амый обыкновенный хлеб теперь вызывал у Юрия настоящее и
глубокое уважение. И ему даже стало немного стыдно, когда он вспомнил, как
люди на его родной Земле иногда несерьезно относились к этому чуду,
неизвестному на других планетах. Планетах, которые в других областях
человеческих знаний обогнали землян.
"Как же не беречь и не любить хлеб - великое достижение землян!" -
подумал Юрий и услышал резкий голос.
- Как знаете! - почему-то рассердился Квач. - Всегда получается так,
что виноват я.
- Ни в чем ты не виноват, - возразил Зет. - Мы все решаем вместе. Но
хлеб нужно сделать.
На том и порешили. Теперь Юрий верил, что на космическом корабле в
глубинах Вселенной будет настоящий земной хлеб. Верил потому, что уже знал -
чудодейственный центральный химический пост корабля действительно может
сделать все на свете, потому что, как говорили ему еще в школе, химия - это
и в самом деле главная волшебница окружающего.
Юрий хотел поделиться своими мыслями и прежде всего посмотрел на
Шарика. Но Шарик, развалившись, спал прямо на полу. Его туго набитые бока
тяжело вздымались.
Тэн бросил в рот горсть земляники и утвердил решение:
- Если хлеб будет в десять раз хуже земляники, все равно его нужно
делать.
- Точно! - сказал Миро и попросил: - А нельзя, товарищи дежурные,
подкинуть землянички?
- Объешься! - все еще сердито сказал Квач и сам потянулся за
земляникой. И, прихватывая ягоды, рассмеялся: - Нет, ребята, я тоже "за".
Тэн, тащи-ка землянику. И нужно начинать разгон. Будем готовить постели.
Глава двенадцатая. ИСТОРИЯ ГОЛУБЫХ ЛЮДЕЙ
На этот раз из пола и стен выросли уже не кровати-диваны, а, скорее,
кресла-диваны - не очень просторные, но мягкие, будто обволакивающие тело.
Миро быстро приладил к ним систему проводов, наушников и переносных пультов
управления. Поглядывая на Шарика, он на секунду задумался и спросил Юрия:
- Как ты думаешь, по какой программе следует обучать Шарика?
Миро говорил так, словно Юрий всю свою жизнь жил с голубыми людьми и
все знал на их розовом свете.
- Миро, ты не ошибся? - тревожно спросил Юрий, уже догадываясь, что
кое-что из того странного, что происходит с собакой, он начинает понимать. -
Ты уверен, что Шарика нужно обучать?
- Нет, конечно, не ошибся. Ведь когда мы подсоединили вам обоим
обучающие аппараты, он не брыкался и во сне прослушал, а значит, и запомнил
всю программу первоначального обучения языка.
- Это выходит... выходит, что Шарик знает ваш язык? Язык голубых людей?
- Глаза у Юрия были широко открыты, а руки он прижал к груди. - Что с тобой?
- немного растерялся Миро. - Почему ты так удивляешься?
- Понимаешь, ведь Шарик собака...
- Ну и что?..
- Ну... ну, как бы это объяснить...
- Подожди. Давай прежде всего выясним, что такое собака. Рассказывай.
- Ну-у, собака... .собака-это... Это друг человека. Животное такое.
Говорить оно, конечно, не умеет, но кое-что понимает.
- Но если она не умеет говорить, то как же она может быть другом? -
строго спросил Миро. - Ты ничего не путаешь?
- Да нет! Конечно же не путаю... Она действительно не умеет
разговаривать. И все-таки собака - Друг человека. Друг потому, что она
постоянно живет вместе с человеком, помогает ему во всем. Например, она
охраняет стада от волков. На собаках можно ездить, и... Да вообще много чего
делает собака.
- Та-ак. А что именно делала эта собака? - Миро кивнул в сторону
Шарика. - В чем выражалась ее дружба?
И тут Юрка окончательно растерялся.
В самом деле, почему Шарик считался его другом? Стада или отары он не
охранял, потому что, кроме Шарика, никакой живности в семье Бойцовых не
было. Ездить на Шарике никто не ездил. Охотиться никому не приходилось, да и
сам Шарик вряд ли был приспособлен к охоте. Хотя по временам в нем и
просыпалось нечто древнее, жестокое.
Словом, выходило так, что Шарик хоть и считался другом, но доказывать
свою дружбу не доказывал. Нельзя же было всерьез считать заслугой Шарика его
тявканье из своей конуры, когда кто-нибудь стучал в калитку. Скорее, он
больше мешал людям своей показной бдительностью, чем помогал им.
Бойцов растерянно и сожалеюще посмотрел на безмятежно дрыхнущего
Шарика, встретился с требовательным, ожидающим взглядом Миро и нерешительно
кашлянул.
- Ну... это... Конечно, я не скажу... Но все-таки...
И тут он со всей очевидностью понял, что, несмотря на то что Шарик и в
самом деле был не слишком полезен и без него семье Бойцовых не грозили
никакие беды и невзгоды, он все-таки был настоящим другом. Почему так
получилось - Юра еще не знал, но, перехватывая сердитый взгляд Миро, сам
слегка рассердился.
- А что, ты разве считаешь, что друг может быть только тогда другом,
когда он полезен? А если он просто... Просто такой, без которого скучно, с
которым все делается легче и быстрее, которому веришь несмотря ни на что,
который всегда и везде пойдет за тобой даже в самую страшную переделку и не
упрекнет за это, - разве такой не может быть другом?
Миро перестал сердиться и задумался.
- Пожалуй, ты прав, - сказал наконец он. - Друг - это не только тот,
кто полезен. Хотя, конечно, бесполезный друг тоже не находка. И все-таки ты
прав - другом может стать не всякий. Но если кто-то стал другом - его нужно
беречь.
- Точно! - воскликнул Юра. - Ведь может же быть так, что просто еще
негде было проявить свою настоящую дружбу. Событий таких не оказалось - и
все. Зачем же сомневаться в дружбе без причин?
- Ты думаешь?
- Конечно! Изменятся события - и "бесполезный" друг делается самым
полезным, самым необходимым. Потому что он - Друг.
- Ясно! Так будем учить Шарика дальше или не будем?
- Я даже не знаю... А как у вас на Розовой земле?..
- Гм... У нас?.. У нас, понимаешь, с животными как-то не дружат. У нас
дружат с морскими рыбами.
- Как так - с морскими рыбами? - удивился Юрий.
- Да вот так. Плавают с ними, играют, кормят иногда. А они достают со
дна моря разные интересные или полезные вещи.
- И вы их тоже учите своему языку?
- Нет, зачем же... Мы просто обучаем их некоторым приемам, обучаем
понимать некоторые наши звуки и движения, а сами учимся понимать ихние.
- Во-во! Точно так же и мы с собаками. Точно так же...
- Ну раз так, значит, обучать Шарика не будем.
Юрке почему-то стало не то что жаль Шарика, которого решили оставить
недоучкой, скорее, жаль было себя: ведь это было бы очень здорово -
вернуться на Землю с собакой, которая имеет законченное среднее образование.
Тут уж о цирке, конечно, и говорить нечего. В цирке такую собаку вместе
с хозяином просто на руках будут носить. Но даже в обычной жизни это было бы
очень и очень хорошо. Например, забыл какое-нибудь правило - Шарик, напомни.
Пожалуйста! Гав-гав - ив дамках. Шарик, сбегай в клуб и узнай, какая идет
картина. Одна нога здесь, другая там! Гав-гав - и в дамках.
Или, например...
Да вообще возможности с образованной собакой могут открыться совершенно
необыкновенные. И если обучение идет во сне, когда и сам Шарик этого не
подозревает, - так чего уж там...
Пусть учится. Может пригодиться.
- А может, все-таки... Раз уж начали... Может, не помешает?
Но хотя Миро, возможно, и думал по-иному, но перечить не стал. Он не
жадничал. Хочет Шарик учиться? Пускай учится: все равно обучением будет
заниматься не сам Миро, а роботы. А тем безразлично, кого обучать - хоть
человека, хоть собаку. А прикажут - и рыб начнут обучать.
Поэтому Миро спросил только одно:
- А ему не повредит так много знаний? Может, у него мозг не выдержит?
- Ну... начнет не выдерживать - перестанет обучаться.
- А если он многого не поймет?
- Ну и что? Я вот тоже не все сразу понимаю. Однако запоминаю, а потом
постепенно пойму.
- Если так... Тогда - пожалуйста.
Так к сонному Шарику был подключен обучающий аппарат.
После команды дежурного Зета все улеглись в мягкие, обволакивающие
кресла-кровати, и космический корабль едва заметно дрогнул. В его недрах
раздался ровный, все время усиливающийся гул. Юрия все сильнее и сильнее
вдавливало в кресло, и тело становилось тяжелым и неповоротливым. Трудно
было пошевелить рукой, ногой; чтобы повернуть голову, и то требовалось
немало усилий. Но, как это ни странно, разговаривать было не так уж трудно.
Почему это получалось, Юра понять не мог. Выходило так, словно в теле
каждого человека был свой маленький гравитационный аппарат, который ослаблял
все возрастающие во время разгона корабля перегрузки.
Гудели неведомые машины, мерцал пустой экран, все так же перемигивались
блуждающие огоньки на стенах. Все системы корабля работали нормально, и
делать было решительно нечего. Вот почему Юрий и решил порасспросить о том,
чего он еще не знал.
РАЗГОВОР С МИРО
Ближе всех лежал Миро. Он не спал и, видимо, даже не дремал, хотя его
глаза были прикрыты. Что знал о нем Юрий? Что он голубой космонавт, что его
зовут Миро... Вот, в сущности, и все. Можно еще прибавить, что он хороший
парень. Но ведь этого мало. Каждый из четверых людей был славным парнем.
Правда, Квач Юрию нравился поменьше. Но зато Зет нравился больше. Он был
мягче других, добрее и душевней. А вот Миро как будто бы умнее.
Но всего этого было не слишком много для того, чтобы считать себя
хорошо знакомым с соседом.
Вот почему все нужно было начинать с самого начала.
Но что такое начало? Ведь можно спросить ради этого самого начала
такое, что продолжения уже не будет. Поэтому Юрий начал издалека. Он словно
мысленно заполнял невидимую анкету. Первым ее вопросом стояло: фамилия, имя,
отчество. Пока что Юрию достаточно было одного имени.
Вторым вопросом в каждой уважающей себя и других анкете стоит: время и
место рождения.
Место рождения соседа в общих чертах было известно - Розовая земля. А
вот время... Времени рождения Миро и других космонавтов Юрий не знал. А
теперь это казалось очень важным. Ведь он уже давно, примерно с середины
первого поверхностного знакомства, подозревал, что у голубых людей не все в
полном порядке... Нет, не в том дело, конечно, что они какие-нибудь
странные. Парни они настоящие! И все-таки... Все-таки подозрения были. И
подозрения довольно основательные. Вот почему самым главным оказался второй
вопрос невидимой космической анкеты.
- Слушай, Миро, - как можно спокойней, даже как будто лениво или,
вернее, так, словно преодоление тяготения было хоть и трудным, но в общем-то
привычным делом, сказал Юрий, - слушай. Миро, а сколько тебе лет?
Миро медленно повернул голову к Юрию - преодолевать гравитационные силы
и в самом деле было нелегким делом.
- Чего-чего? - недоуменно спросил он.
- Я говорю: сколько тебе лет?
- Каких это еще лет? - почему-то сердито спросил Миро - может быть,
потому, что Юрий заставил его тратить лишнюю энергию на пустое занятие. Миро
ведь был умнее всех.
Юрий растерялся. Как же его спросить: сколько тебе годов? Годков? Когда
ты родился? Или сказать так, как записано в иных анкетах: сообщите время и
место вашего рождения?
И тут произошло то, над чем Юрий задумывался не раз еще на своей
Голубой земле и понять чего он так и не смог. Бывает так: кажется,
добросовестно думаешь, решаешь вопрос, прикидываешь, что и как сделать,
даже, может быть, карандашом или ручкой орудуешь, и все, что ты делаешь,
кажется очень сложным, почти неразрешимым. И вдруг ни с того ни с сего, не
думая не гадая, выпаливаешь тот самый ответ, над которым столько времени
бился и мучился.
Как это случается и почему, Юрий понять не мог. Однако такое случается
очень часто! Получается, что как будто в самом Юрии сидят два человека. Один
что-то там считает, думает, решает, а второй сидит себе спокойненько и
посмеивается. У него уже все подсчитано, он уже все знает и только ждет
момента, когда можно вскочить и выпалить свой ответ.
Правда, иногда этот, второй, человек выбрасывает такие штучки, которые
приносят не очень много радости и самому Юрию, и окружающим. Но это уже дело
десятое. В этот момент второй, хитрый человек, который незаметно жил в Юрии,
выкрикнул:
- Эх ты, тумус! Не понимаешь? Ну сколько ты прожил на белом свете?
Понимаешь?
И как ни удивительно, умный Миро прекрасно понял этого, второго,
человека. Миро усмехнулся и слегка - сделать это быстро и энергично было,
пожалуй, невозможно: гравитация - пожал плечами:
- Понимаю. Но при чем здесь... лета? Ведь считают зимы.
- А... а почему зимы? - Второй человек в Юрии исчез, и Бойцов остался
один.
- Ну... Я не знаю, как у вас на Голубой земле. А у нас на Розовой летом
тепло. Все живет, расцветает... А зимой, наоборот, все замирает. Вот мы и
считаем - сколько зим.
- Подожди! А при чем же здесь зимы?
- Ну как же... После зимы начинается новый расцвет...
- Вот-вот! После зимы. Значит, весной? Миро удивленно посмотрел на Юрия
и расхохотался.
- А мы никогда об этом не думали. Ведь и в самом деле годы нужно
считать с весны. С того дня, когда все начинает жить заново.
- Во-от. Значит, договорились. Так сколько тебе... лет, зим и весен?
- Тринадцать.
- Чего-чего?
- Как это - чего-чего? - уже сердито переспросил Миро.
- Да вот... Это... Нет, верно? Тебе в самом деле тринадцать лет?
- А что, я разве выгляжу слишком молодо? Или, наоборот, старше своих
лет?
- Нет, не в этом дело... А другим? Другим... сколько весен?
- Только Квачу четырнадцать. А всем остальным - по тринадцать...
- Понятно... Понятно... Но послушай...
- Вот что, Юра, поговорим как-нибудь позже. Мне нужно поспать - скоро
на дежурство. Менять Зета.
И Миро не то что отвернулся, а просто утонул в своем кресле-кровати и
смежил глаза.
А Юрий думал. С одной стороны, все было правильно. Как ему и показалось
в свое время, - космонавты выглядели для своих лет очень молодо, и вот -
пожалуйста. Они, оказывается, ровесники Юрия Бойцова.
И это, конечно, очень приятно. Потому что не нужно слишком уж их
уважать или побаиваться. Словом, испытывать сотни всяких неудобств, которые
неминуемо испытываешь, когда встречаешься со взрослыми, да еще не совсем
знакомыми, а тем более голубыми.
Юрий с беспокойством посмотрел на молчаливого, сосредоточенного Зета,
который в своем кресле-кровати медленно двигался вдоль такого несерьезного,
словно игрушечного, пульта управления. Он то посматривал на лучащийся
космическими отсветами экран, то на пульт. Но чаще всего он приглядывался к
бесконечной пляске разноцветных огоньков на стенах корабля.
Огоньков этих, кажется, стало гораздо больше, чем раньше. И главное,
они словно расползлись по стенам и даже высыпали на потолке. А ведь раньше,
Юрий это ясно помнил, огоньки на стенах хоть и бегали, хоть и мигали, но
действовали все-таки более организованно, чем теперь, - сплошной полосой, на
определенной, примерно в рост космонавтов, высоте. И тогда, на Земле,
космонавты почти не обращали на них внимания. А теперь Зет все время
поглядывал на них, и, когда в каком-нибудь месте собиралось слишком много
одноцветных - зеленых, красных или синих - огоньков, Зет немедленно
переключал какой-то тумблер, и огоньки поначалу нехотя, а потом все быстрее
разбегались в разные стороны.
Ну а вдруг Зет переключит не тот тумблер? Вдруг он сделает
какую-нибудь, ну пусть самую маленькую ошибку? Что тогда? Ведь это космос. И
если их так прижимает к стенкам кресел-кроватей, значит, скорость ого-го-го
какая!
Ведь для того чтобы летать с одной обетованной планеты на другую,
говорят, нужны околосветовые скорости. Значит, не исключена возможность, что
корабль летит сейчас со скоростью сто, а то и двести тысяч километров в
одну-единственную секунду.
Юрка на мгновение представил себе, с какой скоростью летит корабль, и
от страха даже зажмурился. Раз - и шесть раз вокруг Земли! А вы
представляете, если на такой скорости произойдет хоть малейшая ошибка? Зет
нажмет не на ту кнопку, переключит не тот тумблер! Тут тормоза не включишь.
Такое может произойти, что просто даже думать не хочется.
Юрий перестал жмуриться и не то что с недоверием или сомнением, а,
скорее, с надеждой подумал: "Ну, не может быть, чтобы с такой скоростью.
Ведь когда, например, мчишься на машине, так и то по сторонам все мелькает.
А тут... Тут в тысячу раз быстрее, и все на месте".
На экране действительно ничего особенного не происходило - все тот же
отсвечивающий фиолетовым и синим мрак, все те же огромные звезды, ясные и
чистые. И ломкие лучики света. И все - на месте. Ничто не проплывает, не
пролетает и не дергается. Даже не верится, что корабль куда-то летит. Все
очень спокойно и совсем не страшно.
И Юрий тоже постепенно успокоился. В конце концов, нужно как следует
разузнать, а потом уж принимать решение - бояться или не бояться. Ведь может
оказаться и так, что где-то в корабле есть и взрослые люди, а Юрий и Шарик
попали только в детскую часть корабля, где ребята играют, чтобы не мешать
взрослым.
А настоящие взрослые люди управляют кораблем по всем правилам
космонавтики...
И хотя сам Юрий понимал, что этого, по всему видно, быть не может, он
все-таки старался думать именно так - всегда приятно надеяться, что за тебя
кто-то ответит и кто-то сделает.
РАЗГОВОР С ТЭНОМ
Тэн открыл глаза и, повернувшись к Юрию, засмеялся:
- У тебя такой вид, словно ты делаешь научное открытие.
- Конечно, - почему-то рассердился Юра, - думаешь, думаешь, а... Да что
там говорить! - махнул он рукой.
- Давай думать вместе, - коротко и, как всегда, мягко предложил Тэн.
- Разве можно думать вдвоем?
- Вообще-то можно, хотя для этого следует надеть шлемы и подключить
приборы. Но в данном случае я это сказал в том смысле, что, может быть, я
тебе помогу.
На этот раз Юра не стал хитрить. Время шло очень быстро и не давало
возможности раздумывать слишком долго. Поэтому он спросил напрямик:
- Сколько тебе... Сколько ты прожил, Тэн?
- Двенадцать зим. И еще несколько месяцев и дней.
- А у вас год какой? Сколько в нем дней?
- А почти такой же, как и у вас. - И, предупреждая следующий вопрос,
Тэн пояснил: - Учти, Юра, на нашей Земле почти такие же условия жизни, как и
у вас. И сутки почти такие же, только у нас принята десятичная система.
Например, в минуте сто секунд, в часе сто минут. В сутках десять часов, а в
неделе десять суток. Ну и так далее...
- Так выходит...
- Нет, еще ничего не выходит. Просто наши секунды чуточку другие, чем
ваши. А абсолютное время и у вас и у нас одинаково. Почти одинакова
абсолютная продолжительность суток. А раз так, то, значит, и год тоже почти
одинаков с вашим.
- Все ясно... Но тогда скажи, как же так получается: людям всего
двенадцать лет, а их посылают в космическое путешествие. Разве это
правильно?
- На вашей Земле, - невозмутимо ответил Тэн, - это пока еще
неправильно. На нашей уже правильно.
- Что-то я тебя не понимаю.
- А что ж тут понимать? Вот возьми себя. Когда ты научился читать?
- Ну... когда мне было пять лет.
- А когда пошел в школу?
- В семь лет.
- И что ты делал в первом классе? Юра задумался, вспоминая то далекое
время, когда он был в первом классе, и невольно
усмехнулся.
- Палочки писал... Читать учился.
- Постой, постой! Ты же научился читать за два года до поступления в
школу.
- Выходит... Выходит, я просто читал.
- Я тебе скажу прямо: выходит, что в первом классе ты почти все время
бездельничал. И сам не учился, и другим мешал. И тебя называли балованным и,
возможно, наказывали.
Но наказывали не очень сильно, потому что все-таки ты получал хорошие
отметки. Верно?
- Верно... - растерянно согласился Юра. Тэн говорил так уверенно и так
правдиво, что Юрий на минуту усомнился - а на корабле ли он находится?
Голубые ли люди перед ним? Может, это все не так? Может, он все еще на Земле
и кто-нибудь из ребят решил разыграть его, представившись голубыми
космонавтами?
- А чего ж тебе не получать в первом классе хороших отметок, если ты
два с половиной года назад уже знал то, чему тебя учили в первом классе?
Ведь верно?
- Верно... Но... Но откуда ты это знаешь?
- Вот чудак! Так у нас тоже так было. А потом умные взрослые люди
решили, что это неправильно. Если так учиться, так только учеников портить.
Человек хоть в пять лет, хоть в пятьдесят всегда есть человек. У него есть
ум. У него есть понимание окружающего. Пусть еще не всегда полное и ясное,
но оно все равно есть. Вот у нас на Розовой земле и решили: нужно требовать
с человека с самого раннего возраста. Но и доверять ему тоже с самого
малого.
- Что доверять? - нерешительно спросил Юра.
- Все! Доверять все, что может сделать человек. А он даже в пятилетнем
возрасте может сделать многое. Очень многое. Если, конечно, его научить и
если ему доверять.
Юра хотел возразить - смешно доверять пятилетнему человеку серьезное
дело. Пятилетний человек - это еще не человек. Но тут почему-то вспомнилось,
что Пушкин в пять лет писал стихи. Да еще не на русском, а на французском
языке. А Суворов уже в раннем детстве возился со схемами и описаниями боев и
походов. А Моцарт в пять лет давал концерты. А...
Нет, что бы там ни говорили, а пять лет для настоящего человека - это
очень и очень... Ну и не то чтобы много, но и не мало. В пять лет тоже можно
сделать кое-что настоящее. Если, конечно, человека научить и потом хоть
немного ему доверять.
- Вот у нас на Розовой земле и решили учить детей с четырех лет. Как
человек выходит из яслей, он и начинает учиться по-настоящему.
- А это... не очень трудно?
- Чего ж тут трудного? Тебе трудно читать интересные книги? Гонять мяч
ведь не трудно же? А почему? Потому что это доставляет тебе удовольствие. А
разве не доставляет удовольствие всегда узнавать новое? А узнав, применить
его в деле. Так что, как видишь, у вас только начинают учиться, а на нашей
земле ребята уже кончают арифметику и грамматику, естествознание и историю и
приступают к настоящим наукам.
- А эти, выходит, не настоящие? - сердито спросил Юра, потому что ему
показалось, что Тэн слишком уж загордился своей Розовой землей, и своими
ребятами, и своими школами. Пусть, конечно, у них так все здорово, но
задаваться этим все равно не стоит. Даже космонавтам. И даже не простым, а
голубым.
- Нет, зачем же... Тоже настоящие, но они - общие. А у нас науки
более... точные, что ли. Возьмем химию. У нас в школе химия не одна. У нас и
органическая, и неорганическая, и физическая, и квантовая. А каждая из этих
химий разделяется еще на отделы. Вот так и идет изучение..
- И у всех так?
- Конечно! Только ведь изучение изучением, а практика практикой.
Изучаем химию - и сразу работаем возле приборов и установок.
- Это в семь-то лет? - воскликнул Юрий. Тэн долго смотрел в его
возбужденное, недоверчивое лицо и с достоинством, но чуть-чуть
с сожалением ответил:
- Я же тебе говорю, что человека нужно не только учить. Человеку нужно
доверять! У нас научились доверять. Даже семилетним. Даже пятилетним.
Понимаешь?
- Это понятно. Но пятилетние у вас... Просто так учатся?
- Зачем ты так?.. - с горечью протянул Тэн. - Ведь я же серьезно.
- Так и я серьезно.
- Нет. Даже пятилетние и восьмилетние на практике еще не работают, а
вот десятилетние обязательно помогают студентам. А потом работают
самостоятельно. Потому что их научили и им доверяют.
Нет, всего этого Юра еще не мог понять. Он чувствовал, что это здорово,
когда тебе доверяют, верят, что ты настоящий человек и что ты способен на
что-то дельное, хорошее. Но он не мог представить себе, что ему бы самому не
то что в первом классе, а даже теперь, уже шестикласснику, вдруг доверили бы
работу на каком-нибудь станке или приборе.
Выходило, что доверие не только дает, но оно и требует. Выходило, что
доверие не только легкая и радостная вещь, но, оказывается, еще и серьезная,
трудная обязанность. Выходило, что доверие мало заслужить, его нужно
оправдать.
Ох сколько не то что нового, а, скорее, непривычного стояло за этими
словами голубого человека!
Возникли мысли, что хотя и Пушкин, и Суворов, и Моцарт - это все гении,
особые люди и, конечно, равняться на них нечего, потому что такие рождаются
раз в столетие, но все-таки и самые обыкновенные земные люди могут добиться
прямо-таки сказочных успехов.
Наверное, раньше Юра не согласился бы с этим и сказал Тэну: "Это все
фантастика!" Но сегодня сказать так он не мог. Не мог еще и потому, что уже
подумал о том, что ведь во времена Пушкина, Суворова, Моцарта не было радио.
Не было телевидения. Не было машин. Настоящей химии.
Так как же можно и нужно учиться теперь? Да, Юра все-таки понимал - Тэн
прав. Начинать учиться можно и нужно гораздо раньше, чем это делается до сих
пор на Голубой земле. Пожалуй, если честно, так он уже потерял целых три
года. Ведь он научился читать еще в детском возрасте, когда ему было пять
лет. Хотел - читал, не хотел - не читал. Потом, в школе, его заново начали
учить азбуке, умению читать по слогам. Ясно, что учить то, что уже знаешь, -
смешно. И Юрка не учил. Он баловался на уроках, на переменках, дома. А
учительница все равно ставила ему четверки или пятерки, потому что он-то
ведь знал то, чему его учили. А ведь отметки ставят не за красивые глаза, а
за знания.
Ну а потом, во втором классе, ему казалось, что знания даются просто
так. Ни за что. А отметки ставятся за то, что знал уже раньше. Наверное,
поэтому ему все время не хватало каких-нибудь получаса, чтобы выучить уроки,
пятнадцати минут, чтобы решить неполучающийся пример. Так и вышло, что
вместо четверок и пятерок он стал получать уже тройки, а потом и двойки. А
учительница стала ругать его и называть лодырем. А сам Юрка это не
чувствовал. Просто он по-прежнему был таким, каким бывал и в садике, и в
первых классах школы. А вот требовали с него уже совсем по-другому, не так,
как в садике или в первом классе. И это казалось несправедливым. Он думал,
что к нему придираются.
Из-за того, что учительница "придиралась и не давала жизни". Юрка то
злился на нее и совсем не делал уроков: решал, что он все равно уйдет
работать, а рабочему человеку очень уж больших знаний не требуется и,
значит, можно, не учиться. А то, наоборот, как бы мстя учительнице,
вызубривал уроки и со злостью отвечал ей на четверку, а то даже на пятерку.
Но вызубренное быстро забывалось, а любви, уважения к таким знаниям не
оставалось.
В пятом классе пошло еще хуже. В пятом классе был уже не один, а
несколько учителей и учительниц. Отговориться тем, что к нему придираются.
Юрка не мог: причин для придирок у новых учителей просто не было. А двойки в
Юркином дневнике были, и отец, раньше немного веривший и придиркам
учительницы, и невезению, и вообще всяким Юркиным отговоркам и оправданиям,
теперь верить отказался. Он сказал прямо:
- Ты лодырь. Я в твои годы...
И пошло, и поехало!
Вот почему Юрий вздохнул еще горше: что ни говори, а доверие - вещь
хорошая, если... Если самому хочется оправдывать это доверие. А если не
очень хочется, так лучше пусть без доверия... Как-нибудь уж по старинке...
Как на Голубой земле...
И в то же время ему страшно, до колик в сердце захотелось, чтобы ему
доверяли. Поручали сложные и ответственные дела и требовали, чтобы он во что
бы то ни стало выполнил их. Вот как космонавты...
Наверное, потому, что Юрий уже понимал: учили его и сам он учился в
прошлом так, что равняться теперь с голубыми людьми ему было трудно, а
признаться в этом, когда стало совершенно ясным, что они Юркины ровесники,
было просто невозможно. Юрий попытался найти последнюю лазейку. Даже не
лазейку. Он и в самом деле не очень верил тому, что видел.
- Слушай, Тэн, может, ты скажешь, что вам доверили весь корабль?
- Конечно! - ничуть не смутился Тэн. Это становилось прямо-таки
интересным: Тэн явно врал напропалую. Юрка ехидно улыбнулся и спросил:
- И, кроме вас четверых, на всем корабле нет ни одного живого человека?
- Конечно!
- И с вашей Земли никто не управляет вашим кораблем?
- Конечно! - все так же уверенно ответил Тэн и наконец заметил ехидную
Юркину улыбку. - Ты, кажется, не веришь? А почему? Разве я или кто-нибудь из
наших тебя обманывал?
- Не в этом дело, - уклончиво протянул Юра. - Не в этом дело...
-А в чем?..- И потому, что Юрий жался, кривился и недоверчиво покачивал
головой, Тэн рассердился: - Что ж ты молчишь? Говори напрямик. Ты нам не
веришь?
- При чем тут не веришь... Но, понимаешь, я же сам слышал, как кто-то
объявлял тревогу... Предупреждал... И голос был, по-моему, взрослый.
- Так тебе же говорили, что это действуют роботы. Следящие роботы.
Говорили или не говорили?
Сейчас Юрий уже не помнил - говорили ему или не говорили о роботах, но
в душе он уже согласился с тем, что при таком положении дел и при такой
технике и в самом деле должны работать, предупреждать и действовать роботы.
Иначе зачем же тогда и космическую технику выдумывать?
Но был еще один хитрющий вопрос. Такой хитрый и с такой подковыркой,
что Юрий не сразу решился задать его. А когда решился, то еще долго не знал,
с чего начать.
Пока Тэн кипятился и рассказывал о том, какие роботы есть на корабле -
расчетчики, следящие, обучающие, информирующие, оценивающие, предполагающие,
разведывательные и многие-многие другие, - Юрий наконец придумал подход к
самому важному вопросу:
- Тэн, а сколько... сколько лет вы в пути?
- Мы? В пути? Уже шестой год... Тут Бойцов не выдержал и рассмеялся -
облегченно и очень ехидно. Вопрос с подковыркой оправдал себя.
- Ты чего смеешься? - удивился и немного обиделся Тэн.
Юрий смеялся все громче и раскатистей. Он крутил головой и даже хлопал
себя по коленям, хотя это было и очень трудно - силы притяжения, или, научно
говоря, силы гравитации, прижимали его в мягком кресле-кровати и наливали
тело если не свинцовой, то, во всяком случае, чугунной тяжестью.
Тэн недоумевающе смотрел на Юрия, потом вдруг улыбнулся и тоже
рассмеялся.
- Так. Пожалуй, ты прав, - сказал он, и Юрию сразу расхотелось
смеяться.
- Почему я прав?
- Потому что со стороны и в самом деле наше положение выглядит смешным.
- Какое положение? - уже серьезно спросил Юрий.
- А такое, что нам всем по двенадцать лет, а мы летим уже шестой год.
- Почему же это смешно? - насторожился Юрий.
- Ну, нам это не смешно. У нас это в порядке вещей. А вот для людей с
других планет это может показаться и смешным.
Тэн объяснил это таким тоном, что Юрий даже покраснел и буркнул:
- Только ты не очень задавайся, ты лучше расскажи.
- Что тебе рассказать?
- А вот это: почему вам понятно, а людям с других планет не понятно?
- Потому, Юрочка, что с нашей Розовой земли космонавты вылетают в свои
первые дальние путешествия не в двадцать или тридцать лет, как у вас на
Голубой земле, а в семь-восемь лет.
Это было не так уж неожиданно - что-нибудь в этом роде Тэн обязательно
должен был сказать, - но поражал его тон, снисходительный и в то же время
сожалеющий. И нужно было поддержать авторитет всех землян, а заодно и людей
каких-то других цивилизаций, о которых голубые люди знали, а земляне только
догадывались.
- Это ж почему вам такая привилегия?
- А это, брат ты мой, не привилегия, а самая обыкновенная
необходимость.
- Почему же это, интересно, необходимость? Везде такой необходимости
нет, а у вас она появилась?
- А как ты считаешь - сколько лет нужно, чтобы добраться от одной
обитаемой или годной для обитания планеты до другой?
- Ну, я не знаю... точно. Но думаю, что года два... три... Может быть,
пять лет...
- Та-ак. А сколько у вас на Голубой земле человек готовится к
космическим полетам?
- Точно я, конечно, не помню... Например, Гагарин - самый первый
космонавт в мире... нашем мире - готовился два года. Потом и других
готовил... Тоже несколько лет...
- Вот! А теперь прибавь пять лет до нужной вам планеты, сколько-нибудь
времени на то, чтобы на ней посидеть, обследовать, а потом еще пять лет,
чтобы вернуться на свою землю. Сколько получится?
Юрий не раскусил всей каверзности этого вопроса. Но он сразу
почувствовал, что за ним стоит что-то очень важное и нужное для понимания
всей жизни голубых людей. И поэтому он не стал ловчить и выкручиваться. Он
честно признался:
- Н-ну... лет пятнадцать... - И неуверенно, но великодушно добавил: -
Может... чуть больше...
- Во-от. - Тэн назидательно выставил палец и сложил розовые губы
трубочкой. - Вот и получается, что космонавт ваш, с Голубой планеты, слетает
один раз на какую-нибудь планету, вернется, пока отчитается, пока отдохнет -
и лететь ему во второй раз уже не придется.
- Брось! - решительно заступился Юрка за милых сердцу космонавтов. -
Они еще будут молодые!
- А я и не говорю, что старые. Будет им лет по сорок. Верно?
- Верно.
- Ну вот. Теперь клади опять несколько лет на подготовку к полету.
- Так они же один раз уже готовились! - возмутился Юрка.
- Как ты все хорошо знаешь! - задиристо покачал головой Тэн. - А что ж,
по-твоему, все пятнадцать лет, пока они готовились и совершали первый полет,
ученые и инженеры на земле сидели раскрыв рот и хором кричали: "Ура! Вот
какие хорошие космонавты! Уже полетели".
- Я тебя не понимаю...
- А чего ж тут понимать? Тут думать надо.
- Я думаю... - не совсем уверенно ответил Юрий.
- Думаешь, да, видно, не о том. Ведь за эти пятнадцать лет инженеры и
ученые построят новые корабли, откроют новые способы их ведения. И сами
космонавты из космоса передадут, что плохого в том корабле, на котором они
летят, а что хорошего. Инженеры тоже это встроят в новые корабли. Так как,
по-твоему должны будут космонавты для своего нового полета освоить новый
корабль, научиться его водить и всякое такое?..
- Наверное, должны,- неуверенно согласился Юрий.
- Значит, и для этого потребуется время. Может быть, даже годы.
- Наверное...
- А раз наверное, так вот и посчитай, через сколько лет ваш земной
космонавт полетит в свой второй полет.
Юрий добросовестно считал. Получалось много. Так много, что и говорить
об этом не хотелось.
И Тэн прекрасно понял его. Он не стал задаваться, показывать свое
превосходство. Он только мягко улыбнулся и сочувственно, спросил:
- Теперь ты понял?
- Почти... - печально протянул Юра. Ты знаешь, Тэн, ты на меня не
обращай вни| мания. Ты просто рассказывай, а я, чего непойму, спрошу. Ладно?
А то времени много уходит...
- Тао, - тоже почему-то печально протянул Тэн. - Времени действительно
уходит много. Но слушай. Раз ты понял, что ваши земные космонавты при
современной вашей технике и главное, при современном отношении ваших людей
между собой смогут полететь во второй свой полет не раньше чем в сорок лет,
то ты должен понять и другое: домой, на свою родную землю, они могут
вернуться только, в глубокой старости.
- Но ведь корабли-то будут более совершенные. Они же полетят
-побыстрее.
-Правильно! Но ты другое не забывай. Во-первых, теперь космонавты
полетят подальше. Они же опытные, умелые - летят-то не в первый раз. А
во-вторых, чем больше скорость, чем ближе она к скорости света - триста
тысяч километров в секунду, тем невероятней ведет себя время. Может
получиться так, что космонавт будет летать недолго, какой-нибудь десяток
лет. Но его корабельное время будет бежать так медленно, что, когда он
вернется на свою Землю, где время бежало нормально, как всегда, там
окажется, что прошла уже сотня лет. Вот в чем дело, Юра. И это тоже нужно
помнить. А то и у нас и у вас некоторые как считают:
"А-а, космос! Подумаешь! Пространство безвоздушное, скорость огромная,
машины и роботы действуют автоматически - значит, космонавты вроде
бесплатного приложения. Как пассажиры или как подопытные животные". А ведь
небось когда садятся в самый обыкновенный летательный аппарат, который и от
земли-то не отрывается как следует, все поджилки у них трясутся, лекарствами
запасаются, готовят бумажные пакеты да еще возмущаются, почему нет
парашютов. У вас есть такие?..
Юра еще никогда не летал на самолетах или вертолетах и потому не знал,
есть такие храбрецы на язык и жидкие на расправу в настоящем деле. Но он был
уверен, что такие обязательно должны быть, потому что он встречал и
маленьких и взрослых людей, которые умудрялись охаять и принизить все, что
они не умели делать сами или чего у них не было. Но уж если они чему-нибудь
научились или что-нибудь приобрели, так выходило, что как раз это и есть
самое лучшее и самое совершенное. А все остальное - форменная ерунда. Вот
почему Бойцов решительно сказал:
- Конечно есть!
Сказал и почему-то почувствовал облегчение. Выходило, что и на Розовой,
пока что недостижимой земле тоже были люди с недостатками. Выходило, что
голубые люди тоже были не такими уж необыкновенными, как могло показаться в
самом начале. Люди как люди. Только голубые. Да земля у них Розовая. Да еще
цивилизация у них выше.
Но ведь цивилизация - дело наживное. Сегодня ее нет, а завтра ее можно
и выработать. Важно только не лениться и не ждать, пока тебе преподнесут ее
в готовеньком виде да еще начнут уговаривать - возьмите, пожалуйста. Не
обижайтесь. Может, и лучше можно было процивилизовать, но мы еще не
достигли...
Нет, после этого голубые люди стали как-то ближе и роднее. И потому
Юрий сразу почувствовал себя смелее и надежней. Он засмеялся и повторил:
- Конечно есть.
- Во-от! У нас такие имеются. Но как у вас, так и у нас имеются и
другие. Просто умные. И таких как у нас, так и у вас - абсолютное
большинство. Вот они и решили: зачем ребятам первую половину своей жизни, в
сущности, бездельничать? Ведь они привыкают бездельничать, а потом учиться
по-настоящему им уже трудно. Вот у нас на Розовой земле и начинают обучение
с четырех с половиной лет.
Сразу выгадывается три года. А в семь лет тех ребят, которые подходят
по физическим и психическим данным, если, конечно, они сами хотят и на это
соглашаются их родители, посылают в космос.
- Семи лет?! - все еще не веря, переспросил Юра.
- Да, именно семи. И ты не удивляйся. Ты просто подумай. Вот мы с тобой
сейчас болтаем и дела не делаем. Верно?
- Верно...
- Вот так и в начале полета. Пока ракета разгонится, пока ляжет на курс
- лежи и болтай. А еще лучше - спи. Что мы поначалу и делали. А время-то
идет нормальным образом, и мы нормальным образом растем.
Все казалось таким неправдоподобно правильным и логичным, что не верить
было просто невозможно. Но именно эта простота и смущала.
Как так: погрузили тебя в космический корабль, вывели на орбиту - и
лети, ни о чем не думая? Юрка не раз читал, что специальные приборы-роботы
сделают это еще лучше и надежней, чем сами космонавты. Что же, спрашивается,
в таком случае делать космонавтам? Решительно нечего. Недаром земные
космонавты запросто спали в своих кораблях. Тогда это даже как-то умиляло.
Летят в космосе, обедают и даже спят... Самым обыкновенным образом. Может,
даже руку под щеку подсунут. Слюнку во сне пустят.
Интересно, храпят космонавты во сне или не храпят?
И чем больше таких вот мелких мыслишек копошилось в Юркином мозгу, тем
проще и неинтересней казались космические полеты, сами космонавты и в самом
деле представлю лись не то ленивыми, не то просто подопыд ными. И от этого -
неприятными...
А Юрка знал: они настоящие ребята! Настоящие! Смелые, сильные, умные и
мужественные. Он знал это, восхищался своими земным космонавтами, и
все-таки... Все-таки теперь после вот этих рассуждений на окраине космоса
что-то было не так.
О