   эпизоды   смЯгчаютсЯ   комическими,  в  середине  же  ("—ернаЯ
арлекинада")  и  финале  этого  смЯгчениЯ нет, здесь все смещаетсЯ в сторону
смерти.  Ќужно  было  найти  соответствие, контраст. ќтой задаче и подчинена
перваЯ  глава,  в  которой рассказана совершенно юмористическаЯ историЯ, как
’омин  ’ерл  в  очередной  раз  удрал от братьев-близнецов, как его ловЯт, а
между  делом  обыгрываетсЯ вовсе уж анекдотический сюжет, когда карты решают
судьбу  одного из братьев: женитьсЯ ему или не женитьсЯ на мисс ‘офонсибе, в
чьей спальне он совершенно ненароком оказалсЯ.
     €  все  же  глубины  по-прежнему  не  хватало:  как  всегда, ”олкнер за
роковыми  проблемами  расы  хотел  увидеть  что-то  еще  более значительное,
касающеесЯ всего рода человеческого.
     ’ут  снова  пришел  на  помощь  опыт "Ќепобежденных" -- на этот раз не в
композиционном  смысле.  ’огда,  если помните, главный герой долго оставалсЯ
лишь  участником,  а  то  и  просто  заинтересованным наблюдателем событий --
важен  был  не  он  сам,  важна  точка  зрениЯ.  Ђ  потом  ЃаЯрд утратил эту
закрепощающую  узость,  предстал  в  своем  духовном  росте  --  и  все разом
переменилось,  цепочка анекдотов, или, скажем, хроника из времен ѓражданской
войны, превратилась -- впрочем, мы видели, во что она превратилась.
     ‘  трудностЯми  нового романа ”олкнер справилсЯ сходным образом. Џрежде
Ђйк  Њаккаслин  то  отступал в тень, то выходил на передний план, но, даже и
оказываЯсь  в  четком  фокусе,  выЯвлЯл  лишь малую часть своего внутреннего
мира,  своей духовной биографии -- приобщение к охотничьему делу предков, что
еще? Ђ главное оставалось скрытым.
     ’еперь  оно  проЯвилось:  во  всю  мощь  развилась  тема  нравственного
возмужаниЯ   личности,  поиска  правды,  котораЯ  выше  всех  тех  сил,  что
разъединЯют  человеческое  сообщество. Ђвтор усилил уже прозвучавшие мотивы,
ввел  новые ударные фразы, взЯл камертонную ноту во вступлении к роману: "Ћн
не  имел  никакой  собственности  и не желал иметь, ибо землЯ не принадлежит
никому,  а  принадлежит всем, как свет, как воздух, как погода". ѓлавное же,
написал  --  писал долго и трудно -- новый рассказ, мы его раньше упоминали, --
"Њедведь".  Ћн  и стал фундаментом романа, его корнем, откуда побеги пошли в
разные стороны, но свЯзь с основой не утратили.
     ”олкнер,  как  мы  видели,  часто и терпеливо растолковывал смысл книг,
символику   сцен,  характеры  героев.  Ќо  он  почти  всегда  избегал  любых
самооценок,  не  вступал  в спор даже с доброжелательными критиками и уж тем
более  не  любовалсЯ  собственным  изделием.  ‚от  и  когда о "Њедведе" речь
заходила  --  а  бывало это часто, -- не позволЯл себе увлекатьсЯ, да и других
пыталсЯ   уберечь   от   слишком   рискованных  сопоставлений.  €нтервьюируЯ
”олкнера,  его  хороший  знакомый,  критик •арви Ѓрайт, заметил, что, по его
мнению,  "Њедведь"  --  это  "Њоби  „ик" современности. ‘обеседник, по словам
самого  Ѓрайта,  на  удочку  не  попалсЯ,  "отклонил провокацию": "Ќу что за
ерунда"?  Ђ провокациЯ, безусловно, была, Ѓрайт не мог не знать, что ”олкнер
считал  книгу Њелвилла величайшим американским романом, ставил его даже выше
столь любимого им "ѓекльберри ”инна".
     ‚  другой  беседе  --  с  ‘интией  ѓренье, женой сотрудника американской
информационной   службы   в   Џариже,  ”олкнер  услышал:  "‚чера  вечером  Я
перечитывала  "ЊедведЯ",  и,  хотЯ  Я  не  очень-то  знакома с охотой и тому
подобными  вещами, менЯ затронули чувства, описанные в нем. Њне кажетсЯ, что
это  очень  хороший  рассказ".  ”олкнер только слегка улыбнулсЯ: что же, вам
нравитсЯ, Я рад, и на этом покончим.
     €  все же, по всему чувствуетсЯ, автору рассказ был очень близок, тайно
он  им  и  впрЯмь  гордилсЯ.  Ќедаром,  не  желаЯ  рассуждать о достоинствах
"ЊедведЯ",  всегда  поддерживал  разговор  о  мотивах,  деталЯх,  серьезно и
неспешно  предлагаЯ  толкованиЯ тех или иных мест. ’ут уж не просто терпение
было  или уважение к аудитории, была охота, был интерес -- рассказ словно рос
в  сознании  автора, и герои его сохранЯли неизменную живость. ”олкнер даже,
что  случалось  нечасто,  раскрывал  жизненные  истоки  произведениЯ.  ’а же
‘интиЯ  ѓренье  спросила,  существовал  ли  в  действительности ‘тарый Ѓен --
гигантский  медведь, наводЯщий страх на всю округу, и ‹ев -- смешанной породы
пес,   который  годами  Ѓена  преследовал.  ”олкнер,  Явно  радуЯсь  старому
воспоминанию,  ответил,  и  сказал  больше, чем спрашивали: "„а. Љогда Я был
мальчишкой,  у  нас  в  округе бродил медведь вроде ‘тарого Ѓена. Ћднажды он
попал  лапой  в  капкан,  охромел,  и с тех пор все его так и звали -- •ромаЯ
‹апа.  …го  тоже  убили,  но,  конечно,  не  так  эффектно, как Я убил его в
рассказе.  •оггенбека  Я  списал с парнЯ, который работал у моего отца. Ѓыло
ему  лет  тридцать, но ум четырнадцатилетнего. Ђ мне было восемь или девЯть.
Љонечно,  раз  Я сын хозЯина, мы всегда делали по-моему. Џросто чудо, как мы
остались в живых, чего только не вытворЯли! Џросто чудо".
     ‚от  так  же,  и  сочинЯЯ  рассказ, ”олкнер испытывал, наверное, чистую
радость  погружениЯ  в  мир  собственного  детства  и  дальше, глубже -- в те
невозвратные,  а  может и не бывшие, мифические, времена, когда природа жила
собственной  жизнью,  а  человек шел не покорЯть ее, а отдаватьсЯ, постигать
законы и с готовностью принимать их.
     Ќевинность  давно утрачена, цивилизациЯ вступила в права, напридумывала
разного  рода  условностей,  только  искажающих  человеческие  отношениЯ,  и
все-таки  остаетсЯ  возможность  --  если  хватит воли и выдержки -- через эти
условности  переступить  и  принЯть вызов природы, сделать последнюю попытку
обрести  утраченную  цельность.  ’ак  и  прокладывает  свой путь в жизни Ђйк
Њаккаслин.
     ‘обственно,  даже  не прокладывает -- ведет, с детских лет, безошибочный
инстинкт,  надо быть лишь верным ему, не поддаватьсЯ ни на какие провокации,
противостоЯть   любым   искушениЯм.   ‚  охотничьем  лагере  перебрасываютсЯ
случайными,  казалось  бы,  словами,  но  звучат  они по-особому веско, даже
величественно.  Џьют  обыкновенное  виски,  но  буроватый  напиток в бутылке
кажетсЯ мальчику "конденсатом дикого и бессмертного духа".
     ‚се  вокруг  неуловимо  увеличиваетсЯ  в  размерах, окрашиваетсЯ в цвет
славы и подвига, на все ложитсЯ отсвет мужества и силы.
     ’акой  сценой  начинаетсЯ  "Њедведь", и повествование сразу исполнЯетсЯ
чувством   вселенского   эпического  покоЯ.  Ќо  это  взорванный  эпос,  это
расколотый  мир,  и  трещина  прошла и через сердце тех, кто не успел еще по
сути ничего совершить -- ни доброго, ни дурного.
     „а,  Ђйк  наделен  верным  чутьем, но все равно к правде, к истинному в
себе  приходитсЯ  пробиватьсЯ  через  затвердевшую кору исторического опыта.
ЏогонЯ  за  медведем,  в  которую  устремлЯетсЯ мальчик, вырастает в роковое
испытание,  становитсЯ  даже  не просто актом мужества -- мужества хватало, --
но  актом  познаниЯ,  приобщениЯ  к  символам  веры,  что  требует чистоты и
решимости  духа.  €зо  днЯ в день мальчик покидал лагерь, углублЯлсЯ в чащу,
надеЯсь  хотЯ  бы  увидеть того, за кем годами безуспешно гонЯютсЯ взрослые,
испытанные  охотники.  €  ничего  не  получалось: только следы находил. € не
получилось  бы,  если  б  индеец  ‘эм  ”эзерс,  единственный, пожалуй, среди
обитателей   ‰окнапатофы,  кому  Язык  леса  внЯтен  до  конца,  --  поистине
мифологическаЯ  фигура, -- не подсказал: ружье. ’аково правило, таков ритуал:
общение   с   природой  *-  а  ‘тарый  Ѓен  ее  часть  --  нельзЯ  осквернЯть
посторонними  предметами.  Ќаграда  не замедлила: оставив ружье, снЯв с руки
часы  и  компас,  мальчик  добилсЯ  заветного  свиданиЯ  -- медведь "предстал
недвижный  в  стоЯчих  зайчиках  зеленого  знойного  полднЯ, не громадный из
снов,   а  каким  мерещилсЯ  наЯву  или  чуть  крупнее  --  размеры  скрадены
пЯтнисто-сумеречным фоном -- и смотрит".
     ’рещина  между  миром человеческим и миром природным вроде бы заделана.
Ќо  тут  же  --  новый  взрыв.  Њедведь,  только  что  ЯвившийсЯ  в окружении
вековечной   тишины,  превращаетсЯ  в  Яростное,  опасное  животное.  ‘цены,
живописующие  последнюю,  решающую  схватку  собак  и людей со ‘тарым Ѓеном,
написаны  апокалипсически, здесь все полыхает огнем, исступлением, безумием.
"‹ес  впереди  и  отЯгченный дождем воздух обратились теперь в сплошной рев.
‡аливистый,  звенЯщий,  он  ударЯлсЯ в тот берег, дробилсЯ и вновь сливалсЯ,
раскатывалсЯ,  звенел,  и мальчику казалось, что все гончие краЯ, сколько их
было  и  есть,  ревут  ему в уши. Ћн вскинул ногу на спину выходЯщей из воды
мулице.  Ѓун  не  стал  садитьсЯ, ухватилсЯ рукой за стремЯ. Ћни взбежали на
обрыв,  продрались  сквозь  прибрежные  кусты  и  увидели медведЯ: на задних
лапах  встал  спиной  к  дереву, вокруг вопЯт и каруселью вертЯтсЯ собаки, и
вот опЯть ‹ев метнулсЯ в прыжке".
     Љонечно,  этот  грозный  непокой, эти громовые раскаты ”олкнеру ближе и
дороже  визга циркулЯрной пилы или свистка паровоза. Ќо и идиллии он не ищет
и  не  хочет.  ‘тихийные  силы  не упорЯдочены, они всегда готовы к бунту, к
самозащите,  а  то и к безжалостному нападению. Ђвтор счел нужным специально
это  разъЯснить:  ""„икаЯ  природа"...  символизирует темные силы прошлого --
старины,  чуждой  всЯкой  жалости,  но  в  собственных глазах непогрешимой и
последовательной.  Ћна  как  жила,  так  и  канула  в  небытие,  ни в чем не
сомневаЯсь...  Њедведь  --  символ  такого  прошлого и тех его начал, которые
сами  по  себе  не  злы, поскольку неотделимы от человеческого естества, и в
юности  проЯвлЯютсЯ  в  человеке волею извечной безжалостности природы через
инстинкт -- это ощущаетсЯ и в юношеских грезах, и в ночных кошмарах".
     —еловек,  как  и  природный  космос,  мечен грехом -- мысль длЯ ”олкнера
принципиальнаЯ.  Ќо  тут  нет  равенства. Џрирода ни в чем не сомневаетсЯ, и
если  различает  добро  и  зло,  то  "своим,  особенным образом". Ђ человеку
даровано  сознание,  и  он  обЯзан до конца осуществлЯть этот дар. €справлЯЯ
природу,  он  и себЯ исправлЯет. Љак? ђазные приспособлениЯ, инструменты тут
не  помогут,  это  просто  иной способ насилиЯ, выдающего себЯ за прогресс и
наивно  верЯщего  в  свое  могущество.  Ќет,  нет, ”олкнер, стоит напомнить,
ничуть  не разделЯл идеи возврата: как только остановитсЯ движение, исчезнет
сама  жизнь.  Ќо  в  его  понимании  прогресс,  если это прогресс подлинный,
означает  накопление  не суммы технических знаний, а суммы милосердиЯ. ‚ нем
спасение  мира. ‚от еще один авторский комментарий к "Њедведю": "џ рассказал
о  том, что он (Ђйзек Њаккаслин. -- Ќ.Ђ.) должен обЯзательно понЯть: нужно не
только  преследовать,  но  и  догнать  --  и потом сжалитьсЯ и не уничтожить,
поймать,  потрогать  и  отпустить, потому что тогда можно будет завтра снова
начать  погоню.  …сли  же уничтожить то, что поймал, все пропадет, погибнет.
€ногда  эта  способность  не разрушить то, к чему стремишьсЯ, представлЯетсЯ
мне  главным  достоинством  человека,  и,  во  всЯком  случае,  в этом самаЯ
большаЯ   радость.  ‚ажно  само  преследование,  стремление  к  цели,  а  не
вознаграждение, добыча".
     Ќа  относительно  небольшом  повествовательном  пространстве сгустились
идеи  и  образы, выражающие нравственное кредо художника. Ћн говорил, что не
любит  идеи и символы, -- ничего подобного. ‚ "Њедведе" то и другое проведено
четко  и  нескрываемо.  "Ќеукротимым  и  как  перст  одиноким виделсЯ старый
медведь,   вдовцом   бездетным  и  неподвластным  смерти,  старцем  Џриамом,
потерЯвшим  царицу  и  пережившим  всех  своих  сыновей".  ‚рЯд  ли  ”олкнер
запамЯтовал,  что  в  мифе, напротив, последний царь ’рои гибнет в войне при
взЯтии  города греками, гибнут и сыновьЯ, а жена его, ѓекуба, остаетсЯ жить.
‘корее  он,  может,  хотел  исправить  миф, воплотить если не бессмертие, то
такую  силу  жизни,  котораЯ  сильнее  всего, даже разрушительных инстинктов
зла.  €  сцена  гибели ‘тарого Ѓена выдержана в мифологическом стиле: "...не
поник,  не  склонилсЯ  долу.  ђухнул,  как  дерево..."  --  прЯмаЯ  цитата из
"€лиады", где слова эти повторЯютсЯ вновь и вновь.
     Џод   стать   медведю-символу   молодой  Њаккаслин,  недаром  дано  ему
библейское  имЯ  и недаром апеллирует он к всевышнему: "€ менЯ Ћн должен был
провидеть  --  Ђйзека,  €саака,  рожденного  во времена уже не Ђвраамовы и не
согласного быть отданным в жертву".
     ‘ловом,  миф  энергично  вторгаетсЯ  в действие, бросает величественный
отсвет  на людей и событиЯ. Џосле завершившегосЯ наконец гона умирает старый
‘эм  ”эзерс,  и  эта  смерть  --  тоже  лишена  обыденности  завершениЯ  пути
какого-то  одного человека. ‚ ней есть некаЯ недоговоренность, даже загадка.
’олько  что  индеец  еще дышал, и вот уже вырос могильный холм, самый момент
смерти  даже  не  показан.  Ђвтор  разъЯснЯет:  "Ћн  понимает, что жизнь его
кончена,  он  устал от жизни, и, если бы у него были силы, он бы отошел сам,
а  он  не  может.  Ћн  просит  Ѓуна,и,  Я думаю, Ѓун убил его. ќто был жест,
достойный греческого героЯ.
     Љак  и  другие  рассказы,  из  которых  составилсЯ роман, "Њедведь" был
опубликован  отдельно,  впрочем,  всего за два днЯ до того, как увидела свет
всЯ  книга.  Ћн и в дальнейшем не раз включалсЯ в различные новеллистические
сборники,  привлекаЯ,  между  прочим,  куда  большее  читательское внимание,
нежели  роман  как  целое.  Ќо  между  журнальным  и  книжным вариантом есть
большаЯ   разница,   в  первоиздании  не  хватает  целой  большой  главы.  Љ
сожалению,   это   была  волЯ  самого  автора:  сначала  он  уступил  нажиму
редакторов  из  "Џоста",  а потом сам решил, что, коль скоро публике рассказ
нравитсЯ  в  таком  виде,  значит,  так  тому  и  быть.  Њежду  тем без этой
опущенной,  четвертой  по  счету,  главы  рассказ  мелеет,  а  роман и вовсе
перекашиваетсЯ.  ќто  писатель отлично видел, потому в данном случае был как
раз  непреклонен,  отказываЯсь  что-либо  менЯть  и  уж тем более -- опускать
главу в романном варианте. ‚последствии у ”олкнера состоЯлсЯ такой диалог:
     ‚опрос.  ‘ какой целью вы перерабатывали "ЊедведЯ" -- рассказ о мальчике
и огромном медведе-изгое?
     Ћтвет.  Ќа самом деле он не перерабатывалсЯ. ќто была необходимаЯ часть
произведениЯ,  которое  Я  считал не сборником рассказов, а романом, книгой.
Њне  казалось,  что  рассказ  о медведе в определенном месте необходимо было
прервать  и  вставить  туда  что-нибудь другое по тем самым соображениЯм, по
которым  музыкант  говорит  себе:  "‚  этом  месте  мне  нужен  контрапункт.
Ќеобходим диссонанс. €ли стоит сменить тему".
     Њожно,  конечно,  сказать  и  так,  можно принЯть авторское объЯснение,
имеЯ  в  виду  только,  что  контрапункт  длЯ  ”олкнера  -- понЯтие далеко не
техническое.
     Џоначалу  "Њедведь"  кажетсЯ  естественным  продолжением  первых глав и
предшествованием того, что последует.
     Њотив  посвЯщениЯ  в  мужчины  возникает еще в "‘тариках": первый олень
убит,  мальчик  символически  помазан  кровью,  --  и  в  новой  части только
развиваетсЯ,  уходЯ  несколько  от  чистой  ритуальности  охотничьего  быта,
клонЯсь  в сторону универсальных истин. "ќто историЯ не просто о мальчике, --
говорил  автор,  --  а  о  взрослении  человека  вообще; становЯсь старше, он
учитсЯ  завоевывать  место  в  мире,  на  земле.  Њедведь олицетворЯет собой
старину,  некогда  непоколебимую;  и  именно в силу былой непоколебимости, а
также   верности  представлений  о  том,  как  должно  себЯ  вести,  прошлое
заслуживает  того,  чтобы  его  уважали.  Љак  раз  это  чувство  испытывает
мальчик.  €з  встречи  с  медведем  он  вынес знание не о медведЯх, он обрел
понимание  жизни,  нашел  место  в ней. Њногому научил его медведь -- отваге,
состраданию, ответственности".
     „алее,  в  "Њедведе"  сильно  звучит, как мы имели уже случай заметить,
противопоставление  вольной  природы миру банков и ферм. ќто тоже развитие и
предшествование -- от "Ћчага и огнЯ" -- к "Ћсени в пойме".
     Ђ  четвертаЯ глава -- не просто продолжение, то есть и продолжение тоже,
но одновременно и резкий обрыв в логическом нарастании темы.
     Љак  будто  Ђйзек  Њаккаслин,  выдержав  все  испытаниЯ,  пробиваетсЯ к
истине,  обретает  цельность  в  единении  с природным миром. Џо смерти ‘эма
”эзерса,  своего  духовного  отца, он готов нести эстафету жизни дальше -- не
просто  продолжать  завещанное  предками  дело,  но  удерживать в равновесии
очеловеченный   космос.  €  вот  в  этот  самый  момент  происходит  надлом,
построенное  с  таким  трудом  здание  заваливаетсЯ,  и мальчик -- то есть не
мальчик   уже  --  мужчина,  двадцать  один  исполнилсЯ,--  оказываетсЯ  перед
трагической  необходимостью  все  начинать сначала. ’олько задача неимоверно
усложнЯетсЯ.
     ЏерелистываЯ  старые  конторские  книги,  которые  с  детства  видел на
полках  отцова  дома,  Ђйзек между записЯми о рождениЯх и смертЯх, доходах и
расходах,   разных  мелких  домашних  происшествиЯх  обнаруживает  отчеты  о
купле-продаже  рабов.  ’акие,  например,  корЯвым почерком выведенные строки
ему  попадаютсЯ: "’енни Ѓичем 21 год. ‚ыиграна в покер Ђмодеем Њаккаслином у
г-на  •ьюберта  Ѓичема ‚озможный стрит против трех открытых троек". €ли еще:
"…вника  Љуплена  отцом  в Ќовом Ћрлеане 1807 г за 650 долларов... “тонула в
речке  на  рождество  1832  г".  “точнение:  "ћнЯ  21  1833 “топилас". „алее
эпистолЯрный  обмен  мнениЯми: "23 юнЯ 1833 г „а кто когда слыхал чтоб негры
топилис" -- "Ђвг 13 1833 г “топилас".
     Љонечно,  не  настолько невинен Ђйзек, чтобы не видеть того,  что видЯт
все.  €  может  быть, ничего нового из этих пожелтевших свитков он не узнал,
разве   что  подробности:  …вника  утопилась  потому,  что  ‹юциус  Љарозерс
Њаккаслин,  патриарх  рода,  взЯл  в наложницы собственную -- и ее, …вники, --
дочь ’омасину.
     Ќо  эта  ожившаЯ историЯ позора особенно потрЯсла его именно теперь, на
сильном   психологическом  фоне  обретенной,  казалось,  духовной  зрелости:
понЯтно  стало,  что  найти  общий Язык с лесом и землей -- это еще далеко не
все.
     ‚  новый  регистр переводитсЯ тема, прозвучавшаЯ в "—ерной арлекинаде".
Ђйзек  пускаетсЯ в спор со своим дЯдей, а вернее, с целой системой взглЯдов,
с традицией, заложником которой и сам ЯвлЯетсЯ.
     " -- Ћни  выстоЯт.  Ћни  лучше  нас. ‘ильнее нас. €х пороки скопированы,
собезьЯнничаны  с  белых  или  привиты  белыми  и  рабством: безалаберность,
нетрезвость,  уклонение  от  работы  --  не леность, а уклонение от того, что
заставлЯет  делать  белый  не длЯ благоденствиЯ рабов и не длЯ облегчениЯ их
жизни, а длЯ собственного обогащениЯ...
     и Њаккаслин:
     --  —то  ж,  продолжай  перечень... ‘панье с кем попало. Ќеобузданность,
неуравновешенность. Ќеспособность различать между своим и чужим...
     и он:
     --  Љак  же  различать,  если  в течение двух сотен лет длЯ них вовсе не
существовало своего?
     и Њаккаслин:
     -- ‹адно. Џродолжай. Ђ их добродетели... и он:
     -- „а. €сконны, никем не привиты. ‚ыносливость...
     -- ‚ыносливы и мулы, и он:
     --  ...сострадание,  терпимость,  и  терпение,  и  верность,  и любовь к
детЯм...
     и Њаккаслин:
     -- —адолюбивы и собаки.
     и он:
     --  ...безразлично,  своим  или  чужим  детЯм, черным или белым. € более
того:  не  только  не  привиты  белыми  эти  добродетели,  но и не перенЯты,
вопреки  белым.  €бо  врожденны,  достались от свободных праотцов, свободных
задолго до нас, да мы-то никогда и не были свободны".
     Ќо и теперь круг не замкнулсЯ.
     "„а  мы-то  никогда и не были свободны", -- говорит Ђйзек. Џочему? џсно:
тЯготеет  проклЯтие рабовладениЯ. Ћднако это не единственное проклЯтие. ђаса
обрекла  себЯ  на  несвободу  еще  и  потому,  что  присвоила,  захватила  в
собственность  то,  что  собственностью  быть  не  может, -- землю. ќта мысль
тЯжело,  медленно  растет  в  сознании  героЯ,  она, как мы видели, догадкой
мелькала  и  прежде,  а теперь оформлЯетсЯ в непреложное знание. Џуть к нему
не  показан,  осталсЯ в том пропущенном пЯтилетии, что разделЯет смерть ‘эма
”эзерса  и  словесную  битву  двух  Њаккаслинов в отцовской лавке. € лишь по
отшлифованной   четкости  формулировок  можно  догадатьсЯ,  сколь  насыщенно
протекала   жизнь   духа,  какой  бесповоротный  перелом  произошел.  Ђйзек,
единственный    прЯмой   потомок   по   мужской   линии,   отказываетсЯ   от
наследственного   владениЯ;   впрочем,  не  отказываетсЯ  даже,  ибо,  "чтоб
отказатьсЯ,  надо  прежде  владеть,  а  землЯ  и  не  была  моей.  € никогда
отцовской  не  была  и дЯдиной, и завещать они ее мне не могли, потому что и
дедовой  не  была  она,  и завещать им во владение и мне на отреченье дед не
мог,  потому что землЯ и старому €ккемотубе не принадлежала, и продать он ее
не  мог ни во владенье, ни на отреченье. Џотому что и пращурам его индейским
никогда  она  не  принадлежала  так, чтобы пойти через €ккемотубе на продажу
деду  или  кому  другому,  ибо  в  ту  минуту,  когда  €ккемотубе обнаружил,
уразумел,  что  можно  продать ее за деньги, тут же землЯ вовеки, изначально
перестала  быть  его владевшем из рода в род, и купивший ее человек не купил
ничего".
     „авно,    больше    десЯти   лет   назад,   ”олкнер   написал   рассказ
"‘праведливость".  ’ам  впервые  прозвучали  эти  индейские  имена,  впервые
поведано  о том, как заселЯлись пустынные прежде места, которые потом станут
‰окнапатофой.  Ѓыло  так: в 1820 году в леса северной части Њиссисипи пришел
вождь,  за  которым  закрепилась  чернаЯ слава отравителЯ, -- €ккемотубе, чье
имЯ  было  переделано  на  французский  манер, впрочем, ошибочно, -- Du Homme
(надо  --  L'Homme  ), и насилием, обманом, убийством установил свою власть в
этих   краЯх.   ‚се   это  мы  узнаем  от  Љвентина  Љомпсона,  но  он  лишь
пересказывает  слова  ‘эма  ”эзерса,  услышанные  по пути домой "в странных,
почему-то  зловещих сумерках". € когда дед спрашивает притихшего мальчика, о
чем  все-таки  шла речь, тот и ответить не может: "Њне было тогда двенадцать
лет,  и  надо  было  еще долго ждать, пока Я преодолею это марево сумерек. џ
уже  тогда  знал, что когда-нибудь все пойму, но к тому времени ‘эма в живых
не будет".
     ’ак  оно  и  произошло.  ђаскрылось  (но  уже  не  Љвентину, а молодому
Њаккаслину)   не   понЯтое   тогда  значение  имени  вождЯ  --  в  английском
произношении  оно  звучит  как  „уум  -- "ђок", "ЏроклЯтье", и наступила пора
расплаты.   Ђйзек   готов   принЯть  на  себЯ  бремЯ  вины  предков.  ’олько
смиренности  ему  мало.  Ћн  предпринимает  отчаЯнную  попытку очиститьсЯ, а
значит,  веритсЯ,  очистить, освободить тех, кто придет вслед. Џервый убитый
олень  означал  формальное  посвЯщение.  ЉонфирмациЯ  духа  состоЯлась  лишь
теперь.  Џодобно  тому как ЃаЯрд ‘арторис в "Ќепобежденных" избавлЯет общину
от  рока  насилиЯ и мести, Ђйзек Њаккаслин снимает с нее проклЯтье рабства и
землевладениЯ.   "Њедведь",   говорил  ”олкнер  в  Ќагано,  "стал  длЯ  менЯ
универсальной  историей человека, который, совершенствуЯсь, превзошел своего
отца,  надеЯсь,  что его сын в свою очередь пойдет еще дальше; а помогли ему
отстоЯть свою мечту справедливость, выносливость и сострадание..."
     Ћднако  тут  же  автор словно опровергает себЯ или, скажем, поправлЯет.
‚от  фрагмент из беседы с ‘интией ѓренье, котораЯ состоЯлась через несколько
месЯцев   после   турне  по  џпонии.  Ќа  вопрос  о  любимом  герое  ”олкнер
предсказуемо ответил: „илси -- и сразу спросил сам: а ваш?
     ѓренье (вздрагивает). Ђйзек Њаккаслин из "ЊедведЯ".
     ”олкнер (улыбнувшись, быстро и прЯмо). Џочему?
     ѓренье.  Џотому что он получил крещенье в лесу, потому что отказалсЯ от
собственности.
     ”олкнер. Ђ вы считаете, это правильно -- отказатьсЯ от наследства?
     ѓренъе.   „а,  в  его  случае.  Ћн  хотел  отказатьсЯ  от  запЯтнанного
наследства. Ђ вы не считаете, что он поступил правильно?
     ”олкнер.  ‚идите  ли,  мне кажетсЯ, что человек должен быть способен на
нечто   большее,   чем   просто  отречение.  …му  следовало  бы  быть  более
деЯтельным, вместо того чтобы сторонитьсЯ людей.
     ’ут  нет  противоречиЯ, тут -- неодномерность самого героЯ, о ней автор,
в  сущности,  и  говорит.  Ђйзеку  достало  личного  мужества  и  милосердиЯ
разорвать  порочный  круг -- в этом величие и моральнаЯ сила. € все же впрЯмь
не  хватает  борцовской  воли,  он  слишком  наивно, отчасти самоутешительно
полагает,  будто  достаточно отойти в сторону, не умножать своим собственным
поведением  грехов  истории,  --  и  она  исправитсЯ: "Џусть именно мой народ
принес  проклЯтие  на  здешнюю  землю,  но  потому-то, возможно, как раз его
потомки  смогут -- не противостоЯть проклЯтью, не боротьсЯ с ним -- но, может,
просто дотерпеть, дотЯнуть до той поры, когда оно будет снЯто".
     ”олкнер  не  случайно  заговорил о моральном императиве действиЯ. ђоман
писалсЯ  и  заканчивалсЯ уже после опустошительной атаки Японской авиации на
Џирл-•арбор,  война и на этот раз не миновала Ђмерику. Џроблемы добра и зла,
преступлениЯ  и искуплениЯ, насилиЯ и мира, улучшениЯ человеческой природы --
все  то,  что неотступно преследовало писателЯ в любые времена, вновь обрело
практическую  остроту,  потребовало  неотложного  решениЯ. €з письма ђоберту
•аасу,  помеченного  21  ЯнварЯ  1942  года, видно, сколь тесно сомкнулись в
сознании   писателЯ   книга,   посвЯщеннаЯ   далекой   истории,  и  событиЯ,
происходЯщие  здесь  и  сейчас: "‚от посвЯщение к роману "‘ойди, Њоисей". Ќа
этот  раз  мир катитсЯ в тартарары, верно? Њне бы хотелось стать диктатором.
’огда  бы Я взЯл всех этих конгрессменов, которые отказываютсЯ давать деньги
на  войну, да послал бы их на ”илиппины. —ерез год не осталось бы в живых ни
одного  лейтенанта.  џ  организовал  у  себЯ в округе противовоздушные посты
наблюдениЯ,  отвечаю также в местной гражданской обороне за авиацию и свЯзь.
Ќо  этого  мало.  …сть  возможность  стать  гражданским инструктором летного
дела.  …сли  устроюсь  с делами, возьмусь за это". „ва месЯца спустЯ ”олкнер
пишет  тому  же  •аасу:  "Џохоже,  "Њоисей"  получилсЯ. џ еще раз просмотрел
книгу,  и  мне  кажетсЯ,  что  все  в  порЯдке.  Ќо  сейчас плохое времЯ длЯ
книгоизданиЯ  --  война...  ‘коро  предстану  перед  медицинской комиссией, а
потом  отправлюсь  в  ‚ашингтон, в Ѓюро аэронавтики. ЊенЯ ждет лейтенантское
звание  с  окладом  3200 долларов в год, надеюсь, дадут и пилотские шевроны.
ЉонторскаЯ   работа   не  по  мне,  но,  наверное,  лучше  сначала  получить
назначение,  а уж потом попробовать приблизитьсЯ к тем местам, где стрелЯют.
—то Я и намерен сделать".
     ”олкнер  действительно  в это времЯ мало писал и еще меньше публиковал:
после  "ЊоисеЯ"  (дата  изданиЯ  -- 11 маЯ 1942 года) и до 1949 года в печати
поЯвилось  лишь  три  небольших  рассказа.  ќто,  как  и можно было ожидать,
вызвало  очередной  домашний финансовый кризис. Џришлось пойти обычным путем
--  в  восьмой  раз ”олкнер подписал контракт с ѓолливудом, причем на сей раз
на  грабительских условиЯх -- ему платили вдвое меньше, чем десЯть лет назад,
когда  он был новичком. Ќо и тут не работалось, хотЯ среди сценарного мусора
попалась  значительнаЯ  вещь:  "€меть  и не иметь"; кто-то уже сделал первый
вариант сценариЯ, получилось скверно, ”олкнер взЯлсЯ довести дело до конца.
     Ќо на сей раз больше, чем поденщина, ”олкнера угнетало другое.
     ‚от еще одно письмо этого времени -- в продолжение прежних.
     "‚ойна  -- плохое времЯ длЯ писаниЯ, -- и вот почему. Џещерные инстинкты,
которые  человек,  как ему показалось, вытеснил и тем самым облагородилсЯ, --
вылезли  наружу,  нашли  место,  занЯли, по существу, все пространство -- и в
жизни,  и  в  литературе.  —то-то  должно  уступить  дорогу; пусть это будет
литература,  искусство,  так  случалось  раньше,  будет  случатьсЯ и впредь.
’олько  жаль,  что  мне  приходитсЯ жить в такое времЯ. џ еще слишком молод,
чтобы  не  волновала  менЯ  стараЯ,  но  еще  соблазнительнаЯ  проститутка --
военный  горн,  но  уже  слишком  стар,  чтобы  откликнутьсЯ  на его звук, и
соответственно  слишком  стар, чтобы писать, проводить оставшийсЯ мне срок в
ожидании труб и вспышек славы, заслуживающих описаниЯ".
     Ћчень  характерное  длЯ  ”олкнера  состоЯние  духа. —то делать? ‚ сорок
шесть   лет   уже  не  повоюешь,  и,  конечно,  все  фронтовые  прожекты  не
осуществились.  Ћн,  правда, утверждал в одном из писем, что просил сенатора
от  своего  штата  поддержать  ходатайство  о  зачислении в военно-воздушные
силы; но это скорее всего выдумка: никаких следов в архивах не сохранилось.
     ‚  1942  году  ”олкнер  писал  из  ѓолливуда  своему  пасынку Њалкольму
”ранклину:  "џ  думаю, ты прав, собираЯсь на военную службу. Ћни, конечно, и
так  бы  тебЯ  призвали,  но не в этом дело. ’ы больше пригоден к солдатской
службе,  чем  думаешь, даже если особой склонности к ней не питаешь. „а и не
будет  у тебЯ ее никогда, ибо, чтобы стать хорошим солдатом, нужно не только
уметь,  но  и  хотеть  подчинЯтьсЯ:  нужно  иметь  готовность компенсировать
провалы   логики   в  поведении  тех,  кто  заставлЯет  тебЯ  отказатьсЯ  от
внутренней  независимости.  €  еще  Я  боюсь,  что  та же самаЯ стараЯ гниль
поднимаетсЯ  из этой войны, как поднималась она из прежних. ‚озьми хоть речь
—ерчиллЯ  о том, что он не хочет председательствовать при разделе Ѓританской
империи.  €  все-таки  это самое значительное событие, которое выпало тебе в
жизни.  ‚се  твои  сверстники пройдут через войну, и ты будешь раскаиватьсЯ,
если  не  окажешьсЯ  среди  них.  ‚о  всем  этом есть что-то от духа и плоти
старых  пещерных  времен.  …сть,  есть,  и странно, как это люди, даже самые
образованные,  ищут  этого  публичного  свидетельства  своей мужественности:
своей  отваги  и  спрсобности выдюжить, своей готовности пожертвовать жизнью
за  землю  предков.  џ  не  хочу  идти. Ќи один человек в своем уме не любит
войну.  Ќо когда смогу -- пойду, может, длЯ того хотЯ бы, чтоб доказать себе,
что  Я,  как  и  другие, способен (конечно, учитываЯ физические ограничениЯ,
налагаемые возрастом) защитить ту жизнь, которую выбрал Я или мои близкие".
     •эмингуэй,  пожалуй, счел бы это рассуждение защитой позиций при помощи
пишущей  машинки  и  уж,  конечно,  никогда бы не стал ссылатьсЯ на возраст.
‚етеран   первой  мировой,  участник  ѓражданской  войны  в  €спании,  он  --
фолкнеровский  сверстник  --  пошел  и  на  эту  войну и заслужил боевую -- не
журналистскую -- награду.
     —то  на это сказать? „а ничего говорить и не надо, разве что повторить:
”олкнер  -- не •емингуэй. ќто не значит, что он не уважал чужой храбрости или
считал,:  что  писателю  она  не  нужна.  Љак  раз  на  этой  почве у него с
•емингуэем  произошла  неприЯтнаЯ  историЯ,  и,  хоть после она разрешилась,
осадок  осталсЯ.  ‚  1947  году  ”олкнер  с неохотою, но все-таки согласилсЯ
выступить  перед  студентами  Њиссисипского  университета.  —ерез  некоторое
времЯ   в   "Ќью-‰орк   хералд  трибюн"  поЯвилсЯ  отчет  об  этой  встрече;
цитировались,   в   частности,   слова  ”олкнера,  что  •емингуэю  недостает
мужества.  ’от,  естественно,  возмутилсЯ,  даже  сел  за  письмо,  но потом
передумал  и  попросил  ответить  своего приЯтелЯ, генерала ‹энэма, которому
приходилось  видеть  его,  •емингуэЯ, под огнем. ѓенерал написал ”олкнеру, и
адресат  тут  же откликнулсЯ, объЯснив, что он знает, как •емингуэй вел себЯ
на  трех  войнах,  что речь шла лишь о писательском мужестве. "џ сказал, что
все  мы  потерпели  поражение (в том смысле, что никто из нас не поднЯлсЯ до
уровнЯ  „иккенса,  „остоевского, Ѓальзака, ’еккереЯ и других). —то поражение
’омаса  ‚улфа  было  лучшим,  потому  что он обладал наивысшим мужеством: он
рисковал  заслужить  упрек  в  дурновкусии,  неловкости,  сентиментальности,
скучности:  победа  или  поражение,  и  плевать на все. —то „ос Џассос  идет
вслед  за  ним,  ибо  он  жертвовал  частью  своего мужества ради стилЯ. —то
•емингуэй  идет  еще дальше, ибо у него не хватило мужества превозмочь себЯ,
не  хватило  мужества  наплевать на дурновкусие, длинноты, скучность и т.д."
Љопию  этого  письма ”олкнер отправил •емингуэю, приложив следующую записку:
"„орогой  •емингуэй,  сожалею  об  этой проклЯтой дурацкой истории. џ просто
хотел  заработать  250  долларов, беседовал со студентами, не рассчитываЯ на
публикацию,  иначе потребовал бы, чтобы мне показали текст. џ всегда считал,
что  все беды человека от Языка его, и, пожалуй, мне лучше помолчать. Њожет,
это  будет последним уроком. Ќадеюсь, ‚ам на все это наплевать. …сли же нет,
примите, пожалуйста, нижайшие извинениЯ от искренне ‚ашего ”олкнера"
     ќта   переписка   тоже   кое-что  проЯснЯет  или,  точнее  бы  сказать,
подтверждает.  ”олкнер  не  был  и  не стал военным писателем. ‚ годы второй
мировой  войны он написал лишь одно стихотворение на военную тему -- "Ћпытный
ас"  --  нечто  вроде  поэтического  отклика на газетную корреспонденцию, где
рассказывалось  о  том,  как  летчик  выбросилсЯ  из горЯщей машины в море и
продержалсЯ в спасательном жилете три недели.
     Ђ  вообще-то  все  эти  годы ”олкнер, как мы уже говорили, хранил почти
полное   литературное   молчание.   Ќо  отсюда  не  следует,  что  они,  эти
трагические  длЯ  человечества  годы,  были  длЯ него бесплодными в духовном
смысле.  €  отсюда  не  следует,  что  война  вообще  прошла  мимо  него как
художника.  Џросто,  как  и прежде, она воспринЯта была как событие, которое
решительно обострЯет конфликты, присущие и мирному времени.
     ‚  одном  из  произведений,  замысел  которого  возник  как  раз в пору
военного   лихолетьЯ,   это   нерассекаемое  единство  человеческой  истории
отразилось непосредственно. Ќо разговор
     0  нем  --  о  романе  "Џритча"  --  удобнее  немного  отложить  и  сразу
обратитьсЯ  к  другой  книге. ‚о-первых, она тоже была задумана в сороковые.
‚о-вторых,  и  в ней, вовсе с войною не свЯзанной, опыт пережитого отразилсЯ
--  как  прежде,  в  "Ђвессаломе".  ‹итература, искусство все же не уступили.
‚-третьих,  наконец,  ею,  в  известном  смысле,  завершаетсЯ  цикл, начатый
"Ќепобежденными".
     …ще  в  апреле 1940 года ”олкнер обмолвилсЯ в письме к •аасу: "Џридумал
криминальную  историю  с  погоней  и  убийствами, котораЯ должна иметь успех
(они  всегда  имеют  успех),  но  не  рискую  пожертвовать  полугодом, чтобы
написать  ее,  у  менЯ  просто  нет этих шести месЯцев". Љ июлю того же года
замысел  оброс  некоторыми  подробностЯми:  "‡агадочнаЯ историЯ, необычность
которой  состоит  в  том,  что  в  центре ее -- негр, заключенный в тюрьму за
убийство;  столкнувшись  с  угрозой  линчеваниЯ,  он  берет  на себЯ функции
собственного  адвоката".  ’ут  же  ”олкнер добавлЯет, что задуманный сюжет --
лишь  часть  большой книги, наподобие "Ќепобежденных", котораЯ составитсЯ из
пЯти уже опубликованных и двух пока ненаписанных рассказов.
     Џотом  наступает  длительный  перерыв,  ”олкнер  занЯт  другой работой,
котораЯ продвигаетсЯ, как никогда, мучительно. ‹ишь
     1  февралЯ  1948  года  он  сообщает  в издательство: "„ве недели назад
отложил  большую  рукопись,  и  сейчас  у  менЯ  написано 60 из примерно 120
страниц  небольшого  романа, действие которого происходит в моем вымышленном
„жефферсоне.  ‘южет -- криминальный; тема -- взаимоотношениЯ белых и черных, а
идеЯ  состоит  в  том,  что  не ‘евер, и не правительство, и никто другой, а
только  белое население ћга несет ответственность за судьбу негров. ‚прочем,
это  рассказ  о  жизни,  никто в нем не проповедует. …сли не ошибаюсь, Я уже
излагал  вам  эту историю некоторое времЯ назад: негр в тюрьме, его обвинЯю