Сэмюэл Беккет. Пьесы разных лет
Перевод Е. СУРИЦ
От переводчика
Одна из уже опубликованных по-русски пьес Беккета называется "Про всех
падающих". Слова взяты из Сто сорок четвертого псалма: "Господь поддерживает
всех падающих и восставляет всех низверженных". Название покрывает, мне
кажется, и предлагаемую подборку, да и все творчество Беккета. Он не
требует: "Меня любите за то, что я умру", он, наоборот, за то, что они
умрут, любит своих несчастных героев, и еще за то, что родились на этот свет
и в темном промежутке - уже не жизнь и пока не смерть - на пустой и
глубокой, неподвижно вибрирующей сцене дрогнут от холода и ждут, и не
дождутся Годо.
Рассказывают, что Беккет незадолго до смерти ушел в дом престарелых,
чтобы не обременять собою жену, а потом каждый день бегал к ней на свиданье.
Если этого не было, стоило выдумать такой типично беккетовский финал, как -
в случае чего - стоило бы выдумать самого Беккета, потому что без этой
ритмической, ищущей слов немоты, без этого многозначного, как поэзия,
парадоксального и гаерски-трагического, как жизнь, задумчивого,
заступнического, гениального бормотания очень трудно, не правда ли, себе
представить то, что принято называть современной литературой.
Беккет неукоснительно сам переводил свои французские вещи на английский
и наоборот, при этом с сумасшедшей изобретательностью выкидывая - хозяин
барин - такие коленца, что представителю скромной переводческой профессии
остается только завистливо ахать, глядя на то, что позволено Юпитеру. В силу
сказанного, по моему убеждению, тексты Беккета нельзя переводить иначе как с
оригинала. Пьесы "Каскандо" и "Шаг" переведены с французского, остальные
пьесы - с английского.
Пьеса в одном действии
Поздний вечер в будущем.
Комната Крэппа.
На авансцене небольшой столик с двумя ящиками, открывающимися в сторону
зрительного зала.
За столом, глядя в зал, то есть по другую сторону от ящиков, сидит
усталый старик - Крэпп.
Черные порыжелые узкие брюки ему коротки. В порыжелом черном жилете -
четыре больших кармана. Массивные серебряные часы с цепочкой. Очень грязная
белая рубашка без воротничка распахнута на груди. Диковатого вида
грязно-белые ботинки, очень большого размера, страшно узкие, остроносые.
Лицо бледное. Багровый нос. Седые лохмы. Небрит.
Очень близорук (но без очков). Туг на ухо.
Голос надтреснутый. Характерные интонации.
Ходит с трудом.
На столе - магнитофон с микрофоном и несколько картонных коробок с
катушками записей.
Стол и небольшое пространство вокруг ярко освещены. Остальная сцена
погружена во тьму.
Мгновение Крэпп сидит неподвижно, потом тяжко вздыхает, смотрит на
часы, шарит в кармане, вытаскивает какой-то конверт, кладет обратно, опять
шарит в кармане, вытаскивает связку ключей, поднимает к глазам, выбирает
нужный ключ, встает и обходит стол. Наклоняется, отпирает первый ящик,
заглядывает в него, шарит там рукой, вынимает катушку с записями,
разглядывает, кладет обратно, запирает ящик, отпирает второй ящик,
заглядывает в него, шарит там рукой, вынимает большой банан, разглядывает
его, запирает ящик, кладет ключи в карман. Поворачивается, подходит к краю
сцены, останавливается, поглаживает банан, чистит, бросает кожуру прямо под
ноги, сует кончик банана в рот и застывает, глядя в пространство пустым
взглядом. Наконец, надкусывает банан, поворачивается и начинает ходить
взад-вперед по краю сцены, по освещенной зоне, то есть не больше
четырех-пяти шагов, задумчиво поглощая банан. Вот он наступил на кожуру,
поскользнулся, чуть не упал. Наклоняется, разглядывает кожуру и, наконец, не
разгибаясь, отбрасывает кожуру в оркестровую яму. Снова ходит взад-вперед,
доедает банан, возвращается к столу, садится, мгновение сидит неподвижно,
глубоко вздыхает, вынимает из кармана ключи, подносит к глазам, выбирает
нужный ключ, встает, обходит стол, отпирает второй ящик, вынимает еще один
большой банан, разглядывает его, запирает ящик, кладет ключи в карман,
поворачивается, подходит к краю сцены, останавливается, поглаживает банан,
очищает, бросает кожуру в оркестровую яму, сует кончик банана в рот и
застывает, глядя в пространство пустым взглядом. Наконец его осеняет, он
кладет банан в жилетный карман, так что кончик торчит наружу, и со всей
скоростью, на которую он еще способен, устремляется в темную глубину сцены.
Проходит десять секунд. Громко хлопает пробка. Проходит пятнадцать секунд.
Он снова выходит на свет со старым гроссбухом в руках и садится за стол.
Кладет перед собою гроссбух, утирает рот, руки обтирает об жилет, потом
плотно смыкает ладони и начинает потирать руки.
Крэпп (с воодушевлением). Ага! (Склоняется над гроссбухом, листает
страницы, находит нужное место, читает.) Коробка... тр-ри... катушка...
пять. (Поднимает голову, смотрит прямо перед собою. С наслаждением.)
Катушка! (Пауза.) Кату-у-ушка! (Блаженная улыбка. Пауза. Наклоняется над
столом, начинает перебирать коробки.) Коробка... тр-ри... тр-ри... четыре...
два... (с удивлением) девять! Господи Боже!.. Семь... Ага! Вот ты где,
плутишка! (Поднимает коробку, разглядывает.) Коробка три. (Ставит ее на
стол, открывает, роется в катушках.) Катушка... (заглядывает в гроссбух)
пять... (разглядывает катушки) пять... пять... Ага! Вот ты где, негодница!
(Вынимает катушку, разглядывает.) Катушка пять. (Кладет ее на стол,
закрывает коробку три, откладывает, берет катушку.) Коробка три, катушка
пять. (Склоняется над магнитофоном, поднимает взгляд. С наслаждением.)
Кату-у-ушка! (Блаженно улыбается. Наклоняется, ставит катушку на магнитофон,
потирает руки.) Ага! (Заглядывает в гроссбух, читает запись в конце
страницы.) Мама отмучилась... Гм... Черный мячик... (Поднимает голову,
смотрит бессмысленным взглядом. В недоумении.) Черный мячик? (Снова
заглядывает в гроссбух, читает.) Смуглая няня... (Поднимает голову,
раздумывает, снова заглядывает в гроссбух, читает.) Некоторые улучшения в
работе кишечника... Гм... Незапамятное... что? (Наклоняется к гроссбуху.)
Равноденствие, незапамятное равноденствие. (Поднимает голову, смотрит
бессмысленным взглядом. В недоумении.) Незапамятное равноденствие?.. (Пауза.
Пожимает плечами, снова заглядывает в гроссбух, читает.) Прости-прощай...
(переворачивает страницу) любовь. (Поднимает голову, раздумывает,
наклоняется к магнитофону, включает, усаживается, приготовляясь слушать, то
есть наклоняется вперед, лицом к зрителю, кладет локти на стол, руку
приставляет к уху.)
Лента (голос сильный, тон несколько приподнятый. Явно узнаваемый голос
Крэппа, только гораздо моложе). Сегодня мне стукнуло тридцать девять, и
это... (Усаживаясь поудобней, он смахивает одну коробку со стола,
чертыхается, выключает магнитофон, в сердцах сбрасывает коробки и гроссбух
на пол, перематывает ленту к началу, включает.) Сегодня мне стукнуло
тридцать девять, и это - сигнал, не говоря уж о моей застарелой слабости;
что же касается интеллекта, я, судя по всему, на... (подыскивает слово) на
самом гребне... или около того. Отметил мрачную дату, как и все последние
годы, потихонечку, в кабаке. Никого. Сидел у камина, закрыв глаза, и отделял
зерно от мякины. Кое-что набросал на обороте конверта. Но вот, слава Богу, я
дома, и как приятно снова залезть в свое старое тряпье. Только что съел,
стыдно сказать, три банана и с трудом удержался, чтобы не съесть четвертый.
Это же гибель для человека в моем состоянии. (Порывисто.) Покончить с ними!
(Пауза.) Новая лампа - крупное достижение. В этом кольце темноты мне как-то
не так одиноко. (Пауза.) В каком-то смысле. (Пауза.) Приятно встать,
пройтись в темноте и снова вернуться к... (колеблется) к себе. (Пауза.) К
Крэппу.
Пауза.
...Верно, интересно, а что я при этом имею в виду... (Колеблется.) Я
имею в виду, очевидно, те ценности, которые останутся, когда вся муть...
когда уляжется вся моя муть. Закрою-ка я глаза и попытаюсь себе их
представить. (Пауза. Крэпп поскорей прикрывает глаза.) Странно, какой тихий
сегодня вечер, вот я напрягаю слух и не слышу ни звука. Старая мисс Макглом
всегда поет в этот час. А сегодня молчит. Она говорит, это песни ее юности.
Ее трудно себе представить юной. Впрочем, дивная женщина. Из Коннахта, по
всей видимости. (Пауза.) Интересно, а я? Буду я петь в таком возрасте, если,
понятно, доживу? Нет. (Пауза.) А в детстве я пел? Нет. (Пауза.) Я хоть
когда-нибудь пел? Нет.
Пауза.
Вот, слушал записи какого-то года, урывками, наобум, по книге не
проверял, но это было записано лет десять-двенадцать назад, не меньше. Я
тогда еще время от времени жил с Бианкой на Кедар-стрит. О Господи, и хватит
об этом. Сплошная тоска. (Пауза.) Ну что о Бианке сказать, разве что глазам
ее следует отдать должное. Со всей теплотою. Вот - я их вдруг так и вижу.
Дивные глаза. (Пауза.) А, ну да ладно... (Пауза.) Мрачнейшая вещь - все эти
post mortem, но часто они... (выключает магнитофон, раздумывает, снова
включает)... помогают мне перейти к новой... (колеблется) ретроспективе.
Просто не верится, что я был когда-то этим юным щенком. Голос! Господи! А
какие амбиции. (Смешок, к которому присоединяется и нынешний Крэпп.) А
решения! (Смешок, к которому присоединяется и нынешний Крэпп.) Например,
меньше пить. (Смешок нынешнего Крэппа.) Подведем итоги. Тысяча семьсот часов
из предшествующих восьми тысяч с чем-то - исключительно по кабакам. Больше
двадцати процентов, то есть примерно процентов сорок всей его жизни, если не
считать сон. (Пауза.) Планы перейти к менее... (колеблется) увлекательной
сексуальной жизни. Последняя болезнь отца. Некоторая ленца, уже
проглядывающая в погоне за счастьем. Тщетная жажда забыться. Насмешки над
тем, что он именует своею юностью, воссылая Богу хвалы за то, что она
миновала. (Пауза.) Тут, впрочем, несколько фальшивые нотки. Смутные
очертания opus... magnum. И в заключение (смешок) прямо-таки слезный вопль к
суровому Провидению. (Долгий хохот, которому вторит и нынешний Крэпп.) И что
же от всей этой мути осталось? Девочка в зеленом бедненьком пальтеце на
железнодорожной платформе? Нет?
Пауза.
...Когда я оглянусь...
Крэпп выключает магнитофон, раздумывает, смотрит на часы, встает,
уходит в темную глубину сцены. Проходит десять секунд. Щелкает пробка. Еще
десять секунд. Вторая пробка. Десять секунд. Третья пробка.
Крэпп (поет дребезжащим голосом).
День едва мерцает,
Ночь уже близка,
Тени...
Приступ кашля. Крэпп снова выходит на свет, садится, утирает рот,
включает магнитофон, усаживается в прежнюю позу, приготовляясь слушать.
Лента. ...Оглянусь на ушедший год, как я надеюсь, быть может,
просветленным взором старости, я увижу дом на канале, где мама лежала при
смерти, поздно осенью, после долгого вдовства (Крэпп вздрагивает) и...
(выключает магнитофон, чуть перематывает назад ленту, склоняется ухом к
аппарату, включает магнитофон) при смерти, поздно осенью, после долгого
вдовства и...
Крэпп выключает магнитофон, поднимает голову, бессмысленно смотрит в
пространство. Губы складывают слово "вдовства". Ни звука. Он встает, идет в
глубину сцены, возвращается с огромным словарем, кладет его на стол,
садится, ищет слово.
Крэпп (читает по словарю). Безбрачное состояние одного из супругов по
смерти другого. (Поднимает взгляд. Удивленно.) Безбрачное состояние?..
(Пауза. Снова смотрит в словарь.) Глубокий вдовий траур... может относиться
также и к животным, к птицам в особенности... траур птицы-ткачика... черный
плюмаж самца... Райская вдовушка... (Поднимает взгляд. С наслаждением.)
Птица-вдовушка!
Пауза. Закрывает словарь, включает магнитофон, усаживается поудобней,
готовясь слушать.
Лента. ...и ту скамью на дамбе, откуда видно было ее окно. Там я сидел
на промозглом ветру и хотел, чтобы она поскорей умерла. (Пауза.) Вокруг
почти никого, только редкие завсегдатаи, няни, дети, старики, собаки, я уж
всех их прекрасно знал - о, в лицо, разумеется! Одну смуглую молодую
красотку я особенно помню, что-то белое, накрахмаленное, дивная грудь, и с
черной крытой коляской, как похоронные дроги. Как на нее ни взгляну, я
встречал ее взгляд. Но когда я набрался храбрости и заговорил с нею - не
будучи ей представлен, - она пригрозила, что позовет полицейского. Будто я
посягал на ее добродетель! (Смех. Пауза.) Но какое лицо! А глаза! Как...
(подбирает слово) хризолиты! (Пауза.) Ну ладно... (Пауза.) Я был там, когда
(Крэпп выключает магнитофон, погружается в задумчивость, снова включает)
опустились шторы, такие грязно-коричневые, сборчатые, и, как назло, именно в
эту секунду я бросал мячик маленькому белому песику. Я поднял глаза - и
увидел. Все. Конец. И на несколько мгновений я задержал мячик в руке, и
песик скулил и теребил меня лапкой. (Пауза.) Несколько мгновений. Моих
мгновений, ее мгновений. Мгновений песика. (Пауза.) В конце концов я ему
отдал мячик, и он взял его в пасть, так нежно, так нежно. Старый, черный,
твердый резиновый мячик. (Пауза.) Умирать буду, моей ладони его не забыть -
этот мячик. (Пауза.) Мне бы его сохранить. (Пауза.) Но я его песику отдал.
Пауза.
Ну ладно...
Пауза.
Год прошел в духовном мраке и скудости до самой той незапамятной ночи в
марте, на молу, под хлещущим ветром, - не забыть, не забыть! - когда я вдруг
все понял. Это было прозрение. Вот что прежде всего сегодня надо бы
записать, на тот день, когда мой труд будет завершен и в памяти моей, может
быть, не останется уже ни теплого, ни холодного местечка для того чуда...
(колеблется) того огня, который все озарил. А понял я вдруг, что то, из чего
я всю жизнь исходил, а именно... (Крэпп резко выключает магнитофон,
прокручивает ленту вперед, включает) ...огромные гранитные скалы, брызги
пены в свечении маяка, и анемометр кружил как пропеллер, и вдруг меня
осенило, что то темное, что я вечно стремился в себе подавить, в
действительности самое во мне... (Крэпп чертыхается, выключает магнитофон,
прокручивает ленту вперед, снова включает магнитофон) ...эта буря и ночь до
самого моего смертного часа будут нерушимо связаны с пониманием, светом, с
этим огнем... (Крэпп чертыхается громче, выключает магнитофон, прогоняет
ленту вперед, снова включает магнитофон) ...зарывшись лицом в ее груди, и
одной рукой я ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами,
и нас нежно качало - вверх-вниз, из стороны в сторону.
Пауза.
Полночь миновала. Никогда я не слышал такой тишины. На земле будто
вымерло все.
Пауза.
На этом я кончаю... (Крэпп выключает магнитофон, перематывает ленту
назад, снова включает магнитофон) ...в сторону озера и купались, потом
оттолкнулись шестом от крутого берега и поплыли. Она лежала на дне лодки,
закинув руки под голову, закрыв глаза. Палило солнце, веял ветерок, весело
бежала вода. Я увидел царапину у нее на бедре и спросил, откуда у нее эта
царапина. "Собирала крыжовник", - она сказала. Я опять говорил, что,
по-моему, все это обречено, все напрасно, и зачем продолжать, и, не открывая
глаз, она соглашалась. (Пауза.) Я попросил ее на меня поглядеть, и спустя
несколько мгновений... (пауза) спустя несколько мгновений она попыталась, но
глаза были - щелки, из-за палящего солнца. Я склонился над нею, и глаза
оказались в тени и раскрылись. (Пауза. Тихо.) Впусти меня. (Пауза.) Нас
отнесло в камыши, и мы в них застряли... Как вздыхали они, когда гнулись под
носом лодки. (Пауза.) Я лежал ничком, зарывшись лицом в ее груди, и одной
рукой я ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами, и нас
нежно качало - вверх-вниз, из стороны в сторону.
Пауза.
Полночь миновала. Никогда я не слышал...
Крэпп выключает магнитофон, впадает в задумчивость. Потом шарит в
карманах, нащупывает банан, вытаскивает его, разглядывает, кладет обратно,
опять шарит в карманах, вытаскивает конверт, кладет обратно, смотрит на
часы, встает, идет в темную глубину сцены. Проходит десять секунд. Звякает
бутылка о стакан, шумит сифон. Проходит десять секунд. Звякает бутылка о
стакан. Еще десять секунд. Слегка пошатываясь, Крэпп снова выходит на свет,
подходит к столу со стороны ящиков, вынимает ключи, подносит к глазам, берет
нужный ключ, отпирает первый ящик, заглядывает в него, шарит там рукой,
вынимает катушку, разглядывает, запирает ящик, кладет ключи обратно в
карман, садится к столу, снимает ленту с магнитофона, кладет на словарь,
ставит на магнитофон чистую ленту, вынимает из кармана конверт, разглядывает
запись на обороте, кладет конверт на стол, включает магнитофон, прочищает
горло и начинает запись.
Крэпп. Только что прослушал кретина, каким выставлялся тридцать лет
назад, даже не верится, что я когда-то был такой идиот. Слава Богу, с этим
со всем покончено. (Пауза.) Какие у нее были глаза! (Погружается в
задумчивость, вдруг соображает, что лента крутится вхолостую, выключает
магнитофон, сидит в задумчивости. Наконец.) Все это, вся... (Соображает, что
запись не идет, включает магнитофон.) Все это, вся эта куча старого дерьма,
этот свет, это темное во мне, и голод, и пиршества... (подыскивает слово)
столетней давности. (Кричит.) Да! (Пауза.) Не надо, Господи! Оторви его от
поденщины. Господи. (Пауза.) А, да ладно. Может, он и был прав. (Пауза.)
Может, он и был прав. (Раздумывает. Вдруг приходит в себя. Выключает
магнитофон. Разглядывает конверт.) Тьфу ты! (Комкает и бросает конверт.
Раздумывает. Включает магнитофон.) И сказать-то нечего, ничего не выжмешь.
Что такое теперь год? Старая жвачка, застывший кал. (Пауза.) Тешился словом
"катушка". (Блаженно.) Кату-у-ушка! Счастливейшее мгновенье из полумиллиона
прошедших. (Пауза.) Продано семнадцать экземпляров, из них одиннадцать по
оптовой цене бесплатным разъездным библиотекам за границей. Чем не слава.
(Пауза.) Фунт семь шиллингов, что ли. (Пауза.) Раза два за лето выползал,
пока не похолодало. Сидел в парке, дрожал мелкой дрожью, уйдя в воспоминания
и мечтая поскорей убраться навсегда. Никого. (Пауза.) Последние порывы. (С
жаром.) Подавить их! (Пауза.) Портил глаза, перечитывая "Эффи", в день по
страничке, и опять заливался слезами. Эффи. (Пауза.) Вот бы с кем я был
счастлив - Балтика, сосны, дюны. (Пауза.) Я-то был бы, а? (Пауза.) Ну а она?
(Пауза.) Тьфу! (Пауза.) Фанни являлась несколько раз. Старая костлявая
шлюха. Достижения были небогатые, но не то чтоб совсем пустой номер. В
последний раз даже вышло и вовсе недурно. Надо же, она сказала, и как это
так можно, в таком возрасте? Я ей сказал, что всю жизнь блюл себя для нее.
(Пауза.) Раз потащился к вечерне, как когда еще бегал в коротких штанишках,
тряхнул стариною. (Пауза. Поет.)
День едва мерцает,
Ночь уже близка.
Тени (закашливается, продолжает едва слышно) прибывают,
Гаснут облака.
(С трудом переводит дух.) Клевал носом, чуть со скамьи не свалился.
(Пауза.) Иной раз ночью подумывал, не сделать ли последний рывок... (Пауза.)
Ладно, кончай пьянку, ложись-ка ты спать. Завтра продолжишь эту бодягу. А
можно на этом и кончить. (Пауза.) На этом и кончить. (Пауза.) Лежать в
темноте и... блуждать. Снова идти в сочельник лощиной, собирать остролист, в
красных ягодах остролист. (Пауза.) Снова воскресным утром брести по
туманному Крогану с той сучкой, останавливаться, слушать колокола. (Пауза.)
И так далее. (Пауза.) Снова, снова. (Пауза.) Снова вся эта давнишняя маета.
(Пауза.) Одного раза тебе мало. (Пауза.) Зарыться лицом в ее груди...
Долгая пауза. Вдруг он наклоняется над магнитофоном, выключает его,
сдергивает ленту, отбрасывает, ставит другую, перематывает вперед, к нужному
ему месту, включает магнитофон, слушает, глядя прямо перед собой.
Лента. "...крыжовник", - она сказала. Я опять говорил, что, по-моему,
все это обречено, все напрасно и зачем продолжать, и, не открывая глаз, она
соглашалась. (Пауза.) Я попросил ее на меня поглядеть, и спустя несколько
мгновений... (пауза) спустя несколько мгновений она попыталась, но глаза
были - щелки, из-за палящего солнца. Я склонился над нею, и глаза оказались
в тени и раскрылись. (Пауза. Тихо.) Впусти меня. (Пауза.) Нас отнесло в
камыши, и мы в них застряли... Как вздыхали они, когда гнулись под носом
лодки. (Пауза.) Я лежал ничком, зарывшись лицом в ее груди, и одной рукой я
ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами, и нас нежно
качало - вверх-вниз, из стороны в сторону.
Пауза. Губы Крэппа шевелятся. Ни звука.
Полночь миновала. Никогда я не слышал такой тишины. На земле будто
вымерло все.
Пауза.
На этом я кончаю свою ленту. Коробка (пауза) три, катушка (пауза) пять.
Возможно, мои лучшие годы прошли. Когда была еще надежда на счастье. Но я бы
не хотел их вернуть. Нет. Теперь, когда во мне этот пламень. Нет, я бы не
хотел их вернуть.
Крэпп неподвижно смотрит прямо перед собою. Беззвучно крутится лента.
Радиопьеса
Едва слышный шум моря.
Шорох гальки под ботинками Генри. Он останавливается.
Шум моря чуть слышней.
Генри. Вперед. (Шум моря. Голос становится громче.) Вперед! (Идет
вперед. Шуршит под ботинками галька.) Стоп. (Шорох гальки. Он продолжает
идти. Голос громче.) Стоп! (Останавливается. Шум моря чуть громче.) Садись!
(Шум моря. Голос громче.) Садись! (Шорох гальки. Он садится. Шум моря
заполняет все дальнейшие паузы.) Кто сейчас со мною? (Пауза.) Старик, слепой
слабоумный старик. (Пауза.) Отец, воскресший из мертвых, чтоб побыть со
мной. (Пауза.) Как будто он не умер. (Пауза.) Нет, просто он воскрес из
мертвых, чтобы побыть со мной, в этом странном месте. (Пауза.) Слышит он
меня? (Пауза.) Да, пожалуй, слышит. (Пауза.) И будет мне отвечать? (Пауза.)
Нет, не отвечает. (Пауза.) Просто он побудет со мной. (Пауза.) Звук, который
ты слышишь, - это шум моря. (Пауза. Громче.) Я говорю, звук, который ты
слышишь, - это шум моря, мы сидим на берегу. (Пауза.) Я ведь потому
объясняю, что звук странный и не похож на шум моря, и если не видеть, что
это - так и не догадаться. (Пауза.) Стук копыт! (Пауза. Громче.) Стук копыт!
(Звонкий стук копыт по дороге. Скоро он замирает. Пауза.) Еще! (Снова стук
копыт. Пауза. Возбужденно.) Научить бы их отбивать шаг на месте! Подковать
стальными подковами, привязать к коновязи, и пусть бьют копытом весь день!
(Пауза.) Десятитонного мамонта воскресить бы, подковать стальными подковами,
и пусть топает, затаптывает весь мир к чертям. (Пауза.) Прислушайся!
(Пауза.) А теперь прислушайся к свету, ты всегда любил свет, такой, чтоб
вскоре после полудня, и весь берег в тени, и море видно до самого острова.
(Пауза.) Ты ни за что не хотел жить на этой стороне бухты, тебе нужно было
солнце на воде для твоих этих вечных вечерних купаний. Но, заполучив твои
денежки, я перебрался сюда, как ты, может быть, знаешь. (Пауза.) Тело твое
мы так и не нашли, знаешь ли, и с утверждением завещания вышла жуткая
проволочка, нам говорили - а где доказательства, что он от вас не сбежал и
теперь жив-здоров, под чужим именем не скрывается в какой-нибудь Аргентине,
и мама ужасно страдала. (Пауза.) Я в этом смысле в тебя, когда оно далеко -
не могу, только я-то в него никогда не вхожу, да, в последний раз входил,
кажется, с тобой вместе. (Пауза.) Мне бы только быть рядом. (Пауза.) Сегодня
оно тихое, но часто я его слышу даже дома или бродя по дорогам и начинаю
говорить, ах, просто чтоб его заглушить, а никто ничего не замечает.
(Пауза.) Но теперь я, где бы ни был, все говорю, говорю, раз поехал даже в
Швейцарию, чтоб быть от этого проклятья подальше, и все время там не
умолкал. (Пауза.) Раньше мне никто не был нужен, я сам с собой говорил,
рассказывал разные истории, была одна дивная история про старика по имени
Боултон, я ее так и не кончил, я ни одной истории так и не кончил, я ничего
не кончал, все продолжалось вечно. (Пауза.) Боултон. (Пауза. Громче.)
Боултон! (Пауза.) У огня, когда ставни... нет, шторы, шторы, когда шторы
плотно закрыты и не впускают света, света нет, только свет от огня, он
сидит... нет, он стоит на ковре в темноте у огня, опершись на каминную
доску, стоит и ждет в темноте у огня в своем старом красном халате, и в доме
ни звука, лишь треск огня. (Пауза.) Он стоит в своем красном халате, который
вот-вот займется огнем, как в детстве когда-то, но нет, то была пижамка, он
стоит и ждет в темноте, света нет, только свет от огня, он стоит, он старик,
он в беде. (Пауза.) И вот снова звонок в дверь, он - к окну, он выглядывает
из-за шторы, а там: славный малый, крепкий старик, ясная зимняя ночь, и снег
кругом, трескучий мороз, все бело, ветки кедров гнутся под тяжестью; потом
рука снова тянется к звонку, и он узнает... Холлоуэя... (долгая пауза) да,
Холлоуэя, узнает Холлоуэя, идет к двери и открывает. (Пауза.) Снаружи тишь,
ни звука, только брякнет собачья цепь или сук вздохнет, если долго стоять и
вслушиваться - все бело, и Холлоуэй со своей черной сумкой, да, и ни звука,
трескучий мороз, и луна, белая, маленькая, и петляющий след от калош
Холлоуэя, и ярко-зеленая Вега в созвездии Лиры. (Пауза.) И ярко-зеленая Вега
в созвездии Лиры. Следующий за тем разговор происходит на крыльце, нет, в
комнате, уже в комнате, итак, разговор происходит в комнате. Холлоуэй:
"Боултон, дружище, уже за полночь, и я бы хотел..." Тут он умолкает.
Боултон: "Пожалуйста, ну ПОЖАЛУЙСТА!" И - мертвая тишина, ни звука, лишь
треск огня, угли все догорают, Холлоуэй, на ковре, пытается согреть себе
зад, а Боултон - да, где же Боултон? - света нет, только свет от огня,
Боултон стоит у окна, за шторами, чуть их раздвигая рукой, выглядывает
наружу, и там все бело, даже шпиль побелел, даже флюгер, это редко бывает, в
доме тихо, ни звука, только треск в камине, но уже это не пламя, зола.
(Пауза) Зола. (Пауза.) Беглый, оплошный, неверный звук, жуткий звук,
Холлоуэй - на ковре, славный малый, огромный, крепкий, ноги расставил, руки
за спину заложил, под фалды старого пальто, Боултон - у окна, он старик, ну
и вид у него в старом красном халате, он стоит спиною к шторам, руку поднял,
чтобы еще их раздвинуть, он выглядывает наружу, там бело, и беда, и ни
звука, и зола, и беда, и бело, и ни звука. (Пауза.) Нет, ты слушай! (Пауза.)
Закрой глаза и слушай, ну что, как тебе, а? (Пауза. Взволнованно.) Капель!
Капель! (Стук капели, быстро нарастает, вдруг обрывается.) Еще! (Снова стук
капели, начинает нарастать.) Нет! (Стук капели обрывается. Пауза.) Отец!
(Пауза. Взволнованно.) Истории, истории, годами эти истории, и вот наконец
захотелось, чтоб кто-то со мною был, кто угодно, чужой, и чтоб я говорил для
него, и воображал, будто он меня слушает, так годами и шло, а потом
захотелось, чтоб кто-то, кто... знал меня, знал когда-то, чтоб кто-то со
мною был, и меня слушал, такого, какой я теперь. (Пауза.) Все равно не то.
(Пауза.) Опять не то. (Пауза.) Надо снова попробовать. (Пауза.) ...Все бело,
и ни звука. (Пауза.) Холлоуэй... (пауза) Холлоуэй говорит, что уходит,
какого черта ему торчать всю ночь у черной каминной решетки, это же
представить себе невозможно. Как! Вытащить человека, старого друга, в стужу
и темь, нужно, мол, до зарезу, и он притащился, с сумкой, и вот без единого
слова, без объясненья - ни тепла, ни света. Боултон: "Ну пожалуйста.
ПОЖАЛУЙСТА!" Холлоуэй: "Не накормить, не обогреть, он продрог до костей, тут
и насмерть простыть недолго, это же представить себе невозможно - так
обойтись со старым другом!" Он говорит, что уходит, но не двигается, и - ни
звука, огонь догорает, и в окне белый луч, сцена жуткая, и зачем он только
явился, не то, огонь догорает, и стужа, беда, бело, и ни звука, не то. Нет,
не то. (Пауза.) Не то. (Пауза.) Не вышло. (Пауза.) Ты слушай! (Пауза.) Отец!
(Пауза.) Ты бы меня не узнал теперь, пожалел бы, что меня произвел на свет,
да ты уж и так жалел. Ничтожество. Последнее, что я от тебя услышал.
Ничтожество. (Пауза. Изображая голос отца.) "Пойдем искупаемся?" - "Нет". -
"Идем,идем". - "Нет". Злобный взгляд, ты идешь к двери, оборачиваешься,
опять злобный взгляд. "Ничтожество, вот ты кто! Ничтожество!" (Страшный стук
двери. Пауза.) Еще! (Стук двери. Пауза.) Так хлопнуть дверью жизни! (Пауза.)
Ничтожество. (Пауза.) Вот если бы она тогда... о Господи! (Пауза.) Ты Аду
никогда ведь не видел, или видел, не помню, неважно, ее теперь бы никто не
узнал. (Пауза.) Из-за чего она так настроилась против меня, как ты думаешь?
Наверно, из-за девчонки - отвратительное маленькое существо, Господи, лучше
бы ее у нас не было, я с ней гулял по полям, и какой это ужас был, Господи
Иисусе, вцепится в мою руку, а я не могу говорить и с ума схожу: "А теперь
побегай, Адочка, погляди на овечек". (Изображая голос Адочки.) "Нет, папа".
- "Иди,иди, побегай". (Слезливо.) "Нет, папа". (В бешенстве.) "Кому сказано
- иди, погляди на овечек!" (Громкий рев Адочки. Пауза.) Ну и Ада - тоже, с
ней разговаривать - это же Бог знает что, это, наверно, как в преисподней
разговоры, под лепет Леты, про доброе старое время, когда мы еще только
мечтали о смерти. (Пауза.) О ценах на маргарин пятьдесят лет назад. (Пауза.)
И теперь. (Пауза. С торжественным негодованием.) Отец! (Пауза.) Устал я с
тобой разговаривать. (Пауза.) И вечно одно и то же, гуляем с тобой по горам,
говорим, говорим, и вдруг - мрачность, молчок, и потом ты дома молчала
неделями, хмурая, кислая, уж лучше бы ты умерла, лучше бы умерла. (Долгая
пауза.) Ада. (Пауза. Громче.) Ада!
Ада (голос все время тихий, дальний). Да.
Генри. Давно ты тут?
Ада. Недавно. (Пауза.) Ну, чего замолчал? Не обращай на меня внимания.
(Пауза.) Может, мне уйти? (Пауза.) Где Адочка?
Пауза.
Генри. С учителем музыки. (Пауза.) Ты будешь сегодня мне отвечать?
Ада. Не сидел бы ты на холодной гальке, это вредно для твоей опухоли.
Встань-ка, я шаль подстелю. (Пауза.) Представляю, как ты замерз, белье-то
шерстяное надел? (Пауза.) Генри, ты надел шерстяное белье?
Генри. Было так - я надел, потом снял, потом снова надел, снова снял,
снова надел, снова...
Ада. Но сейчас-то оно на тебе?
Генри. Не знаю. (Пауза.) Стук копыт! (Пауза. Громче.) Стук копыт!
(Звонкий стук копыт на дороге. Тотчас замирает.) Еще!
Снова стук копыт. Пауза.
Ада. Слышал?
Генри. Не совсем.
Ада. Это они галопом?
Генри. Нет. (Пауза.) Может ли лошадь делать шаг на месте?
Пауза.
Ада. Что-то я тебя не пойму.
Генри (раздраженно). Можно ли выучить лошадь стоять смирно и отбивать
шаг на месте всеми четырьмя ногами?
Ада. О! (Пауза.) В моем воображении все исключительно лошади это умели.
(Смеется. Пауза.) Ну засмейся же, Генри, ведь не каждый день мне удается
отмочить шутку. (Пауза.) Генри, засмейся, ну засмейся ради меня.
Генри. Ты хочешь, чтобы я - я засмеялся?
Ада. У тебя когда-то был такой изумительный смех, этим-то я прежде
всего и пленилась. Твоим смехом, твоей улыбкой. (Пауза.) Ну давай же, пусть
все будет, как в старые времена.
Пауза. Он пытается расхохотаться, у него не получается.
Генри. Начну-как я с улыбки. (Пауза для улыбки.) Ну как, пленилась?
(Пауза.) Ладно, последняя попытка. (Долгий, кошмарный смех.) Ну и как? При
мне мои прежние чары?
Ада. О Господи.
Пауза.
Генри. Нет, ты только его послушай! (Пауза.) Оно засасывает, когтит!
(Пауза.) Бежать! От него подальше! В пампасы! А? Что?
Ада. Успокойся.
Генри. А я живу на самом его краю! Что причиной? Профессиональный долг?
(Резкий смешок.) Интересы здоровья? (Смешок.) Семейные узы? (Смешок.)
Женщина? (Смешок, которому вторит Ада.) Родная могила, которую я не в силах
покинуть? (Пауза.) Ты только послушай! На что это похоже?
Ада. Похоже на старый звук, который я уж слыхала когда-то. (Пауза.) Как
в другое время на том же месте. (Пауза.) Оно тогда бурлило, нас обдавало
брызгами. (Пауза.) Странно, и чего оно тогда бурлило. (Пауза.) А теперь
тихое.
Пауза.
Генри. Встанем, пойдем?
Ада. Пойдем? Куда? А как же Адочка? Она ужасно расстроится, если придет
и увидит, что ты ушел без нее. (Пауза.) Как думаешь, из-за чего она
задержалась?
Смачный удар цилиндрической линейкой по пианино. Адочка неуверенно
играет восходящую и нисходящую гамму ля бемоль мажор, сперва левой и правой
рукой в одном направлении, потом в разных. Пауза.
Учитель музыки (с итальянским акцентом). Санта Чечилия!
Пауза.
Адочка. Можно я теперь пьесу сыграю, да?
Пауза. Учитель музыки выстукивает линейкой два такта вальса. Адочка
играет вступительные такты пятого вальса Шопена ля бемоль мажор, учитель
легонько отбивает такт. В первом басовом аккорде, такт пятый, она берет ля
вместо фа. Раскатистый удар линейки. Адочка прерывает игру.
Учитель музыки. Фа!
Адочка (в слезах). Что?
Учитель музыки (сердито). Фа, фа!
Адочка (в слезах). Где?
Учитель музыки (сердито). Фа! (Изо всех сил лупит по клавише.) Фа!
Пауза. Адочка начинает снова, учитель легонько отбивает линейкой такт.
Дойдя до того же места, она делает ту же ошибку. Оглушительный удар линейки.
Адочка перестает играть, начинает хныкать.
Учитель музыки (в бешенстве). Фа! (Лупит по клавише.) Фа! (Удар по
клавише.) Фа!
Оглушительный удар по клавише, крик учителя "Фа!", хныканье Адочки
разрастаются до предела, затем вдруг все смолкает. Пауза.
Ада. Ты сегодня неразговорчивый.
Генри. Мало было выволочь ее на этот свет, так нет же, еще она на
пианино должна играть.
Ада. Она должна учиться. И будет учиться. Этому... и верховой езде.
Стук копыт бредущих лошадей.
Учитель верховой езды. Ну, мисс! Локотки прижмем! Руки опустим, мисс!
(Копыта отбивают рысь.) Ну, мисс! Спинку прямее, мисс! Прижмем коленочки!
(Легкий галоп.) Ну, мисс! Вберем животик! Выше подбородок, мисс! (Галоп.)
Ну, мисс! Смотрим вперед, мисс! (Адочка начинает хныкать.) Ну, мисс! Ну!
Стук копыт, крик "Ну, мисс!" и хныканье Адочки разрастаются до предела,
потом вдруг все обрывается. Пауза.
Ада. Ты о чем думаешь? (Пауза.) Меня никогда ничему не учили, а потом
уж поздно было. Я всю жизнь жалела.
Генри. Да, в чем-то ты была сильна, я забыл?
Ада. А-а... В геометрии, наверно. Планиметрия и стереометрия. (Пауза.)
Сперва планиметрия, потом стереометрия. (Генри встает, шуршит галька.) Ты
чего встал?
Генри. Подумал, может, подойти к самой воде. (Пауза, вздох.) И обратно.
(Пауза.) Размять свои старые кости.
Пауза.
Ада. Ну так что же ты? (Пауза.) Не надо стоять и про это думать.
(Пауза.) Не надо стоять и смотреть. (Пауза.)
Он идет к морю. Шуршит под ботинками галька. Он проходит шагов десять,
останавливается у края воды. Пауза. Шум моря чуть громче. Голос дальний.
Не надо ботинки мочить хорошие.
Пауза.
Генри. Не надо, не надо...
Море начинает бурлить.
Ада (двадцать лет назад. Умоляюще). Не надо! Не надо!
Генри (тогда же. Настойчиво.) Милая!
Ада (тогда же. Слабее). Не надо!
Генри (тогда же. В восторге). Милая!
Море бурлит. Ада кричит. Крик и рокот моря разрастаются до предела,
потом все обрывается. Воспоминание кончилось. Пауза. Море спокойно. Генри
бредет по откосу обратно. С трудом продвигаясь по гальке. Остановился. Идет
дальше. Остановился. Пауза. Едва слышный шум спокойного моря.
Ада. Не надо, ну чего ты стоишь столбом. Сядь. (Пауза. Он садится. Шум
гальки.) Вот сюда, на шаль. (Пауза.) Ты что - боишься, что до меня
дотронешься? (Пауза.) Генри.
Генри. Да.
Ада. Тебе надо к врачу, смотри-ка, ты все разговариваешь, хуже и хуже,
подумай, как это может отразиться на Адочке? (Пауза.) Знаешь, что она мне
сказала как-то, когда была совсем маленькая, она сказала: "Мамочка, а почему
папочка все время говорит?" Она услышала, как ты говорил в уборной. Я прямо
не знала, что ответить.
Генри. Папочка! Адочка! (Пауза.) Я же тебе говорил - сказала бы, что
это я молюсь. (Пауза.) Неистово молюсь Господу и всем святым.
Ада. Это очень вредно для ребенка. (Пауза.) Глупости, будто это для
того, чтоб его не слышать, вовсе это тебе не помогает его не слышать, а если
б даже и помогло и ты бы его не слышал, все равно у тебя что-то не то с
головой.
Пауза.
Не верю я, что ты его слышишь. Ну а если и слышишь, что тут плохого,
это же такой нежный, убаюкивающий звук, почему же тебе так противно?
(Пауза.) А если тебе так противно, почему бы не держаться подальше? Зачем
вечно сюда приходить? (Пауза.) Нет, у тебя что-то не то с головой, тебе надо
показаться Холлоуэю, он ведь жив еще, да?
Пауза.
Генри (в бешенстве). Грохот, я хочу слушать грохот! Вот так! (Собирает
гальку, берет два камня покрупней, трясет их в ладонях.) Камень! (Грохот.)
Камень! (Грохот, крик "Камень!" и плеск разрастаются до предела, потом все
обрывается. Пауза. Он бросает один камень. Слышно, как он падает.) Вот что
такое жизнь. (Бросает второй камень. Слышно, как он падает.) А не это...
(пауза) засасывание.
Ада. Почему - жизнь? (Пауза.) Почему - жизнь, Генри? (Пауза.) Есть тут
кто-нибудь?
Генри. Ни одной живой души.
Ада. Так я и знала. (Пауза.) Когда мы мечтали побыть вдвоем, всегда
кто-нибудь рядом оказывался. Теперь вот не надо и - пожалуйста, никого.
Генри. Да, ты всегда ужасно боялась, как бы тебя не застукали за нежной
беседой. Малейший дымок на горизонте - и ты оправляешь платье и углубляешься
в "Манчестер гардиан". (Пауза.) Ямка еще сохранилась.
Ада. Ямка? Да мало ли в земле ямок?
Генри. Та самая, где мы наконец-то впервые решились.
Ада. А-а, да, вроде вспомнила. (Пауза.) Здесь все так, как было.
Генри. Нет, не так. Я-то вижу. (Доверительно.) Все постепенно
выравнивается! (Пауза.) Сколько ей теперь?
Ада. Я сбилась со счета.
Генри. Двенадцать? Тринадцать? (Пауза.) Четырнадцать?
Ада. Я правда не знаю, Генри.
Генри. Она у нас получилась не сразу. (Пауза.) Бились годами. (Пауза.)
И в конце концов добились. (Пауза. Вздох.) В конце концов добились. (Пауза.)
Послушай его, послушай! (Пауза.) Наверно, когда уж в него войдешь - легчает.
(Пауза.) Мне, наверно, надо было пойти в торговый флот.
Ада. Это ведь только на поверхности так. Внизу - тишина, как в могиле.
Ни звука. Весь день, всю ночь ни звука.
Пауза.
Генри. Я теперь хожу с граммофоном. Сегодня вот только забыл.
Ада. Никакого в этом смысла. (Пауза.) Никакого смысла нет стараться его
заглушить. (Пауза.) Покажись Холлоуэю.
Пауза.
Генри. Пойдем на лодке покатаемся.
Ада. На лодке? А как же Адочка? Она ужасно расстроится, если придет и
увидит, что ты пошел кататься на лодке без нее. (Пауза.) С кем это ты сейчас
был? Перед тем как заговорил со мною?
Генри. Я хотел побыть с отцом.
Ада. А-а. (Пауза.) Это - всегда пожалуйста.
Генри. То есть я хотел сделать так, чтобы он побыл со мною. (Пауза.) Ты
сегодня грубей, чем всегда, Ада. (Пауза.) Я как раз его спрашивал, видел он
тебя когда-нибудь или нет, я не мог вспомнить.
Ада. Ну и?
Генри. Он мне больше не отвечает.
Ада. Наверно, ты его извел. (Пауза.) Ты при жизни его изводил, и сейчас
изводишь, уже мертвого. (Пауза.) Приходит время, когда человек уже не может
с тобой общаться. (Пауза.) Придет время, когда вообще никто не сможет с
тобой общаться, даже совершенно незнакомые люди. (Пауза.) Ты останешься один
на один со своим голосом, в целом мире не будет у тебя ни единого голоса,
кроме твоего собственного. (Пауза.) Ты меня слышишь?
Пауза.
Генри. Не могу вспомнить, видел он тебя когда-нибудь или нет.
Ада. Он меня видел, и ты это знаешь.
Генри. Нет, Ада, я не знаю, ты уж прости, но я почти все забыл, что с
тобою связано.
Ада. Тебя не было. Только мать и сестра. Я зашла за тобой, как
уславливались. Чтоб вместе идти купаться.
Пауза.
Генри (с раздражением). Ну дальше, дальше! И что у людей за манера
вечно останавливаться на полуслове!
Ада. Они не знали, где ты. Постель была не смята. Они все друг на друга
орали. Сестра твоя кричала, что бросится со скалы. Отец встал и вышел,
хлопнув дверью. Я ушла почти тут же, и я прошла мимо него. Он меня не видел.
Он сидел на камне и смотрел на море. Не могу забыть его позу. И ничего ведь
особенного. Ты тоже иногда так сидел. Может, именно в неподвижности этой все
дело, он будто обратился в камень. Так я и не смогла разобраться.
Пауза.
Генри. Говори. Говори же! (Умоляюще.) Говори, говори, Ада, каждый слог
- это выигранная секунда.
Ада. Боюсь, что это все. (Пауза.) Можешь продолжить беседу с твоим
отцом, вернуться к сочиненью историй или чем ты там еще занимался, а на меня
не обращай внимания.
Генри. Не могу! (Пауза.) Больше не могу!
Ада. Минуту назад мог прекрасно, перед тем как со мною заговорить.
Генри (зло). А теперь не могу! (Пауза.) О Господи!
Пауза.
Ада. Ну хорошо, ты и сам ведь знаешь, что я имею в виду: какие-то позы
остаются в памяти по вполне понятным причинам, ну там голова, например,
опущена, когда должна бы вроде быть поднята, и, соответственно, наоборот,
или рука, скажем, зависла в воздухе, как ничья. Что-нибудь в таком роде. А
когда твой отец сидел на камне в тот день, ничего такого не было, ни единой
подробности, чтобы пальцем ткнуть и сказать - необычно! Нет, так я и не
смогла разобраться. Может, я говорю, в неподвижности этой великой все дело,
он будто и не дышал. (Пауза.) Ну как, легче тебе стало от этой чуши?
(Пауза.) Если хочешь, я могу еще что-нибудь из себя выжать. (Пауза.) Нет?
(Пауза.) Ну тогда я, пожалуй, пойду.
Генри. Погоди! Ты же можешь не говорить. Только слушать. Даже не
слушать. Только побудь со мною. (Пауза.) Ада! (Пауза. Громче.) Ада! (Пауза.)
Господи! (Пауза.) Стук копыт! (Пауза. Громче.) Стук копыт! (Пауза.) Господи!
(Долгая пауза.) Она ушла почти тут же, прошла мимо тебя, ты ее не видел, ты
смотрел на... (Пауза.) Нет, не мог ты смотреть на море. (Пауза.) Разве что
зашел с другой стороны. (Пауза.) Ты зашел со стороны скал, да? (Пауза.)
Отец! (Пауза.) Наверно, так и было. (Пауза.) Она стоит, смотрит на тебя,
потом спускается по тропке к трамваю, входит, садится спереди. (Пауза.)
Садится спереди. (Пауза.) Вдруг ей становится не по себе, она выходит,
кондуктор ей: "Передумали, девушка?", она возвращается по тропке, а тебя и
след простыл. (Пауза.) Грустная, потерянная, она бродит вокруг да около, но
нет, никого, а с моря ледяной ветер, и она снова - по тропке к трамваю и
едет на трамвае домой. (Пауза.) Едет на трамвае домой. (Пауза.) Господи!
(Пауза.) "Боултон, дружище... (Пауза.) Если тебе нужен укол, Боултон,
спускай штаны, сейчас я тебе вкачу, у меня на девять назначено удаление
матки", и он, конечно, имеет в виду обезболивающее. (Пауза.) Огонь погас, и
трескучий мороз, и бело, и беда, и ни звука. (Пауза.) Боултон начинает
возиться с занавесками, нет, со шторами, это трудно описать, он их
отдергивает, нет, он их собирает в кулак, тянет на себя, и луна врывается в
комнату, он потом снова их выпускает, они тяжелые, бархатные, и в комнате
снова черным-черно, и снова он тянет их на себя и - бело, черно, бело,
черно, и - Холлоуэй: "Хватит, Боултон, ради Бога хватит, ты что - доконать
меня хочешь?" (Пауза.) Бело, черно, бело, черно - с ума сойти. (Пауза.)
Потом вдруг он чиркает спичкой, то есть Боултон чиркает, зажигает свечу,
поднимает над головой, подходит к Холлоуэю, смотрит ему прямо в глаза.
(Пауза.) Ни слова, он только смотрит в старые голубые глаза, очень тусклые,
в сношенных веках, без ресниц, все плывет, свеча над головою дрожит.
(Пауза.) Слезы? (Пауза. Долгий смех.) Нет. Господи Боже, какие там слезы!
(Пауза.) Ни слова, он только смотрит в старые голубые глаза, а Холлоуэй:
"Укол тебе надо - так и скажи, и отпусти ты меня к черту отсюда! (Пауза.) Мы
это уже проходили, Боултон, избавь меня от повторения" (Пауза.) Боултон: "Ну
пожалуйста! (Пауза.) Ну пожалуйста! (Пауза.) Ну пожалуйста, Холлоуэй". (Пау-
за.) Свеча дрожит, все обкапано воском, она теперь ниже, старая рука устала,
он свечу - в другую руку, и опять - высоко, и на этом - все, на этом всегда
- все, и ночь, и остывшая зола, и свеча дрожит в твоей старой руке, ты
говоришь: "Ну пожалуйста! Ну пожалуйста!" (Пауза.) Клянчишь. (Пауза.) Как
нищий. (Пауза.) Ада! (Пауза.) Отец! (Пауза.) Господи! (Пауза.) Снова - выше
свечу, все так страшно, так скверно, он смотрит, смотрит на Холлоуэя, глаза
в глаза, он не хочет больше просить, только смотрит, и Холлоуэй заслоняет
лицо, и ни звука, и бело, трескучий мороз, сцена жуткая, два старика, и
беда, беда, нет, не то. (Пауза.) Не то. (Пауза.) Господи! (Пауза. Он встает,
и шуршит галька. Идет к морю. Пауза. Шум моря чуть громче.) Вперед. (Пауза.
Он идет вперед. Шуршит под ботинками галька. Останавливается у края воды.
Пауза. Шум моря чуть громче.) Книжечка. (Пауза.) Сегодня вечером... (Пауза.)
Сегодня вечером ничего. (Пауза.) Завтра... завтра в девять водопроводчик,
потом ничего. (Пауза. Удивленно.) В девять - водопроводчик? (Пауза.) Ах да,
течь. (Пауза.) Ну и слова. (Пауза.) Суббота... ничего. Воскресенье...
воскресенье... весь день ничего. (Пауза.) Ничего, весь день ничего. (Пауза.)
Весь день, всю ночь ничего. (Пауза.) Ни звука.
Шум моря.
Радиопьеса
Ведущий (сухо). Лично для меня сейчас месяц май.
Пауза.
Да, совершенно справедливо.
Пауза.
Я включаю.
Голос (тихий, задыхающийся) ...историю... если ты ее только кончишь...
ты успокоишься... сможешь спать... а пока... о, я знаю... я уж кончал
их...тысячу и одну... только и делал... всю жизнь... и все себе говорил...
вот эту ты кончишь... это именно то... и тогда отдохнешь... сможешь спать...
и больше не надо историй... слов не надо... и ты кончал ее... и выходило не
то... никакого покоя... и сразу другую... начинаешь... кончаешь... самому
себе говоришь... кончишь эту... и ты успокоишься... уж это именно то...
только бы не упустить... и кончаешь ее... но нет... никакого покоя... и
сразу другую... но эта... эта дело другое... я ее кончу... и успокоюсь...
это именно то... наконец-то я угадал... Моню... я начинаю сначала... уже
очень долгую жизнь... что бы там ни говорили... злоключений... было
достаточно... пять лет прошло... или десять... теперь уж не знаю... Моню...
он переменился... но нет, недостаточно... его можно узнать... в сарае...
каком-то еще... он дожидается ночи... чтобы ночь настала... чтобы выйти...
идти... куда-то еще... спать где-то еще... а ночь все не наступает... как
долго... он поднимает голову... то и дело... бросает взгляд на окно... и
окно все чернеет... чернеет земля... он поднимается... сперва на колени...
потом во весь рост... выбирается из сарая... Моню... в том же старом
пальто... справа море... слева холмы... выбор есть... есть только...
Ведущий (с голосом вместе). Я выключаю.
Молчание.
Я включаю другое.
Музыка
........................................................................
Ведущий (вместе с музыкой). И выключаю.
Молчание.
Я включаю и то и другое.
Голос и музыка (вместе). ...она уже длится... длится... надо кончить
ее... только не отступать... и ты тогда успокоишься... будешь спать... а
пока... вот кончишь ее... это именно то... наконец-то ты нашел... где-то
там... Моню... удержать его... не отступать... за ним... история Моню... она
уже длится... надо кончить ее... и спать потом, спать... и больше не надо
историй... слов не надо... ну, дальше, дальше... продолженье... оно...
Ведущий (с голосом и музыкой вместе). Я выключаю.
Молчание.
И начинаю снова.
Голос. ...спускается вниз... по отлогому склону... по тропке... между
огромных осин... в купах шум ветра... и море вдали... Моню... в том же
старом пальто... он идет... останавливается... никого... нет, еще не
сейчас... слишком светлая ночь... что бы там ни говорили... откос... он
жмется к откосу... та же старая трость... Моню... он спускается... падает...
нарочно ли, нет ли... я не вижу... он лежит на земле... вот что главное... в
грязь лицом... раскинуты руки... так... значит, все... э, нет... еще не
сейчас... поднимается... сперва на колени... опираясь руками... свесив
голову... потом во весь рост... всей громадой... ну, дальше... дальше... он
идет... он спускается... ну, дальше... дальше... у него в голове... да, так
что у него в голове... прибежище... в дюнах... укрытие... брезжит в
памяти... что-то такое... у него в голове... он спускается... деревьев нет
уже... нет откоса... он переменился... но недостаточно... слишком светлая
ночь... скоро дюны... больше спрятаться негде... останавливается... ни
души... он...
Молчание.
Музыка ...
Молчание.
Голос и музыка (вместе). ...успокоиться... спать... и больше не надо
историй... слов не надо... только не отступать... это именно то... почти...
я нашел... Моню... я его удержу... только не отступать... не упустить его...
скорее... скорее... за ним... до конца... ну, дальше... дальше... на сей
раз... это именно то... кончить... спать... Моню... ну, дальше... дальше...
Молчание.
Ведущий. Что же, можно и так.
Говорят - это все у него в голове.
Но нет, я включаю.
Голос. ...падает... падает снова... нарочно ли, нет ли... я не вижу...
он лежит на земле... вот что главное... лицом в песок... раскинуты руки...
дюны голые... голые совершенно... в том же старом пальто... слишком светлая
ночь... что бы там ни говорили... море громче... грохочет, как гром... и
белые вихри... Моню... у него в голове... да, так что у него в голове...
покой... снова покой... у него в голове... больше не надо идти... больше не
надо искать... спать... э, нет... еще не сейчас... он встает... сперва на
колени... упираясь руками... в песок... свесив голову... потом на ноги... во
весь рост... всей громадой... та же старая шляпа... мятая... широкополая
шляпа... ну, дальше... дальше... и снова идет... тяжело... увязая в песке...
по колено... он спускается... море...
Ведущий (с голосом вместе). И я выключаю.
Молчание.
Я включаю другое.
Музыка...
Ведущий (вместе с музыкой). И выключаю.
Молчание.
Что же, можно и так.
Такова моя жизнь, я этим живу.
Молчание.
Да, совершенно справедливо.
Пауза.
Да, так что же я включаю?
Говорят - ничего он не включает, ничего и не надо включать, это все у
него в голове.
Не видят меня, не видят, что я делаю, не знают, чем живу, и говорят -
ничего он не включает, ничего и не надо включать, это все у него в голове.
А я и не спорю уже, я уже и не говорю: ничего такого нет у меня в
голове.
Я и не отвечаю - уже.
Я включаю и выключаю.
Голос. ...огни... земли... огни острова... неба... ему бы только...
поднять голову... поднять глаза... и он бы увидел... что они освещают его...
но нет... он...
Молчание.
Музыка (коротко)...
Молчание.
Ведущий. Говорят, не его это жизнь, и не тем он живет. Не видят меня,
не видят, какова моя жизнь, не знают, чем я живу, и говорят, не его это
жизнь, и не тем он живет.
Пауза.
Я так жил... и состарился.
В достаточной мере.
Вот, послушайте.
Голос (слабея). ...только бы не упустить... Моню... это он... я увидел
его... я его удержу... ну, дальше... дальше... в том же старом пальто... он
спускается... он поднимается... падает снова... нарочно ли, нет ли... мне не
видно... он лежит на земле... вот что главное... ну, дальше... дальше...
Ведущий (с голосом вместе). Включаю на полную мощность.
Голос. Лицом... в гальку... песка уже нет... только галька... так... на
сей раз... э, нет... пока еще нет... он встает... сперва на колени...
упираясь руками... в гальку... голову свесив... потом на ноги... во весь
рост... всей громадой... Моню... скорей... он шатается... он спускается...
он...
Молчание.
Музыка (слабея)...
Ведущий (с музыкой вместе). На полную мощность.
Музыка...
Молчание.
Это еще не все.
Я включаю.
Вот, послушайте.
Голос и музыка (вместе). ...спать... уже не искать... в темноте...
увидеть его... и сказать... для кого... вот в чем дело... неважно... вечно
не он... вечно не то... надо снова начать... в темноте... но довольно... на
сей раз довольно... это именно то... все так... и это конец... почти...
Молчание.
Ведущий. Как от звезды до звезды, а похоже, в полном согласии.
И нам уж недолго осталось.
Это хорошо.
Голос и музыка (вместе). ...почти... я его удержу... я увидел его... я
сказал... вот... вот и все... почти... и не надо больше историй... все не
то... но на сей раз... это именно то... только не отступать... надо кончить
ее... и спать... Моню... это он... я его удержу... скорее за ним... и до
самого...
Молчание.
Ведущий. Хорошо.
Пауза.
Да, совершенно справедливо, сейчас месяц май. Так сказать, возрожденье
природы.
Пауза.
Я включаю.
Голос. ...ни весел... ни румпеля... рывок... и поплыл... швырнуло на
мель... оттолкнулся... Моню... лицом... я не вижу... да, в днище... и
раскинуты руки... в том же старом пальто... руки сжали... планшир... нет, не
знаю... но я его вижу... вот он ухватился... выходит в открытое море...
куда-нибудь... держать на тот остров... а потом... куда-то еще...
Молчание.
Музыка...
Молчание.
Ведущий. Говорили - все это о нем, это его голос, он у него в голове.
Пауза.
Голос. ...скорее... парус... попутный шторм... килевая качка... держать
на тот остров... а потом... куда-то еще... держать куда угодно... огни...
Молчание.
Ведущий. Никакого же сходства.
Я отвечал - и это...
Музыка (коротко)...
Ведущий. ...это тоже про меня?
Но я уже и не отвечаю.
Да мне никто ничего уже и не говорит.
Никого уже нет.
И это хорошо.
Пауза.
Да, совершенно справедливо, месяц май, конец мая.
Долгие дни.
Пауза.
Я включаю.
Пауза.
Я боюсь включать.
Но я должен включить.
И я включаю.
Голос. ...ну, дальше... дальше... Моню... руки раскинуты... в том же
старом пальто... лицом в воду... вот он ухватился... дальний остров...
держать куда-нибудь... куда-нибудь далеко... земли уже нет... у него в
голове... да, так что у него в голове... Моню...
Ведущий (с голосом вместе). Ну дальше, дальше!
Голос. ...и вот... больше не надо идти... искать где-то еще... вечно
где-то еще... вот и все... почти... Моню... только б не упустить... не
отступать... огни... земли... все погасли... почти... слишком дальние...
слишком поздно уже... в небе... о, эти... если угодно... что бы там ни
говорили... ему только перевернуться... на спину... и тогда... он увидит...
что они освещают его... но нет... вот он ухватился... Моню... он
переменил... почти достаточно...
Молчание.
Музыка...
Ведущий (с музыкой вместе). О Господи.
Музыка...
Молчание.
Ведущий. О Господи, Господи.
Пауза.
Было время, я себя спрашивал - что это?
Было время, я отвечал - прогулка.
Две прогулки.
Потом возвращенье.
Куда?
В деревню.
В трактир.
Две прогулки, потом возвращенье, вместе, в деревню, в трактир, по
единственной туда ведущей дороге.
Два образа - не отличить.
Но я и не отличаю - уже.
Я включаю.
Голос и музыка (вместе). ...только не отступать... ее кончить... это
именно то... я ее удержу... на сей раз... вот оно, вот... почти... Моню...
Ведущий (с голосом и музыкой вместе). Идут рука об руку, можно сказать.
Голос и музыка (вместе). ...спать, и больше не надо историй...
дальше... дальше... Моню... это он... мне б увидеть его... и сказать... и не
отступать... до конца...
Ведущий (с голосом и музыкой вместе). Хорошо.
Голос и музыка (вместе). ...почти... только еще чуть-чуть... вот оно...
почти... Моню... это он... это был он... я его увидел... почти.
Ведущий (с голосом и музыкой вместе, с жаром). Хорошо!
Голос и музыка (вместе). ...на сей раз... это именно то... кончить... и
больше не надо историй... вот оно... почти... еще только чуть-чуть... только
не отступать... Моню... вот он ухватился... ну, дальше... дальше...
Молчание.
Телепьеса
Джо, под 60 лет, седой, в старом халате и домашних туфлях, у себя в
комнате.
1. Мы видим Джо со спины, он сидит на краю постели, в напряженной позе.
Потом встает, подходит к окну, открывает его, выглядывает наружу, закрывает
окно, задергивает занавески, застывает в напряженной позе.
2. Джо (мы видим его со спины, как прежде) идет от окна к двери,
открывает ее, выглядывает наружу, закрывает дверь, запирает на ключ,
задергивает полог, застывает в напряженной позе.
3. Джо (так же, видимый со спины) идет от двери к стенному шкафчику,
открывает, заглядывает вовнутрь, запирает шкафчик на ключ, застывает в
напряженной позе.
4. Джо (все так же, со спины) идет от шкафчика к кровати, опускается на
четвереньки, заглядывает под кровать, встает, садится на край, как сидел
вначале, и понемногу расслабляется.
5. Джо (мы видим его в лицо) сидит на краю постели, расслабляясь,
закрыв глаза. Камера неподвижна, затем очень медленно подбирается к лицу,
чтобы дать его крупным планом. При первых же словах текста камера
останавливается.
Камера
Камера следует за первыми передвижениями Джо, на одном и том же
расстоянии, давая его во весь рост. Далее между первым крупным планом лица и
последним камера девять раз медленно приближается к лицу, каждый раз
сантиметров на десять.
Камера останавливается, когда начинает звучать голос, и пока он звучит,
она неподвижна. В паузах, когда голос умолкает, до начала приближения камеры
проходит секунды три. Потом секунды четыре она приближается к лицу, пока
снова не зазвучит голос.
Голос
Голос низкий, отчетливый, дальний, почти лишенный выражения, речь
монотонная, несколько замедленная. Между фразами паузы не меньше секунды.
Между абзацами - секунд семь, то есть секунды три до того, как камера начнет
приближаться, и секунды четыре перед тем, как она остановится, когда снова
зазвучит голос.
Лицо
Лицо почти совершенно неподвижно от начала до конца, немигающий взгляд,
глаза ничего не выражают, кроме разве что возрастающего усилия расслышать.
Время от времени лицо расслабляется - когда стихает голос. Напряжение
ослабевает, когда голос умолкает, но снова нарастает, когда возобновляется
речь.
Женский голос. Джо...
Он открывает глаза, слушает.
Джо...
Он весь превращается в слух.
Обо всем подумал?.. Ничего не забыл?.. Теперь никому до тебя не
добраться, а?.. Никто не увидит... Не услышит... Чего же ты свет не
выключишь?.. Не боишься, что вошь за тобою следит?.. А, Джо?.. Что же в пос-
тель не ляжешь?.. Чем плоха тебе постель, Джо?.. Ты ведь переменил
постель?.. И не помогло?.. Или сердце?.. Крушится, крошится, когда ты лежишь
в темноте... все в червоточинах... А, Джо?
Движение камеры 1
Все будет хорошо, ты мне сказал... Тогда, в последний раз... Поскорей
на меня надевая пальто... До конца галантный... А ты сейчас скажи это, Джо,
ведь никто не услышит... Все будет хорошо... А, Джо?.. Никто не умеет
сказать это так, как ты... Ну скажи это снова, Джо, и послушай... Все будет
хорошо... И ведь ты оказался прав... На поверку.
Движение камеры 2
Ты знаешь гнилую свалку, которую называешь своей душой... Оттуда и мой
голос, верно?.. Оттуда ты и отца своего услышал... Ты же сам говорил?..
Взялся за тебя... Однажды июньской ночью... И это длилось, длилось годами...
С промежутками... У тебя в голове... И в конце концов ты его удушил... Ты
назвал это духовной удавкой... А то бы он тебя до сих пор терзал... Потом
была твоя мать, когда пришел ее час... "Смотри, Джо, смотри, мы сверху за
тобою следим..." Все слабее, слабее, пока ты и от нее не отделался... Потом
были другие... Много народу... Все... Как тебя любили!.. Бог знает за что...
Любили - жалели... Уж куда там... А теперь - поглядеть на тебя... Страсть
единственная - мертвецов удушать у себя в голове.
Движение камеры 3
Хоть кто-то живой тебя теперь любит?.. Хоть кто-то живой жалеет?.. А,
Джо?.. Этой засранке, которая является по субботам - ведь ты же ей платишь,
Джо?.. Смотри, как бы тебе не разориться... Ты об этом не думал?.. А, Джо?..
Что бы с тобой было, если бы не мы?.. Ни единой мертвой души... Сидеть в
вонючем старом балахоне, самого себя слушать... Неизменного своего
обожателя... Слабеть и слабеть, пока не останется пшик... Совсем еще
бодренький - пожалуйста... Безмолвие гроба... Рай, о котором ты все дудел...
Нет уж, Джо... Не для таких, как ты.
Движение камеры 4
А я ведь вначале была сильна... Когда за тебя взялась... А, Джо?.. Еще
как сильна... Как в те летние вечера под вязами... В первую пору... Нашей
любви... Когда мы сидели, глядели на уточек... И руки сплетали и клялись
друг другу в вечной любви... Как ты восторгался моим голосом!.. В числе
прочих моих совершенств... Он как горный хрусталь - мой голос... Заимствуя
твое выражение... Ты был мастер метафор... Как горный хрусталь... Ты,
бывало, не мог наслушаться... А теперь... Во что превратился... Надолго ли
хватит?.. Шепот... Знаешь, когда смысл ускользает... и слов уж не
разобрать... Так, отрывочные слова... Вот что хуже всего... А, Джо?.. Ты же
сам говорил... Перед самым концом... Так, отрывочные слова... А силишься их
разобрать... Почему это, Джо?.. Зачем, когда почти уж добрался?.. Какая же
разница... Что мы думаем там?.. И самое милое дело... Когда почти уже
добрался... Еще кого-нибудь удушить... Да, это хуже всего... ведь ты мне сам
говорил?.. Шепот... Отрывочные слова... А силишься их разобрать... Лопается
голова от натуги... И в конце концов все прекратится... Ты сам прекратишь...
А вдруг не удастся?.. Ты об этом подумал?.. А, Джо? Вдруг он не
прекратится... Этот шепот в твоей голове... Мой шепот в твоей голове... И
смысл ускользает... Ускользает... И так до конца... А, Джо?.. Пока ты к нам
не присоединишься... А, Джо?
Движение камеры 5
Ну и как теперь твой Бог?.. Все еще стоит того?.. Ты все еще носишься с
ним?.. Страсти нашего Джо... Вот погоди... Еще Он за тебя возьмется... Будет
тебе все говорить... Когда ты сам себе надоешь... И все твои мертвецы
повымрут... А ты сидишь в вонючем старом балахоне... В отличном здравии для
такой развалины... Только вот в паху эта опухоль... Молчание гроба хоть и
без червей... Награда всех трудов... Пока однажды ночью Его голос:
"Безумец... что ты сделал со своею душой?" На такое не накинешь удавку... Ты
об этом не думал? А, Джо?.. Когда Он за тебя возьмется... Когда ты сам себе
надоешь... Если только это будет когда-нибудь.
Движение камеры 6
Да, тебе отказа не было... Чего другого... Тебя любили, любили... Бог
знает почему... Даже вот я... Но я нашла кой-кого получше... Надеюсь, ты это
знал... Во всех отношениях достойней... Нежней... Сильнее... Тоньше...
Красивей... Почище... Верного... Преданного... Нормального... Да... Я-то
нашла.
Движение камеры 7
А была одна, которая не нашла... Ты знаешь, о ком я?.. А, Джо?..
Доверчивая... Ограниченная... Вечно бледная... С бледными глазами...
Высветленными душой... Заимствуя твое выражение... И как после они
раскрывались... Единственная... Ты меня слышишь?.. А, Джо?.. Вот кто тебя
любил... Все будет хорошо, ты сказал... Запихивая ее в это ее пальто... Она
все никак не попадала роговыми пуговицами в петли... А в кармане у тебя был
билет на первый утренний рейс... Ты ее обставил, а, Джо?.. Ты ведь ее
прикончил... Конечно, он ее прикончил... Она рано ушла... Эта будет молчать.
Движение камеры 8
Ты не знаешь, что случилось?.. Нет?.. Она не доложилась?.. Только голое
извещение в "Индепендент"... Прими, Пресвятая Дева, ее душу... Служба
состоится... Рассказать?.. Не надо?.. Неинтересно?.. А я все равно
расскажу... По-моему, тебе следует знать... Да, конечно, лучше увильнуть...
Конечно, это больно, Джо... Зачем крушить сердце... Когда почти уж
добрался... Вот и я скоро уйду... Последняя... Разве что та засранка тебя
любит... Ну а потом ты сам... Старый дым без огня... Всех спаливший...
Годами чадивший... И - молчание... И точка... Наградой всех трудов... Пока
одной мерзейшей зимней ночью... Вышеозначенный тебе не объявит: "Ты погань".
Движение камеры 9
Ну вот... Теплая летняя ночь... Все спит... Она сидит на краю
постели... в лиловой своей рубашечке... Помнишь?.. Ах, как она тебя знала,
силы небесные! За открытыми окнами - плеск... И она встает и выскальзывает
из дому... Как была... Луна... Вербена... Садом, под виадук... Видит по
водорослям - вот-вот начнется прилив... Подходит к самому краю воды...
Ложится ничком, лицом в прибой... Нет, из песни слова не выкинешь... Встает
вся промокшая, возвращается в дом... Вынимает бритву "Жиллет", ты ей
рекомендовал эту марку - брить волосы на ногах... Снова садом, под виадук...
Раскрывает лезвие, ложится на бок у самой воды... Нет, опять из песни слова
не выкинешь... Ты помнишь, как она боялась боли... Отдирает от рубашки
лоскут, перевязывает царапину... Опять встает, идет к дому... Мокрый шелк ее
облепил... Ты все это в первый раз слышишь, Джо?.. А, Джо?.. Хватает
таблетки и снова в сад, снова под виадук... На бегу глотает несколько
штук... Немыслимый час... Луна скользит за холмы... Мерцает берег...
Дрожащее серебро... Она останавливается посмотреть... Потом - по краю воды -
к гроту... Вообрази, что творилось с ней... Раз она это сделала...
Вообрази... Как ребенок, она загребает воду ногами... Глотает еще
пригоршню... Продолжать, Джо?.. А, Джо?.. Ложится, головой к воде в метре от
кромки прибоя... Тут уже она все рассчитала... Последние таблетки... Вот кто
тебя любил... А, Джо?.. Выкапывает среди камней ямку для лица...
Доверчивая... Ограниченная... Вечно бледная... С бледными глазами... И этот
их взгляд - за миг до... И как потом они открывались... Высветленные
душой... Это ведь твое описание, Джо?.. А, Джо? (Голос все тише, наконец
превращается в шепот, едва слышный, кроме выделенных курсивом слов.) ...Ну
вот... Вот тебе и все. Но ты только вообрази... Вообрази. Лицом в ямку...
Губами в камень... Забирая с собою Джо... Мерцающий берег... "Джо, Джо"...
Ни звука... Камням... Камням... Вот ты скажи, ведь никто не услышит... Скажи
"Джо" - при этом раздвигаются губы. Вообрази эти руки... Вообрази...
Одна-одинешенька... Губы в камень... Вообрази эти глаза... Глаза...
Высветленные душой... Июнь... Какого же лета Господня?.. Твой Господь...
Грудями... в камень... И Руки... До самого конца... Вообрази эти руки... За
что они хватались?.. За Камни...
Изображение меркнет.
(Голос как прежде.) Что они ласкали?.. До самого конца. Вот кто тебя
любил... Да, Джо?.. Ведь правда, Джо?.. А, Джо?.. Не так ли?.. В сравнении с
нами... В сравнении с Ним... А, Джо?
Ни голоса, ни изображения.
Пьеса в одном действии
Мэй (М) - растрепанная, седая, в поношенном, волочащемся по полу
халате.
Женский голос (Г) - из темной глубины сцены.
На авансцене, параллельно рампе - щит - один метр в ширину, девять
метров в длину, - чуть смещенный вправо от середины сцены, если смотреть из
зрительного зала.
Л----П
Передвижение: из правой точки (П) к левой (Л) - с правой ноги (п) и с
левой ноги (л) из левой точки (Л) к правой (П).
Повороты: у точки Л - налево, у точки П - направо.
Шаги: отчетливые, ритмичные.
Освещение: тусклое, ярче у ног, слабее на уровне корпуса, совсем
тусклое на уровне головы.
Голоса: оба тихие, речь замедленна.
Когда поднимается занавес, на сцене темно. Краткий, слабый удар
колокола. Замирает эхо. Пауза. Над щитом пробивается свет. Вся остальная
сцена погружена во тьму. М приближается к точке Л. Дойдя до нее,
поворачивает налево и проходит щит три раза, после чего застывает лицом к
точке П. Пауза.
М. Мама. (Пауза. Не повышая голоса.) Мама.
Г. Да, Мэй.
М. Ты спала?
Г. Крепким сном. (Пауза.) Я тебя услышала сквозь крепкий сон. (Пауза.)
Я в самом глубоком сне тебя услышу. (Пауза.)
М (снова начинает ходить. Четыре раза проходит щит. После первого раза
говорит в такт шагам). ...семь, восемь, девять, кру-гом... семь, восемь,
девять, кругом. (Уже не считая шагов.) Может, попыталась бы заснуть?
М застывает, глядя в точку П. Пауза.
М Может, сделать тебе укол... опять?
Г. Да, но сейчас еще рано.
Пауза.
М. Может, мне тебя перевернуть... опять?
Г. Да, но сейчас еще рано.
Пауза.
М. Поправить тебе подушку? (Пауза.) Переменить пеленку? (Пауза.) Дать
тебе судно? (Пауза.) Грелку? (Пауза.) Перевязать? (Пауза.) Протереть тебя
губкой? (Пауза.) Смочить твои бедные губы? (Пауза.) Помолиться вместе с
тобой? (Пауза.) За тебя. (Пауза.) ...Опять?
Пауза.
Г. Да, но сейчас еще рано.
Пауза. М снова начинает ходить. Проходит щит один раз, останавливается
лицом к Л. Пауза.
М. Сколько мне лет?
Г. А мне? (Пауза. Тем же тихим голосом.) А мне?
М. Девяносто.
Г. Так много?
М. Восемьдесят девять, девяносто.
Г. Я поздно тебя родила. (Пауза.) Немолодая. (Пауза.) Прости меня...
Опять.
Пауза.
М. Сколько мне лет?
Г. За сорок.
М. Всего-то?
Г. Боюсь, что так.
Пауза. М снова ходит. Поворачивает на точке П.
Мэй. (Пауза. Так же тихо.) Мэй.
М (продолжая шагать). Да, мама?
Г. Перестанешь ты когда-нибудь? (Пауза.) Перестанешь ты когда-нибудь...
вертеть это все?
М (останавливаясь). Это?..
Г. Это все. (Пауза.) В бедной своей голове. (Пауза.) Это все. (Пауза.)
Это все.
М снова ходит. Через пять секунд свет на щите гаснет. Темно. Замирают
шаги.
Долгая пауза.
Удар колокола еще чуть слабее. Эхо. Пауза. Щит освещается снова, еще
слабее. Остальная сцена погружена во тьму. М неподвижно смотрит на точку П.
Пауза.
Я теперь тут брожу. (Пауза.) Верней, приду и... стою. (Пауза.) Как
настанет ночь. (Пауза.) Она думает, она тут одна. (Пауза.) О, как застыла,
лицом к стене. (Пауза.) На лице никакого выражения! Полная неподвижность!
(Пауза.) Не выходит из дому с юных лет. С юных лет не выходит. (Пауза.) Где
же она, хочется спросить. (Пауза.) Да там же, в том же доме, где она...
(Пауза.) Где она начала. (Пауза.) Где началось. (Пауза.) Где все началось.
(Пауза.) Но это, это, это когда началось? Когда другие девчонки бегали,
играли... в прятки (пауза), она была уже тут. (Пауза.) Уже начала. (Пауза.)
Пол теперь голый, а раньше...
М начинает ходить. Шаги чуть медленней.
Но не надо говорить, лучше смотреть на нее, как она ходит.
М шагает, проходит щит два раза, почти до конца.
Как ловко она поворачивает.
М поворачивает, шагает, проходит щит в третий раз. В такт шагам. Семь,
восемь, девять, кругом. М. поворачивает у точки Л, еще раз проходит щит,
останавливается, глядя на точку П.
Да, так я говорю, пол теперь голый, а раньше там ковер лежал, толстый
ковер. И вот как-то ночью, совсем еще маленькая, она подозвала свою мать и
говорит: "Мама, мне этого мало". Та в ответ: "Мало?" Мэй (ребенка окрестили
Мэй): "Мало". Мать: "Что ты хочешь сказать, Мэй, что значит - мало, как это
- мало?" Мэй: "Я хочу сказать, мама, что мне надо слышать шаги, пусть хоть
совсем тихие шаги, но слышать". Мать: "А самого движения тебе мало?" Мэй:
"Да, мама, самого движения мне мало. Я должна слышать шаги, пусть совсем
тихие шаги, но слышать".
Пауза. М снова ходит. В такт шагам.
Спит она теперь когда-нибудь или нет, хочется спросить. Да, иногда еще
спит, бывает, урывками - прислонится бедной своей головой к стене и
вздремнет. (Пауза.) Разговаривает она? Да, иногда среди ночи, бывает, и
разговаривает, если думает, что никто ее не слышит. (Пауза.) Рассказывает,
как это все случилось. (Пауза.) Старается объяснить, как это все случилось.
(Пауза.) Это все. (Пауза.) Это все.
М продолжает шагать. Через пять секунд свет над щитом гаснет. Все
погружается во тьму. Шаги замирают.
Долгая пауза.
Удар колокола еще чуть тише. Эхо. Пауза. Над щитом зажигается свет, еще
чуть слабей. Остальная сцена погружена во тьму. М смотрит на точку П.
Пауза.
М. Продолжение. (Опять ходит. Проходит щит два раза.) Продолжение.
Попозже, когда ее совсем забросили, она начала... (Пауза.) Попозже, когда ее
будто и не было никогда, будто ничего этого и не было никогда, она начала
ходить. (Пауза.) Едва настанет ночь. (Пауза.) Выскользнет из дому, едва
настанет ночь, и пройдет северными воротами в церковь, всегда запертую в
этот час, и ходит, и ходит, взад-вперед, взад-вперед, вдоль бедной Его руки.
(Пауза.) В иную ночь она, бывало, застынет, как в каком-то параличе, и так
стоит, пока к ней не вернется способность двигаться. Но чаще бывали ночи,
когда она ходила не переставая, взад-вперед, взад-вперед, пока не исчезнет в
том направлении, откуда явилась. (Пауза.) Ни звука. (Пауза.) Во всяком
случае, слышного звука. (Пауза.) Какой-то образ. (Пауза. Снова ходит. Шаги
еще чуть медленней. Она проходит щит два раза, останавливается лицом к точке
П.) Образ. Смутный, но ни в коем случае нельзя сказать, что невидимый. При
известном освещении. (Пауза.) При правильном освещении. (Пауза.) Не белый,
скорее серый, скорее бледно-серый. (Пауза.) Лохмотья. (Пауза.) Клочья
лохмотьев. (Пауза.) Смутные клочья бледно-серых лохмотьев. (Пауза.)
Смотрите, как это проходит... (Пауза.) ...смотрите, как она проходит перед
подсвечником, как его пламя, его свет... Так проходит луна сквозь туманы.
(Пауза.) И не успеет уйти - уже она снова тут, ходит, ходит, взад-вперед,
взад-вперед, вдоль этой бедной руки. (Пауза.) Едва настанет ночь. (Пауза.)
То есть, лучше сказать, в определенные времена года, в час вечерни. (Пауза.)
Неотвратимо. (Пауза. Снова ходит. Проходит щит и останавливается лицом к
точке Л. Пауза.) Старая миссис Уинтер, которую, верно, помнит читатель,
однажды поздней осенью, в воскресенье вечером, после службы, сидя за ужином
со своей дочерью, приступила было нехотя к еде, но тотчас свесила голову,
отложив нож и вилку. Что с тобой, мама, - спросила дочь, чрезвычайно
странная молодая особа, хоть, по правде сказать, не такая уж и молодая... (С
надрывом.) Ужасно не... (Пауза. Обычным голосом.) Что с тобой, мама, тебе
нездоровится? (Пауза.) Миссис Уинтер не сразу ответила. Но наконец она
подняла голову и, глядя на Эми - ребенка окрестили Эми, как, верно, помнит
читатель, - подняла голову и, глядя Эми прямо в глаза, пробормотала: Эми.
(Пауза. Громче.) Эми, ты ничего не заметила... странного во время вечерни?
Эми: Нет, мама, я ничего не заметила. Миссис Уинтер: Ну, может быть, мне
почудилось, Эми. Эми: Да что, мама, что именно странное тебе, может быть,
почудилось? (Пауза.) Что это было такое... странное, что ты, может быть,
вообразила, будто тебе почудилось? (Пауза.) Миссис Уинтер: Сама-то ты ничего
не заметила? (Пауза.) Эми: Нет, мама, сама я ничего не заметила, мягко
выражаясь. Миссис Уинтер: Что ты хочешь этим сказать, Эми, - мягко
выражаясь? Эми: Я хочу этим сказать, мама, что сказать, будто я ничего не
заметила... странного, - значит, выразиться мягко. Потому что я вообще
ничего не заметила, ни странного, ни еще какого. Я вообще ничего не видела,
вообще ничего не слышала. Меня там не было. Миссис Уинтер: Не было? Эми: Не
было. Миссис Уинтер: Но я слышала, как ты отвечала пастору. (Пауза.) Я
слышала, как ты говорила - Аминь. (Пауза.) Как же ты отвечала, если тебя там
не было? (Пауза.) Как же ты могла говорить - Аминь, если, как ты
утверждаешь, тебя там не было? (Пауза.) Слава Отцу и Сыну и Святому Духу,
ныне и присно и во веки веков. Аминь. (Пауза.) Я тебя ясно слышала. (Пауза.
Снова ходит. После пяти шагов останавливается, не глядя перед собой. Долгая
пауза. Долго ходит, останавливается, глядя в точку П. Долгая пауза.) Эми.
(Пауза. Так же тихо.) Эми. (Пауза.) Да, мама. (Пауза.) Ты когда-нибудь
перестанешь? Ты когда-нибудь перестанешь... вертеть это все? (Пауза.) Это
все? (Пауза.) Это все. (Пауза.) В бедной своей голове? (Пауза.) Это все.
(Пауза.) Это все. (Пауза.)
Пауза. Свет на щите гаснет. Все погружается во тьму.
Удар колокола еще чуть слабей. Эхо. Пауза. Щит освещается еще чуть
слабей. Никаких следов М. Так проходит пятнадцать секунд. Свет гаснет.
Занавес
ЭКСПРОМТ В СТИЛЕ ОГАЙО
Пьеса в одном действии
С. - слушающий.
Ч. - читающий.
Чрезвычайно похожи друг на друга.
В центре сцены - освещенный стол. Все остальное погружено во тьму. Стол
простой, деревянный, приблизительно два метра на метр.
С сидит к длинной стороне стола лицом, справа (если смотреть из
зрительного зала). Склонив голову, подпирает ее правой рукой. Лица не видно.
Левая рука лежит на столе. Длинное черное пальто. Длинные белые волосы.
Ч сидит за столом у короткого края стола, виден зрителю в профиль,
повернут вправо. Склонив голову, подпирает ее правой рукой. Левая рука лежит
на столе. Перед ним на столе книга, открытая на последней странице. Длинное
черное пальто. Длинные белые волосы.
На середине стола лежит черная широкополая шляпа.
Медленно зажигается свет.
Проходит десять секунд.
Ч переворачивает страницу.
Пауза.
Ч. (читает). Мало что осталось рассказывать. В последний раз...
С. стучит левой рукой по столу.
Мало что осталось рассказывать.
Пауза. Стук.
В последний раз, пытаясь облегчить свои страдания, он переехал из того
места, где они так долго жили вдвоем, в единственную комнатку на другом
берегу. Из единственного окна он видел оконечность Лебединого острова.
Пауза.
Непривычная обстановка, надеялся он, принесет облегченье страданий.
Непривычная комната. Непривычный вид. Выходить, видеть то, на что никогда не
смотрели вдвоем. Возвращаться к тому, что никогда для них не было общим. Все
это, отчасти, надеялся он, отчасти принесет облегченье страданий.
Пауза.
День за днем люди видели, как он медленно мерил шагами остров. Час за
часом. В длинном черном пальто, независимо от погоды, в старой шляпе, какие
некогда носили художники. Доходил до края, останавливался, смотрел на
бегущие волны. В бойких вихрях сливались две реки и вместе бежали дальше. И,
повернувшись, он медленно брел от берега прочь.
Пауза.
В снах...
Стук.
И, повернувшись, он медленно брел от берега прочь.
Пауза. Стук.
В снах ему было предостереженье против такой перемены. В снах являлось
любимое лицо, был неслышный голос: "Останься там, где мы так долго были
одни, вдвоем, моя тень утешит тебя".
Пауза.
Но разве нельзя было...
Стук.
Являлось любимое лицо, был неслышный голос: "Останься там, где мы так
долго были одни, вдвоем, моя тень утешит тебя".
Пауза. Стук.
Но разве нельзя было вернуться? Признать свою ошибку и вернуться туда,
где они были когда-то так долго одни, вдвоем? Одни, вдвоем и едины во всем.
Нет. То, что он сделал один, он не мог переделать. Один.
Пауза.
И в этой крайности к нему снова воротился давний страх ночи. Такой
давний, что он про него уж и думать забыл. (Пауза. Вглядывается в страницу.)
Да, такой давний, что он про него уж и думать забыл. Но теперь еще вдвое
страшней стали роковые симптомы, подробно описанные на странице сороковой в
четвертом абзаце. (Листает страницы обратно. . останавливает его левой
рукой. Ч возвращается к оставленной странице.) Бессонные ночи стали отныне
его уделом. Как в пору юности сердца. Не спать, бояться уснуть, пока
(переворачивает страницу) не займется заря.
Пауза.
Мало что осталось рассказывать. Однажды ночью...
Стук.
Мало что осталось рассказывать.
Пауза. Стук.
Однажды ночью, когда он сидел, сжав голову руками, и весь трясся, - к
нему явился некто и сказал: "Я послан, - он назвал любимое имя, - тебя
утешить". Потом он вынул из кармана длинного черного пальто потрепанный
томик и читал до зари. А потом, не сказав ни единого слова, исчез.
Пауза.
Через какое-то время он снова явился, в тот же час, с тем же томиком, и
тут уж без всяких преамбул читал всю долгую ночь напролет. А потом, не
сказав ни единого слова, исчез.
Пауза.
Так время от времени он являлся нежданно и читал печальную повесть,
убивая долгую ночь. А потом исчезал, не сказав ни единого слова.
Пауза.
Ни единым словом не перемолвясь, они двое стали - одно.
Пауза.
И вот однажды ночью книга была закрыта, в окно входила заря, но он не
исчез, он остался и молча сидел за столом.
Пауза.
Наконец он сказал: "Мне велено, - он назвал любимое имя, - чтоб я
больше не приходил. Я видел любимое лицо, мне был неслышный голос: "Больше к
нему не нужно ходить, даже если это окажется в твоей власти".
Пауза.
И вот когда грустная...
Стук.
Видел любимое лицо, мне был неслышный голос: "Больше к нему не нужно
ходить, даже если это окажется в твоей власти".
Пауза. Стук.
И вот когда грустная история была поведана в последний раз, они оба
остались сидеть, словно каменные. В единственное окно не вливала света заря.
Ни звука пробужденья снаружи. Или, погрузясь кто знает в какие мысли, они
ничего не замечали? Ни света дня. Ни шума пробужденья. В какие мысли, кто
знает. Мысли. Нет, не мысли. Провалы памяти. Погрузясь кто знает в какие
провалы памяти. В беспамятство. Куда никакой не достигнет свет. И звук.
Остались сидеть, словно каменные. Когда грустная... история была поведана в
последний раз.
Пауза.
Нечего больше рассказывать.
Пауза. Ч хочет закрыть книгу. Стук. Книга остается открытой.
Нечего больше рассказывать.
Пауза. Ч закрывает книгу.
Стук.
Молчание. Проходит пять секунд.
Каждый кладет правую руку на стол, оба поднимают головы и смотрят друг
на друга. Пристально, без выражения.
Проходит десять секунд.
Медленно гаснет свет.
"Сэмюэлу Беккету мы обязаны, может быть, самыми впечатляющими и
наиболее самобытными драматическими произведениями нашего времени".
Это заявление Питера Брука, сделанное без малого тридцать лет назад,
все еще озадачивает многих читателей и зрителей, знакомых лишь с отдельными
пьесами и книгами всемирно известного автора.
К драматургии Беккет обратился в конце сороковых годов. Его первая
трехактная пьеса "Элефтерия", написанная в 1947 году, так и осталась
неопубликованной. Над трагикомедией "В ожидании Годо", поставленной в Париже
в театре "Вавилон" (январь 1953 г.), писатель начал работать в 1948 году. За
ней последовали пьесы "Эндшпиль" (1957), "Последняя лента Крэппа" (1958),
"Счастливые дни" (1961), "Игра" (1964) и другие.
При всем разнообразии персонажей, созданных Беккетом, они имеют общие
черты. "Народец" Беккета населяет вселенную, нарочито менее четко
очерченную, чем, например, Йокнапатофа Фолкнера. Конечно, можно сказать, что
герои Беккета ирландцы или персонажи, созданные ирландцем, но на самом-то
деле их микромир (а они никогда не покидают его) имеет вселенские масштабы.
Пожалуй, никто из наших современников не умел так, как Беккет, через
индивидуальное переживание, при том, что его герои сохраняют неподвижность
оцепенения, передать одновременно и приобщенность человека к миру, его
зависимость от биологических процессов, и разобщенность с ним.
Необычно мышление героев Беккета. Оно сбивчиво, противоречиво, все
время движется по замкнутому кругу. Сам автор нам говорит: "В этом
затемненном сознании времени нет. Минувшее, текущее, надвигающееся. Все
сразу".
Беккет никогда не отрицал сочувствия своим персонажам, хотя изображал
их с немалой долей иронии и даже сарказма.
Конечно, есть разница в том, как лепил Беккет образы своих героев в
романах и в первых драматических шедеврах пятидесятых-шестидесятых годов.
Беккет-драматург хотел стать доступнее, может быть, даже понятнее. И он
добился успеха, всемирного признания. Но на самом-то деле он ни в чем не
изменил себе, его палитра осталась прежней. Это стало очевидно в
семидесятых-восьмидесятых годах, когда Беккет начал писать для сцены и даже
для радио и телевидения одну за другой пьесы, которые его читатели и
зрители, а также его слушатели могли понять, только опираясь на опыт
знакомства с его предшествующими произведениями.
Беккет снова начал загадывать загадки, разрешимые разве что для опытных
режиссеров. Его пьесы соответствуют прогнозу М. Чехова, который писал:
"Будущие пьесы, наверное, неудобно будет читать, их можно будет только
играть".
Вторая часть этого замечания М. Чехова заставляет задуматься над тем,
что и играть пьесы Беккета не менее сложно, чем их читать. А между тем у
Беккета было не только великолепное чувство сцены, но и глубокое понимание
изобразительных возможностей телевидения, как и далеко еще не реализованных
возможностей радиотеатра.
И. Дюшен
Last-modified: Fri, 26 Oct 2001 08:20:01 GMT