ий, вдруг придвинулся к лесу, и принялся музицировать"? Такая вольность непростительна для простого слуги, для холуя. Это могла быть случайность - не так долго я наблюдал жизнь лагеря, и кто знает, как он вел себя до моего появления, - однако обостренная интуиция, разумная тревожность - это верные помощники разведчика. Я понял, что необходимо срочно действовать, для того чтобы прояснить обстановку и сделать, как говорится, "заявку на верный ход". До парня было не более десяти шагов. Дождавшись, когда он сделал маленький перерыв и отложил гитару, я вышел из хижины. По его разумению, я мог просто пойти до кустиков, до ветра. Но я сместился в его сторону и грохнулся на траву рядом. Не давая ему поразмыслить, обратился на испанском, делая комплименты игре и пению. Было очевидно, что парню мои оценки понравились. Я сказал, что между делом собираю песенный фольклор разных латиноамериканских народов, и попросил проконсультировать - послушать одну песню, которую я слышал давно, но сейчас не могу вспомнить чья она, какой народности принадлежит. Конечно, поставленный профессионально голос не идет ни в какое сравнение с песенной кустарщиной. Когда я взял первые аккорды на гитаре, а потом запел венесуэльскую песню, которую мне напевала когда-то моя мать Сабрина, парень превратился весь в огромное и единственное ухо. Было видно, что он упивался силой и красотой моего голоса, четкостью мелодии, аккордов вырываемых из простенькой гитары. Ничто не ограничивало меня - кругом был лес, масштабы моего концертного зала не стесняли меня в выборе громкости, а уж тембр и всякие лирические приемы я ориентировал на слушателя, исподволь следя за его реакцией. Парень слушал меня раскрыв рот, затаив дыхание, глаза его постепенно наполнялись слезами - чувствовалось, что это уже мой человек, что вербовка состоялась и от эффективного метода ее проведения душе этого парня никуда не скрыться, ему уже не отвязаться от меня. Но тут волнение наполнило и мою душу - парень словно преобразился. Это был уже не тот занюханный раб - на меня смотрели внимательные, умные, пытливые глаза. Весь облик его изменился, и я заметил, что передо мной сидит еще не старый, сильный, волевой субъект, оценивающий меня уже как-то по-иному. Он слишком внимательно и заинтересованно меня рассматривал, словно выяснял что-то для себя очень важное. Из домиков вышли и другие члены "экспедиции", все слушали мое пение с большим интересом, явно отдавая дань моим талантам. Аборигены америки очень отзывчивый на хорошую музыку и голос народ. Я закончил первую песню и без всякого перерыва, запел вторую - она исполнялась в умопомрачительном ритме. Такой ритм страшно действует, вовлекает в переживание человека с горячей южной кровью. Парень приподнялся на колени, как бы приплясывая на месте в такт моим аккордам... Уголком правого глаза, боковым зрением, я вдруг заметил прыжок веточки ближайшего к нам куста: там не должен был находиться зверь - так близко к лагерю он не станет подходить - там должен скрываться человек, возможно, не один, скорее всего так должна действовать группа захвата. Я не успел завершить свои размышления, как мой покорный слушатель в рывке сдернул меня и уложил плашмя на землю лицом вниз, накрыв своим телом. В этот момент началась очень хорошо организованная, эффективная стрельба на поражение у нас над головой. Для того, чтобы распознать нападающих - их вероятную численность и принадлежность к тайным или явным структурам - мне оставалось только оценивать звук стрельбы и взрывов, да отдельные выкрики. Я дифференцировал вид стрелкового оружия. Парень придавил меня телом к земле, но, безусловно, я мог бы специальным приемом перевернуть его и оказаться наверху. Действуя из такого положения, можно одним ударом угробить любого, а затем воспользоваться добытым оружием. Железные контуры мощного "Лонга" вдавливались в мою спину, не спасала кожу и позвонки даже подмышечная кобура, в которой мой спаситель таскал это грозное оружие. Я только сейчас заметил, что из под попонки, на которой расположился до начала светопреставления добрый парень, высунул хищный ствол пистолет-пулемет "Аграм - 2000" с глушителем. Все это оружие состоит на вооружении армии США. Не стоило прощупывать его спину и шею, чтобы понять, что здесь, за шиворотом, у него в специальных ножнах, на взводе, дожидается своего часа ртутный нож, предназначенный для метания из-за головы. Я не спешил проявлять агрессивную активность, потому что, во-первых, парень явно меня спасал (по-моему он был в сговоре с нападавшими - мы были ближайшая мишенью, но никто не стрелял в нашу сторону), во-вторых, я решил до конца играть роль интеллигента-ученого, в-третьих, разведка - это прежде всего умение выжидать и наблюдать, а вот диверсия требует энергичной, безжалостной агрессии. Вокруг нас гремели системы разного калибра и моделей. Национальную принадлежность оружия было легко определить по звуку. Кажется, набор стреляющих средств больше тяготел к американскому оружию, но слышался здесь и прочный, надежный удар нашего Калашникова - АКМ с подствольным гранатометом, напоминающий о себе вполне уверенно. На фоне Калашникова чаще свиристел пистолет-пулемет "Beretta 92 S", израильский Узи, американский Кольт - 1911 А1". Кто-то четко и, видимо, весьма эффективно постреливал из американской снайперской винтовки "Харрис" М92. Этот мудрец, наверняка, засел на высоком дереве. Не хватало еще, чтобы на поляну выкатилась американская боевая разведывательная машина МЗАЗ "Брэдли" или специальный легковой автомобиль "Шэдоу". Но более мощным сюрпризом могло стать появление основного боевого американского танка М1А2 "Абрамс", да прилет вертолета МН-60g "Пэйв Хок" с запасом систем для дистанционного минирования М139 "Волкэно". С ее помощью можно было бы начинить лес страшными игрушками по всему периметру лагеря, а самим улететь в это время на вертолетах. Основная пальба закончилась скоро: моя песня выманила из укрытий практически безоружных людей, и этим воспользовались нападавшие. Большая их масса напала с нашей стороны, так как отсюда был лучше виден безоружный противник. Но часть нападавших зашла с тыла и к моменту начала стрельбы блокировала помещения изнутри. Кто-то, бесспорно, страховал с точек абсолютной видимости прямо из леса. Охранные "секреты" были уничтожены из подствольных гранатометов. Двоих бандитов оглушили "липким шокером" - эти двое, видимо были нужны нападавшим для допроса. Оставалось "ошмонать" помещения, ближайшие кусты и отстрелять оставшихся в живых. Я заметил, как мастерски, даже с некоторой ленцой (не захотелось бегать) стреножили сетью-ловушкой одного из старожилов лагеря, бросившегося наутек. Мой добродетель и защитник, "покорный" слушатель, наконец, отпустил меня и смеялся во всю свою белозубую пасть - глаза его были чертовски умные! Он сказал мне по-испански: - Пой, дорогой, пожалуйста. Здесь все умеют ценить настоящего артиста. Я не знал, как мне понимать слово "артист" - как намек на то, что меня раскусили, или как обычную похвалу. На всякий случай я навязал моему спасителю диалог: - Хорошее дело - пой, когда столько пальбы обрушилось на мои барабанные перепонки. Я до сих пор еще не могу прийти в себя от страха и оглушения. А потом, пока я буду петь, кто-нибудь саданет мне в башку из автомата. Парень многозначительно ответил: - Здесь, теперь тебя никто не тронет, ты будишь нашим почетным гостем. Тебя, конечно, мучает вопрос, кто мы? - но скоро и об этом ты узнаешь. Однако мне кажется, что мы будем друзьями. Когда закончилась боевая резня нападавшие стали подходить к моему стражу - было похоже, что по значимости в скрытой иерархии он был здесь старшим. Кое кому он пожимал руку, кого-то похлопывал по спине, а кому-то только кивал головой. Мое внимание привлекла девушка - глаза пожирали ее, а губы мои твердили по-испански muchacha. Казалось, она в группе налетчиков играла не последнюю роль. Мой опекун с почтением пожал протянутую девушкой руку и бросил несколько коплементарных фраз - он как бы ей ставил в заслугу только что блестяще проведенную операцию. Девушка, бросив на меня внимательно-любопытный взгляд, сказала, что если бы я не выманил этих болванов своей песней из укрытий, то не известно как бы все сложилось. В открытом, без хитростей и Божьего везения, бою фортуна меняет настроение мгновенно, и нельзя с уверенностью сказать, что все решится малой кровью. Сейчас же со стороны нападавших не было ни одного даже легкораненого. Девушка еще раз сделала благодарный кивок в мою сторону и выразила надежду, что я еще порадую всех своими изумительными песнями - так и сказала "изумительными песнями". Было похоже, что эта особа - не простой фрукт, речь ее была правильная, с хорошо сложенными фразами - чувствовалось, что она имеет, как минимум, высшее образование, наверное, говорит на нескольких языках, и, вообще, производит впечатление высококультурного человека. Тогда не понятно, как она оказалась в компании явных головорезов и участвовала в страшной бойне. Пораженный контрастами, я не заметил, что говорю по латыни вслух: "Furens quid femina possit - На что способна женщина в исступлении". Она все расслышала и улыбнулась понимающе только мне. Итак, я не ошибся в своих предположениях! "O diem praeclarum - О славный день!" - это был уже ее ответ. Теперь настала очередь улыбаться мне, и я постарался насытить свою улыбку максимальным мужским обаянием. 9.7 Сперва нападавшие выставили боевое охранения и установили слежение за воздухом. Это было сделано на случай, если кто-либо из прежних хозяев успел передать по радио SOS. Затем они основательно перетрясли весь лагерь: были открыты все производственные помещения, оценена перерабатывающая сырье техника, найдены запасы оружия, деньги, документы. Все, что интересовало нападавших стаскивалось в середину поля, которое являлось посадочной площадкой для вертолетов. Потом началось практически тотальное минирование лагеря. Минировали даже столбики ограждения на которые была натянута оградительная сетка и колючая проволока. Ближе к вечеру устроились под деревьями на ужин. К своему костру, вокруг которого сидели мой опекун, девушка и еще три функционера, видимо, игравшие не последнюю роль в этой группе, позвали и меня. До сего момента я уже был полностью "расконвоирован" и даже, улучив возможность, успел основательно отмыться и переодеться во все чистое, найденное в богатых бандитских складах. Теперь, по моему разумению, я стал походить на цивилизованного человека - даже мой доброжелатель, взглянув на меня в новом обличие, поцокал языком, словно подтверждая - "А ты, парень, прекрасно выглядишь"! Благосклонно-внимательный взгляд я поймал на себе, когда неожиданно, нос к носу, столкнулся с приметной девушкой. Она уже тоже интересовала меня. Человек всегда чувствует первый и, может быть, самый важный, импульс сближения, называемый симпатией. Что-то уже замкнулось между мной и этой красивой и уверенной девушкой. Но не стоит подгонять события. Однако для разведчика важно использовать чувственные слабости других, но самому не попадать в эту кашу. Там у костра я получше пригляделся к девушке: по моим представлениям она была мексиканкой, пожалуй, имевшей отношение к типажу женщин из штата Оахака. Там почему-то законсервировалась особая генетическая порода жителей - стройные, сильные, поджарые, красивые, выносливые, умные. Девушке было не более 24-25 лет, но возраст у такой породы женщин трудно оценивать правильно. Благодаря своей стройности, бодрому тургору тканей, поздно появляющимся морщинам, они до преклонных лет выглядят весьма моложавыми. Еще в центре специальной подготовки обращали мое внимание на эту породу мексиканских красавиц, которые сравнительно легко, если того захотят, могут подцепить на крючок чувственной привязанности, практически, любого мужчину. Женщина-преподаватель (сама с идеальными внешними данными, только на французский манер), проводившая с нами занятия, предупреждала, что выиграть сражение с такой женщиной может лишь тот мужчина, который будет стремиться ни к мимолетным (в одно касание), а к серьезным (супружеским) отношениям. Честно говоря, с этой амазонкой я был готов идти под венец хоть сейчас. Чертовски забавные существа эти женщины: как только у себя в голове я сформулировал такое решение, так девушка, как бы встрепенувшись, очень внимательно и продолжительно на меня посмотрела. Скорее всего, и она тоже приняла ответственное решение. Но не будем "parva componere magnis" - сравнивать малое с великим. У достойной женщины всегда решения более ответственны, чем даже у самого достойного мужчины! Что-то в этой женщине напоминало мне и Сабрину и Музу одновременно: четкие, контрастные черты лица, словно оно высечено из породистого мрамора. Лицо продолговатое, череп долихоцефалической конституции. Волосы прямые, средней толщины, прочные, как смоль, черные. Ушные раковины среднего размера, правильной формы. Прямой, идеальной формы нос, большие карие глаза, сочные губы, которые манят и притягивают. Жемчужного перелива зубы, отменной формы, которые демонстрируют свой блеск только, когда лицо освещается улыбкой или взрывом смеха, а в обычное время они надежно спрятаны за плотно сомкнутыми губами. Кожа несколько смугловатая, но это только подчеркивает ее нежность и опрятность. Все остальные пропорции фигуры были на первый взгляд отменные, особенно меня волновали два "лягушонка", которые нет-нет, да и подпрыгивали, прячась за нагрудными карманами. Я только не успел уяснить причинно-следственные связи: что волновало и вздыбливало (про свои-то "вздыбливания" я мог сказать все определенно!) эти нежные образования - то ли особое мышечное напряжение грудной клетки при поворотах корпуса, при движении рук, то ли возбуждение шло из какой-то другой области человеческого тела, а, может быть, и от вольных мыслей. Но все прелести скрадывал камуфляжный костюм военного образца. Однако тело женщины нужно рассматривать, а, тем более, восторгаться им, только при непосредственном контакте, а не по отражению в зеркале или воде и, тем более, не должны мешать визуально-тактильному общению жесткие складки ткани военной униформы. Женское тело правильно не воспринимается даже сетчаткой глаза мужчины с отменным зрением. Он начинает его объективно оценивать только пальпаторно, еще лучше - всей кожей тела и, наконец, нежнейшим эпидермисом glans penis. Но от таких мыслей у меня возникло легкое головокружение, и я поспешил потянуться к гитаре, как к палочке-выручалочке. Но этого мгновения уже было достаточно для того, чтобы понять - "замыкание" произошло и теперь будет жарким пламенем гореть и вся "проводка", вся "кобелиная сеть"! Musculas cremaster дернулся, экскрет брызнул в штаны, а душа воскликнула в истоме: "Pater, peccavi - Отец, я согрешил"! Вроде бы никто ничего не заметил, а мое движение к гитаре вызвало восторг. Оказывается, перед тем, как устроить пальбу на поляне, гвардия с удовольствием слушала мои песни и открыла стрельбу с великим сожалением, понимая, что прерывалось выступление знаменитого артиста. Мне, как тяжко пострадавшему от преследования бандитов, позволили немного выпить. Для куража я подыграл еще большее опьянение, такая видимая расслабленность нравится женщинам (об этом мне тоже сообщили на занятиях в центре подготовки). Им кажется, что с "красиво пьяным" мужчиной, не демонстрирующим агрессию, легче начать игру "в кошки - мышки". "Кошкой" будет то, что подарено женщине природой, а "мышкой" то, что демонстрирует у мужчины ответную реакцию на "мышку". Я пел много, до самого прилета "вертушек". Честная компания забалдела от эстетического шока, многие расчувствовались, пытались подпевать. И тогда я понял, какие чувства клокотали в порочной душе императора Нейрона, когда он со слезами на глазах, захлебываясь патетикой, воскликнул: "Qualis artifex pereo - Какой артист во мне погибает"! Я почувствовал, что нежная женская рука гладит меня по спине и скользит по моей оловянной талии - да это была рука моей соблазнительницы. Я скосил глаза вправо на мою теперь уже очевидную спутницу во грехе: она несколько запрокинула голову, глаза плавали, как у боксера, получившего весомый нокаут! Победа была за Российскими вооруженными силами, следовало ковать железо, пока оно горячо... Но тут раздался шум вертолетов, а затем и началась погрузка. Как-то так само собой случилось, что при посадке "мучача" придержала меня у хвоста вертолета и впилась в мои губы своими горячими присосками. Это была ее благодарность за песни и "суровая ласка" амазонки. Клянусь, никогда раньше я не испытывал такого восторга и вкуса - мы могли бы потерять голову окончательно и улечься прямо здесь на траве, под вихрями, создаваемыми мощной боевой мельницей. Но поджимало время - нам никто не собирался представлять под задницу табурет, со сложным названием "мгновения счастья", которые, как известно, влюбленные не наблюдают. Известно: "Si duo faciunt idem, non est idem - Если двое делают одно и тоже, это не одно и то же"! Куда меня везли, я не знал. Меня даже не интересовало будут ли меня убивать сразу или подождут до приземление - она сидела рядом со мной, плотно прижавшись и обвив поясницу своей рукой. Она балдела,.. а я страдал от резкого прилива бешеной крови к определенному органу и от предчувствия реальностей страданий тех, у кого именно при таких обстоятельствах развивается жениховский эпидидимит. В моей биографии уже был подобный печальный опыт. Но спецназ Российской армии никогда не отступает. Я с нетерпением ожидал приземления, с опаской соображая и ища метод маскировки того эффекта, с которым мне придется познакомить ненасытные взгляды зрелых мужчин - я чувствовал, что идти мне придется в раскорячку, превозмогая страшную боль в яйцах! С печалью пришло ко мне понимание о многом, "sed nunc non erat his locus" - но теперь это было не к месту. 9.8 Да, моя воля и моя "мужская совесть" были несгибаемы до самого приземления, и это было оценено дамой по достоинству. Мои стойкие реакции нельзя было не заметить - с улыбкой косились окружающие люди: кто-то, видимо, гордился мною, солидаризировался, а кто-то, возможно, и ревновал, завидовал. Моя дама старалась не дотрагиваться до опасных зон, потому что понимала - с огнем не шутят! Только глупый semper ad eventum festinat - всегда торопится с развязкой. Мысленно я цитировал сейчас кусочки из Цицерона: "Simia quam similis, turpissima bestia, nobus - Как похожа на нас обезьяна, безобразнейшее животное". Но Цицирон явно не облегчал мои страдания. Вертолет провалился в воздушную яму,.. и я заскрипел зубами... Я сидел так, словно между ног держал СВД, то есть снайперскую винтовку, прочно сжимая ее коленями, боясь повредить оптический прицел, лицо мое, скорее всего, "окаменело от счастья". Мой недавний опекун наблюдал сцену с небольшого расстояния и, по всей вероятности, радовался за нас обоих, но и по-доброму посмеивался над моим естественным мужским горем. По прилету мы с дамой не торопились выйти из вертолета- первыми бодро выкатились бойцы. Мы же - влюбленная парочка - пытались скрывать мой жениховский эпидидимит - страшнейший отек мошонки из-за длительного и неудовлетворенного возбуждения. Меня могла спасти только срочная эрекция и эякуляция, но кто может правильно оценить страдания бойца в военном лагере. Смуглые головорезы в тайне потешались. Мне оставалось надеяться только на парную баню, но и при такой физиотерапии можно получить обратный эффект: вот и решай чем спасаться - холод прикладывать или тепло! Как я и предполагал, нас приземлили на военную базу, видимо, специально созданную для подготовки и отправки спец подразделений. Установить национальную принадлежность базы было не очень сложно: у ворот и на территории мелькали ребята из охранения - они были в форме вооруженных сил Чили. По идее, меня должны были отправить в "карантин" до полного установления личности и тщательной проверки тех версий, которые я мог выдать следователю. Но почему-то поступили со мной иначе. Моя амазонка так и не отпустила моей руки и, сдав оружие тут же у вертолета, повела меня медленным шагом, безусловно, щадя мои "переживания", по аллейке к небольшим коттеджам. Я понял, что ведет она меня к себе домой и у меня блеснула маленькая надежда на скорое прекращение моих терзаний. Правда, зашуршала в траве подозрений и вздорная мысль: а вдруг у них здесь так принято - добивать интернированного особой пыткой. "Si ferrum non sanat, ignis sanat - Если не излечивает железо, излечивает огонь"! Да, это был ее дом: три комнаты, санузел, душ. Столовая была совмещена с кухней, а прихожая с гостиной. На втором этаже - огромная мансарда во весь невысокий чердак - наверное, в полтора роста взрослого человека. Как только мы вошли в дом моя красавица стала стаскивать с меня и себя одежду, и оба голые мы отправились в душевую. Тогда я и смог убедиться в абсолютном совершенстве ее форм. Но от этого мне не стало легче, скорее наоборот! Она понимала меня и жалела. Прямо в душе, под горячими, расслабляющими струями, моя несравненная амазонка применила ту несложную французскую технику любви, которая снимает у мужчины все подобные хвори практически моментально. И у меня отлегло от сердца и от прочего! "Omnis ars imitatio est naturae - Всякое искусство есть подражание природе". Глоток жизни мы получили оба: только для меня это был глоток воздуха через спазмированное от восторга горло, а для нее - еще кое-что. И с такой задачей мы вполне справились, причем, настолько качественно, что былая мужская прыть восстановилась у меня очень быстро. Я вспомнил мою преподавательницу по эстетической психологии (практической сексологии): она давно и просто, в теории и на практике, объяснила мне, тогда еще начинающему шпиону, результативность подобных действий. Я вспомнил и Инночку, да и ряд других добродетельниц, которые не раз спасали меня от раскардаша души и плоти. Да, что говорить об этом! "Nemo vir magnus sine aliquo affalatu divino unquam fuit - Не было истинно великого мужа, не вдохновленного божеством". Потом мы долго кувыркались в постели: запросов и желаний было много, но самое главное, все они чудесно соотносились, взаимно поощрялись и тут же без напряжения реализовывались. Как говорят артиллеристы: "Откат нормальный"! Когда мои мучения прошли окончательно и соответствующие чувствительные "детали", избавившись от отека, приняли природную форму, амазонка слегка притомилась. Все хорошо в меру! Тогда от скоротечного пиршества, мы перешли к высокой беседе. Я, естественно, постарался выяснить в каких учебных заведениях готовят таких классных во всех отношениях специалистов. Оказалось все просто, точно так же, как у нас в России: амазонка закончила университет в Мехико, факультет археологии. Безусловно, университетское образование на всех девушек оказывает универсальное педагогическое воздействие. И неважно, где ты его получала - в Санкт-Петербурге или Мехико, в Париже или Лондоне. Звали мою зазнобу трогательно и нежно-величаво - Долорес, было ей 25 лет, служила в чилийском спецназе 3 года. Она не терзала меня вопросами, но охотно рассказывала о себе, словно старалась сразу же устранить все возможные препятствия, недосказанность для того, чтобы я мог спокойно и осознанно сделать свой выбор. Долорес никогда не была за мужем, не имела детей. Происходила она из богатой семьи, ее дед был русским, женившимся в довольно солидном возрасте на молодой мексиканке. Далее его сын от этого брака, тоже женился на мексиканке - вот именно такой пассированный славяно-мексиканский генофонд и бурлит в крови Долорес. Когда женщина хорошо осведомлена о своих телесных достоинствах, то ей нечего стесняться. Долорес не набрасывала никакого халатика, не обертывалась полотенцем, она в процессе разговора встала с постели, подошла к книжному стеллажу и выволокла оттуда пакет с фотографиями. Это был урезанный набор семейных реликвий, которые возит с собой боец спецназа для поднятия боевого духа. Вернувшись ко мне, она высыпала картинки на простыню и, перебирая их по своему усмотрению, бросала краткий комментарий. Я увидел Долорес в детские годы, в период юности, во время учебы в университете. Наконец мы добрались до фотографий родни: я остолбенел (но старался маскировать впечатление) - с одной из фотографий на меня смотрело, чуть-чуть прищурившись и слегка улыбаясь, лицо с характерным щербатым оскалом - это было лицо Александра Богословского. Этот человек был представлен мне Долорес в качестве деда по отцовской линии. Подобную фотографию я встречал неоднократно в архиве моего отца Сергеева-старшего. Похоже, что Богословский просто тиражировал свой лик, запечатленный в молодости, видимо, считая эту фотографию самой удачной. Впрочем, мы все мечтаем вернуться к истоку своей жизни и, чем становимся старше, тем чаще застреваем на этом. Видимо, маскировка моя не был абсолютной, пожалуй я слишком долго задержался на этой фотографии. Долорес подключилась к моему вниманию и стала давать пояснения: - Понимаешь, Фридрих, в моих генах есть кое-что от славянской сущности. У меня в запасе было несколько легенд на всякий пожарный случай: Долорес я представился при первом разговоре немецким ученым, назвав это имя, пояснив, что в Парагвае занимался в основном ботаническими и фольклорными изысканиями. Я якобы совмещал, по просьбе коллег из университета, эти две профессии - кое что определял в фауне и флоре, а в поселениях фиксировал и песенные находки. Так я и застрял в лесах и болотах пропащего края внутри Парагвая (рифма! поймал я себя на слове). У меня была надежда на то, что мое образование, близкое к классическому филологическому, даст мне возможность даже при тщательной проверке, избежать провала - я буду относительно ловко косить под ученого-филолога с несколько расширенным биологическим кругозором - ну, как Владимир Набоков, к примеру. Долорес в ответ на мои слова даже не повела бровью, не моргнула глазом, но я почему-то чувствовал, что выгляжу идиотом. Прячется в ее спокойствие какая-то тайна. Создавалось впечатление, что она читает мои мысли и уже кое-что о моей персоне себе прояснила. Она, видимо, хранила спокойствие до поры до времени, не подавая мне виду о некоторых своих догадках. Остальные фотографии я смотрел не столь внимательно, но остановился на прочтении психологии фотографического портрета ее матери. У Долорес с матерью было много общего, но самый главный мой вывод сводился к тому, что произошло удачное слияние славяно-татарского, от которого Богословскому никуда не деться, и контрастного мексиканского генофондов. Генетические позиции обоих ветвей были настолько конгруентны, удачно сочетаемы, что никаких перекосов ни на каких уровнях строения организма не произошло. Закончив знакомство с прошлым, я улегся на спину - Долорес положила мне голову на плече, плотно прижалась телом - и задумался. Первое, что было очевидно, и с тем необходимо было считаться: амазонка меня раскусила, она не верит в предложенную мною легенду. Второе тоже было очевидно: почему-то Долорес решила "оттереть", "отмазать", если угодно, меня от скоропалительного допроса. Она выбила из рук возможного следователя очень ценный фактор - "момент истины", который реализуется сразу же, как говорится, не отходя от кассы. Рассказ о своих корнях, фотографии - это попытка помочь мне переориентироваться, отшлифовать иную версию, более прочную, а лучше - безупречную! Конечно, у меня была и "аварийная" легенда, насыщенная максимально полным откровением. Но для включения ее в действие необходима санкция руководства, а, самое главное, нужно время для расстановки страхующих деталей, а то и довольно сложных мероприятий, иначе все труды могут пойти насмарку. Я думал, что поймал Долорес на чисто женской слабости - восприятие звука голоса, песни, музыки, сексуального поиска и прочее - оказалось, что своей, так называемой слабостью, она сама засадила меня в силки, в капкан. Я чувствовал ее манящее тело рядом и понимал, что через несколько дней такого совместного пребывания масса моих и ее телесных, да и душевных, флюидов перейдут друг в друга. Разделять нас станет возможным только с помощью хирургического ножа или пули - обоим в затылок! Я уловил на своей груди тепло от капель слез и понял, что Долорес думает о том же самом, переживает. Ей также дорога наша близость, и она не желает ее терять. Я прижал любимую женщину прочнее к груди - она тихо заснула, доверив себя без оглядки, на век. Будет тот век коротким или длинным - одному Богу известно! Мне почему-то вспомнился опыт из физики, еще со времен Нахимовского училища: когда два бруска близкого по однородности металла плотно прижимают друг к другу, то со временем в силу перехода элементарных частиц происходит прочное слияния контактной зоны. Время расширяет такую зону, усиливает ее взаимопроникновением элементарных частиц. Далее уже невозможно разделить два спаявшихся тела. Что-то подобное началось и у нас с Долорес, но по велению какой-то запредельной силы процесс тот шел катастрофически быстро. В сон мы обрушились практически мгновенно. Сказались страшная усталость и ощущение полнейшей защищенности, обеспеченной, как ни странно, тонкими стеночками нашего дома, способными сейчас под действием заботы свыше уберечь нас от неожиданностей. "Господь даст силу народу Своему; Господь благословит народ Свой миром" (Псалом 28: 11). Утро ударило по глазам яркими лучами встающего солнца. Долорес встала с постели спокойно, как женщина-супруга. Только так и погружают мужчину в семейное гнездо - без шума, без истерик, без требований любви до гроба. Все должно идти своим путем, осуществляться, как должное, как само собой разумеющееся. Она приготовила завтрак на скорую руку, кому-то позвонила, не скрывая своего разговора, потому что понимала, что я в моем положении условного пленника могу беспокоиться по любому пустяку. Мило улыбнувшись мне, она заявила, что мы пойдем в гости. И не надо беспокоиться, искать "подставы" в ее действиях. Просто здесь скучно и для того, чтобы не впасть в хандру, необходимо встречаться, объединяться с близкими людьми. Мы быстро позавтракали, я успел побриться пока Долорес наряжалась на гражданский манер, и мы двинули по аллее вглубь коттеджевого архипелага. Пришли мы скоро, примерно, к такому же домику, как и у Долорес. На открытой веранде нас встречал мой недавний опекун. Он приветливо улыбался нам обоим. С Долорес он обнял за плечи и чмокнул в щечку, как старую знакомую и близкого по духу человека, почти родственника, мне с удовольствием крепко пожал руку. Только сейчас я узнал от него, что его по-настоящему зовут Альварес. Приглядевшись внимательно, я стал улавливать различия в его облике сегодняшнем и того, который он вынужден был создавать там в лесу: это были два разных человека, изменившиеся даже внешне. Тогда я наблюдал как бы "незаметную личность" - размазанную и притертую к тени. Сегодня на меня смотрел человек добрый, открытый, сильный. Мне показалось, что и цвет кожи у него стал бледнее, ближе к европейскому, черты лица тоже отдалились от стандартов, свойственных кондовым аборигенам. Вообщем, передо мной стоял уже Человек, а не слуга. Мы вошли в комнату: мебель, убранство помещений было такое же, как в доме Долорес, чувствовалось, что хозяин сидит на чемоданах, понимая, что это его временное жилье, а там вдалеке его ждет кусочек собственного мира, привычный быт, семья, о которых он всегда помнит и к которым стремится телом, сердцем и душой. Мы уселись в мягкие кресла и взялись за стаканы с прохладительными напитками, потом, за разговорами, дошла очередь и до кофе, который готовили в Латинской Америке особенно вкусно. Сперва разговаривали за жизнь - то есть обо всем и ни о чем конкретно - но поскольку встретились люди, занимающиеся определенными боевыми делами, то разговор постепенно сместился к "производственной теме". Сперва я пытался сдерживать себя и выравнивать свой интерес под стандарт человека, лишь косвенно вступает в контакт с "профессиональными тайными". Но постепенно погружаясь в глубь беседы, я все больше и больше понимал, что мою игру вежливо терпят, однако у собеседников нет никакого сомнения в том, что я понимаю все намного глубже и что это как раз и составляет суть моего истинного интереса. И я перестал ломаться, принимая те правила игры, которые мне предлагали мои новые знакомые. Приходилось рисковал: в доме могли быть установлены пишущие и снимающие устройства - на карту была поставлена моя жизнь. Но какая-то особая, заботливая, доброжелательность чувствовалась во всем. Мне казалось, что не могут простые люди так органично подыгрывать мне - здесь было что-то другое. И я понял, что моя откровенность, мой нескрываемый интерес к теме как раз и могут явиться тем "крючком", на который я должен ловить жирную рыбу. Ну, а риск - это ведь одна из главных составляющих моей профессии. Конечно, мне было интересно разобраться в той коллизии, в которую я успел вляпался там в лесу. Словно отгадав мои интересы, Альварес начал беседу довольно инициативно, резко сместившись в сторону обобщения чужого опыта. Он заметил: - Фридрих, ты попал, как говорят славяне, из огня да в полымя. Такой смелый ход я моментально усек и понял направление той задачи, которую он ставил пере собой. Было необходимо действовать моментально: - Альварес, ты, что славянин или меня подозреваешь в принадлежности к той великой нации? - был мой прямой вопрос. Мой собеседник не смутился. Он и Долорес, откинувшись в креслах и внимательно изучая мое лицо, заявили без тени волнения или возражения: - Вообще-то, Фридрих, ты имеешь ту удачную конституцию, которая подходит для нескольких национальностей - немецкой, славянской, англо-нормандской, испанской, да, наверное, еще и для других, которые нам мало известны. Но это все - не суть важно, мы же не эссесовцы, чтобы классифицировать людей по национальной и анатомической избирательности. Однако давай отложим разговор на эту тему на потом. А сейчас мы отрядим тебе информацию по главной теме. Мне ничего не оставалось, как принять заданный вариант беседы, и я опять вынужден был высоко оценить профессионализм моих собеседников - они дали мне фору. Пришлось слушать все, что будет сказано, исполняя роль "второго номера". Альварес продолжал: - Ситуация заключается в следующем: Аргентинские власти давно и пристально следят за развитием наркобизнеса в странах Латинской Америке, они понимают, что многое здесь осуществляется в режиме "вынужденных подходов" - не до жиру, быть бы живу (опять славянский афоризм!). Мексика в последние годы изменила свою позицию, например, в отношении действий США в этом направлении. Мексика наконец-то присоединилась к тем контрмерам, которые пытается осуществлять государственная машина "старшего соседа". Президент Мексики еще в 1988 году поддержал Рональда Рейгана в утверждении на всем континенте главной идеи - "государственная безопасность страны превыше всего!" Более основательно по этому пути выступает Чили. Как ты мог заметить, мы как раз и находимся в одном из таких военно-координационных центров. "Андская газета", издаваемая в столице Перу Лиме, заявляет, что необходимо решительно бороться с реальной "наркотической угрозой". Отстегнуты немалые деньги на проведение глубоких научных исследований в этом направлении. Здесь в нашем центре формируются и готовятся не только боевые группы, но и осуществляются научные исследования - а наши недавние действия, свидетелем которых, да и участником, ты был, - это всего лишь пример применения "организационного оружия", эксперимент своего рода. Мы по существу обслуживаем сейчас одну из научных идей, имеющих отношение к комплексным методам ведения контрдействий против наркобизнеса. Альварес сделал маленький перерыв и отправился к кофеварке, Долорес перетолкнула меня на диван и уселась рядом - Бог свидетель, она не играла, южный темперамент жег ее изнутри, и она впилась в мои губы. Я вдруг ясно вспомнил некоторые научные исповеди моего отца и понял - клетки тела моей возлюбленной издалека уже точно почувствовали зачатие ребенка, начало беременности. Это был еще пока шепот, шелест женской плоти, готовой, а, скорее всего, уже получившей то, что ищет каждая нормальная женщина, - беременности от любимого человека. Альвароес не смутился, но, виновато улыбаясь, вынужден был прервать прелюдию нашей горячей сексухи. Он продолжил беседу: - Фридрих, тебе, конечно, известно (новый симптом доверия!), что цель информационных технологий - это создание качественной информации (информационного продукта, если хочешь) для эффективного управления объектом, процессом, не важно в какой области. Просто, в наркобизнесе страсти напряжены, потому и суть наших исследований имеет другой градус приложения к реальности. Как известно, информационный процесс состоит из четких операций: сбор, обработка, хранение, передача, отображение и применение информации. Но весь этот континуум нацелен на одно - на максимальную эффективность управленческих решений. Центральным вопросом при создании новых проектов в области информации, в том числе, такой животрепещущей проблемы, как наркобизнес и борьба с ним, является точная формулировка исполнительской задачи, иначе, как ты понимаешь, все теряет смысл. Альварес взглянул на меня и Долорес внимательно - на его губах появилась добрая улыбка. Он читал в наших глазах тоску не по информационным технологиям, а по постели. Он был мудрым и добрым человеком, он все понимал, а потому предложил сделать маленький перерыв, сославшись на то, что ему необходимо распорядиться на счет обеда, на который он нас приглашает. Было назначено время и я с Долорес практически, бегом, вприпрыжку, бросились к тому коттеджу, который стал для нас домом счастья, дворцом Божественной терпимости. "Но, как написано: "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим его". Эти слова были написаны Святым Апостолом Павлом многие века тому назад и посланы Коринфянам. Но мы с Долорес вольно трактовали их и не стеснялись этого - Иисус Христос никогда не был догматиком и квинтэссенцию его учения составляло одно общее откровение, называемое любовью - всемогущее чувство, угодное Господу Богу! Вернулись мы к Альваресу на званый обед точно в назначенное время, когда солнце уже садилось всей своей грузной жопой в Тихий океан, и с высоты той площадки в гористой местности, где размещался наш лагерь, мы могли наблюдать игру солнца с водной гладью. Но следы потехи любви были у нас и у солнца на лице высвечены, как золотой нимб доверия и величия тайного откровения, санкционированного Богом "единым и неделимым"! Немного выпили, как не странно, все ограничились джином с тоником (я опять отметил универсальность или заданность предпочтений! Подумал: "Неужели они пасли меня с пеленок?" Альварес продолжил разговор ровно с того места, на котором его сам и прервал: - Фридрих,.. (тут он внимательно на меня посмотрел), а может лучше, Владимир? Я охуел! И было отчего! Нижняя челюсть у меня отвисла. Альварес улыбнулся по-братски доверительно и нежно, а Долорес лишь потрепала меня по спине и прижалась головой к плечу. Я подумал: "Ну, суки, латиняне, стреножили м