Йозеф Несвадба. Идиот из Ксенемюнде
-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Чешская фантастика". Пер. с чеш. - Р.Разумова.
OCR & spellcheck by HarryFan, 27 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Его выгнали из первого класса потому, что он был невнимателен,
забывчив, туп, постоянно дрался и в конце концов запустил в учителя
чернильницей. Явно выраженная олигофрения, врач даже не обнадеживал. И
все-таки жена инженера Габихта любила этого ребенка больше всего на свете.
Она заметила у него склонность к счету и до войны держала гувернантку,
пожилую даму, которая за ним смотрела. Звали этого мальчика Бруно.
Рассказал мне о нем один мой родственник, который во время войны попал
в Ксенемюнде, где жил у некоего семидесятилетнего преподавателя. После
загадочного налета на Ксенемюнде четвертого октября этому учителю пришлось
заменить у Габихтов гувернантку. До того союзники ни разу не бомбили
Ксенемюнде. Важных объектов там как будто не было. Только подземный завод,
на котором делалось что-то секретное, но что именно, никто не знал. И
вдруг в ночь на четвертое октября бомба небольшого калибра упала на домик,
где жила гувернантка, и убила ее. При этом командование клялось, что
поблизости не появлялся ни один вражеский самолет. Поговаривали о
дальнобойных орудиях. Но зачем английским дальнобойным орудиям
понадобилось обстреливать из Дувра домик гувернантки, оставалось
непонятным.
Старый учитель охотно принял предложение пани Габихт. Он прирабатывал
частными уроками, так как пенсии не хватало, чтобы покупать картофель на
черном рынке. Ему не сказали, что Бруно идиот, но при первой же встрече он
и сам понял все. У этого пятнадцатилетнего парнишки было лицо шестилетнего
ребенка, а некоторыми повадками он вообще напоминал грудного младенца. В
течение часа он умудрился броситься за мухой и ни с того ни с сего
проглотить ее, засунуть себе в нос самописку и облить брюки учителя
суррогатным кофе, который пани Габихт сварила для него. Учитель встал и
хотел немедленно уйти. Отчаявшаяся мать долго уговаривала его, повысила
плату за уроки и пообещала ежедневно кормить его ужином, только бы он
согласился заниматься с Бруно. А мальчик, словно решив подольститься к
учителю, стал перед ним, вытянув руки по швам, и отбарабанил таблицу
умножения и таблицу логарифмов.
- У него потрясающая память на числа. Он запоминает их молниеносно, -
рассказывала мать. - Знает наизусть всю телефонную книжку Ксенемюнде.
Бруно тут же продекламировал первые шестьдесят номеров с адресами
абонентов. Но правописание он постичь не мог, с историей не справлялся, не
умел правильно прочитать ни одной фразы. И это в пятнадцать лет! Учитель
каждый раз считал минуты, оставшиеся до ужина; никогда время не тянулось
для него так томительно, никогда в жизни он не питал такого отвращения к
ученику.
Спустя месяц он как-то увидел, что Бруно избивает на улице детишек,
раздает восьмилетним ребятам подзатыльники, подставляет им подножки и
пинает их, когда они падают.
- Бруно! - издалека закричал учитель, но из-за одышки быстро подбежать
не смог, и идиота усмирила хозяйка мясной лавчонки, наблюдавшая за этой
сценой.
Она схватила Бруно за шиворот - это была могучая женщина - и
просто-напросто перебросила его через ограду в садик виллы Габихтов. А
детей увела к себе и там обмыла их ссадины.
- Он то и дело на них нападает, - объяснила она пораженному учителю. -
Идиот проклятый! Ему место только в сумасшедшем доме. Если бы папенька не
занимал такой высокий пост, его давно бы туда отправили. Все поражаются,
как вы там выдерживаете.
Ужин в этот день был особенно сытным, а в суррогатном кофе
чувствовалось даже несколько зернышек натурального. Да и Бруно вел себя
спокойно, только все время упрямо глядел куда-то в угол. И учитель опять
не решился отказаться от урока.
Следующей ночью город был снова потрясен катастрофой. Лавчонка мясника
напротив дома Габихтов была уничтожена таким же образом, как дом
гувернантки: бомбой небольшого калибра или артиллерийским снарядом.
Снаряд, по-видимому, влетел через окно в помещение и разнес его. Жена
мясника погибла.
На следующий день во время урока Бруно то и дело усмехался. Учителю
стало жутко.
- Присматривает кто-нибудь за вашим мальчиком в течение целого дня? -
осторожно спросил он после ужина пани Габихт.
- Никто. Он прекрасно ведет себя. Целый день играет на веранде. Муж ему
там устроил маленькую мастерскую.
- Нельзя ли взглянуть?
- Нет! - громко и яростно крикнул побагровевший мальчик.
- Он никого туда не пускает, - объяснила мать. - Это его царство, -
заговорщически подмигнула она учителю. А провожая его к калитке, добавила:
- Иногда я наблюдаю за ним в замочную скважину. Он целыми днями возится с
детским "Конструктором" и несколькими деталями, которые муж принес ему с
завода. Совершенно безобидное развлечение.
- Вы думаете? - спросил учитель, еще раз взглянув на сгоревшую мясную.
- За таких ребят никогда нельзя поручиться. Его следовало бы поместить в
больницу.
Но пани Габихт страшно рассердилась: значит, и учитель перешел на
сторону соседей, ненавидящих ее Бруно.
- Ошибаетесь, я даже привязался к нему. Мне его жаль. Я думаю, в
больнице он был бы счастливее.
- Никогда! - топнула ногой пани Габихт. - Пока я жива, этого не будет!
На следующий день учитель сам решил проверить, что за лаборатория у
Бруно. Из калитки он прошел прямо на веранду. Мальчик даже не заперся там.
Учитель увидел, что он мучит связанного котенка, присоединив его к катушке
Фарадея. Котенок был уже полумертвым, когда учитель попытался его спасти.
Бруно не отдавал котенка. Они молча боролись; мальчик издавал какие-то
нечленораздельные звуки, а у учителя опять разболелось сердце. Пришлось
прибегнуть к крайним мерам. Учитель ударил Бруно по голове. Мальчик
отскочил в угол и с ненавистью смотрел на него.
- Крумм! - прохрипел он. - Ты - Крумм!
Фамилия бывшей гувернантки Бруно была Крумм, а учителя - Бреттшнейдер.
Мальчик это прекрасно знал. У учителя мороз пробежал по коже. В этот день
он даже не приступил к уроку, уклонился от встречи с пани Габихт и
отправился на завод, чтобы повидать ее мужа.
Все здесь напоминало жилище каких-то сверхъестественных насекомых. Его
вели длинными подземными ходами, два солдата шли впереди него, два -
позади. Габихт принял его раздраженно.
- Я понимаю, мой сын способен что-нибудь натворить. Он озорник. Но не
допускаю, чтобы он мог быть повинен в этих катастрофах.
- Увидим, - сказал учитель. - Сегодня я ни за какие блага в мире не
буду ночевать в своей квартире. Можете вместе со мной дежурить в саду.
Учитель жил в маленьком домике у вокзала.
- Извините, но у меня своих дел хватает, куда более важных... -
возразил инженер Габихт.
Однако утром он прибежал в сад. Ночью дом учителя был уничтожен
небольшим снарядом, взорвавшимся прямо в его постели. Учитель со своего
наблюдательного поста ясно видел кривую баллистического снаряда - он был
величиной с кулак и оставлял огненный след.
- Я немедленно иду к командованию городского гарнизона, - заявил
учитель. - Пойдете со мной?
Их принял начальник гарнизона, майор фон Шварц, в ведение которого
входил и завод.
- Странная история... Действительно невероятная! А вы такую возможность
допускаете? - обратился фон Шварц к инженеру. - Может, ваш сын быть
виновником этих катастроф?
Габихт не знал, что и сказать. Он краснел, бледнел, пока фон Шварц не
заорал на него.
- Я должен признаться, господин майор, - сказал инженер, - что как-то
приносил домой планы нашего секретного оружия "Фау-2". У нас в
конструкторском бюро было так много работы, что мы с ней не справлялись за
день. Может быть, мальчик как-нибудь до них добрался. Ведь он способен
очень многое запомнить. В некоторых вещах он весьма сообразителен. Никто
не может сказать наверняка, что происходит в его голове...
Это признание предопределило судьбу старого учителя. Во-первых, он
узнал, какое секретное оружие изготовляют на заводе. А во-вторых, сынишка
инженера был, бесспорно, важнее того, кто его разоблачил. Учитель исчез в
концентрационном лагере. И это, в сущности, его спасло.
- Ваш Бруно, вероятно, гений, - говорил фон Шварц, когда вместе с
Габихтом и поваром комендатуры ехал к Бруно.
- Он идиот, - возразил Габихт. - У нас есть врачебное свидетельство.
- Тупица! Неужели вы не понимаете, какую проблему решил ваш сын? Вы
сами и двадцать вам подобных не можете добиться, чтобы наши снаряды
поражали определенную цель, не умеете ими управлять. А этот
пятнадцатилетний мальчишка направляет их прямо в окно с точностью до
полуметра! Понимаете, как важно, чтобы снаряды "Фау-2" могли разрушать в
Лондоне заранее намеченные объекты и нам не приходилось бы выпускать их
наугад?!
Габихт совсем растерялся.
- Но я никогда не приносил домой планов прицельной стрельбы.
- Разумеется. Потому что их не существует. Их разработал ваш сын.
Фон Шварц приказал повару распаковать свои свертки. Впервые за четыре
года войны повар сбивал натуральные сливки для парижского торта, наполнял
трубочки кремом и растирал масло для слоеного теста.
Бруно накинулся на лакомства, как свинья. Буквально зарылся в них
носом. А пани Габихт причитала, что он испортит себе желудок. Фон Шварц
стоически ждал. Наконец мальчишка отвалился и хотел убежать.
- Постой! - майор схватил его железной рукой. - Такие сладости будешь
получать каждый день, если расскажешь нам, как ты это делаешь!
- Что? - спросила мать. - Он ничего не делает, он послушный мальчик.
Но майор оттолкнул ее к стене.
- Как ты нацеливаешь свои снаряды? - заорал он прямо в ухо Бруно. -
Признавайся, пока я не исполосовал тебе зад! - И вытащил из-за голенища
хлыст.
Он взмахнул им, и пани Габихт упала в обморок. Никто не приводил ее в
себя. Мальчик упрямо смотрел в угол комнаты, слизывая своим чересчур
большим языком оставшиеся на подбородке крошки. Видимо, он ничего не
понял. Он даже не сопротивлялся, когда майор его бил. Лицо Бруно при этом
было лишено всякого выражения.
Фон Шварц сломал свой хлыст, вспотел и у него перехватило дыхание.
Тогда он отпустил мальчишку и крикнул Габихту:
- Если к утру не выясните, как он это делает, ответит вся семья! Вместе
с родственниками, - добавил он, выходя из комнаты.
Под окнами эсэсовцы уже выскакивали из машин, чтобы оцепить дом. Фон
Шварц, сидя в автомобиле, все еще ругался. В этот вечер он отправился
высыпаться в казарму и так и не вернулся в ратушу. Там оставалась только
хорошенькая секретарша, вывезенная им из Италии в начале войны.
Ночью она погибла вместе с другими служащими, так как канцелярию в
ратуше разрушил небольшой снаряд, который на этот раз пробил крышу и сжег
все здание до самого фундамента. В казармах была объявлена тревога. Майор,
вооружившись тяжелым парабеллумом, отправился к Габихтам.
- Где мальчишка? - сухо спросил он инженера.
Родители дрожащими голосами ответили, что он спит. Его нашли на
веранде. Он монтировал ракету на игрушечном ракетодроме.
Фон Шварц пристрелил его сзади, выстрелом в затылок. Пани Габихт
набросилась на него, хотела вырвать у него пистолет, она обезумела от
горя, рвала на себе волосы и одежду.
- Что он вам сделал? Убийца!
Майор попытался ей объяснить:
- Мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь убивал своих ближних в
отместку за всякую мелкую обиду. И к тому же применял для этого самую
современную технику. Он идиот.
- А что делаете вы? Скольких людей убиваете вы в Лондоне своими
снарядами? Чем вас обидел любой из этих англичан? У вас нет никаких
оснований для таких убийств. Все вы идиоты, все!
Фон Шварц хотел немедленно арестовать ее, но тут раздался вой сирены.
- Не надо объявлять тревогу! - крикнул фон Шварц в телефонную трубку. -
Я уничтожил источник опасности...
В ответ на это зажигательные бомбы посыпались на жилые кварталы.
Союзники открыли тайну Ксенемюнде. Этот налет стоил жизни четверти
населения города. Погиб и инженер Габихт. Некоторые жалели его. Говорили,
что он был замечательным инженером. Одним из первых создателей ядерного
оружия. Гением.
Last-modified: Fri, 06 Apr 2001 10:34:48 GMT