-- Главное, чтобы не интерферировали с теми метантропами, которых мы
раздражаем своими векторами.
По ходу таинственного разговора Сандомирский с Дробилины мельком, но не
сговариваясь, глянули в мою сторону, а в точке между моих глаз что-то словно
откликнулось и шевельнулось. Неожиданно отреагировал и Серега:
-- Да, наверное, болотный дух вселился в товарища майора, оттого-то
товарищ майор такой водяной цирк и показывал.
Мне почему-то захотелось обмыслить, какой процент глупости содержится в
словах Колесникова и какова доля его прозорливости. Но пока что текучка
отвлекла меня от тяжких размышлений, вредных для мозга. Мы выехали на что-то
вроде затопленного рисового поля, по которому плелся классово близкий феллах
вслед за тягловой живой машиной типа "бык".
Надо было пообщаться, и я высунул любознательную голову из люка.
-- Мир тебе, почтенный, не видел ли ты поблизости еще каких-нибудь
чужих людей. Больших, рыжих, голубоглазых?
Крестьянин указал палочкой, которой он пытался погонять быка, в сторону
зарослей.
-- Там деревня, господин, и туда, когда солнце стояло повыше,
проехало... один... два... три железные машины с красными полумесяцами.
Каждая чуть меньше вашей. В них сидели неверные, которые возят болезни...
Зачем Аллах нахмурился и отвернулся от нас?
-- Не беспокойся, ничто не совершается, кроме того, что повелел Он, --
откликнулся я успокоительной цитатой на горестное вздыхание селянина.
-- На, лови сигареты, приятель, твоя добродетельная речь достойна
вознаграждения, -- подполковник швырнул перетрудившемуся человеку пачку
"Кэмела", в ответ получив: "Благослови тебя Аллах!"
Дрогнувшая щека Остапенко выказала одобрение. Наверное, оттого, что
темный "сын земли" принял людей, явно похожих на врачей, за гнусных
разносчиков всяких хворей. Но вслух подполковник никак не выразился.
Вездеход остался в этих зарослях, и поскольку америкосы вели себя на
радиволнах тихо, мы с Остапенко отправились дальше пешим скрытым ходом. В
итоге, он скромно затаился у корней какого-то дерева, а я устроился "этажом"
выше, на правах листика в кроне, откуда все окрестности хорошо
просматривались в бинокль.
-- Ну, что там, Глеб? -- стал выспрашивать нетерпеливый подполковник.
-- Три джипа на деревенской площади, "Паджеро" и "лендроверы". Юркие
детишки вокруг. Раньше бы они ковыряли борта, карабкались на крышу, а теперь
держатся на расстоянии. Индюк какой-то старый, тоже абориген, отгоняет их
еще подальше. Надо же, слушаются. Ага, вижу, как один американец выходит из
дверей весьма приличного дома -- там, наверное, обитает местный командир...
А затем я наблюдал, как между домов появляются напряженно
жестикулирующие и злобно выглядящие люди. Какую-то непритязательную
постройку сарайного типа резво покидают двое американцев в белых халатах, с
трудом сохраняя достоинство в движениях. Следом высыпает несколько женщин с
ребятней - и наутек. Доктора, похоже, вели прием, и что-то сорвалось.
Вот раздосадованные штатники толкутся у своих джипов. Неподалеку
несколько групп разгоряченных южных мужчин. Деревенский староста ковыляет от
них к американцам, потом обратно. Мужики что-то показывают руками, один из
них плюет в сторону врачей, но попадает односельчанину на сандалию. Между
этими двумя вспыхивает ссора, переходящая в рукоприкладство. Какой-то
мальчишка швыряет камень, который отскакивает от бампера джипа. Двое
бостонцев торопятся в дом, где проходил прием, и выносят оттуда несколько
портфелей, видимо, с препаратами и инструментами. Рядом с ними назойливо
болтаются подростки, действуют на нервы, путаются под ногами, дергают за
рукава. Наконец, американец отталкивает одного из пацанов. Тут же мужчины
довольно плотным кольцом начинают подступать к машинам. Та парочка
штатников, что шастала в дом за портфелями, вытягивает пистолеты, остальные
спешно рассаживаются по своим джипам. Третий штатник с крупнокалиберной
пушкой в руках подбегает к приличному "командирскому" строению, из которого
выметается еще один белый человек. Вернее американская врачиха -- она,
похоже, лечила да не долечила жену старосты. Американка во всю прыть дует к
машине, как малыш к мамке.
Все это я пересказываю подполковнику Остапенко. Он опять доволен.
Не похоже, кстати, что возбудители лихорадки "Х" возникли естественным
путем, чересчур они зловредные и подлые. Конечно же, не берусь утверждать,
будто какие-то генные инженеры сотворили такую дрянь своим искусством. По
крайней мере, в составе нашей группы не числятся микробоведы - вирусолюбы и
прочие специалисты по мелким зверям. Отсутствуют также баночки-скляночки и
баллончики - прыскалки с надписью "осторожно, хреновирус".
Короче, у нас-то нет оснастки даже для самой пустяковой
микробиологической диверсии. Да и с обычными лекарствами туговато. В
крохотной аптечке имеются антисептики, пара популярных антибиотиков,
элеутерококк для снятия утомления -- и все тут. Единственное, что
наталкивает на разные мысли -- перед отъездом, в Москве, членам группы
делали прививки, и никакая зараза, в том числе лихорадка "Х", к нам не
привязывается.
Ничего ни к кому не привязалось, хотя Серега тут с одной веселой вдовой
даже трахался. Старлею влетело бы за донжуанство, прознай Петрович про это
дело -- враз бы накрылась будущая работа в солидной резидентуре. А Петрович
бы прознал, кабы я настучал...
Деревенские мужчины сейчас смахивают на рассерженных джиннов, которые
вот-вот превратятся в клубы смрадного дыма и поглотят врагов. Мне хорошо
видно врачиху. Ее лицо. Ого, даже в горле запершило -- это ведь Лиза
Розенштейн! Или, по крайней мере, кто-то очень похожий на нее. Значит,
доктор Лизавета пользует арабских женщин, к которым мужья не хотят
подпускать посторонних самцов, пусть даже в белых халатах. Волосы у нее
теперь куда светлее и кудлатее. Это понятно, во владениях товарища Хуссейна
иностранцу сподручнее иметь арийскую, а не иудейскую афишу... Ну да, точно
Лизка.
Про все такое я Остапенке не докладывал, лишь сообщил, что американцы,
числом шесть, наконец, расселись по своим джипам и моторизовано чесанули из
деревни.
C чувством удовлетворения от проделанной работы, в основном
сконцентрировавшимся у т. Остапенко, -- впрочем, оно коснулось и меня, -- мы
вернулись к спрятанному вездеходу. Чувство законного удовлетворения у меня
было бы больше и насыщеннее, если б я еще знал все обстоятельства с
подробностями.
Американцы, кто бы они там ни были, вредители или целители, кочуют по
этой болотистой местности и лечат народ от малярии, дизентерии и заодно от
новой болезни. Но местные к ним настроены не слишком благожелательно,
похоже, считают разносчиками болезни, шайтанами, джиннами и кем-то там еще.
Наверное, среди недолеченных аборигенов запорхали сведения, будто именно
американские врачеватели -- поскольку они "неверные", по которым джихад
плачет -- эту самую хворь собственноручно пустили в оборот. Дескать,
вырастили в своем ЦРУ, а затем опрыскали ею добрых мусульман словно
сорняки-цветочки.
Не знаю, кто эту парашу пустил, по крайней мере, не наша группа. Наша
команда такими активными мероприятиями, как тиражирование слухов, не
занимается -- я точно, да и Остапенко наверняка. Но, возможно, мы имеем
деловых партнеров, которые и лихорадку посеют и сведения, пагубные для
американцев, распространят. Когда Комитет "клеил" американцам взращивание и
разнесение СПИДа, то достаточно было рассказок московского радиоголоса и
статей Ионы Андронова. Но болотные шииты -- люди темные, поэтому в данном
случае пришлось, наверное, потрудиться нелегалам из Службы "А". Но, может,
этого мало, и вдобавок к порочащим слухам надо местную публику дополнительно
вздрючивать неким удивительным образом? Каким - то оружием наша группа
все-таки воюет и какой -то участок фронта мы занимаем?
В общем, сдается мне, что драпанье американцев из села как-то связано с
нашей работой. Вернее с тем, чем занимаются Сандомирский с Дробилиным, с их
матрицами и векторами раздражения.
Коля умиротворенно вел машину по проселочной дороге, которая умещалась
на довольно сухой полосе, тянущейся меж двух болотных массивов. После
недавнего увязания в топи, он стал много осторожнее, так сказать,
культурнее, ну, а мы сделались куда заметнее -- для бостонцев, хуссейновцев
и хрен знает еще кого.
Команда занималась трудом и отдыхом. Остапенко прикорнул на спальном
мешке, накрывшись плащ-палаткой, одни усы из-под брезента и торчали. Серега
сидел в наушниках и пеленговал американцев, а, может, впитывал какой-нибудь
музон по "Радио Люксембург". Коля впереди орудовал рулем и рычагами, мотор
солидно урчал от избытка сил. А Дробилин, в уюте, между двух шторок, шуровал
на тумблерах и переключателях ЦВМ.
Неплохо бы и мне подавить клопа, но сейчас удобный момент потолковать
полушепотом с Сандомирским. Сказать ему хотя бы, что я тоже трудился у
Бореева (про роль подопытной обезьяны следует промолчать), что мы как бы
коллеги. Но что-то притомился я для серьезных бесед. И как же это исправить?
Я сунул руку в аптечку и, вытащив скляночку элеутероккока, прилично из нее
хлебнул. Ну, все, я, кажется, достаточно свеж для содержательного разговора.
И тут снова неожиданное помутнение в глазах, что-то размашисто надавило
в области лба. После этого перед внутренним взором опять бесстыдно замаячила
объемная клякса-физиономия, более того, зашевелила ртом. Дескать, "ваш
мудрец пытается взять чужие судьбы в свою руку, но сам не видит, что его
ниточка уже обрезана". Это про Сандомирского что ли?
А я-то наделся, что красномордый глюк после треволнений на болоте
безвозвратно стухнет. Однако, незваный собеседничек, надо же, не забыл меня
и опять явился, подыскивая общие темы. Ну, не спрашивать же у него, откуда
он свалился на мою голову, с этой или с "той стороны" -- ведь беседуют с
духами только психопаты. Причем, не обалдуи какие-нибудь, а натуральные
шизофреники.
Как мне, все-таки, сбагрить его? Единственная подсказка - эта "клякса"
меня морочит и вступает в диалог, когда я принимаю элеутероккок. Так что
укреплять организм лучше потихоньку, спиртом или тройным одеколоном внутрь.
-- Роберт Юрьевич, -- обратился я к Сандомирскому, который отрешенно
находился на своем месте, тратя силы сознания на какие-то мысли и жевание
бутерброда, -- а мы ведь с вами уже пересекались.
-- Что? Где? - Сандомирский, конечно, не врубился, но как-то стыдливо
прекратил работать челюстями.
-- Я говорю, пересекались мы с вами, хотя и не совсем по
перпендикуляру. Весной семьдесят восьмого года Бореев через одно наше
управление зазвал меня к себе. Вы мой портрет узнаете?
-- Честно говоря, не припоминаю...
Если расскажу, что торчал в клетке, как мышь белая, то у собеседника,
конечно, освежится память, но тогда майор Фролов предстанет далеко не в
лучшем освещении.
-- Я, Роберт Юрьевич, занимался подбором справочных материалов по
наиболее разумным мистическим доктринам. Это выглядело довольно странно --
но только на первый взгляд. Потом я напомнил себе, что Шлиман докопался до
Трои, доверившись гекзаметру дедушки Гомера. Что Эванс, добравшийся до
Лабиринта, тоже полагался на мифилогические россказни. "Опиум для народа",
который содержится в библейской Книге Бытия, тоже вроде потверждается
данными палеогеологии.
Сандомирский одобрительно качнул своей яйцевидной головой и подхватил.
-- "Дух Божий носился над водою" -- а ведь планета действительно не
имела сухого места. Тяжелые элементы скопились внизу, легкие, особенно,
соединившиеся водород с кислородом -- наверху. "И отделил воду, которая под
твердью, от воды, которая над твердью... и назвал твердь небом". В самом
деле, атмосфера из водяных паров была отрезана от водной поверхности слоем
из углекислого газа и кислорода. "Да соберется вода, которая под небом, в
одно место, и да явится суша". Насчет подъема материковых плит все
правильно. Достаточно еще вспомнить историю потопа...
-- Погубившего неких людей-исполинов. Уж не разумных ли динозавров?
-- Да, Глеб Александрович, для биологов тоже масса важных сообщений. Не
являлся ли ковчег, в котором каждой твари по паре, какой-нибудь генной
библиотекой или айсбергом с заморженными в нем эмбрионами? А гражданин
Мафусаил, что недурно протянул девятьсот с гаком, не имеем ли мы тут дело с
иным биологическим циклом?
-- Который, например, включал периоды анабиоза...
Сандомирский явно стал выделять меня из компании Колесниковых -
Остапенко, которая доселе представлялась ему, наверное, сборищем грубых
чурбанов.
-- Но это все-таки из области естественных наук. Как насчет мистики,
Роберт Юрьевич? Ф-полюшко -- это действительно скопище энергоинформационных
матриц, которое определяет судьбу всех и вся, от камня и таракана до нас
самих? Было видно, что Сандомирский не прочь пообщаться с младшим братом по
разуму (у которого что-то теплится в мозгу), однако боится всяких запретов и
подписок о неразглашении, хотя не понимает, как они могут относиться к
майору ГБ.
-- Да, да, вы имеете некоторое представление о наших делах, -- безо
всякого огорчения согласился Сандомирский. -- Только я ничего не знаю о
природе Ф-поля. Причем я не исключение. Да, оно оказывает на нас мощное
воздействие, но его источники мы наблюдаем как бы сквозь завесу, сквозь
множество завес.
-- А магнитные возмущения?
-- Магнитные возмущения, или точнее, движение заряженных частиц под
действием магнитных сил -- это слабое и посредственное отражение того, что
происходит в Поле Судьбы. Глеб Александрович, мы решили не лезть в
устройство мироздания.
-- Тоже правильно. Этим пусть занимаются будущие ученые с
большими-пребольшими мозгами, сваливающимися на спину.
-- Пусть мы не понимаем, Глеб Александрович, что такое Ф-поле, зато
умеем математически его описывать. Также находить матрицы схожие, несхожие и
комплементарные. А еще определять виды их взаимодействий: иерархические
группы, именуемые организмами, группы сочленения, резонансные и так далее.
Наконец, смогли разобраться с тем, как некоторые группы влияют на
материальные объекты, на минеральный мир, на растительный, на животный.
Благодаря им... -- Сандомирский помедлил, подыскивая доступные мне слова, --
все в мире устраивается не абы как, и налицо некоторая предустановленная
гармония.
Ну-ну, насчет такой шикарной жизни я уже слышал от старика Бореева.
-- Ага, солнце посылает, что положено, микробы относительны гуманны...
Роберт Юрьевич, почему мы лезем в предустановленную гармонию с этими самыми
векторами раздражения, хотя узнали самую малость?
Сандомирскому было далеко до сверхустойчивого Бореева, он зарумянился и
стал оправдываться. Дескать, корреляции достаточно точны в некоторых
областях, "карты не врут", и наши умельцы довольно ловко предсказывают
события.
-- А как насчет того, чтобы менять чье-нибудь поведение в нужную нам
сторону? Есть такие кукловодские ниточки?
Сандомирский заволновался, его руки запрыгали.
-- Но вы, Глеб Александрович...
-- Я -- да... Я курировал опыты на эту тему, во время которых
применялись кое-какие стимуляторы.
Сандомирский опять расслабился из-за моей приобщенности к тайнам.
-- Стимуляторы вызывали перформирование некоторых матричных групп и
включение в них новых активных матриц. Но получалось слишком много
неизвестных величин. Сейчас стимуляторам мы предпочитаем вектора
раздражения, то есть особо модулированные магнитные возмущения. Они
резонансно влияют на Ф-поле по принципу обратной связи.
-- Ну и какие матрицы вы науськали на болотных жителей? Наверное,
привлекли здешних джиннов? Аборигены ведь не даром стали бросаться на
врачей-цэрэушников.
Сандомирский снова встрепенулся и напрягся, даже глазки у него
округлились. Он никак не мог понять, главный ли я гэбэшный знаток, которому
можно довериться, или мелкая сошка, лезущая куда не следует, а то и
провокатор. Как бы мне тебя успокоить, ученый, чтобы не было неприятностей?
У нас ведь, если суешь нос на миллиметр дальше, чем надо, то может отвалится
вся морда.
-- Да не беспокойтесь, Роберт Юрьевич, это у меня научно-художественная
фантазия. Я ведь даже по долгу службы почитывал про всяких демонов. Их в
каббале "клипат" зовут, то есть шелухой. Считается, что своей энергии эти
гады не имеют, поэтому вынуждены паразитировать на чужой. А живут они в
нижнем мире "ситра ахара", что по нашему "другая сторона". Вот вы про завесы
говорили. В кабалистике тоже считается, что экран - "масах" защищает сосуды
нашего мира от черезчур сильного света, поступающего по каналам - "сефирот"
из высших миров. А другой экран спасает нас от нападения из мира затмения.
Или, например, статья из журнала "Техника-молодежи", там какой-то физик
признал, что наши кванты с кварками лишь небольшая часть излучения
девятимерных суперструн, пробившаяся через экранное поле. Он еще называл его
пространственным, хрональным и вакуумным.
-- Там не было такой статьи, -- медленно произнес Сандомирский. -- У
меня сынишка выписывает, и я просматриваю.
Что-то не то я выдумал, надо исправляться. Однако свет перед глазами
вдруг померк, съежился, и клякса-физиономия, проступившая сквозь туман,
беззвучно зашевелила толстыми губами.
"Твоя нить тоже напряглась. Знаки огня и остановки."
Когда перед глазами прояснилось, я машинально глянул через ветровое
стекло. Впереди, метрах в десяти, на твердой поверхности дороги виднелось
какое-то утоптанное разрыхление. Я мог показаться дебилом, но не выдержал
напора страха и заорал.
-- Тормози, Коля. Мина! И влево.
Баранка, не обсуждая, стал сбрасывать скорость и резко отворачивать в
сторону. Я слышал, как скрежещут тормоза и воют шины, сдираемые на сухом
щебне. Время растянулось словно резина.
Столько таких тягучих секунд укладывается в тормозной путь? Не
облажался ли я со своим воплем? Выкинут же из команды как истеричку.
А потом рвануло. Химическая энергия минного вещества перешла в
кинетическую, как и было кем-то запланировано. Однако кто-то явно огорчился,
потому что это случилось не спереди под днищем, а, поскольку мы, тормозя,
разворачивались, -- в районе левого заднего колеса. Крыша резко поменялась
местами с днищем, пространство кабины сразу заполнилось пылью. Что-то
заискрило, и повалил едкий дым, который стал разъедать носоглотку, вызывая
кашель и чих.
Кто-то, наверное, Колька, распахнул днищевой люк, оказавшийся теперь
над головой. Я видел, как Маков лезет в него и тут же резко приседает.
Поверху ударила очередь, потом еще одна.
"Вот так заварушка, рожа-клякса не зря предупреждала" -- даже в такой
суматохе заметила какая-то спокойная часть моего мозга.
Раздалось хныканье, по-моему Серегино:
-- Ой, ногу придавило.
"Скажи спасибо, что не член" -- мысленно утешил я его. Затем попробовал
открыть боковую дверь, противоположную той стороне, с которой стреляли. Не
вышло -- заклинило.
-- Ну-ка, я попробую, -- Коля мощным ударом крупнокалиберного башмака
вышиб дверь наружу и тут же прыгнул в открывшийся проем вместе с Серегиным
"Интерармсом". Я тут же вспомнил, что мой "ПМ" безнадежно отсырел.
-- Товарищ подполковник, дайте-ка, пожалуйста, вашу пушку.
Остапенко проснулся, но пробуждение было безрадостным. Он мало что
соображал, кровь запачкала его не слишком высокий лоб, а не чересчур мудрая
голова оказалась сильно ударенной. Однако, товарищ подполковник недюжинным
чутьем просек, чем дело пахнет, и протянул мне свой "Смит-Вессон". Теперь
можно было выскочить вслед за Николаем.
Как выяснилось, враг был не столь уж силен. Видимо, рассчитывал, что
останется только добить тех, кто попробует вылезти из взорванной и горящей
машины. А поскольку подорвались мы аккуратно, то сейчас нам с Колей
противостояла лишь пара чуваков местного "болотного" производства, которые
палили из кустарника с правой стороны дороги У одного, правда, имелся
автомат или скорее даже пистолет-пулемет, а второй, кажется, пользовался в
своих неблаговидных целях крупнокалиберным револьвером.
-- Маков, прикрой-ка меня.
Я выбежал из-за машины и поспешил к краю дороги. Чтобы уйти с линии
полета чужой пули, прыгнул вперед, а затем колбаской скатился в кювет. Тот
чувак, что с пистолет-пулеметом, хорошо мне открылся, по крайней мере, в
просвет между ветвями кустарника я просматривал даже клетчатый головной
платок. Меня же прикрывало какое-то поваленное деревцо. Точность огня у его
машинки без выдвинутого приклада была немногим больше, чем у остапенковского
"Смит-Вессона".
Поэтому я дернул затвор и положил длинное дуло пистолета на мертвое
дерево. Подождав, пока неприятельские пули отщелкают кору рядышком с моей
горячей головой, стрельнул пару раз. Отдача была не по "макаровски" мощной,
но все же увод ствола оказался небольшим. В ответ на мои действия пулеметчик
затих, а второй неприятель, тот, что с револьвером, бросился улепетывать
сквозь кустарник, иногда мелькая развесистой мотней.
Коля рванулся было вдогонку, но я остановил его.
-- Да пускай улепетывает на хрен -- всех паскуд не перестреляешь. Это
же наймит из аборигенов, он тут все ходы - выходы знает.
Мы навестили второго стрелка. Тот явно скопытился. Пуля сорок пятого
калибра "Уэйдкатер" разворотила ему шею, перерезав магистральные пути
организма. В набежавшей луже крови отдыхал пистолет-пулемет. Кажется,
"Беретта М12".
-- И чего ему от нас понадобилось? -- Баранка стал неторопливо
рассуждать. -- Может, денег на калым не хватало? Раззуделся "гондурас", и
пришлось отправиться на противное дело, -- оправдал добряк-Коля
неблаговидный поступок местного жителя.
-- У каждого свои проблемы, впрочем, у этого лежачего гражданина они
уже в прошлом. А у нас нет. Поэтому мы пойдем к машине. Если рация еще не
скапустилась, надо бы полицию вызывать.
Остальные наши "геологи" к этому времени почти очухались. Бледный и
злой Серега, который припрыгивал на одной ноге, сразу набросился на Баранку.
Отчего, дескать, тот забрал его оружие, оставив биться с противником голыми
руками. Остапенко уже пытался общаться по уоки-токи с каким-то местным
начальником.
А Сандомирский лежал на дороге, прикрытый курткой Дробилина. Тот
неловко перевязывал голову ученого.
Похоже, Роберт Юрьевич пострадал больше других и, пребывая сейчас без
сознания, был решительно ко всему равнодушен.
Клякса-морда еще раз возникла перед мысленным взором.
"Для него открылись врата обратной стороны. Здесь он мудрец, а там
котенок. Вылетаю ему на помощь"
В пространстве моего черепа что-то встрепенулось, перед глазами еще
больше стемнело, очертания Сандомирского исказились в этакую грушу, с
раздутой пупырчатой макушкой, небольшим тельцем и крохотными
ручками-ножками. Голова его лопнула и открылся тоннель, в который нырнул мой
взгляд, будто электрон, устремляющийся вдоль перепада напряжений. Стало
совсем сумрачно, лишь какие-то сгущающиеся искорки мельтешили прямо по
курсу. И тут мой пытливый взор-электрон был выброшен обратно, словно
натянутым резиновым жгутом. А что-то, похожее на солнечный зайчик,
стрельнуло из точки меж моих глаз и затем юркнуло в этот самый тоннель.
Сразу зажегся дневной свет. Опять пыльная иракская дорога,
перевернутая, покореженная машина, Сандомирский с кое-как замотанной
головой. Его побитое тело несколько раз вздрогнуло.
-- Надо искусственное дыхание сделать, -- каким-то птичьим голосом
вякнул Дробилин.
-- Похоже, повреждены шейные позвонки, держите ему голову прямо, --
выдал дельное Колесников и тут же перешел на противный тон .-- Эй, майор,
чего молчите-то? Я спрашиваю, зачем стреляли из "Смит-Вессона" товарища
подполковника?
До чего мне надоел пристебай Серега! Если говоришь с ним
по-человечески, то он вначале прилично с тобой общается, затем просто
нахалом становится. Если начальственно покрикиваешь, как Остапенко, то у
Колесникова голос сразу подобострастным делается, "исполнительским", с
холопским подхихикиванием. С Колей же Маковым наш лейтенант -- сама
строгость.
-- Кажется, жопе слова не давали. Старший лейтенант Колесников,
надеюсь, вы еще не служите в багдадской полиции? Как-нибудь разберемся без
вашего участия.
Серега оценил мое злобное настроение и отвалил в сторону...
Экспедиция неблагополучно заканчивалась. Через час появился вертолет
скорой помощи, унесший проигравшего Сандомирского. Через четыре часа
подъехал тягач аварийной службы, который перевернул вездеход и, гудя мощным
дизелем, стал буксировать его прямо в гараж советского посольства в Багдаде.
Наша команда на полицейском джипе тянулась следом, зорко надзирая, чтобы
кто-нибудь из вороватых иракских жителей не вздумал карабкаться внутрь
пострадавшей амфибии.
Остапенко остался "ждать хорошей погоды" в советском посольстве,
вернее, в багдадской резидентуре Комитета. Другие же члены нашей
"геологоразведочной" команды с ветерком отправились на родину до выяснения
дальнейшей судьбы нашего оригинального предприятия.
Единственной жертвой первой поездки оказался Роберт Юрьевич
Сандомирский, доктор физико-математических наук. С ним я всего разок
потолковал и даже не успел обсудить, а что странного обнаружилось в моем
магнитном поле, когда я вернулся после болотной вылазки. Пожалуй, такой
разговор кое-что бы прояснил. С другой стороны, профессор Сандомирский мог и
заложить меня, приняв за вражеского агента или гэбэшного провокатора,
которого надо упредить. Мог сообщить о моем чрезмерном интересе и особой
осведомленности хотя бы Петровичу.
Так или иначе, в багдадской больнице душа и тело Роберта Юрьевича
разлучились из-за травм, несовместимых с жизнью.
Остапенко рассказывал потом, что навещал ученого незадолго перед
финалом, тот будто бы обрел речь и все повторял: "Передайте Фролову, ворота
Вавилона открываются, ОТВЕРЖЕННЫЕ скоро придут к нам из мира затмения...
Апсу - другой, он был прежде них... Фролов поймет" "Нет, -- качал головой
подполковник,-- все-таки бредил наш профессор, даже майор Фролов не поймет.
Ворота какого Вавилона? Такого государства ведь давно уже нет."
По словам подполковника, Сандомирский все просил, чтобы какой-то дух,
то ли бес, то ли джинн покинул его. А спустя несколько минут после того, как
врач зафиксировал смерть, мышцы мертвеца непроизвольно сократились, и он
бросился прямиком в окно, где и застрял, истекая бесполезной уже кровью.
Все это подполковник рассказал, когда мы прежней командой, естественно
за исключением Сандомирского, снова прибыли в Багдад -- что случилось четыре
месяца спустя.
А пока что нам предстояло еще вернуться на родину, над просторами
которой уже властвовал новый генсек, наш многолетний Председатель.
И, надо сказать, по возвращении мы встретили Лубянку в приподнятом
настроении.
5. (Москва, зима 1982 -- 1983 гг.)
-- Ну, теперь, Глеб, можно плечи вместе с погонами расправить, --
обрадовал меня генерал-майор Сайко, под начало которого меня перекинули из
арабского отдела после иракской командировки. -- К Председателю можно по
разному относиться, но он из прагматиков, а не из хреновых догматиков, и в
голове у него не каша. Проблем, конечно, много накопилось. Академики все эти
годы записку за запиской направляли, как исправления экономики производить,
но Суслов их все под сукно совал, а Леня вообще, наверное, ими попу вытирал.
-- Академиков много, все хотят отличиться, и записок много -- заметил
я. Сайко в принципе умеренную критику не зажимал и даже приказывал, чтобы я
имел свое мнение -- не такое, как у него.
-- Думаю, пора брать то, что китайцы, например, отработали. Свободные
экономические зоны, концессии, долгосрочные совместные проекты -- почему
нет? Пускай иностранцы ввозят технологии, капитал, дрессируют наших
работничков. На Крайнем Севере, где нефтяные месторождения осваивать --
удовольствие дорогое - это бы пригодилось. Лет через пять партнеры начнут,
конечно, навар снимать, но и тогда -- половину нам отдай. А годков через
десять погнать их поганой метлой.
-- Годков пять назад таких разговоров вы все-таки не вели, даже со
мной, товарищ генерал-майор.
-- Да, Глеб, новая жизнь же начинается. Разумное пора сеять. Берия
Лаврентий Павлович тоже бы на это пошел... Но для начала надо бы дисциплинку
наладить. Без дисциплинки в России никуда, иначе сразу вольница, гуляй -
поле. Так и встарь было, чуть царь нравом помягче, воеводы давай мздоимством
заниматься, купцы негодное барахло поставлять, дьяки в казну пытаются руки
запустить, всякие разбойники по большим дорогам гробят и грабят проезжих.
Чем больше у страны просторов, чем жиже население, тем больше надзора должно
быть. Я не свирепый, ты же знаешь, Глеб, но многие наши сограждане слишком
распустились. Плохому танцору уже не яйца мешают, а руководство. Работяга с
утра не за работу берется, а за поиски чекушки. А мы его застукаем в винном
отделе и в ЛТП сунем. Мудро?
-- Еще бы. Руками и ногами -- за... Однако, разрешите уж выяснить,
Виталий Афанасьевич, как там наша поездка на юг? Небось, признана
провальной? Аппаратуру повредили, Сандомирский дуба врезал, местного
трудящегося кокнули...
-- Знаю, знаю, что ты отличился, жизнь отдал за правое дело, по счастью
не свою, а чужую и вредную, еще мину заметил, вездеход из болота вытянул.
Остапенко с Маковым в своих рапортах твои подвиги расписали. В общем, вел
себя как отличный офицер госбезопасности. Пока что не поздравляю, но тебя
представили к награде... Это что касается твоей незаурядной личности. Теперь
насчет провала или продолжения операции. Поскольку дело архизакрытое, скажу
только для твоих ушей. Понял, ни гу-гу? Хотя Бореев громы с молниями мечет
из-за того, что вы извели ему способного сотрудника, тем не менее,
результаты вашей совместной работы признаны высоким начальством чрезвычайно
занимательными. Американцы вас тоже заметили, раз попробовали убрать. И
пускай с теорией не все понятно, практика дает повод для оптимизма. Моряки
же охотно пользовались силой ветра, даже не подозревая, что она возникает
из-за перепадов атмосферного давления.
Сайко даже усмехнулся промеж щек своему удачному сравнению. Часы
пропищали шесть, и он выудил из шкафчика початую бутылку армянского коньяка.
-- И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву... Закусывать -- это
неблагородно, Глеб.
-- Виталий Афанасьевич, я так понял, что речь идет об оружии, которым
мы еще не умеем пользоваться как следует.
-- Научимся, прозорливый мой. Когда стреляешь, у автомата тоже есть
отдача, но ты же не подставляешь зубы под приклад... Тут другая проблемка
выросла. Проверкой установлено, что двое из американской группы -- это наши
фрукты, доморощенные. Джо Рифмэн и Лиз Роузнстайн, иначе выражаясь, Иосиф
Рейфман и Елизавета Розенштейн, муж с женой. Он выехал в семьдесят шестом
году, она -- семьдесят восьмом. Оба имели здесь отношение ко всяким заразам,
микробам, вирусам. Дружили ли Ося и Лиза с ЦРУ еще в Союзе, кто их выпустил
отсюда -- сейчас этим занимаются в Пятерке.
У меня замерзло все внутри, и чтобы бледность лица не стала заметной,
я, поспешно испросив разрешения, закурил. Впрочем, в этот момент
генерал-майор сосредоточенно разливал.
-- Да, головотяпства у нас хватает, Виталий Афанасьевич. Впрочем, у
иракских товарищей тоже. Как же они на свою арабскую родину пустили граждан
еврейской национальности?
-- Пускай с этим делом Хусейн разбирается. А вот тот парнишка, который
у нас занимается проверкой, наверняка выведет на чистую воду наших советских
головотяпов, а может даже и взяточников. Майор Затуллин, слыхал про такого?
-- Да вроде бы, какие-то знакомые звуки.
-- Он сейчас роет землю носом, хочет на этом деле набрать очки. Знаешь
ведь, в Пятерке много ущербных людей... Ладно, что мы о скучном. Предстоит
новая поездка на юг, аппаратуру оттуда доставили на ероплане, бореевцы
сейчас ее чинят и доводят, ставят к ней более мощный и простой в обращении
компьютер. Только Бореев наотрез отказывается давать нам еще одного ученого.
Вот жмот! Ориентировочно институт выделит лишь Дробилина, его кандидатура
для разъездов самая подходящая -- бобыль он и трудоголик. Я Борееву все
намекаю, что пора и нашим гориллам повысить свою квалификацию...
Сайко еще разлагольствовал о том и сем, я ему поддакивал, но больше
размышлял о том, что может накопать майор Затуллин.
Коссовский сейчас защищает государство во Втором Главном Управлении и,
кажется, его внедрили в какую-то мафию, занимающуюся вывозом икон. Так что
вряд ли Пашу станут в ближайшее время "поднимать" и вызывать в контору. Но
вот Киянов на месте. Он поможет Затуллину вскрыть мои махинации с отказным
делом Лизы и подделку в журнале регистрации. Ведь достаточно вытащить из
архива предыдущий учетный журнал и...
Тогда вместо перспективной поездки в Ирак, на которой можно круто
взмыть вверх -- как-никак и Бореев, и Сайко, и тесть за меня -- я рискую
оказаться на стуле подследственного, а затем и в зоне. Вполне вероятно, что
много присудят, если Лиза сейчас действительно снюхалась с ЦРУ. А может, она
уже и тогда была "ихней", и просто ловко меня использовала. Одурманила
каким-то аэрозолем из феромонов, безароматных веществ, которым самки
притягивают самцов. Долго ли американским химикам такую приманку изготовить?
Ну и вляпала ты меня, зараза Лиза, Лиззи, или как там тебя еще. Короче, то
самое, что приводит к "лизису" -- распаду и растворению.
Сейчас бы я не за что не купился на всякие "лизирующие" волны, пропади
гражданка Розенштейн пропадом, ведь все мои старания свелись к тому, что она
счастливо совокупилась с Джо-Иосифом и ЦРУ.
А еще я сейчас с удовольствием угомонил бы Андрея Эдуардовича
Затуллина, чтобы он меня не спустил в сортир. Шлепнул же я в Ираке человека,
который угрожал моей, в том числе, жизни. Но из табельного оружия бабахать в
коллегу не стоит, кроме того, на "Макаров" глушак не накрутишь. Может, найти
на мокрую работенку какого-нибудь гастролера? Так ведь напорюсь на болвана,
который в два счета засыплется. Или меня приметят наши "добровольные"
помощнички, едва я стану подыскивать мокрушника. Попробовать на черном рынке
достать что-нибудь стреляющее? Но там все обалденно дорого, даже дедушкины
наганы 1895 года, и неизвестно, в приличном ли состоянии.
Что же это такое творится? Я каюсь, я больше не буду, но чтобы
плодотворно служить родной стране и впредь, мне надо, сперва, укокошить
коллегу. И я не знаю, как это сделать половчее.
При всех томлениях и рассуждениях, мне предстояло еще навестить
Бореева. Для чего надо было поскорее отправиться в Питер. Пребывание там
могло затянуться, поэтому я решил не садиться в поезд, а использовать для
командировки собственную машину...
За время нашей "разлуки", сходство с бабой-ягой у ведущего специалиста
только увеличилось.
-- Как же вы мне, Роберта Юрьевича не уберегли? -- тусклым голосом
осведомился Бореев, но тут же оживился, переключившись на более
занимательную тему. - Однако, все записи Дробилин сохранил, как на магнитных
лентах, так и на бумаге...
-- Рад за вас...
На сей раз Бореев принимал меня не посреди лаборатории, а в своем
кабинете, который, правда, из-за обилия телефонов, компьютерных терминалов,
каких-то пультов напоминал рубку космического корабля. Михаил Анатольевич
сразу попробовал меня подначить.
-- Майор, ну-ка рассказывайте, что вы там пронюхали о занятиях
Сандомирского с Дробилиным?
-- Ну, не мне вам рассказывать, товарищ ученый. Или мою голову опять
просвечивает некий детектор лжи?
-- Вовсе нет. Вам нет нужды брехать или изворачиваться, мы же знаем,
что вы надежный, умный и проницательный человек.
Ладно, теперь, когда Сандомирского уже нет с нами, я могу показать свою
проницательность.
-- Я догадываюсь, чем занимались ваши люди. Тем более, что мои догадки
были подкреплены Робертом Юрьевичем, когда мне с ним удалось поговорить
по-свойски, с выворотом. Я же чекист.
-- Эх, говорил же я, не надо ученого посылать в такое путешествие, и
расколется он, и в распыл пойдет при первой же заварухе, -- Бореев начал с
надрывом, а кончил делово. -- Ну и, что вы поняли?
-- Мои мысли, как и обычно, мало оформлены. -- Тьфу, получилась фраза,
словно про анализ кала. -- В общем-то ясно, что матрицу можно вызвать,
активизировать и заставить проделать работу. Угадал?
-- Да, мы это делаем. Вызываем с помощью резонансного вектора. У нас
кое-что получается. Могло ведь все кончится хуже, как для вас лично, так и
для всей честной компании. В вашей ауре появлялся кстати странный источник
возмущений, судя по записям Дробилина.
- Ах, все врут календари.
- У Роберта Юрьевича он тоже появился, незадолго до смерти. Это лишь
показывает, что вы выполняете какую-то задачу судьбы. Я товарищей вроде вас
так и обзываю -- "люди задачи". Только бы еще знать, что вам поручено
свыше.... Как, товарищ майор, вам это нравится с позиций мистики?
А ладно, чего мне стесняться, товарищ ученый тоже ведь с приветом.
- Ну, Михаил Анатольевич... это называется вселением беса. Кстати,
демон, или как там его, матричный объект, вступил со мной в договорные
отношения, используя визуальный интерфейс. Мы обменялись услугами, в
частности он недурно попитался моими чувствами, а потом перебрался в
Сандомирского. Наверное, Роберт Юрьевич не успел как следует поторговаться.
Ну, как свежо предание?
-- Верится вполне. Только непонятно, зачем демону, который пребывает
как бы на более высоком энергоинформационном уровне, наши услуги?
-- Ну, если вы у меня спрашиваете, то я что-нибудь, конечно, отвечу.
Демону необходимы наши услуги, вернее наш энергоинформационный потенциал,
потому что он чего-то недополучает на своем уровне. Потому что там он
отверженный и изолированный, выключенный из того, что можно назвать
предустановленной гармонией.
Я охотно рассуждал на тему, достойную психушки и диагноза "вялотекущая
шизофрения", и пока не знал, как из этого выпутаться. Я и по сей момент не
верил во всяких бесов и джиннов, но мне инстинктивно не нравилась
кавалерийская лихость ученого, и хотелось немножко попугать его.
-- Михаил Анатрольевич, эти проклятые падшие духи, бесы, вампиры так и
норовят прорваться к нам из-под замка, с "обратной стороны". Помните:
"Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей"? А ваш институт
сейчас помогает ему приземлиться. Ну, жуть появилась?.. Хотя, в общем-то, я
пошутил.
-- Я понял, -- подтвердил неиспугавшийся Бореев. -- И тоже вспомнил
цитату: "Дух беспокойный, дух порочный, Кто звал тебя во тьме полночной?"
Кто угодно, только не мы. Зато мы действительно заметили, что целый ряд
метантропных матриц отторгается основными матричными группами, и сейчас
пытаемся разобраться с такой загвоздкой. Впрочем, для нас это не готический
роман, а обычная математика, если точнее -- теория множеств...
Бореев вещал со светлым лицом, напоминая уже не бабушку-ягу, а
дельфийскую пророчицу. Было видно, что нежность он испытывает только к
теории множеств. Я попытался прервать поток умных слов.
-- Кажется, ни в одном научном центре Запада подобные исследования не
проводятся.
-- Смею добавить, Глеб Александрович, и ни в одном институте СССР.
Столь необычные, неортодоксальные для современной науки исследования могут
вестись только под широким крылышком КГБ. И на условии, что мы в итоге
выдадим то, чем можно насолить а