Сергей Диковский. На тихой заставе
-----------------------------------------------------------------------
В кн. "Сергей Диковский. Патриоты. Рассказы". М., "Правда", 1987.
OCR & spellcheck by HarryFan, 19 December 2000
-----------------------------------------------------------------------
Трое суток кони несли нас среди бурелома, горелых пней и мачтовых сосен
уссурийской тайги. Сентябрило. Ровным, погребным холодом тянуло из падей.
Оседал, разбиваясь о ветви, бесшумный, скучный дождь, и в потемневшей воде
ручьев уже кувыркались кленовые листья.
Мы везли подарки Красной Пресни таежному отряду чекистов: шерстяные
фуфайки, табак, литературу последних декад, лимонную кислоту и струнный
оркестр. Было холодно. Мы ежились на высоких седлах и молчали. Только
провожатый наш, рябой тонкоголосый боец из старогодников, был весел, как
дрозд: разговаривал с конями, подражал изюбрам и даже жестяным голосам
фазанов.
К вечеру на четвертые сутки мы увидели дым. Синий прозрачный столб
падал на мокрые сопки. Одиноко и по-волчьи заливисто лаяла собака.
Наш провожатый поднялся на стременах. Мильсовские гранаты - два
чугунных яблока, подвешенные к поясу на ремешках, - стукнулись друг о
друга.
- Наши баню топят, - определил он, запахивая плотнее шинель.
И верно: рядом с грузной избищей заставы дымилась кургузая банька. Сам
начальник заставы, окутанный облаком пара, вышел навстречу колонне.
- Разговоры потом, - сказал он, коротким рывком пожимая нам руки. -
Мыло в предбаннике... Воды не жалейте.
Застава кончала мытье. Хохоча и толкаясь, бойцы выбегали в предбанник.
Мы видели их стриженые головы, растертые мочалкой жаркие спины и широкие
белые ступни, скользящие на дубовых досках.
В тесной баньке возле кадки сидел только один, залепленный мылом боец.
Он сполоснул руку в шайке и поздоровался:
- Федор Хрисенков, старослужащий.
Мы влезли на полки и разговорились. Федор Хрисенков спрашивал о
московском асфальте и планетарии. Мы интересовались Серебряной падью и
контрабандистами. Потом разговор перешел на белые банды.
- Наша застава тихая, - сказал собеседник. - Очень тихая. За всю декаду
патрона не выпустили. Банды где? Банды за Карпухиной падью...
- Ну, а все-таки?
Хрисенков подумал.
- Была одна застава, и был один повар, - начал он нехотя.
- Комсомолец?
- Кто, я?
- Нет, повар.
- С марта двадцать пятого года... Была одна застава... Нет, тогда уж
лучше по порядку.
Он втащил шайку на верхнюю полку и, пока мы черпали кипяток и растирали
бока, рассказал нам пятиминутную компактную, как обойма, историю.
- Числилась в прошлом году одна небольшая бандочка. Маузеров на
пятнадцать. Под названием банда Майорова. Сам Майоров из царских
полковников. Может быть, в отряде фотографию видели? На доктора похож:
полный, в пенсне, а щека порохом покорябана. У него один раз карабин
разорвался. Самая вредная банда была. Все каппелевцы [Каппель -
белогвардейский генерал, действовавший в Сибири во время гражданской
войны; отсюда - каппелевцы]. У всех двойное шелковое белье из Харбина.
Такую бандитскую спецовку никакой мороз не продерет.
...Вот приходит май, и под прикрытием зелени появляется на сопках
Майоров. То есть приезжают сначала двое товарищей из колхоза имени
Буденного. Приезжают и докладают: угнаны трое коней. Три месяца ходила
застава на ту банду. Только обнаружит, наступит на хвост и вдруг - пусто.
Одни стреляные гильзы валяются. Ерохину руку из маузера пробили. Начальник
через них спать разучился: жена ночью спичку зажжет, он сразу же за
наганом кидается.
- А повар?
Хрисенков встал и выплеснул воду на каменку.
- О поваре разговор последний, - сказал он из облака пара. - Один раз
снимает начальник трубку, хочет с комендантом говорить. Только не отвечает
станция. Молчит телефон, как зарезанный. А накануне буря была - пять
дубков выдернула. Осмотрел начальник аппарат и решил линию с утра
проверить. Тут пробило десять часов, и бойцы стали снимать сапоги, а
начальник пошел к себе диаграмму чертить, потому что он в заочных
механиках третий год.
Заложили дверь на крюк, подвернули лампы. Стали спать. А повар вечером
чаю лишнее перехватил. Поворочался, поворочался, решил выйти оправиться.
Молодик в ту пору как раз напротив крыльца стоял. Вышел повар, смотрит и
радуется: завтра дождя не будет - месяц блескучий.
Только он сошел с крыльца, как вдруг кто-то легонько его груди
коснулся, точно пальцем толкнул.
Смотрит повар и не верит. Стоит напротив крыльца человек в полушубке и
держит в руках карабин. А мушка уперта повару в грудь - чуть повыше соска.
Только повар успел про Майорова подумать, как тот человек шепчет:
"Молчи!.. Убью!"
От того шепота сон у повара как смыло. Ночь, а стало ясно, как днем.
Видит он - казарма в кольце. Конюшня раскрыта. Кони выведены. Стоят
наготове. А у окон бандиты с пучками соломы. С угла уже огонь раздувают,
пакля занялась. Дневальный же у конюшни лежит - не поймешь; убит или
кляпом придушен.
План у Майорова был самый простой: запалить казарму, а потом слева по
одному всю заставу.
Им крик все дело мог испортить. Подпирает бандит повара карабином и
шепчет: "Иди сюда... молчи... не трону. У Майорова слово крепко. Молчи!
Крикнешь - гроб!"
Все Майоров подсчитал, а тут осекся. Повар-то комсомольцем был. С марта
двадцать пятого года. Посмотрел он на бандита да как крикнет...
Дверь предбанника распахнулась.
Пар, клубясь, поплыл под лавки, и в дверях с гребешком в руках появился
боец.
- Хрисенков!.. Начальник велел дичину разогреть, какая осталась! -
гаркнул он, как в бочку.
- Есть разогреть, - сказал Хрисенков.
Он поднял дубовую шайку и, гогоча, вылил на плечи ледяную воду. Клочья
пены съехали на пол, и на груди у Хрисенкова мы увидели укус трехлинейки.
Чистое восковое пятнышко" белело чуть повыше соска. Мы переглянулись.
- Что же ты крикнул, Федя?
Скособочившись, Хрисенков глянул на грудь и засмеялся.
- А не помню, - сказал он, выжимая короткими пальцами волосы. - Как
будто "в ружье"... Начальник доскажет... Он первый гранату в окно послал.
Хрисенков поставил шайку и, сильно размахивая руками, побежал
одеваться.
1933
Last-modified: Tue, 19 Dec 2000 22:12:31 GMT