ря в нашем районе после двадцати пяти лет работы можно найти и более ценные вещи. Ну, мало ли, кто что обронил... - Эрнест Аркадьевич, передайте мне , пожалуйста, папочку с актом экспертизы, спасибо. Вот смотрите, - она раскрыла папку, в которой в качестве "Приложения No1" фигурировала крупномасштабная карта района водолазного обследования, - видите крестик в семнадцати метрах от линии эстакады? Там же , Вы знаете, из воды выступает несколько скальных гребешков, так что с этой стороны никакие плавсредства подхода ни к эстакаде, ни к буровой площадке не имеют. Вот справка начальника Управления Морнефтефлота, а у морского диспетчера, я проверяла, этот участок моря покрыт штриховкой красного цвета. Так что, не обронили, Эрнест Аркадьевич, а забросили. Ключ тяжеленький, больше двух килограммов, мы пробовали в порядке следственного эксперимента - похожую стальную болванку только наш крепенький сержант смог забросить примерно на ту же отметку. "Да, этой коровушке палец в рот не клади - сжует на законном основании" - подумал уважительно Карев о следователе. - Логично, согласен, Наталья Ивановна. А что говорит экспертиза о сроке? Сейчас, - она пошелестела страничками акта, - вот - мм... мм... мм, это названия обнаруженных морских организмов и микроорганизмов... ага, здесь - " Таким образом, означенный объект находился в морской воде не более 3-х (трех) суток". Как вам совпадение, Эрнест Аркадьевич? - Да-а-а... А какие-нибудь следы на нем? - Эта часть документа у криминалистов, с этим посложнее. Так вот, у меня записано, что в тот день с утра, с 10.30 по 11.37 на буровой No 1105 было произведено цементирование 10-дюймовой технической колонны. Теперь расскажите мне поподробнее, какие работы предстояло провести в ближайшие сутки, и, главное, кто из ваших или привлеченных работников был обязан или мог бы в них участвовать. Вы, товарищ Новрузов, можете ехать по своим делам, а мы еще поработаем... До свиданья. Хандадаш с такой скоростью ретировался из кабинета, забыв попрощаться, как будто опасался, что Наталья Ивановна передумает и вернет его к этим малоприятным разговорам. Она же перелистала несколько страниц блокнота до чистой, надписала ее сверху и приготовилась слушать...  * ЧАСТЬ II *  I. Москва златоглавая Сергей проснулся в хорошем настроении. Часом раньше сквозь утреннюю дрему он слышал, как Марина собиралась в школу, сначала поскрипывая дверьми между ванной и кухней - подумалось "надо бы петли смазать", затем позвякивая на кухне ложечкой в чашке и клацнув в гостиной защелками своего рабочего портфеля. Он знал, что в школе идет активная подготовка к новому учебному году, согласование учебных программ, расписаний уроков, комплектование списков классов По сигналу поворота ключа во входной двери в доме вновь воцарилась мертвая тишина, не послушать которую хотя бы в полусне еще полчасика-часик было бы непростительной ошибкой. Конечно, после десяти суток физического и нервного напряжения, когда порой считается удачей поспать где-нибудь на буровой три-четыре часа в сутки, домашнее безделье без тревожных телефонных трелей, без постоянной ответственности за безопасность и качество работ десятков механиков, слесарей, плотников, сварщиков кажется земным раем. Да и как не насладиться этим состоянием после многодневного морального пресса, давящего на "вспомогательные" службы: оборудуешь устье некачественно - поставишь под угрозу успех работы, а может даже жизни и здоровье буровиков, затянешь время - урежешь их премию за окончание скважины в срок и досрочно. Нет, что ни говори, а отгульные дни за переработку - великое благо. На суше-то нефтяники каждый божий день вкалывают, а такие, как он - и без выходных, а тут... Сергей приоткрыл глаза и покосился на стенные часы. Часы были старые, в темно-вишневом деревянном корпусе с маятником, украшенным накладкой из слоновой кости, от деда остались, фирмы, чье название "Mozer" шрифтом с завитушками было выведено в верхней половине циферблата. Ребенком он слушал их солидный баритональный бой, короткий - каждые четверть часа, и почасовые куранты. Потом пару лет они отбивали время с хрипом и скрежетом каких-то пружин, а потом и вовсе замолчали, но время показывали исправно, и Сергей решил их до поры не беспокоить. "Ого, половина девятого, а девчонки все спят... Разбаловались у бабки с дедом, а у Юленьки школа на носу, надо будет поговорить с родителями, да и Маринке внушить... Подумать только, уже без пяти минут, ну, пусть без двух недель, первоклассница," - его мысли плавно потекли в новом направлении, ведь как будто совсем недавно он дежурил в приемных покоях родильного отделения Сабунчинской больницы, с надеждой и опаской вглядываясь в каждую выходящую нянечку и сестричку, пока, наконец, одна из них, оглядев нескольких таких же настороженных мужчин явно кавказской внешности, обратилась прямо к нему: "Черкасов, Вы Черкасов?, - он машинально отрицательно мотнул головой, но тут же спохватился, - я..., нет, не я... но, в общем, это мне... ну как?" "Как, как... ох, уж мне эти папаши - смотри, и фамилию позабыл... Все в порядке у тебя. Девочка, три восемьсот, рост сорок девять, и мама в порядке, иди, милок, завтра фамилию вспомнишь, придешь..." Сергей резким движением скинул себя с кровати, на цыпочках подошел к двери в детскую комнату и приоткрыл дверь; Юлька спала, свернувшись калачиком под простынкой, натянутой до подбородка, Яночка же, наоборот, раскинулась по диагонали кроватки, задрав ручонки, с торчащими из-под сорочки по колени голенькими ножками. Простыня валялась на полу, и Сергей быстро укрыл малышку, подоткнув для надежности простынку под ноги. "Ладно, пусть уж досыпают, лапочки... Вот начнется школа, садик - тогда и займемся дисциплинкой" - подумал Сергей, вернулся в спальню и, обувшись в свои старые "боксерки" на шерстяные носки, вышел через кухню в сад. Для середины августа погода с утра стояла вполне сносная - не больше двадцати градусов с легким ветерком с моря, но это нежаркое пока солнце вставало на безоблачном небосводе, что предвещало дневную жару, достойную понятия "бакинское лето". Легким спортивным шагом он прошелся по своему "вишневому саду", в котором вишни, однако, занимали подчиненное положение, хотя летний урожай десятка деревцов до сих пор помнился вкусом и запахом, а его вещественные доказательства в виде варенья и джемов постепенно расходовались из батарей "закатанных" банок материнского и маринкиного запасов. Главными же, безоговорочными родоначальниками сада являлись высокое раскидистое инжировое дерево, обещающее вскоре разродиться многими сотнями янтарных плодов с медовой середкой, и метрах в восьми не уступающий ему в породистости тутовник с набухающими по весне крупными чернильно-фиолетовыми ягодами хартута (черного тута). Между ними, как и обычно в весеннее-летне-осенний период, был натянут гамак - любимая "лежалка" и "каталка" обеих девочек, а заодно и объект раздоров, когда Яночке необходимо было взобраться на него именно тогда, когда в нем покачивалась Юленька. Со слов покойного деда он и дом-то начал строить здесь из-за этих бесхозных тогда деревьев, а уже позже занялся другими "фруктиками" - вишенками да яблоньками, чтобы главным "не скучно было". Сергей перешел на бег трусцой, на ходу притормаживая для "обработки" тени, когда она появлялась на заборе, и пританцовывая, как на ринге в юности, демонстрировал ей прямые, хуки и оперкоты, нырки и уходы из арсенала давних лет, пощелкал "грушей", приспособленной для него отцом на боковой стене дома, лет этак двадцать пять назад... - Папа, папка, ты где, на "груше"?, - услышал призывный глас младшенькой, - мы уже вштали, Юлька жубки чиштит, а я голодная, - доложила без видимой причинно-следственной связи беззубая Яна подхватившему ее на руки отцу. - Так ты тоже почисть те, что остались, умойся и будем завтракать. А то заспались мы все сегодня, а дела стоят... - А какие дела, пап? - Ну как же, посмотри сколько листочков попадало в саду на дорожки, замести надо? А в парк на аттракционы сходить надо? А в кафе-мороженое заглянуть надо? - Ой, вше надо, папка, - она соскочила на пол, - Юля, Юля, быштрей, у наш делов много... Когда Марина около трех вернулась из школы, девочки занимались сервировкой стола к обеду, а Сергей руководил этим процессом, сидя с газетой в кресле напротив телевизора. Юля уже расставила тарелки, хлебницу, и раскладывала столовые приборы, поручив Яне разложить бумажные салфетки. Та вытащила из пачки несколько штук и, сопя и водя высунутым языком из стороны в сторону, начала старательно разрывать каждую на четыре части. - Яночка, ты что делаешь?, - заметив ее занятие, спросил Сергей из своего угла. - А я потом их тругольничком шложу и в штаканчике на штол поштавлю, - последовал обстоятельный шепелявый ответ. - Нет, я спрашиваю, почему ты их делишь на четвертушки? - А я, как в кафе... Пришлось объяснить, не подрывая престижа общественного питания: - Видишь ли, в кафе приходит много народу, на всех, наверное, салфеток не хватает, приходится делить, а нас всего четверо, салфеток много, клади уж целые... Как может уловить ребенок связь между ценой салфетки или повторно используемых одноразовых ложечек и благосостоянием руководства кафе? Даже не всякий взрослый задумается над тем, например, что стоящий в углу гастронома огромный, весом за тонну рулон оберточной бумаги будет в итоге продан ему по цене продукта, в нее завернутого - сыра, колбасы, сахара. А чье-то робкое замечание о бумажном противовесе встретит презрительное: "Падумиш, грамм менше... На тебе болше..." - и соответствующий щедрый жест, вызывающий осуждающие взгляды очереди на "крохобора". Марина уже принесла из кухни кастрюлю с согретым борщом, разлила его по тарелкам, предупредила под одобрительное мычанье полных ртов: "еще котлеты с жареной картошкой", и сообщила новость: - А я на днях в командировку уезжаю... В Москву. Сергей не донес до рта полную ложку и вернул ее обратно: - А что там тебе делать? - его тон покоробил Марину, но ответить она не успела. - Мам, купи мне там московскую школьную форму, а то наши некрасивые, - тут же среагировала на новость Юля, и ей эхом вторила Яночка: - Мам, и мне купи... купи... что-нибудь купи, ладно? - Ладно, ладно, девочки, ешьте, остывает..., - она повернулась к Сергею, который не спускал с нее вопросительно-настороженного взгляда, и нарочито спокойно, как на уроке, стала объяснять: - Сережа, в Москве ежегодно проводится августовская конференция учителей. Школе выделено два места. В прошлом году наш Ашот Аванесович, чтобы попасть туда, взял с собой географичку Гасанову Эльмиру Алиевну, жену завотделом торговли райисполкома. Потом шутили, что для нее хотели специальные выездные совещания проводить в ГУМе, ЦУМе и ювелирторге... - А ты кого с собой берешь? - Марина ожидала подобный вопрос и, пропустив мимо ушей его форму и тональность, продолжила в том же шутливом тоне: - В этом году из "коренных" включили завуча Лейлу Халиловну Назирову, и меня в качестве "гарнира". В общем, повезло - там же выдающиеся педагоги собираются, будет кого послушать, у кого поучиться... - Да, конечно, конечно... и когда, говоришь, летите? - Не летим, поездом едем, наша Лелечка самолет не переносит - гипертония, так что в субботу - ту-ту-у... На самом деле все это было правдой, но... правдой неполной. О своей предполагаемой поездке на конференцию Марина узнала намного раньше, на стадиях обсуждения и согласования своей кандидатуры в соответствующих инстанциях. Тогда же она поделилась этим известием с Ширинбеком, который ни на секунду не задумавшись, радостно заявил: -Полетим вместе, да! Хоть недельку погуляем спокойно. Я же вижу, как ты все опасаешься кого-нибудь встретить из знакомых. Да мы здесь и не выходим почти... Я в Москве всего один раз был - на ВДНХ, зимой. Путевка на четыре дня, холод собачий, ноги в ботиночках мерзнут, быстрей бы в гостинице горячего чая хлебнуть, так что, мало чего увидел. А у москвичей, помню, и уши открыты, и мороженное на улицах рубают... Тогда же был продуман и детальный план встречи в Москве, поскольку выезжать вместе из Баку было неразумно по целому ряду причин - она не одна, ее будет провожать муж, в поезде могут оказаться ее или его знакомые и, наконец, он в поезде теряет два дня, которые обременят его сменщика на работе. Вместе решили, что Ширинбек, заранее договорившись о смене графика работы на август, вылетит в Москву утренним рейсом в понедельник, и будет ждать ее с двух часов дня у справочного бюро аэровокзала на Ленинградском проспекте. Время и место встречи было установлено после бурного обсуждения разных вариантов, например: - Ширинчик, а почему бы тебе не потрудиться подъехать на Курский вокзал, чтобы с оркестром и цветами встретить свою Санта Марию? - Могу, конечно, я даже представляю, как под гром литавров, я на ковровой дорожке, с букетом в руках принимаю в свои объятья сначала твою Лейлу (она ведь попрет из вагона первой), а уж потом и тебя, и ты представишь ей меня как родного брата, с которым не встречалась с самого рождения, поскольку он, то есть я, от других родителей, и вообще, Лелечкин соплеменник ... И еще. На Курском столько ходов и выходов, что там запросто потеряться можно. - Возражение принимается. Давай по-другому - я вечером приеду к тебе в гостиницу, или ты ко мне. Как? - Не пойдет. Потому что к тебе - никак, вам определенно дадут номер на двоих, где третий - лишний, а я пока не знаю, где буду. Постараюсь добыть путевку на ВДНХ, тогда остановлюсь в какой-нибудь их гостинице, если нет - сниму квартиру. Ты пойми, золотко, если мы с тобой в первый день точно не встретимся, то потом будет сложно найти друг друга, во всяком случае, время радости поменяем на нервозное время. Давай, как я предлагал - в аэровокзале на Ленинградском. Поезд прибывает около десяти, устраиваетесь с твоей Лейлой в гостинице, отдохнешь с дороги и к двум часам "в город". Предупредишь Лелечку, что должна заехать к своим родственникам, пусть не беспокоится, если заночуешь у них. Можно будет и позвонить ей вечерком. Встретитесь во вторник на открытии конференции. - Ладно, сдаюсь... Жди меня - и я приду, только очень жди..., - перефразировала Марина строку известного стихотворения и потянулась за поцелуем. Весь месяц, предшествовавший поездке, Ширинбек провел в радостном ожидании. Он заранее позаботился о билете на утренний рейс самолета, договорился со своим начальником участка скорректировать свой рабочий график и даже отважился попросить Эрнеста Аркадьевича направить его в командировку на ВДНХ на эти дни, чтобы "познакомиться с новейшими достижениями техники и технологии бурения и ... побывать на свадьбе друга юности". Карев был коренным бакинцем, и понимал, что если первое обстоятельство еще можно при желании отсрочить, то второе - это вопрос чести и мужской дружбы, и поэтому сам подписал письмо в Объединение о выделении "передовику производства т. Расулову Ш. Р." путевки на эти дни. Не случайно, видимо, бытовала в Баку снабженческая шутка "Ваши лимиты исчерпаны - ни труб, ни леса нет, вот если бы это тебе лично нужно было..." Встречаясь в этот период, Ширинбек с Мариной чуть ли не поминутно расписывали свои "московские каникулы", предвкушая удовольствие от совместных походов на интересные выставки - в Дом Художника, в галерею на Кузнецком, концерты; сожалели, что театры - Ленком, Сатиры, МХАТ в это время на гастролях по Союзу. - Ширинбек, ты любишь бывать на художественных выставках? Я, когда бываю в Москве, Ленинграде, стараюсь везде полазить... Ширинбек не знал, любит или нет, и ответ его на этот непростой вопрос был предельно откровенным: - Не знаю, Золотко, но думаю, что полюблю. Мне кажется, что с тобой я смогу полюбить даже оперу и симфонические концерты. Марина улыбнулась: - Ну что ты, Ширинчик, я же не изверг какой-нибудь... Да и билеты туда "достают" за месяц вперед, наверное... Они выделили время для закупки подарков для своих домашних, и везде, получалось, успевали... кроме, разве, учительской конференции и ВДНХ. И от души хохотали: "Ничего успеем, везде успеем..." - И станет в златоглавой столице временно на одну золотую головку больше, - шутил Ширинбек, гладя ее золотистые волосы. Самолет из Баку приземлился в Домодедово точно по расписанию, в полдень. Ширинбек в иллюминатор наблюдал, как неторопливо и небрежно начали извлекать из чрева багажного отделения и "грузить" - забрасывать на открытые платформочки чемоданы, баулы, сумки и просто тюки пассажиров, томящихся сейчас в проходах салонов в ожидании подачи трапа. Трап почему-то задерживался, и московский август в отсутствие кондиционирования давал о себе знать щекотливыми струйками пота на спине. "Хорошо, что сумку в багаж не сдавал" - подумал Ширинбек, увидев подползающий, наконец, к их борту трап. Хотя времени было достаточно, но ему уже в полете казалось, что он может опоздать, что самолет мог бы двигаться и поживей, особенно когда он наблюдал, как далеко внизу медленно плывут назад облака и видимые земные объекты. Теперь же, когда он увидел на площади длинный хвост очереди на автобус, следующий в город до аэровокзала, он почти уверился, что опоздает. В первый автобус он, конечно, не попадал - водитель прекратил посадку человек за десять до него, но Ширинбек сквозь окна заметил, что все пассажиры сидят. В Баку такой автобус из аэропорта не двинулся бы с места, пока "стоячие" места в проходе не заполнились бы еще парой десятков пассажиров, не требующих, как и остальные, отрывных билетов при расчете с водителем за проезд. В тех же редких случаях, когда кто-то из командировочного люда, не оценив атмосферу "всеобщего доверия", претендовал на оправдательный документ для бухгалтерии, водитель великодушно отматывал от рулона полтора-два метра билетов (в счет подлежащих погашению "на план") - "бери, дарагой, сколко надо...". Ширинбек наклонился к водителю, закрывающему створки багажных отсеков: - Слушай, браток, я очень тороплюсь, разреши я постою в дороге или вот на свою сумку присяду..., - шофер распрямился и удивленно взглянул на Ширинбека: - Ну, ты прям, как с луны свалился, парень, не положено же... Грузин, что ли? - он повернулся отойти, но Ширинбек придержал его за рукав спецовки: - Подожди, друг, какая разница - грузин, не грузин... Меня девушка ждет, тоже приезжая, может потеряться, да, понимаешь? - Так бы и сказал, а то тороплюсь, тороплюсь, все торопятся... Вон, видишь, будка контролеров? Я сейчас подъеду туда, обилетим пассажиров, а ты стой подальше нее, я тебя подберу... Служил я с вашими, кавказскими - хорошие ребята... Автобус, поскрипев тормозами, замер у одного из входов в аэровокзал, и Ширинбек облегченно вздохнул - его часы показывали без десяти минут два. Он спокойно пропустил вперед всех пассажиров и, подойдя к водителю последним, протянул ему пятерку вместо положенных двух рублей: - Сдачи не надо, спасибо тебе большое... - Ты что, дарагой, - ответил с деланным акцентом, явно подражая кому-то из своих давних приятелей, шофер, и отвел руку Ширинбека, - я же сказал - служил с вашими. Девушке своей цветочки купишь. И давай поспеши - без пяти минут уже. Свидание-то в час, наверное... - Почему в час - в два часа. Действительно, без пяти минут. Главное - не опоздал, спасибо тебе. - Эй, мужик, ты откуда прилетел-то? - Из Баку, а что? - А часы назад не перевел, что ли? Ширинбек поднес руку с часами к глазам, задумчиво посмотрел на циферблат, и вдруг так заразительно расхохотался, что шофер невольно стал ему вторить солидным баском. Подошедший к автобусу контролер сквозь открытую переднюю дверь долго наблюдал за веселящимися мужчинами. ...Оставшийся до встречи час "по московскому времени" тянулся нескончаемо долго. Ширинбек успел посидеть в буфете на втором этаже за стаканом теплого кофе, ознакомиться с содержанием сувенирного и книжного киосков, купить свежие "Комсомолку" и "Известия" в газетном. Пожилая киоскерша, не чурающаяся косметики, и с легким шарфиком на шее, повязанном "а ля Майя Кристалинская", мило улыбнулась красивому молодому человеку и извлекла откуда-то снизу экземпляр "Литературки": - Я вижу, вы тут давно ходите - ждете, наверное, кого-то. Возьмите, сегодня получили, почти все уже раскупили, почитаете - и время пройдет быстрее. - Спасибо, - он хотел сказать "мамаша", но потом передумал, - спасибо, мадам, вот рубль... - Ну уж, и мадам, - чувствовалось, однако, что обращение пришлось "по шерсти", - вот мама моя была настоящей "мадамой", и по-французски объяснялась..., - она доверительно наклонилась из-за прилавка к Ширинбеку, - до тридцать восьмого... и вслед за отцом... Он сочувственно кивнул ей, и отошел, не дожидаясь сорока копеек сдачи. За оставшиеся полчаса Ширинбек успел просмотреть все газеты и даже прочесть шестнадцатую страницу "Литературной газеты". Малолюдный почему-то в это время зал просматривался почти на всю свою длину, но как он ни всматривался, нигде не было видно спешащей к нему золотистой головки. Теперь время как будто обрело ускорение и вес, стало давить на сердце в режиме "уже" - уже двадцать минут третьего, уже половина, уже без четверти... Он вдруг вспомнил, что за годы общения они с Мариной никогда не назначали встреч "под часами", и он не знал меры ее пунктуальности. Когда он приезжал к ней, она всегда ждала его дома, а от квартиры Зои Павловны у обоих были ключи, поэтому томления ожидания, как теперь, ни он, ни она никогда не испытывали. Эта мысль тут же потянула за собой следующую - как повезло, что Зоиному мужу продлили контракт еще на два года. Зоя приезжала в прошлом году на неделю, хотела внести плату за квартиру, но они с Мариной категорически воспротивились этому, взяв на себя заботу о ежемесячной оплате кредита за кооператив. Зоя Павловна, однако, настояла на компромиссном решении: - Хорошо, - сказала она и продолжила, сообразуясь с собственной логикой рассмотрения вариантов в любых жизненных ситуациях, - но я все же оставляю вам двухгодичную плату, потому что ваша связь, будем откровенны, незаконна, и может быть в любой момент разрушена или из-за каких-то внешних обстоятельств, или по желанию каждого из вас, и если это случится, внесете плату из этих денег. И кончили с этим! ... Три часа. Его раздражение, да чего там - злость на женское легкомыслие и безответственность (по магазинам, наверное, шныряет), готовую немедленно обрушиться на голову возлюбленной (пусть и золотую), самыми обидными словами (потом разберемся), появись она сейчас здесь, вдруг сменилась острым беспокойством, даже страхом, быстро перешедшим в уверенность - ну, конечно, что-то случилось, что-то с ней случилось, а он, болван, тут со своими обидами носится. Стоп, только без паники, давай, как на буровой, голову в руки... Где опасность? Первая - поезд... Поезд... поезд... Курский вокзал... Он стрелой метнулся к окошечку справочного бюро. - Девушка! - по его интонации следующими словами могли быть "горим!" или "ограбление, всем на пол!", поэтому "справочница" резко подняла голову от раскрытой книги и взглянула на Ширинбека испуганными глазами, и он умерил тон, - девушка, сестричка, я хочу узнать, когда на Курский вокзал прибыл поезд номер пять из Баку... Теперь широко распахнутые глаза девушки выразили крайнее изумление, а курносенький носик, казалось, задрался еще выше: - Товарищ, это аэровокзал, а не Курский, наше дело - самолеты, - она опять наклонилась к книге. - Я понимаю, я просто, как человека, прошу вас - узнайте, пожалуйста. Поймите, я жду..., - он на секунду замялся, - я жду жену, нервничаю, а поезд может быть задерживается... - Ну и ждали бы на Курском - меньше нервов, - по инерции съязвила девица, уже подняв телефонную трубку и листая телефонный справочник, - ага, вот... Набрала номер, коротко спросила, выслушала короткий ответ и положила трубку. - Пятый поезд прибыл с опозданием на тридцать минут в десять тридцать, так что появится ваша жена, куда она денется. Вообще в Москве многие теряются - и жены, и, особенно, мужья, но потом все находятся, - "успокоила" девица Ширинбека, но он ее уже не слышал. В голове возник какой-то сумбур из мыслей о московских автолихачах, скорой помощи, милиции, грабителях и насильниках... В Баку он бы точно знал, как разрубить этот узел неизвестности - позвонил бы своему приятелю, начальнику оперативной службы горотдела милиции, и тот в два счета отыскал бы Маринку, а здесь...Он понял, что не решится связываться с милицией, больницами из страха обнаружить ее там, но тут же осадил себя - а вдруг она, действительно в больнице, одна, нужна его помощь... Три сорок... Нет, надо действовать, и побыстрее... Он опять подошел к справочному бюро, за ним встала высокая девушка, жгучая брюнетка в спортивном костюме. "Баскетболистка или волейболистка...", - машинально подумал он. Дежурная ответила на вопрос мужчины, стоявшего у окошка, и узнала Ширинбека: - Ну что, видите, нашлась жена, я же говорила, - заулыбалась она, имея в виду, видимо,"баскетболистку". Он проследил за ее взглядом и еще раз оглянулся на девушку, явную грузинку, на полголовы выше него. - Нет не нашлась, а эта, - он кивнул головой назад, - не моя. Скажите мне, где здесь комната милиции? - девушка в окошке мгновенно посерьезнела, - пожалуйста, пройдете направо до конца зала, и там в левом углу табличка, он глянул в указанную ею сторону и вдруг увидел родную фигурку, медленно идущую метрах в двадцати в их сторону, с золотистой головкой, поворачивающейся в напряженном поиске направо и налево. - Маринка-а-а!!! - заорал он, как в лесу обычно кричат "а-у-у!!!", и кинулся ей навстречу. Она же, раньше услышав, чем увидев его, тоже побежала. Они на мгновение замерли друг перед другом, как бы убеждаясь, что это не сон, а затем высунувшаяся из своего окошка дежурная по справкам, обернувшаяся "баскетболистка" и люди в зале, слышавшие истошный крик Ширинбека, могли наблюдать, каждый в меру своей воспитанности, как его смоляного цвета волосы зарывались в ее золотистые локоны и вообще, как выглядят влюбленные, когда мир вокруг них куда-то исчезает. - Как я боялась, что ты меня не дождешься, - она подняла на него широко открытые глаза, из уголков которых выкатились две крупных слезы. В сочетании со счастливой улыбкой они тоже выражали переполнившее ее радостное чувство. - Ну, успокойся, золотко, куда же я денусь, э? Так бы и ждал тебя здесь до конца недели, вон ходил в справочное бюро - хотел узнать, где поблизости раскладушки продают... Но теперь все в порядке. Но почему ты так задержалась? Пойдем посидим там в уголке, расскажи, что случилось? - он положил руку ей на плечо и увлек за собой к дальней скамейке. Выражение лица Марины сменилось на усталое и грустное, она села на скамью, покачала головой: - Нет, Ширинчик, не все в порядке, - голос ее задрожал, она уткнулась лицом в ладони и горько заплакала. Ширинбек в растерянности погладил ее по голове. За годы их знакомства, даже в школе, и теперь, за несколько последних лет он ни разу не видел ее плачущей, хныкающей или капризной - ее настроение могло меняться от ровного, спокойного до радостного и даже счастливого и обратно, но никогда не выплескивалось за эти пределы. - Ну, успокойся, Мариночка, что было, то прошло, да? Мы же вместе, и все будет хорошо, все наладится, - повторял он стандартные скучные слова, теряясь в догадках о причине ее слез. Наконец она подняла голову, порылась в сумочке, вытащила платочек, вытерла глаза и щеки, высморкалась, глубоко вздохнула и слабо улыбнулась: - Невезучая тебе попалась любовница, Ширинчик... Такие мы с тобой были умные, такие хитрые - все так хорошо обмозговали, срежиссировали целый спектакль под названием "Неделя счастья", а вот один фактор не учли..., - она сделала паузу, повернулась к нему и посмотрела ему прямо в глаза. "Педагог и в Африке педагог, -мелькнуло в голове, - говорит, как по-писанному" -О чем ты, золотко? И она нараспев продекламировала: - "Старый муж, грозный муж...", слышал такой романс? Ширинбек почувствовал себя так, как будто с разбега трахнулся о невидимое стекло, но подумал не о себе: "Как же она теперь, если он узнал?", и спросил, будучи уверенным, что дело обстоит именно так: - Мариночка, а откуда он мог узнать о нас? - Ничего он не узнал, не бери в голову... Но очень хочет все знать, поэтому приехал в Москву тем же поездом и встречал меня на Курском вокзале. Ну как? - она помолчала, давая ему возможность переварить новость, - ты знаешь, я подумала, что если раньше мое отношение к нему находилось в границах уважение - безразличие, то теперь перешло в створ безразличие - презрение. И я поняла это сразу, когда из окна увидела его, с чемоданчиком в руках подбежавшего откуда-то сзади к нашему вагону. Ширинбек молчал, обдумывая ситуацию, а Марина после небольшой паузы задумчиво продолжила: - Ты знаешь, в тот момент я поняла сразу три вещи - что он тайком вытаскивал из моей сумочки билет на поезд, второе - почему он не пошел меня провожать, отговорившись сильной головной болью, и, наконец, что это подло и мерзко - настолько не доверять мне... - Ну, положим, некоторые основания у него есть, - грустно улыбнулся Ширинбек. - Нет у него никаких оснований, - резко возразила она, - потому что, если б они были... я даже боюсь подумать, что бы он мог натворить при малейшем намеке от кого-то или реальном подозрении... Я ко всему готова, но пока этого нет он не имеет морального права так унижать меня и в моем собственном сознании, и перед моими коллегами - Лейла же доложит в школе... - она подняла глаза на Ширинбека и тихо, но твердо закончила мысль, - и не должен мешать настоящей любви. - Успокойся, золотко, так что было дальше? А дальше было так. Увидев Сергея на платформе в качестве встречающего, Марина, переборов за несколько мгновений нахлынувшее чувство негодования, кокетливым тоном сообщила своей спутнице: - Лейла Халиловна, а нас с вами встречают... Взгляните сюда, вон тот мужчина в светлой куртке с чемоданчиком - мой муж. Он собирался вылететь сюда по делам вчера, но не был уверен, что успеет подготовить необходимые чертежи, и обещал встретить, если позволит время. Я тоже сомневалась, потому и вам не говорила... - Ну что ж, приятный сюрприз, значит все успел... Видный мужчина, Марина Леонидовна... У вас, кажется, две девочки, да? -Да-да, - они уже двигались с вещами по тесному проходу, и Марина, еще минуту назад думавшая, как пропустить Лейлу вперед, отбросила эту мысль. Сергей, увидев жену в проеме двери, быстро подскочил к вагону, подал ей руку, но она без его помощи ловко спрыгнула с последней ступеньки и протянула ему свою сумку. Стоя с занятыми руками, он потянулся губами к ее лицу, но она отвернулась, как бы посмотреть на выходящую Лейлу, и поцелуй пришелся на ухо. - Ты прилетел вчера, - сказала она, акцентируя нужный глагол, и кивнула назад, - помоги ей сойти, и помолчи при ней... Сергей поставил свою ношу на землю и, подняв глаза на Маринину спутницу, понял, что задание не из легких. Дело в том, что Лейла Халиловна обладала, мягко говоря, нестандартной фигурой. Ее нормальное, достаточной упитанности телосложение заканчивалось, считая сверху, где-то у пояса, а дальше начинались объемы, вполне достойные украшать фигуры, по меньшей мере, двух прелестниц средней плотности. Такой комплекции, естественно, соответствовала утиная походка по ровной горизонтальной поверхности, и сложный способ перемещения по лестницам. В школе эта специфика была давно учтена путем устройства кабинета завуча на первом этаже, примыкающим к кабинету химии, которую Лейла Халиловна преподавала в свободное от руководящих забот время. Сергей вскочил на нижнюю ступеньку лестницы, когда Лелечка боком протиснув свои необъятные бедра в дверь вагона, уже пыталась нащупать носочком ступеньку, судорожно ухватившись за оба поручня. Через минуту сначала правая, а за нею вскоре и левая ступни разместились на первой ступеньке. Предложенная Сергеем рука была отвергнута "нет-нет, спасибо, я сама...", и вся операция была повторена еще два раза, после чего уже с помощью Сергея (пригодилась спортивная закалка) Лейла была снята с последней, высокой ступеньки, благополучно приземлена, и остававшиеся в вагоне пассажиры, передав Сергею багаж Лейлы, наконец-то получили возможность выбраться наружу. Марина, соблюдая этикет, представила Сергея Лейле, на что та заметила: - После наших с вами объятий на последней ступеньке этого вагона не мешает и познакомиться, хотя, как порядочный человек, Вы были бы уже обязаны на мне жениться, если бы не ваша милая жена и не мой верный супруг. Сергей вернул Марине ее спортивную сумку, а свой чемоданчик обменял у Лейлы Халиловны на два ее увесистых чемодана, и они отправились доставать такси. В гостинице "Академическая" на Ленинском проспекте женщины разместились на пятом этаже, в двухместном номере из числа предназначенных для участников конференции. Лейла Халиловна изъявила желание отдохнуть, а Марина с Сергеем спустились в холл гостиницы. Марина решительно направилась к дальнему журнальному столику и села в кресло, поворотом головы указав мужу на второе. - Ну, расскажи, чего ты добивался, что рассчитывал увидеть в своем шпионском вояже, и за какие грехи ты меня позоришь? - весь накопившийся за последние пару часов гнев наконец нашел выход в ее словах и сверкающем взгляде потемневших глаз. Она говорила негромко, но столько презрения было в ее тоне, что он на несколько мгновений как будто вернулся в юность и почувствовал себя, как в нокдауне, после сильного прямого удара. Ну как было объяснить этому любимому существу, что с той минуты, когда она объявила о своей поездке, ему, как в каком-то наваждении стали являться сцены ее прелюбодеяний то в двухместном купе спального вагона, то в гостиничном люксе, а то и в самых неподходящих для этого местах. Он отыскал в ее сумочке, пока она купалась, железнодорожный билет, и убедился, что он приобретен в обычный купированный вагон номер семь, на место номер двенадцать. За восемь лет замужества Марине не доводилось путешествовать в одиночку, они всегда ездили вместе, и в ту же Москву дважды, и он знал, сколько там соблазнов... Будучи сильным и волевым человеком, Сергей, однако, терялся при подобных "выяснениях отношений", в душе понимая беспочвенность своих претензий и подозрений. Он даже стыдился приступов своей ревности, истоком и единственной причиной которой было лишь неотразимое обаяние его жены. - Красивая ты, Марина, - вслух подытожил он поток своих мыслей, что оказалось созвучным повисшему в воздухе вопросу. - Что?! Ах, красивая... Нашел грех... Так за это нужно на меня намордник и ошейник с поводком? Чего же ты не женился на уродке? И сейчас не поздно... Вернемся, разведемся и давай... -Подожди, Марина, я не это имел в виду, просто я беспокоюсь за тебя, ведь могут обидеть... - Правильно, купи наручники, один защелкни на себе, другой - на мне, будем с тобой, как сиамские близнецы, сросшиеся идиотской ревностью, везде вместе - на концерт, на обед, в туалет... - она бросила взгляд на часы, висевшие в холле - без двадцати два, она уже опаздывала на аэровокзал... - Ладно, Мариночка, прости, я сглупил, конечно... Выплеснув на мужа свои сердечные обиды, рассудительным умом она уже поняла свою выигрышную позицию. Теперь нужно было разрешить ситуацию с наименьшими потерями для истинной цели поездки: - Еще бы... Нашел дело - шпиком по стране мотаться, детей кинув на старуху-мать... И, кстати, я приехала сюда за государственный счет, а ты за счет семейного бюджета, так? Что, по лотерее выиграл или богатое наследство получил, дай Бог здоровья твоим старикам... А? Вот что, Сережа, я смогу простить тебе эту дурацкую выходку при одном условии - чтобы... нет, сегодня уже поздно, но завтра чтобы ты улетел и был возле детей, я завтра вечером позвоню твоим... А сейчас иди, тебе же надо где-то устраиваться на ночь, здесь, видишь, все забронировано... - Хорошо, но знаешь, я же с утра ничего не ел, в вагон-ресторан надо было ходить через ваш вагон, боялся встретиться... Давай здесь в буфете перекусим что-нибудь... ...- Конечно, мне стало жаль его, ты же меня понимаешь, Ширинбек, ну, пунктик у человека такой. Ты ведь тоже говоришь, что я красивая, и тоже ревнуешь, да? - Нет, золотко, к мужьям не ревнуют, вот если вдруг... да ладно, хватит об этом. И на чем вы договорились? - Я сказала, чтобы он в "Академической" больше не появлялся, дескать, сообщу Лейле, что он уже сегодня срочно вылетел в Баку; в буфете гостиницы съели по паре холодных пирожков с картошкой, нет, он, кажется четыре, запили кефиром и разбежались. Я поднялась в номер, подождала минут десять и прогулочным шагом направилась к метро. Ты знаешь, мне все время кажется, что он следит за мной - прямо мания преследования какая-то... И даже спустившись в метро, я соблюдала конспирацию - сначала поехала по радиусу в сторону Шаболовской, потом, будто ошиблась, быстро вскочила с места и бегом перебежала на встречный к центру, при пересадке в центре в сторону Динамо тоже пропустила один поезд, оглядела опустевшую платформу, и села в следующий... Я так боялась, что не застану тебя... Ширинбек молча обнял ее за плечи и прижал к себе. - Ширинчик, ты не обидишься - мы сейчас поедем с тобой в твою гостиницу, я посмотрю, где ты будешь жить, а приеду к тебе завтра вечером, когда созвонюсь с его родителями и буду убеждена, что он там, хорошо? - Как скажешь, золотко, главное, не переживай, у нас еще будут, хоть три денечка, да наши... Поехали. От метро ВДНХ они шли в сплошном потоке людей по прямой аллее между рядами торговых палаток и киосков, стараясь не пересекаться с таким же встречным потоком. У памятника Циолковскому Ширинбек остановился: - Я подумал сейчас, что если бы не взмывающая вверх стела, Константин Эдуардович выглядел бы сторожем при этом базарном тоговом раздолье. Неужели районные власти не замечают нестыковки такого соседства? Марина, ты не слушаешь меня, перестань оглядываться... Если бы твой благоверный следил за нами, он бы уже давно выступил в роли Отелло в заключительной части драмы. - Да, действительно, извини... Перед дугой центрального входа на выставку Ширинбек придержал Марину, направившуюся к входному турникету: - Туда в следующий раз. Нам налево, на регистрацию. Девушка в бюро регистрации к концу рабочего дня выглядела утомленной от многократного повторения стандартных фраз, не оставляющих посетителям простора для дополнительного общения с миловидной хозяйкой бюро. - Путевку, командировочное и паспорт, пожалуйста, - и, одновременно делая какие-то отметки в журнале регистрации, бесстрастным голосом продолжала, - гостиница "Байкал", три остановки на любом троллейбусе или автобусе, посадка пятьдесят метров левее через дорогу, отметка командировочного удостоверения здесь же за день до отъезда со штампами посещения не менее пяти павильонов. Проспекты на столиках, бесплатно, и в выставочных павильонах. Следующий, пожалуйста, - не поднимая