гимназиях. Странно наблюдать такую осведомленность у варваров, но.... Знание -- сила. Лишь когда стало ясно, что штурма не будет, кто-то не выдержал и выстрелил катапультой. Варвары сразу сбежались к упавшему камню и, судя по движению огоньков факелов, высчитывали дальность полета камня. Люди мои в ярости стреляли по ним -- вновь и вновь, а они... В какой-то момент движение факелов прекратилось, и главный наводчик, побледнев, доложил мне, что факелы стоят точно на границе огня катапульт.... От бессилия я тогда разрыдался.... Всю ночь над городом были огни, да слышны крики женщин... Нет.... Не думать... Я не должен думать о них... Я только что писал о Фенонте. Да, что-то там о Кольцах Фенонта. Не думать.... * * * Ночью пришел приказ, и мы выдвинулись.... Сам Марцелл пришел проводить нас. Он сказал: - "На рассвете вы должны быть внутри чертовой крепости. Пока мы не взяли Ортигию, карфагеняне в любой день могут высадиться в этой бухте, выбить нас из Сиракуз и восстановить укрепления на Высотах. Тогда нам придется брать Высоты второй раз. Кто хочет еще раз идти на Высоты, а?" Ребята расхохотались, тогда Марцелл поднял руку, призывая к вниманию, и добавил: - "Значит так, - в крепости есть отдельные разумные греки. Вы понимаете, что я имею в виду под словом "разумные". Они сообщили, что с той -- обратной стороны крепости -- отвесная скала со стеной, а за нею -- машины. Сверху никто не видит того, что творится на камнях под скалой, а машины ночью -- не охраняются. Есть задумка.... С десяток добровольцев должен влезть по той отвесной скале, да поднять на веревках товарищей. А потом, все, кто заберутся наверх, должны открыть основные ворота.... Не мне объяснять вам, как это делается... Распахните ж ворота мне так, чтоб в них проехали наши триумфальные колесницы! Пленных не брать. Но Архимед мне нужен живым. Тот, кто приведет его ко мне целым и невредимым, получит награду в тридцать талантов греческого серебра". Ребята прямо заорали от радости: на тридцать греческих талантов можно купить целую виллу на берегу Тибра - такую знаете, всю из мрамора и с бассейном. Рабов - штук сто, ну и рабынь - само собой, - то-то будет развлечений до самой смерти! Я представил себе, как возвращаюсь домой и бросаю в ноги матушке мешок с серебром. А она обнимает меня, целует. А потом мы устраиваем пир на весь Авентин, и я сижу во главе стола. А рядом со мной - Терция Басса, - все детство мы играли с ней вместе, а когда я пошел на Войну, она сплела венок из ромашек мне на прощание. Матушка теперь пишет, как Терция ухаживает за ней и помогает ей по хозяйству. На войне погибло много народу с нашего Авентина, и теперь почти все незамужние девушки живут в домах тех парней, что живы еще, помогая своим будущим "матерям". Говорят, что это самый верный способ удержать за собой парня после войны, - вряд ли на Авентине найдется хоть один негодяй, что пойдет против мнения своей матушки, да ее -- Благословения! Да я и не против, - Терция девчонка - что надо, не то что всякие там патрицианки с Палатина: идет, нос до неба, вид такой будто дочь самого Тарквиния Гордого, а на деле - шлюха шлюхой. А денежки за Архимеда мне - ой-ой-ой как понадобятся. Помните про эти самые трубы в театре Диониса? Задумка тут у меня есть, - сам-то театр мне ни к чему, а вот вода, идущая кверху сама собой - это здорово. Авентин - высокий холм и в лучших домах на самой вершине холма воды испокон веку не было. Я сам в детстве таскался со здоровенным ведром за водой. А вот были бы у меня денежки, я б построил вот такую трубу от колодцев на самый верх моего холма, и продавал ее по ведру за обол. Красота, - сиди себе у трубы, а денежки сами собой в карман - так и текут! В общем, стал я приставать к старикашке: расскажи мне про то, как это здесь все работало, а он - бумаги с расчетами под замком у самого Архимеда! Так что, когда мы выходили из лагеря, я поймал моего старикашку за шиворот и велел стеречь лагерь, как зеницу ока, а пуще всего -- книжки всякие. Так и говорить всем, - "Достояние Римской Республики", -- грызет меня мысль на сей счет. Короче, если останусь жив, найду эти книжки, принесу старику, чтоб перевел. Поверите ли, - спать не могу: вижу воду, текущую вверх. А в ней -- мои денежки! Если только останусь жив... Мраморная вилла на вершине холма, огромный бассейн, фонтаны.... Стоит Терция Басса и обнимает мою милую матушку, а вокруг - детки бегают, и в ушах так и звенит от их голосов... Если останусь жив. ... * * * Я помню день, когда варвары впервые вошли в мои Сиракузы. Они не жгли, и не грабили, но женщины плакали от того, как римская солдатня хватала их прямо на улице и трясла кошельками, предлагая деньги -- за прелести. Моя собственная жена еле вырвалась из объятий трех таких молодцев. Она была беременна, и ее оскорбили приставания римлян. Я тогда обратился с жалобой к римскому коменданту, и он приходил приносить извинения. Я как сейчас помню этого варвара... Он него нестерпимо несло потом, железом и чесноком. Его руки были черны от грязи и навоза, - да-да -- навоза! Он сам со смехом рассказывал, что в хлеву его нового дома, подаренного ему Гиероном, грязно, как у Авгия в конюшнях, и он целый день разгребал вилами все это дерьмо. А еще он непрестанно грыз семечки и сплевывал тыквенную шелуху прямо на наш мраморный пол! Грыз, да еще предложил мне горсть сих вонючих, замаранных коровьим дерьмом семечек! Вдобавок ко всему, он самовольно спросил вина и один выпил целую амфору! Выпил, довольно рыгнул и стал лапать своими ручищами скатерть тончайшего тирского полотна и спрашивать, - сколько я за нее заплатил? Я к тому времени был уже в полуобморочном состоянии от всех запахов, словечек и шумов, кои производил этот варвар, что снял скатерть и отдал ему, чтобы тот быстрее убрался. А на пороге он схватил меня за грудки и прошипел чесночным запахом мне в лицо: - "Я-то свои руки вымою, а скатерку-то - простирну. Так мне за нее - стиранную в Риме отвалят таланта два! Я сразу же разглядел, что это настоящая тирская шерсть! Так что мне все твои смешки, да ужимки - по фигу. А вот ты, - как был всю жизнь Дураком, да Дерьмом, так на всю жизнь Дураком, да Дерьмом и останешься! Сколько бы ты не душился своими духами!" Когда дверь за ним затворилась, я обернулся и увидел мою жену. Она зажимала от ужаса рот, чтобы не закричать: - "Он вернется. Он сказал мне, что через десять дней он вернется и если я не пущу его, он... Он сказал, что приведет двух дружков, а втроем они -- "всех изнасилуют". Что делать?" Я сунул два пальца в рот, меня вырвало, но я избавился от ужасного запаха, коим провоняла моя маленькая гостиная, и отвечал: - "Собирай вещи. Мы уезжаем". Через неделю мы были уже в Александрии. Я был молод и наивен и думал, что уж в Александрию-то сим скотам - вовек не добраться. Я ошибался. В Александрии они объявились через каких-нибудь двадцать лет.... Тогда я вернулся домой в Сиракузы... Я не узнал Города. Мне показалось, что дома стали пониже, а сам город стал каким-то съежившимся и напуганным. Я встретил моего старого друга и не поверил глазам, - он был одет в какой-то бесформенный серый хитон и все время озирался по сторонам. Я его спросил, почему он не писал все это время, почему он сменил одежду, почему он не следит за прической, почему... А мой друг отвечал мне, что, оказывается, с точки зрения римлян, - все красиво одетые -- "проститутки". В первые дни негодяи стеснялись, а потом стали насиловать всех подряд, а наказать их нельзя, потому что они после этого - всегда оставляют огромные (для нас -- эллинов!) деньги для жертвы. Насилуют -- всех, невзирая на пол, а потом смеются в глаза: "Вы бы еще позже по улицам шли, пышней одевались, да -- душились, как шлюхи!" А какой симпозиум без -- гетер, умащения маслами, да бесед -- за полночь?! Ну и... Торговля с ремеслами пришли в упадок, а представителям свободных профессий -- жить вообще не на что! Оказалось, что варвары скупали всю сельскохозяйственную продукцию оптом и сразу отсылали ее к себе в Рим, говоря, что -- мы не умеем делать ни оружия, ни -- стальных плугов, поэтому и ремесла наши им не нужны. Производство же амфор, кубков, перстней, да браслетов пришло в упадок, ибо варвары не желали за все это платить. Когда-то Сиракузы славились "пиратским гнездом", да "базаром невольников". В бухте теснились купеческие, да рыбацкие корабли, - пиратская жизнь имеет свою неоспоримую прелесть и сложно винить купца с рыбаком, когда в его багаже - абордажная сабля.... Поэтому римляне, "взяв опеку над городом" -- сожгли все сиракузские корабли, галеры и лодки, а также - вырубили леса вокруг города. Цены на съестное сразу взлетели практически до небес. Это звучит ужасно и дико, но наши же земледельцы сегодня -- горою за римлян (именно поэтому варвары так легко заняли всю остальную Сицилию), рыбаки же, купцы, ремесленники и эллинская знать -- разорились. Чудовищное опрощение, вульгаризация нравов привели... к массовым занятиям проституцией, ибо лишь торговля собственным телом и приносила всем стабильный доход. Эти римляне... Они хватали и тащили в казармы всех, кого могли заподозрить в занятиях проституцией. И теперь во всем городе, во всех, славившихся радостью и весельем Сиракузах, нет ни одного мужчины с не то чтобы локонами - с длинными волосами! Никто не носит одежд веселых цветов, никто не пользуется духами, или косметикой... "Представь себе", - горько усмехнулся мой друг, - "не прошло и двадцати лет с прихода этих скотов, а мы уже все здесь потихоньку стали угрюмыми римлянами"... Боги, да что же это за шум, - там внизу?! ... * * * Парни мои чуть ли не голышом -- из воды полезли на скользкие камни Ортигии. С десяток их сорвалось с отвесной стены и разбилось сразу же насмерть, но -- ни один даже не пикнул! Лишь взобравшись на каменный парапет, за которым высились ужасные машины проклятого Архимеда, они сбросили веревки всем прочим и мы тоже -- поползли по отвесной стене вверх из воды. Хлестал сильный дождь, ноги скользили по камню, а руки не могли уж сжимать жгущие ладони веревки. Затем мы все оказались на огромной стене и беззвучно рассыпались по ночной крепости. Грекосы и не ждали нас с этой-то стороны! Пара точных ударов мечом, да небольшая работа удавкой и гигантские ворота Ортигии медленно распахнули свою бездонную пасть перед остальною нашей когортой. Потом запылали огни, и раздался крик насилуемых богатеек... Пока я выслушивал донесения от дальних отрядов, парни мои убежали на главное развлечение -- поимку Архимеда. Шутка ли, - тридцать талантов живым серебром за паршивого грекоса?! Бегу я по этим всем коридорам, по дворикам крепости и присматриваюсь, - небось этот гад никуда не денется от своих механизмов. И точно, - смотрю, из одного такого вот дворика высовывается такая здоровенная труба и глядит точно в небо. Мне труба не нужна, но какой дурак, кроме Архимеда, способен смотреть ночью - в дождь, на покрытое тучами небо? Я остановился, отдышался чуток, подошел.... В дверном проеме стояли мужики из моей сотни и странно глядели все на меня. Затем Ларс -- спасенный мною этруск откашлялся и сказал: - "Мы тут с мужиками подумали.... Это -- твой приз. Ежели кому и суждено получить награду за сию сволочь, так -- тебе. Ты -- самый достойный из всех нас. Он -- там..." Я смотрел на моих верных людей и к горлу ком подкатил.... Какая там вилла на вершине холма.... Какой там мне к черту -- фонтан?! Вот мое богатство, вот где мои таланты! Не в силах слова сказать, я обнял Ларса, попытался пожать руки всем нашим, а затем - вошел в чертов дворик... * * * Тишина... Боги, какая странная вдруг -- тишина. Потом - римские голоса... Кто-то идет мимо окон, бряцая тяжелым оружием... Отрывистые крики -- как лай собак, или -- ругань... Женский плач, топот множества ног и опять -- лающие гортанные крики... Я... Мне... Великие Боги -- вразумите меня... Я... Я -- что-то писал. Я что-то не успел дописать. Что-то важное... Я писал что-то -- важное... Я могу... Я ДОЛЖЕН закончить сие... * * * Вхожу, а там - темно и тихо. Только запах каких-то духов - у нас на Субуре такими самые дешевые шлюшки мажутся, и то ли сушеными фигами, то ли финиками несет. Я такие вкусности за версту чую - даром что последние годы на одной чечевице живу. Да тухлой солонине. Всю еду мы в Рим отправляем, - женам, да деткам нашим. И вот иду я, мечом вперед, а запах такой, что слюнки так и текут, так и текут... Тут - впереди плотный полог, а из-под него лучик света! Я по материи - хрясь мечом, смотрю, а предо мною картина - столик, на нем огромная ваза с сушеными, да засахаренными фруктами-ягодами, а дальше светильник и за светильником какой-то старикашка сидит и скрипит себе перышком. Скрипит и нахальным таким голосом: - "Я занят. Позже". Я сразу понял, кто это такой. У меня аж в животе все кишки свело, а перед глазами только - мраморная вилла на берегу Тибра, матушка улыбается и Терция моя с целым ворохом ребятишек... Ну, иди сюда мерзкий старикашка... Иди, не бойся, я тебе дурного не сделаю, - ты мне тридцать талантов сейчас в зубах принесешь... А во рту так и течет слюна, так и течет, и запах сладких фиников так кружит голову... * * * Я не поднял головы. В нос ударила волна запаха пота, крови и чеснока. Я закрыл глаза и увидал того самого варвара, плевавшего семечками на мой мраморный пол. Вонючий центурион тянет руки к моей жене, - врешь, она - мертвая, ведь римляне поубивали их - всех... Я слышал, я точно слышал, -- как кричала она в ту самую ночь, когда они вошли в город. Все кричали... Я зажимал уши, а ночь стонала их криками.... А вдруг, - жива? Нет... Полгода плена... Она умерла. Лучше бы -- умерла. Будьте вы Прокляты. Пошел - вон отсюда. Ты не посмеешь дотронуться до меня, варвар. - "Пошел - вон!!! Ты... Ты заслоняешь мне свет! ПОШЕЛ - ВОН!!!" * * * Сладкий запах фиников, Боже, как мне осточертела моя чечевица. Меня тошнит с чечевицы... И все равно я буду ее жрать, пока не уделаю последнего пуна, пока своими руками не удавлю последнего грекоса! Мы доверились вам, а вы нас - Предали и продали! Все говорят, что после того, как убили вы своего Гиерона, тех наших, что попали к вам в плен, вы пытали до смерти и всячески издевались. Предатели... Подлые грекосы... Мои ребята шли вперед на эти Высоты, качаясь от голода, а эта мразь жует сладкие финики.... Сколько еще мужиков я схороню на войне, а он... Сладкие финики?! Вот тебе - финики, ВОТ, ВОТ, ВОТ - ПОЛУЧАЙ, ПРЕДАТЕЛЬ!!! * * * Когда меня вывели перед строем, Марцелл с ненавистью спросил: - "Как ты посмел не подчиниться моему Приказу? Как ты посмел убить Архимеда?" - "Не могу знать, Ваша Честь. Я... Я подумал, - столько наших ребят полегло, а этому Предателю - Жить... Столько народу в Риме померло с голодухи - в Блокаду, а этот... всю жизнь жрал финики и дальше их будет жрать... Разве так Справедливо, Ваша Честь? Разве это по-честному? Чем этот самый Архимед лучше меня, или Вас? Почему нашего Ларса могли пытать, как хотели, и издевались над ним, как хотели, а этого гада и - пальцем не тронь?! А ведь он присягал Риму в Верности. Разве так -- Честно?" Командующий пытался ответить, но ребята тут зашумели: - "Дурак правду сказал. Все мы равны. Все мы потомки Ромула и - Равны. Все патриции - одного поля ягода. Мы тут подыхаем, а они - финики жрут. Правду Дурак говорит!" У Марцелла почему-то вдруг задергался глаз и уголок рта. Уже поспокойней он произнес: - "Слушай, Дурак, неужто тебе не жалко было целых тридцать талантов?! Подумай, это же целое состояние!" А меня такая обида взяла, - мочи нет: - "Еще как жалко, Ваша Честь... Да только моих ребят, что лежат сейчас на Высотах -- жальче в сто крат..." И вдруг стало так тихо, что слышно, как - ветер листву гонит по крепости. А потом у Марцелла задергалось все лицо, он схватил мешок с серебром и швырнул его в мои руки и закричал: - "Ну, раз ты такой жалостливый, возьми их на помин всех наших. Получай!" * * * Странная штука жизнь.... Думал я, -- вот сейчас казнят меня за нарушенье Марцеллова приказа, а вышло... Через месяц после паденья Ортигии из Рима пришел корабль с претором на борту. Претор выстроил нас во дворе Ортигийской крепости и зачел решенье суда: "За потакание Предательству и попытки спасти Шпиона с Изменником, гражданин Рима -- Марцелл лишается всех чинов, наград и воинских званий и должен быть под конвоем препровожден в Город Рим для дальнейшего следствия. Вместо него, временно, командующим назначен Марк Брут, как единственный, кто знал, что нужно делать с Предателями. Армии подготовиться и при первой возможности выступить в Восточный поход на предавшую нас Македонию. Марк Юний Брут назначен временным проконсулом армии до особого распоряжения и властен над судьбою и жизнью любого из вверенных его Гению подчиненных. Народ и Сенат Римской Республики". Я не знал, что сказать. Ноги мои подогнулись, и я не мог ступить шагу. Потом ко мне подошел постаревший вдруг Марцелл: - "Ты достоин этого, Брут! Они спросили меня, - кого я думаю оставить вместо себя на команду, и я решил, что ты -- самый лучший. Не подведи меня, Дурачок.... И - Дай Бог тебе Счастья!" - "Это -- неправильно! Вы -- наш командующий! Вы обязаны повести нас на греков! Я не знал, что так выйдет... Я бы... Я бы -- пощадил Архимеда, чтоб только вас бы не трогали!" - "Какой же ты -- Дурачок, мальчик! Я -- сторонник Фабия Кунктатора, мы надеялись завершить всю Войну мирным договором. Но наш враг Сципион одержал ряд побед в Бетике, да Испании.... Теперь -- сторонники победной войны требуют кровопролития до конца. До безусловной Капитуляции Карфагена.... Наша Победа в Сицилии пришлась им как нельзя по душе! Знаешь, я рад, что ты убил Архимеда. Мудрец не заслуживал медленной и мучительной казни -- прилюдно, под пыткой. А этим бы все и кончилось, доставь ты его мне -- живым... Ну, удачи тебе, Дурачок. Береги армию. Удачи". Я видел, как преторианцы уводили нашего командира. Я.... Я не знал, что думать, что делать.... А потом будто Боги подтолкнули меня! Я бросился вслед уходящим судейским, схватил главного из них за плечо, развернул его патрицианскию харю и прошипел: - "Пусть волос упадет с его головы, и ты не поверишь, что я с тобой сделаю! Я -- Дурак! Я смогу это сделать!" В первый миг претор побагровел, хотел что-то сказать, но за моею спиной сразу сгрудились мои молодцы, и вдруг я увидал в глазах судейского ужас. Он задрожал всем своим телом, боязливо поднял руку, будто хотел загородиться ей от меня и проблеял: - "Да что вы... Что Вы, Ваша Честь! Я... Отставка и ссылка -- обещаю вам, - не больше того... Марцеллу ничто не грозит, уверяю вас!" В ответ на это я поднял мой плебейский кулак к самому носу патриция и со значением произнес: - "Я - верю тебе. Я -- проверю тебя. Для тебя же, дружок, будет лучше, ежели ты сказал правду!" Когда они все уехали, я собрал всех пленных механиков, вызвал моего старенького толмача и указал грекосам на ворох книг: - "Половина из вас переводит это вот -- с вашего языка на наш -- человеческий. Вторая половина учит меня вашему птичьему языку. Третья -- вашей механике..." Грекосы захихикали. Кто-то сказал: - "Целое можно разделить только напополам, -- никак не на три!" Я позвал Ларса и тот на глазах пленных стал точить большой меч. А я пояснил: - "На сколько половин я велю - на столько вы и разделитесь. Или Ларс мой сейчас разделит любого из вас ровно на семь половин! Отдельно - руки, отдельно -- ноги, а закончит, пожалуй что -- головою. Ну.... Так сколько половин в одном целом?" И механики покорно проблеяли, - "Семь, Ваша Честь!" - "Это -- славно. Вы быстро учитесь. А я -- Дурак. Но я -- выучусь. Смысл же учения состоит в том, чтоб я лично по чертежам смог выстроить такую же катапульту. Кроме меня этому ж самому вы научите -- тридцать моих офицеров. За три месяца. Вы запомнили?" И механики еще раз повалились в ноги ко мне и -- стали их целовать. А я смотрел на далекое встающее солнце и видел Рим в Фонтанах и Термах, а из него бесконечные дороги и по ним - наши плебейские легионы, идущие спасать целый мир.