Михаил Сергеевич Колесников. Таким был Рихард Зорге
ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР
МОСКВА.1965
В книге об отважном советском разведчике Рихарде Зорге рисуется
обстановка целого десятилетия (1934-1944 гг.), в которой действовала
антифашистская организация Рихарда Зорге, защищавшая интересы
Советской страны.
Автор на основе документального материала показывает
драматические ситуации разведывательной деятельности этой организации
в Японии, создает яркий образ бесстрашного человека, кристально
чистого коммуниста, патриота нашей Родины - Рихарда Зорге.
Эта книга - результат усилий не только автора М. Колесникова, но
и целого коллектива журналистов, переводчиков, работников архивов.
Использованы воспоминания соратников Зорге, людей, близко знавших его.
Издательство просит читателей присылать свои отзывы об этой книге
и предложения по адресу:
Москва, К-160, Военное издательство.
ОПЕРАЦИЯ "РАМЗАЙ"
Чиновники немецкого посольства в Токио переживали трудные дни:
всего несколько месяцев назад президент Германии Гинденбург назначил
рейхсканцлером Гитлера - "богемского ефрейтора", "маляра из Браунау",
человека с весьма сомнительным прошлым, который до весны 1932 года не
был даже немецким гражданином. Веймарская республика пала, к власти
пришли наци.
В затхлый мирок посольства и всей немецкой колонии ворвалось
что-то тревожащее, грозное. Вести приходили чудовищные: поджог
рейхстага; в тюрьмы и концентрационные лагеря брошено почти семьдесят
тысяч граждан; Гитлер наделен чрезвычайными полномочиями; все партии,
кроме национал-социалистской, запрещены; на площади Оперы в Берлине
сожжены сотни тысяч книг...
Отсюда, из Японии, казалось, что там, в Берлине, все сошли с ума.
События развивались с ужасающей стремительностью. На приеме,
организованном для аккредитованных в Германии американских и
английских журналистов, Гитлер открыто заявил, что между коммунизмом и
Германией не может быть компромисса и что Германия будет целиком
занята поисками "жизненного пространства" на востоке Европы. Розенберг
помчался в Лондон и на интимном обеде, устроенном в его честь
консерваторами, изложил план "уничтожения большевиков с полного
одобрения и по поручению Европы".
Но больше всего сотрудников посольства встревожили слова Геринга,
заявившего не так давно в прусском ландтаге: "Кто завоевал должности,
тот и будет ими владеть!" Сказано прямолинейно. Распространяется ли
заявление на чиновников министерства иностранных дел? Каждый
беспокоился лично за себя, за свое местечко. Над Токио дрожит
синее-синее небо, курортный сезон в разгаре; в воскресные дни почти
вся немецкая колония выезжает на фешенебельный морской курорт
Камакуру. И даже как-то не верится, что там, в фатерланде... Напрасно
посол доктор Герберт фон Дирксен старался успокоить приунывших
чиновников. Никто не чувствовал твердой почвы под ногами. Даже сам фон
Дирксен.
Немецкая колония в Токио насчитывала около двух тысяч человек.
Кроме посольских сюда входили представители различных германских фирм,
например служащие фирмы "Иллиенс и Кo", владельцы ресторанов и кабаре,
дельцы, коммивояжеры, врачи, семьи офицеров, стажирующихся в японских
войсках, работники торгпредства, сотрудники Германского
информационного агентства - ДНБ.
Вся эта разношерстная публика разделилась на три лагеря: на
скептиков и хулителей нового режима, на нейтральных и на откровенно
фашиствующих. Последние превратили ранее безобидный немецкий клуб,
какие создаются в любом иностранном государстве, где оказываются
вместе хотя бы три немца, в центр идеологической обработки членов
колонии, стали устраивать здесь собрания, вечера. Прежний уют в клубе,
когда можно было, не задумываясь о политике, пить пиво, есть сосиски и
неторопливо играть в скат, растворился в истерических выкриках наци, в
шумных партийных сборищах.
Иногда из Нагои приезжал в Токио проведать жену стажер германской
армии в японских войсках некто подполковник Эйген Отт. Для всех он был
загадочной фигурой. Говорили, якобы Отта прочат в помощники военного
атташе, что было маловероятно, так как армейский офицер есть армейский
офицер, и дипломат из него, разумеется, не получится. В Японию Эйген
Отт приехал не так давно. Оставил молодую жену под присмотром
посольских дам, а сам помчался в Нагою в артиллерийский полк исполнять
воинский долг. Когда в воскресные дни Отт делал набеги на Токио, то
сильно напивался, поносил "богемского ефрейтора" и старался вызвать на
откровенность других. Его сторонились, не без основания считая
абверовцем - военным разведчиком. Да и кем еще мог быть стажер в
иностранных войсках? Он сам распустил о себе слух, что будто бы
высокопоставленные покровители из генерального штаба постарались
отправить его подальше от третьего рейха, спасая от возможных
неприятностей. Но в это мало кто верил. Каждый держал язык за зубами,
не зная, как повернутся события. Информации английских, французских и
американских газет и верили и не верили. Газеты третьего рейха
изображали все события в радужных тонах. Всех приезжающих из Германии
в посольстве встречали с болезненным интересом. Хотелось получить
новости из первых рук, расспросить очевидца.
Вот почему, когда 6 сентября 1033 года в строгих залах
посольского особняка появился прибывший "оттуда" аккредитованный в
Японии корреспондент германских газет "Франкфуртер цейтунг", "Берзен
курир" и голландской "Амстердам хандельсблад" Рихард Зорге, доктор
государственно-правовых наук, все потеряли дипломатическую
сдержанность. Всего несколько часов назад корреспондент сошел с
океанского лайнера в Иокогамском порту, а очутившись в Токио, конечно
же, первым делом направился в германское посольство, чтобы официально
зарегистрироваться. Он вовсе и не ожидал, что к его скромной особе
будет проявлен столь бурный интерес. Впрочем, он скоро сообразил, что
сотрудников интересует не его особа, а события на родине. Посыпались
вопросы. Некоторые носили явно провокационный характер. Зорге отвечал
спокойно, обстоятельно. В фатерланде ничего особенного не произошло,
все остается по-прежнему. Стоит ли придавать значение мелким
беспорядкам, которые неизбежны в подобной ситуации?..
Он был высок, строен, красив, одет со вкусом, этот доктор Зорге.
Все изобличало в нем человека утонченного, воспитанного. Он не
старался произвести эффект, оглушить сенсацией. Но каждое слово его
звучало весомо, угадывалась широкая осведомленность; даже неискушенный
мог догадаться, что послан он сюда не случайно и, возможно, с особыми
полномочиями. Не навязчиво, не прямолинейно, а своим рассудительным
тоном, рассказами о пустячках из быта третьего рейха, мягким юмором,
которым была окрашена его речь, он сумел внести успокоение в массу
посольских чиновников.
Зорге сразу разгадал этих людей: они придавлены страхом. И
теперь, после расспросов, каждый решил, что в Токио приехал очень
обаятельный, милый человек. Голубые глаза его с прищуром смотрят
весело, уверенно, движения неторопливы, скупы. Так может вести себя в
незнакомой обстановке только сильный человек, хозяин положения. Да он
и был хозяином положения, так как знал, с кем имеет дело: все те же
немецкие чиновники, зараженные великогерманской амбицией, реакционные,
агрессивные, трусливые и аполитичные приспособленцы, соглашатели. А
беспринципность, соглашательство, приспособленчество, как известно,
синонимы слова "оппортунизм". Позже бывший германский дипломат В.
Путлиц охарактеризует этих людей так: "Среди всего чиновничества
Веймарской республики не было группы более далекой по своим взглядам
от общественного развития и потому более подверженной оппортунизму,
чем высшее чиновничество министерства иностранных дел".
Приглашенный послом Дирксеном в кабинет, корреспондент Зорге
заговорил более откровенно. Он извлек из кармана рекомендательные
письма в министерство иностранных дел Японии, визированные крупными
чиновниками японского посольства в США. Среди документов были
рекомендации к высокопоставленным японским дипломатам Тосио Сиратори и
Кацудзи Дебути. Дирксену этого было больше чем достаточно. Зорге
коротко изложил цель своего приезда в Японию: ему как журналисту
надлежит установить самый тесный контакт с японским МИДом. Германскому
правительству нужна обстоятельная информация о политических
настроениях в Японии по всем каналам, и тут газетчикам принадлежит не
последнее слово. Очень тонко, почти иносказательно, Зорге намекнул на
возможность в ближайшее время более тесных отношений между третьим
рейхом и страной восходящего солнца.
Когда посол стал расспрашивать о Берлине, Зорге попытался придать
объективность своему рассказу, объясняя действия нацистов
необходимостью. Потом показал еще один документ: справку,
подтверждающую чистокровное арийское происхождение гражданина третьего
рейха Рихарда Зорге. Вскользь заметил: готовится закон,
устанавливающий, что заниматься журналистикой и вообще литературной
деятельностью могут лишь лица арийского происхождения, имеющие
немецкое гражданство. Да, об этом он слышал от начальника прессы
имперского правительства Функа. Случилось так, что перед отъездом
Зорге в Японию нацистский пресс-клуб в Берлине дал в честь его обед,
на котором присутствовали Функ, Геббельс и начальник иностранного
отдела нацистской партии Боле.
Нет, доктор Зорге не хвастал высокими знакомствами. Он упомянул о
них лишь для того, чтобы лучше передать атмосферу в Берлине, и посол
это понял. Он знал, что глава министерства пропаганды Геббельс
благоволит к "Франкфуртер цейтунг", а Зорге был представителем этой
газеты и тем самым как бы возвышался над другими немецкими
борзописцами, входящими в ДНБ. Фон Дирксен понял, что имеет дело не с
рядовым журналистом, а с человеком, которого считают своим в
правительственных кругах, с человеком широко информированным. Как о
чем-то общеизвестном, Зорге говорил о поездке Розенберга в Лондон, о
встрече Гитлера с американскими банкирами Олдричем и Манком,
состоявшейся месяц назад.
На Дирксена Зорге произвел выгодное впечатление. Посол
посоветовал ему наведываться иногда в посольство и к нему лично. Для
начала Зорге получил приглашение на обед.
А впереди были визиты руководителю ДНБ, представителям служб
информации различных министерств, знакомства с иностранными
пресс-атташе, пресс-конференции...
Вернувшись в номер гостиницы "Мегуро", Зорге глубоко задумался.
На размышления навел маленький обрывок газеты: в номере кто-то
побывал, кто-то рылся в чемоданах немецкого журналиста. Старались не
оставить следов. Но они, по-видимому, не догадывались, что имеют дело
с человеком обостренной наблюдательности. Дорожный транк-чемодан
вскрывали. Оторвался маленький кусочек газеты, которой были прикрыты
вещи. Кто-то интересовался содержимым транка. Кто?..
За годы разведывательной службы Рихард привык наблюдать за собой
как бы со стороны. Так было в Шанхае, так было в нацистской Германии.
Теперь, стоя у открытого окна, он анализировал каждый свой шаг за
сегодняшний день. Достаточно ли естественно вел он себя?
Естественность и простоту Зорге считал нормой поведения разведчика. Он
ненавидел всякую таинственность. Его можно было бы уподобить
ученому-натуралисту, который во всеоружии современных знаний
отправляется в дикие джунгли, где на каждом шагу подстерегает
опасность. Он с полным правом мог сказать о себе: "Во мне проснулась
страсть исследователя, страсть, которая уже больше никогда не покидала
меня". Да он и был ученым, исследователем. Только ему всегда
приходилось пробираться через самые опасные джунгли - через джунгли
запутанных человеческих отношений. Здесь каждый неверный шаг может
привести к катастрофе. Нужна особая бдительность, мозг должен
бодрствовать беспрестанно.
Да, сегодня корреспондент Зорге вел себя весьма естественно. С
фон Дирксеном проявлял холодную, сдержанную откровенность. Он понял
этого чопорного, суховатого чиновника. С таким следует вести себя
осмотрительно, ненавязчиво. Доктор Дирксен и доктор Зорге уже почти
нашли общий язык, но до их сближения еще далеко. Инициатива должна
всегда исходить от доктора Дирксена, доктору Зорге остается терпеливо
ждать. Доктор Дирксен неизбежно придет к Рихарду Зорге, в противном
случае советскому военному разведчику нечего делать в немецком
посольстве. Но путь к черствому сердцу посла очень извилист, полон
препятствий. Старый оппортунист не имеет прочных политических
убеждений. Во имя карьеры и обеспеченной жизни он готов служить кому
угодно, будь то Гинденбург или же наци. Наци оказались сильнее - и
Дирксен целиком на их стороне. Япония ему надоела, он мечтает о
Европе. Но час его еще не настал.
До приезда Рихарда Зорге в Японию Дирксен не имел о нем ни
малейшего представления - и в этом была слабость посла. Советский
разведчик заблаговременно изучил досье на Дирксена, знал, с кем
придется иметь дело, - и в этом была сила Зорге. Он изучал посла, как
изучают инфузорию под микроскопом.
Начало как будто неплохое. И все же ощущение неблагополучия,
тайной опасности не покидало Рихарда. Час назад он пережил сильное
нервное потрясение: повстречался с женой стажера Отта. Лицо показалось
знакомым. "Рихард Зорге! - воскликнула она. - Какими судьбами? Вы
нисколько не изменились..." Эту даму он, в самом деле, встречал раньше
в Германии. Тогда она строила из себя "красную", а теперь вышла замуж
за абверовца. "Вы ошиблись, фрау Отт, я все-таки сильно изменился, -
сказал Рихард сурово. - Мои старые добрые друзья Геббельс и Функ
наконец-то нашли достойное применение моим способностям: я
аккредитован здесь от "Франкфуртер цейтунг"!" Она побледнела.
По-видимому, решила, что раньше, в те смутные годы, Зорге был
провокатором в рабочей организации. Теперь, очутившись здесь, он может
припомнить все, что она тщательно скрывала даже от мужа. Наконец она
справилась с минутной растерянностью, протянула руку и произнесла
кокетливо: "Надеюсь, мы останемся приятелями. Пусть прошлое останется
прошлым. Стоит ли его ворошить?.." Он пожал эту маленькую холодную
руку, улыбнулся, пообещал: "На меня можете положиться. Жизнь - сложная
штука".
С фрау Отт все как будто улажено. Намечается еще одно знакомство.
Как к нему отнестись?
Сегодня секретарь посольства фрейлейн Гааз что-то пристально
вглядывалась в лицо Рихарда. Уж не встречались ли они раньше? Он
посмотрел на нее открыто, без улыбки, и фрейлейн смутилась. Рихард
тоже застеснялся, рассмеялся и уже доверительным тоном сказал, что
новичку в этом азиатском городе на первых порах придется туго без
хорошего гида. Неожиданно фрейлейн пожаловалась на скуку здешней
жизни. Тогда он все понял и успокоился. Этот вариант следует обдумать.
Легкий флирт не помешает. Нужно иметь своих людей в посольстве, где
пузатые сейфы до отказа набиты государственными тайнами... Его жизнь
была подчинена одной идее, и то, мимо чего в другой раз он прошел бы
без внимания, приходилось брать на вооружение, использовать с
максимальной пользой для этой идеи.
Ему припомнилась японская пословица: "Принимаясь за большое дело,
помни о мелочах". О мелочах нужно заботиться беспрестанно: например,
отдать белье в стирку, привести в порядок костюмы. Прежде всего -
респектабельный вид... Шкатулка набита визитными карточками,
отпечатанными еще в Германии. Дипломаты любят лоск. У каждого
общественного круга своя обрядность, и если вы хотите казаться своим,
то должны быть посвящены во все тонкости ритуала, знать заповеди
элегантности, дабы своим видом не шокировать окружающих. От человека с
дурными манерами сразу же отворачиваются, и тогда все его планы
обречены на провал. Безукоризненный вкус - вот чем можно покорить этих
пустых, самовлюбленных людей, считающих себя "особой породой".
Необходимо сразу же вступить в токийскую ассоциацию иностранных
корреспондентов... Проникновение в общество - наука хоть и пустая, но
сложная. Здесь Зорге был в своей стихии. Он обладал личным обаянием,
чувством юмора, умел читать мысли других.
Однако Зорге понимал, что всего этого мало, чтобы держаться на
поверхности. У каждого разведчика есть своя "легенда". Сюда включается
и его прошлое. С точки зрения властей, прошлое должно быть
"безупречным". Прошлое - та ниточка, дернув за которую можно легко
разрушить с великими усилиями возводимое здание. Это как в пьесах
Ибсена. Прошлое неумолимо стоит за вашей спиной. Достаточно
какому-нибудь дотошному гестаповцу заинтересоваться прошлым Рихарда
Зорге, извлечь из пыльных архивов его полицейское "Дело" - и все
полетит к черту! Прошлое Рихарда Зорге там, в Германии.
И не только в Германии...
...Зорге стоял у раскрытого окна. Город утопал в вечернем
золотистом мареве. Громоздились дома безликой архитектуры и дома в
стиле "Азия над Европой" - каменные коробки с колоннами, увенчанные
прогнутыми крышами; под сенью гигантских криптомерии угадывались
силуэты храмов и кумирен. Улицы были запружены пешеходами,
дженерикшами, автомобилями. Сновали продавцы всякой снедью, доносились
их резкие выкрики и звуки трещоток. Мужчины в пиджачных парах и
котелках о чем-то оживленно разговаривали; постукивали по тротуару
сандалиями-дзори женщины с высокими затейливыми прическами, одетые в
кимоно с широким поясом - оби; сухощавый старик в грибовидной шляпе
переносил в корзинах на коромысле весь свой домашний скарб и... детей.
Это была Япония - страна давней мечты Рихарда. Он знал ее не
только по романам Пьера Лоти и по справочникам. Несколько лет посвятил
он изучению ее экономики, истории, культуры, владел японским языком,
разбирался в структуре хозяйства, мог рассуждать о концентрации
производства; не были для него тайной и взаимоотношения монополий, а
также все нюансы политики, проводимой правящими кругами. Важнейшими
органами японской абсолютной монархии являлись совет старейшин -
Генро, тайный совет и кабинет министров, состоящий из премьер-министра
и тринадцати министров. Военного разведчика Зорге интересовала не
экзотика, а политика. Так же хорошо знал он и Китай, владел
несколькими диалектами китайского языка. В Японию приехал крупный
востоковед. "Уровень моих познаний, необходимых для работы в Японии, -
писал позднее Зорге, - был нисколько не ниже того, что давали
германские университеты. Я разбирался в экономике, истории, политике
европейских стран; в течение трех лет пребывания в Китае я изучил его
древнюю и новую историю, его экономику и культуру, провел широкие
исследования политики этого государства. Еще будучи в Китае, я взялся
за написание нескольких статей о Японии, с тем чтобы составить о ней
общее представление. Следует заметить, что, занимаясь этим
предварительным изучением Японии, я рассматривал все вопросы с
марксистской точки зрения. Может быть, мои читатели не согласятся со
мной, но лично я убежден, что марксистский подход к изучению страны со
всей необходимостью требует анализа ее основных проблем в области
экономики, истории, социальных проблем, политики, идеологии и
культуры..."
Он мог бы с успехом вести несколько курсов на кафедре, стать
почтенным ученым, обрасти учениками и последователями. Мог бы... Если
бы его активная натура не требовала немедленного действия на благо
людей. А высшим благом были мир и безопасность социалистического
государства. Ради этого стоило отказаться от кабинетной жизни ученого,
рисковать собственной головой. "Если бы мне довелось жить в условиях
мирного общества и в мирном политическом окружении, то я бы, по всей
вероятности, стал ученым. По крайней мере, я знаю определенно -
профессию разведчика я не избрал бы".
Он горячо любил и глубоко ненавидел.
Где-то среди шести миллионов токийцев затеряны его радисты Эрна и
Бернгард, журналист Бранко Вукелич. С Вукеличем они встретятся на
первой же пресс-конференции. Бранко приехал в Токио еще в феврале.
Приехал с женой датчанкой Эдит и пятилетним сыном.
От сознания, что Бранко, Эрна, Бернгард где-то рядом, Рихард не
испытывал больше гнетущего одиночества. Когда будет создано ядро
организации, от него потянутся нити во все концы Японии, на континент,
в Китай, в Маньчжурию. А пока нужно взрыхлять, готовить почву,
легализоваться...
"Поспешайте не торопясь..." - так любит говорить "старик", Ян
Карлович Берзин. Именно он советовал сперва прочно врасти в японскую
почву, а уж потом развернуть широкую деятельность.
И сейчас, находясь среди незнакомого и враждебного мира, Зорге
унесся мыслями в далекую Москву. Сказывалась привычка к методическому
мышлению: очутившись на японской земле, он должен был еще раз уяснить
все детали задания. В своих заданиях Берзин никогда не был
категоричным. Он определял лишь общее направление работы, своего рода
магистральную линию. "Ну а что касается остального, то действуй
сообразно обстоятельствам".
Это была их последняя встреча перед поездкой Зорге сюда, в
Японию.
Руководитель советской разведки не спешил говорить о главном.
Рихард совсем недавно вернулся из Китая, и ему не терпелось узнать,
почему его в срочном порядке отозвали в Москву. А Берзин прохаживался
по кабинету, бросал лукавые взгляды на Зорге и говорил о вещах,
далеких от работы.
Их связывала давняя сердечная дружба. Оба испытывали радость
оттого, что снова встретились и могут просто так обменяться мнениями о
прочитанных книгах, вспомнить прошлое. "Старик" был всего на пять лет
старше Рихарда.
"Я часто вспоминаю афоризм какого-то древнеримского философа,
кажется Сенеки: "Судьбы ведут того, кто хочет, и тащат того, кто не
хочет", - проговорил Берзин с улыбкой. - У нас с тобой получается
что-то вроде этого. Помню, когда я был слесарем, то мечтал стать
инженером. Вот и засело в голову. Попал в учительскую семинарию, а
мечтал удрать в техническое училище. Но человек, наверное, вынужден
поступать по обстоятельствам, а мечта продолжает жить сама по себе. В
двадцать втором занимал большую должность в армии, а в анкете написал:
"Хочу получить техническое образование", В статистическом отделе ЦК за
голову схватились: Берзин хочет стать инженером! Зачем ему это?.."
Рихард тогда слушал молча. Он-то знал Яна Карловича: обычный
обходной маневр!
Легкое лукавство было в характере Берзина. И многие обманывались,
принимая эту черту характера за простоту. Нет, перед Рихардом был
очень сложный человек, человек незаурядной судьбы и высокой культуры.
Сын батрака-латыша Ян Берзин с пятнадцати лет стал
подпольщиком-революционером. В шестнадцать лет военный суд в Ревеле
приговорил его к смертной казни. Казнь заменили тюрьмой. Потом -
ссылка в Сибирь, участие в революции, в гражданской войне. Был
заместителем народного комиссара внутренних дел Латвии, командиром
боевого отряда, работал с Дзержинским. Посещал пролетарский
университет и академию общественных наук. Великолепно владеет немецким
языком...
Зорге всегда поражала проницательность Берзина в вопросах
международной обстановки. Из вороха событий больших и малых Ян
Карлович умел отобрать самое существенное. У него было чему поучиться.
И Зорге учился.
Он знал, что разговор в конечном итоге перейдет в область
международных отношений, ждал этого и не ошибся. Ведь оба жили не
бытовыми мелочами, а событиями мировой значимости, подчиняли им всю
свою жизнь. В таких маленьких диспутах они оттачивали мысль,
тренировали политическое чутье. Тут скрещивались два сверкающих ума, а
в результате этого рождалась холодная, отточенная истина, так
необходимая обоим для ориентировки, для работы.
О чем говорил тогда Берзин Рихарду?
О том, что с приходом Гитлера к власти Германия превращается в
потенциального противника номер один. На третий день после прихода к
власти новоиспеченный рейхсканцлер призвал к восстановлению
политической и военной мощи Германии, с тем чтобы использовать эту
мощь для завоевания Советского государства. Правящие круги США, Англии
и Франции почти открыто поддержали гитлеровцев, надеясь их руками
расправиться с Советским Союзом и стабилизовать положение мировой
капиталистической системы. Над возрождением немецкой военной машины
трудились шестьдесят американских предприятий, расположенных на
территории Германии. В опасную игру включились финансово-промышленные
группы Моргана, Рокфеллера, Дюпона, Форда, банк Англии. Не так давно
примчавшийся в Берлин вице-президент американского концерна "Дюпон де
Немур" договорился с руководителями "ИГ Фарбениндустри" о
предоставлении рейху новейшей научно-исследовательской и
военно-технической информации.
Рихард знал, что правящие круги США, Англии, Франции толкали и
Японию на выступление против Советского Союза. Обстановка на Дальнем
Востоке обострилась до крайности. Япония отказалась подписать с
Советским Союзом пакт о ненападении. Она превращалась в наиболее
вероятного союзника третьего рейха.
Неожиданно Берзин спросил: "Тебе известно, что такое операция
"Рамзай"?" Зорге промолчал. Вопрос не требовал ответа.
"Необходимо выяснить, каковы планы Германии и Японии, откуда
Советскому Союзу грозит главная опасность, - проговорил Берзин. - Это
и будет операция "Рамзай". Ее цель - защита Советского Союза!"
Рихард насторожился. Даже лучшим друзьям Берзин никогда не
раскрывал свои замыслы.
"Операцию провести успешно возможно лишь на территории самой
Японии, - продолжал Берзин. - Если нам удастся создать
разведывательную организацию в Японии, а мы обязаны сейчас ее создать,
то отпадет необходимость добывать информацию окольными путями".
Зорге поднялся. "Почему у операции такое странное название -
"Рамзай"? - спросил он.
Берзин взглянул на него в упор: "Рамзай" - значит "Р. 3.", а "Р.
3." - это Рихард Зорге!"
Рихард вздрогнул.
"Такое важное дело, как создание организации в очень тяжелых
условиях Японии, - сказал Берзин, - мы можем доверить человеку
исключительных личных качеств. Я не хочу делать тебе комплиментов. В
Китае ты успешно справился с заданием. Если хочешь, рассматривай это
как стажировку. А теперь тебя ждут дела большого масштаба".
Рихард мог бы сказать, что продолжительная работа в Китае
измучила его вконец, что он мечтал всерьез заняться научными
исследованиями и что он только что женился на Кате Максимовой. Имеет
человек право на личное счастье, на спокойную работу?.. Ведь он
только-только вернулся.
Но он ничего не сказал, даже не нахмурился. Берзин и сам знал все
это хорошо. Мягкий в обыденной жизни, он становился непреклонным,
когда дело касалось интересов Советского государства. Тут все личное
отодвигалось на второй план. Он требовал героических дел во имя
Советского Союза. Это знал Зорге. Он сам был таким.
Берзин строил разведку на принципе добровольности, особенно если
речь шла о выполнении таких замыслов, как операция "Рамзай". Если бы
он уловил хотя бы тень сомнения на лице Зорге, то немедленно отстранил
бы его от этого дела. Но он с самого начала не сомневался в Рихарде.
Рихард принял вызов. Это было его дело, его "операция"!
Грандиозный замысел, который сравнить ни с чем нельзя... Оба понимали
это. Взглянули друг на друга и рассмеялись.
"Вот и прекрасно! - сказал Ян Карлович. - Что касается
остального, то действуй сообразно обстоятельствам. А вот "дела" и
фотографии твоих помощников..."
Каждая деталь операции была строго продумана. Железная мысль
Берзина уверенно вела Рихарда по опасным тропам разведчика.
О намерениях третьего рейха можно узнавать через германское
посольство в Японии. Следовательно, необходимо утвердиться в
посольстве.
Путь в Токио лежит через Германию.
И Рихард отправился в Германию.
Он шел на большой риск, но риск оправданный. Нацистам, занятым
интригами и дележом власти, некогда было выяснять личность какого-то
газетчика Зорге. Третий рейх еще только рождался из кровавого хаоса. А
кроме того, Рихарда путали с довольно известным немецким журналистом
Вольфгангом Зорге, который тоже бывал в Китае. И главное, в одно время
с Рихардом.
Почти четыре года прошло с тех пор, как Рихард последний раз был
в Берлине. Мать и сестры обрадовались возвращению Ики. Старший брат
испугался. Он-то догадывался, откуда приехал Ика. Испугался главным
образом за себя: успел разбогатеть, а тут такой сюрприз... Рихард
успокоил: приехал ненадолго, мечтаю уехать куда-нибудь подальше, в
Америку или Японию. Но старший брат должен помочь, ввести в деловые
круги, познакомить с влиятельными людьми. Ведь он, Рихард, давно
отказался от всякой революционной деятельности, стал журналистом,
побродил по Востоку, снова надумал вернуться туда...
Старший брат с рвением принялся за работу: только бы спровадить
побыстрее куда-нибудь, хоть на край света...
Рихард легко вошел в деловые круги, заручился рекомендациями. 3
июля он уже мог сообщить Берзину: "Интерес к моей личности становится
чересчур интенсивным". Он жил, держался на нервах. Но успех ему
сопутствовал. В журналистских кругах его сразу признали. Он не жалел
денег на кутежи, цитировал наизусть тупые афоризмы из "Майн кампф" и
прослыл ярым приверженцем нацистов.
Был резерв. На крайний случай: разыскать старых подпольщиков и
через них устроиться в какую-нибудь влиятельную газету, от которой
можно получить заграничную командировку. Но в Германии многое
изменилось за десять лет. Этот путь Зорге сразу же отверг. Лучше
действовать напрямик.
Газета "Франкфуртер цейтунг", узнав о намерении Зорге отправиться
в Японию, охотно заключила с ним договор. Это была победа, так как к
газете благоволил Геббельс. Удалось заключить соглашения и с другими
периодическими изданиями.
Дерзкая вылазка в стан врага завершилась полной победой.
И вот он в Токио... "Старик" будет доволен. Операция "Рамзай"
началась.
...Кто же все-таки рылся в его вещах? Это могли быть агенты токко
кэйсацу - особой полиции министерства внутренних дел - или же агенты
кемпетай - тайной полицейской организации с широкими полномочиями по
охране японского образа жизни от влияния Запада. Японская гражданская
полиция, жандармерия или же специальная тайная полиция - гадать было
бессмысленно. За каждым иностранцем здесь установлен тщательный надзор
с первого же часа его пребывания на японской земле. Зорге припомнил, с
каким подозрением оглядывали его таможенные чиновники в Иокогамском
порту.
Зорге редко улыбался, оставшись один на один со своими тревожными
мыслями, но сейчас он криво усмехнулся: работа японской полиции, обыск
"на всякий случай". Что ж, хорошее предупреждение, мина-сан (господа)!
В будущем придется перебраться в отдельный особняк.
Как всякий сильный человек, Рихард Зорге не боялся за свою жизнь
- она была подчинена высокой цели. Он страшился за дело. Он опасался,
что тщательно продуманная и разработанная операция "Рамзай", на
которую Берзин возлагал так много надежд, может провалиться из-за
какого-нибудь упущения, недосмотра, досадной мелочи.
Прошлое, прошлое... Оно как нацеленный револьвер: может
выстрелить в любую минуту.
"ПРОФЕССИЯ - ИНТЕЛЛИГЕНТ.
ПРИЗВАНИЕ - ПАРТИЙНАЯ РАБОТА"
Я сам себя обрек
На вечные скитанья.
Не нужен страннику покой...
(Из юношеских стихов Р. Зорге)
Он часто размышлял о своем прошлом, так как все его прошлое, по
сути, было лишь отправной точкой для того, что надлежало совершить
теперь. Операция "Рамзай" подведет какой-то большой итог всей его
жизни.
На подвиг не дается права свободного выбора. Это право вначале
нужно завоевать, взять с боем примерами своей биографии. На подвиг
посылают того, кто достоин подвига, ибо подвиг совершается во имя
большой и благородной цели. Но способен ли Рихард Зорге на подвиги?..
...Его прошлое начинается на юге России, в Азербайджане, на
Апшеронском полуострове.
Полоска земли, напоминающая по очертаниям клюв горного орла.
Промысловые поселки, пропахшие нефтью, - Сабунчи, Балаханы, Сураханы.
Тяжелый зной, который не смягчается даже ветром хазри. Ленивые,
мутно-зеленые волны Каспия. Край нефти... Она сочится из-под ног,
пропитала казармы и катухи - убогие жилища рабочих. Здесь много
туберкулезных - нефтяные газы разъедают легкие. Руки людей покрыты
незаживающими язвами. Черные вышки - как памятники тысячам загубленных
жизней рабочих-нефтяников.
На одной из вышек трудится некто Адольф Зорге, рядовой техник по
бурению скважин. Это крупный, благообразный немец лет сорока. Он
немногословен, дело свое знает, аккуратен даже в мелочах. Адольф
никогда не кричит на рабочих, не грозит штрафами, охотно принимает
приглашения на свадьбы, крестины, не чурается черного люда, и за это
его уважают. Больше всего на свете он ценит покой. Но жизнь
беспокойна...
Проклятая нефть всех свела с ума. Особенно не любит Адольф так
называемые шайтан-базары. Стоит забить фонтану, как вокруг него
начинается шайтан-базар: жадные предприниматели за баснословные деньги
скупают соседние участки, бросают сюда партии буровых рабочих. Скорей,
быстрей, без передышки!.. Тут мелкий предприниматель за несколько
месяцев может превратиться в миллионера. Предприниматель сам, выпучив
безумные глаза, день и ночь просиживает на вышке, поторапливает,
подстегивает, сулит награды. Жадность отвратительна.
Адольф скуп, но не жаден. Рисковать, вкладывать капитал в
сомнительные участки - не его занятие. Он честным трудом зарабатывает
свои деньги. Одевается скромно, кроме пива, ничего не пьет, живет по
пословице: "Рубль сэкономленный - все равно что рубль заработанный".
В Россию Адольф Зорге приехал в 1885 году. Сперва обосновался в
Аджикенде, в немецкой колонии, а потом перебрался в Баку.
Вести о несметных нефтяных богатствах Ашперонского полуострова
давно доходили в Германию. Все началось с небезызвестного Нобеля.
Заручившись поддержкой немецких банкиров, он с чемоданами денег
примчался в Баку, начал строить заводы для переработки нефти, выписал
специалистов из Берлина. И вот за короткое время представители
иностранных фирм сотнями устремились на Апшерон, оттеснив всяких там
Мирзоевых, Монташевых, Тарумовых. Французский банкир Ротшильд завладел
всей торговлей бакинской нефтью на международном рынке, основал
"Каспийско-Черноморское товарищество".
Адольф Зорге тоже решил попытать счастья в России. У него была
мечта: обеспечить старость. Ему всегда казалось, что люди, не сумевшие
обеспечить собственную старость и благополучие своей семьи, зря
прожили жизнь.
Отец Адольфа, а также два брата отца не сумели обеспечить себе
старость, и это наглядный урок. Все трое были активными
революционерами до и после революции 1848 года. Революционная работа
была смыслом их жизни. Особую известность на этом поприще завоевал
дядя Фридрих. Участник Баденского восстания 1849 года, близкий друг
Маркса и Энгельса, он после подавления восстания вынужден был
эмигрировать сначала в Швейцарию, а затем в Америку. Фридрих Зорге
стал организатором американской секции Первого Интернационала, а на
Гаагском конгрессе I Интернационала в 1872 году его избрали секретарем
Генерального совета. Слава дяди, видного деятеля международного
рабочего движения, ученика Маркса и Энгельса, автора многих
социологических и политических трудов, страшила и угнетала обывателя
Адольфа Зорге. Он вздрагивал, когда спрашивали: "Уж не родственник ли
вы того самого Зорге?!" - "Нет, нет", - спешил заверить Адольф. Он не
хотел иметь ничего общего со своими "красными" отцом и дядями. Он
стремился обеспечить свою старость и ради этого трудился не покладая
рук. Ему революция не нужна. Он доволен существующими порядками.
Иногда в воскресные дни Адольф надевал свой лучший костюм и
отправлялся в Баку. Здесь, возле старинного дворца Ширван-шахов,
фланировала избранная публика. Адольф смешивался с публикой и так
бродил до вечера, снедаемый своими мечтами. Он представлял себе, как
чинно идет под руку с фрау Зорге, все на них оглядываются, завидуют
тихому, обеспеченному счастью. А рядом - дети... много детей. Это его
дети, Адольфа Зорге! Мальчики, девочки - все равно. Много детей. И он
придумывал имена этим воображаемым детям. Но не было фрау Зорге, не
было детей...
Адольф старел, и за все три года жизни в России фрау Зорге так и
не появилась. А ведь он был красив, обеспечен, мог считаться хорошей
партией. Его сердце было открыто для любви.
И он наконец-то влюбился... И любовь оказалась сильнее классовых
и расовых предрассудков.
Нине Кобелевой исполнилось двадцать два года, но она и не
помышляла о замужестве. Были заботы поважнее, они иссушали душу.
Сперва умерла мать, потом - отец, Семен Кобелев, подрядный рабочий на
железной дороге. На руках Нины остались шестеро сирот мал мала меньше.
Всех нужно накормить, одеть, обуть. Беспросветная нужда... Какие уж
тут женихи!..
Но он появился. Рослый красавец немец, техник с буровой вышки
неподалеку от поселка Сабунчи. Нина и раньше видала его. При встрече
всегда опускала глаза, старалась пройти незаметно. А теперь он
напрямик заявил, что уже давно любит ее и просит быть женой. Нина
Семеновна даже растерялась. Как же так, выйти за немца? Он
поживет-поживет да и укатит в свою Германию, бросив ее с детьми... Но
сироты просили есть... И Нина согласилась стать женой Адольфа Зорге.
Поселились они в Сабунчи в двухэтажном доме. Здесь 4 октября 1895
года родился Рихард Зорге, будущий ученый и прославленный разведчик.
Брак оказался на редкость счастливым: Адольф любил жену,
заботился о ее братьях и сестрах. В доме царила атмосфера довольства и
взаимного уважения. Но теперь, когда все мечты Адольфа исполнились,
появилась новая: вернуться во что бы то ни стало в Германию! России
отдано тринадцать лет... А "Германия - превыше всего!".
И вот, когда Рихарду сравнялось три года, семья переехала в
Германию. Адольф Зорге купил небольшой дом в Вильмерсдорфе,
юго-западном пригороде Берлина, на Манизерштрассе, развел сад и стал
наслаждаться обеспеченной старостью. Он достиг своего идеала. Теперь и
умереть было не страшно.
А трехлетний Рихард? Оставила ли далекая Россия какой-нибудь след
в его памяти? Позже он писал: "Во мне было нечто такое, что несколько
отличало меня от других. Я родился на Южном Кавказе, и меня привезли в
Берлин совсем маленьким. Этот факт из моей жизни я всегда помнил... Я,
может быть, слишком русский, я русский до мозга костей..."
Первые слова, которым научился Рихард, были русские слова. До
четырех лет он не знал немецкого языка. В глубинах сознания осталось
неизгладимое ощущение просторов России, яркого кавказского неба и
ласкового света Каспия. Неясные образы будут всплывать в памяти на
протяжении всей последующей его жизни, манить, звать куда-то,
дразнить, распалять воображение.
...В кругу семьи его ласкательно называли Ика. В школе -
"премьер-министр". Почему "премьер-министр"? Он рос не по годам
развитым. В реальное училище поступил, когда едва исполнилось шесть
лет. В классе верховодил, прослыл