ась!.. Она огляделась вокруг. Стол книгами загрузил. И подоконник. Брошюры. Подшивки. В каждой книге закладки. Некрасов, что ли, постарался, чтоб высокое начальство не запамятовало, в какое время живет. Ермаков поднял глаза от папки, которую развязывал, и воскликнул смиренно: -- Огнежка, дорогая, не взирайте на меня с такой ненавистью! Огнежка обеими руками прижала к себе чемоданчик, словно его пытались у нее отобрать. Вскрикнула зло: - Да вы страшнее Инякина, хотя бы потому, что умнее его. Вы куда хитрее, изворотливее, умеете застращивать выдуманными или преувеличенными трудностями возрождения Гущи как гражданина. И заплакала. Я в вас верила, а вы?... Ермаков вначале оторопело таращился на Огнежку. Затем, пригнувшись к столу, принялся выдвигать один за другим ящики, шарить в них, развязывать папки. Наконец нашел, что искал. Протянул Огнежке два листика бумаги, соединенных скрепкой. Это была докладная Ермакова в исполком городского Совета "О снижении себестоимости строительства". Ермаков просил разрешить ему в виде опыта половину сверхплановой экономии треста распределять каждый месяц среди рабочих. . Огнежка недоверчиво взглянула на дату. Пощупала двумя пальцами бумагу, которая уже начала сереть, жухнуть по краям. Судя по дате, бумага ушла вскоре после памятного ей профсоюзного собрания. Огнежка скорее выдохнула, чем произнесла: -- Не разрешили? -- Разрешили... дать нам на эту сумму дом. -- Какой дом? -- Наш дом на Ленинском проспекте. Тот, в котором живут Староверовы, Гуща и другие. Огнежка всплеснула руками: . -- Так как же вы могли промолчать о том, что дом на Ленинском проспекте нам дали за экономию?! Об этом должен был узнать каждый рабочий. Ермаков повел шеей, точно что-то мешало ему дышать. -Так ведь дом, дали. А потом отбирали. Тут уж не до деклараций... Только сейчас до Огнежки дошел по-настоящему смысл ермаковской докладной. Она тяжело опустилась на стул, оглушенная своими словами. Что она наплела?! Бог мой, каким жалким самомнением надо обладать, чтобы Ермакову... Ермакову!.. Ермаков наклонился к ней, спрашивал о чем-то. Огнежка слышала, встревоженный, участливый бас и словно бы не слышала его. Что она наплела? Что она наплела?! 12. Наутро Огнежку разбудил телефонный звонок. В трубке ревело так, что Огнежка отстранила ее от уха. Ермаков?! Что?! Прийти?.. Что стряслось?! Огнежка застала Ермакова взъерошенным, осунувшимся. Похоже, не спал ночь. -Огнежка, Зот требует, чтобы "Правду" сдали через две недели. А там еще конь не валялся... Через две недели?! . Это было непостижимо. Только что закончилось совещание в Главмосстрое, где Зот Иванович Инякин задержал давний староверовский проект большого потока: вначале тянуть дороги, затем, на готовых дорогах, ставить дома. С такого конвейера можно будет "снимать" около трехсот домов в год. В три раза больше, чем ныне. И от него же, Зота Инякина?! Зота Инякина больше всего интересовало, откуда спущена директива, Почему прошла мимо него? Ускорить застройку в три раза! Они что, все -все с ума сошли?! В три раза - при том же фонде зарплаты? Техники? И вначале тянуть постоянные дороги?.. Откуда спущена?! Наконец ему удалось спросить об этом Ермакова. Ермаков в ответ как бы беспомощно развел руками: де, не я, клянусь, не я прислал. -- Кто же? -- голос Зота Инякина прозвучал нервно. -- Обком? Ермаков отрицательно, качнул головой. -- Госплан? -- Зот Иванович начал привставать со стула. Ермаков снова мотнул головой. -- Решение Совета Министров? -- Круглое лицо Зота Ивановича вытягивалось. -- Цека?! Ермаков помедлил, затем бросил как как бы вскользь: - ОТ СТАРОВЕРОВА. Не знаете его? Огнежка от удовольствия даже прихлопнула в ладоши. Находчив Ермаков, этого от него не отнять. - Пора бы и знать! Лупоглазый такой парень. Тихон, брат ваш, в его бригаде.. Голову Зота Ивановича повело в сторону, как от тика. Он уже не говорил, кричал - В три раза! Не к концу семилетки. А назавтра? Неофициально, наедине с Ермаковым -- Огнежка узнала об этом позднее, -- он выразился более определенно: - Через мой труп.. В самом деле, было от чего новому министру прийти в неистовство. Все реорганизации, все сокращения и перетряски остались позади. Гламосстрой из года в год выполняет план. Портреты строителей Заречья во всех газетах. И вдруг... нечто лупоглазое, замызганный ватник. Его удел -- пить. Забивать "козла" до одури... И от его-то имени во всеуслышанье: миллионы народных денег по вине Инякина летят на ветер?!. Ермаковские интриги! Попытка затеять склоку... - Зот Иванович позднее, на пленуме ЦК партии, защищался с решимостью отчаяния, а давно известно, ничего нет на свете коварнее отчаяния сохранить свои привилегии. И вдруг, какой оборотень! От него же документ, от ненавистного Зотушки, "Правду" через две недели! К чему такая спешка? Тем более, строить вовсе не главное здание редакции, главное штурмом возвели еще при Сталине, а теперь высотку неподалеку, срочно - для жилья "правдистов", что ли? Строить быстрее... в пять раз! -Очередная показуха?! - Показуха, Огнежка, показуха! Хрущев прилетает из заграничного вояжа через две недели. Уезжал - забор был, котлован огораживал. Прилетит - громадина высится. Двенадцать этажей.. Чистая показуха, Огнежка! Да и страх! Сколько стояли. То потолочных панелей нет, то еще чего. Простой на простое. А кто виноват? Хрущ заматерел. Кукурузу даже в Архагельскую область затолкал..Ладно хоть не на полюс... Голову снимет запросто... И тут уря-уря! Всю дорогу так... "Без туфты и аммонала не построишь канала", - ведь это еще с концлагерей пошло. С Беломорканала. Огнежка присела на край стула. - Написали протест? - И писал, и звонил. Наверху, в строительном отделе, ощетинились, как кабаны. Там с Зотом поют дуэтом. Неизвестно еще, кто первый сказал "э". Зот или кто-либо из хрущевских секретарей. На самом деле, Ермаков не только писал и звонил секретарям ЦК. Попросил давно и хорошо знакомую ему Екатерину Фурцову немедленно принять его, и там обстоятельно разъяснил, с глазу на глаз, что такая стремительность укладки нереальна. Не кладка, а авантюра!... На что Екатерина 27-я бис, как иногда называл ее Шура Староверов, изнемогавший от "бесконечных гостей" , поджала губы в жесткой складке, и - с напором: "Считайте это нашей партийной установкой" На такие слова члены большевистской партии, как известно, не возражают. Тем более новый Член Политбюро ЦК их произнесла. Выше власти в СССР нет... Но об этом Ермак беспартийной Огнежке даже не упомянул. На лица не переходил. Выразился, можно сказать, афористично...: - Там ныне такой дух. Все хрущевский зад лижут. Хоть святых выноси... Да вы и сами видите. Объяви Хрущ завтра себя русским самодержцем, свита бы изобразила неписанный восторг. Мол, давно пора прекратить дорогостоящие игры в выборы! Есть русский царь, и - дело с концом! - Что за чушь? Зачем им царь?! - Царь им и на черта не нужОн. Свита жаждет править вечно! Ее вечная мечта - НЕСМЕНЯЕМОСТЬ. -Сергей Сергеевич, извините за повтор, завершить все двенадцать этажей только-только за две недели невозможно. Как прораб вам говорю... Ермаков подпер небритую щеку рукой, словно у него зубы болели. - В том то и ужас, Огнежка, что возможно....Все возможно. "Нет таких крепостей, которые большевики... и прочее ля-ля-ля". Если колонны каркаса не приваривать по инструкции - кругом, а прихватывать сваркой... на четыре точки. Временно. Колонну на колонну водрузил, прихватил - на четыре точки. На нее - следующую. Снова - на четыре точки. А доделать позже. - Это преступление, Сергей Сергеевич. Заранее запланированное. Недостаточно нам жертв пятьдесят седьмого года, когда мадам Фурцева была московским секретарем ... Я бы все строительные книги и учебники начинала с эпиграфа или, на худой конец, сноски под заголовком. И текст непременно такой: "В 1957 году в Москве, когда партийным секретарем была Екатерина Фурцева, рухнуло двадцать три стройки. Лишь упавшая стена на стадионе Лужники похоронила под собой двадцать семь рабочих." - Языкатая ты, Огнежка. И не вполне объективная. Забыла в своей "сноске" написать, какая была "партийная установка". Не прекращать кладки даже в сорокоградусный мороз. Раствор и не схватился... Помню, как Екатерина кричала мне по телефону: кровь из носу, но чтоб к новому году все было, как в ажуре! А на дворе минус сорок два, как в сорок втором году. Чуть оттепель, и - крах.. Кстати, гуманист Хрущев выдвинул нашу Екатерину в министры культуры СССР именно после массовых катастроф... -После убийства рабочих по ее вине? - Огнежка, они никогда и ни за что не отвечают... - Я не буду участвовать в этом преступлении. И вас... прошу, Сергей Сергеевич... Не надо! Это - тюрьма. - Так ведь все тюрьма, Огнежка! - Ермаков вскочил на ноги, прошелся от стены к стене, словно хотел уйти, да не попал в дверь. - Все! Вся наша работа!.. Каждый мой шаг - уголовный кодекс. Твое постоянное клокотание, прости, детский лепет. "Шурка-Нюрка..." Воздушные замки. Чернышевского начиталась или кого там? Я каждый день... трижды в день, по УК РСФСР, - чистый уголовник... Что ты рот раскрыла? Не знаешь, что ли? У безголового Зотушки, когда МГУ начинали, брошенные панели увез - уголовная статья. В Лужниках стена рухнула, людей придавило - статья. Не важно, чей приказ "гнать" Лужники к празднику, ни с чем не считаясь. Я - ответственный!.. Далее. Новую оплату ввели, у Чумакова горшок с кашей отняли - уголовная статья. Да еще какая! Нарушение финансовой дисциплины. До семи лет. Со строгой изоляцией... А следователя из прокуратуры выгнал, который за Тонькой охотился... Все - статья. Каждый мой шаг. Все для блага, говоришь? Так вот... за каждый благой шаг... от года до десяти. В лагерях усиленного режима... Да что там я! Ты любого спроси. Любого директора, любого Председателя колхоза, все в статьях УК РСФСР, как в куриных перьях. Все, при нашем мудром Госплане с его инякинском снабжении, вертятся. Все по краю ходят... Иначе при нашей системе труба! Провалишь дело, и тут же ... небо в крупную клетку. С какой стороны не подойди - от тюрьмы, да от сумы не отказывайся. Я опасность, как мог, уменьшил. Найму сварщиков вдвое. Втрое . Они будут сваривать по инструкции, кругом. У них, как понимаете, объем работ другой. Пойдут следом за староверовыми.. Этажа на три-четыре, конечно, будут отставать На что нам еще надеяться? Все повязаны. Все до одного. Все преступники. И я, и Зот, и Хрущев Великолепный... Ворон ворону глаз не выклюет. Победителей не судят! Огнежка обхватила руками локти, словно ее просквозило. Ее и в самом деле бил озноб. -- Сергей Сергеевич! Уходите! Вы правы, на Олимпе никогда и ни за что не отвечают, как в рабовладельческой Греции, добавил бы ваш Игорь. Зот отыграется на вас. У него здесь стукачей, как собак нерезанных. Ныне он правая рука Хрущева. С Брежневым фотографируется. С Подгорным - видели в "Правде"? Такой ударит - костей не соберешь... Ермаков, поерзав в кресле, схватился за щеку. - Ушел бы! Убежал! От всей честнОй компании! Так ведь не отпустят по доброму... Сразу все вспомнят. Есть чего вспомнить! Только ослушайся! Тем более, так было всегда! Всегда! Вы по молодости не знаете, как "Правду" возводили. На аврале. Когда первое здание отстроили, улицу "Правды" за ночь заасфальтировали, чтоб Сталин утречком мог проехать. При свете военных прожекторов асфальт клали. Одного вроде придавило катком... Теперь, вот, надо вымахать двенадцать этажей на живую нитку - что б Хруща по животу погладить. Правитель ныне другой. Не Иосиф- страх божий, а лишь его соратник. . Труба пониже, да дым пожиже. А законность та же! "Давай-давай!" А куда бежать? Попробуй-ка! ... Над экспериментальным жилым корпусом, неподалеку от улицы "Правды", высился десятитонный кран, гордый красавец, взметнувшийся над стройкой на круглой, точно корабельная мачта, кране. Его огромные, на всю страницу, портреты, не сходили с обложек журналов "Огонек", " Советский Союз", чередуясь с портретами ученых и артистов. Металлический крюк его взлетал в поднебесье, сияя на солнце звездочкой. Этот кран даже старики-каменщики не посмели назвать "железной лошадью", как обычные подъемники стройки. - Конь! - восхищенно кивали в его сторону и Силантий, и Гуща.- О-ох, конь!... Железные работяги- кони без устали подцепляли и подносили металлические колонны каркаса. Когда их ставили одну на другую, Шура прихватывал их сваркой. На четыре точки. В инструкции этого не было, Но инструктор-сварщик, шутка сказать, прежде на сталинских "высотках" работал! Обнадежил Шуру: "Никуда не денется!" А тут еще сообщили, коли подымут к приезду Никиты Сергеевича двенадцать этажей каркаса, Тоню, почему-то застрявшую в милицейском "обезьяннике", отдадут на поруки коллективу. Никто тогда не откажет. Сам Зот Инякин обещал. Железные колонны плыли, чуть покачиваясь в воздухе, чередой. - Давай-давай! - кричал Шура вдохновенно и сорил искрами сварки. Весь корус был как в фейерверке. "Свяжут", на живую нитку, колонны длинными железобетонными балками- ригелями- этаж готов. На последний ригель прикатили все "ответственно-безответственные", как окрестил их Ермаков.. Хотя было воскресенье, казалось бы, не до того... Какое! С дач примчали. У Зота в машине ведро клубники. Некогда было домой завести. В восемь утра генсек, сообщили, садится не то во Внуково, не то в Шереметьево, все тайна! Не до отдыха тут! Зот Инякин ведро из машины вытащил, начальство, заскучавшее в ожидании, подошло, прихватило по ягодке-другой, потом, вслед за Ермаковым, присело у ведра на корточках, навалилось... Не сразу заметили, что могучий кран сломался, Последний ригель закачался на стропах, как на качелях. Так и не дождались. Уехали, наказав до вечера уложить. Кровь из носа!. Счастье, что генсек где-то в Бельгии задержался.. ....Стряслось это в памятном всем 1962. Игорь Некрасов уже второй год, как ушел со стройки, вернулся в Университет, защитил докторскую диссертацию о рабочем фольклоре. Побаивались в МГУ этой диссертации. Политики много! Ермаков был на защите. Рассказывал. Ученый совет голосовал. Ни одного черного шара не было брошено. Единогласно утвердили. Теперь Ермаков его книги ждет. Обещал прислать рукопись... Год назад - не выдержал Игорь - отправился в Заречье. Повидаться "со своими", как говорил. Ермаков был в отъезде.. Ждали вечером. Все время до вечера провел со Староверовами. Посмешили они Игоря Ивановича. . Рассказывали наперебой, как у них недавно "выбирали" в герои страны и в Депутаты. Передали из ЦК по телефону разнарядку: Тресту "Мосстрой No"3" выделено - одного человека в Герои Соцтруда, и одного - в Депутаты Верховного Совета СССР. Затем прочитали бумагу: "Показатели такие. Чтоб с постоянной пропиской, по национальности русские, социальное происхождение - из рабочих. Чтоб пили в меру. И на чужих жен не зарилсь". - А насчет умишка депутата ни слова. И чтоб вороватым не был - не заикнулись .- Нюра улыбнулась. Пожала недоуменно плечами. - Только цвет глаз не указали, а так все-все расписали. Как для детского сада. Или для психов. "Ермак, значит, - продолжила она свое повествование,- подсадил в Герои Чумакова, а в Депутаты Шуру... Чумаков из-за скандала в Постройкоме провалился, а Шурка, дурак, целых два месяца отказывался. Только вчера признал, что его заарканили... Игорь обрадовалсял. "Хожение во власть Шурки Староверова" это же наша новая или даже новейшая история... Просил ты хоть однажды слово для выступления? - вырвалось Игоря Ивановича.. - Просил, как же... Не дают. Убедился, дают лишь тем, кто берет слово от имени своей области или края.. Секретари, председатели разные...Короче, номеклатура. От кого? -спросили. - Что, от рабочего класса - не годится? - Здесь все депутаты от "от рабочих", - возразили с улыбочкой. Потребовали, что б показал свою речь заранее... Ну, показал... Они неделю не возвращали: Екатерина Алексеевна Фурцева отчего-то заинтересовалась, попросила прислать ей будущую речь бригадира с Заречья. А потом от ее имени мне передали: "Выбрось то, опусти это..". Но я же не Тихон Инякин, так их и этак! И замолчал. Молчал так долго, что Игорь Иванович повернулся к Нюре. - Нюра, а ты хотела когда-либо стать Фурцевой? Взлететь на государственные высоты? Владимир Ильич такую возможность предвидел... - Боже упаси, Игорь Иванович! Женщин к таким должностям допускать нельзя. Ни в коем случае! Это было для Игоря так неожиданно, что он перебрался вместе со стулом к Нюре поближе. Спросил, чем вызван у нее, женщины, такой необычный взгляд? - Игорь Иванович, коли, извините, вы интересуетсь этим всерьез, как ученый человек, спрошу вас откровенно. Чтобы управлять такой махинищей как страна, нужны чтоб существовали точные законы управления? И чтоб эти законы были святы и для вас, ученого человека, и для подсобницы каменщика, которая едва седьмой класс осилила. Правильно я думаю?.. Спасибо, Игорь Иваныч, за поддержку. Да только зачем нам так высоко брать, тут, в нашем профсоюзе, и то концов не найдешь. Прав никаких, одни разговоры. Каждый по своему понимает свои права... А что, Игорь Иваныч, в вашем университете всегда считаются с профсоюзом? И потом не все женщины на одну колодку. Которые образованные, с умом, те ощущают, что они, по сравнении с мужчинами, не все могут. Другие гордячки, честолюбки своевольные, с этим несогласны. Сколачиваются в какие-то феминистки. А о чем они, читаю, феминистки хлопочат?. О равноправии. Да есть... есть у нас, в Заречье, равноправие! Наш прораб Огнежка равноправнее любого мужика. А на высокую гору, умница, ни за что не полезет. Заберись хоть на самый пик, сказала как-то, а вокруг Чумак на Чумаке. Да и какие, скажите, у вашего Хрущева законы? Он о них, может, и не вспоминает никогда. Потому, сами видите, кидает его из стороны в сторону. То своих чиновников делит на промышленных и сельских, то снова всех в кучу. Нигде не читала, чтоб и бабы о законах думали... Когда такую своевольную гордячку подсаживают на самый хребет, где нужны не только ее хитрый женский умок, но и мудрость... и все ждут от нее спокойной мудрости, получают вдруг крикливую бабу, все знающую и все понимающую... А главное, скажу вам по совести, баба на "высотке" непременно будет ревниво оглядываться на мужиков, доказывать им своими решениями, что она еще более свирепа, чем они, еще более жестока. А это - беда... И со смехом: - Нет, хотите, мужики, жить на белом свете, оставьте нас, женщин, в покое. Справляйтесь со страной сами... Игорь Иванович хотел бы продолжить разговор, но Нюра уже склонилась к кроватке Шурани маленького, который со сна что-то бормотал, и, поблагодарив ее за честный, неожиданный для него ответ, снова вернулся к Александру. - Саша, так чем же оно все-таки кончилось, твое "хожение во власть" ? Ты не стал ничего исправлять в своей речи, на том и кончилось. Ты их более не интересовал? Александр молчал, затем стал кому-то звонить. Ни слова более. - Так что,- спросил Игорь Иванович перед уходом ядовито, ты опять скажешь, что это "не для бумаги" Александр взорвался. - Нет, я у них именно "для бумаги". Подтирочной... Поздно вечером появился Ермаков. Обрадовался гостю. Сказал, Игорь, книгу твою прочел. Научный анализ, правда, пробежал. Это для профессоров. А так - острая книга. Много нового даже для меня. Похохотали с Акопянами. Наша девочка, особа впечатлительная, пришла от книги в восторг. И тогда я отправился с ней к Хрущеву. Никита Сергевич держал месяц. Потом попросил приехать. Отношение у него к ней такое: "Лихая книга. Твои воронежские девочки, Ермаков, со своими припевками раздели нас догола. Что голосят? "От получки до получки не хватает на харчи". А над нашей партией, так просто издеваются. Вот, скажем, поют на своих заваленках в два голоса. Женский голос: "Прошла зима - настало лето... Бас подхватывает: Спасибо партии за это..." - Никита Сергеевич, это поют во всех городах и деревнях страны. И в два голоса и в одиночку. - Пусть здесь поют! У себя! Дома! А там, на Западе, - такая книга- материал. Хлеб для враждебных нам комментаторов. Как нам после твоей книги приезжать на международные конференции? Без штанов? И заключил так: - Книгу, конечно, напечатаем. Лет через двадцать... Игорь помрачнел. -Не журись, Иваныч! Ты опять легко отделался. Михаил Суслов, главный в Кремле идеолог, заявил писателю Василию Гроссману, что его роман "Жизнь и судьба" может быть напечатан в стране лет через двести... У Игоря шея вытянулась. - Это уже похожие мотивы: "Третий рейх на тысячу лет.". Они и себе отвели столько же? ..Дураки набитые, ладно хоть не злодеи! И не жулики" - Ты в этом уверен?- усмехнулсяу Ермаков -. Молод ты, молод, Игорек! Игорь напомнил, почему-то застеснявшись: год назад, когда он покидал стройку, Сергей Сергеевич рассказал страшную для него новость, будто нищенская зарплата - это не экономика, а - читая политика... - До сих пор сомневаюсь. Не преувеличение это, Сергей Сергеевич? Они, конечно, темняки. Дурни. Но... все же не злодеи... - Ах, ты еще сомневаешься, романтик?! Вернувшись к своей университетской- спокойной, размеренной жизни - докторскую Игоря Ивановича Некрасова - необычную, спорную - в ВАКе, наконец, утвердили - Игорь все время думал об Александре Староверове и его "хожении во власть". Конечно же, недостало у парня терпения и гибкости. Разве, черт побери! нельзя было чего-то добиться? Во всяком случае, помочь Ермакову в его немыслимом, просто слоновьем противостоянии?! Но следующее утро все в его жизни перевернуло. Дружки из московского горкома оглушили Игоря . Сообщили по строжайшему секрету. О "волынке", как они назвали расстрел рабочих в Новочеркасске. Произошло что-то, по представлению Игоря , и вовсе немыслимое. Рабочие о высоких ценах в магазинах и несправедливо низкой расценки их работ, о своей нищей зарплате, а в них за то - огонь на поражение?! Чистый Щедрин. Глуповцы, увидели пыль на дороге, кричали "Хлеб идет", а пришли каратели... Спецназ Кавказского военного округа, "Дикая дивизия" как его назвали. Выстрелила прямо с машин, в воздух. А на деревьях сидели дети. Посыпались оттуда горохом. Затем дали залп и по толпе... Новочеркасск в крови. Давний, ужаснувший Игоря хрип Ермака о том, как власть на Руси регулирует зарплату. Чтоб "работяге" всегда до получки десятки не хватало... Чтоб он головы поднять не мог". Этот страшный хрип вдруг зазвучал в его ушах - точно вчера был этот разговор. И, главное, свои безголовые мальчишеские возражения Ермаку: "Чтоб стреляли в нашу Нюру за новые "профсоюзные нормы"? "Кровавое воскресенье - сегодня, в шестьдесят втором?! Дорогой, Сергей Сергеевич. Фантастика это! Хрущ, может, вы и правы, - самонадеянный зарвавшийся деревенский простачок, а то и дурачок, полный благих намерений, но - не злодей..." Воспомнание мучило его , как острая боль, от которой не уйдешь Игорь обвел глазами свою новую аспирантскую комнатку в университетском общежитии, словно в ней и заключался ответ. Взглянул в ошеломлении на Москву со своего двадцать второго этажа. На слепящую Москва-реку. И точно в голове просветлело. Расстрел своих рабочих перестал быть архивной пылью или "новостью" исторических публикаций, изданных за рубежом и потому порой вызывавших сомнения . Расстрел своих рабочих стал страшной сегодняшней явью... Господи Боже мой, а я спорил с Ермаком!. " Все дороги ведут ...." на всех московских перекрестках лгали хрущевские слова. Не в коммунизм они вели.... Зверский расстрел своих рабочих - это фашизм. И ничто иное.. Академик Иван Павлов еще в 1934 написал в своем письме в ЦК : " Вы сеете по культурному миру не революцию. А с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было". Считалось, свихнулся знаменитый академик на старости лет... И мы, щенки, в это верили. Но в Университете какой уж год шепчутся, что и академик Ландау, гениальный физик а не отнюдь "выживший из ума старик" когда-то неосторжно высказался, что с октября 1917 у нас "сформировалось фашистское государство". И сказал даже неслыханное, что "Ленин был первым фашистом..." Гения тут же потащили на Лубянку; по счастью, ученые всего мира вступились за него, вырвали из тюряги. Правда, затем на него наехал тяжелый грузовик, и он, тяжело заболев, умер: Лубянка свое дело знает... Нас, простых людей, естественно не спасло бы ничего. Сгноили бы на каторге. Теперь даже такому правоверному дураку, как я, очевидно, что гении, хоть они порой и с "закрутом". Но - всегда правы. В конце-то концов, Ленинский проспект разве Ермаков начал?! Его тянули с октября 1917, когда началось... брат на брата, Отстреливали "классово чуждых" как дичь. А Гулаг?! Мишка Гринберг, помнится, ляпнул в коридоре факультета, что советская власть давно почила в бозе... Сколько мне пришлось умолять помощников Хруща, чтоб Мишка не угодил в Мордовию... Уймут ли когда бандитов? Ведь наши историки давно все подсчитали, их за правду и раскидали по тюрьмам и ссылкам. Если б не возник в голове Ильича этот, фигурально выражаясь, "Ленинский проспект", ныне жили бы в России-матушке как они подсчитали, 350.миллионов счастливых людей. А сколько теперь осталось?.. Ведь расстреливали не только мифических "врагов народа", но и не родившихся от них детей. ... Нестерпимо захотелось снова повидаться с Ермаком. Повиниться за то, что тогда его рискованные откровения всерьез не принял. Твердил "Хрущ - не злодей!" Не злодей пока его кресло не пошатнули. Да и не пошатнули еще. Работяги свои честно заработанные деньги попытались отбрать у сиятельных воров. И в ответ- залп... Бандиты! Сталинское отродье! И конца им нет ... На другое утро Игорь Иванович потащился на своем видавшем виды "Москвиче" в Заречье. Провел весь день с Ермаковым, который веселил его своими "заграничными рассказами". Как строят ТАМ, и как у нас, оборванцев. .... Ермаков поставил, "со свиданьицем" на стол два стакана, налил водки. Не стал пить Игорь. Не такой сегодня день, Сергей Сергеевич!. Тут нужна свежая голова. На свежую голову и услышал. "Ваше поколенние туго спеленали еще при рождении. Осмысленно и твердо решили превратить в быдло. Многих и превратили... Ты, на мой взгляд, только на стройке распеленался, засучил ножками... Исполать тебе..." К вечеру собрался уезжать, все еще чинили кран. Игорь познакомился с крановщиком уникального крана - рыжего веснушчатого парня с входившей тогда в моду косичкой. "Я молодожен, - сказал тот застенчиво, - моей жене косичка нравится". Отработал молодожен свою смену, попытался уйти - Ермаков не позволил.... Игорь решил выручить молодожена. А заодно и "тряхнуть стариной". Огнежка засомневалась, кран новый, справится ли? "Летчикам после отпуска дают "провозные. Учат". Ермаков усмехнулся "Крановщик от земли не оторвется".. Не хотел огорчать Игоря Иваныча отказом. Поколебавшись, дозволил. Спросил только, перестала ли болеть у Игоря поясница, застуженная на старом кране. Позвонил куда надо, принесли Игорю Ивановичу новенький, прямо со склада, рабочий комбинезон. Материал плотный, отнюдь не свадебный, а пахнет будто духами. Бирки заграничные. "Это тебе в подарок..." Со всех отделов треста женщины потянулись, осмотрели ермаковского друга со всех сторон. "С Богом!"- напутствовали, и Игорь - поднялся на кран. Прибыла еще одна "аварийка", и тоже уехала ни с чем. Оказалось, поскольку кран показательный, запасные части еще не выписаны... Прилаживайте какие есть! -приказали. "И это в последний-то час работы. И темнеет скоро. Не ослабело бы внимание Игоря!", мелькнуло опасливо. "Не дай Бог, тут такое начнется!"- Огнежка почувствствовала, все в ней закипает. " Мамочкина кровь бушует" - восклицал в такие минуты Ермаков. Настороженная, в крайнем раздражении, Огнежка прыгнула, как кошка на дерево, на железную перекладину башенного крана. Вот и лестница. Отвесная. Как будто из глубокого колодца. Огнежка начала взбираться вверх; железные перекладины обжигали руки, ладони от ржавчины побурели. Огнежка глянула вниз -- и уцепилась что есть силы за перекладины. Прижалась к ним всем телом. Скоро будка? Ей начало казаться, что кран накреняется. Падает. Она зажмурилась. Но тут же поняла, что это прошла над ней стрела башенного крана. Из-за спины выплывали бетонные чушки противовеса. Все! Пошла работа! Положат последний ригель и - все! Обошлось...Говорил же Ермак: прораб без риска - не прораб... Ветер рвал полы полурасстегнутого реглана. Застекленная будка крановщика раскачивалась. как уличный фонарь... - "Не работа здесь... испытание..." Огнежка поднималась все медленнее, поглядывая наверх и удивляясь своей горячности. Наконец она добралась до железного круга в затвердевшем, как корка, тавоте. С блестевшими, отполированными зубьями. "Круг катания".... Запах от круга, как от паровозных колес, острый, щекочущий ноздри. Держась за металлические стойки, чтобы ее не сдул взъяренный ветер, Огнежка вскарабкалась на крошечную площадку, над кругом катания. И поразилась своему спокойствию. Конечно, она отходчива. Это известно. Но настолько!.. Надо сказать отцу. Как только она вспылит, ее надо гнать на кран. Бегом. Незаменимый способ излечения таких психов, как она. Узкая дверца будочки с приколоченной вместо стекла фанеркой была рядом. Протяни руку, открой. "Поругаться с Игорьком успею и на земле..." Перехватываясь обеими руками, от распорки к распорке, Огнежка протиснулась по маленькой лесенке на самый верх башенного крана. Кабина с желтоватыми, точно слюдяными, окнами осталась внизу. Огнежка переступила по скользкой швеллерной балке, как по канату. Кажется, выше уж некуда. Держась за металлическую ограду, она остановилась у стрелы, по которой взад-вперед сновала на железных колесиках каретка. Половина Москвы под ногами от излучины слепящей Москвы - реки до дальнего леска. Переворошенная бульдозерами глина на буграх походила на желтые клочья пены, расплесканной после постирушки. В Москве, представлялось Огнежке, происходит генеральная приборка -- они, строители, взяли огромную метлу да смели деревянные домишки, избы, сараи в одну кучу. Чтоб удобнее сносить. Дороги по-прежнему отскабливались от глины десятками бульдозеров, укреплялись. От дальней постройки тянулся над землей черный дымок. Наверное, жгли мусор. Большая приборка! Стрела башенного крана снова двинулась. Железную площадку затрясло, как трамвай на повороте. Где- то внизу щелкнуло. Раз. Другой. Что это? А! Трос, наматываясь на металлический барабан, соскальзывает. Вроде бы начала осваиваться на высоте... Ермака . Перехватываясь обеими руками от одного влажного железного косяка к другому, Огнежка повернулась лицом к новым корпусам. Ермак прав, корпуса и в самом деле напоминают сверху танковую бригаду, идущую на прорыв... Эти рассыпались по полю, а те выстроились колонной, которой нет конца. Один танк взбирается на холм и словно бы переваливает через него, другой спускается с горы, Огнежка поглядела вокруг и лишь сейчас поняла, почему она все время вертит головой. Она ищет окна Ермака. В дальнем корпусе из красного кирпича, который словно подминает под себя пригорок. Они, видно, были погашены, ермаковские окна. А вот сейчас зажглись. И Огнежка заторопилась к этому загоревшемуся яркому огню, осознав вдруг с беспощадной ясностью, что ей от самой себя не уйти.. Сколько времени она пытается оттолкнуть себя от Ермака. Обеими руками отталкивается. Мечется туда - сюда. Но как бы она ни рвалась, какие бы доводы ни приводила -- себя не обмануть.. Она задержалась посреди отвесной лестницы, обхватив согнутой в локте рукой железную перекладину и глядя на ермаковский огонь... И тут раздался звенящий взрыв. Точно ударила в железный каркас тонная бомба. Это было последнее, что слышала Огнежка.. Как выяснили позднее, завершающий бетонный ригель Игорь Некрасов положил точно. Оторопелый от сегодняшних откровений и сердечных встрясок, возбужденный до нельзя, Игорь не заметил в сгустившихся сумерках, что крюк не отцепили. А кто-то поторопился дать отмашку, мол, порядок... Игорь потянул крюк чуть на себя, в сторону... Только что поставленная им последняя металлическая колонка каркаса со звоном свалилась на железобетонный регель, который еще не успели приварить, и он рухнул вниз. Два верхних этажа сложились в один. Именно здесь и работала бригада Староверова Кто-то слышал глухие крики и стоны. Но остальные этажи еще стояли, однако тяжелый железобетонный ригель не задержался наверху. Попрежнему крушил все, с чем сталкивался. Шорохи и глухие удары, все ближе и ближе к земле, продолжались. Шорох нарастал. Дом вздрогнул, как живой И вдруг все двенадцать этажей, связанных "на живую нитку", рухнули мгновенно, Серая бетонная пыль взвилась над Москвой. И тут же осела. Кран смялся гармошкой. Могильный холм из искрошенного бетона и скрученных балок разбирали несколько дней. В щели подавали из шлангов кислород, чтоб погребенные не задохнулись... Тщетно. Домой не вернулись никогда... ни Игорь Некрасов, ни Шура Староверов, ни Нюра, ни тетка Ульяна, ни Силантий, ни Огнежка... Остались в живых лишь Тоня, запертая в тот день в Бутырской тюрьме, да Тихон с Гущей, ускользнувшие на воскресную халтуру. И Ермаков, которого отвезли в больницу с тяжелым инфарктом.... Виновными в катастрофе признали самих погибших, которые, де, гнались за строительным рекордом, нарушая все инструкции. Так установила после тщательного расследования правительственная комиссия, которую возглавлял министр строительства Зот Иванович Инякин. Погребенных не могли опознать. Похоронили в братской могиле. В сумерках, когда кладбище было закрыто. Без речей. Утром на фанерке с фамилиями похороненных кто-то написал углем сверху. "Cтроители Ленинского проспекта" Охране приказали стереть надпись, но на другой день она появилась снова, более крупными буквами и несколько измененной: ЖЕРТВЫ ЛЕНИНСКОГО ПРОСПЕКТА Ее сфотографировали - для Следствия. Установили пост: кто приходит? Чаще других приходила Тоня Горчихина, давно взятая КГБ на заметку. Но дела против нее так и не возбудили. Опасались чего-то... К тому же она вскоре уехала из Москвы, взяв на воспитание маленького Шураню Староверова. Да как-то остался на ночь выйдя из больницы, Ермаков. Пролежал до утра, уткнувшись лицом в сырую траву. Приложение к роману "Ленинский тупик" Конвульсии издыхающей власти. Попытка исследования. Кратко о незабываемом. Много дней я провел в поисках и изучении документов, непосредственно связанных с тем, что ранее увидел своими глазами. Выяснял подлинные причины и мотивы "непостижимого"... К примеру, чем был так занят в давние дни и месяцы министр КГБ Шелепин, по общенародной кличке "ЖЕЛЕЗНЫЙ ШУРИК", когда отказался принять даже и на пять минут героя моей книги "ЕРМАКА", пытавшегося спасти невинного человека. Узнать об этом доподлинно оказалось делом вовсе не трудным. О том, в свое время, писал и кричал весь мир. Кроме газеты "Правда", естественно. В 58 - 61 годах "Железный Шурик" снаряжал на запад убийц. Сталин выкрадывал из Парижа и убивал белых генералов. Шелепин, верный сталинец, готовил и затем отправлял в Германию убийц - для уничтожения украинского повстанческого движения - Степана Бендеры, профессора Льва Ребега и даже журналистов-издателей "Посева", раздражавших Хрущева. Украденных уничтожали. С украинскими повстанцами ГБ расправлялась посредством особого прибора, предложенного "учеными разработчиками" Андропова - форсунки в виде красивой зажигалки, выбрасывающей синильную кислоту. Сердце у жертвы останавливается. Отжил человек. Никто не виноват. Эту "форсунку" продемонстрировал немецким властям один из убийц, ушедший на Запад после того, как получил из Москвы приказ о втором убийстве. "Железный Шурик", не ведая того, был убежден, что все концы в воду спрятаны, и отправился с государственной миссией в Лондон. А там что ни день демонстрации против убийцы Шелепина. Заодно и Хрущева припоминали "незлым тихим словом". Пришлось Никите Хрущеву Шелепина немедленно, в том же 1961 году, "задвинуть". А на его место в шефы КГБ неунывающий "генсек" назначил очередного комсомольца - Семичастного. Тот, некомпетентный на этой службе во всем, быстро сгорел: провалил в Индии резидентов КГБ, приказав срочно заняться непривычной всем им работой - дочерью Сталина- беженкой Светланой. Однако комсомольский "переросток" Семичастный успел все же "втиснуться" в историю КГБ. Но совсем иначе. Со стороны "культуры". Выступил со страшными угрозами Евгении Семеновне Гинзбург - автору яркой талантливой книги о женских лагерях. Увидел главную опасность не в том, что в стране был чудовищный Гулаг, убивший миллионы невинных людей, а в том, что о нем смеют писать. Без санкции государства, подумать только! С той поры и "проклюнулись" ныне на Руси "министры из города Глупова", как окрестили современные журналисты, "тропу переростка", по которой бредет нынешняя власть, выискивая корень всех бед страны не в самих бедах и их причинах, а в отражении этих бед честной литературой и газетной критикой. Сия тропа, как известно, не зарастает и по сей час. Уже давно не было Хруща. А отстрел "несогласных" не прекращался ни на день. Следующий шеф КГБ генерал от жандармерии Андропов даже удостоен на Лубянской площади почетной стеллы. Стелла поставлена гебистами в противовес СОЛОВЕЦКОМУ КАМНЮ, доставленном под окна Лубянки от имени пятидесяти миллионов убитых ею жертв. Сокрушив памятник Феликсу Дзержинского, чудом уцелевшие жертвы и их дети получили в ответ новый подарок - стеллу . К этой стелле в честь "гуманиста Андропова" в праздничные дни, приносят венки, увитые шелковыми лентами. От карательных учреждений. От Президента России В.В. Путина. Я тоже решил поднести свой скромный венок - от русского писателя и историка Григория Свирского. С незримыми лентами. На них множество имен. Приведу лишь некоторые: Анатолий Марченко - рабочий-строитель - уничтожен в чистопольской тюрьме. За то, что посмел в своей честнейшей и искренней книги "Мои показания" вынести сор из избы. Синявский и Даниель, - все помнят и громкий процесс, и жестокий приговор. Юрий Галансков - талантливый молодой поэт - зарезан 4-го ноября 1972 года в лагерной больнице. Меня ждала подобная судьба, я знал об этом доподлинно, от гебиста, - тайного мoero единомышленника. Но повернулось, как и у героя этой книги. Моим Ермаковым-спасителем оказалась, вот уж не гадал-не ведал! французская газета "Ле МОНД". Ее политический редактор сидел неузнанным в Большом зале Союза писателей СССР на общем писательском собрании, записывая на портативный магнитофон выступления русских писателей, в том числе, и мои. Я говорил в тот день и о бесчинстве советской цензуры, убивающей любое честное слово, и о членах Политбюро ЦК КПСС, стравивших между собой народы СССР, в