зъян, Присущий женщине, чтоб закрепить Любовь Адама и сравняться с ним, А может, кое в чем и превзойти? Не зареклась бы! Низший никогда Свободным не бывает! Хорошо, Чтоб так сбылось! Но если видел Бог, И я умру, исчезну, и меня Не станет, и Адам найдет жену Другую, наслаждаться будет впредь С другою Евой, я же - истреблюсь? Смертельна эта мысль! Нет, решено! Адам со мною должен разделить И счастье и беду. Столь горячо Его люблю, что рада всем смертям, Но вместе с ним. Жизнь без него - не жизнь!" Промолвив, удалилась, но сперва Глубокий Древу отдала поклон, Желая силе оказать почет, Растенью сообщившей мудрый сок, Добытый из нектара, из питья Богов. Меж тем нетерпеливо ждал Адам возврата Евы. Он венок Цветочный сплел, чтоб волосы жены Украсить, увенчать ее труды Сельскохозяйственные, как жнецы Царицу жатвы часто коронуют. О радостном свиданье он мечтал Замедлившем и новых ждал утех Вслед за разлукой долгой; но порой Он сердцем предугадывал беду, Тревожное биенье ощутив; И вот навстречу тронулся тропой, Которой удалилась поутру Супруга; мимо Древа та стезя Вела, и от него невдалеке Увидел Еву; только что она, От Древа отступив, держала ветвь С прекрасным, свежесорванным плодом, Что улыбался, аромат лия Амврозии. Направилась к Адаму Поспешно Ева; на ее лице Виновность отражалась, но тотчас Она оправдываться начала И молвила с угодливою лаской: "- Моей отлучке долгой ты, никак, Дивишься? Я томилась без тебя. Разъединенью, мнилось, нет конца. Доселе я такой тоски любви Не ведала, но больше никогда Не повторится это; не хочу Себя отныне мукам подвергать, Которых я, в неведенье моем, Сама искала - мукам разлученья С тобой. Но изумишься ты, узнав Чудесную причину: почему Так долго задержалась я. Ничуть Не вредно Древо, ни его плоды, Вкушенье коих якобы ведет К таинственному злу; наоборот! Они благим воздействием глаза Нам отверзают, возводя в разряд Богов. Сие испытано уже; Запретом не стесненный, мудрый Змий - Иль преступив запрет,- посмел вкусить И все ж не умер, чем грозили нам, Но разум и язык людской обрел; Он так красноречиво рассуждал И так умильно, что меня склонил. И я равно вкусила, испытав Влиянье равное. Мой темный взор Яснее стал, возвышенней душа, Обширней сердце. Я почти совсем Обожествилась. Этой высоты, Лишь памятуя о тебе, Адам, Я домогалась; без тебя презреть Ее готова. Для меня блаженство В той мере подлинно, поскольку в нем Ты соучаствуешь; иначе мне Оно прискучит вскоре, а затем И вовсе опротивеет. Вкуси! Пускай один удел, одна любовь, Одно блаженство нас объединят! Вкуси, дабы не разлучило нас Неравенство! Готова потерять Я для тебя божественность, но поздно,- Судьба соизволения не даст!" Так изложила Ева свой рассказ С веселым оживленьем, но пылал Болезненный румянец на щеках. Адам, недвижный, бледный, услыхав О Евином проступке роковом, Застыл в молчанье. Ужас ледяной Сковал его суставы, раскатясь По жилам; ослабевшая рука Венок из роз, для Евы им сплетенный, Бессильно уронила, и цветы Увядшие рассыпались в пыли. Так цепенел он, слов не находя, И напоследок молвил сам себе, Душевную нарушив немоту: "- Прекраснейшее в мире существо, Последнее создание Творца И лучшее! В тебе воплощены Вся красота, любовь и доброта, Божественная святость, совершенство, Пленяющие зрение и мысль! Как ты погибла! Как погибла ты Внезапно; исказилась, и растлилась, И смерти обреклась! Как ты запрет Нарушила строжайший! Как могла Священный, заповедный плод сорвать Кощунственно? Тебя ввела в обман Уловка вероломная Врага, Которого не знала ты досель, И я погиб с тобою заодно. Да, я решил с тобою умереть! Как без тебя мне жить? Как позабыть Беседы наши нежные, любовь, Что сладко так соединяла нас, И в диких этих дебрях одному Скитаться? Ежели Господь создаст Вторую Еву и ребром вторым Я поступлюсь,- возлюбленной утрата Неугасимо будет сердце жечь! Нет, нет! Я чувствую, меня влекут Природы узы; ты - от плоти плоть, От кости кость моя, и наш удел Нерасторжим - в блаженстве и в беде!" Так утвердившись и под стать тому, Кто, ужас пережив, собой опять Овладевает, после тяжких дум, Необратимой доле покорясь, Он Еве примирительно сказал: "- Бесстрашная! Решилась ты на шаг Отважный и в опасности великой Находишься, направив алчный взор На плод святой, что Богом посвящен Для воздержанья; более того, Завет нарушив Божий, от плода, Касаться коего запрещено, Дерзнула ты вкусить! Но кто б возмог Прошедшее вернуть и сделать вновь Былое небылым? Ни сам Господь Всемощный, ни судьба. Но может быть, Ты не умрешь и не настолько худ Поступок твой. Плод был уже почат, Он Змием споначалу осквернен И, святости лишась, возможно, стал Плодом обычным ранее, чем ты Вкусила. Ведь не умер Змий, он жив И жизни, по твоим словам, достиг Высокой, с Человеком поравнясь; Наглядный довод, что, вкусив, и мы Достигнем соразмерной высоты, Богами будем или перейдем На степень Ангелов - полубогов. Не мыслю, что Господь, благой Творец, Хоть Он грозил, решил бы истребить Нас, лучших тварей, одаренных Им Столь щедро и стоящих во главе Созданий прочих; с нами заодно Они, поскольку созданы для нас, От нас во всем зависимы, должны Неотвратимо пасть. Неужто Бог Творенью - разрушенье предпочтет И будет снова пересоздавать, Трудясь напрасно? Этого не мни С понятием о Боге совместить. Хоть созидать Он властен вновь и вновь, Едва ee нас на гибель обречет, Чтоб Враг возликовал: мол, непрочна Любимцев Божьих участь; кто ж Ему Надолго мил? Низверг меня сперва, Потом людей извел. За кем черед? Нет, пищи для злоречия не даст Господь Врагу. Но все равно; скрепил Я жребий мой с твоим, и приговор Тождественный постигнет нас двоих. И если смерть меня с тобой сплотит, Она мне жизнью будет; столь сильна Природы власть, влекущая меня К тебе; ведь ты мое же естество, Вся из меня возникла, вся моя, Мы - нераздельны, мы - одно, мы - плоть Единая, и Еву потерять - Равно что самого себя утратить!" Адаму Ева молвила в ответ: "- О, славный искус редкостной любви, Блестящий довод, благостный пример! Как следовать ему? Я не равна Тебе по совершенству и горжусь Рождением от твоего ребра Бесценного. Мне радостно внимать Словам твоим, когда ты говоришь О нашей слитности: у нас двоих И сердце и душа - одни; теперь, Воистину, ты это доказал, Решив, что прежде, чем тебя со мной, Столь тесно связанных любовью нежной, Смерть либо нечто худшее навек Разъединит,- мою вину, мой грех, Преступное деяние мое И ты разделишь,- ежели вкусить Преступно от прекрасного плода, Чьи качества (добро всегда к добру Ведет прямым иль косвенным путем) Любовь твою проверить помогли Счастливым испытаньем; без него Не проявилась бы она с такой Возвышенностью. Если б я сочла, Что смелый мой поступок повлечет Угрозу смерти,- казни бы сама Подверглась. Одиноко я умру, Но не решусь тебя склонять к делам, Что твой покой способны погубить, Тем более когда любовь ко мне, Ее сердечность, верность, постоянство Ты нынче беспримерно доказал. Я чувствую совсем иной исход - Отнюдь не смерть: удвоенную жизнь, Взор проясненный, множество надежд И новых наслаждений, дивный вкус, Столь тонкий, что приятное досель Мне пресным представляется теперь И грубым. По примеру моему Вкуси, Адам, свободно и развей На все четыре ветра смертный страх!" Сказав, она супруга обняла, От счастья нежно плача, в торжестве Сознания любви, столь благородной, Готовой для возлюбленной стерпеть Господень гнев и смерть; она дает Ему в награду, щедрою рукой (Злосчастная угодливость вполне Такой награды стоит) с ветви плод Прелестный и заманчивый; не вняв Рассудку, не колеблясь, он вкусил. Не будучи обманутым, он знал, Что делает, но преступил запрет, Очарованьем женским покорен. Земные недра содрогнулись вновь От муки, и Природа издала Вторичный стон. Гром глухо прогремел, Затмилось небо, капли тяжких слез Угрюмо уронило с вышины, Оплакав первородный, смертный грех. Но ничего Адам не замечал, Вкушая жадно; Ева, не страшась, Провинность повторяла заодно, Чтоб грех возможно больше усладить Любовным соучастьем. Наконец, Как одурманенные молодым Вином, они безумно предались Веселью; мнилось им, что обрели Божественность, что, презирая Землю, Вот-вот на мощных крыльях воспарят. Но действие иное произвел Обманный плод. Он плотские разжег Желанья. Похотливо стал глядеть Адам на Еву; алчно и она Ответствовала. Сладострастный жар Обоих обуял, и начал так Адам к восторгам Еву наклонять: "- Я вижу - твой изящен, верен вкус; Он мудрости немалое звено; Ко всем сужденьям вкус мы придаем, Язык считая правым судией. Ты нынче порадела хорошо, Хвалю за это. Много мы услад Утратили, к чудесному плоду Не прикасаясь; истинную сласть Не знали мы досель. Когда настолько Запретное приятно,- десяти Дерев запретных, вместо одного, Нам надо бы желать. Но поспешим! Пристало нам, прекрасно подкрепясь, Утехой завершить богатый пир. С тех пор как в первый раз тебя узрел, Исполненную всяких совершенств, И в жены взял, ни разу красота Твоя не распаляла так во мне Желания тобою обладать И насладиться. Краше, чем всегда, Ты нынче - это Древа дивный дар!" Подобное твердя, не упускал Он взглядов и намеков любострастных, Понятных ей. Зажглись ее глаза Ответным заразительным огнем. Он, без отпора, за руку повел Ее на затененный бугорок, Под сень ветвей, под кров густой листвы. Фиалки, незабудки, гиацинты И асфоделии служили им Цветочным ложем,- мягкое как пух, Прохладное земное лоно! Там Они любви роскошно предались, Всем наслажденьям плотским, увенчав Провинность обоюдную, стремясь Сознание греховности размыкать; Затем, усталые от страстных ласк, Заснули, усыпленные росой. Но эта власть коварного плода, Что с помощью дурманящих паров, Веселием и лестью охмелив, Их душами играла и ввела Все чувства и способности в обман, Иссякла,- отлетел а тяжкий сон, Угаром наведенный, полный грез Мучительных. Супруги поднялись, Как после хвори; глядя друг на друга, Постигли, сколь прозрели их глаза И омрачился дух. Невинность вмиг Исчезла, что, подобно пелене, Хранила их от пониманья зла; Взаимное доверье, правда, честь Врожденные покинули чету Виновную, покрытую теперь Стыдом, что облачением срамным Преступников лишь больше оголял. Как некогда на пагубном одре Далилы-филистимлянки, Самсон, Могучий муж из Данова колена, Остриженный, очнулся, потеряв Былую силу,- так, не говоря Ни слова, обнаженные, они Сидели, добродетелей навек Лишась, ошеломленные стыдом, С растерянными лицами. Но вот Адам, хотя не менее жены Смущенный, принужденно произнес: "- Вняла, о Ева, ты в недобрый час Лукавцу-гаду,- кто б людскую речь Подделывать его ни научил. Он был правдив, о нашем возвестив Паденье, но, суля величье, лгал. Воистину глаза прозрели наши, Добро и Зло познали мы; Добро Утратили, а Зло приобрели. Тлетворен плод познанья, если суть Познанья в этом; мы обнажены, Утратив честь, невинность, чистоту И верность,- все, что украшало нас, А нынче мрачно и осквернено. На лицах наших - похоти печать, Обильно зло рождающей и стыд,- Последнее из неисчетных зол. Уверься в первом - мы Добра лишились! Как покажусь теперь очам Творца И Ангелов, которых созерцал С таким восторгом, с радостью такой? Небесные их лики нашу плоть Земную нестерпимым ослепят Лучистым блеском. О, когда б я мог Средь глухомани дикой, в дебрях жить, В коричневой, как сумерки, тени Непроницаемой лесных вершин Заоблачных, куда ни звездный свет, Ни солнечный - проникнуть не дерзнут! Вы, сосны, кедры, пологом ветвей Неисчислимых спрячьте же от них Меня, чтоб я не видел их вовек! Однако способ вымыслить пора; Как в доле этой жалкой заслонить Нам друг от друга части наших тел, Срамные, непристойные для глаз. Большие листья мягкие дерев Любых, краями сшитые, могли б Нам чресла опоясать, скрыв места Срединные, чтоб стыд,- недавний гость, Там не гнездился и не укорял В нечистоте и блудодействе нас!" Такой он дал совет; они пошли В густую дебрь и выбрали вдвоем Смоковницу; не из породы, славной Плодами, но иную, этот вид Индийцам, населяющим Декан И Малабар, известен в наши дни. Во весь размах простершись от ствола, Склонись, пускают ветви сеть корней, И дочери древесные растут Вкруг матери, тенистый лес колонн Образовав; над ним - высокий свод И переходы гулкие внизу, Где знойным днем индийцы-пастухи В тени прохладу ищут и следят Сквозь просеки, прорубленные в чаще, За пастбищами, где бредут стада. Сорвав большие листья, шириной На Амазонок бранные щиты Похожие, стачали, как могли, Адам и Ева прочно, по краям, И чресла опоясали. Увы! Заслоном этим тщетным скрыть нельзя Их преступленье и жестокий стыд. Им далеко до славной наготы Былой! Так, позже увидал Колумб Нагих, лишь в опоясках перяных, Американцев; дикие, они Бродили в зарослях, на островах, Скитались по лесистым берегам. Виновники сочли, что их позор Частично скрыт листвою, но, в душе Спокойствия ничуть не обретя, Присели и заплакали. Ручьем Не только слезы жгучие струились, Но буря грозная у них в груди Забушевала: ураган страстей, Страх, недоверье, ненависть, раздор И гнев смятеньем обуяли дух,- Еще недавно тишины приют И мира, сотрясаемый теперь Тревогой бурной. Волей перестал Рассудок править, и она ему Не подчинялась. Грешную чету Поработила похоть, несмотря На низкую свою породу, власть Над разумом верховным захватив. На Еву устремив холодный взор, В расстройстве, с непривычным отчужденьем, Адам продолжил прерванную речь: "- О, если б ты вняла моим словам, Со мной осталась бы, как я просил, Когда тебя, неведомо зачем, Злосчастным этим утром привлекло Желанье безрассудное: бродить Одной,- мы были б счастливы и днесь, Не лишены всех наших прежних благ, Не жалки, наги, не посрамлены, Как ныне. Пусть никто от сей поры Предписанную долгом искушать Свою не смеет верность. Кто спешит Испытывать ее,- считай, готов Предательски поколебаться в ней!" В обиде на упрек, вскричала Ева: "- Адам суровый! Как твои уста Столь горькие слова произнесли? Ты нашу обоюдную беду Приписываешь слабости моей, Желанью странному бродить одной. Но эта же беда могла стрястись В твоем присутствии, а может быть, С тобой самим. У Древа или здесь Ты, искушенный бы, не распознал Коварства Змия, вняв его речам. Не знаю: почему бы он вражду К тебе и мне питал? А посему Обмана я иль козней не ждала. Ужели разлучаться никогда Нельзя с тобою? Лучше бы ребром Твоим безжизненным остаться мне! Я такова. Зачем же, мой глава, Ты мне решительно не воспретил Спешить навстречу,- по словам твоим,- Опасности великой? Твой отпор Был слаб; ты был сговорчивым; ты сам Приветствовал, позволил мне уйти, Когда бы отказал ты наотрез, Не согрешили бы ни я, ни ты!" Гневясь впервые, возразил Адам: "- Любовь ли это? Это ли ответ, Неблагодарная, моей любви, Оставшейся приверженной тебе, Уже погибшей, хоть еще меня Вина не отягчала? Сохранить Я мог бы жизнь, блаженствовать бессмертно" Но умереть с тобою предпочел. И ты меня решилась попрекнуть Своим грехопаденьем, утверждать, Что я виновник; мол, я не был строг Довольно, чтоб тебя остановить! Но что я сделать мог? Я упреждал, Увещевал, предсказывал грозу, Грядущую от скрытого Врага, Подстерегающего каждый миг. Прибегнуть ли к насилию? Но здесь Невместно принужденьем ущемлять Свободу воли. Знай, ты чересчур Самоуверенна! Ты поддалась Надежде неразумной - обойти Опасность, или чаяла соблазн Со славою отвергнуть. Может быть, Я заблуждался, слишком высоко Ценя все то, что я воображал Твоими совершенствами, сочтя Тебя неуязвимой против Зла. Проклятию теперь я предаю Ошибку эту, ставшую преступным Грехом, в котором ты меня винишь! Так будет с каждым, кто превыше меры, Доверившись достоинствам жены, Дает ей волю, уступает власть; Тогда не знает удержу она, Но, действуя сама и жертвой став Последствий горьких, в поисках причин Потворство мужа первая клянет". В попреках обоюдных зря текли Часы; никто себя не осуждал, И тщетным спорам не было конца. КНИГА ДЕСЯТАЯ СОДЕРЖАНИЕ Прегрешение Человека стало известным; сторожевые Ангелы покидают Рай и возвращаются на Небеса, дабы доказать свою бдительность. Бог оправдывает их, вещая, что они не властны были воспрепятствовать вторжению Сатаны, и посылает Своего Сына судить ослушников. Сын нисходит на Землю и возглашает заслуженный приговор, но, сострадая падшим, прикрывает их наготу и возносится к Отцу. Грех и Смерть, до сей поры сидевшие у Врат Ада, в силу удивительной симпатии угадывают успех Сатаны в новозданном мире, решаются не быть долее затворниками Ада, но, последуя Сатане - их властелину, стремятся проникнуть в обиталище Человека. Для удобного сообщения между Адом и новозданным миром они воздвигают обширный путь, или мост, через Хаос по следам, проложенным Сатаной. Приближаясь к Земле, они встречаются с Сатаной, который, гордый своим успехом, возвращается в Ад. Их взаимные приветствования. Сатана является в Пандемониум и кичливо объявляет всеобщему собранию о своем торжестве над Человеком. Вместо рукоплесканий в ответ раздается соединенный свист и шипение всего собрания, обращенного, вместе с Сатаною, в змиев, согласно приговору, произнесенному в Раю. Обманутые призраками запретного Древа, выросшего пред ними, они жадно кидаются к плодам, но пожирают прах и горький пепел. Грех и Смерть действуют в Раю. Бог провозглашает конечную победу Сына над ними и возрождение всего сотворенного; теперь же повелевает Ангелам совершить различные изменения в небе и стихиях. Адам, все более сознавая свое падение, горестно сетует, отвергая утешения Евы; однако она все же успокаивает его. Дабы отклонить проклятие, долженствующее пасть на их потомство, Ева предлагает жестокие меры, но Адам не одобряет их и, питая надежду, напоминает о возвещенном обетовании, что Семя Жены сотрет главу Змия, и увещевает умилостивить разгневанного Бога молитвами и покаянием. Меж тем уже прознали в Небесах О мстительном злодействе Сатаны, Что в Рай прокрался, принял Змия вид И Еву от запретного плода Вкусить склонил, а та ввела в соблазн Адама. От всевидящего Ока Творца ничто не может ускользнуть, Всезнающее обмануть нельзя Господне сердце; праведен Господь И мудр во всем, Врагу не запретив Надежность Человека искушать, Вооруженного избытком сил И волею свободной, в полноте, Достаточной, чтоб ковы разглядеть Дружков притворных и прямых врагов И отразить. Всевышнего запрет Был ведом людям: к этому плоду Не прикасаться, кто б ни соблазнял. За непокорство их постигла казнь (Чего им было ждать?). Умножив грех, Ослушники погибли поделом. Отряды Ангельские, торопясь, На Небо из Эдема воспарили, Супругам соболезнуя, грустя Безмолвно, ибо ведали уже О их грехопаденье и безмерно Дивились: как незримый Враг проник Украдкой в Рай? Когда ж Небесных Врат Достигла эта горестная весть, Явили неизбывную печаль Все лики Эмпирейские, но скорбь, В глубоком состраданье растворясь, Блаженство их нарушить не могла. Вокруг прибывших сонмы собрались Насельников Небес, чтоб разузнать Подробности события в Раю, Но стражи поспешили дать отчет Пред Высочайшим Троном, доказать Творцу, что недреманным был надзор. Как вдруг, среди раскатов громовых, Из облаков таинственных, воззвал Всевышний и Предвечный Бог-Отец: "- Вы, Ангельское сонмище! Вы, Силы, Покинувшие Райские посты, Где ваш надзор успеха не имел! Да не смущает вас и не дивит Случившееся ныне на Земле. Ни ваши неусыпные труды, Ни зоркость не могли предотвратить События, предсказанного Мной, Когда, бежав из Ада, пересек Пучину Искуситель. Я прозрел Его победу, ведал наперед, Что соблазненный Человек, прельстясь Коварной ложью, потеряет все, Поверив наговорам на Творца. Его погибель не была ничуть Мной обусловлена. Я не стеснил Малейшим нагнетеньем ни одним Его свободной воли; в равновесье Полнейшем, предоставлена она Своей наклонности. Но Человек По собственному изволенью пал. За преступленье смертный приговор Осталось вынести, но упрежденный, Что в день паденья должен умереть, Угрозу мнимой счел, поскольку смерть Его не поразила в тот же миг, Чего он опасался. Но Адам, Еще до истеченья дня, поймет: Отсрочка - не прощение вины. Не будет Правосудие Мое - Вослед за Милостью - оскорблено! Кого пошлю судьей? Тебя, Мой Сын Соцарствующий, коему вручил Я право суд вершить на Небесах, Земле и в Преисподней. Усмотреть Легко, что с Правосудьем пожелал Я Милосердье сочетать, послав Посредника и человеколюбца, Согласного по доброй воле стать Спасенья ради жертвою, при сем - Спасителем, на Землю низойдя, Вочеловечиться и воплотиться, Чтоб Человека падшего судить}" Так молвив, одесную распахнул Отец блистанье славы всей Своей И Сына лучезарно озарил; Сияньем Сын явил Отца вполне, С божественною кротостью сказав: "- Тебе решать. Предвечный Мой Отец, Мне - волю Вышнюю творить дано На Небе и Земле, да утвердишь Ты на любимом Сыне навсегда Благоволенье Отчее. Сойду На Землю обвиняемых судить. Но знаешь Ты: какой бы ни постиг Их приговор,- но горший на Меня Падет по истечению времен. Я пред Тобой сей приговор избрал И не жалею, ибо, обратив Возмездье на Себя, его смягчу, Умерю правосудье милосердьем, Им равно честь воздам, да возблестит Их слава, да ослабится Твой гнев. Мне помощи не надо на суде, Где нет свидетелей, помимо двух Виновных; третий скрылся, доказав Побегом преступленье. Он презрел Законность и заочно осужден. Улики против Змия - ненужны!" Он с Трона лучезарного восстал, Сверканьем славы Отчей осиян. Как свита именитая, за Ним Престолы, Власти, Силы и Господства Проследовали до Небесных Врат, Откуда открывался на Эдем И на окрестности обширный вид. Туда он вмиг спустился; быстроту Божественную временем нельзя Определить, хотя и на крылах Оно летит стремительных минут. С полудня плавно Солнце на закат Склонялось. Тиховейные ветра, Что Землю освежают в должный час, Уже проснулись, вечер возвестив Прохладный. Охладился также гнев Того, кто милосердным Судией, И заодно Заступником, сошел Изречь над Человеком приговор. Глас Господа, ходившего в Раю, До слуха провинившейся четы Воздушное дыханье донесло На склоне дня. Услышали они, И от лица Господня, меж древес, Укрылись в буйной чаще; и воззвал Господь к Адаму и промолвил так: "- Где ты, Адам, столь радостно приход Встречавший Мой, узрев издалека? Отсутствием твоим Я удручен, И там, куда почтительности долг Являлся, без призыва, нахожусь Теперь в уединенье. Предстаю Не с прежним ли сверканьем? Или, сам Переменись, ты скрылся? Или ты Случайно задержался? Появись!" Явился; Ева нехотя плелась Второй,- а ведь грешить спешила первой. Чета была уныла, смущена; Их взор уже любви не выражал Ни к Богу, ни друг к другу,- только стыд, Отчаянье, сознание вины, Ожесточенье, ненависть, разлад, Лукавство и досаду. Наконец Молчавший в замешательстве Адам Ответил кратко: "- Голос Твой в Раю Я услыхал и убоялся, ибо Я наг, и скрылся!" Кроткий Судия Сказал безгневно: "- Голос Мой не раз Ты радостно и не боясь ничуть Слыхал,- почто теперь он страшен стал? И кто тебе поведал, что ты наг? Не ел ли ты от Древа, чьи плоды Я строго запретил тебе вкушать?" Адам сказал, снедаемый тоской: "- О Небо! Тяжко мне держать ответ Пред Судией моим! Неужто грех Лить на себя приму иль должно мне Мое второе Я, подругу жизни, Винить? Она осталась мне верна, И надо бы ее проступок скрыть И наказанье от нее отвлечь, Но грозный долг, злосчастная нужда Велят мне говорить, чтоб грех и казнь Невыносимым бременем двойным Не пали на одну мою главу. Когда б я умолчал, Ты все равно Открыл бы утаенное. Жена, Мне созданная в помощь, лучший дар, Ниспосланный Тобою, воплощенье Моих желаний, чудо красоты Небесной, средоточие добра, Столь дивная, что от ее руки Я никакого зла не ожидал; Ее любой поступок был оправдан, Столь мило совершала их она; Жена дала мне плод, и я вкусил". Державный Вездесущий произнес: "- Ужель она твой Бог, что оказал Ты вящую, чем голосу Творца, Покорность? Разве Ева создана Твоим вождем, главой, хотя бы ровней, Что для нее достоинством мужским Ты поступился, высоту презрел, На каковую был превознесен Над Евой, сотворенной из тебя И для тебя? Ее по статям всем Ты превосходишь; дивной красотой Наделена она, дабы любовь Твою привлечь, отнюдь не подчинить. Ее дарам прекрасным надлежит Под властью быть,- не властвовать самим. Твое призванье, твой удел - главенство, Когда бы впрямь себе ты цену знал!" Затем Он Еву кратко вопросил: "- Что, женщина, ты сделала, скажи?" И Ева, сокрушенная стыдом, Призналась, но испытывая страх И слов не находя, пред Судией, В смущении дала такой ответ: "- Змий обольстил меня, и я вкусила". Немедля стал чинить над Змием суд Господь, хоть безъязыкий скот не мог На Сатану переложить вину, Который исказил и осквернил Его предназначение, избрав Орудьем зла. Итак, за естество Растленное по праву проклят Змий. Дальнейший смысл от Человека скрыт, Всю истину ему не должно знать, Поскольку не убавило б греха Такое знанье. В сущности, Господь На Сатану, первопричину Зла, Направил приговор и поразил Его в словах таинственных, сочтя Их наилучшими в те времена; Он Змию так проклятье возгласил: "- За то, что сделал это,- проклят будь Пред всеми ты скотами, пред зверьми Земными; и на чреве будешь ты Своем ходить, прах будешь есть все дни Своей ты жизни. Положу вражду Отныне меж тобою и Женой, Меж семенем Жены и меж твоим. Оно пятой главу твою сотрет, И жалить будешь ты его в пяту!" Так предвозвещено все, что сбылось, Когда Марии - новой Евы - Сын, Христос узрел, как, молнией с Небес, Пал Сатана, Князь воздуха; затем Сын Человеческий, восстав из гроба, Владычества и Силы одолел Растленные и в полном торжестве, В сиянье вознесясь, плененный плен Повлек по воздуху, который был Владеньем долголетним Сатаны. Под нашими стопами, наконец, Тот сокрушит Врага, кто роковой Удар ему предвозвестил теперь. Он женщине решенье объявил: "- Умножу, умножая скорбь твою В беременности; ты детей рождать В болезни будешь; к мужу твоему Влечение твое, и будет он Господствовать всецело над тобой". Адама он приговорил последним: "- За то, что внял жене своей, вкусив От Древа, о котором Я запрет Изрек, поведав: от него не ешь! - В твоих деяньях проклята Земля; Все дни твоей ты жизни станешь впредь Питаться в скорби от нее; волчцы И тернии она тебе взрастит, И ты кормиться будешь полевой Травой, и в поте твоего лица Есть будешь хлеб, пока не отойдешь Обратно в землю, из которой взят, Зане ты прах и обратишься в прах". Так Суд вершил Небесный Судия И Он же - наш Спаситель, отдалив Удар смертельный, возвещенный днесь; И, сжалившись при виде их, нагих, Открытых воздуху, что должен был Большие измененья претерпеть, Не пренебрег от сей поры слугой Предстать пред ними. Как поздней своим Он слугам ноги умывал, теперь Покрыл, подобно нежному отцу, Их наготу и кожами одел С животных умерщвленных или с тех, Кто, словно гады, сбрасывают кожи, Дабы на молодые заменить. Не преминув одеть Своих врагов, Не только внешнюю их наготу Он кожами прикрыл, но во сто крат Постыднейшую наготу их душ Греховных Правды ризами облек И заслонил от Своего Отца; Затем, к Нему мгновенно вознесясь, В блаженном лоне Отчем опочил Во славе, и Отца, хотя Господь Всеведущ, о суде оповестив Над Человеком грешным, за него Ходатайство умильное добавил. Меж тем, до преслушанья и суда, Сидели Грех и Смерть лицом к лицу У настоять растворенных Адских Врат, Откуда яростный хлестал огонь Б пучине Хаоса, с тех пор, как Враг Их миновал, пропущенный Грехом. Уродина, молчание прервав, Заговорила, к Смерти обратясь: "- Зачем в таком бездействии, мой сын, Мы, глядя друг на друга, здесь сидим, Тогда как Сатана, великий наш Родитель, ратует в иных мирах, Устроить наилучшее стремясь Пристанище для нас, любимых чад. Бесспорно, он желанного достиг, Поскольку, неудачу потерпев, Вернулся бы: клевреты Божества Удобнейшего места не найдут, Чтоб жажду мести удовлетворить И покарать мятежника. В себе Я чую силу новую; крыла, Сдается, вырастают за спиной; За гранью этой хляби мне даны Обширные владения, туда Сама не знаю что меня влечет, Симпатия иль соприродной силы Влияние, способное сопрячь Явленья сходственные связью тайной, Бездействуя загадочным путем, Чрез пропасти немереных пространств. Ты - тень моя и следовать за мной Обязан. Никакая в мире власть Не может Грех со Смертью разлучить. Но чтобы возвращенье Сатаны Нелегкий перелет не задержал, Чрез эту неприступную пучину Непроходимую, вдвоем с тобой, Отважимся на подвиг, что вполне Нам по плечу: мы перебросим мост Над бездною,- из Ада, в те края, Где Сатана владычит; оснуем Дорогу, памятник соорудим В честь боевых заслуг подземных войск, Для них переселенье облегчив Иль переправу,- как решит судьба. Я в направлении не ошибусь, Столь властно пробудившийся инстинкт И тяга, неизвестная досель, Меня влекут и мной руководят!" На это Призрак тощий отвечал: "- Иди, куда твой рок тебя ведет И сила склонности. Не отступлю, Последуя тебе, и не сверну С дороги нашей общей. Чую дух Убийства, запах неисчетных жертв, Вкус умиранья всех живых существ, Там обитающих. Не откажусь В труде, предпринимаемом тобой, Участвовать; напротив, помогу!" Сказав, он с наслажденьем нюхал смрад Смертельных изменений на Земле. Так сонм стервятников за много лиг От поля, где устроен ратный стан, Спешит уже заранее туда, Почуяв запах мертвецов живых, Которые на смерть обречены В кровавой сече завтрашнего дня. Так страшный Морок на ветру, во мгле, Раздутыми ноздрями поводя, Добычу обонял издалека. Затем, стезями розными, они От Врат Геенны ринулись вперед, В глубь Хаоса, в пустынный, влажный мрак Просторов беззаконных, и, кружа Над водами, со свойственною им Великой силой, вс╨, что средь зыбей Кишело,- плотные ли вещества, Иль вязкие, швыряемые вверх И вниз, как в океане штормовом, Сгребли прилежно, и за валом вал, К проему Ада, стали с двух сторон Склубившееся месиво сгонять. Так два полярных ветра, встречно вея, В Кронийском море сталкивают льды, Хрустальными горами заградив К востоку от Печоры мнимый путь К богатым берегам Катая. Смерть Своим холодным и сухим жезлом Окаменяющим, гремя, долбит, Как бы трезубцем, груды твердых глыб, Упрочив их недвижно; так сейчас Незыблем Делос, бывший в старину Плавучим; Призрака суровый взор Горгонский - прочее оцепенил. Страшилища, асфальтом прикрепив Плотину, равную по ширине Вратам Геенны, глубоко в нутре Неизмеримых Адовых глубин, Над вспененной пучиной возвели Гигантской аркой мост в один пролет Чудовищный, что достигал стены Недвижной мира нашего,- увы, Беспомощного, ставшего теперь Поживой Смерти. Так сооружен Широкий, невозбранный путь прямой В Геенну. Если малое сравним С великим,- точно так, дабы пленить Свободных Эллинов, покинул Ксеркс Чертог Мемнонский в Сузах и, дойдя До моря, Азию связал мостом С Европой, чрез кипучий Геллеспонт, И бичевал разгневанные волны. Воздвигнув дивный мост, что ими был С искусством понтифическим творим, Над бурной бездной, цепь висячих глыб Простерли: Грех и Смерть, по той стезе, Которую, сквозь Хаос, Архивраг, Минуя все препоны, проторил, До места, где, смежив свои крыла, На обнаженный опустился шар Вновь созданного мира; там они При помощи крюков, цепей и скоб Из адаманта прикрепили мост И утвердили,- прочно чересчур И крепко. Здесь граничат меж собой, На малом расстоянье, бренный мир И Небо Эмпирея; слева - Ад, Клокочущей пучиной отделен. Пред ними три дороги, что вели К трем этим областям; они, к Земле Избрав дорогу, устремились в Рай, Как вдруг вдали узрели Сатану В обличье Ангельском; он воспарял В своем Зените, меж светил Кентавра И Скорпиона; Солнце той порой Держало путь в созвездии Овна. Хотя родитель был преображен, Но дорогие дети без труда Отца в личине распознали вмиг. Он, Еву искусив, скользнул тайком В лесок ближайший, облик изменил И за последствиями стал следить Преступного деянья: видел он, Как повторила Ева невзначай Его поступок и ввела в соблазн Адама; их совместный видел срам, Пытавшийся бессильною листвой Прикрыться; но, узрев, что низошел Сын Божий, чтобы грешников судить, Бежал, объятый ужасом, не чая Спасения, но прячась от Руки Карающей и, как злодей, страшась Немедленного гнева Божества. Опасность переждав, он вновь проник В Эдем, к чете несчастной; из речей Унылых, им подслушанных, узнал О приговоре собственном своем, О том, что предназначенная казнь Отсрочена до будущих времен. Теперь же, с вестью радостной спеша В Геенну, он завидел на краю Пучины, где устой береговой Чудеснейшего нового моста К стене Земной Вселенной примыкал, Из Ада вышедших к нему навстречу Потомков милых. Сколь ни велико Их было ликование, но вид Пролета дивного во много раз Восторг Врага усилил; он застыл Надолго в изумлении, пока Его очаровательная дочь, Красавица пленительная - Грех, Не молвила, нарушив тишину: "- Отец! Твой это подвиг, твой трофей! Зачем же ты взираешь на него Как на творенье посторонних рук? Ты - первый зачинатель, первый зодчий. Я сердцем, бьющимся в одном ладу Таинственном с твоим, к нему навек Привязанная силой нежных уз, Прознала, как успешно на Земле Ты действовал, о чем сейчас твой взор Твердит, и, разделенная с тобой Вселенными, почувствовала вдруг, Что мне и сыну твоему пора К тебе,- так роковая нас троих Закономерность вяжет. Ад не мог В своих пределах дольше нас держать, И Хаоса непроходимый мрак Не помешал нам по твоим следам Идти преславным. Ты освободил Нас, пребывавших взаперти, внутри Затворов Адских; ты нам силу дал Над хлябью темной дивный мост воздвигнуть. Твой нынче - этот мир. Ты приобрел Отвагой то, чего не создал сам. Ты мудро, с прибылью, вернуть сумел Утраченное в битвах и вполне Отметил за наш разгром на Небесах, Где царства ты не смог завоевать; Зато ты будешь самодержцем здесь. Пусть Победитель в Небесах царит И пусть покинет новозданный мир, Который собственным Своим отверг Он приговором. Пусть отныне власть Над мирозданьем делит Он с тобой, Свой Эмпирей квадратный оградив От мира шаровидного, где ты, Господствуя, опаснее грозишь Его Престолу, чем во дни войны". Князь Тьмы в восторге отвечал: "- О дочь Прекрасная, и ты, мой сын и внук! Отменно доказали вы родство Со мною, Сатаной,- ведь я горжусь Таким прозваньем, будучи врагом Всесильного Небесного Царя. Вы государству Адскому и мне Бесценную услугу оказали, Триумф мой триумфально увенчав Постройкой величавой, мой успех - Успехом вашим, и притом вблизи Небесных Врат; вы сочетали Ад И здешний мир в единый материк, В единую империю с прямым Удобным сообщеньем. Я спущусь По вашему широкому пути К союзным легионам, отнесу Известье о великом торжестве И с ними ликованье разделю. Тем временем вы следуйте стезе Своей и меж бесчисленных шаров, Отныне - ваших, низойдите в Рай И завладейте, осноаавшись там, Землею, воздухом, но Человеком Особенно,- ведь он провозглашен Хозяином всего, что создал Бог. Его поработите, а потом Убейте. Шлю наместниками вас На Землю; небывалые права, Что мне принадлежат,- вам отдаю Всецело. От сплоч╨нья ваших сил В дальнейшем власть моя зависит здесь, В державе новой, покоренной мной И Смерти, при содействии Греха, Врученной. Аду не грозит ущерб, Пока вы действуете заодно. Ступайте же и твердыми пребудьте!" Он смолк и отпустил свирепых чад, Рванувшихся немедля, средь густых Созвездий, отравляя все вокруг. От яда меркли звездные рои. Планеты сталкивались, претерпев Затменье истинное. Между тем Избрал тропу иную Архивраг, Спускаясь по гигантскому мосту К Вратам Геенны. Хаос грохотал, Преградою разъятый, гребни волн Ревущих вздыбливая с двух сторон, На мостовую арку их кидал, Презревшую Пучины тщетный гнев. Достигнув цели, в Адские Врата, Распахнутые настежь и никем Не охраняемые. Сатана Проследовал. Повсюду - никого. Привратники покинули свой пост И оба отлетели в верхний мир, Другие - удалились в глуби недр Геенны, в Пандемониум, к стенам Столицы горделивой Люцифера (Так Сатану прозвали в честь звезды Блестящей, сходной с ним); там, на часах, Стояли легионы, а вожди В совете заседали, во дворце, Тревожась: что могло бы их царя Столь долго задержать? Так повелел Он, отходя, и все приказ блюли. Как по снегам, в степях, бежит орда Татарская от русского меча За Астрахань; как от рогов луны Турецкой, оставляя за собой В развалинах владенья Аладула, Отходит на Тавриз или Казвин Сефи Бактрийский,- так враги Небес Низвергнутые, кинув позади В опустошенье, мрачные края Обширные, близ Адских рубежей, В глубины отступили и сошлись У стен столицы, город окружив Охраной, ожидая всякий час Возврата царственного смельчака, Искателя неведомых миров. Оборотившись Аггелом простым, Как рядовой воитель, сквозь толпу, Неузнанный, пробрался он в чертог Плутонский и невидимо вступил На возвышавшийся в другом конце, Под балдахином из бесценной ткани, Великолепный королевский трон. Там восседал он, озирая зал, Сам будучи незримым; наконец, Как бы из облака, возникла вдруг Его пылающая голова, Затем он весь, блистая, как звезда, Предстал воочью, если не светлей, Не то поддельным блеском осенен, Не то ему оставленной в Аду Былою славой. В изумленье рать Стигийская, слепящий свет узрев, Могучего узнала главаря, Столь долгожданного. Раздался клик Восторженный. Великие князья, Диван расстроив мрачный, второпях К Владыке Ада бросились толпой С приветом радостным. Он подал знак Рукой к молчанию и начал речь, Всеобщее вниманье приковав. "- Престолы, Силы, Власти и Господства! Отныне эти громкие чины Вам по владениям принадлежат, Не только на словах. Я преуспел В задуманном,- превыше всех надежд, И воротился, чтобы с торжеством Вас вывести из этих Адских недр, Проклятой, мерзостной юдоли бед, Застенка нашего Тирана. Мир Обширный достояньем вашим стал, Немногим хуже отчины Небесной, В опасностях великих и трудах Добытый мною. Долго б довелось Повествовать о том, что претерпел, С какой натугою пересекал Пучину невещественную, хлябь Безмерную, где правит искони Разлад ужасный; ныне Грех и Смерть Соорудили там широкий мост, Дабы ваш славный облегчить исход. Но должен был я силою торить Безвестный путь и бездну укрощать Неодолимую. Я глубоко В несотворенной Ночи утопал И в диком Хаосе; они, ревнуя О сокровенных таинствах своих, Неистово препятствовали мне В неведомом скитанье, и к Судьбе Властительной взывали, вопия Отчаянно. Не стану длить рассказ О том, как посчастливилось найти Мир новозданный, о котором шла На Небесах давнишняя молва,- Изделье совершенное вполне И чудное, где Человек в Раю Устроен и блаженным сотворен, Ценой изгнанья нашего. Хитро Его прельстил я преступить Завет Создателя; и чем его прельстил? Вас несказанно это изумит; Вообразите: яблоком! Творец, Проступком Человека оскорбясь (Что смеха вашего достойно), предал Любимца Своего и заодно Весь мир - в добычу Смерти и Греху, А следовательно - и нам во власть. Без риска, опасений и труда Мы завладели миром, чтобы в нем Привольно странствовать и обитать И Человеком править, как бы всем Всевышний наш Противник правил сам. Я тоже осужден, вернее,- Змий, В чьем образе я Человека вверг В соблазн, и вынесенный приговор Вражду провозглашает между мной И Человечеством; его в пяту Я буду жалить, а оно сотрет Мою главу (не сказано когда). Но кто б не согласился обрести Вселенную, хотя б такой ценой, Ценой потертости иль тяжелейшей? Вот краткий мой отчет. А что теперь Вам, боги, остается, как не встать И поспешить в блаженную обитель!" Умолкнув, чаял он согласный клич Восторга и рукоплесканий гром Услышать лестный, но со всех концов, Напротив, зазвучал свирепый свист Несметных языков - презренья знак Всеобщего. Владыка изумлен, Но не надолго, ибо сам себе Он вскоре изумился, ощутив, Как ссохлось, удлиненно заострясь, Лицо, и к ребрам руки приросли, И ноги меж собой перевились И слиплись. Обезножев, он упал Гигантским Змием, корчась и ползя На брюхе, и пытался дать отпор, Но тщетно; Сила высшая над ним Господствует, осуществляя казнь В том образе, который принял он, Ввергая Прародителей в соблазн. Враг хочет молвить, но его язык Раздвоенный шипеньем отвечал Раздвоенным шипящим языкам. Его сообщники по мятежу Отважному равно превращены В ползучих змиев! Свистом весь чертог Стозвучным огласился. Вкруг Врага Кители густо чудища, сплетя Хвосты и головы: бессчетный сонм Зловещих Аспидов и Скорпионов, Керастов рогоносных, Амфисб╨н Ужасных, злобных Эллопов, Дипсад И Гидр (в количестве не столь большом, Скользя, клубились гады на земле, Где кровь Горгоны древле пролилась, И остров Офиуза не давал Убежища таким скопленьям змей). Но был наикрупнейшим - Сатана В драконьем образе; превосходил Нифона он, что Солнцем зарожден В пифийском доле илистом, но власть Отступник не утратил: все Князья И Полководцы следуют за ним На площадь, где Гееннские войска, Отверженцы Небес, блюдя ряды, Во всеоружье восхищенно ждали Победного явления Вождя, Увенчанного славой, но узреть Им довелось противное: толпу Презренных гадин. Ужас обуял Мятежников, почувствовавших вдруг, Что под влияньем страшного сродства Невольно превращаются теперь В подобья тех, кто взорам их предстал. Броня, щиты и копья, грохоча, На землю падают; за ними вслед И сами воины. Раздался вновь Свирепый свист; змеиный, гнусный вид На всех, как заразительная хворь, Равно распространился, покарав Равно преступных. Так рукоплесканья Желанные, преобразясь во свист, В шипенье злобное из тех же уст, Принудили самих бунтовщиков Свое ж