о компрометируют Советский Союз в глазах всего мира? С одной стороны, правящая советская верхушка говорит, что социализм в СССР уже построен и что началась эра счастливой жизни; а с другой стороны, те же люди утверждают, что все сотрудники Ленина, старые большевики, вынесшие на своих плечах революцию, все члены старого большевистского Центрального Комитета, все, за исключением одного Сталина, стали врагами социализма и сторонниками Гитлера. Разве это не вопиющая бессмыслица? Разве можно выдумать более злостную клевету не только на несчастных обвиняемых, но и на большевистскую партию в целом и на Октябрьскую революцию? Такими методами правящая клика хочет заставить каждого рабочего и крестьянина думать, что критиковать деспотизм бюрократии, ее произвол, ее привилегии, ее злоупотребления значит быть агентом фашизма. Сталин вынужден готовить все более острые и отравленные блюда по мере того, как в народных массах нарастает недовольство новым абсолютизмом и новой аристократией. Новый московский процесс есть безошибочный симптом острого политического кризиса, который нарастает в СССР. Из числа подсудимых, имена которых названы в сегодняшних телеграммах, я хорошо и близко знаю семь человек: Радека, Пятакова, Сокольникова, Серебрякова, Муралова, Богуславского236 и Дробниса237. Все они играли крупнейшую роль в большевистской партии и в революции, все они принадлежали в течение известного периода к оппозиции, все они, может быть, кроме Муралова, который просто отошел от политики, капитулировали в 1928-[19]29 гг. перед бюрократией. Между оппозиционерами и капитулянтами в СССР царит самая непримиримая вражда. Ни с одним из обвиняемых я после 1928 года не имел ни прямых, ни косвенных сношений. Я рассматривал и рассматриваю капитулянтов как непримиримых политических противников. Я не сомневаюсь, однако, ни на минуту, что ни одно из названных мною лиц не могло заниматься ни терроризмом, ни саботажем, ни шпионажем. Если сами подсудимые признают свои мнимые преступления, то только потому, что следственные методы ГПУ имеют инквизиторский характер: всякий обвиняемый, который отказывается дать те показания, которых от него требуют, расстреливается ГПУ без суда. На скамью подсудимых попадают только те обвиняемые, воля которых окончательно сломлена и которые согласились заранее дать показания, продиктованные суду. Можно ли спасти 17 новых жертв ГПУ? Я не знаю этого. Это в огромной степени зависит от мирового общественного мнения. Если трудящиеся массы, демократическая печать, все вообще прогрессивные партии и группировки поднимут своевременно голос протеста, то им удастся, может быть, спасти на этот раз 17 новых подсудимых. Что касается меня лично, то я готов перед любым свободным и беспристрастным судом, перед любой независимой следственной комиссией доказать при помощи неоспоримых фактов, писем, документов, свидетельских показаний, что московские процессы против "троцкистов" представляют собой самую ужасающую фальсификацию и что подлинными преступниками являются не обвиняемые, а обвинители. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф. 22 января 1937 года Три поправки Сообщение, будто обвиняемый Муралов - муж Коллонтай, неправильно. Муралов - ветеран революции 1905 года, участник гражданской войны, бывший командующий войсками Московского Военного Округа. Уже много лет, как он совершенно отошел от политики. * Разоблачающий характер имеет одна деталь обвинения. Согласно процессу 16-и, покушение готовилось на всех "вождей", кроме Молотова. Почему? Потому что у Молотова, как можно было видеть сквозь строки печати, были трения со Сталиным. Недавно, как видно из речей и статей, произошло примирение. Сталин согласился поэтому предоставить ореол мученика также и Молотову238. Список будущих "жертв" террора составлялся не в вымышленном террористическом центре, а в тайниках ГПУ. * Обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на участие в заговоре многих десятков старых опытных революционеров и несмотря на их союз с Германией и Японией, все террористические покушения организовывались в стиле водевиля и заканчивались неизбежной неудачей. Один Киров был действительно убит в декабре 1934 года. Но я тогда же, основываясь на официальных данных, доказал в печати, что убийство Кирова было организовано при содействии агентов-провокаторов с ведома начальника ленинградского ГПУ Медведя239. Л.Троцкий. 23 января 1937 г. Правда о "добровольных признаниях" Новый процесс, как гласит первая телеграмма, основывается снова на "добровольных" признаниях подсудимых. Где во всей мировой истории можно найти пример, чтобы террористы, изменники, шпионы в течение многих лет вели свою преступную работу, а затем все, как по команде, каялись бы в своих преступлениях? Только инквизиционный суд способен достигать таких результатов. Все подсудимые, которые отказываются каяться под диктовку, расстреливаются еще во время следствия. На скамью подсудимых попадают лишь те деморализованные жертвы, которые пытаются спасти жизнь ценою моральной смерти. Главным свидетелем против меня выступает на этот раз, видимо, Радек. В декабре 1935 года я написал ему, будто бы, письмо о необходимости союза с японцами и немцами. Заявляю: 1. Всякие сношения с Радеком я прервал в 1928 г. Переписка, приведшая к окончательному разрыву, у меня на руках. За последние 8 лет я писал о Радеке не иначе, как в тоне презрения. 2. Радек - талантливый журналист, не политик. Никто из руководителей партии не брал никогда Радека всерьез. На съезде партии 1918 г. Ленин дважды повторил: "Сегодня Радек нечаянно сказал серьезную мысль". Таково было наше общее отношение к Радеку даже в годы хороших личных отношений. Почему я выбрал Радека в качестве доверенного лица? Почему Зиновьев, Каменев и Смирнов, люди несравненно более ответственные и серьезные, ни словом не упоминали об этом письме и моих планах расчленения СССР? 3. Радек сносился со мной будто бы через корреспондента "Известий" Владимира Ромма240. Я первый раз слышу это имя. С этим лицом я не имел никаких связей: ни прямых, ни косвенных. Телеграмма гласит, что Ромм арестован. Пусть Ромм немедленно покажет на суде, когда и где он встречался со мной или с моими уполномоченными. Пусть опишет квартиру, обстановку и внешность, мою или моих уполномоченных. Пусть при этом не повторит ошибки подсудимого Гольцмана241, который встретился будто бы с моим сыном в Копенгагене, где сын никогда не был, в отеле Бристоль, разрушенном в 1917 году. Все эти "детали" отступают, однако, на второй план перед основной бессмыслицей обвинения. Никто не посмеет отрицать, что в моих практических действиях, в литературных работах и обширной переписке наблюдается на протяжении сорока лет единство революционной мысли на основе марксизма. Может ли взрослый и не слабоумный человек допустить хоть на минуту, что я способен вступить в союз с Гитлером против СССР и придунайских стран или в союз с японским милитаризмом против Китая и СССР? Бессмыслица обвинения превышает даже его подлость! Но именно поэтому оно потерпит крушение. Пресса Коминтерна, т. е. пресса ГПУ, будет извергать клевету. Независимая и честная пресса поможет мне прояснить правду. Доводами, свидетельскими показаниями, документами, наконец, делом всей своей жизни я вооружен неизмеримо лучше, чем все прокуроры ГПУ. Правительство Мексики, оказавшее мне великодушное гостеприимство, не помешает мне, я твердо надеюсь, довести разоблачение грандиозных московских преступлений до конца. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф. 23 января 1937 года Почему этот процесс оказался необходим Новый московский процесс вызывает в широких общественных кругах изумление. Между тем уже первый процесс готовил второй. Главные обвиняемые по нынешнему процессу были названы обвиняемыми по процессу 16-ти. Это значит: ГПУ готовило себе резерв. Если бы первый процесс убедил весь мир, не понадобилось бы второго. Но в политическом смысле первый процесс, несмотря на 16 трупов, потерпел жестокое фиаско. Тем самым сделался необходимым второй процесс. Необходимо понять, что недоверие, вызванное первым процессом, распространяется все шире и шире и проникает неизбежно в СССР. Политическая судьба правящей верхушки и, в частности, личная диктатура Сталина, находятся в прямой зависимости от того вывода, который сделает мировое общественное мнение: верно ли, что Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие являются союзниками Гестапо, агентами иностранного империализма и прочее? Или же Сталин, в борьбе за личное господство, прибег к методам, которые набросили бы тень даже на Цезаря Борджиа242? Так, и только так стоит сейчас вопрос. Сталин ведет большую и крайне рискованную игру. Но он уже не свободен в своих действиях. Борьба против оппозиции (всякой оппозиции) основывалась в течение 14 лет на лжи, клевете, травле, подлогах. Этот процесс представлял геометрическую прогрессию. Предпоследним ее членом был процесс Зиновьева. Он скомпрометировал Сталина. Тем самым понадобился новый процесс, чтоб перекрыть фиаско. Процесс 16-ти был сосредоточен на терроризме. Новый процесс, насколько видно по первым телеграммам, отводит первое место уже не терроризму, а соглашению троцкистов с Германией и Японией о дележе СССР, саботаже промышленности и даже попыткам истребления рабочих (!). Нам говорили, что показания Зиновьева, Каменева и др. были добровольны, искренни и отвечали фактам. Зиновьев и Каменев требовали для себя смерти. Зиновьев и Каменев взваливали на меня главное руководство террором. Почему же они ничего не сказали о планах расчленения СССР или разрушения военных заводов? Могли ли они, вожди так называемого троцкистско-зиновьевского центра, не знать того, что знают будто бы нынешние подсудимые, люди второй категории? Здесь перед нами уже из первых телеграмм обнажается ахиллесова пята нового процесса. Для мыслящего человека ясно, что новая амальгама243 построена в промежутке между первыми откликами мировой печати на расстрел 16-и и 23 января. По существу, в новом обвинении, как и в старом, нет ни единого слова правды. Гигантский подлог построен по тому же типу, как строятся шахматные задачи. Считаю необходимым еще раз напомнить, что, начиная с 1927 года, я не переставал предупреждать оппозицию о том, что в борьбе деспотической касты над народом неизбежно приведет Сталина к кровавым амальгамам244. 4 марта 1929 года я писал в органе русской оппозиции: "Сталину остается одно: попытаться провести между официальной партией и оппозицией кровавую черту. Ему необходимо до зарезу связать оппозицию с покушениями, подготовкой вооруженного восстания и пр."245 В этом смысле московские процессы не застигли меня врасплох. Я сохраняю за собой право ответить на все "разоблачения" нового процесса детальными опровержениями. В настоящий момент я еще раз требую - не во имя собственных интересов, а во имя элементарной политической гигиены - создания международной следственной комиссии из безупречных и незаинтересованных общественных деятелей разных стран. Такой комиссии я предоставляю всю свою переписку с 1928 года. В ней нет пробелов. В связи с моими книгами и статьями моя переписка дает полную картину моей политической мысли и деятельности. 7 ноября прошлого года ГПУ попыталось, правда, ограбить мои архивы. Но ему удалось захватить лишь незначительную часть. У меня имеются копии. Я снова повторяю свой вызов организаторам фальсификации: если у них есть доказательства, пусть они не боятся света, пусть примут бой перед лицом международной следственной комиссии и свободной печати. Я со своей стороны берусь доказать перед этой комиссией, что Сталин является организатором величайших политических преступлений в мировой истории. Л.Троцкий. Койоакан, Д.Ф. 23 января 1937 г. Три дополнения Пятаков ложно утверждает, что посетил меня в Осло. Список пассажиров, прилетевших в Осло на аэроплане из Берлина в декабре 1935 года, установить не трудно. Если Пятаков приезжал под собственной фамилией, то об этом оповестила бы вся норвежская пресса. Следовательно, он приехал под чужим именем? Под каким? Все советские сановники за границей находятся в постоянной телеграфной и телефонной связи со своими посольствами, полпредствами и ни на час не выходят из-под наблюдения ГПУ. Каким образом Пятаков мог совершить свою поездку неведомо для советских представительств в Германии в Норвегию? Пусть опишет внутреннюю обстановку моей квартиры. Видел ли он мою жену? Носил ли я бороду или нет? Как я был одет? Вход в мою рабочую комнату шел через квартиру Кнутсена246, и все наши посетители без исключения знакомились с семьей наших хозяев. Видел ли их Пятаков? Видели ли они Пятакова? Вот часть тех точных вопросов, при помощи которых на сколько-нибудь честном суде было бы легко доказать, что Пятаков повторяет вымысел ГПУ. * Тот же Пятаков показывает, что в 1932 году встречался с моим сыном в Берлине. Доказать, что встречи не было, вообще гораздо труднее, чем доказать, что она была (если она действительно была). Однако счастливое обстоятельство пезволило мне еще раз в Норвегии во время новосибирского процесса247 доказать, что и это показание Пятакова ложно. Сын действительно встретил Пятакова на Унтер-ден-Линден и бросил на него такой взгляд молодого негодования, что Пятаков отвел взгляд; сын вдогонку крикнул ему: "Предатель!" Условия интернирования позволили жене и мне письменно сообщить этот факт нашему норвежскому адвокату через полицейскую цензуру. Сын сообщил тот же факт алдкокату независимо от нас. Ясно, что при такой "встрече" не могло быть и речи о каких-либо политических сношениях. * Пятаков и Радек показывают, что они образовали параллельный или резервный, "чисто троцкистский" центр ввиду недоверия Троцкого к Зиновьеву и Каменеву. Трудно выдумать худшее объяснение. Я действительно не доверял Зиновьеву и Каменеву после их капитуляции. Но я еще меньше доверял Радеку и Пятакову. Радека никто не брал всерьез как политическую фигуру. О Пятакове я еще задолго до его покаяния (конец 1927 г.) не раз говорил: "Если придет Бонапарт, Пятаков возьмет портфель и спокойно отправится в канцелярию". "Параллельный центр" выдуман потому, что понадобился новый процесс с новыми обвиняемыми и новыми преступлениями. * Пятаков и другие обвиняемые берут на себя обвинение в саботаже: расстройстве заводов, взрыве мин248, разрушении поездов, отравлении рабочих и пр. и пр. Бесконтрольное бюрократическое хозяйство в сочетании со стаъановской системой249 приводит к многочисленным авариям, взрывам и другим катастрофам в промыгшенности. Сталин хочет использовать процесс для того, чтобы ответственность за преступления бюрократии возложить на троцкистов, которые играют ныне в СССР ту же роль, что марксисты и евреи в фашистсакой Германии. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф., 24 января 1937 г. Заявление по поводу обвинительного акта и первых показаний подсудимых Я заявляю: 1. Я никогда никому не давал и по своим взглядам не мог давать террористических поручений и вообще рекомендовать этот метод борьбы. 2. Я оставался и остаюсь непримиримым противником фашизма, как и японского милитаризма. 3. С германскими или японскими официальными лицами мне приходилось встречаться, лишь когда я был членом советского правительства. С 1928 года я не встречался ни с одним представителем Германии или Японии и не имел с ними ни прямых, ни косвенных связей или сношений. 4. Я никому не рекомендовал и не мог рекомендовать союз с фашизмом или с японским милитаризмом против СССР, против Соединенных Штатов, против придунайских или балканских стран. 5. Я никому не рекомендовал и не мог рекомендовать таких чудовищных и бессмысленных преступлений, как саботаж промышленности, разрушение железных дорог или истребление рабочих. Сама необходимость опровергать такие обвинения после 40 лет работы в рядах рабочего класса вызывает во мне только физическое отвращение. 6. С 1928 года я не имел никаких сношений с Радеком, не писал ему никаких писем и не давал никаких инструкций. 7. Я не имел никогда никаких связей с Владимиром Роммом, который служил будто бы посредником между мной и Радеком. Только из последних телеграмм я узнал, что Ромм был корреспондентом "Известий" в Вашингтоне. 8. Я не пересылал никаких писем через Шестова250 Пятакову, никогда не видел Шестова и ничего о нем не знаю. 9. Пятаков никогда не приезжал ко мне в Норвегию и потому не мог иметь со мной никаких разговоров. 10. Пятаков не имел и не мог иметь никаких политических или личных сношений со мной или с моим сыном после 1928 г. 11. Из 17 обвиняемых я знал в прошлом и помню теперь только 7: Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова, Муралова, Дробниса, Богуславского. Ни с одним из них я не имел за годы последней эмиграции (1929-1937) никаких сношений: ни политических, ни личных; ни прямых, ни косвенных. 12. Имена остальных десяти обвиняемых не говорят мне решительно ничего. Ни с одним из них я не имел никаких сношений. * Благодаря особым условиям своего существования за границей и характеру своей работы я имею полную возможность при помощи многочисленных свидетелей, документов, писем и пр. неопровержимо доказать перед беспристрастной международной комиссией полную ложность и абсурдность всех выдвинутых против меня обвинений и всех относящихся ко мне показаний московских обвиняемых, несчастных жертв инквизиционного суда. Я имею право требовать, и я требую, чтобы рабочие и демократические организации всех стран создали следственную комиссию, авторитет которой стоял бы выше всяких подозрений. Дело идет не только обо мне и моем сыне, не только о сотнях других жертв, но и о достоинстве мирового рабочего движения и о судьбе Советского Союза. * Я прошу все независимые и честные органы печати перепечатать настоящее заявление. Л.Троцкий 24 января 1937 г. Мдивани Московские процессы имеют характер адского конвейера. На процессе 16-ти были мимоходом названы Пятаков, Радек и др. Этого было достаточно для постройки новой амальгамы. На процессе Пятакова и Радека в таком же порядке названы Мдивани и Раковский. Впереди предстоят, следовательно, новые процессы и новые "параллельные" центры. Неужели грубость этой механики не откроет глаза всему миру? Начиная с 1922 года Мдивани, старый большевик, руководил влиятельной фракцией грузинских большевиков, которая вела борьбу против бюрократизма Орджоникидзе, агента Сталина, и требовала большей свободы для культурной самодеятельности грузинского народа. Больной Ленин стоял полностью и целиком на стороне Мдивани и его группы. У меня есть по этому поводу ряд писем Ленина. Так, 6 марта 1923 г., т. е. накануне последнего удара, Ленин писал Мдивани и его друзьям: "Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дезержинского. Готовлю для вас записки и речь. С уважением. Ленин"251. После смерти Ленина началась кампания против меня и вместе с тем против грузинских большевиков. Место старых революционеров заняли выскочки и ничтожные сателлиты. Сталин пользуется московскими процессами для истребления своих противников и даже своих бывших противников в Грузии и на Кавказе вообще. Заявление, будто Мдивани и его друзья хотели отделения Грузии от СССР, так же ложно, как и обвинение "троцкистов" в союзе с Германией и Японией. Знамя патриотизма эксплуатируется и в данном случае для истребления врагов личной диктатуры. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф., 25 января 1937 г. В дни московского процесса 1. Какова цель "заговора"? Преступление может быть ужасным, чудовищным, грандиозным. Таковы преступления Макбета252. Таковы преступления Цезаря Борджиа. Таковы преступления Сталина в московских процессах. Но если преступник - не сумасшедший, то преступления должны иметь личную или политическую цель. Радек и Пятаков каются в ужасающих преступлениях. Но беда в том, что их преступления не имеют никакого смысла. При помощи террора, саботажа и союза с империалистами, они хотели будто бы восстановить в СССР капитализм. Зачем? В течение всей своей жизни они боролись с капитализмом. В бесчисленных речах и статьях они доказывали до последнего дня неизмеримые преимущества советского режима над капитализмом. Наконец, их мнимая заговорщическая деятельность (1932-1936) совпала с годами страшного мирового кризиса, безработицы, роста фашизма и пр. Убедились ли Радек и Пятаков именно в этот период в преимуществах капитализма? Об этом телеграммы не сообщают ничего. Подсудимые, видимо, ни слова не говорят о том грандиозном внутреннем перевороте, который в них будто бы произошел. Немудрено: им нечего сказать. Такого переворота не было и по всем условиям быть не могло. Может быть, ими руководили личные причины: жажда власти, жажда наживы? Но оба они занимали до последнего дня крайне высокие советские посты и вели соответственный образ жизни: прекрасные квартиры, дачи, автомобили и пр. Ни при каком другом режиме Пятаков и Радек не могли надеяться занять более высокое положение. Но, может быть, они жертвовали собою из дружбы ко мне, иначе сказать, хотели отомстить Сталину за мое изгнание? Нелепая гипотеза! Своими действиями, речами, статьями за последние 9 лет Радек и Пятаков показали, что из бывших друзей они стали моими отъявленными врагами. Все те иностранные журналисты в Москве, которые прославляли Сталина и чернили меня, имели своими вдохновителями Дюранти253 и Радека. Можно ли в таком случае поверить, чтобы эти люди отказались от социализма, т. е. от всего дела своей жизни, и поставили впридачу на карту свои головы только для того, чтобы отомстить за меня? Наконец, в качестве акта мести можно было бы еще понять террористические акты против правящей верхушки (хотя для всякого разумного политика было ясно, что террористические акты будут означать прежде всего истребление оппозиции). Но нет, обвиняемые не удовлетворялись личным террором, они хотели... восстановления капитализма, причем так страстно к этому стремились, что вступили в связь с германским фашизмом и японским милитаризмом! Думали ли они, что я могу вместе с ними занять руководящее положение при капиталистическом режиме? Подобный вопрос даже трудно сформулировать в членораздельном виде, до такой степени бессмысленна политическая основа процесса. "Покаяния" Радека, Пятакова и других сразу получают, однако, смысл, если забыть о личности подсудимых, об их психологии, об их целях и задачах, а помнить только об интересах бюрократической верхушки, о личных целях Сталина, который пользуется подсудимыми, как механическими орудиями. Нынешняя советская система построена на принципе: "Государство - это я!"; "Социализм - это я!" Кто борется против Сталина, тот тем самым борется против социализма. Эта мысль внушается непрерывно народным массам СССР. Критика деспотизма и привилегий бюрократии равносильна союзу с врагами социализма. Сталин стоит над критикой, над партией, над государством: значит, сменить его можно только убийством. Всякий оппозиционер приравнивается тем самым к террористу. Такова внутренняя логика бонапартизма. Показания подсудимых, несостоятельные фактически и бессмысленные с точки зрения психологии самих обвиняемых, становятся, однако, вполне разумными с точки зрения интересов и психологии правящей клики. Свои интересы и свою психологию Сталин навязывает подсудимым при помощи террора. Такова простая разгадка механики московских процессов. 2. Показания Радека Показания подсудимых рассыпаются в прах при сопоставлении с фактами, документами, хронологией, логикой. По словам Радека, я писал ему о необходимости убийства Сталина, Кирова, Ворошилова и расчленении СССР. Такие письма предполагают, во всяком случае, полную солидарность и доверие друг к другу. Но ни того, ни другого не было. Радек импонировал только иностранным журналистам. Никто из вождей большевистской партии никогда не брал Радека всерьез как революционера. Ленин относился к нему с нескрываемой иронией. В ссылке в 1928 году все мои друзья писали о Радеке в тоне полного недоверия254. Все эти письма имеются у меня. После его капитуляции недоверие превратилось в презрение. Я могу документально доказать, что относился к Радеку не только как к капитулянту, но и как к предателю. Летом 1929 года меня посетил в Константинополе бывший член моего военного секретариата Блюмкин, находившийся в то время в Турции. По приезде в Москву Блюмкин рассказал о свидании Радеку. Радек немедленно выдал его. В то время ГПУ еще не дошло до обвинений в терроризме. Тем не менее Блюмкин был расстрелян без суда и без огласки. Вот что я опубликовал тогда же в издающемся за границей "Бюллетене" русской оппозиции на основании писем из Москвы от 25 декабря 1929 г.: "Нервная болтливость Радека хорошо известна. Сейчас он совершенно деморализован, как и большинство капитулянтов... Потеряв последние остатки нравственного равновесия, Радек не останавливается ни перед какой гнусностью." Дальше Радек называется "опустошенным истериком". Корреспонденция подробно рассказывает, как "после беседы с Радеком Блюмкин увидел себя преданным"255. Разве так пишут о союзнике, о доверенном лице? Борясь за свою жизнь, Радек заявляет ныне на суде, что сам он не разделял моих преступных предложений. Мог ли я писать о терроре и пр[очем] человеку, в солидарности которого я не был заранее глубоко убежден; хуже того, лицу, которое запятнало себя в моих глазах не только капитуляцией, но и выдачей Блюмкина256, не говоря о сотнях отравленных статей против меня, моих взглядов и моих единомышленников? Радек заявил на суде, что "покаялся" лишь после того, как "покаялись" все остальные. Здесь ключ к инквизиционной механике покаяний: кто не каялся, того расстреливали в процессе следствия. Куда девались обвиняемые: Аркус257, Гавен258, Карев259, Куклин260, Медведев261, Путна262, Федотов263, Шаров264, Гаевский265, Рютин, Шацкин266 и десятки других? Большинство их расстреляны в порядке следствия за отказ выполнять на суде роль по тексту Сталина. Другие подвергаются лабораторной обработке. Таковы причины, почему Радек после попыток моральной самообороны счел себя в декабре вынужденным взять на себя недостойную роль лжесвидетеля против себя самого и особенно против меня. Его поведение на суде свидетельствует, что он вовсе не ищет смерти; нет, он не утратил надежды спастись. Невероятно после процесса Зиновьева? Невероятно лишь для тех, кто в столовой спокойно ест бифштекс. Радек пересылал мне будто бы письма, заделанные в переплет книг. Радек, насколько знаю, сам не переплетчик. Значит, в Москве должен быть искусный переплетчик, который выполнял столь секретные поручения Радека. Почему же этот переплетчик не фигурирует на суде? Почему Радек не назвал его по имени? Почему ни прокурор, ни председатель не спросили Радека об этом обстоятельстве, которое в глазах всякого юриста получает крупнейшее значение? Очень просто: потому что председатель суда и прокурор помогают Радеку прикрывать фактическую несостоятельность его "покаяний". Без такого содействия весь процесс был бы невозможен! 3. Владимир Ромм Я совершенно не знаю Владимира Ромма и не имел с ним никаких сношений. Не знаю, каким именем он подписывает свои корреспонденции. За годы моего последнего изгнания (1929-1937) я, кстати сказать, никогда не выписывал "Известий" и видел отдельные номера лишь случайно. За жизнью СССР я слежу по "Правде". Этот факт легко доказать по почтовым регистрам. Между тем, если бы Владимир Ромм был моим доверенным лицом, я должен был бы интересоваться его корреспонденциями из Вашингтона. В качестве свидетеля меж двух штыков, Ромм показал о своей роли как посредника между Радеком и мной; так, он передавал мне будто бы от Радека пять писем в переплете книг. Неясно, о чем была в этих письмах речь? Столь же неясно, как Ромм, проживая в Соединенных Штатах, выполнял функцию посредника. Может быть, мистические книги шли по маршруту Москва-Вашингтон-Осло? В таком случае заговор должен был отличаться очень спокойным темпом. Возможно, впрочем, что неясность в этой части создается сжатостью телеграмм. Тот же Ромм, фигурирующий почему-то в качестве свидетеля, а не обвиняемого, показал, что имел со мной свидание в "темной аллее парка возле Парижа". Что за неопределенный адрес! Путем нескольких вопросов на суде было бы нетрудно доказать, что Ромм лжет под осторожную и неуверенную диктовку ГПУ. Я не жил в Париже. В течение немногих месяцев я жил в 55 километрах от Парижа267; мое действительное имя было известно только 2-3 высшим чиновникам полиции, которые хотели посредством строгого инкогнито предотвратить фашистские или сталинистские манифестации и покушения. Адрес мой был известен только ближайшим друзьям, которые составляли в то же время мою охрану. Спрашивается: каким образом, т. е. через кого именно, Ромм вошел со мной в связь? Пусть назовет посредника. Мало того, как он нашел путь к этому посреднику? Через кого он условился о свидании в парке? В каком именно парке? Имел ли он план, на котором была нанесена "темная аллея"? Прибыл ли я пешком или в автомобиле? Один или в сопровождении охраны? Какого числа произошло свидание? Ромм не может забыть такой важной даты. Какова была моя внешность? Со своей стороны, на основании своих писем, дневников и свидетельств участников моей охраны я могу с достаточной точностью установить, где именно я находился в день вымышленного свидания: в 55 километрах от Парижа или в 700 километрах, в департаменте Изер, где я провел большую часть своего пребывания во Франции. Внимание, которое мне уделяет печать, обилие врагов, вообще условия моего существования в эмиграции делают для меня совершенно невозможным отрываться от моего окружения и совершать таинственные путешествия в безымянную "темную аллею". Кто хочет в этом убедиться, пусть познакомится хотя бы с нынешними условиями моего существования в Мексике! Нетрудно, однако, догадаться, почему Ромм не называет ни числа, ни адреса, ни посредника. ГПУ слишком обожгло себе пальцы на процессе 16-и, где подсудимый Гольцман точно указал дату и место свидания с мнимым "посредником", именно, с моим сыном: 23-25 ноября 1932 г., в отеле Бристоль. Между тем, точными официальными данными (телеграфное предписание французского премьера Эррио, виза на паспорте, свидетельские показания и пр.) мой сын доказал, что вовсе не был в Копенгагене. Что касается отеля "Бристоль", то ГПУ открыло его по старому изданию Бедекера268: на самом деле "Бристоль" был разрушен еще в 1917 году. Немудрено, если на этот раз ГПУ предпочитает "темные аллеи". При помощи таких плутней эти люди хотят доказать... мою связь с Гестапо. Л.Троцкий Мексика, 25 января 1937 г. ГПУ за работой на интернациональном фронте Телеграммы сообщают об убийстве в Париже русского журналиста Дмитрия Навашина269, который слишком много знал о московском процессе. Это не первый акт энергичного содействия Сталину-Вышинскому со стороны ГПУ, - и не последний. 7 ноября агенты ГПУ похитили в Париже 85 килограммов моих архивов. 24 января они убили в Париже Навашина. Я опасаюсь, что в качестве следующей жертвы намечен мой сын Лев Седов, написавший "Красную книгу" о московском процессе и фигурирующий теперь в качестве "врага номер два" правящей советской клики. Я считаю нужным открыто предупредить об этом мировое общественное мнение. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф. 25 января 1937 г. Раковский Обвиняемый Дробнис играет на нынешнем процессе роль главного агента ГПУ по подготовке новых обвиняемых. В числе прочих Дробнис назвал Раковского, как соучастника в террористическом заговоре. Судьба Раковского глубоко трагична. Мы связаны были с ним дружбой более 30 лет. Из всех обвиняемых обоих процессов он стоял ко мне ближе всех. Сосланный в 1928 г. в Сибирь, Раковский держался, несмотря на болезнь и возраст (ему сейчас 60 лет) крепче и дольше всех других. Он сделал даже попытку бежать, был схвачен и ранен и в конце концов капитулировал в 1934 году, на 6 лет позже других. На процессе 16-и было "установлено", будто первые инструкции о терроре я дал в 1932 г. Но никак нельзя было понять, почему эти инструкции я дал "капитулянтам", ведшим против меня войну, а не Раковскому, который оставался тогда верен знамени оппозиции. Уже один тот факт, что Раковский не был назван как член ни основного центра, ни "параллельного", ни "резервного", являлся в глазах мыслящих людей лучшим доказательством того, что ни одного из этих центров никогда не существовало. ГПУ решило теперь исправить первоначальную ошибку. Дробнис назвал Раковского. Старый, сломленный жизнью борец не уйдет от своей участи. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф., 25 января 1937 г. Денежные источники заговора Пятаков показал, будто мой сын Седов подстрекал его взять взятку от двух промышленных предприятий, чтобы финансировать троцкистское движение. Пятаков упустил, однако, сообщить, когда именно, от каких заводов и какую сумму он получил и кому именно передал: все признания подсудимых отличаются преднамеренной неопределенностью, ибо каждое конкретное указание, особенно относящееся к заграничной территории, рискует немедленно встретить сокрушительные опровержения. Еще важнее другая сторона дела: Пятаков, как и другие обвиняемые, говорит о союзе троцкистов с Германией и Японией. Казалось бы, при подобном союзе Германия и Япония должны были бы прежде всего снабдить троцкистов деньгами. Принимая во внимание личность "союзников" и широту замысла, троцкисты должны были бы получить миллионы. Но вдруг оказывается, что заговор финансировался при помощи взяток, которые Пятаков брал будто бы у каких-то заводов по рекомендации моего сына, который в 1932 г. был молодым берлинским студентом. Отмечу вскользь, что так называемое троцкистское движение жило и живет исключительно на средства своих участников и не выходит из постоянного финансового кризиса. Издание русского "Бюллетеня" и пр. оплачивалось из моих литературных гонораров. Денежные отчеты всех "троцкистских" организаций могут быть без труда предъявлены международной следственной комиссии. Может быть, секции Коминтерна сделают заодно то же самое? Ни председатель суда, ни прокурор, видимо, ни разу не задали Пятакову и другим обвиняемым вопроса: в чем конкретно выражался союз с Гестапо? Кто и через кого вел сношения? Какие денежные или технические средства выдало Гестапо и кому именно? Какое применение нашли эти средства? Достаточно было бы поставить и несколько углубить эти вопросы, чтоб легенда о Гестапо рассыпалась прахом. Но именно поэтому ни прокурор, ни председатель суда не задавали неудобных вопросов. Московский суд есть общество взаимного покровительства во лжи. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф., 26 января 1937 г. "Добровольные" признания подсудимых Поток покаяний продолжается. Обгоняя друг друга и помогая прокурору, обвиняемые берут на себя наихудшие преступления. Дешевые психологи пытаются объяснить это свойствами "славянской души". Как будто русские революционеры, в том числе террористы, не умели мужественно защищать свои убеждения перед судом! Но в том-то и дело, что на скамье подсудимых сидят не террористы по убеждению, а "террористы" по назначению. ГПУ сказало им: "Гитлер хочет мобилизовать против нас буржуазию всего мира под лозунгом защиты порядка от анархии. Мы должны показать французской, британской и американской буржуазии, что сам Гитлер не останавливается перед союзом даже и с Троцким! Кроме того, литературная деятельность Троцкого за границей ослабляет СССР (сталинская клика отождествляет себя с СССР). Только вы, бывшие троцкисты, можете помочь нам скомпрометировать Троцкого". Те из обвиняемых, которые упорствуют, систематически расстреливаются в процессе следствия. Не удивительно, если на скамье подсудимых оказываются только усердные помощники прокурора. Подсудимый Богуславский заверял суд, что делает свои признания совершенно добровольно: и это заявление входит, разумеется, в первоначальный договор между обвинителями и обвиняемыми. Только полной покорностью и славословием по адресу палачей несчастные жертвы надеются спасти свою жизнь. Многое заставляет думать, что они ошибутся в своих расчетах. Саботаж промышленности Наиболее невероятными и чудовищными кажутся признания Пятакова, Серебрякова, Богуславского и других обвиняемых в преднамеренном разрушении заводов, взрыве мин, убийстве рабочих. Кто внимательно следит за экономической жизнью СССР, без труда угадает действительный источник этих обвинений и "признаний". За период стахановского движения эксплуатация рабочих чрезвычайно возросла. Всякое сопротивление потогонной системе бюрократия объявила "саботажем". При недостаточной квалификации инженеров и рабочих чрезмерная погоня за высокой выработкой [ведет] к порче машин, взрывам шахт, многочисленным железнодорожным крушениям и всяким другим авариям и катастрофам. Ясно, в какой мере эти явления должны были обострить недовольство рабочих масс. Бюрократии необходим поэтому козел отпущения за каждое из содеянных ею преступлений. ГПУ распределило промышленные катастрофы последнего периода между отдельными обвиняемыми. Так за преступления бюрократии в течение стахановского периода ответственность перекладывается - на троцкизм. Л.Троцкий Койоакан, Д.Ф., 26 января 1937 г. Муралов Обвиняемый Муралов показал, что он был дружен со мной и оставался мне верен даже в тот период, "когда Каменев и Зиновьев бежали, как крысы". В этой части Муралов, мой старый товарищ по гражданской войне, говорит правду. Но его мимолетное замечание, помимо его воли, бросает убийственный свет на процесс 16-и. В самом деле: согласно всему обвинению, капитуляция Зиновьева и Каменева имела чисто тактические цели, т. е. служила конспиративным целям, причем после капитуляции мое сотрудничество с Зиновьевым и Каменевым стало будто бы еще более тесным на основе терроризма. Муралов же, которого заставляли в самый последний момент, накануне процесса, еще не успел войти в свою роль. Он говорит поэтому тем самым языком, каким говорили все "троцкисты", именно, что Зиновьев и Каменев "бежали, как крысы". Но какое же могло быть террористическое сотрудничество с людьми, которых троцкисты рассматривают как изменников и дезертиров? Так при внимательном чтении телеграмм в каждом признании можно открыть не только яд, но и противоядие. Л.Троцкий. Койоакан, Д.Ф., 26 января 1937 г. Арест Сергея Седова270, моего младшего сына. Вчера, 26 января, я ответил на вопросы одного из агентств: Наш младший сын, Сергей Седов, бывший преподаватель Технологического Института, ученый, который никогда не был связан с политикой, был арестован ГПУ в 1934 г. только потому, что он мой сын, и мы находимся в полной неизвестности о его участи. Сегодня, 27 января, мы узнаем из телеграмм, что мой сын снова арестован за покушение на отравление рабочих газом. Я не завидую человеку,