когда-то играли въ университете? Полонiй. Игралъ, государь, и считался хорошимъ актеромъ. Гамлетъ. Кого жъ вы представляли? Полонiй. Я представлялъ Юлiя Цезаря; я былъ убитъ въ Капитолiи, Брутъ убилъ меня. Гамлетъ. Убить такого телка! Капитальное злодейство! - Актеры готовы? Розенкранцъ. Да, государь; они ждутъ вашего позволенiя. Королева. Поди сюда, дорогой Гамлетъ; сядь подле меня. Гамлетъ. Нетъ, добрая матушка, здесь имеется более заманчивый металлъ Полонiй - Королю. Ого! слышите ли? Гамлетъ (ложась у ногъ Офелiи). Можно ли прилечь на вашемъ лоне? Офелiя. Нетъ, государь. Гамлетъ. Я разумелъ: прилечь головой къ вашему лону? Офелiя. Да, государь. Гамлетъ. А вы ужъ подумали, что у меня дурныя мысли? Офелiя. Я ничего не думала, государь. Гамлетъ. Прiятно подумать, что лежишь у девушки между коленъ! Офелiя. Что такое, принцъ? Гамлетъ. Ничего. Офелiя. Вы веселы? Гамлетъ. Кто? я? Офелiя. Да, государь, Гамлетъ. О, Боже! вашъ единственный сочинитель веселыхъ песенъ. Да и что делать человеку какъ не быть веселымъ? вотъ посмотрите, какъ радостно глядитъ моя мать, а мой отецъ умеръ всего два часа назадъ. Офелiя. Нетъ, ужъ дважды два месяца, государь. Гамлетъ. Такъ давно? Пусть же дьяволъ носитъ трауръ, а я стану ходить въ черныхъ соболяхъ. О, небеса! Умереть два месяца назадъ, и не быть забытымъ! Итакъ, есть надежда что память о великомъ человеке переживетъ его на полгода. Но для этого, клянусь Владычицей, онъ долженъ настроить церквей; иначе ему придется стерпеть, что о немъ и не вспомнятъ, какъ о какой- нибудь запрещенной игре. (Гобои. Входитъ: пантомима). Входятъ весьма любезно король и королева. Королева обняла его. Она становится на колени, и изображаетъ жестами, что даетъ ему торжественныя обещанiя. Онъ ее подымаетъ, и преклоняетъ свою голову къ ея шее; затемъ ложится на цветочную скамью и засыпаетъ; она, видя что онъ уснулъ, уходитъ. Вскоре входитъ некто, снимаетъ съ него корону, целуетъ ее, и вливаетъ въ уши короля ядъ, и уходитъ, Королева возвращается; видитъ, что король умеръ и жестами изображаетъ страданiя. Снова входитъ отравитель съ двумя или тремя статистами, и повидимому сокрушается съ нею. Трупъ уносятъ. Отравителъ соблазняетъ королеву подарками; она сначала выражаетъ отвращенiе и нежеланiе, но въ конце соглашается на его любовь. Уходятъ. Офелiя. Что это значитъ. государь? Гамлетъ. Марiя Дева! это подкравшееся mallecho, - что значитъ злодейство. Офелiя. Вероятно, эта пантомима изображаетъ содержанiе пьесы. (Входитъ: Прологъ.) Гамлетъ. Мы узнаемъ о томъ отъ этого молодца; актеры не могутъ хранить тайны; они все разскажутъ. Офелiя. Онъ намъ скажетъ, что значитъ эта пантомима? Гамлетъ. Да, или любая, какую вы только покажите ему. Только не стыдитесь ему показать, онъ ужъ не постыдится сказать вамъ, что оно значитъ. Офелiя. Какой вы не хорошiй, какой вы не хорошiй! Я стану следить за пьесой. Прологъ. Для насъ и для трагедiи, Предъ вашей милостью въ моленiи, Васъ просимъ слушать мы въ терпенiи. Гамлетъ. Что это? прологъ, или стишки съ кольца? Офелiя. Какъ коротко! Гамлетъ. Какъ женская любовь! (Входятъ: театральные король и королева). Театр. Король. Фебъ полныхъ тридцать разъ Нептуновъ токъ соленый И Теллуса уделъ объехалъ безъ препоны, И месяцъ тридцатью двенадцать полныхъ разъ Заемный светъ свой лилъ, вокругъ земля вертясь, - Какъ руки Гиминей, сердца-жъ любови сила Намъ неразрывными цепями съединила. Театр. Королева. Пусть солнце и луна дадутъ намъ случай вновь Счесть сколько-жъ ихъ путинъ, пока прейдетъ любовь. Но горе, горе мне! съ недавнихъ поръ ты боленъ; Не тотъ что прежде былъ, не веселъ, не доволенъ, И я тревожуся. Но хоть тревожусь я, Ты этимъ, государь, не огорчай себя. Въ тревоге и любви у женщинъ только крайность: Иль полное ничто, иль та же чрезвычайность. Доказана любовь моя въ твоихъ очахъ: Сколь велика любовь, таковъ же и мой страхъ. Театр. Король. Тебя, и скоро, я оставлю, другъ мой милый, Ужъ въ действiи мои весьма, ослабли силы. Въ прекрасномъ мiре семъ останешься вдовой, Въ почете и любви, и можетъ быть иной, Достойнейшiй супругъ... Театр. Королева. Умолкни о дальнейшемъ! То посягательствомъ явилось бы гнуснейшимъ. Въ томъ муже на меня проклятье пусть падетъ: Та замужъ вновь пойдетъ, кто перваго убьетъ. Гамлетъ. Полынь! полынь! Театр. Королева. Влечетъ насъ замужъ вновь презренная забота: То дело не любви, а низкаго расчета, И мужа перваго вторично я убью, Когда на ложе я другаго полюблю. Театр. Король. Я верю, искренне теперь твое желанье, Но нарушаемъ мы нередко обещанье. Обетъ является лишь памяти рабомъ: Родится быстро онъ, но мало жизни въ немъ. На древе онъ виситъ, какъ плодъ еще неспелый Но прочь онъ отпадетъ, какъ плодъ вполне созрелый. Мы забывать, мой другъ, всегда принуждены То уплатить себе, что сами мы должны. Что въ страсти исполнять себе мы обещаемъ, Какъ скоро страсть пройдетъ, обетъ позабываемъ. Какъ радость, такъ и скорбь въ жестокостяхъ своихъ Своимъ же действiемъ разятъ себя самихъ. Тамъ радость веселей, где скорбь была жестока; Сменяются оне въ одно мгновенье ока. Не веченъ здешнiй мiръ; не мудрено, другъ мой, Что и сама любовь меняется cъ судьбой. - И самъ я разрешить вопроса не сумею: Любовь ведетъ судьбу, иль движется за нею. Прислужники бегутъ, какъ сильный мужъ падетъ, Беднякъ, разбогатевъ, друзей въ врагахъ найдетъ. У счастiя всегда была любовь на службе; Где нетъ нужды, тамъ нетъ и недостатка въ дружбе. Въ несчастьи испытай, надеженъ ли твой другъ, - Увидишь, какъ въ врага онъ превратится вдругъ... Но, чтобъ согласовать съ началомъ заключенье: У воли и судьбы столь разное теченье, Что наши планы все крушенью подлежатъ; Намъ мысли, не дела, поверь, принадлежатъ: Вновь замужъ не идти теперь даешь ты слово, Со мной оно умретъ, и выйдешь за другаго. Театр. Королева. Пусть у меня возьмутъ: светъ - небо, хлебъ - земля, Пусть день и ночь утехъ всю жизнь не знаю я! И пусть превратности, что радость отравляютъ, Все что задумаю, во зло мне обращаютъ! Мученье здесь в тамъ да будетъ жребiй мой, Коль выйду замужъ я, оставшися вдовой! Гамлетъ. А если она да нарушитъ слово!.. Театр. Король. Ты сильно поклялась. Супруга дорогая, Уйди, мой духъ ослабъ, и скуку избывая, День сномъ я обману. Театр. Королева. Пусть сонъ твой умъ долитъ, А горе насъ съ тобой во векъ не посетитъ. Гамлетъ. Государыня, какъ вамъ нравится пьеса? Королева. Дама, кажется, наобещала ужъ слишкомъ много. Гамлетъ. О! - но ведь она сдержитъ слово. Король. Знаете ли вы сюжетъ? Нетъ ли въ немъ чего оскорбительнаго? Гамлетъ. Нетъ, нетъ; они только шутятъ; отравляютъ шутя; решительно ничего оскорбительнаго. Король. Какъ называется пьеса? Гамлетъ. Мышеловка. Но, Боже мой! въ какомъ смысле? Фигурально. Пiеса изображаетъ убiйство, случившееся въ Вене; герцога зовутъ Гонзаго; его жену - Баптиста; вы сейчасъ увидите; мошенническое дело. Но что изъ того? У вашего величества и у меня совесть чиста; оно до насъ не касается. Пусть брыкается кляченка съ ссадиной: у насъ загривокъ целъ. (Входитъ Луцiанъ.) Гамлетъ. Это Луцiанъ, племянникъ короля. Офелiя. Вы отлично заменяете хоръ, государь. Гамлетъ. Я могъ бы быть посредникомъ между вами и вашимъ возлюбленнымъ, если-бъ только могъ подглядеть, кто прыгаетъ у васъ въ глазахъ. Офелiя. Вы остры, государь, вы остры. Гамлетъ. Чтобъ притупить мое острiе, вамъ пришлось бы постонать. Офелiя. Чемъ дальше, темъ хуже. Гамлетъ. Такъ вы выбираете мужей. - Начинай, убiйца! Полно корчить гнусныя хари, чума! начинай. Ну,- "Ужъ воронъ, грая, Прокаркалъ мщенья часъ!.." Луцiанъ. Мысль зла, рука смела, ядъ есть, удобенъ часъ; Сообщникъ случай мне; ничей не видитъ глазъ. Полночныхъ вредныхъ травъ, о ты, смешенье злое, Гекаты клятвою отравленное втрое, - Природно волшебство и страшный твой составъ Немедленно сразятъ того, кто живъ и здравъ. Гамлетъ. Онъ отравляетъ его въ саду, чтобъ овладеть его государствомъ. Его зовутъ Гонзаго; исторiя невымышленная и написана по-итальянски отличнымъ языкомъ. Вы сейчасъ увидите, какъ убiйца добьется любви жены Гонзаго. Офелiя. Король встаетъ. Гамлетъ. Какъ? испугался холостыхъ выстреловъ? Королева. Какъ ваше здоровье, государь? Полонiй. Прекратить представленье! Король. Посветите мне; идемъ... Все. Светите, светите, светите! (Уходятъ: все, кроме Гамлета и Горацiо. Гамлетъ. Ну, что-жъ? Пусть раненый олень рыдаетъ, Лань невредимая играетъ; И спитъ одинъ, на страже стой другой! На этомъ светъ стоитъ, другъ мой. Что жъ, сударь, разве эти стихи да лесъ перьевъ (если въ остальномъ судьба распорядится со мною по-турецки) да две провенскiя розы на башмакахъ съ разрезомъ не доставятъ мне сударь, пая въ актерской артели? Горацiо. Полъ пая. Гамлетъ. Целый одинъ. Ты знаешь, милый мой Дамонъ, Что этотъ опустевшiй тронъ Былъ Зевса тронъ; но часъ пришелъ, И вотъ сидитъ на немъ... павлинъ. Горацiо. Вы могли бы срифмовать. Гамлетъ. О, добрый Горацiо, каждое слово духа я ценю въ тысячу фунтовъ. Заметилъ? Горацiо. Очень хорошо, государь. Гамлетъ. При словахъ объ отравленiи?.. Горацiо. Я пристально следилъ за нимъ. Гамлетъ. Ха, ха! Эй, музыку! эй, флейтъ! Ведь если королю пiеса не по вкусу,- Она не нравится ему, о Iисусе! Входятъ Розенкранцъ и Гильденштернъ. Гамлетъ. Эй, музыку!.. Гильденштернъ. Добрый государь, соблагоизвольте ко мне на одно слово. Гамлетъ. На целую исторiю, сударь... Гильденштернъ. Король, сударь... Гамлетъ. Ну, сударь, что жъ съ нимъ? Гильденштернъ. Онъ, по своемъ отсюда удаленiи, страшно разстроенъ, Гамлетъ. Отъ вина, сударь? Гильденштернъ. Нетъ, государь, скорей отъ желчи. Гамлетъ. Ваша мудрость обнаружилась бы сильнее въ сообщенiи объ этомъ его доктору; ведь если я пропишу ему чистительное, то, можетъ быть, онъ еще больше погрузится въ желчное настроенiе. Гильденштернъ. Добрый государь, положите известные пределы вашей мысли, и не бросайтесь такъ дико въ сторону отъ моего дела. Гамлетъ. Я присмирелъ, сударь; вещайте. Гильденштернъ. Королева, ваша мать, въ величайшемъ душевномъ волненiи, послала меня къ вамъ. Гамлетъ. Добро пожаловать. Гильденштернъ. Нетъ, добрый мой государь, эта вежливость незаконнорожденная. Если вамъ угодно отвечать мне здраво, я передамъ вамъ приказанiе вашей матушки; если нетъ, то данное мне порученiе окончится извиненiемъ передъ вами и уходомъ. Гамлетъ. Не могу я, сударь... Гильденштернъ. Чего, государь? Гамлетъ. Отвечать вамъ здраво: мой умъ боленъ; но приказывайте мне, сударь, отвечать такъ, какъ я умею вамъ или, вернее, какъ вы сказали, моей матери. И затемъ, - ни о чемъ, кроме дела. Мать моя, говорите вы... Розенкранцъ. Она выразилась такъ: ваше поведенiе повергло ее въ смущенiе и удивленiе. Гамлетъ. Что за удивительный сынъ, смогшiй такъ поразить свою мать! Но не следуетъ ли еще что-нибудь по пятамъ этого материнскаго удивленiя? Розенкранцъ. Она желаетъ поговорить съ вами въ своей комнате, раньше чемъ вы пойдете спать. Гамлетъ, Мы повинуемся ей, какъ еслибъ она была десять разъ нашей матерью. Не имеете ли вы еще какого-нибудь дела къ намъ? Розенкранцъ. Государь, вы когда-то любили меня... Гамлетъ. И теперь люблю, клянусь (показывая свои пальцы) этими ворами и мошенниками. Розенкранцъ. Добрый государь, въ чемъ причина вашего разстройства? Вы добровольно запираете дверь своей свободы, скрывая свои скорби отъ вашего друга. Гамлетъ. Мне не достаетъ повышенiя. Розенкранцъ. Какъ это можетъ быть, когда голосъ самого короля за ваш престолонаследiе въ Данiи? Гамлетъ. Да; но "пока травка подрастетъ", - пословица несколько заплесневела... Входитъ статистъ съ флейтою. Гамлетъ. А, флейта! Покажите-ка. (Розенкранцу и Гильденштерну, которые жестами просятъ идти за ними).. Идти за вами? Что вы мечетесь изъ стороны въ сторону, обнюхивая мой следъ, точно хотите загнать меня въ тенета? Гильденштернъ. О, государь! если мой долгъ черезчуръ смелъ, то и любовь моя черезчуръ безцеремонна. Гамлетъ. Я не совсемъ понялъ это. Не сыграете ли на этой дудке? Гильденштернъ. Не умею, государь. Гамлетъ. Пожалуста. Гильденштернъ. Поверьте, не умею. Гамлетъ. Умоляю васъ. Гильденштернъ. Я не знаю, какъ за нее взяться, государь. Гамлетъ. А это такъ же легко, какъ лгать. Нажимайте эти отверстiя большимъ пальцемъ и остальными, дуйте въ нея ртомъ, и раздастся отличная музыка. Взгляните, вотъ лады. Гильденштернъ. Но я не сумею приказать имъ издать какую-либо гармонiю; мне не достаетъ уменья. Гамлетъ. Ну, подумайте же теперь, какой негодной вещью считаете вы меня. Вы хотите играть на мне; вы делаете видъ, что знаете все мои лады; вы хотите выщипнуть самую сердцевину моей тайны; вы хотите заставить меня звучать отъ самой низкой до самой высокой ноты моего дiапазона, - а въ этомъ небольшомъ инструменте заключается музыка, чудный голосъ, и вы не умеете заставить его говорить. Что-жъ, или по вашему на мне легче играть, чемъ на какой-нибудь дудке? Зовите меня какимъ вамъ угодно инструментомъ, вы можете раздражить меня, но не играть на мне. Входитъ: Полонiй. Гамлетъ. Благослови васъ Господь, государь. Полонiй. Королева, государь, желаетъ говорить съ вами, и немедленно. Гамлетъ. Видите ли вы это облако, которое по форме почти-что верблюдъ? Полонiй. Клянусь обедней, и въ самомъ деле, оно похоже на верблюда. Гамлетъ Мне кажется, оно похоже на ласку. Полонiй. Спинка совершенно какъ у ласки. Гамлетъ. Или на кита? Полонiй. Очень похоже на кита. Гамлетъ. Значитъ, я сейчасъ же пойду къ матушке. - Они задурачатъ меня до того, что я надорвусь. - Я приду сейчасъ же. Полонiй. Я такъ и скажу. (Уходитъ Полонiй). Гамлетъ. "Сейчасъ же", сказать легко... - Оставьте меня друзья. (Уходятъ все, кроме Гамлета). Гамлетъ, одинъ. Насталъ часъ ночи, посвященный чарамъ! Кладбища разверзаются, и адъ Поветрiя на землю выдыхаетъ. Я-бъ могъ теперь горячую пить кровь И совершить такое злое дело, Что день бы вздрогнулъ, глядя на него... Довольно... Къ матушке теперь... О, сердце! Не изменяй природе. Не пускай Въ грудь крепкую мою души Нерона... И пусть жестокъ я буду, но не извергъ. Кинжалами я стану говорить, Но въ дело не пущу. Моя душа И мой языкъ притворщиками будутъ. И какъ бы я словами ни кололъ Ее, - запечатлеть ихъ деломъ Моя душа во векъ не согласится. (Уходитъ.). СЦЕНА III. Комната тамъ же. Входятъ: Король, Розенкранцъ, Гильденштернъ. Король. Я не люблю его; притомъ, опасно Его безумство оставлять на воле, А потому - готовьтесь: съ порученьемъ Немедленно я отправляю васъ, И съ вами въ Англiю и онъ поедетъ. Нельзя, по государственнымъ причинамъ, Потворствовать случайностямъ опаснымъ, Что ежечасно можетъ породить Его безумiе. Гильденштернъ. Мы соберемся мигомъ. - Религiозно-святъ тотъ страхъ, который Опасность удаляетъ отъ народа Что и живетъ, и дышитъ королемъ. Розенкранцъ. И единичный, частный человекъ Обязанъ защищаться отъ невзгоды Всей силой и оружiемъ ума. Темъ паче духъ тотъ, отъ чьего дыханья Зависитъ и покоится на немъ Существованье всехъ. Смерть государя Не одинокая кончина; увлекаетъ Она, какъ омутъ, все что близко къ ней, Сравню ее съ огромнымъ колесомъ, Стоящимъ на вершине высочайшей. Въ громадныя же спицы колеса И вделаны, и къ нимъ прикреплены Десятки тысячъ небольшихъ вещицъ. Лишь упадетъ, - и все приспособленья Ничтожныя, и мелкiя все части Ждетъ гибель бурная. Вздохъ короля Всегда сопровождаетъ общiй стонъ. Король. Пожалуста, прошу васъ, снарядитесь Къ поспешному отъезду. Кандалы Наденемъ мы на пугало, что бродитъ Ужъ черезчуръ по воле. Гильденштернъ, Розенкранцъ. Мы готовы будемъ. Входитъ: Полонiй. Полонiй. Онъ къ королеве въ комнату сейчасъ Придетъ. Я спрячусь за ковромъ, чтобъ слышать Ихъ разговоръ. Ручаюсь вамъ, она Его приструнитъ. И, какъ вы сказали, - И это было сказано умно, - Удобнее, чтобъ къ матери въ придачу (Все матери пристрастны по природе) Такiя речи слышалъ и другой. Я, государь, зайду еще предъ темъ Какъ вамъ въ постель ложиться, и тогда Все разскажу. (Уходитъ). Король (одинъ). Благодарю васъ. - О! Мой грехъ смердитъ и вопiетъ на небо. На немъ лежитъ древнейшее проклятье, - Братоубiйство. - Не могу молиться... Какъ ни сильны желанiе и воля, Ихъ побеждаетъ мой сильнейшiй грехъ. Какъ тотъ, кому поручены два дела, Я мешкаю, не зная что начать И упускаю оба. О, когда бы Моя проклятая рука была На толщину свою покрыта кровью брата, То разве въ небесахъ святыхъ не хватитъ Дождя, чтобъ убелить ее, какъ снегъ? - И разве милосердiе не въ томъ, Чтобъ прямо стать противъ лица греха? И что въ молитве, если не двойная Та сила что и охраняетъ Насъ до паденья, и даетъ прощенье, Когда мы ницъ?.. О, подыми же очи!.. Мой грехъ свершенъ. Какая же молитва Приличествуетъ мне?.. О, отпусти Мне гнусное мое убiйство! Нетъ, это невозможно: я владею Всемъ темъ, изъ-за чего свершилъ убiйство: И королевой, и венцомъ, и трономъ. Какъ заслужить прощенье, удержавъ Грехъ при себе? Въ порочномъ здешнемъ мiре Грехъ позолоченной своей рукою Дерзаетъ правосудье отстранять. Мы часто видимъ, что сама добыча Греховная идетъ на то, чтобъ подкупить Законъ. Не такъ горе. Тамъ нетъ увертокъ, Тамъ все дела являются въ своемъ Природномъ виде. Тамъ принуждены мы Дать показанье передъ обнаженнымъ Лицомъ греха. Что жъ делать мне? О, что?.. Испробовать что сможетъ покаянье? Чего оно не сможетъ, и что значитъ, Когда раскаяться не въ силахъ грешникъ? О, доля горькая! Грудь, черная какъ смерть! О ты, душа погрязшая! чемъ больше На волю рвешься ты, - темъ глубже загрязаешь О, ангелы! поборниками будьте. Согнитеся, упрямыя колени! Ты, сердце съ жилами стальными, размягчись, Какъ нервъ новорожденнаго младенца. Еще возможность есть... (Отходитъ въ сторону и становится на колени). Входитъ: Гамлетъ. Гамлетъ. Теперь его, - теперь онъ на молитве. Теперь его я... и пойдетъ на небо, И отомщенъ я буду? Поразмыслить Объ этомъ надо. Моего отца Убилъ мерзавецъ, и за это я, Я сынъ его единственный, мерзавца Пошлю на небеса. - О, нетъ! То плата, награжденье, а не месть. Отца онъ грубо, въ сытости телесной, Подсторожилъ; когда его грехи Все распустилися, свежи, какъ май. И какъ ему за то отдать отчетъ Придется - знаетъ Богъ одинъ. Но судя По человеческимъ деламъ и мыслямъ, Ему тамъ тяжело. - И отомщу я, Убивъ его, когда онъ очищаетъ Молитвой душу, и вполне готовъ, Чтобъ перейти въ тотъ мiръ? О, нетъ! Стой, мечъ мой! И себя побереги Для более ужаснаго удара... Когда онъ будетъ пьянъ, во сне, во гневе, Иль въ нечестивыхъ наслажденьяхъ ложа, Играть, божиться, или делать то, Въ чемъ нетъ намека даже на спасенье, - Тогда хвати его: пусть полетитъ Внизъ головой, съ душой проклятой И черною, какъ адъ, куда она Пойдетъ. - Мать ждетъ меня. - Лекарство это Протянетъ только жизнь твою больную. (Уходитъ). Король встаетъ и подходитъ къ авансцене. Король, одинъ. Слова взлетаютъ, мысли на земле. Слова безъ мысли не взойдутъ на небо. (Уходитъ). СЦЕНА IV. Другая комната тамъ же. Входятъ: Королева и Полонiй. Полонiй. Сейчасъ онъ явится. Глядите-жъ, будьте Какъ можно строже съ нимъ. Скажите прямо, Что выходки его зашли Такъ далеко, что ихъ сносить нельзя; Что ваша милость лично заслонили Его отъ гнева тяжкаго. Но время Мне замолчать. Пожалуста же, будьте Покруче съ нимъ. Гамлетъ за сценой. Матушка, матушка, матушка! Королева. О, я ручаюсь вамъ, Не бойтеся... Его шаги, - уйдите. (Полонiй прячется). Входитъ: Гамлетъ. Ну-съ, матушка, что скажете? Королева. Гамлетъ, - Отецъ твой сильно оскорбленъ тобою. Гамлетъ. Отецъ мой вами сильно оскорбленъ. Королева. Довольно! твой ответъ - пустыя речи. Гамлетъ. И полно! вашъ вопросъ - пустыя речи. Королева. Гамлетъ, что это значитъ? Гамлетъ. Въ чемъ же дело? Королева. Иль ты забылъ, кто я? Гамлетъ. О, нетъ! клянусь Крестомъ, что не забылъ. Вы - королева, Вы брата мужа вашего жена, - Когда-бъ вы ею не были! - Вы мать Моя. Королева. О, если такъ, я позову Людей, что съ вами говорить сумеютъ. Гамлетъ. Нетъ, нетъ, садитесь; не уйдете вы, Не шевельнетеся, пока предъ вами Я не поставлю зеркала, где вы Увидите все скрытое въ душе. Королева. Что хочешь делать ты? Ведь не убьешь же Меня?.. Эй, помогите! Полонiй, за ковромъ. Эй, сюда! На помощь! эй, сюда!.. Гамлетъ обнажаетъ шпагу. А! кто тамъ? Крыса? (Бьетъ сквозь коверъ). Убилъ! червонецъ объ закладъ, убилъ! Полонiй, за ковромъ. О, я убитъ! (Падаетъ и умираетъ). Королева. О Боже! что ты сделалъ? Гамлетъ. Не знаю самъ... Король? (подымаетъ коверъ и вытаскиваетъ тело Полонiя. Королева. Какое - ахъ! - Кровавое и бешеное дело. Гамлетъ. Кровавое; - да, матушка, почти Такое-жъ скверное, какъ короля Убить, и следомъ повенчаться съ братомъ Убитаго. Королева, Какъ короля убить? Гамлетъ. Такъ, государыня; мои слова (Полонiю): А ты, - прощай, несчастный, суетливый, Везде совавшiйся глупецъ. Я принялъ Тебя за лучшаго... Что-жъ? Такова Твоя судьба. Быть слишкомъ хлопотливымъ, Какъ самъ ты видишь, несколько опасно. (Королеве): Да будетъ же ломать вамъ руки. Тс! Садитесь, и позвольте мне сломать Вамъ сердце, а его сломлю я, Когда въ него возможность есть проникнуть, Когда проклятая привычка до того Его не закалила, что для чувства Оно, какъ крепость, стало неприступно. Королева. Но что-жъ я сделала, что съ грубымъ крикомъ Ты смеешь бичевать меня словами? Гамлетъ. Такое дело, что грязнитъ румянецъ И прелесть скромности; зоветъ Притворствомъ нравственность; срываетъ розу Съ прекраснаго чела любви невинной И насаждаетъ тамъ нарывъ; оно Обеты при венчаньи превращаетъ Въ такую-жъ ложъ, какъ клятвы игрока, Такое дело - о! - что вырываетъ Изъ договора самый смыслъ, и веру Сладчайшую способно сделать Наборомъ словъ. - Побагровело небо И твердая, матерая земля, Какъ въ ожиданьи Страшнаго суда, Глядитъ печально и душой болеетъ Объ этомъ деле. Королева. Боже! что за дело, Что въ этомъ предисловiи гремитъ Съ такимъ раскатомъ? Гамлетъ. О, сюда взгляните: На эту вотъ картину и на ту, На эти верные портреты братьевъ. - О, что за прелесть у него въ лице! Гиперiона кудри, лобъ Зевеса, Глядитъ какъ Марсъ: властительно я грозно; Стоитъ онъ, какъ Меркурiй боговестникъ, Едва коснувшiйся заоблачной вершины. И целое, и обликъ таковы, По истине, что кажется все боги Къ нему свои печати приложили, Чтобъ мiру дать обращикъ человека. Онъ былъ вашъ мужъ. Теперь сюда глядите: Вотъ нынешнiй вашъ мужъ; какъ ржавый колосъ, Здороваго онъ брата отравилъ. Иль слепы вы? Какъ вы могли оставить Нагорный лугъ, чтобъ жиру нагулять Въ трясине? А? Иль слепы вы? Не говорите о любви... Да, въ ваши годы Ужъ укротилася горячка крови: Она смирна и слушаетъ разсудка. Какой же умъ способенъ перейти Отъ этого къ тому? И что за дьяволъ Такъ обморочилъ васъ, играя въ жмурки? О, стыдъ! где твой румянецъ? Адъ мятежный, Коль ты бунтуешь такъ въ костяхъ матроны, То пусть же добродетель станетъ воскомъ Для пылкой юности, и таетъ Въ ея огне. Къ чему кричать: "ахъ, срамъ!" Когда невольная горячность увлекаетъ Съ техъ поръ, какъ и морозъ горитъ такъ жарко, И разумъ сводничаетъ волю. Королева. О!.. О, замолчи, Гамлетъ. Ты въ глубь души Меня заставилъ заглянуть, и тамъ Я вижу застарелыя такiя И черныя места, что прежнiй цветъ Не возвратится къ нимъ. Гамлетъ. Все такъ, но жить Въ вонючемъ поте мерзостной постели; Купаться въ гнили; на навозной куче Любить и ластиться!.. Королева. О, замолчи же. Твои слова, какъ бы кинжалы, Мне входятъ въ уши. Милый мой Гамлетъ, Довольно ужъ... Гамлетъ.