анее написанные действительно талантливые, правдивые книги о войне), а за такую одиозную, насквозь неоидеологизированную книгу "Прокляты и убиты", которая является издевательством над всем тем, за что воевал Жуков и его солдаты. В самом деле, чему верить: тому, что официально говорится о войне, о нашей победе, ветеранах войны или измышлениям писателя, который опровергает все, что он сам говорил и писал до этого о войне. В этой книге есть что угодно, но там и близко нет какой-либо правды о войне. Поразительно, но книга "Чертова яма" не выдерживает критики прежде всего с точки зрения элементарных основ демократизма и уважения человеческого достоинства. Если даже допустить, что все командиры в запасном полку были негодными, разве это оправдывает самих солдат, в том числе будущего автора книги, если они испражняются и гадят там, где живут. Можно ненавидеть командиров, воинский порядок, но солдат должен же уважать хотя бы себя, своих товарищей и не жить по-скотски. Наконец, одернуть и привести в порядок вконец опустившегося товарища. Нет, оказывается, люди сами ничего не должны делать и ни за что не должны отвечать. Это все дело рук начальства. Что ж тут остается от человеческой самостоятельности и ответственности? Не говоря уже о том, что описанные Астафьевым люди со скотской психологией никакой победы одержать не могли.
И прав Олег Давыдов: "К войне можно относиться как к святыне только в том случае, если погибшие и выжившие в ней -- именно люди. То есть -- возвысились над своими скотскими нуждами, идут на смерть не для того, чтоб нажраться, и не потому, что сзади стоит пулемет заградотряда, но -- потому, что у них есть некие человеческие "предрассудки" (любовь к родине, долг, честь, оскорбленное достоинство, чувство справедливости и т.д.). Это так в любой армии и на любой войне, и если этого нет, то речь должна идти о бойне, разборке, наезде, схватке за пищу, но -- никак не о священной войне. Автор смотрит на войну из земляной щели, а оттуда мало что видно".
Говорить об этом в данном случае вынуждает лишь горькая мысль о том, что даже после такой жестокой войны продолжали отравлять людям жизнь -- и бывшим военнопленным и тем, кто был в окружении или на оккупированной территории, да и по многим другим мерзопакостным поводам.
И мы всегда будем убиты (по крайней мере, морально) и прокляты, если не отучимся от дурной привычки гадить вокруг себя, не оставляя чистого и светлого места ни в своем прошлом, ни в настоящем.
И это ведь относится не только к прошлым временам. Где, в каких газетах сегодня (уже после установления памятника) больше всего публикуется всякого вздора о победе в Великой Отечественной войне, о Жукове, называя его "бездарным", "необразованным", "жестоким" и т.д.? Эти газеты называют себя "демократическими".
Зачем же этим "демократам" воздвигать памятник "бездарному" полководцу? Один из ниспровергателей Жукова писал, что даже одного рубля нельзя было тратить на этот памятник. Видимо все же памятник великому полководцу установлен не "демократами" и не "большевиками". Вообще такое категоричное деление людей на "белых" и "красных" не отражает всей сложности и реальности нашей сегодняшней жизни. Думаю, что памятник Жукову является отражением настроений и желаний большинства граждан нашей страны, обычных нормальных людей, уважающих историю своей страны, а таких людей в России становится все больше и больше и за ними будущее. А Жуков принадлежит именно к этой категории людей, и к нему несправедливо относились и "большевики" и продолжающие эту недобрую традицию нынешние "демократы". Кто бы и когда бы этим ни занимался, дело это недостойное для людей, не безразличных к своему Отечеству.
Правда, и в Главпуре и Министерстве обороны были разные люди. Как могли помогали в жуковских делах и сдерживали экстремистов маршал В.Г. Куликов, адмирал флота А.Н. Сорокин, генерал армии В.И. Варенников, маршал В.И. Петров.
В целом же поворот к благожелательности к памяти Жукова и основательному изучению его полководческого искусства был сделан с приходом на должность министра обороны маршала С.Л. Соколова и начальника Генерального штаба маршала С.Ф. Ахромеева. В 1985 г. был издан специальный (дополнительный) номер журнала "Военная мысль", где было опубликовано уникальное выступление Г.К. Жукова на военно-научной конференции в октябре 1945 г. в группе советских войск в Германии. Вслед за этим были проведены научные конференции и лекции для офицеров в войсках и военно-учебных заведениях, посвященные изучению военно-теоретического наследия великого полководца.
Будучи начальником Академии генерального штаба, большое внимание уделял изучению и постижению полководческого искусства Г.К. Жукова преподавателями и слушателями генерал-полковник И.Н. Родионов. С приходом Игоря Николаевича на должность министра обороны возникает надежда, что жуковские традиции будут неуклонно возрождаться в Российской армии.
Конечно, и Г.К. Жукова не надо идеализировать. У него, как у всякого, пусть выдающегося человека, были и свои слабые стороны, ошибки, непростой у него был и характер. Видимо, никто сегодня не скажет, что Жуков во всем был прав по отношению к адмиралу Н.Г. Кузнецову, К.К. Рокоссовскому (в отдельные моменты битвы под Москвой) и некоторым другим своим сослуживцам. Так накапливались у людей справедливые и несправедливые обиды, которые вылились наружу, когда Жуков попал в немилость.
Плохую услугу нашему национальному герою оказывают и слишком ревностные его поклонники, стремящиеся возмущаться и протестовать по каждому, даже незначительному замечанию в его адрес. В этом нет надобности. Георгий Константинович -- земной человек и ничто человеческое ему не было чуждо. Таким во всей сложности натуры и деяний его надо принимать. Он сложился как великий полководец благодаря своему природному таланту и под влиянием тех исторических событий и жизненных условий, которые предопределила его судьба. Ни один из талантливых полководцев времен второй мировой войны не может сравниться с Жуковым по глубине, широте, прозорливости стратегического мышления, по его силе воле и организаторским способностям.
Вместе с тем некоторые другие полководцы обладали такими качествами, которых недоставало Жукову. Например, А.М. Василевский был выдающимся мастером стратегического планирования. Он обладал редким даром тактично побуждать подчиненных самих находить нужные решения, не обязательно навязывая по каждому случаю приказы и указания сверху. Сталин ему как-то сказал: "Вы вот такой массой войск руководите и у вас это неплохо получается, а сами, наверно, и мухи никогда не обидели". Иногда его обвиняли в излишней осторожности. Но Александр Михайлович показал, что решения, которые находят сами командующие и командиры, совсем по-другому, с большим внутренним воодушевлением выполняются. Он был талантливым организатором работы Генерального штаба, умело согласующим его усилия с командованиями фронтов, командующими родами войск, тылом вооруженных сил и другими государственными органами.
Или И.С. Конев был одним из наших самых опытных и выдающихся полководцев, он был один из немногих военачальников, кто почти всю войну командовал фронтом. По оценке Василевского, по настойчивости и силе воли он был наиболее близок к Жукову. Иван Степанович обладал на редкость хорошей интуицией, умело сочетал мощь артиллерии с быстротой, натиском и внезапностью удара. Некоторые зарубежные военные историки называют его "гением внезапности". Для его полководческого стиля по управлению войсками наиболее характерно сочетание быстрого принятия оперативных решений, определяющих действия всего фронта, с постоянным общением с командирами тактического звена, непосредственная организация боевых действий в войсках, действующих на решающих направлениях. Но он не всегда находил себя в обороне. Будучи командующим Западным фронтом и имея в своем распоряжении более боеспособные войска, в сентябре 1941 г. он не смог сделать то, что в октябре удалось Жукову в несравненно более сложных условиях почти полного развала фронта.
Л.А. Говоров был непревзойденным мастером боевого применения артиллерии и отличался высочайшей организованностью. К.К. Рокоссовского, Р.Я. Малиновского, Н.Ф. Ватутина, И.Д. Черняховского отличало умение гибко маневрировать войсками в ходе операции. Причем не только тогда, когда возникнут благоприятные условия. Они постоянно стремились создавать для этого необходимые условия и удивительным образом находить возможности для обхода противника, выхода на его фланги и в тыл, даже тогда, когда, казалось бы, нет другого выхода, как атаковать его с фронта. И.Е. Петров, действуя в обороне ограниченными силами против превосходящих сил противника, мог проявлять столько оперативно-тактической изворотливости и находчивости, что порой в самых, казалось бы, безнадежных условиях добивался успешного противостояния наступающему противнику, как это было при обороне Одессы, Севастополя или Кавказа. Немало своих достоинств и особенностей полководческого почерка было и у других военачальников, прославившихся во время Великой Отечественной войны.
Кстати, сам Жуков охотно признавал достоинства не только других полководцев, но и многих командиров дивизий, полков, старался, где нужно, учиться у них. Без всяких скидок, критически анализировал каждую свою проведенную операцию, отмечая как успехи, так и то, что не получилось. Надо признать и то обстоятельство, что Г.К. Жуков -- человек войны, где его талант и способности проявились наиболее ярко. В мирное время, даже в должности министра обороны, он не всегда находил рычаги влияния, которые направляли бы в нужное русло весь огромный и сложный организм вооруженных сил. В ряде случаев он пытался и в мирное время действовать методами военного времени. Особенно это относится к укреплению воинской дисциплины. Будучи требовательным руководителем и справедливо нетерпимым к проявлениям расхлябанности и недисциплинированности, он пытался строгими взысканиями вплоть до отстранения командиров от должностей за случавшиеся происшествия, в короткий срок навести воинский порядок. Дело доходило до того, что некоторые командиры опасались свои части выводить на учения, боясь, что может случиться "ЧП". Кстати, и при Р.Я. Малиновском мало что изменилось в этом отношении. Конечно, переход армии от военного к мирному времени всегда проходит трудно и болезненно, тем более, что после войны советские вооруженные силы несколько раз то резко сокращались, то резко увеличивались. В результате войска жили в условиях перманентных организационных изменений. В этих условиях не всегда учитывалось, в том числе и Жуковым, что если какие-то отрицательные явления происходят только в нескольких объединениях и соединениях, причины и необходимые меры по их устранению надо искать именно в них, но если они имеют место в большинстве округов и флотов, то главные причины надо искать в центре системы, искать такие рычаги воздействия и меры, которые устраняли бы причины негативных явлений, в корне меняли условия несения военной службы и радикально улучшали положение дел.
К сожалению, таких крупных мер не было найдено. Вместо этого, тогда и в последующем пытались и пытаются до сих пор решить все проблемы по укреплению дисциплины одним административным, командирским давлением на войска. Справедливости ради скажем, что если бы даже Жуков или другой министр обороны захотел осуществить радикальные преобразования, то в условиях тотального контроля и некомпетентного вмешательства в военные дела со стороны аппарата ЦК КПСС и других органов, трудно было бы что-либо из задуманного провести в жизнь
Да и по характеру люди не бывают одинаковыми. В связи с этим припоминается случай, когда на командно-штабном учении в Белорусском военном округе летом 1957 г. на запасный командный пункт фронта, который пришлось мне возглавлять, поздней ночью приехал маршал Рокоссовский. Под сильным дождем мы шли с ним в палатку, где располагался центр боевого управления. По пути, не рассмотрев в темноте, Константин Константинович зацепился за небрежно проложенный телефонный провод и упал прямо в лужу. Мы, конечно, расстроились и виновато помогали маршалу подняться, ожидая самого наихудшего. Но он засмеялся, быстро встал и совершенно невозмутимо сказал: "А мы во время войны обычно закапывали телефонные провода". Наверное, по-другому среагировал бы Жуков. В такой ситуации (сужу и по себе) мало кто из командиров мог бы, видимо, сдержаться.
Вполне понятно, что выдающийся ум и сильная воля военачальника должны сочетаться с другими, не менее важными чертами личности: выдержкой, уравновешенностью. К.К. Рокоссовский писал: "...необходимыми качествами всякого начальника являются его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным... Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются...".
Но можно понять и Жукова, очень самокритично оценивающего свою деятельность. По этому поводу он писал:
"Конечно, все это давалось нелегко, были в работе и ошибки. Но кто не ошибается? Разве тот, кто работает только по указке сверху, не проявляя в работе творческой инициативы. Вообще говоря, дело, на мой взгляд, не столько в ошибках, сколько в том, как скоро они замечаются и устраняются".
Даже выдающиеся военачальники не могут быть одинаковыми. На наше счастье война выдвинула целое созвездие талантливых полководцев, которые при решении различных задач хорошо дополняли друг друга.
Вот в такой действительной сложности и противоречивости мы обязаны воспринимать и Жукова, не перечеркивая из-за отдельных ошибок и шероховатостей в характере величие его подвига и полководческого таланта. И как бы ни бесились его недоброжелатели, это и невозможно. Заслуги маршала Жукова навсегда прочно вошли в историю нашей страны и вытравить их никому и никогда не удастся.
Как справедливо заметил Георгий Константинович, время все расставит по своим местам, всех рассудит. Историю пытались обмануть и обхитрить -- бесполезно... Надлежащую службу своему народу можно сослужить только правдой и борьбой за нее.
Г.К. Жуков был величайшим полководцем и духовно одаренным обаятельным человеком. Как говорил А.М. Василевский, он был рожден для военной деятельности, для больших ратных дел... "Человеку, который чувствовал так слитно личную жизнь свою и народа, можно только позавидовать". Жизнь и деятельность такого человека достойна подражания. Его по-солдатски простое и одухотворенное лицо, крепко скроенная осанка, весь облик мудрого, волевого и мужественного военачальника всегда вызывали и вызывают особое почтение и глубокое уважение к нему. Обобщая все сказанное и несколько перефразируя слова М. Горького о Л. Толстом и о Жукове можно сказать: смотришь на него и страшно приятно сознавать себя тоже человеком, сознавать, что человек, российский офицер, может быть Жуковым.
2. Некоторые выводы для военно-научной работы
в свете заветов и уроков, преподанных Г.К. Жуковым
Наш великий полководец и во время войны, и в послевоенные годы особое значение придавал творчеству и активному участию в военно-научной работе руководящих кадров и широкого круга офицерского состава. Если говорить о выводах и уроках из опыта развития военной науки и военного искусства, то он прежде всего показывает, что на каждом новом этапе развития военного дела коренным вопросом является правильное раскрытие характера вооруженной борьбы будущего. Решение этой проблемы было и остается важнейшей задачей военной науки. Вместе с тем предвидение и разработка теоретических основ еще не состоявшейся вооруженной борьбы по мере увеличения качественного разрыва между средствами ведения минувшей и будущей войн становятся все труднее и труднее.
В современных условиях бурного научно-технического прогресса не только в военном деле, но и в других областях человеческой деятельности все чаще приходится принимать решения, не опираясь на опыт, а при отсутствии какого-либо опыта. Военная практика в мирное время всегда была сравнительно ограничена. На учениях невозможно полностью воспроизвести все то, что может быть на войне. Но именно поэтому опыт прошлых войн, проводимых учений, в целом военная практика приобретают еще большую ценность.
В истории не раз после большой войны (франко-прусской, русско-японской, первой мировой) пытались представить дело так, что от прежнего военного искусства ничего не осталось. Но следующая война, порождая новые способы ведения вооруженной борьбы, сохраняла и немало прежних. По крайней мере, до сих пор в истории еще не было такой войны, которая бы перечеркнула все, что было в военном искусстве до этого.
В 20-е и 30-е гг. нашей военной науке удалось в целом правильно определить и преемственность развития военного дела, и элементы нового в нем. Но в 30-е гг. были допущены и серьезные ошибки, когда, например, из опыта военных действий в Испании (в частности, по использованию танков) брали иногда не то, что действительно вытекало из этого опыта. После появления ядерного оружия пытались полностью отрицать опыт второй мировой войны. Долгое время недооценивался опыт афганской войны. Наряду с действительно новым много и преувеличений по опыту войны в районе Персидского залива 1991 г. Во всех этих случаях подводил не сам опыт войны, а неправильные выводы, которые из него делались.
Сколько было заклинаний и осуждений по поводу "старого опыта" и как "по-новому" бездарно была организована операция в Чечне.
Георгий Константинович больше всего ненавидел и презирал дилетантизм, поверхностный подход к обучению офицеров и подготовке боевых действий. Так вот, в чеченских событиях больше чем где-либо были попраны все жуковские традиции в военном искусстве, кроме, может быть, самоотверженности самих солдат и офицеров. Недавно в интервью газете "Известия" один из молодых офицеров -- командир разведроты 506-го полка капитан Сергей Монетов заявил: "Это у нас с Великой Отечественной -- с ходу массой брать. Тогда бросали дивизии, не считая потери, сейчас полки и бригады. Наш полк прибыл в Ведено, лишь полчаса постоял в Ханкале и был направлен в Грозный. Никто даже толком улиц не знал".
Спрашивается: откуда бы доподлинно знать молодому офицеру как было в Великую Отечественную войну? И разве так учил нас Г.К. Жуков: полчаса постоять и идти на город, не зная даже улиц? И офицер, конечно, не сам все это придумал. Эти же газеты его пичкают сплетнями о прошлой войне, о Жукове и потом получают нужный им ответ. Стыдно, конечно, и за офицера, который еще не научился воевать, а уже бросает тень на воинов старшего поколения.
Для использования в будущем нужен не просто состоявшийся опыт, не то, что лежит на его поверхности, а те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и явления, которые имеют тенденции к дальнейшему развитию, проявляются порою в новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне. Как говорил Г.К. Жуков на военно-научных конференциях в 1945 и в 1957 гг., такой опыт любой войны никогда не может полностью потерять своего значения.
Вместе с тем следует учитывать, что каждая последующая война сохраняет все меньше элементов старого и все больше порождает новое. Эта закономерность не только остается, но и набирает новую потенциальную силу. В связи с этим в современных условиях с особой остротой встает вопрос о научном предвидении и прогнозировании характера и способов ведения возможной будущей войны. Для этого кроме традиционных методов историко-аналитического исследования прошлого и современного опыта, исследований и экспериментов, проводимых на учениях и испытаниях оружия, и других известных приемов научных изысканий, особенно большое значение приобретают моделирование будущих операций (боевых действий) и в целом более широкое применение математических методов исследования наиболее сложных проблем военной науки.
Известно также, что на способы ведения боевых действий, а следовательно, и на развитие военной теории решающее влияние оказывает появление нового оружия и нового человеческого материала. В прошлом наша военная наука в основном правильно оценивала эти важнейшие источники своего развития. Но в наше время эта задача неизмеримо усложняется, особенно в связи с ускоренным развитием вооружения и военной техники и намерениями перейти к профессиональным армиям.
На развитие военной науки и повышение ее роли огромное влияние оказывает новый качественный скачок в создании новых технологий, высокоточного оружия, в совершенствовании средств вооруженной борьбы нового поколения, основанного на самых последних достижениях науки и техники. Это обстоятельство требует от военной науки теоретической разработки многих важных проблем строительства и подготовки вооруженных сил, предопределяя перенос центра тяжести в область военно-научных и научно-технических изысканий.
Особенно большое значение приобретает своевременная разработка обоснованной оперативно-тактической концепции развития вооружения. Положение Энгельса о том, что развитие оружия определяет развитие способов ведения вооруженной борьбы, остается верным и для сегодняшнего дня. Но теперь военная наука уже не может ограничиваться лишь учетом этого влияния. В современных условиях резко возрастает обратное влияние военной науки, которая сама должна более активно определять важнейшие направления развития оружия и техники, сделав главный упор на наиболее перспективные виды оружия, которые в будущем будут иметь решающее значение.
При существующих трудностях в экономике, когда оружие становится все более дорогим, военно-теоретическая мысль должна постоянно работать над тем, как наиболее рационально использовать средства, отпускаемые на военные нужды в пределах строгой необходимости, чтобы оборона была надежной и в то же время не слишком обременительной для государства. Суть этой проблемы, главное, что должно пронизывать все научные исследования -- это всемерное повышение эффективности всех проводимых мероприятий по строительству и подготовке вооруженных сил, более строгий и глубокий учет военно-экономических соображений, улучшение научного уровня руководства войсками и силами флота, более полное использование достижений науки в практической деятельности.
Для активизации работы по разработке проблем будущего необходимо, с одной стороны, участие в этой работе широкого круга офицерского состава, с другой -- наличие специальных научно-исследовательских учреждений во главе с крупными учеными для комплексного исследования наиболее сложных научных проблем. Особенно важна подготовка молодых ученых широкого профиля, способных с новых позиций осмысливать сложные явления войны с охватом всех социально-политических, экономических и военных факторов.
Необходимость подготовки таких кадров в наше время проявляется особенно наглядно, ибо чем выше степень специализации и дифференциации различных отраслей военных знаний по видам вооруженных сил и родам войск, тем большее значение приобретает системное исследование сложных проблем войны и военной науки с учетом всех факторов, влияющих на их развитие и раскрывающих глубинный смысл коренных качественных изменений в военном деле и перспективы его развития. Для этого кроме творчества руководящих кадров нужны и современные ученые высокой квалификации, с широким диапазоном военно-политического, оперативно-стратегического и военно-технического мышления.
Бытовавшее в ряде случаев мнение, что военная теория разрабатывается и развивается в основном в процессе практической деятельности руководящих кадров, а ученые лишь обосновывают и формулируют выдвинутые идеи, приводило к принижению научно-теоретического уровня решаемых задач. Против такой практики резко выступал Г.К. Жуков на конференции в 1957 г.
Правда, в области военного искусства чаще, чем в любой другой сфере, именно полководцы и военачальники выступали первооткрывателями новых идей. Но все же широкие научные обобщения, фундаментальную науку делают обычно крупные ученые, военные мыслители, в том числе из числа военачальников. Для фундаментальных научных исследований надо иметь не только знания, опыт, но и достаточно времени, необходимые навыки и способности.
Сложность военно-научных задач еще в 30-е годы показала, что исследование крупных проблем уже не может быть уделом отдельных ученых, что для этого требуются большие научные коллективы, имеющие в своем распоряжении необходимую экспериментально-техническую базу, а в наше время и компьютерную технику. В деле разработки новых видов оружия и техники это положение было сразу понято и реализовано. Никто и не рассчитывал, что каждый командир в войсках сам себе будет изобретать оружие. Но в области военно-теоретической необходимость такой хорошо организованной научно-исследовательской работы высокоподготовленных специалистов иногда недооценивалась.
Во время войны обобщением опыта войны занималось военно-историческое управление. После войны существовало Главное военно-научное управление Генерального штаба, сейчас положение этих органов, особенно военно-исторической службы, крайне принижено. Жизнь убедительно свидетельствует о том, что даже там, где к научным исследованиям привлекаются большие научные коллективы, они могут плодотворно работать только в том случае, если в их среде есть крупные, ведущие ученые, выступающие задающими генераторами научной мысли. Как в военно-технической области есть свои генеральные и главные конструкторы, так и в других отраслях военной науки необходимы свои крупные авторитеты, к мнению которых должны прислушиваться все, кто занимается теоретической разработкой или практическим решением тех или иных вопросов. Но такие авторитеты сами по себе не возникают. Для их появления нужна хорошая творческая обстановка в науке. Сейчас, когда значительная часть военных ученых оказалась в запасе и отставке, для использования их научного потенциала большую роль может сыграть Академия военных наук, функционирующая на общественных началах. Но она нуждается в поддержке Министерства обороны. Следует признать, что некоторые хорошо воевавшие командиры в первые годы после Великой Отечественной войны слишком долго пребывали в состоянии самолюбования прошлыми успехами и не очень уважительно относились к теории, которая ввиду изложенных выше причин иногда отставала от огромного боевого опыта и высочайшего уровня военного мастерства наших кадров, приобретенных во время войны. А ведь жизнь учит, что бывает порой легче извлечь уроки из поражения, чем из победы.
Все это, а также некоторые другие субъективные причины, связанные с недостатками в руководстве научной работой, в определенной степени тормозили творчество военных кадров и затрудняли появление крупных военных авторитетов и ученых. Да и сегодня некоторые молодые военные руководители не очень благожелательно относятся, а иногда просто ревниво, к военным ученым. Создание творческой обстановки в науке предполагает прежде всего объективность исследований, ибо главный смысл всякой науки состоит в познании объективных закономерностей. Поэтому в исследованиях способов вооруженной борьбы будущего надо исходить из той реальности, которая есть, со всеми ее плюсами и минусами. Там, где налицо хоть малейшее отступление от объективности, где действительность представляется не такой, какая она есть на самом деле, а какой ее желают видеть, когда хотят уйти от острых вопросов, выдвигаемых жизнью, и создать видимость мнимого благополучия, подлинно научные исследования невозможны.
Это обстоятельство предопределяет также исключительную важность информированности ученых и вообще научных работников по тем вопросам, которые они исследуют. Без знания всех обстоятельств дела, не располагая исчерпывающими данными по существу того или иного вопроса, действительно научной, объективной истины найти нельзя. Ненужная закрытость информации, когда даже данные по истории Великой Отечественной войны оставались засекреченными, принесла большой вред военной истории и науке. Еще раз напомним указания Г.К. Жукова, данные им в 1957 г., о том, что или надо давать ученым нужную информацию, или не делать вид, что мы действительно занимаемся серьезной научной работой.
Опыт прошлой войны показал важность единства теории и практики. Развитие науки в конечном счете упирается в проблему реализации ее достижений; решение этой проблемы остается наиболее сложным и злободневным.
Уже говорилось, что некоторые теоретические разработки по начальному периоду войны в конце 30-х годов были значительно богаче, чем они воплощались на практике. Не все научные достижения были полностью реализованы и по другим вопросам. Эта проблема не снята с повестки дня и в наше время.
Решающее значение в этой области имеют компетентность и интерес к новым положениям науки со стороны руководящих кадров. Г.К. Жуков оставил нам великий пример, как надо самостоятельно овладевать военными знаниями. Если руководитель любого ранга не стоит на вершине научных знаний, не утруждает себя чтением военной литературы, он не в состоянии воспринять их и тем более проводить в жизнь. В военном деле этот вопрос стоит особенно остро, ибо практически на военной службе любое новое положение, любое новое начинание можно осуществить на том или ином участке работы только с согласия и одобрения старшего начальника. И с этой точки зрения повышение требовательности к обучению и воспитанию кадров, приобщение их к военно-научной работе имеют огромное значение. Даже консервативно мыслящий человек в наши дни уже понимает, что, например, Суворов, Фрунзе, Жуков были правы. Но вся беда в том, что они не смогут понять правоту первооткрывателей современных идей.
Поэтому, признавая неизбежность и закономерность борьбы нового со старым, надо бы подумать и о том, какими путями в современных условиях лучше воспитывать у военных кадров широту мышления, творчество, умение понимать и воспринимать все то новое, что выдвигает жизнь. В век научно-технического прогресса это одна из самых важных и принципиальных проблем.
Особенно актуальная и трудная задача -- это реализация и внедрение в практику не просто научных идей, а идей, обращенных в будущее, умение находить и применять на практике сегодняшнего дня те их положения, которые находятся еще в тени, но имеют перспективу роста и развития.
Война, боевая обстановка быстрее и более очевидно обнажает новые явления, часто вынуждая с ними считаться. Но, если наша новая Российская армия, как и братские армии других государств СНГ, стремится решать в будущем боевые задачи с меньшими издержками, чем в прошлом, нужно прозорливость вырабатывать у руководящих кадров еще в мирное время.
Таким образом, вся история отечественной военной теории и практики свидетельствует о том, что на важнейших этапах они в основном соответствовали своему назначению и сыграли важную роль в достижении победы в Великой Отечественной войне и в обеспечении надежной обороны в послевоенные годы. Было и немало упущений, ошибок, произвола, нежелания некоторых руководителей считаться со знаниями и опытом профессионально подготовленных людей, что должно служить уроком на будущее. Один из этих уроков и выводов состоит в том, что военная история и теория не должны идеологизироваться и замыкаться в пределах заранее заданных мировоззренческих концепций. Они будут жизненными только в том случае, если будут объективно изучать реальную действительность в прошлом и настоящем во всей ее сложной противоречивости, опираясь на весь военный опыт, накопленный в человеческом обществе, и с учетом перспектив развития военного дела.
В связи с этим вызывает озабоченность стремление некоторых современных политических и военных деятелей СНГ решать новые оборонные задачи почти в полном отрыве от всего предшествующего опыта. Несмотря на все благие, революционные помыслы, это может привести лишь к повторению старых ошибок в ухудшенном и более отягощающем виде.
Г.К. Жуков предостерег руководящий состав от чванливого отношения к военной науке зарубежных стран. Последующая жизнь убедительно показала, что законы войны, условия ее ведения объективно едины для обеих сторон, участвующих в военном противоборстве. Наряду с отечественным опытом и национальной спецификой, военная наука впитывает в себя опыт и знания, накопленные в разных странах и имеют много общего и схожего между собой. Поэтому желательно, чтобы наши офицеры более широко и объективно изучали военную историю и современное военное искусство различных зарубежных стран, и прежде всего США, Германии, Великобритании, Франции, Китая, Индии, Японии и других государств. Если Российская армия и армии других стран СНГ не хотят отстать, нужно принимать срочные меры к возобновлению издания зарубежной и отечественной военной литературы.
3. Ближайшие перспективы развития
Одно из важнейших изменений в военном искусстве в современных условиях, что так прозорливо предвидел Г.К. Жуков, состоит в том, что ядерное оружие превращается из оружия поля боя в средство стратегического сдерживания противника. Вместе с тем для ослабленной России ядерное оружие остается решающим средством обеспечения военной безопасности.
Г.К. Жуков завещал нам внимательно следить за тенденциями развития военного искусства.
В целом теория ядерной войны изживает себя, и ведущие государства все больший упор делают на подготовку своих армий и флотов к проведению вооруженной борьбы в условиях использования обычного оружия, но с учетом постоянной угрозы возможного применения ядерного оружия. При возросших поражающих свойствах современного и тем более перспективного оружия и обычная война (без применения ядерного оружия) носила бы более истребительный и разрушительный характер. Большую опасность представляет разрушение атомных электростанций, химических и других подобных объектов.
Строительство и подготовку вооруженных сил ведущие государства будут стремиться проводить с учетом обеспечения их готовности к решению задач в крупномасштабной войне. Ибо практически невозможно сегодня строить армию только применительно к локальным войнам и конфликтам, а завтра вдруг перестроить ее для других задач. В связи с этим основы для решения крупных задач будут закладываться изначально.
Вместе с тем совершенно очевидно, что в современных условиях и в ближайшем будущем наиболее вероятна угроза возникновения локальных войн и конфликтов. Поэтому требуется первоочередная готовность армий и флотов к решению задач в локальных войнах. В связи с этим возрастает роль мобильных сил. Но обойтись только этими силами не удастся. Мобильные силы (например, воздушно-десантные войска) могут вести самостоятельные боевые действия лишь в ограниченное время и в последующем нуждаются в усилении. США имеют сильные группировки передового базирования, поддержанные стратегической авиацией и военно-морскими силами, но и их придется усиливать.
Если говорить применительно к России, то при существующем ее геополитическом положении, больших пространствах, слабо оборудованных коммуникациях и недостатке воздушных, морских и наземных транспортных средств переброска мобильных сил в угрожаемые районы потребует значительного времени. Учитывая все это и с целью гарантирования от всякого рода случайностей целесообразно, кроме мобильных сил, на важнейших направлениях иметь минимально необходимые группировки войск, авиации, сил и средств ПВО. Да и в локальных войнах не всегда можно обойтись только мобильными силами. Как показывает опыт, и для решения боевых задач в локальных войнах порой надо иметь достаточно крупные силы, как это было в корейской войне 50-х гг. или войне в районе Персидского залива в 1991 г.
Говоря об изменениях в характере вооруженной борьбы, приходится по-новому взглянуть и на соотношение присущих ей прямых и непрямых действий.
Еще китайский военный мыслитель Сунь-Цзы утверждал, что тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь, берет чужие крепости, не осаждая, сокрушает чужие государства, не держа долго свое войско. Да и войны XV--XVIII вв. в Западной Европе больше напоминали учебные маневры, чем военные действия, ибо соперники старались избегать сражений, которые привели бы к потере дорогостоящих наемных армий. Но положение изменилось с появлением массовых армий, формируемых на основе всеобщей воинской повинности. Обобщая опыт наполеоновских войн и действий русской армии, Клаузевиц и Жомини приходили к выводу, что не бесплодное маневрирование и захват территории определяют исход войны, а уничтожение вооруженных сил противника является конечной стратегической целью национальной войны. Клаузевиц в своем знаменитом труде "О войне" доказывал, что война обладает одним средством -- боем, сражением, что только крупные сражения общего характера дают крупные результаты. "...Уничтожение, -- писал он, -- неприятельских вооруженных сил лежит в основе всех военных действий... Кровавое разрешение кризиса, стремление к уничтожению неприятельских вооруженных сил -- первородный сын войны".
Эти положения, в основном верные для своего времени, в ХIХ-ХХ вв. стали доминирующими. Продолжатели учения Клаузевица, особенно Мольтке, Шлиффен, Людендорф, Фош, а позже и советские военные теоретики, превратили его идеи о решающем значении боя и сражения в самоцель, доведя ее до теории "абсолютной", "тотальной" войны, отодвигая на второй план все другие методы достижения победы. Вторая мировая война из-за непримиримости и решительности политических и стратегических целей вылилась в большое количество ожесточенных сражений, и без них практически невозможно было обойтись. Правда, в ряде случаев удавалось освобождать страны без кровопролитных боев, например, Румынию, Болгарию, без больших разрушений были освобождены Краков и промышленный район Катовице и некоторые другие территории.
После второй мировой войны одним из первых среди военных теоретиков выступил против концепции тотальной войны Лиддел Гарт в книге "Стратегия непрямых действий". В частности, он писал, что приверженность к стратегии тотальной войны -- "это отрицание искусства управления государством и разумной стратегии, которая старается служить целям политики". Главная идея его книги состояла в необходимости отказа от принципов тотальной войны и возрождения в политике и военном искусстве стратегии непрямых действий. Он подчеркивал, что "стратегия будет наиболее совершенной, если она обеспечит достижение цели без серьезных боевых действий". Мысль о необходимости большей гибкости военного искусства, сочетания различного характера действий высказывал и выдающийся военный русский теоретик А.Свечин. Правда, стратегию непрямых действий Лиддел Гарт рассматривал чрезмерно расширительно, имея в виду при этом: уклонение от решительных сражений и выжидание промахов противника, отказ от фронтальных действий и нанесение внезапного удара по слабым местам противника с маловероятного направления, признание решающего значения маневрирования на театре военных действий, политические мероприятия по подрыву тыла противника, применение хитрости, новых способов борьбы и др. По существу, все важнейшие принципы военного искусства, умелое их применение относились к непрямым действиям, которые широко применялись и в период второй мировой войны.
В целом, несмотря на некоторое утрирование и рас