ь" убила куклу, вполне вероятно, что это сделала "она", то есть что это сделала ее "внутренняя" мать. Как бы то ни было, в сущности, этот поступок явился катастрофой, ибо Джулия, очевидно, близко отождествлялась с этой куклой. В ее игре с куклой кукла была ею самой, а она -ее матерью. Вполне возможно, что в игре она становилась все более и более плохой матерью, которая в конечном итоге убивает куклу. Мы увидим позднее, что при психозе "плохая" мать очень часто действовала и говорила посредством нее. Если бы куклу уничтожила ее настоящая мать и призналась в этом, событие могло бы не носить такой катастрофической окраски. На этой стадии обрывки душевного здоровья у Джулии поддерживались с помощью шанса поместить что-то плохое в ее действительную мать. Невозможность сделать это реально была одним из факторов, внесших свой вклад в развитие шизофренического психоза. Призрак заброшенного сада ...на некоторой стадии машина, до этого собранная целиком и полностью, может обнаружить себя разъединенной на отдельные узлы с более высокой или более низкой степенью независимости, НОРБЕРТ ВИНЕР. "Человеческое использование человеческих существ" Последующие замечания приложимы как к Джулии, так и к другим хроническим шизофреникам гебефренокататонического типа. Они не намерены охватить все формы состояния хронического психоза, где весьма очевиден раскол в той или иной форме. В частности, они приложимы к параноидальным психозам, где наблюдается в некотором роде большее объединение личности, чем обнаруженное у Джулии и подобных ей. Самобытие Джулии стало столь фрагментарным, что ее лучше всего описать как влачащую существование типа смерти-в-жизни в положении, приближающемся к хаотичному небытию. В случае Джулии хаос и недостаток бытия и индивидуальности не были полными. Но у человека, находящегося вместе с ней в течение долгого времени, возникало жуткое "ощущение прекокса"*, описанное германскими клиницистами, то есть восприятие еще одного человеческого существа как несуществующего. Даже когда ощущалось, что произнесенные слова являлись выражением кого-то, фрагмент "я", стоящий за этими словами, не был Джулией. Возможно, был кто-то, обращающийся к нам, но, слушая шизофреника, очень трудно понять, "кто" говорит, и точно так же трудно понять, к "кому" обращаются. Во время бесед с Джулией у меня часто возникало ощущение, будто я занимаюсь групповой психотерапией с одним пациентом. Таким образом, я столкнулся с беспорядочным выбалтыванием совершенно несопоставимых установок, чувств и выражением каких-то побуждений. От одного момента к другому интонации, жесты и манеры изменяли свой характер. Можно начать распознавать обрывки речи или фрагменты поведения, неожиданно возникающие в разные моменты, которые, по-видимому, подходят друг к другу по причине сходства интонации, лексикона, синтаксиса, погруженности в высказывание или согласуются поведенчески по причине определенных стереотипных жес- *0т термина "dementia ргаесох", прежде используемого для обозначения того, что сейчас мы в основном называем некоей формой шизофрении у молодых людей, которая, как думается, доходит до хронического психоза. По-моему, такое "ощущение прекокса" должно являться реакцией публики на Офелию, когда у нее возник психоз. С клинической точки зрения она, без сомнения, шизофреничка. При ее безумии тут никого кет. Ома - не личность. Нет неотъемлемой самости, выраженной посредством действий или высказываний. Непостижимые заявления делаются ничем. Она уже мертва. Сейчас только вакуум там, где некогда была личность. тов или манер. Поэтому создавалось впечатление, что находишься в присутствии различных фрагментов или незавершенных элементов разных "личностей", действующих одновременно. Ее "словесная окрошка", по-видимому, являлась следствием большого количества "квазиавтономных систем", стремящихся выразить себя одновременно через одни и те же уста. Такое впечатление усиливалось, хотя едва ли становилось менее смущающим, благодаря тому факту, что Джулия, похоже, говорила о себе в первом, втором и третьем лице. Необходимо близко узнать конкретного пациента, прежде чем сможешь сказать что-либо о значении таких высказываний (это справедливо и для всех остальных аспектов шизофренической деятельности). Жане различал диссоциацию, или расщепление, молярное и молекулярное. Истерическое расщепление личности - молярное. Шизофрения состоит из молекулярных расщеплений. В- случае Джулии, по-видимому, имели места оба. Общее единство ее бытия разбилось на несколько "отдельных узлов" или "отдельных систем" (квазиавтономных "комплексов", "внутренних объектов"), каждая из которых обладала своей собственной небольшой стереотипной "личностью" (молярное расщепление). Вдобавок любая действительная последовательность поведенческих актов дробилась более мелким образом (молекулярное расщепление). Например, была разрушена даже целостность слов. Поэтому неудивительно, что мы говорим в таких случаях о "недоступности" и "ощущении прекокса". С Джулией было нетрудно проводить вербальный обмен определенного рода, но, поскольку у нее, по-видимому, не было какого-то общего единства, а скорее была констелляция квазиавтономных частных систем, говорить с "ней" было трудно. Впрочем, не следует мыслить в первую очередь с точки зрения какой-то механической аналогии, так как даже это состояние, близкое к хаотичному небытию, никоим образом не является необратимым и зафиксированным в своей разъединенности. Джулия порой чудесным образом вновь собиралась вместе и демонстрировала очень трогательное выполнение своих обязанностей. Но по различным причинам ее пугали такие моменты объединения: из-за нахождения среди других, потому что она должна была поддерживать в них сильную тревогу, и потому, что процесс разъединения, видимо, по воспоминаниям, ужасал как переживание столь жуткое, что для нее убежищем была необъединенность, нереальность и мертвенность. Бытие Джулии в виде хронической шизофренички, таким образом, характеризовалось недостатком единства и раздроблением на то, что можно по-разному назвать отдельными "узлами", комплексами, отдельными системами или "внутренними объектами". Каждая из этих отдельных систем обладала распознаваемыми чертами и своими собственными отличительными признаками. Исходя из этих постулатов, можно понять многие из черт ее поведения. Тот факт, что ее самобытие было не собрано целиком и полностью, а расщеплено на отдельные узлы или системы, позволяет нам понять то, что различные функции, предполагающие достижение единства личности или по крайней мере высокую степень единства личности, не могли быть в ней представлены и действительно представлены не были. Единство личности есть необходимое условие рефлективного осознания, то есть способности осознавать свое собственное "я", действующее относительно неосознанно или с простым первичным нерефлективным осознанием. У Джулии каждая отдельная система могла осознавать объекты, но одна система не могла осознавать процессы, происходящие в другой системе, отколотой от этой. Например, если во время беседы со мной одна система "говорила", то, по-видимому, не существовало общего единства внутри пациентки, благодаря которому "она" как объединенная личность могла осознавать то, что эта система говорит или делает. Поскольку рефлективное осознание отсутствовало, "память", предпосылкой которой, по-видимому, является рефлективное осознание, была весьма обрывочной. Вся ее жизнь, казалось, проходила одновременно. Отсутствие полного переживания бытия как целого означало, что ей не хватало объединенного переживания, на котором основывается отчетливое представление о "границах" ее бытия. Впрочем, подобные общие "границы" не всецело отсутствовали. Таким образом, термин Федерна "граница эго" является неудовлетворительным. Нужен другой термин для той полноты, частью которой является это. Скорее, каждая система, по-видимому, обладала своими собственными границами. Так сказать, осознанию, характеризующему одну систему, другая система, вероятно, казалась находящейся вне нее. Внутри общего единства отдельный аспект ее бытия, даже достаточно "дистонический" для остальных, вызывал бы мучительный конфликт. Однако в ней конфликты такого рода возникнуть не могли. Только "снаружи" можно было увидеть, что различные конфликтующие системы ее бытия действовали в одно и то же время. Каждая отдельная система, по-видимому, имела внутри себя собственный очаг, или центр, осознания: она имела собственные, весьма ограниченные схему памяти и способы структурирования объектов восприятия; собственные квазиавтономные побуждения или составляющие побуждений; собственную склонность к сохранению автономии и особые опасности, угрожавшие этой автономии. Джулия ссыпалась на эти разнообразные аспекты как на "него" или "ее" или обращалась к ним как к "тебе". То есть вместо обладания рефлективным осознанием этих аспектов самой себя "она" воспринимала действие отдельных систем так, будто они принадлежали не "ей", а чему-то внешнему. У нее появились галлюцинации. Наряду со склонностью воспринимать аспекты собственного бытия как "не-ее", имел место провал в распознавании того, что "объективно" было не-ею, и того, что было ею. Это всего-навсего другой аспект недостатка общей онтологической границы. Она, к примеру, могла ощущать дождь у себя на щеках как свои слезы. Вильям Блейк в своем описании расщепленных состояний бытия в "Пророческих книгах" описывает склонность стать тем, что воспринимаешь. У Джулии любое восприятие, по-видимому, грозило смешением с объектом. Она проводила большую часть времени, занимаясь этим затруднением: "Это дождь. Я могла бы быть дождем", "Этот стул... эта стена. Я могла бы быть этой стеной. Для девушки ужасно быть стеной". По-видимому, любое восприятие угрожало слиянием, а ощущение восприятие ее другим угрожало ей сходным образом. Это означало, что она жила в мире постоянного преследования и ощущала, что делает для других то, что, по ее опасениям, могло случится с ней. Почти каждый акт восприятия, по-видимому, включал в себя путаницу "я" и "не-я". Почва для такой путаницы была подготовлена тем фактом, что, поскольку более крупные аспекты ее личности частично находились вне ее "я", легко было спутать эти отколотые аспекты своего бытия с другими людьми, например спутать свою "совесть" со своей матерью, а мать - с "совестью". Любовь поэтому была очень опасна. Вспоминать любимого человека = напоминать его = быть тем же самым. Если она меня любит и вспоминает, она напоминает меня, она -это я. Таким образом, она начала с того, что говорила, что она - моя сестра, моя жена, она была некоей Нэвест. Я был жизнью. Она была Невестой Жизни. У нее обнаруживались мои манеры. У нее внутри было Древо Жизни. Она была Древом Жизни. Или опять-таки: Она обдумывает мысли а, Ь, с. Я высказываю сходные мысли а[1], Ь[1], с[1]. Поэтому я украл ее мысли. Полное психотическое выражение этого состояло в обвинении меня в том, что я держу у себя в голове ее мозг. И наоборот, когда она копировала или имитировала меня, она, вероятно, ожидала от меня возмездия за "обнаружение" себя с маленькой толикой меня, которую, по ее ощущениям, она украла. Конечно же, степень слияния все время менялась. Например, кража предполагает некоторую границу между "я" и "не-я". Теперь мы проиллюстрируем и разработаем в деталях упомянутые выше вопросы с помощью примеров. Одна из простейших иллюстраций воздействия расщепления ее бытия на два отдельных "узла": она выдает-себе приказ и его выполняет. Она делала это постоянно -либо еле слышно, либо в полный голос, либо посредством галлюцинаций. Вот так "она" говорила: "Сядь, встань" - и "она" садилась и вставала; или некий вызванный галлюцинацией голос - голос отдельной системы - отдавал приказ, и "она" -действие другой отдельной системы - повиновалась. Еще один заурядный пример: "она" говорила нечто, что "она" приветствовала ироническим смехом (несовпадение мысли и аффекта). Давайте предположим, что заявление исходит из системы А, а смех -из системы В. Тогда А говорит мне: "Она - царствующая королева", тогда как В иронически смеется. Большая часть происходящего была сродни продолжительному "заеданию". А говорит что-то относительно связно, а потом запутывается, и начинает говорить В. А вновь вмешивается, говоря: "Она (В) украла у меня язык". Эти разнообразные отдельные системы можно было идентифицировать, по крайней мере до некоторой степени, после близкого знакомства с Джулией по причине постоянства той роли, которую каждая играла в том, что можно назвать межличностной "группой", которую они образовывали. Например, существовала властная забияка, вечно ею помыкавшая. Тот же самый властный голос не переставая жаловался мне насчет "ребенка": "Это испорченный ребенок. Этот ребенок зря тратит время. Этот ребенок - просто дешевая шлюха. У тебя никогда не будет ничего общего с этим ребенком..." Здесь "ты" могло относиться прямо ко мне, или к одной из ее систем, или я мог воплощать эту систему. Очевидно, что эта забияка внутри нее большую часть времени являлась "начальницей". "Она" не высоко оценивала Джулию. "Она" не думала, что Джулии станет лучше или что та этого заслуживает. Она не находилась ни на ее стороне, ни на моей. Было бы удобно назвать такую квазиавтономную отдельную систему "плохой внутренней матерью". В сущности, она являлась внутренней преследовательницей, содержавшей в сжатом виде все плохое, что Джулия приписывала матери. Две другие системы идентифицировать было очень легко. Одна выполняла роль ее адвоката в отношениях со мной "я защитника или "буфера" в отношении преследования. "Она" часто ссылалась на Джулию как на младшую сестру. Доэтому феноменологически мы можем квалифицировать эту систему как "ее хорошую сестру". Третья система, которую я представляю, была всецело хорошей, угодливой и умилостивляющей всех маленькой девочкой. Она, по-видимому, происходила из того, что несколько лет назад, вероятно, являлось системой, сходной js с системой ложного "я", которую я описал в шизоидных случаях. Когда эта система обретала дар речи, она говорила: "Я -хорошая девочка. Я регулярно хожу в туалет". Существовали также источники того, что, видимо, было внутренним "я", которое почти полностью улетучилось, превратившись в чистую возможность. И наконец, как я отмечал раньше, были периоды непрочного душевного здоровья, когда она говорила испуганным, едва слышным голосом, но говорила "от своего собственного имени" больше, чем обычно. Давайте теперь рассмотрим эти различные системы, действующие вместе. Я привожу примеры ее наиболее связных высказываний. "Я родилась под черным солнцем. Я не родилась. Меня выдавили. Это не из тех вещей, к которым привыкаешь. Мне не дали жизнь, мне не давали жить. Она не была матерью. Я весьма привередлива в вопросе, кто у меня будет вместо матери. Прекрати это. Прекрати это. Она меня убивает. Она вырезает мне язык. Я -испорченная и | прогнившая. Я - безнравственная. Я зря теряю время..." Теперь в свете предыдущего обсуждения я предложил К бы следующее истолкование происшедшего. Она начинает говорить со мной от своего собственного лица, чтобы направить против матери те же самые обвинения, которые она выдвигала в течение нескольких лет. Но особенно ясно и отчетливо. "Черное солнце" (sol niger), по-видимому, является символом ее разрушительной матери. Этот образ очень часто повторяется. Первые четыре фразы звучат вполне здраво. Внезапно она оказывается подверженной какому-то ужасному нападению -предположительно со стороны этой самой плохой матери. Она осекается, переживая внутриличностный кризис: "Прекрати это. Прекрати это". Она едва успевает обратиться ко мне, воскликнув: "Она меня убивает". Затем следует защитная клеве! я на саму себя, сформулированную в тех же самых терминах. которыми ее плохая мать клеймила ее: "Я -испорченная и прогнившая. Я -безнравственная. Я зря теряю время..." Обвинения против матери, вероятно, всегда ускоряли подобную катастрофическую реакцию. Позднее она высказывала свои обычные обвинения против матери, и плохая мать прервала ее как обычно, выдвинув обвинения в отношении "того ребенка": "Тот ребенок -плохой, тот ребенок -испорчен... Тот ребенок зря теряет время". Я остановил ее, сказав: "Джулия боится, что убьет себя за то, что говорит такие вещи". Обличительная речь больше не продолжалась, но "она" очень тихо сказала: "Да, это моя совесть убивает меня. Я всю свою жизнь боялась матери и вечно буду боятся. Вы думаете, я смогу жить?" Это сравнительно цельное утверждение проясняет остающееся смешение ее "совести" и ее реальной матери. Ее плохая совесть была плохой, преследующей ее матерью. Как говорилось выше, возможно, одним из шизофреногенных элементов в ее жизни было то, что она не смогла реально заставить реальную мать воспринять ее потребность спроецировать часть ее "плохой" совести на нее. То есть заставить мать реально признать обоснованность обвинений Джулии и, таким образом, позволив себе увидеть в матери некоторое несовершенство, удалить часть внутреннего преследования из своей "совести". "Этот ребенок не хочет сюда приходить, вы это осознаете? Она -моя младшая сестра. Этот ребенок ничего не знает о том, о чем не следует знать". Тут начинает говорить ее "старшая сестра", делая для меня очевидным, что Джулия -невинная и несведущая, а потому не несет ни за что ответственности. Система "старшей сестры", в противоположность системе невинной и несведущей "младшей сестры", являлась весьма знающей и ответственной "личностью", доброй, опекающей и защищающей. Однако "она" не стоит на стороне Джулии, подрастающей младшей сестры, а всегда говорит "за" младшую сестру. Она хочет установить status quo. "Разум у этого ребенка дал трещину. Разум у этого ребенка закрыт. Вы пытаетесь открыть разум этого ребенка. Я никогда не прощу вам попыток открыть разум этого ребенка. Этот ребенок мертв и не мертв". Подтекст последней фразы состоит в том, что, оставаясь в некотором смысле мертвой, она в некотором смысле может быть не мертвой, но, если она примет ответственность за "реальную" жизнь, она может быть "реально" убита. Впрочем, эта "сестра" к тому же могла говорить и так: "Вам должен быть нужен этот ребенок. Вы должны его радушно принять... вы должны позаботиться об этой девочке. Я - хорошая девочка. Она - моя младшая сестра. Вы должны водить ее в туалет. Она - моя младшая сестра. Она ничего не знает об этом. Она не является невыносимым ребенком". В этой старшей сестре содержатся опыт, знание, ответственность и благоразумие в противоположность невинности, неведению, безответственности и капризности младшей сестры. Мы здесь также видим, что шизофрения у Джулии состоит в общем недостатке объединенности, а не просто в отсутствии у нее некоего места "душевного здоровья". Эта составляющая ее бытия - "старшая сестра" - могла говорить разумно, здраво и уравновешенно, но это говорила не Джулия: ее душевное здоровье, если угодно, было расщеплено и заключено в оболочку. Ее реальное здоровье зависело не от возможности говорить здраво от имени "старшей сестры", а от возможности общего объединения всего ее бытия. Шизофрения выдает себя ее ссылками на саму себя как на третье лицо и при внезапных вторжениях младшей сестры тогда, когда говорит старшая сестра ("Я - хорошая девочка"). Когда же она демонстрировала мне слова или действия как свои собственные, представленное таким образом "я" оказывалось полностью психотическим. Большая часть действительно загадочных и сжатых утверждений, по-видимому, принадлежала остаткам системы ее "я". После расшифровки они открыли, что эта система, вероятно, являлась источником сфантазированного внутреннего "я", которое мы описали в случае здоровых шизоидных состояний. Мы уже пытались описать, как так происходит, что переживание этого "я" включает в себя такие предельные парадоксы, как "фантастическое всесилие/бессилие" и т. п. Феноменологические черты переживания такого "я" кажутся у Джулии в принципе сходными. Однако нужно быть готовым трансформировать ее шизофрению в здравую речь, прежде чем предпринимать попытки феноменологического реконструирован(tm) переживания этого "я". Мне приходится еще раз прояснить, что, используя в таком контексте термин "я", мы не подразумеваем под ним ее "истинное "я"". Однако эта система, по-видимому, являлась ядром, вокруг которого могло произойти объединение. Когда произошло разъединение, она, похоже, представляла собой центр, от которого вся разлеталась в стороны. Она, видимо, являлась центром для центробежных и центростремительных сил. Она казалась действительно безумной сердцевиной ее бытия, тем центральным аспектом, который, по-видимому, должен был стать хаотичным и мертвым, чтобы она не была убита. Мы попытаемся охарактеризовать природу этого "я" с помощью утверждений, сделанных не только прямо этим "я", но также и утверждений, по-видимому, проистекающих из других систем. Существует не так много подобных заявлений, по крайней мере, так сказать, лично от этого "я". За время ее пребывания в больнице многие из них, вероятно, слились вместе, и в итоге получились постоянно повторяемые, по-телеграфному краткие утверждения, имеющие колоссальный подтекст. Как мы видели выше, она говорила, что у нее внутри - Древо Жизни. Яблоками этого дерева были ее груди. У нее было десять сосков (ее пальцев). У нее были "все кости Шотландской бригады легкой пехоты". У нее было все, о чем она могла помыслить. Все, что она хотела, она немедленно, одновременно имела и не имела. Реальность не бросала свою тень или свой свет на ее желания или страхи. Каждое желание встречало мгновенное фантастическое выполнение, а каждый страх точно так же мгновенно фантастическим образом исчезал. Таким образом, она могла быть кем угодно, где угодно и когда угодно. "Я -Рита Хейворт, я -Джоан Блонделл. Я -царствующая королева. Мое королевское имя -Джулианна". "Она -самодостаточна,- говорила она мне.- Она имеет самообладание". Но это самообладание обоюдоостро. У него также есть и темная сторона. Она являлась девушкой, которой "овладел" фантом ее собственного бытия. У ее "я" не было ни свободы, ни автономии, ни власти в реальном мире. Поскольку она была кем угодно, кого ей хотелось вспомнить, она являлась никем. "Ее (о себе в третьем лице) тысячи. Она делит вас всех. Она послу снится (то есть мнимое существо, не личность, и в то же время "послушница", "монахиня")". Бытие монахини подразумевает очень много смыслов. Один из них противопоставляется положению невесты. Обычно она рассматривала меня как своего брата и называла себя моей невестой или невестой "прекрасной-распрекрасной живой Жизни". Конечно же, поскольку жизнь и я для нее порой были тождественны, она боялась Жизни -или меня. Жизнь (я) раздавила бы ее, сожгла ее сердце раскаленным докрасна железным прутом, отрезала ноги, руки, язык и груди. Жизнь понималась с самой неистовой и разрушительно свирепой из возможных точек зрения. Это не было каким-то моим свойством или чем-то, что я имел (например, фаллос = раскаленный докрасна железный прут). Это было то, чем я являлся. Я был жизнью. Несмотря на то, что внутри у нее было Древо Жизни, она ощущала себя главным образом Разрушительницей Жизни. Поэтому понятно, почему она боялась, что жизнь ее разрушит. Жизнь обычно описывалась с помощью мужских, или фаллических, символов, но кажется, она хотела не просто сама стать мужчиной, но иметь тяжелое сексуальное вооружение обоих полов -все кости Шотландской бригады легкой пехоты, десять сосков и т. д. Она родилась под черным солнцем. Она была черным сном Окцидента (Запада). Древний и весьма зловещий образ черного солнца возник совершенно независимо от какого-либо чтения. Джулия оставила школу в четырнадцать, читала очень мало и не была особо развитой. Маловероятно, что она встретила где-то какую-то ссылку на этот образ, но мы воздержимся от обсуждения происхождения данного символа и ограничимся рассмотрением ее языка как выражения того способа, которым она переживала бытие-в-своем-мире. Она всегда настаивала на том, что никогда не была нужна матери и та скорее выдавила ее каким-то чудовищным способом, чем родила нормальным образом. Мать "хотела и не хотела" сына. Она была "черным сном Окцидента", то есть сыном инцидента (несчастного случая), которого мать из ненависти превратила в девочку. Лучи черного солнца обжигали и иссушивали ее. Под черным солнцем она существовала как мертвая вещь. Таким образом, Я -прерия. Она -разрушенный город. Единственными живыми существами в прерии были дикие звери. Крысы наводняли разрушенный город. Ее существование описывалось в образах предельно бесплодной, сухой пус-тьшности. Такая экзистенциальная смерть, такая смерть-в-жизни являлась преобладающим образом бытия-в-мире. Она -призрак заброшенного сада. В этой смерти не было ни надежды, ни будущего, ни каких-либо возможностей. Все уже произошло. Не было ни удовольствия, ни источника возможного удовлетворения или возможного наслаждения, ибо мир был таким же пустым и мертвым, как и она. "Она просто одна из девушек, живущих в этом мире. Все притворяются, что она им нужна, а она им не нужна. Сейчас я просто веду жизнь дешевой шлюхи". Однако, как мы видели из более ранних заявлений, она оценивала себя только в виде фантома. Существовала вера (хотя это было психотическое верование, все же это была некая вера) в то, что есть нечто очень ценное, потерянное или спрятанное глубоко внутри нее и пока не найденное ни ею самой, ни кем-либо другим. Если проникнуть глубоко в черную землю, можно обнаружить "блестящее злато", если хорошенько вникнуть, можно найти "на дне морском жемчуг". ПОЛИТИКА ПЕРЕЖИВАНИЯ I. ЛИЧНОСТИ И ПЕРЕЖИВАНИЕ ...что великие и подлинные амфибии, по природе своей, живут подобно существам не только иных стихий, но и других, далеких миров. СЭР ТОМАС БРАУН. "Religio Medici:":- 1. Переживание как свидетельство Даже факты становятся выдумкой без соответствующих способов видения "фактов". Нам нужны не теории, а переживание, которое есть источник теории. Мы не удовлетворены верой в смысле иррационально поддерживаемой неправдоподобной гипотезы -нам требуется пережить "свидетельство". Мы можем видеть поведение других людей, но не их переживание. Это заставляет некоторых людей утверждать, что психология не имеет ничего общего с переживанием другой личности, а занимается лишь ее поведением. Поведение другой личности -мое переживание. Мое поведение -переживание другого. Задача социальной феноменологии - связать мое переживание поведения другого с переживанием другим моего поведения. Ее предмет - связь между переживанием и переживанием, ее истинное поле деятельности -взаимное переживание. Я вижу вас, а вы видите меня. Я переживаю вас. а вы переживаете меня. Я вижу ваше поведение. Вы видите мое поведение. Но я не вижу, никогда не видел и никогда не увижу вашего переживания меня. Точно так же, как вы не можете "видеть" моего переживания вас. Мое переживание вас не находится "внутри" меня. Это просто вы, какими я вас переживаю. И я не переживаю вас находящимися внутри меня. Сходным образом я понимаю, что вы не переживаете меня находящимся внутри вас. "Мое переживание вас" - лишь иная форма выражения . "вы-такой-каким-я-вас-переживаю", а "ваше переживание меня" равно "мне-такому-каким-вы-меня-переживаете". | Ваше переживание меня находится не внутри вас, и мое переживание вас - не внутри меня, но ваше переживание меня невидимо мне, а мое переживание вас невидимо вам. Я не могу переживать ваше переживание. Вы не можете переживать мое переживание. Мы с вами - люди-невидимки. Все люди -невидимы друг для друга. Переживание обычно называют Душой. Переживание как невидимость человека человеком в то же самое время свидетельствует больше, чем что-либо иное. Свидетельствует единственно переживание. Переживание - единственное свидетельство. Психология есть логос переживания. Психология - структура свидетельства, и, следовательно, психология -наука всех наук. Если же, однако, переживание есть свидетельство, как можно изучать переживание другого? Ведь переживание другого для меня не очевидно, поскольку оно не является и никогда не сможет являться моим переживанием. Я не могу избежать попыток понять ваше переживание, потому что, хотя я и не переживаю ваше переживание, которое мне невидимо (и не-осязаемо, не-обоняемо, неслышимо), однако я переживаю вас в качестве переживающего. Я не переживаю ваше переживание. Но я переживаю вас как переживающего. Я переживаю самого себя как переживаемого вами. И я переживаю вас как переживающего самого себя как переживаемого мной. И так далее. ' Изучение переживания других основывается на заключениях, которые я делаю - исходя из моего переживания вас, переживающего меня,- о том, как вы переживаете меня, переживающего вас, переживающего меня... Социальная феноменология -наука о моем собственном переживании и переживании других. Она занимается связью между моим переживанием вас и вашим переживанием меня. То есть взаимным переживанием. Она занимается вашим поведением и моим поведением, какими я их переживаю, и нашим с вами поведением, каким вы его переживаете. Поскольку ваше и их переживание мне невидимо, как и мое -вам и им, я стараюсь сделать очевидным для других, посредством их переживания моего поведения, то, что я заключаю о вашем переживании, посредством моего переживания вашего поведения. Именно здесь кроется основное затруднение социальной феноменологии. Естественные науки занимаются лишь переживанием вещей наблюдателем, а не тем, как вещи переживают нас. Нельзя говорить, что вещи не реагируют на нас и друг на друга. Естественным наукам ничего не известно о связи между поведением и переживанием. Природа подобной связи таинственна -в марселевском смысле слова. Она, так сказать, не является объективной проблемой. Для ее выражения непригодна традиционная логика. Нет и разработанной методики понимания ее природы. Но эта связь есть связка нашей науки-если наука означает форму знания, соответствующую своему предмету. Связь между переживанием и поведением -камень, который отвергнут строители на свой собственный риск. Без него все здание нашей теории и практики должно рухнуть. Переживание невидимо другому. Но переживание - скорее не "субъективно", а "объективно", скорее не "внутренне", а "внешне", скорее не процесс, а практика, скорее не "вход", а "выход", скорее не психическое, а соматическое, скорее не какие-то сомнительные данные, выуженные из интроспекции, а из экстроспекпии. Менее всего переживание является "внутрипсихическим процессом". Подобные взаимоотношения, объективные отношения, межличностные отношения, перенос, контрперенос -поскольку мы должны жить среди людей -представляют собой не просто взаимодействие двух объектов в пространстве, каждый из которых обладает внутрипсихическими процессами" Такое различие между внешним и внутренним обычно относят к различию между поведением и переживанием; но порой оно относится к некоему переживанию, которое должно быть "внутренним" в противоположность другим, которые являются "внешними". Более точно это различие между разными видами переживания, а именно восприятием (как внешним) в противоположность воображению и т. п. (как внутренним). Но восприятие, воображение, фантазии, грезы, сновидения, воспоминания -лишь разные модальности переживания, они не более "внутренние" или "внешние", чем любые другие. Однако подобный способ рассуждений отражает раскол в нашем переживании. По-видимому, мы живем в двух мирах и большинству людей известен только "внешний". Пока мы помним, что "внутренний" мир -не какое-то пространство "внутри" тела или мозга, такой способ рассуждений может служить нашей цели. (Он вполне подходил Вильяму Блейку.) Значит, "внутреннее" - это наше личное средство переживания нашего тела, других людей, одушевленного и неодушевленного мира: воображение, сновидения, фантазии и все остальное вплоть до самых дальних границ переживания. Бертран Рассел как-то заметил, что звезды находятся в мозгу. Звезды, какими я их воспринимаю, не в большей и не в меньшей степени у меня в мозгу, чем звезды, какими я их воображаю. Я не воображаю, что они у меня в голове, а тем более, что я вижу их у себя в голове. Связь переживания с поведением не является связью внутреннего с внешним. Мое переживание не находится внутри моей головы. Мое переживание этой комнаты - вовне, в этой комнате. Сказать, что мое переживание внутрипсихично,- значит предположить, что есть душа, внутри которой находится мое переживание. Моя душа есть мое переживание, мое переживание -моя душа. Раньше многие люди верили, что звездами движут ангелы. Сегодня оказалось, что это не так. Вследствие такого и сходных откровений сегодня многие люди не верят в ангелов. Раньше многие люди верили, что "местонахождение" души расположено где-то в мозгу. С тех пор, как мозг начали довольно-таки часто вскрывать, никто еще не увидел "душу". Вследствие такого и сходных откровений сегодня многие люди не верят в душу. Кто мог предполагать, что ангелы движут звездами, или быть настолько суеверным, чтобы предположить, что, поскольку нельзя увидеть душу под микроскопом, она не существует? 2. Межличностные переживание и поведение Наша задача -и переживать, и постигать конкретное, так сказать, реальность во всей ее полноте и целостности. Но сделать это непосредственным образом совершенно невозможно. При переживании и постижении мы обладаем лишь частностями. Мы можем начать с понятия одной личности, со связей между двумя и более личностями, с групп или с общества в целом; или с материального мира и считать индивидуумов вторичными. Мы можем вывести детерминанты нашего индивидуального и социального поведения из внешних необходимостей. При подобном мировоззрении мы имеем частные взгляды и частные понятия. Теоретически же нужна спираль расширяющихся и сжимающихся систем, которая сделает нас способными двигаться Свободно и непрерывно от различных степеней абстракции к большим или меньшим степеням конкретности. Теория есть членораздельное видение переживания. Данная книга начинается и кончается личностью. Могут ли человеческие существа сегодня быть личностями? Может ли быть человек рядом с другим человеком своим настоящим "я"? Прежде чем мы сможем задать оптимистический вопрос: "Что такое взаимодействие личностей?" - мы должны спросить: возможны ли личностные взаимоотношения, или возможны ли личности в настоящее время? Нас интересуют возможности человека. Данный вопрос можно задавать только благодаря многогранности этих возможностей. Возможна ли любовь? Возможна ли свобода? Неважно, являются или не являются все человеческие существа личностями (или ими являются только некоторые), я хочу определить личность двумя способами: с точки зрения переживания -как центр ориентации объективной Вселенной -и с точки зрения поведения -как источник действий. Личностное переживание преобразует данное поле в поле намерений и действий: только через действие может быть преобразовано наше переживание. Есть искушение рассматривать "личности" лишь как отдельные объекты в пространстве, которые можно изучать как любые другие природные объекты. Но, как Киркегор заметил, что сознание не найдешь, разглядывая под микроскопом клетки головного мозга или что-нибудь еще, так же не найти и личности, изучая личности, словно они лишь объекты. Личность -это я или вы, он или она: то, посредством чего переживается объект. Неужели эти центры переживания или источники действия живут в совершенно несвязанных мирах собственного производства? Каждый должен обратиться здесь к своему собственному переживанию. Мое собственное переживание как центр переживания и источник действий говорит мне, что это не так. Мое переживание и мои действия осуществляются в социальном поле взаимных влияний и взаимодействий. Я переживаю самого себя, опознаваемого как Рональда Лэнга самим собой и другими, как переживаемого другими и находящегося под воздействием других, которые относятся к той личности, которую я называю "мной", как к "тебе" или к "нему", или группируют вместе как "одного из нас", или "одного из них", или "одного из вас". Такая черта личностных отношений не проявляется в связи с поведением безличностных объектов. Многие социологи борются со своим смятением, отрицая саму ее возможность. Тем не менее естественно-научный мир запутан присутствием определенных опознаваемых сущностей, четко переопознаваемых через какое-то время, чье поведение есть либо проявление, либо сокрытие мировоззрения, равного по онтологическому статусу мировоззрению ученого. Можно наблюдать, как люди спят, едят, ходят, говорят и т. д. относительно предсказуемыми способами. Мы не должны удовлетворяться наблюдениями только такого рода. Наблюдение поведения должно быть расширено за счет заключений, относящихся к переживанию. Лишь тогда, когда мы это сможем сделать, мы в самом деле сможем построить систему поведения-переживания, являющуюся человеческой особью. Вполне возможно изучать видимое, слышимое, обоняемое излучение человеческих тел, и многие исследования человеческого поведения проводятся именно в таком ключе. Можно свалить в кучу большое количество единиц поведения и рассматривать их как статистическое население, никоим образом не отличимое от множественности, определяющей систему нечеловеческих объектов. Но это не будет изучением личностей. В науке о личностях я приму в качестве аксиом, что поведение есть функция переживания и что переживание и поведение всегда связаны с кем-то или чем-то ильм, нежели "я". Когда рассматриваются отношения двух (или более) личностей, поведение каждой из них по отношению к другой опосредовано переживанием каждой из них, а переживание каждой из них опосредовано их поведением. Нет никакого соприкосновения между поведением одной личности и поведением другой. Большую часть человеческого поведения можно рассматривать в качестве односторонних или двусторонних попыток устранить переживание. Личность может относиться к другой личности так, как если бы она не была личностью, и она может действовать так, как если бы она не была личностью. Нет никакого соприкосновения между переживаниями одной личности и переживаниями другой. Мое переживание всегда опосредовано вашим поведением. Поведение, являющееся прямым следствием столкновения, как в случае бильярдных шаров, или переживание, непосредственно переданное переживанию, как в возможных случаях сверхчувственного восприятия, не личностны. 3. Нормальное отчуждение от переживания Значимость Фрейда в наше время основана на его прозрении, и в 'очень большой степени - его показе того, что рядовая личность -это высушенная, сморщенная частичка того, чем может быть личность. Будучи взрослыми, мы