алкоголик с крупнопористым, словно из пенобетона, носом... На скамье без спинки в неудобной позе сгорбилась женщина лет тридцати. Наверное, она сидела так уже давно; можно было только догадываться, что черты ее безбрового, серого сейчас лица, в иное время, в иной обстановке, милы и приятны. Я понимал, что этих двоих лучше ни о чем не расспрашивать, и смутное предчувствие, что я вступаю в чужой, не известный мне мир, где живут какие-то совсем другие люди, по каким-то своим законам, -- коснулось меня. -- "Ди"? Донна? -- переспрашивал диспетчер. -- Тоже десять?.. Дверь, в которую я вошел четверть часа назад, приоткрылась, и в образовавшуюся щель на высоте примерно дверной ручки в диспетчерскую просунулась всклокоченная голова и рявкнула: -- Ларри, машину для леди! Правая рука Ларри продолжала писать, но левая -- юркнула в ящик стола и швырнула на покрытую плексигласом поверхность ключи от машины. Женщина взяла их и вышла. Хромой продолжал ходить из угла в угол, а диспетчер все писал и писал: -- Фрэнк? Шоу? Двадцать?.. Гарри? Тоже шоу?.. -- Ларри, машину для джентльмена! Ларри умоляюще взглянул на сердитого карлика: "Донна -- Линда?" -- рука шмыгнула в стол. -- "Дубль?" -- звякнули ключи. -- "Четыре?" -- хромой вышел... Приблизившись к столу, чтобы напомнить о себе, я взглянул на разграфленные бланки и увидел, что диспетчер вписывает свои пометки в столбики, озаглавленные так: "Название ипподрома", "Сумма ставки", "Номер заезда". (Впервые -- мне теперь часто придется употреблять это слово -- я ввдел живого букмекера). А по плексигласу стала по направлению ко мне уже скользнула какая-то синяя карточка с фотографией. Я взял ее в руки. Фотография была моя. Радом было напечатано мое имя. А над именем и фотографией нависал черный, не изменившийся и по сей день мой таксистский номер -- 320718. -- Ключи не забудь! -- прикрикнул на меня диспетчер. -- Они тебе пригодятся... В глубине захламленного двора стояли два желтых "форда": один -- новехонький, на который -- ну его к бесу! -- я поглядывал с опаской, и другой -- битый, изъеденный ржавчиной, но зато очень даже для меня подходящий. Какие бы увечья ни нанес я этому калеке, потом можно сказать, что так и было. Не раздумывая, я направился к старой машине и-не промахнулся: ключ легко отпер дверцу -- шелудивый кэб предназначался мне. Взревел мо╜тор. Теперь нужно было выполнить фигуру высшего пилотажа: развернуть машину к воротам. Я тронул руль, он не двигался. Попробовал сильнее -- никакого эффекта. Баранка не крутилась ни вправо, ни влево, на лбу у меня выступил пот. -- Эй, Ларри! -- голова карлика торчала рядом с моей машиной, а через двор, колыхаясь и пыхтя, к нам уже спешил Ларри. -- Руль не крутится, -- пожаловался я. -- Эй, парень, -- с налета заорал на меня Ларри, -- у меня все машины такие! Ты что, не понимаешь: если руль "заедает", нужно нажать на газ? Тогда руль повернется. -- Нет, не понимаю, -- твердо сказал я. -- Когда нужно повернуть руль, я нажимаю не на газ, а на тормоз. -- Но в гараже сейчас нет другой машины! -- Ларри! -- пристыдил диспетчера карлик. -- Хорошо, очень хорошо! -- взвизгнул диспетчер. -- Я дам ему кэб, у которого на спидометре пять тысяч миль! Но, Робби, пусть он в твоем присутствии сам подтвердит: можно доверить ему эту "ляльку", эту красавицу? Тут загадочный мой покровитель, почему-то защищавший мои интересы, но в то же время и как бы не замечавший меня, повернулся в мою сторону. Нужно было что-то ответить. Я покраснел и отрицательно покачал головой: -- Нет... 2. Профессор Стенли Гофман, специалист по новейшей русской истории, уволенный из университета еще во времена Вьетнамской войны и кончивший службой в мебельном магазине, вызвался безвозмездно дать мне несколько уроков вождения. Учить меня было трудно. Многострадальная машина Стенли, единственное его достояние, не хотела меня слушаться. Я боялся своих неуверенных движений, боялся автомобилей, обгонявших нас, и все время наезжал на бровку. Однако, за субботу и воскресенье терпеливый Стенли научил меня более или менее ровно вести машину, поворачивать и даже выполнять разворот. Почувствовав, что моя квалификация растет буквально с каждым часом, я все же не отважился еще раз показаться на глаза ни жирному Ларри, ни, тем паче, странному моему заступнику, который, как объяснил мне некий словоохотливый таксист в закусочной "Макдональд", был главой профсоюзной ячейки водителей в том бруклинском гараже, где мой дебют так и не состоялся. Однако необходимости встречаться вновь со свидетелями моего позора не было: ведь я уже стал обладателем синей карточки, "дипломированным", так сказать, таксистом, а таксисты требовались везде. И однажды утром в гараже "Фринат", расположенном в районе Квинса, нервный диспетчер Луи швырнул мне в окошко ключи от кэба номер 866, и я побежал разыскивать свою машину! Светало... По обеим сторонам глухой улочки, упиравшейся в "бок" моста Квинсборо выстроились желтые чекеры с наклейками гаражных номеров. Я обошел вокруг квартала, который и солнечным днем выглядит довольно мрачно, -- моего номера не было. Оставалось поискать под мостом, где разместилось еще с полсотни машин, но туда идти не хотелось: там было темно... Под ногами грохотали листы железа. Под низко нависшими конструкциями моста гулко отдавался каждый звук. За спиной послышались шаги, я оглянулся, наступил на бутылку и чуть не упал: по широкому проходу ко мне направлялись двое черных! Волосы их были перехвачены повязками, под мышкой у каждого торчала коробка из-под сигар. В таких коробках, я видел в кино, грабители носят револьверы... Зловещая пара приближалась, но я уже успел заметить кэб с номером 866 и юркнул к машине гораздо поспешней, чем позволяло чувство достоинства. Шаги замерли... С трудом втиснулся я в кабину: мой чекер стоял между двумя другими, почти вплотную к ним. Испуганно вскрикнул пережатый стартер, я лихорадочно стал подавать назад, чтобы поскорее выбраться из-под моста, и -- зацепился за бампер соседней машины! Я попытался исправить ошибку и ударил другую машину. По крыше кабины над моей головой постучала рука: -- Выходи! Без всякой попытки к сопротивлению покинул я свое убежище. Но меня бандиты не тронули. По-видимому, им нужен был кэб, а не я. Тот, который стучал по крыше, забрался на сиденье и в два движения развел сцепившиеся машины (при этом к моим царапинам он не добавил ни одной) и остановил чекер посредине прохода: -- Садись! Не поднимая глаз, я достал из кармана доллар. -- Спрячь! Крыло моего кэба было изрядно помято: -- Меня заставят за это платить? -- Что ты так много болтаешь? Езжай работать!.. Так в тихий предутренний час в воскресенье я оказался в движущейся машине -- один... Было 3 июля, мой день рождения -- самый радостный с тех пор, как я помнил себя! Сколько раз дано человеку испытать ощущение счастья? Сколько раз испытывал это ощущение я? Ну, пожалуй, тогда, когда с риском для жизни переплыл крошечный сельский пруд... Но ведь то был не я, истерзанный туберкулезом и голодом мальчик из послевоенного русского детства... И еще я был счастлив, когда летал. И учил летать надменную медноволосую кассиршу из "Салона красоты" на соседней улице. Я шептал ей: "Не бойся! Делай, как я!". Повторяя мои движения, она грациозно взмахивала руками, и мы взмывали в воздух!.. Но ведь то были с н ы... А потом, лишь много-много лет спустя, впервые допущенный к монтажному столу, склеил я два случайно попавшихся под руку кинокадра: черно-белый, с горящим в ночном небе и падающим на землю самолетом, и совсем из другого, цветного фильма -- поле, покрытое алыми маками. Я пропустил ролик на маленьком экране мовиолы и вдруг почувствовал, как по спине пробежал озноб: в монтажном стыке возникло нечто неожиданное, чего ни в одном из кадров порознь не было -- будто вспыхнула искра!.. Что это было?.. Вот так и сейчас: я ехал, сам не зная куда, и был счастлив. Во всем огромном Нью-Йорке я был, наверно, единственным таксистом, который радовался тому, что на улицах нет пассажиров. Мне хотелось обвыкнуть, побыть одному. Еще сильней обрадовался я, когда увидел, что на мосту Квинсборо нет ни одной машины, кроме моей! Разве я мог когда-либо даже мечтать, что однажды какой-то сумасшедший зальет в свою машину полный бак бензина и отдаст ее мне на целый день, чтобы я катался по городу? Даже добрый Стенли такого не сделает. А теперь этот танк, этот чекер -- мой! Я свободен, как птица. Еду, куда хочу! Мало того: за то, что я буду учиться водить машину, узнавать волнующий, до сих пор не знакомый Нью-Йорк, мне же, за мое удовольствие, будут платить деньги. Неужели такое бывает? Я тронул руль вправо, и кэб двинулся к бровке. Тронул влево -- он выровнялся. Коснулся тормоза -- он замедлил ход. Я понял, что моя машина чутка и послушна. Я ехал все смелей, от скорости захватывало дух, стрелка спидометра приближалась к отметке "20". Теперь самое главное, думал я, не спутать педали -- газ и тормоз! 3. Сколько ни спрашивал я потом таксистов, ни один из них не помнил своего первого пассажира: кто это был, куда и откуда ехал. Не запомнил своего первого пассажира и я. А вот первого таксиста, который со мной разговорился, я, конечно, запомнил. Мы встретились в то же воскресное утро, когда, перевалив через мост, я оказался в не проснувшемся еще Манхеттене и, завидев у Центрального вокзала пустое такси, пристроился ему в хвост. Мне не терпелось пообщаться с коллегой, но он сидел, уткнувшись в газету, и, не решившись его беспокоить, я стал осматривать свой чекер. Внутри он был просторным, несмотря на отделявшую водителя от пассажира прозрачную, пуленепробиваемую (?) перегородку, верхняя часть которой -- двигалась. Сидя за рулем, я мог открывать и закрывать ее и даже защелкивать на замок. При закрытой перегородке пассажир и водитель могли рассчитаться, используя вделанную в плексиглас "кормушку" с круто изогнутым дном, через которую можно передать деньги, но нельзя -- выстрелить. На передней панели был установлен счетчик с флажком. Когда в кэб сядет пассажир, я опущу флажок и на табло появятся 65 центов "посадочных". Справа от счетчика, вставленная в специальную "витринку", красовалась моя синяя карточка. Я вышел из машины, полюбовался гипертрофированными бамперами чекера, надежно защищавшими его спереди и сзади, и заглянул в пассажирскую часть салона. Интересно, подумал я, а может ли пассажир, сидя на заднем сиденье, прочесть на карточке мое имя и номер, чтобы в случае чего потом на меня пожаловаться? Я плюхнулся на черную подушку и тотчас подскочил, как ужаленный: счетчик клацнул -- 65 центов! -- Доигрался? -- сказал насмешливый голос. Пожилой таксист с газетой в руках стоял рядом: -- Разве тебя не предупреждали? Наверняка, предупреждали, но всего не упомнишь. Теперь, не заработав еще ни копейки, я "на почин" оказался "в минусе": 65 центов придется отдать. -- Выдумали черт знает что! -- буркнул я. -- Когда клиент сядет, я уж не забуду включить счетчик. -- Ты, может, и включишь, а другой -- нет. -- Почему? -- Получит деньги и положит себе в карман. Кэбби это такой народ -- за ними нужен глаз да глаз. Замечание было не из приятных; однако же меня лично -- ну, какой я кэбби! -- оно ничуть не задело. -- А правда, что таксисты зарабатывают по шестьсот долларов в неделю? -- спросил я. -- По-разному зарабатывают... -- Ну сколько у вас, например, получается в среднем? Мой новый знакомый удивленно взглянул на меня: -- Ты думаешь, что я таксист? Я понял, что сморозил какую-то бестактность. -- Если ты собираешься работать в такси, научись разбираться в людях! Что он имел в виду? Бесцветное морщинистое лицо, изможденная фигура... -- Разве ты не видишь, как я одет ? Замусоленный галстук. Помятый черный пиджак, напяленный, несмотря на жару... -- Хозяин этого кэба -- мой друг. Я ведь не работаю, как ты, на гараж. Если у меня есть свободное время, я иногда могу выехать на несколько часов... Разговор наш происходил в шесть утра в воскресенье. -- Для чего же вам это нужно: ездить под видом шофера такси? -- Ты задал умный вопрос. Я встречаю новых людей, завожу знакомства, собираю нужную информацию: я -- бизнесмен! Как ни был в то утро поглощен я мыслями о своей персоне, как ни гордился собой, я все-таки догадался, что даже передо мной, случайно промелькнувшим на его пути человеком, он стыдился своей участи, своей желтой машины. И тем более мне было жаль его, что мое собственное положение было совсем иное. Ведь о себе-то я определенно знал, что я не таксист и никогда таксистом не буду, и мне, наоборот, даже польстило бы, если бы кто-нибудь по ошибке принял меня за настоящего кэбби. Но мысли мои спутались, едва я спросил себя: а хотелось бы мне, всегда так искренне верившему, что никакой труд не может быть постыдным, встретить сейчас кого-нибудь из сотрудников радиостанции или соседей по дому: сухонького художника с шестнадцатого этажа? его хромую жену? будущего миллионера?.. Ох, пожалуй, нет, не хотелось бы. Долго мы стояли у Центрального вокзала. Никто к нам не подходил, разговор заглох. Поразмыслив над тем, как бы приспособить свои убеждения к нынешнему моему положению, я рассудил так: работа в такси не хуже любой другой, но если все-таки она унизительна, то не потому ли, что таксисту дают, а он "принимает чаевые -- лакейские деньги? С тем я и уехал... 4. Я по-прежнему не вижу на улицах прохожих, а машины вокруг -- только желтые, только такси. И все без пассажиров, пустые. И все куда-то спешат, спешат... Куда? Как это глупо, думаю я. Согласно моим представлениям, таксист должен ехать быстро, когда везет клиента, а если клиента нет, нужно ехать медленно, чтобы случаем не проскочить мимо. Разумнее же всего -- остановиться и подождать. Человек, которому понадобится такси, сам увидит мой чекер. Я остановился на углу и стал ждать. Пять минут, десять... А такси все мчатся и мчатся мимо. И не вдоль тротуара, а по самой середине авеню. Вдруг я заметил какую-то странную фигуру: девушку в вечернем туалете. Это выглядело так несуразно: залитый солнцем город и она -- в длинном, держащемся на тонкой шлеечке, платье; спутанные волосы и заспанное лицо-Девушка еле шла, ее шатало. Но она направлялась ко мне. Однако, приблизившись к краю тротуара, не дойдя до моего чекера лишь несколько шагов, зачем-то подняла руку. И тотчас же мчавшаяся посередине проезжей части машина дрогнула, словно подстреленная птица споткнулась в лете, и резко вильнула в нашу сторону. Возмущенный тем, что какой-то нахал отнимает у меня "мою" работу, я нажал на гудок, но дверца хищника-кэба самодовольно хлопнула, и уже на том месте, где секунду назад балансировала легкомысленная гуляка, таяло сизое облачко... С перепою, решил я, клиентка просто не разглядела, что моя машина пуста... Все расставил я по местам, разложил по полочкам: какие деньги у клиентов брать, каких не брать; лишь одну подробность не уточнил: где взять самих клиентов? Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я радовался, что улицы безлюдны? Мертвое июльское воскресенье... Ладно, мой пассажир меня найдет, подбадриваю я себя. Но мои пассажиры, по-видимому, еще не проснулись. А, может, они вообще уехали из Нью-Йорка? Что им делать в выходной день в душном городе? Чекер уже раскалился на солнце; воздух в кабине стал густым и липким, по лицу течет пот. Все было против меня в это первое утро! Следующий клиент, который появился на углу, где я караулил добычу, обманул меня, как и подгулявшая девица. Он не шатался, не был пьян. Он отлично видел меня, но почему-то остановил движущуюся машину. Я понял -- не рассудком, а, скорей, нутром: чтобы заполучить пассажира, необходимо -- двигаться. В конце квартала, по которому зашкандыбал мой чекер, поднял руку прохожий. Он находился на моей стороне, на моей "территории", но мчавший посередине кэб немедленно юркнул к нему и -- нету... Вон, у бровки остановилась парочка. И сразу к ней -- два такси. И чуть не столкнулись. А парочка от них, назойливых, в четыре руки отмахивается: не нужно нам, мол, машины! И оба кэба отъезжают пустые... Совсем близко, шагах в пятидесяти от меня, из подъезда выбежал подросток и зовет: такси! такси! Но и этот мне не достался. С противоположной стороны метнулся другой кэб, наперерез моему, я еле успел затормозить... Теперь мне стало ясно, куда спешат пустые такси: они стараются обогнать друг друга. Это самая настоящая гонка. Кэбби, который выигрывает гонку, получает приз -- работу. Но я не мог участвовать в этом состязании. Никаких шансов на победу у меня не было. Я попробовал переждать, пропустить конкурентов, куда там: желтые машины летели непрерывным потоком. Я решил поискать другую магистраль, где было бы поменьше кэбов, и немедленно ее нашел. Это была Пятая авеню, сплошь блиставшая нарядными витринами. Однако магазины были еще закрыты и, проехав от Центрального парка до Сорок второй улицы, я не встретил ни одного пешехода. Только бездомные спали кое-где на тротуарах да бродил угрюмый полисмен, охранявший от еврейских активистов контору "Аэрофлота". Впрочем, я не терял времени попусту: я учился водить машину. Говорил же мой папа: "там все ездят". Вот и я, наконец, как все -- тоже езжу... 5. К тому времени, когда город, наконец, проснулся и стал постепенно заполняться толпой, и я уже кого-то куда-то отвез, и мой счетчик уже наклацал добрых шесть или семь монет, выяснилось, что даже в таком строго упорядоченном районе, как Манхеттен, где улицы пронумерованы, а их номера определяют направление движения: по четным транспорт течет на Восток, по нечетным -- на Запад, оказавшегося за рулем новичка подстерегают бесчисленные неожиданности, и ни одна из них не бывает приятной. Внезапно дорогу мне преграждали то здание "Пан-Ам", то почтамт. Коварство автострад Центрального парка не имело пределов. Одна из них, например, обещавшая привести меня к знаменитой "Таверне", внезапно вышвырнула мой кэб из Парка где-то поблизости от площади Колумба. Другая, по которой я, сверяясь на этот раз с картой, направился через Парк к музею "Метрополитен", завела меня в джунгли Гарлема. А какие номера откалывал подлец-Бродвей! Без всякого предупреждения он превращался вдруг то в Амстердам-авеню, то в Седьмую. И даже Парк-авеню, уж такая вроде бы солидная магистраль -- уж на нее-то, казалось бы, может положиться начинающий таксист? -- тоже подложила мне свинью. Я проехал по Парк-авеню ровно одну милю, не сделав ни единого поворота, и очутился -- где бы вы думали? -- опять на Бродвее! Но если бы только это... Едва в моем кэбе появились первые пассажиры, с которыми мне волей-неволей приходилось разговаривать: "Куда вам ехать? Как туда проехать?" "А почему же вы заранее не сказали, где повернуть?" -- что вокруг меня начали вытворять все остальные водители!.. Респектабельный лимузин выскочил из-за угла и помчался мне навстречу по улице с односторонним движением. И еще имел наглость сигналить! Виноваты, как выяснилось, были не он и не я, а проклятая Шестьдесят шестая улица, которая, путая общее для Манхеттена правило "чет-нечет", ведет на Запад. Из-за этой путаницы я, конечно, разнервничался и вынужден был остановиться, чтобы перевести дух. Но едва я успокоился и отчалил от бровки, как проезжавшая мимо в открытой машине дама чуть было не саданула мой кэб в бок. Куда она смотрела?! Даму я строго отчитал, но что было делать со всеми остальными? Улицы и авеню Нью-Йорка буквально кишели посходившими с ума автомобилистами, которые совершенно не желали считаться ни с тем, что мой чекер начинает движение, ни с тем, что пассажир попросил меня сделать левый поворот из правого рада. Я двигался по улицам в каком-то непрерывном визге тормозов под градом сыпавшихся на меня проклятий и брани. Я понимаю, что вы в свое время тоже учились водить машину, тоже пережили ощущение "полета в космос", понервничали, разбили фару или погнули бампер. Но чтоб так уж -- под градом проклятий?.. Не слишком ли? Наш опыт не совпадает потому, что вы учились в тихих улочках или, по крайней мере, сами решали, куда вам ехать и выбирали удобный для вас маршрут. У меня же за спиной сидел клиент, который заставлял меня ехать туда, куда ему вздумалось и, к тому же, удобным для него маршрутом... А спешка?! Постоянно торопившиеся куда-то пассажиры трепали нервы еще похлеще, чем все эти "чокнутые" водители. Правда, мои клиенты не сердились, когда выяснялось, что кэбби не знает, как проехать с автовокзала в Сохо (им, по-моему, даже нравилось командовать: направо! налево!), но едва доходило до денег, чуть ли не каждый из них буквально выходил из себя: -- Что за фокусы?! Почему вы не оставили себе тридцать центов? Ведь я же сказал вам! -- Он, наверное, хочет больше... -- Мало ли что он хочет! -- Ладно, дай ему еще немножко... Держи! -- Не привык? Работал в кино?.. Эйзенштейн! Я прикусил язык и про кино больше не заикался. Но что это: в пыльный салон гаражного кэба, стекла которого что называется "сроду" никто не протирал, -- впорхнуло диво, сияние! Видел ли я когда-либо прежде женщину подобной красоты?.. Ей пришлось дважды втолковывать мне, как проехать на Бикман плэйс7 и дважды напоминать, что по дороге надо купить газету. Зато, тормознув у киоска, я молниеносно, не дав опомниться даме, выпрыгнул из машины и преподнес ей трехкилограммовый воскресный выпуск, словно корзину цветов!.. В мощеном брусчаткой проезде перед входом в дом угрюмый кэбби вдвоем со швейцаром грузили в такси багаж. Помогая пассажирке выйти из машины, я отнял у нее неудобную пачкающуюся ношу; и леди, расплачиваясь, оценила мою галантность -- в полтора доллара! Но принять даже столь щедрые чаевые из рук ослепительной красавицы было не╜мыслимо!.. -- Позвольте мне отказаться от этих денег, -- пролепетал я. Взметнулись удивленные брови, я был польщен. -- Видите ли, я в такси недавно. По профессии я учитель... -- Леди, только пожалуйста: не надо жалеть его! -- ни с того ни с сего "выступил" кэбби. -- Слава Богу, что этот дурак больше не учит детей. "Учитель"!.. Таксист, которого я видел впервые, готов был наброситься на меня с кулаками. За что он меня ненавидел? 6. Наша жизнь состоит из компромиссов. Положил я себе не брать чаевых, а что из этого вышло? Лопнул еще один мыльный пузырь, и в душе осталась еще одна грязная лужица. По-прежнему избегая опасной и к тому же не приносившей мне успеха гонки, я свернул с широкой авеню в узкую улицу. Людей здесь было мало, но я проехал квартал, другой, и меня остановили -- дети. Мальчик и девочка. Лет им по семь-восемь. Они махали ручонками, завидев мой кэб издали. Но подъехал я к ним не спеша: на улице не было желтых хищников, готовых вырвать у меня мою скромную удачу. В окне-витрине со светящимся переплетением неоновых трубок, изображавшем нечто непонятное, возникла немолодая брюнетка. Она сделала жест: -- "Минуточку!" -- и детишки, тоже черноволосые, черноглазые, забрались в чекер. Они подняли возню, грохотали откидными сиденьями, елозили, а я стал считать выручку. У меня были уже две пятерки, семь бумажек по доллару и полная горсть мелочи... Щелкнул счетчик: 65 центов превратились в 75, и в тот же миг мимо моего лица промелькнула детская ручонка -- клац!.. -- Ты зачем выключил счетчик? -- спросил я мальчишку, высунувшегося по пояс в открытое окошко перегородки, отделявшей меня от пассажиров. -- Я не выключил. -- А что же ты сделал? -- Я остановил таймер8. Ребенок хитро улыбнулся, на него нельзя было сердиться. -- Мистер, дай мне квотер, -- попросил он. Я дал, -- А мне-е?! -- в окошко высунулась девочка. Пришлось дать и ей. -- Пожалуйста! -- горячо зашептал мальчик. -- Даш еще один... Это мне совсем уже не понравилось, но мальчишка меня пристыдил: -- Смотри, как у тебя их много! Я дал ему второй квотер. -- А мне-е! -- захныкала девочка. Наконец, появились отец с матерью, а с ними еще дети, совсем малышня. Снова смех, возня, взволнованный детский шепот, и опять тянутся ко мне ручонки -- попрошайки: "Дай нам тоже!". Я обернулся и посмотрел на родителей. Они сохраняли улыбчивый нейтралитет. Они -- не вмешивались! Что за публика?.. Папаша указывал дорогу и одновременно вел странный допрос: -- Скажи: какие бывают таксисты? Я не понимал, о чем он, собственно, спрашивает. -- Негры бывают? -- Конечно. -- Японцы бывают? -- Бывают. -- А цыгана-таксиста ты видел? Я пожал плечами: не знаю, мол... -- Не видел и никогда не увидишь! -- назидательно произнес папаша. -- Это почему же? -- удивился я. -- Потому что у таксиста тяжелая работа, -- объяснила мать семейства, -- а мы работать не любим! Только теперь я догадался, что изображало переплетение неоновых трубок в витрине, возле которой я ожидал этих клиентов. То была перевернутая вверх ладонью рука, по которой гадалка читает судьбу. Такая же рука, только из синих, а не из красных трубок мерцала в окне дома, у которого мы оста╜новились. Счетчик показывал 1.85, я получил -- два... Но, видимо, супруги ощутили некоторую неловкость, и цыганка решила доплатить таксисту по-своему: -- Хочешь, погадаю? Я молчал. -- Бесплатно! -- она протянула руку, и я подал ей свою. -- Ой! -- восхитилась цыганка, едва взглянув на мою ладонь, и зацокала языком: -- Ой, что я вижу!.. Ты скоро станешь богатым! Да, да: кто-то оставит в твоем кэбе мешок с деньгами... Я кисло улыбнулся, а прорицательница сказала: -- Не веришь? Потом сам увидишь... 7. Было три часа дня. К четырем я обязан вернуться в Квинс, в гараж: кэб будет ждать водитель вечерней смены. "Хватит на сегодня", -- решил я. Мне хотелось есть, и я вошел в пиццерию. Всей выручки вместе с мелочью, согласно моим подсчетам, должно было набраться -- 26 долларов; а полагалось "сделать" за утреннюю смену -- 65. Впрочем, расстраиваться из-за невыполненной "нормы" не стоило: лиха беда начало. Я глотнул кока-колы, откусил кончик огнедышащей пиццы и -- застонал! Господи, у меня же нет этих 26 долларов!.. Как назло, уходя из дому, я взял с собой ровно столько, сколько стоили два сабвейных жетона и пачка сигарет. Между тем 65 центов я задолжал гаражу, плюхнувшись сдуру на "горячее сиденье"; доллар выклянчили у меня цыганята, доллар стоила пицца, а чаевых я не брал... Растрата невелика, но каково -- объясняться. Хоть большую, хоть малую выручку таксист обязан сдать до цента. Что я скажу? Ну, как я буду кричать в окошечко диспетчеру, что нельзя отказывать детям, попросившим подарить им по монетке! -- а рядом будут стоять съехавшиеся после смены водилы и слушать? Словно насмехаясь над моими горестями, авеню Колумба провожала меня в гараж криками "Такси! Такси!". Теперь, когда я кончил работу, на каждом углу маячила поднятая рука... Подойдя к застоявшемуся чекеру, я заметил у себя за спиной нагруженную покупками парочку. -- Куда вам? -- спросил я, ковыряя в замке ключом и совершая свое первое таксистское преступление: "ПОКА ПАССАЖИРЫ НЕ СЕЛИ В КЭБ, ВОДИТЕЛЬ НЕ ИМЕЕТ ПРАВА СПРАШИВАТЬ ИХ, КУДА ОНИ НАМЕРЕНЫ ЕХАТЬ. ЗА НАРУШЕНИЕ ЭТОГО ПРАВИЛА -- ШТРАФ 100 ДОЛЛАРОВ". -- Я возвращаюсь в Квинс, в гараж, -- объяснил я просительно глядевшим на меня клиентам и тотчас спохватился, что совершил второе преступление: "НИ СЛОВОМ, НИ ЖЕСТОМ И НИКАКИМ ИНЫМ ОБРАЗОМ ВОДИТЕЛЬ НЕ ИМЕЕТ ПРАВА УКАЗЫВАТЬ ПАССАЖИРУ, В КАКОМ НАПРАВЛЕНИИ ОН НАМЕРЕН И В КАКОМ НЕ НАМЕРЕН ЕХАТЬ. ЗА НАРУШЕНИЕ -- ШТРАФ 100 ДОЛЛАРОВ." Какую в сумме я уже заслужил кару? -- А нам как раз в Квинс и нужно, -- обрадовался парень. Везуха! Я открыл багажник, мы погрузили пакеты. Девчонка, лет ей пятнадцать, заговорщицки мне подмигнула: -- А ты не теряешься! -- Что ты хочешь этим сказать? -- Ты меня понял! Была она такая счастливая, такая гордая: никто и не в чем не смей ей сейчас перечить! Я и не стал выяснять, что у нее на уме. Парень, ему уже стукнуло двадцать, накануне вернулся из дальнего плавания. Моряк. Пять месяцев не был дома. Вчера эта девчонка встречала его в порту. Сейчас она льнет к нему, багажник загружен подарками. -- Поедем через туннель? -- Если ты укажешь дорогу... Он не удивляется моему невежеству и не впадает в менторский тон. Он указывает таксисту, как найти связывающий Манхеттен с Квинсом туннель, и звучит у него это так же естественно, как и рассказ о плавании. Канада, Норвегия, Португалия, Египет, Китай... Красных он не любит, возмущается: какие-то подонки из Гринич-Виллидж недавно организовали социалистическую партию. -- Недавно? По-моему, это произошло лет шестьдесят назад... Смеется: -- Ты что-то спутал. Наши ребята точно говорили -- в прошлом году. И девчонка кивает, она хорошо помнит: именно в прошлом году. Разговор прерывается, когда мы въезжаем в туннель со встречным движением. Для меня это -- эксперимент на выживание... Убогий домик, у которого кончается наша поездка, прилепился к заброшенному складу... 6.05... -- Сколько с нас? -- зачем-то спрашивает девчонка и смотрит -- хитро, испытующе. Молча указываю на счетчик. -- Эх ты, кэбби называется! А про туннель -- забыл? Про багажник -- забыл? А я-то думала... За проезд по туннелю я, действительно, уплатил 75 центов, но брать деньги с пассажиров за пользование багажником -- запрещено; меня на этот счет строжайше проинструктировали в гараже. -- Не спорь, я лучше знаю! -- наступает на меня девчонка: -- Мой отец таксист. Пресекая никчемный наш спор, парень протягивает мне самую крупную за день купюру -- десятку, сдачи не надо! Я отнекиваюсь: они и так были удачными пассажирами, без них мне пришлось бы ехать в Квинс пустым. Я сую сдачу и чувствую, что жест мой насквозь фальшив. Ведь мне позарез нужны эти деньги... -- Ты за нас не волнуйся, -- уговаривает меня морячок. -- Я привез шесть тысяч! -- Да! -- подтверждает девчонка. Мы долго прощаемся, пожимаем друг другу руки. Потом еще много раз буду я испытывать эту особенную радость от внезапно возникающей симпатии к незнакомым людям. -- Не забывай брать по пятьдесят центов за багажник! -- напутствует меня девчонка. -- Это помогает. И смотри, с тебя еще станет, не вздумай возить черных!.. 8. Наутро я снова попытался выиграть гонку за ранним пассажиром. Я развил скорость, обогнал одно, другое, пятое такси и теперь, сколько видел глаз, впереди не было желтых акул. Я сам был акулой! Мой чекер мчался посередине мостовой, стрелка спидометра приближалась к "50" -- я господствовал над Лексингтон-авеню! Гонку выигрывает тот, кто идет с наивысшей скоростью. Первый же пассажир, которого я увижу, будет мой. Ну, где же он? Где?!.. В конце следующего квартала у бровки остановился пешеход и поднял руку. Я прибавил газу и -- бац! -- руль ударил в грудь, кэб споткнулся о красный свет... Но пассажир-то все равно мой. Никуда он, голубчик, не денется. Остальные такси -- отстали! Я впился глазами в светофор: ну, быстрей же, быстрей... Ну!.. Не тут-то было: плавно кативший сзади "форд", который я давным-давно обогнал, -- не споткнулся о красный свет... Я рванул с места! До конца утопил педаль газа! Но в моторе чекера только шесть цилиндров; это не "ягуар" и не "порш". Я опять проиграл гонку. Гонку, в которой не знаешь заранее ни дистанции, ни числа участников и в которой победу приносит, оказывается, не скорость... Но если не скорость, то -- что? Я свернул с гоночной трассы авеню и, поездив минут десять по тихим улицам, спокойненько подобрал клиента. Отвез. Пошарил еще с четверть часа и снова нашел. Так у меня появился свой, оригинальный стиль работы. Пусть дураки участвуют в дикой гонке без судьи и правил. Я же получал своих пассажиров без всякой нервотрепки. Правда, их было немного, но зато коварный почтамт все реже преграждал мне дорогу, присмирели вокруг водители, все реже я слышал брань и скрежет тормозов. Одно было скверно: денег я привозил в гараж вдвое меньше, чем остальные кэбби. В конце недели меня вызвал менеджер, мистер Форман. -- Знаешь, сколько денег ты получишь за первую свою неделю? Я догадывался, что чек будет более чем скромным. -- Тебе начисляется 4.3 процента от выручки. За воскресенье ты заработал 12 долларов9, в понедельник -- 14, во вторник -- II... Понимаешь, почему так мало? Естественно, я понимал, что у меня пока нет сноровки, что я еще не успел втянуться... -- Это все приблизительные объяснения, которые никого и ничему не учат, -- перебил меня менеджер. -- Ты хочешь научиться зарабатывать деньги? Еще бы! Такую науку я готов был впитать, как губка влагу. -- Ты теряешь много рабочего времени, дожидаясь, пока клиент сам подойдет к твоему кэбу. Ты из России, там люди привыкли садиться в такси на стоянках. Здесь, в Нью-Йорке, мы работаем совсем иначе. Нью-йоркский таксист -- всегда в движении! Я слушал, раскрыв рот. -- Вторая и главная твоя ошибка. Когда работы мало, ты рыскаешь по улицам, а пассажиры, тем временем, останавливают кэбы на авеню. Сидя в своем безоконном гаражном закутке, откуда он знал, где я "рыскаю"? Допустим, про такси в России он где-то вычитал. Допустим, что кто-то из водителей видел меня на стоянках и рассказал ему. Но о моем "оригинальном стиле", которым я так гордился, -- как мог менеджер разузнать и о нем?! Я не вытерпел: -- Каким образом вы узнали, где я ищу пассажиров? Поскольку мистер Форман не ставил перед собой задачи произвести на меня неизгладимое впечатление, он разъяснил и это: -- Я просмотрел твои путевые листы10. Ты же пишешь, что в 5:50 утра подобрал клиента возле дома 220 по Шестьдесят седьмой улице, а через полчаса -- возле номера 88 по Восьмидесятой улице. Еще через двадцать пять минут ты получил работу на Сорок третьей улице... Значит, ты кружишь по улицам... А житель Нью-Йорка, когда хочет поймать такси, не дожидается случайной машины у порога своего дома; он выходит на авеню. Он так привык. Гарри Форман -- это не выдуманное, а настоящее имя, и привел я его здесь потому, что менеджер гаража "Фринат" был единственным из всех таксистских начальников (с которыми мне потом приходилось сталкиваться), который вызвал меня не для того, чтобы отчитать, обругать, оштрафовать, отобрать документы, а для того, чтобы мне помочь. Никак иных целей, кроме этой менеджер преследовать не мог, ибо знал наперед, что пользы от меня его гаражу не будет, уж хотя бы потому, что я живу в Бруклине, а гараж находится в Квинсе, и мало-мальски подучившись работать, я уйду. 9. Много раз после этого разговора я проигрывал гонку. Малодушно отказывался от борьбы и уходил в тихую заводь улиц ловить случайную рыбешку. Но однажды, угадав ритм переключения светофоров, подстроившись под "зеленую волну", я позволил двум или трем чересчур горячим таксистам обогнать меня и, когда они споткнулись о красный свет, плавно обошел их и -- взял пассажира! Выигранный клиент, мой живой "Гран при", не спешил, однако, сесть в кэб. Он хотел сперва заключить с таксистом некое устное соглашение об условиях предстоящей поездки. -- Вы отвезете меня на угол Третьей авеню и Тридцать второй улицы, -- говорил он с полувопросительной интонацией (а я кивал), -- выпишете мне квитанцию... и укажите в ней сумму на 35 центов большую, чем на счетчике?.. -- Вы предлагаете неплохие условия, сэр, -- отвечаю я, стараясь попасть в тон. -- Садитесь на переднее сиденье, вам будет удобнее. Веснушчатое лицо расплывается в улыбке. Но сияет "сэр" не потому, что глуп, а потому, что ему семнадцать лет и в руках у него позванивающий рабочим инструментом чемоданчик. -- Вы, наверное, неплохой специалист, если компания оплачивает ваши поездки на такси. Да, электрик он неплохой. Работает четвертый месяц. Зарплата пока скромная, но повышение уже обещано. И это тем более важно, что прибавка даст возможность обзавестись своей семьей, устроить жизнь по-своему. -- Давно встречаетесь со своей невестой? Простой вопрос неожиданно вызывает сбивчивые разъяснения: конкретной невесты пока нет. И даже постоянной девушки нет. И вообще ему нелегко будет найти такую, которая разделяла бы его склонности, увлечения... Я заинтригован. -- Не думаю, сэр, что вам трудно будет найти себе подругу жизни. (Тут я не врал, мальчик с виду был славный). Наверно, ваши увлечения осложняют дело... Молчит, не хочет сказать. -- Скрытный вы человек, -- попрекнул я его, но это, конечно, не помогло. Приходится опять пустить в ход бесстыдное сверло лести, против которого не может устоять хрупкий панцирь, защищающий душу подростка: жениться поскорей придется из-за конфликта с отцом... Ну, против каких сыновних склонностей восстают отцы -- известно. Отца он поймет позднее, поучаю я, но ведь может случиться, что это произойдет слишком поздно, когда кажущиеся ему теперь невинными бутылка пива или "джойнт"11 уже сделают свое разрушительное дело... Но я попал пальцем в небо. К моему сведению, на свете есть вещи куда более волнующие, чем марихуана и все такое... Например? Ну, если уж на то пошло, хотя бы -- игральные автоматы... -- Фу ты, глупость какая! -- разозлился я. -- Как же можно скармливать автоматам первые свои трудовые деньги! Но я опять не угадал. Уже вторично за последние пять минут выясняется, что пошлость и мудрость -- не сестры. Азартные игры ничуть не увлекают моего пассажира. На свои заработки он покупает автоматы, однако вовсе не те, в которые играют на деньги, а те, в которые играют для удовольствия: pin-ball machines. -- Сколько же у вас этих автоматов? -- Шесть. -- Но ведь они дорогие! В том-то и дело, что совсем недорогие. Он выискивает старые, поломанные, и -- чинит, реставрирует. Он их очень любит. Он сам сконструировал автомат, которого нигде нет -- "Космический дождь". Есть у него еще идея автомата "Подводная война". У него много идей!.. -- А почему же отец против? -- Квартира у нас тесная. В моей комнате места больше нет, в кухне -- мама не позволяет. Мы уже стоим, но парень все не прощается, хотя расплатился, а я уже выписал квитанцию. Мнется, собирается что-то еще сказать; наконец, вымучивает: -- Эх, научиться бы мне когда-нибудь так водить машину, как вы!.. Я ехал в метро и хохотал. Люди с опаской поглядывали в мою сторону, отодвигались, а я все не мог уняться. В грохочущем аду подземки, где в жару, как водится, были выключены кондиционеры и вовсю шпарило отопление, я подсчитывал свои победы, и не было им числа! Прежде всего, я действительно научился водить машину. Так быстро? Наш опыт опять не совпадает. Не забывайте: с первого дня я участвовал в утренней гонке. Меня не учили плавать: оказавшись за бортом лодки, я вынужден был плыть... За прошедшие две недели я наездил тысячу миль! И не в благостной тишине предместий, а по клокочущим манхет-тенским авеню, туннелям, мостам и -- не сбил пешехода, не изувечил ни себя, ни свой кэб, ни чужую машину! На исходе моего третьего года в Америке я прожил первые дни среди живых американцев и не мог не заметить, что поведение этих, всегда спешивших куда-то