описалъ бы мое
имущество? Платье мое продалъ бы съ молотка, что ли?.. В<u>e</u>дь это курамъ на
см<u>e</u>хъ, господинъ сл<u>e</u>дователь. Надо было знать Фишера,-- для него пять тысячъ
были все равно, что для меня пять рублей. Скор<u>e</u>е всего онъ просто забылъ бы
о срок<u>e</u> моего векселя. А въ крайнемъ случа<u>e</u> потребовалъ бы, чтобъ я вексель
переписалъ. И то больше по коммерческой привычк<u>e</u> потребовалъ бы... Только и
всего... Наконецъ, отъ смерти Фишера вексель в<u>e</u>дь законной силы не теряетъ,
вотъ в<u>e</u>дь вы его нашли... Я васъ прямо спрашиваю, господинъ сл<u>e</u>дователь, что
вы собственно хотите доказать?
-- Объ этомъ мы пока не говоримъ. Сейчасъ мн<u>e</u> отъ васъ нужны бол<u>e</u>е
подробныя и точныя св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>я о вашихъ средствахъ. Вы сказали, что проживаете
около трехъ тысячъ въ годъ. Меня удивляетъ, какъ вы могли сводить концы съ
концами при этомъ доход<u>e</u> и при томъ образ<u>e</u> жизни, {121} который вы,
насколько я могу судить, ведете. Вы за квартиру сколько платите?
-- Шестьсотъ рублей въ годъ.
-- Им<u>e</u>ете прислугу?
-- Им<u>e</u>ю, недорогую.
-- Значить, на жизнь вамъ въ м<u>e</u>сяцъ остается меньше двухсотъ рублей. Вы
об<u>e</u>дали въ дорогихъ ресторанахъ.
-- Не всегда въ дорогихъ... Столъ мн<u>e</u> не стоитъ и ста рублей въ м<u>e</u>сяцъ.
Къ тому же, меня часто приглашаютъ.
-- Сто рублей въ м<u>e</u>сяцъ на столъ... Значить, на все остальное остается
прим<u>e</u>рно столько-же? Сюда входятъ и увеселительныя м<u>e</u>ста, и развлеченья, и
платье,-- вы хорошо од<u>e</u>ты. Л<u>e</u>томъ вы никуда не <u>e</u>здили?
-- <u>E</u>здилъ въ Крымъ.
-- Вотъ и въ Крымъ <u>e</u>здили. Это все на сто рублей въ м<u>e</u>сяцъ?
-- Я бухгалтер<u>i</u>и, господинъ сл<u>e</u>дователь, не веду... Мн<u>e</u> трудно вамъ
представить точный бюджетъ, да еще сразу, безъ подготовки... Надо вспомнить
и сообразить...
-- Да, необходимо вспомнить, господинъ Загряцк<u>i</u>й, это важный вопросъ...
Когда вы съ Фишеромъ пос<u>e</u>щали рестораны и увеселительныя м<u>e</u>ста, вы за себя
платили?
-- Иногда платилъ... Чаще за все платилъ онъ. Это такъ естественно при
его богатств<u>e</u> и моихъ скромныхъ средствахъ.
-- Чаще онъ, но иногда платили и вы... Тоже, очевидно, изъ т<u>e</u>хъ ста
рублей?
-- Я не скрываю, это бывало р<u>e</u>дко.
-- Можетъ быть, даже и никогда не бывало?
-- Вы хотите сказать, что я жилъ на средства Фишера? Это нев<u>e</u>рно,
господинъ сл<u>e</u>дователь... {122} И потомъ, если я жилъ на его средства, зач<u>e</u>мъ
же было мн<u>e</u> желать его смерти?
-- Вы говорите, что <u>e</u>здили л<u>e</u>томъ въ Крымъ. Вы тамъ были одинъ?
-- Я не понимаю вопроса. У меня въ Ялт<u>e</u> было много знакомыхъ.
-- Я говорю не о знакомыхъ... Госпожа Фишеръ была въ то время въ Ялт<u>e</u>?
-- Господинъ сл<u>e</u>дователь, я категорически заявляю, что о госпож<u>e</u> Фишеръ
я говорить не нам<u>e</u>ренъ и отв<u>e</u>чать на инсинуац<u>i</u>и не буду.
-- Я просилъ бы васъ быть сдержанн<u>e</u>е въ выражен<u>i</u>яхъ,-- сказалъ р<u>e</u>зко
Яценко.-- Вы говорите съ должностнымъ лицомъ и васъ допрашиваютъ по д<u>e</u>лу объ
уб<u>i</u>йств<u>e</u>, господинъ Загряцк<u>i</u>й.
-- Вы однако сказали, что допрашиваете меня какъ свид<u>e</u>теля! Сказали вы
это, господинъ сл<u>e</u>дователь? Что-жъ это?
-- Предлагаю вамъ прямо отв<u>e</u>тить на вопросъ, была ли госпожа Фишеръ въ
Ялт<u>e</u> одновременно съ вами?
-- Ну да, была. Что съ того?
-- Вы жили въ одной гостиниц<u>e</u>?
-- Да, въ одной,-- и съ нами еще сто челов<u>e</u>къ.
-- Вы вм<u>e</u>ст<u>e</u> об<u>e</u>дали?
-- Иногда и вм<u>e</u>ст<u>e</u>.
-- Иногда и вм<u>e</u>ст<u>e</u>...
Эти повторен<u>i</u>я посл<u>e</u>днихъ словъ допрашиваемаго, не то въ
утвердительномъ, не то въ полувопросительномъ тон<u>e</u>, входили въ обычай
Яценко: онъ зам<u>e</u>чалъ, что они, какъ и небольш<u>i</u>я остановки посл<u>e</u> отв<u>e</u>та,
д<u>e</u>йствуютъ на допрашиваемыхъ.
-- Когда вы об<u>e</u>дали вдвоемъ, платила тоже чаще всего госпожа Фишеръ?
-- Это неправда... Это нев<u>e</u>рно. {123}
-- Мы постараемся это выяснить... Оставимъ вопросъ о вашихъ расходахъ и
перейдемъ къ вашимъ доходамъ. Итакъ вы зарабатываете около трехъ тысячъ въ
годъ. Потрудитесь указать, какъ вы зарабатываете эти деньги.
-- Коммерческими д<u>e</u>лами.
-- Какими именно?
-- Разными... Я былъ посредникомъ, получалъ куртажныя...
-- Как<u>i</u>я именно сд<u>e</u>лки вы совершали и для кого?
-- Я такъ сразу не могу отв<u>e</u>тить на такой вопросъ. Надо вспомнить...
-- Вы не помните, ч<u>e</u>мъ вы занимались?
-- Вамъ угодно играть словами, господинъ сл<u>e</u>дователь. Я сказалъ, что
занимался посредническими д<u>e</u>лами, а назвать сразу вс<u>e</u> сд<u>e</u>лки, это не то же
самое. Это не значитъ: не помнить того, ч<u>e</u>мъ занимался.
-- Но имена людей, которые вамъ давали работу, вы, я полагаю, помните?
-- Я работалъ для разныхъ лицъ... Для Фишера...
-- Вы сказали, что не им<u>e</u>ли съ Фишеромъ никакихъ д<u>e</u>лъ.
-- Я позабылъ... Да это в<u>e</u>дь небольш<u>i</u>я д<u>e</u>ла, просто онъ давалъ мн<u>e</u>
заработокъ.
-- Вы говорите: для разныхъ лицъ. Кто еще вамъ поручалъ д<u>e</u>ла, кром<u>e</u>
Фишера, который умеръ?.. Можетъ, и изъ живыхъ людей кого-либо назовете?
-- Сейчасъ не могу вспомнить... Я очень взволнованъ, господинъ
сл<u>e</u>дователь... Наконецъ, это коммерческ<u>i</u>й секретъ... Только у насъ въ Росс<u>i</u>и
существуетъ такое неуважен<u>i</u>е къ челов<u>e</u>ку!..
-- Для сл<u>e</u>дств<u>i</u>я н<u>e</u>тъ коммерческихъ секретовъ... Не можете вспомнить?
{124}
-- Сейчасъ не могу... Я вспомню позже,-- упавшимъ голосомъ сказалъ
Загряцк<u>i</u>й.
-- Или придумаете отв<u>e</u>тъ... Как<u>i</u>я сд<u>e</u>лки вы совершали для Фишера?
-- Я продавалъ и покупалъ для него бумаги.
-- Как<u>i</u>я?
-- Разныя... Акц<u>i</u>и банковъ... Мальцевск<u>i</u>я...
-- Так<u>i</u>я сд<u>e</u>лки обычно совершаются черезъ банки или черезъ
професс<u>i</u>оналовъ. Не назовете ли вы людей, которые могли бы подтвердить, что
вы совершали эти сд<u>e</u>лки для Фишера?
-- Я сейчасъ ничего не могу указать... Вы меня оглушили этимъ нел<u>e</u>пымъ
обвинен<u>i</u>емъ... Я плохо себя чувствую и не могу вообще отв<u>e</u>чать.
-- Кром<u>e</u> посредническихъ сд<u>e</u>локъ у васъ были еще как<u>i</u>е-либо источники
дохода?
-- Н<u>e</u>тъ... Были кое-как<u>i</u>я сбережен<u>i</u>я.
-- Въ какомъ приблизительно разм<u>e</u>р<u>e</u>?
-- Сумма м<u>e</u>нялась... Я постепенно тратилъ... Одно время было н<u>e</u>сколько
тысячъ.
-- Гд<u>e</u> они находились? Въ банк<u>e</u>?
-- Н<u>e</u>тъ, у меня дома.
-- Вы безъ нужды хранили дома н<u>e</u>сколько тысячъ?
-- Да, дома... Прислуга у меня надежная... Да и деньги небольш<u>i</u>я...
Банки платятъ ничтожный процентъ...
-- Откуда же у васъ собралось н<u>e</u>сколько тысячъ? Значить, у васъ прежде
были д<u>e</u>ла покрупн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ теперь?
-- Очевидно...
-- Очевидно?.. А как<u>i</u>я, вы не помните?
Раздался легк<u>i</u>й стукъ въ дверь. "Вай-дите... В-вай-дите!.." -- сказалъ
съ раздражен<u>i</u>емъ Яценко. Въ комнату вошелъ письмоводитель. Онъ приблизился
на цыпочкахъ къ сл<u>e</u>дователю и сказалъ ему на ухо: {125}
-- Антиповъ хочетъ васъ вид<u>e</u>ть, говоритъ, для важнаго сообщен<u>i</u>я.
Яценко кивнулъ головой. Онъ записалъ посл<u>e</u>дн<u>i</u>я показан<u>i</u>я Загряцкаго.
-- Посидите, пожалуйста, зд<u>e</u>сь опять, Иванъ Павловичъ, до моего
прихода,-- сказалъ онъ и вышелъ.
Николай Петровичъ вернулся черезъ н<u>e</u>сколько минутъ. Онъ прошелъ къ
столу и занялъ прежнее м<u>e</u>сто. Лицо у него было торжественное и мрачное.
Загряцк<u>i</u>й вдругъ на него уставился глазами.
Письмоводитель хот<u>e</u>лъ выйти изъ комнаты. Яценко удержалъ его знакомъ.
-- Вы сказали,-- началъ сл<u>e</u>дователь новымъ, безстрастнымъ тономъ, глядя
на дрожавш<u>i</u>й слегка ониксовый перстень Загряцкаго,-- вы сказали, что
позавчера вечеромъ, въ день уб<u>i</u>йства Карла Фишера, вы были въ кинематограф<u>e</u>
"Солей", въ Пассаж<u>e</u> на Невскомъ Проспект<u>e</u> и оставались тамъ до конца
спектакля?
-- Такъ точно,-- сказалъ негромко Загряцк<u>i</u>й, не сводя съ него глазъ.
-- Вы сказали также, что знакомыхъ въ кинематограф<u>e</u> не встр<u>e</u>тили...
Давалась пьеса "Вампиры", содержан<u>i</u>е которой вы по памяти изложили
письменно?
-- Да, я изложилъ...
-- Господинъ Загряцк<u>i</u>й, вы сказали неправду и случайности суждено было
выдать васъ,-- поднявъ голову, произнесъ торжественно и печально
сл<u>e</u>дователь.-- Въ этотъ вечеръ драма "Вампиры" была зам<u>e</u>нена другой
картиной.
Письмоводитель вздрогнулъ, быстро взглянулъ на допрашиваемаго и
опустилъ глаза. Загряцк<u>i</u>й, все больше бл<u>e</u>дн<u>e</u>я, откинувшись на {126} спинку
стула, смотр<u>e</u>лъ остановившимися глазами на сл<u>e</u>дователя. На лиц<u>e</u> Загряцкаго
былъ написанъ страхъ, точно онъ ждалъ удара.
-- Я боленъ и не то говорю... Я не могу теперь отв<u>e</u>чать,-- наконецъ
едва слышно произнесъ онъ.
-- Въ такомъ случа<u>e</u> допросъ переносится на завтра. Но отнын<u>e</u> вы,
Загряцк<u>i</u>й, будете допрашиваться въ качеств<u>e</u> обвиняемаго. По 1454-ой стать<u>e</u>
уложен<u>i</u>я о наказан<u>i</u>яхъ, вамъ предъявляется обвинен<u>i</u>е въ предумышленномъ
уб<u>i</u>йств<u>e</u> Карла Фишера... Иванъ Павловичъ,-- сказалъ, вставая, Яценко,--
составьте бумагу о принят<u>i</u>и арестованнаго Загряцкаго въ Домъ
Предварительнаго Заключен<u>i</u>я.
XXI.
Оливковый скрипачъ, съ необыкновенно радостной улыбкой, игралъ забытую
парижскую п<u>e</u>сенку, вернувшуюся въ Петербургъ изъ Букареста. Въ углу
переполненнаго зала сид<u>e</u>лъ Браунъ, уставившись на скрипача своимъ
непр<u>i</u>ятнымъ безжизненнымъ взглядомъ...
В═ъ ═м═<u>i</u>═р═<u>e</u> ═B═.
"...Мертвые люди см<u>e</u>ются, ведутъ веселые разговоры. Скелеты, постукивая
костями, подносятъ къ челюстямъ чашки. Самый мертвый изъ мертвецовъ
предпочитаетъ заниматься глупымъ анализомъ подъ звуки веселенькой музыки,
чувствуя себя какъ на необитаемомъ остров<u>e</u> въ Hall'<u>e</u> гостиницы "Паласъ". Онъ
презираетъ людей -- на людяхъ. Презр<u>e</u>нье не м<u>e</u>шало ему жить съ оглядкой: не
испортилось бы фальшивое, дешевое, никому ненужное клише. Можно жить на
фиктивные {127} проценты съ несуществующаго духовнаго капитала. Въ
редакц<u>i</u>яхъ газетъ заготовлены статьи на случай похоронъ. Двадцать пять
организац<u>i</u>й пришлютъ в<u>e</u>нки -- Жрецу... Борцу... Мудрецу... "...Онъ умеръ, но
его идеи живы... Его больше н<u>e</u>тъ, но духъ его витаетъ надъ нами!.."
Капиталъ, впрочемъ, не такъ великъ. Саморекламой не занимался, частью
по брезгливости, частью по неум<u>e</u>н<u>i</u>ю,-- быть можетъ, больше по неум<u>e</u>н<u>i</u>ю, ч<u>e</u>мъ
по брезгливости. Холодный, равнодушный челов<u>e</u>къ никогда никого не любилъ.
Была привычка къ джентльмэнству -- какъ привычка къ ежедневной ванн<u>e</u>. Обманъ
былъ такъ же проченъ, какъ дешевъ. Самообмана на пятомъ десятк<u>e</u> не хватило.
В<u>e</u>рован<u>i</u>я не растеряны: ихъ въ д<u>e</u>йствительности никогда и не было. На сорокъ
седьмомъ году жить оказалось неч<u>e</u>мъ и не для чего... Долга и мучительна
жизнь, какъ ночь тяжело больного... Вдобавокъ "грубыя страсти" пришли въ
столкновен<u>i</u>е съ клише. Вотъ, вотъ чего ему хот<u>e</u>лось на самомъ д<u>e</u>л<u>e</u>!.. Борецъ
увид<u>e</u>лъ свое изображенье въ зеркалахъ квартиры Фишера. Мудрецъ испугался:
двадцать пять организац<u>i</u>й не пришлютъ в<u>e</u>нковъ"...
"...Ma Ton-qui-qui -- Ma Ton-qui-qui -- Ma Ton-qui-noi-se",-- хихикала
музыка.
"Скелетъ въ смокинг<u>e</u> играетъ на скрипк<u>e</u>. Мертвецъ въ мундир<u>e</u>
подп<u>e</u>ваетъ... Позади духовное кладбище, впереди кладбище настоящее. Сколько
времени еще шататься межъ двухъ кладбищъ? Я раньше, они поздн<u>e</u>е,--
совершенно все равно. Жал<u>e</u>ть больше не о чемъ и слава Богу! Le grand
Peut-e^tre не за горами. Ч<u>e</u>мъ еще порадуетъ подъ конецъ жизнь? Въ посл<u>e</u>днюю
ночь осужденнаго сторожа играютъ съ нимъ въ карты... Откажемся же отъ
прощальныхъ радостей и развлечен<u>i</u>й! Оставимъ безъ сожал<u>e</u>н<u>i</u>я и то {128}
единственное, для чего, быть можетъ, стоило жить посл<u>e</u> н<u>e</u>сколькихъ л<u>e</u>тъ
молодости: мысль, правдивую, безстрашную мысль"...
XXII.
Анкета объ англо-русскихъ отношен<u>i</u>яхъ была счастливой находкой
донъ-Педро. Главный редакторъ "Зари" отнесся къ ней весьма одобрительно и
предложилъ Альфреду Исаевичу не ст<u>e</u>сняться м<u>e</u>стомъ.
-- Моментъ выбранъ очень удачно,-- сказалъ редакторъ.-- Эта проблема въ
самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> является въ настоящее время одной изъ центральныхъ, и ваша
анкета несомн<u>e</u>нно вызоветъ въ обществ<u>e</u> большой интересъ... Неправда ли,
Федоръ Павловичъ? -- Обратился онъ къ секретарю редакц<u>i</u>и, съ мн<u>e</u>н<u>i</u>емъ
котораго вс<u>e</u> въ газет<u>e</u> очень считались.
-- Большого интереса ни у кого ни къ чему н<u>e</u>тъ,-- угрюмо отв<u>e</u>тилъ
старикъ секретарь, отрываясь отъ сырыхъ гранокъ и раздавливая о пепельницу
докуренную папиросу.
-- Ну, какъ, не говорите... Читатель къ тому же вообще любитъ анкеты,--
ув<u>e</u>ренно сказалъ редакторъ.-- А эта анкета можетъ обратить на себя вниман<u>i</u>е
и въ Англ<u>i</u>и.
Федоръ Павловичъ только мрачно на него посмотр<u>e</u>лъ. Онъ почти пятьдесятъ
л<u>e</u>тъ работалъ въ газетахъ, страстно любилъ свое д<u>e</u>ло и превосходно его
зналъ. Къ публик<u>e</u> онъ относился приблизительно такъ, какъ рыболовъ къ рыб<u>e</u>.
Слово "читатель" Федоръ Павловичъ произносилъ съ довольно сложной см<u>e</u>сью
чувствъ: сюда входила и любовь, и ненависть, и благодушное презр<u>e</u>н<u>i</u>е, и
суев<u>e</u>рный страхъ передъ чуждымъ, непостижимымъ {129} явлен<u>i</u>емъ. За
пятьдесятъ л<u>e</u>тъ работы Федоръ Павловичъ не р<u>e</u>шилъ вопроса о томъ, для чего
читаетъ газеты читатель и почему онъ имъ в<u>e</u>ритъ. Сказать же, что читатель
любитъ, представлялось ему почти невозможнымъ д<u>e</u>ломъ: онъ зналъ зато твердо,
чего читатель не любитъ, и сюда въ первую очередь относилъ статьи самого
редактора, считая ихъ, впрочемъ, зломъ совершенно неизб<u>e</u>жнымъ: во вс<u>e</u>хъ
газетахъ, въ которыхъ онъ работалъ, были политическ<u>i</u>е д<u>e</u>ятели, ничего не
понимавш<u>i</u>е въ газетномъ д<u>e</u>л<u>e</u> и писавш<u>i</u>е скучныя, ненужныя читателю и вредныя
для газеты статьи, которыя необходимо было печатать.
-- Больше семидесяти строкъ на каждаго изъ этихъ рекламистовъ я вамъ не
дамъ,-- мрачно сказалъ онъ Альфреду Исаевичу, когда главный редакторъ
удалился.
Донъ-Педро только вздохнулъ: онъ хорошо зналъ,-- все будетъ такъ, какъ
р<u>e</u>шитъ Федоръ Павловичъ, что бы ни говорилъ главный редакторъ.
-- Но хоть семьдесятъ дадите?
-- Семьдесятъ дамъ. Вы съ кого изъ вашихъ пр<u>i</u>ятелей начнете?
-- Да я у разныхъ буду. Вотъ мн<u>e</u> какъ разъ сегодня нужно зайти къ двумъ
челов<u>e</u>чкамъ... Изъ адвокатовъ я, кстати, думаю взять Кременецкаго, онъ
теперь въ мод<u>e</u>... Разум<u>e</u>ется, его въ числ<u>e</u> другихъ и подъ конецъ,--
посп<u>e</u>шилъ добавить донъ-Педро, увид<u>e</u>въ раздражен<u>i</u>е на лиц<u>e</u> секретаря.
-- Я такъ и зналъ! Рубятъ л<u>e</u>са, фабрикуютъ бумагу, стучатъ ротац<u>i</u>онки,
издатель тратитъ сумасшедш<u>i</u>я деньги, я не сплю ночами, для того, чтобъ этотъ
болванъ могъ высказаться объ англо-русскихъ отношен<u>i</u>яхъ!.. И это потому, что
онъ васъ позвалъ на свой вечеръ!.. Кременецкому больше {130} пятидесяти
строкъ не дамъ,-- категорически заявилъ секретарь, съ раздражен<u>i</u>емъ вытирая
платкомъ испачканные корректурой, желтые отъ табаку пальцы.
-- Съ портретомъ?
-- Хоть съ бюстомъ... Когда начнете? В<u>e</u>дь вы до праздниковъ будете
тянуть вашу проклятую анкету?
-- Сколько найдете нужнымъ. Я полагалъ бы, однако, лучше начать теперь
же,-- мягко сказалъ Альфредъ Исаевичъ, зная, ч<u>e</u>мъ можно взять секретаря.--
Говорятъ, въ "Утр<u>e</u>" тоже подумываютъ о политической анкет<u>e</u>. Какъ бы не
перехватили тему, а?
-- Сейчасъ же и начинайте,-- посп<u>e</u>шно сказалъ Федоръ Павловичъ. Онъ
былъ страстнымъ патр<u>i</u>отомъ той газеты, которой руководилъ, и вполн<u>e</u> искренно
ненавид<u>e</u>лъ вс<u>e</u> соперничавш<u>i</u>я съ ней издан<u>i</u>я, независимо отъ ихъ направлен<u>i</u>я.
Мысль донъ-Педро объ анкет<u>e</u> онъ тотчасъ оц<u>e</u>нилъ по достоинству и ворчалъ
больше по привычк<u>e</u>.-- Я завтра же пом<u>e</u>щу зам<u>e</u>тку.
Федоръ Павловичъ взялъ узкую полосу бумаги и написалъ, не задумавшись
ни на секунду:
Наша анкета.
"Въ ближайш<u>i</u>е дни на страницахъ нашей газеты начнетъ печататься большая
анкета объ англо-русскихъ отношен<u>i</u>яхъ въ настоящемъ, прошломъ и будущемъ.
Ц<u>e</u>лый рядъ видн<u>e</u>йшихъ д<u>e</u>ятелей политики, литературы, науки, какъ въ Росс<u>i</u>и,
такъ и въ Великобритан<u>i</u>и, съ жив<u>e</u>йшимъ сочувств<u>i</u>емъ отнеслись къ нашей
иниц<u>i</u>атив<u>e</u> и съ полной готовностью отозвались на предложен<u>i</u>е сотрудника
"Зари" высказаться по этому важному и жгучему вопросу современности". {131}
Онъ подчеркнулъ краснымъ карандашемъ н<u>e</u>сколько словъ въ зам<u>e</u>тк<u>e</u>, зат<u>e</u>мъ
проставилъ въ л<u>e</u>вомъ углу как<u>i</u>е-то таинственные значки. Донъ-Педро съ
удовольств<u>i</u>емъ читалъ зам<u>e</u>тку, наклонившись надъ приподнятымъ правымъ
плечомъ Федора Павловича. По просьб<u>e</u> Альфреда Исаевича, секретарь, посл<u>e</u>
словъ "сотрудника "Зари", вставилъ еще "донъ-Педро".
-- А теперь проваливайте, господинъ,-- сказалъ онъ со своей обычной
угрюмой шутливостью, которая не вызывала никакого раздражен<u>i</u>я въ ближайшихъ
сотрудникахъ: вс<u>e</u> они ц<u>e</u>нили самоотверженный трудъ, талантъ, опытъ Федора
Павловича и безропотно склонялись передъ его р<u>e</u>шен<u>i</u>ями.
Донъ-Педро, очень довольный, спустился въ первый этажъ и по телефону
снесся съ разными лицами, въ томъ числ<u>e</u> и съ Семеномъ Исидоровичемъ.
Кременецк<u>i</u>й тотчасъ изъявилъ готовность откликнуться на анкету.
-- Вы знаете, дорогой Альфредъ Исаевичъ, что я всегда къ услугамъ
прессы вообще, а близкихъ мн<u>e</u> органовъ... Барышня, пожалуйста, не
прерывайте, мы разговариваемъ... А близкихъ мн<u>e</u> по направленно органовъ
печати въ частности... Вы д<u>e</u>лаете большое д<u>e</u>ло... Но я не знаю, можетъ ли
мое скромное сужден<u>i</u>е представлять общественный интересъ...
-- Объ этомъ ужъ позвольте судить мн<u>e</u>,-- сказалъ и ему съ той же
пр<u>i</u>ятной интонац<u>i</u>ей донъ-Педро.-- Такъ я на дняхъ къ вамъ пр<u>i</u><u>e</u>ду?
-- На дняхъ? Боюсь, что я долженъ буду у<u>e</u>хать изъ Петрограда. Да вотъ,
хотите, сегодня, сейчасъ я какъ разъ свободенъ... Куй жел<u>e</u>зо, пока горячо...
-- Что?.. Не слышу... Что горячо? {132}
-- Я говорю: куй жел<u>e</u>зо, пока горячо... Великол<u>e</u>пно... Да, можно и
черезъ полчаса. Я васъ жру... До скораго свиданья.
"Еще бы не горячо",-- подумалъ, отходя отъ телефона, Альфредъ Исаевичъ.
Онъ былъ уб<u>e</u>жденъ въ томъ, что вс<u>e</u> люди, за самыми р<u>e</u>дкими исключен<u>i</u>ями,
жаждутъ п═о═п═а═с═т═ь ═в═ъ ═г═а═з═е═т═у. По взглядамъ донъ-Педро, это
стремлен<u>i</u>е было столь же естественнымъ, какъ погоня за деньгами, за
женщинами, за властью. Альфредъ Исаевичъ разсматривалъ включен<u>i</u>е въ свой
анкетный списокъ почти какъ подарокъ, и награждалъ имъ т<u>e</u>хъ, къ кому
относился благосклонно или кого считалъ нужнымъ за что-либо отблагодарить.
Были, правда, при каждой анкет<u>e</u> участники необходимые,-- ихъ нельзя было
обойти, не ослабивъ значен<u>i</u>я самой анкеты. Но Кременецк<u>i</u>й къ такимъ
обязательнымъ участникамъ не принадлежалъ.
"Отъ адвокатуры возьму челов<u>e</u>къ пять-шесть", -- подумалъ донъ-Педро,
садясь за столъ для составлен<u>i</u>я списка. "Собственно, есть много адвокатовъ
поважн<u>e</u>е Семы. Ну, да ничего, сойдетъ. Отъ литературы... Кого же отъ
литературы? Можетъ быть, Короленко сейчасъ въ город<u>e</u>... Политиковъ возьму
штукъ десять, по парт<u>i</u>ямъ... Отъ магистратуры уже об<u>e</u>щано. Яценко хорош<u>i</u>й
челов<u>e</u>къ и не черносотенникъ... Но безъ фотограф<u>i</u>и: его мало знаютъ... Надо
еще кого-нибудь"... Донъ-Педро перебралъ мысленно десятка два изв<u>e</u>стныхъ
людей и тотчасъ н<u>e</u>которыхъ забраковалъ: одни не подходили, другимъ онъ не
желалъ д<u>e</u>лать одолжен<u>i</u>е. "Отъ финансистовъ Нещеретовъ... А отъ науки? Никого
какъ будто н<u>e</u>тъ такого. Придется въ Москву телефонировать Тимирязеву"...
Журналистамъ Альфредъ Исаевичъ не уд<u>e</u>лилъ м<u>e</u>ста въ анкет<u>e</u>: онъ {133}
недолюбливалъ изв<u>e</u>стныхъ журналистовъ. "Ну, а гд<u>e</u> же тутъ Великобритан<u>i</u>я?..
Бьюкененъ не дастъ... Разв<u>e</u> того офицера попросить, что былъ у
Кременецкаго?.. Что жъ, это будетъ очень хорошо"...
Составивъ списокъ, донъ-Педро покинулъ редакц<u>i</u>ю и на извозчик<u>e</u>
отправился къ Кременецкому.
Семенъ Исидоровичъ ждалъ гостя въ своемъ кабинет<u>e</u>. Вечерн<u>i</u>й пр<u>i</u>емъ еще
не начался. Сидя въ кресл<u>e</u> передъ каминомъ, у столика, на которомъ были
приготовлены портвейнъ и сигары, Кременецк<u>i</u>й читалъ книгу въ кожаномъ
переплет<u>e</u>. Дверь кабинета была полуоткрыта: Тамара Матв<u>e</u>евна предполагала
слушать изъ будуара отв<u>e</u>ты мужа.
-- Старика Софокла перечитываю,-- сказалъ гостю адвокатъ, кладя книгу
на столикъ,-- люблю, знаете, классиковъ. Читаешь, и такъ и хочется
воскликнуть: "вы, нын<u>e</u>шн<u>i</u>е, нутка!"...
-- Н-да, конечно,-- протянулъ неув<u>e</u>ренно Альфредъ Исаевичъ.-- Ухъ,
холодно становится...
-- Темь какая... Позвольте вамъ предложить портвейну, дражайш<u>i</u>й
Альфредъ Исаевичъ... Ну-съ, такъ что же именно вы желали бы отъ меня
услышать?
-- По моей иниц<u>i</u>атив<u>e</u>,-- началъ донъ-Педро, -- газета "Заря" задалась
ц<u>e</u>лью выяснить отношен<u>i</u>е русскаго общественнаго мн<u>e</u>н<u>i</u>я, въ лиц<u>e</u> его
видн<u>e</u>йшихъ представителей, какъ политиковъ, такъ равно юристовъ, писателей,
ученыхъ, къ проблем<u>e</u> англо-русскихъ отношен<u>i</u>й въ ея культурно-политическомъ
разр<u>e</u>з<u>e</u>. Значен<u>i</u>е этой жгучей проблемы въ текущ<u>i</u>й моментъ мн<u>e</u> вамъ, конечно,
объяснять не приходится. Но аспектомъ даннаго вопроса и его, такъ сказать,
рамками, мы васъ, разум<u>e</u>ется, не ст<u>e</u>сняемъ и, если вы предпочитаете
высказаться объ Англ<u>i</u>и и объ ея культур<u>e</u> {134} вообще, то я тоже буду радъ
довести ваши воззр<u>e</u>н<u>i</u>я до св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>я русскаго общества.
Донъ-Педро вынулъ книжку, открылъ стилографъ и съ значительнымъ видомъ
взглянулъ на Семена Исидоровича.
-- Что я могу сказать объ Англ<u>i</u>и? -- сказалъ со вздохомъ Кременецк<u>i</u>й.--
Англ<u>i</u>я дала м<u>i</u>ру свободу и Шекспира, этимъ, собственно, все сказано
(стилографъ донъ-Педро поб<u>e</u>жалъ по бумаг<u>e</u>; Семенъ Исидоровичъ остановился и
далъ возможность записать свое изречен<u>i</u>е). Лично я, какъ гражданинъ,
воспитанъ... на идеалахъ британскаго конституц<u>i</u>оннаго строя... Какъ
криминалистъ, я еще въ ст<u>e</u>нахъ нашей alma mater... твердо запомнилъ слово
глубокочтимаго учителя моего, профессора Фойницкаго ("И. Я. Фойницкаго",--
продиктовалъ онъ): "современное уголовное право есть продуктъ
правотворчества двухъ великихъ народовъ: англ<u>i</u>йскаго и французскаго"... Это
слово маститаго ученаго, твердо запавшее въ душу... намъ, безусымъ юнцамъ,
стекавшимся со вс<u>e</u>хъ концовъ Росс<u>i</u>и... въ столицу учиться праву и
гражданственности... не разъ вспоминалось мн<u>e</u> и теперь въ связи съ
трагическими событ<u>i</u>ями... свид<u>e</u>телями коихъ намъ суждено было стать... въ
связи съ пламенемъ Лувена и развалинами Реймскаго Собора... Зам<u>e</u>тьте, я не
принадлежу къ огульнымъ хулителямъ германской культуры... Мн<u>e</u> довелось
совершенствоваться въ наук<u>e</u>... въ семинарахъ такихъ людей, какъ Куно Фишеръ
и Еллинекъ... и никто не скорб<u>e</u>лъ искренн<u>e</u>е, нежели я, о томъ... что
Герман<u>i</u>я Канта подъ пятой Гогенцоллерновъ стала Герман<u>i</u>ей Круппа... Ничто не
чуждо мн<u>e</u> бол<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ челов<u>e</u>коненавистничество... и въ мщен<u>i</u>и Канту за д<u>e</u>ла
Круппа я вижу хулу на духа святаго: Кантъ есть тотъ же Реймск<u>i</u>й Соборъ! --
сказалъ Семенъ Исидоровичъ и съ {135} торжествомъ взглянулъ на все быстр<u>e</u>е
писавшаго журналиста...-- Н<u>e</u>тъ, я воздаю Кесарево Кесарю, но я не могу не
думать и о томъ... что въ классической стран<u>e</u> неизбывныхъ принциповъ права
не могло быть сказано... святотатственное слово канцлера Бетмана-Гольвега о
"клочк<u>e</u> бумаги"...
Въ будуар<u>e</u>, сидя въ кресл<u>e</u> сбоку отъ полуоткрытой двери, Тамара
Матв<u>e</u>евна вышивала по шелку, съ наслажден<u>i</u>емъ и гордостью слушая слова мужа.
Муся, въ котиковой шубк<u>e</u>, съ горностаевыми шапочкой и муфтой, вошла въ
будуаръ. Мать быстро сд<u>e</u>лала ей знакъ, показывая глазами на дверь.
-- Кто у папы? -- спросила Муся, прислушиваясь къ голосу отца.
-- Интервьюеръ отъ газеты "Заря",-- значительно поднявъ брови, отв<u>e</u>тила
шопотомъ Тамара Матв<u>e</u>евна. Муся изобразила на лиц<u>e</u> ужасъ и восхищенье.
-- В-видалъ миндалъ? -- сказала она. Муся какъ разъ наканун<u>e</u> слышала
это выражен<u>i</u>е отъ молодого поэта.-- Что ему нужно?
-- Вл<u>i</u>ян<u>i</u>е англ<u>i</u>йской культуры на русскую въ настоящемъ, прошломъ и
будущемъ,-- однимъ духомъ прошептала Тамара Матв<u>e</u>евна.
-- Господи! Да в<u>e</u>дь папа объ этомъ знаетъ столько же, сколько я... Ужъ
лучше я дамъ ему интервью, я хоть по англ<u>i</u>йски говорю.
Мать строго на нее посмотр<u>e</u>ла, Муся вздохнула.
..."повелительнымъ образомъ указываетъ намъ... сближен<u>i</u>е съ великими
демократ<u>i</u>ями запада"...-- донесся изъ кабинета медленно диктующ<u>i</u>й голосъ
адвоката. {136}
-- Мама, я <u>e</u>ду кататься, мы условились съ Глашей... Ахъ, да это
донъ-Педро у папы, что же вы не сказали?.. Разв<u>e</u> онъ пишетъ въ "Зар<u>e</u>"? Мама,
можно зайти къ нимъ послушать? Я помогу пап<u>e</u>.
-- Да ты съ ума сошла! Разум<u>e</u>ется, нельзя.
На порог<u>e</u> будуара показался Семенъ Исидоровичъ. У него былъ
сдержанно-взволнованный видъ.
-- Mesdames,-- громко сказалъ онъ шутливымъ тономъ.-- Нельзя ли
разыскать какую-нибудь мою фотограф<u>i</u>ю? Газета "Заря", видите ли, зач<u>e</u>мъ-то
желаетъ ув<u>e</u>ков<u>e</u>чить мои черты... Дай, золото, предпосл<u>e</u>днюю, Буасона`,--
тихо добавилъ онъ жен<u>e</u>. Тамара Матв<u>e</u>евна вспыхнула отъ радости.
-- Я сейчасъ достану,-- сказала она и посп<u>e</u>шно поплыла къ двери.
-- Возьмите, мама, ту карточку, гд<u>e</u> мы сняты съ папой въ Кисловодск<u>e</u>,--
посов<u>e</u>товала Муся, -- я хочу, чтобы и меня пом<u>e</u>стили въ "Зар<u>e</u>". Нельзя,
папа?.. Донъ-Педро! -- вдругъ проп<u>e</u>ла она.-- О, донъ-Педро, покажитесь, ради
Бога, о, донъ-Педро...
На порог<u>e</u> комнаты, с<u>i</u>яя улыбкой, появился Певзнеръ.
-- Тамара Матв<u>e</u>евна... Мадмуазель,-- сказалъ онъ, расшаркиваясь.
-- Здравствуйте, донъ-Педро. Я хочу дать вамъ интервью о вл<u>i</u>ян<u>i</u>и
англ<u>i</u>йской культуры. Этотъ вопросъ давно меня волнуетъ... Въ прошломъ, въ
настоящемъ и въ будущемъ... Вы пом<u>e</u>стите, да? Но непрем<u>e</u>нно съ портретомъ.
-- Мадмуазель, ничто не могло бы лучше украсить нашу газету,-- галантно
сказалъ донъ-Педро. Кременецк<u>i</u>й снисходительно улыбался. {137}
-- Вотъ разв<u>e</u> эту взять? -- сказала Тамара Матв<u>e</u>евна, появляясь вновь
въ будуар<u>e</u> и показывая большую фотограф<u>i</u>ю, въ которой Кременецк<u>i</u>й былъ снятъ
въ кабинет<u>e</u> за письменнымъ столомъ, съ босымъ Толстымъ на фон<u>e</u>.
-- Ну, и ладно, эту, такъ эту,-- небрежно зам<u>e</u>тилъ Кременецк<u>i</u>й.--
Разр<u>e</u>шите вамъ презентовать с<u>i</u>ю картинку, Альфредъ Исаевичъ...
-- Семена Исидоровича уже снимали разъ для "Огонька" къ юбилею
судебныхъ уставовъ... -- начала было Тамара Матв<u>e</u>евна. Кременецк<u>i</u>й съ
неудовольств<u>i</u>емъ взглянулъ на жену: она никакъ не должна была помнить объ
"Огоньк<u>e</u>", точно пом<u>e</u>щен<u>i</u>е его фотограф<u>i</u>и въ печати было для нихъ событ<u>i</u>емъ.
-- Тогда ужъ позвольте васъ просить, Семенъ Исидоровичъ, сд<u>e</u>лать
надпись.
-- Съ радостью... Но в<u>e</u>дь это для печати? Разв<u>e</u> на оборот<u>e</u> надписать?
-- Да, пожалуйста, на оборот<u>e</u>.
-- Охотно...
-- Донъ-Педро, я вамъ скажу, къ кому вы должны по<u>e</u>хать за интервью,--
сказала Муся.-- Къ майору Клервиллю. Онъ живетъ въ "Палас'<u>e</u>".
-- Это тотъ офицеръ, который былъ на вашемъ раут<u>e</u>, мадмуазель? Я самъ о
немъ думалъ... Онъ живетъ въ "Палас<u>e</u>"? Такъ я прямо отъ васъ къ нему и
по<u>e</u>ду.
-- Н<u>e</u>тъ, правда? Послушайте, донъ-Педро, ангелъ, можно мн<u>e</u> <u>e</u>хать съ
вами? Я буду отлично себя вести... Я буду вамъ переводить... Папа, нельзя?
Отчего нельзя?.. Отчего мн<u>e</u> не быть журналисткой, что тутъ такого? Ну, такъ
я васъ довезу до "Паласа", если вы меня не хотите. Меня какъ разъ ждетъ
внизу экипажъ. Можно, мама?
Кременецк<u>i</u>й, помахивая въ воздух<u>e</u> фотограф<u>i</u>й, улыбался н<u>e</u>сколько
натянуто. {138}
-- Разум<u>e</u>ется, можно,-- отв<u>e</u>тила съ безпокойной улыбкой Тамара
Матв<u>e</u>евна.
-- Ахъ, Боже мой, мадмуазель, вы меня чрезвычайно обяжете,-- сказалъ
донъ-Педро.-- Но я не хот<u>e</u>лъ бы васъ безпокоить.
-- Для васъ я готова на любое безпокойство... Если-бъ вы знали, какую
поклонницу вы во мн<u>e</u> им<u>e</u>ете!.. Мама, правда? Что я вамъ говорила на прошлой
нед<u>e</u>л<u>e</u> о стать<u>e</u> донъ-Педро? Папа, ваша надпись высохла. Идемъ... До
свиданья...
-- Мусенька, застегнись, очень холодно. И скажи Степану не гнать...
Прощайте, Альфредъ Исаевичъ, не забывайте насъ.
-- Благодарствуйте, Альфредъ Исаевичъ... Не забывайте же къ намъ
дорогу,-- сказалъ Семенъ Исидоровичъ. Онъ проводилъ гостя до передней,
зат<u>e</u>мъ изъ окна посмотр<u>e</u>лъ, какъ они садились въ экипажъ. Видъ его гн<u>e</u>дой
пары все еще доставлялъ ему удовольств<u>i</u>е: Кременецк<u>i</u>й только въ прошломъ
году обзавелся экипажемъ.
-- Знаешь, золото,-- сказалъ онъ жен<u>e</u>,-- Муся, конечно, очень мила, но
тонъ у нея временами немножко фривольный. Это не принято и не очень мн<u>e</u>
нравится. В<u>e</u>дь она почти не знаетъ этого Певзнера... Ты бы ее побранила.
-- Да, иногда съ ней такое бываетъ,-- отв<u>e</u>тила со вздохомъ Тамара
Матв<u>e</u>евна.-- Всегда она скромная, такая воспитанная, но вдругъ точно муха ее
укуситъ: я сейчасъ у ней по лицу вижу. Ахъ, надо ей найти жениха!..
-- Найдемъ, найдемъ... Не засидится у насъ Муська,-- ув<u>e</u>ренно сказалъ
Кременецк<u>i</u>й. Онъ былъ радостно настроенъ по случаю интервью и не хот<u>e</u>лъ
думать о непр<u>i</u>ятныхъ предметахъ. {139}
Муся въ экипаж<u>e</u> озабоченно разспрашивала донъ-Педро о Клервилл<u>e</u>. Но
Альфредъ Исаевичъ ничего о немъ не зналъ.
-- Н<u>e</u>тъ, вы просто не хотите сказать,-- говорила сердито Муся.-- Не
знаете, шп<u>i</u>онъ ли онъ, не знаете, кто его любовница, да вы ничего не знаете!
Какой же вы посл<u>e</u> этого журналистъ?
-- Мадмуазель...-- сказалъ донъ-Педро.-- Клянусь вамъ, я этого не знаю!
-- За что же вамъ деньги платить, если вы ничего не знаете? Н<u>e</u>тъ,
правда, не можетъ быть, чтобы вы не знали, какъ зовутъ его нын<u>e</u>шнюю даму?
Послушайте, а можетъ быть, онъ любитъ мальчиковъ?.. Да? да?
Альфредъ Исаевичъ смотр<u>e</u>лъ на нее, выпучивъ глаза. "Н<u>e</u>тъ, что это за
барышни пошли? -- спрашивалъ онъ себя.-- Въ такомъ хорошемъ семейств<u>e</u>!.."
-- Помилуйте, мадмуазель,-- растерянно сказалъ донъ-Педро,-- откуда же
я могу знать так<u>i</u>я вещи?.. Согласитесь, это было бы странно, честное
слово...
-- А къ Брауну вы не зайдете за интервью? Онъ тоже въ "Палас<u>e</u>".
-- Какой это Браунъ? Ахъ, да. Можетъ быть, я о немъ забылъ. Вы мн<u>e</u>
подаете мысль, мадмуазель.
"Въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u> можно взять его въ представители науки",-- подумалъ
Альфредъ Исаевичъ. "Говорятъ, онъ зам<u>e</u>чательный ученый. А то годами одни и
т<u>e</u> же: Тимирязевъ, Мечниковъ, Мечниковъ, Тимирязевъ,-- это вс<u>e</u>мъ надо<u>e</u>ло"...
XXIII.
"Хорошая штучка!" -- подумалъ донъ-Педро, шаркнувъ калошами и
раскланявшись съ {140} отъ<u>e</u>зжавшей въ коляск<u>e</u> Мусей. "Говорятъ, Сема хочетъ
ее выдать за Нещеретова... Тоже нашелъ дурака... Сейчасъ Нещеретовъ на ней
возьметъ и женится"...
Альфредъ Исаевичъ направился по скользкому, плохо засыпанному пескомъ
тротуару къ дверямъ гостиницы Паласъ. Челов<u>e</u>къ въ поддевк<u>e</u>, почтительно
снявъ шапку, украшенную павлиньими перьями, толкнулъ передъ нимъ вертящуюся
дверь. Донъ-Педро кивнулъ головой и вошелъ. Его обдало жаромъ и св<u>e</u>томъ.
Альфредъ Исаевичъ, скрывая легкую робость подъ особенно самоув<u>e</u>реннымъ
видомъ, направился къ длинному столу, за которымъ стояли два челов<u>e</u>ка въ
черныхъ сюртукахъ.
-- Майоръ Клервилль у себя?
Челов<u>e</u>къ въ сюртук<u>e</u> оторвался отъ лежавшей передъ нимъ огромной книги,
оглянулся на доску съ ключами и взялся за ручку одного изъ телефонныхъ
аппаратовъ.
-- Какъ доложить?
-- Не надо докладывать, меня ждутъ,-- посп<u>e</u>шно отв<u>e</u>тилъ Альфредъ
Исаевичъ. Узнавъ, что Клервилль живетъ въ 103-мъ номер<u>e</u>, а Браунъ въ
264-омъ, донъ-Педро кивнулъ головой и солидной походкой направился къ
л<u>e</u>стниц<u>e</u>, съ любопытствомъ осматриваясь по сторонамъ. Все въ "Палас<u>e</u>" очень
нравилось Альфреду Исаевичу: и яркое осв<u>e</u>щен<u>i</u>е, и комфортъ, и хорошо од<u>e</u>тые
люди, и въ особенности окружающая пос<u>e</u>тителей атмосфера почета... Альфредъ
Исаевичъ вдругъ посп<u>e</u>шно снялъ м<u>e</u>ховую шапку и поклонился: по Hall'ю, въ
сопровожден<u>i</u>и почтительнаго управляющаго гостиницы, быстро шелъ, размахивая
руками, высок<u>i</u>й, по актерски гладко выбритый, челов<u>e</u>къ. Это былъ тотъ богачъ
Нещеретовъ, о которомъ только что думалъ донъ-Педро. {141} Съ Нещеретовымъ
изъ-за столиковъ Hall'я учтиво раскланялось, привставая, еще н<u>e</u>сколько
гостей. Онъ окинулъ б<u>e</u>глымъ взоромъ Альфреда Исаевича, слегка ему кивнулъ и
остановился, хлопнувъ себя по карману шубы.
-- Эхъ, б<u>e</u>да!.. Перчатки забылъ,-- сердито сказалъ онъ.
Управляющ<u>i</u>й бросился за перчатками, и даже донъ-Педро преодол<u>e</u>лъ въ
себ<u>e</u> желан<u>i</u>е какъ-либо помочь въ б<u>e</u>д<u>e</u> богачу. Альфредъ Исаевичъ ничего не
ждалъ отъ Нещеретова, но самый видъ челов<u>e</u>ка, влад<u>e</u>вшаго десятками
милл<u>i</u>оновъ, приводилъ его въ легкое волненье. Лакей уже подб<u>e</u>галъ съ
перчатками къ Нещеретову. Онъ кивнулъ головой, взялъ перчатки и быстро
пошелъ къ выходу. "Да, хорошо живутъ",-- подумалъ Альфредъ Исаевичъ.--
"Князей встр<u>e</u>чаютъ хуже... А всего какихъ-нибудь десять л<u>e</u>тъ тому назадъ его
бы сюда на порогъ не пустили!.."
У л<u>e</u>стницы мальчикъ открылъ передъ нимъ дверь подъемной машины. Хотя во
второй этажъ было проще подняться по л<u>e</u>стниц<u>e</u>, Альфредъ Исаевичъ,
подкупленный почтительностью мальчика, вошелъ въ лифтъ и вынулъ изъ большого
чернаго кошелька засаленную марку военнаго времени. На ст<u>e</u>н<u>e</u> вис<u>e</u>ла печатная
надпись: "Просятъ не разговаривать по н<u>e</u>мецки", съ полустертой добавкой
карандашомъ: "и по турецки". Машина остановилась. Донъ-Педро сунулъ марку
мальчику и вышелъ. Разыскавъ 103-<u>i</u>й номеръ, онъ постучалъ въ дверь и, не
дожидаясь отв<u>e</u>та, открылъ ее.
Майоръ Клервилль, сид<u>e</u>вш<u>i</u>й за столомъ спиной къ двери, поднялся, съ
недоум<u>e</u>н<u>i</u>емъ глядя на вошедшаго безъ доклада пос<u>e</u>тителя. "Можетъ быть, у
нихъ такъ принято",-- тотчасъ подумалъ онъ. Лицо Альфреда Исаевича было ему
знакомо, {142} но онъ р<u>e</u>шительно не помнилъ, кто это, и испытывалъ оттого
слегка непр<u>i</u>ятное чувство.
-- Вы, в<u>e</u>рно, меня не узнаете, господинъ майоръ,-- началъ Альфредъ
Исаевичъ, съ учтивой солидной улыбкой на лиц<u>e</u>.-- Пожалуйста, извините
меня...
-- О, я хорошо узнаю безъ сомн<u>e</u>н<u>i</u>я...
-- Пожалуйста, извините, что посм<u>e</u>лъ отнять ваше драгоц<u>e</u>нное время,--
сказалъ донъ-Педро. Онъ изложилъ свое д<u>e</u>ло, говоря такъ же изысканно, но
н<u>e</u>сколько медленн<u>e</u>е и вразумительн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ обычно. Клервилль не все
разобралъ въ его словахъ, но понялъ суть д<u>e</u>ла и по ней вспомнилъ, что этотъ
челов<u>e</u>къ былъ журналистъ, котораго онъ вид<u>e</u>лъ на вечер<u>e</u> у русскаго адвоката.
Просьба донъ-Педро доставила удовольств<u>i</u>е майору Клервиллю,-- къ нему еще
никто никогда не обращался за интервью. Онъ, однако, съ любезной улыбкой
отв<u>e</u>тилъ, что, какъ офицеръ, интервью давать не въ прав<u>e</u>.
Донъ-Педро съ сожал<u>e</u>н<u>i</u>емъ откинулъ голову, полузакрылъ глаза и слегка
развелъ руками, свид<u>e</u>тельствуя, что подчиняется р<u>e</u>шен<u>i</u>ю своего собес<u>e</u>дника,
и отдаетъ должное его мотивамъ, хотя не разд<u>e</u>ляетъ ихъ. Майоръ поблагодарилъ
гостя за честь и просилъ зав<u>e</u>рить русскихъ читателей, что, какъ вс<u>e</u>
англичане, онъ неизм<u>e</u>нно восхищается русской арм<u>i</u>ей, Росс<u>i</u>ей, ген<u>i</u>емъ
страны, которая... Клервилль хот<u>e</u>лъ сказать: страны, которая дала м<u>i</u>ру
Толстого и Достоевскаго,-- однако вспомнилъ, что Толстой былъ въ дурныхъ
отношен<u>i</u>яхъ съ русскимъ правительствомъ, и р<u>e</u>шилъ, что корректн<u>e</u>е будетъ
поэтому Толстого не называть. Объ отношен<u>i</u>и Достоевскаго къ русскому
правительству майоръ ничего не помнилъ, но съ однимъ Достоевскимъ, безъ
Толстого, фраза не выходила. Клервилль въ общей форм<u>e</u> {143} сказалъ о ген<u>i</u>и
страны, давшей м<u>i</u>ру столько великихъ людей... "Съ сердцемъ такъ широкимъ,
какъ эти русски степи",-- добавилъ, подумавъ, майоръ.
Альфредъ Исаевичъ выслушалъ его съ удовольств<u>i</u>емъ,-- онъ былъ
искреннимъ патр<u>i</u>отомъ, -- и р<u>e</u>шилъ, что слова англичанина въ сущности вполн<u>e</u>
могли зам<u>e</u>нить интервью, если ихъ подать соотв<u>e</u>тственнымъ образомъ, на
пятьдесятъ строкъ, съ описан<u>i</u>емъ обстановки и съ портретомъ. Донъ-Педро
кр<u>e</u>пко пожалъ Клервиллю руку, какъ бы благодаря его за Росс<u>i</u>ю, и попросилъ
дать для газеты фотографическую карточку. Это майоръ могъ сд<u>e</u>лать, не
нарушая своего долга. Увид<u>e</u>въ фотограф<u>i</u>ю, донъ-Педро прос<u>i</u>ялъ: какъ ни
хорошъ былъ въ д<u>e</u>йствительности Клервилль, на карточк<u>e</u>, въ парадномъ мундир<u>e</u>
до-военнаго времени, онъ былъ еще лучше.
-- Не см<u>e</u>ю васъ больше безпокоить, господинъ майоръ,-- сказалъ,
вставая, Альфредъ Исаевичъ.-- Сердечно васъ благодарю... Вы знаете, что въ
лиц<u>e</u> нашей газеты ваша великая страна всегда им<u>e</u>ла в<u>e</u>рнаг