Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
 © Copyright Владислав Конышев
 Email: vlad333@chat.ru
 Date: 27 Oct 1998
---------------------------------------------------------------

     Моя  голова  лежала между бежевыми коленками и пышущим жаром животиком.
Она гладила ее, а я мурлыкал как кот. Внизу под обрывом текла по своим делам
река. Жаркие и долгие поцелуи изрядно утомили меня.
     - А ты мог бы жениться на женщине старше себя на восемь лет? - внезапно
спросила она.
     Восемь лет? подумал я. Разве это имело какое-нибудь  значение?  В  свои
двадцать  пять  я  не  умел заглядывать далеко в будущее и представлять, что
будет, когда мне станет пятьдесят, а ей...
     - Ну что молчишь? -
     Мне было слишком хорошо и лениво, чтобы я мог  серьезно  размышлять  на
эту  тему.  В  таком  состоянии я готов был жениться на ком угодно, хотя для
меня это и не имело никакого значения. Почему не оставить все как есть?
     - Для тебя это важно? Ты посмотри: у нас есть все, - там, за поворотом,
река течет в вечность. Что для нее восемь лет!
     С этими словами я схватил ее легонько зубами  за  правый  сосок  и  она
охнула,  откинувшись  на  траву.  Она  была  из  тех  женщин,  которые более
приходили в экстаз от внешних касаний, чем от традиционного собачьего секса.
Я применял эту уловку, когда моя животная страсть была удовлетворена, а Элга
только входила во вкус.
     Вообще она была очень медленно разогреваема и я не мог, конечно же,  не
дать  ей  дойти  до  верхней  точки  блаженства  -  мое мужское самолюбие не
допускало такого свинства.
     - Сильней, сильней, не бойся, -  шептала  Элга,  и  ее  грудь  учащенно
колыхалась  подо  мной.  -  Ой, как ты сильно захотел! Ты же у меня мужчинка
лучше всех!
     Когда все заканчивалось, она обычно говорила:
     - Обманщик, ведь ты же не хотел!
     И каждый раз я повторял себе: какая разница, хотел-не хотел.  Когда  из
двоих один недоволен, это долго не протянется.
     А  в  кино  почему-то трахаются - и всегда по одному сценарию, меняется
лишь место - забор, стол, ковер на полу... Трахаться... Будто сваю  в  грунт
вогнать. Трахаются в кино, трахаются в жизни. Господи, до чего скучно!
     И я снова уже думал о реке, которая течет себе, течет по каким-то своим
делам.  Для  нее  важно  все  вокруг.  И  мне  необходима вся эта жизнь с ее
поворотами, снегами, Вивальди и стихами, что звучали органом в моей  душе  и
улетали в неизвестность.
     И  Элга... Да как же я без нее? Кто будет гладить мои волосы и говорить
мне, какой я гениальный? Кто будет встречать меня по дороге оттуда или  туда
и  восклицать  при  этом:  -  Надо  же,  какая  встреча,  а  я  тут случайно
проходила... -
     ...Однажды, когда я был на Урале  по  делам  более  двух  месяцев,  она
прислала  телеграмму,  чтобы  я  встречал ее поезд. В ноябре Серов был уже в
снегу и морозах. Надо было видеть ее туфельки и колготки, легкое пальтецо  и
шляпку на голове.
     - Ой, - передернула она плечиками, - а в Москве еще дожди!
     - Ну что мне с тобой теперь делать? - только и нашелся я, что сказать.
     Мы  зашли в какой-то магазин, купили какую-то рыжую в подпалинах шубку,
зачем-то приобрели краску для волос, которая более, якобы, подходила к  этой
шубке   и  отправились  в  гостиницу.  Ей  срочно  понадобилась  посуда  для
разведения  краски.  Увидев  у  меня   пустую   пластмассовую   баночку   от
маринованной селедки, Элга озабоченно произнесла:
     - Как ты думаешь, если ее замочить в шампуни, запах выветрится?
     - Зачем? - ответил я, - Ты же знаешь, как я люблю селедку...
     Она  рассказала  мне  однажды  о  своем  бывшем  муже, о его непомерных
амбициях и никчемности. Он решил, что ему что-то недодали и  не  оценили,  а
потому  лучшим лекарством посчитал прием коньячка и водочки, потом вермут, а
после - что попало. Самое ласковое  слово,  которое  она  слышала  от  него:
пиздюшка!
     Когда  он  утюгом  сломал  ей  переносицу, она после больницы уехала из
родного Краснотурьинска в Москву. Как пояснила Элга, это  не  было  желанием
столичных   радостей,   просто  хотелось  затеряться  в  огромном  котловане
мегаполиса, где никто никого не знает.
     Ее умение профессионально  шить  пригодилось  и  здесь.  Устроилась  на
фабрику,  дали  койку  в  общежитии,  пообещав лет через несколько отдельную
квартиру, но на деле выделили комнату в коммуналке. Хотя после общаги и  это
было счастьем.
     Когда  приобрела  Зингер,  стала  подрабатывать налево. А жизнь текла и
одиночества уже не хотелось, было нестерпимо в вакууме толпы, где никому  ни
до кого нет дела.
     Встретились  мы  с  ней  на  этом самом месте. Я глядел на проплывающие
трамвайчики и обдумывал рифмы какого-то стиха. Элга села рядом и тоже  стала
смотреть  на  трамвайчики. Конечно, я заметил ее. Но пока обдумывал, что мне
теперь делать, и если обратиться, то как, она вдруг сказала:
     - У тебя дорогие брюки, садись рядом, а то испортишь.
     Я посмотрел на свои брюки, на ее  не  то  покрывало,  не  то  скатерть,
которую она расстелила, и, пробормотав нечто наподобие спасибо, перебрался к
ней.  Некоторое время мы так пробыли, когда я почувствовал обжигающий аромат
поцелуя...
     Нет, я не проявлял самцовой агрессии в интимных отношениях, это целиком
ее заслуга. Имея некоторый опыт, я не стремился ускорять события, но  реалии
оказались проще и мне не надо было ничего придумывать.
     Мне   нравится   одиночество.   Но   не  люблю  быть  один.  Необходимо
чувствовать, что рядом есть кто-то, кому ты нужен. И  эта  борьба  одного  с
другим  часто  оканчивалась крахом моих отношений с женщинами. Им нужно было
пощебетать о ценах, колготках в крапинку или полоску, о прыщике,  вскочившем
на носу или о дороговизне на услуги парикмахерских.
     Я  нормально  отношусь  к  комфорту жизни, к наличию денег в кармане. Я
могу трудиться сутками, чтобы не нуждаться в средствах. Но деньги никогда не
были для меня определяющим фактором. Мне странно было, размышляя о бренности
бытия, слышать, что импортная тушь лучше нашей, но дорогая, зараза.
     Элга не была исключением. Но почему-то прыщик, который  она  просила  у
нее  рассмотреть  поближе  и  оценить  его  опасность, не мешал мне думать о
млечном пути и воспарять над земными благами.
     Она все решала за меня, кроме одного. Узаконивать  наши  отношения  или
нет  -  оставалось  на  моей  совести.  Романтика.  Не  потеряется  ли она в
обыденности кухни и вечерних тапочках? Интимная жизнь, входящая в  привычку,
когда  в  этом  радости  не  больше,  чем выкурить очередную сигарету, а так
хочется продлить очарование!..

Last-modified: Tue, 27 Oct 1998 04:32:12 GMT
Оцените этот текст: