оспода из президентской администрации опекают его настолько плотно, что даже я, при всех моих полномочиях, бессилен пробить эту стену. Не могу обсудить важнейшие вопросы безопасности страны. Довольно странная картина, не правда ли? -- Кто знает обо всем этом? -- Пока что только мы с вами. Ну и автор докладной из аналитического отдела. -- Ну а сколько мог бы, как теперь говорят, наварить продавец на такой сделке? -- спросил Голубков. -- Я заказал финансово-экономический расчет подобного проекта в стандартах действующих мировых цен. Так вот, полковник, знаете, сколько примерно может стоить такая система, как наш "Зодиак"? Как изделие мирового "ноу-хау", не имеющее аналогов, этот двигатель в комплексе с топливом потянет почти на два миллиарда долларов. -- Сколько-сколько? -- не поверил ушам своим Голубков. -- Не удивляйтесь. Использование такого двигателя во много раз сокращает все прочие накладные расходы. При огромных габаритах системе не нужны специальные космодромы и безумно дорогие стартовые комплексы. Одной ступенью можно забросить на орбиту или в заданную точку полезную нагрузку, какая сегодня под силу лишь трех-четырехступенчатым носителям класса "Протон" или "Ариан". Представляете, какая выгода? -- Как могут в дальнейшем развиваться события? -- Рашид-Шах -- маньяк. Чтобы на страх соседям завладеть такой игрушкой, он не моргнув глазом выложит продавцу любые деньги. Мы можем действовать только по особому распоряжению Президента, но когда мы его получим? -- Вас обещали допустить к нему? -- Мне ничего не обещали, -- сказал Нифонтов. -- А мне нужна только личная встреча, с глазу на глаз. Но сами подумайте -- с чем я к нему приду? Какие у меня факты и доказательства? Я же не вправе и рта раскрыть, пока не знаю железно, кто там, на самом верху, может плести такую интригу. -- Да-а, -- задумчиво произнес Голубков, -- тут запросто можно нарваться именно на того, кто все это и затеял. А деньги громадные... Они им теперь всем ой как нужны. Резервные, решающие все проблемы деньги, лежащие где-то на тайных счетах... Ведь все теперь прагматики, реалисты. Все уже смотрят вперед... Да, кстати, как подвигается дело с расшифровкой кодов в ФСБ? -- Я постоянно держу этот вопрос на контроле, -- сказал Нифонтов. -- Они подключили лучших программистов. Ведут компьютерную обработку, ищут алгоритм ключа. Надежд пока не теряют. -- Мне кажется, Александр Николаевич, мы просто обязаны начать действовать, не дожидаясь поддержки Президента, -- сказал Голубков. -- Тут слишком легко упустить время. -- Рад, что мы думаем одинаково, -- сказал Нифонтов. -- Я принял то же решение, но считал необходимым предварительно посоветоваться с вами. С этой минуты я освобождаю вас от всего, кроме этой проблемы. Нам надлежит установить, действительно ли имеет место подобный замысел, кто, так сказать, его вдохновитель и организатор и через кого он действует, каким образом рассчитывает провернуть это дельце. -- Давайте в открытую, Александр Николаевич. Я уверен, вы уже сейчас подозреваете кого-то больше остальных. Или я ошибаюсь? -- Не ошибаетесь. Я провел собственный анализ. -- Нифонтов извлек из кармана крохотный листок бумаги, чуть больше талончика для проезда в городском транспорте. -- Вот список из трех имен. И наша задача -- чтобы из них осталось только одно. -- И, разумеется, -- продолжил Голубков, -- чтобы ни двигатель "Зодиака" -- в сборе или по частям, ни его горючка не попали в руки Рашид-Шаха или кого бы то ни было. -- Именно так. Но главное -- формула и технология получения компонентов топлива, -- сказал генерал. -- Вся соль именно в горючем. -- Понимаю, -- кивнул Голубков. И, помолчав, добавил: -- А вы не допускаете, что нечто подобное... могло прийти в голову и кому-то еще, помимо этих троих?.. Электричка была дальней. Только через полтора часа она сбавила скорость, зашипела дверьми и остановилась у платформы небольшого старинного городка Московской области. Здесь они вышли, и Нифонтов уверенно повел Голубкова по уютным заснеженным улицам городка, состоявшего в основном из одноэтажных и двухэтажных деревянных домишек. Пройдя примерно с полкилометра, Нифонтов сунул руку за пазуху и достал небольшую черную "зажигалку", щелкнул крышкой, нажал какую-то кнопочку и буквально через минуту около них мягко притормозила черная "Волга" с затемненными стеклами. Генерал подошел к водителю. -- Благодарю. Можете быть свободны. И когда тот вышел из машины, сам сел за руль рядом с Голубковым. -- Вот так-то, полковник. Приходится быть предусмотрительным. А то не сносить нам с вами головы. А теперь -- обратно в Москву. Все детали обсудим по дороге. -- Дорога очень скользкая, -- заметил Голубков. -- Да-а уж, ско-ользкая, -- прибавляя скорость, кивнул, глядя вперед, генерал Нифонтов, Довольно долго ехали молча. Наконец Нифонтов на миг оторвался от дороги и повернул голову к Голубкову. -- Да, кстати, как там ваши ребята? -- Вы имеете в виду... -- Группу Пастухова. Где они, что с ними? -- Наши внешние контакты как бы прерваны, но я постоянно держу их всех в поле внимания. -- Пусть пока все так и остается. Но, похоже, нам опять без них не обойтись... * * * Через полчаса, перебрасываясь лишь короткими репликами, Пастух и Док добрались до дома профессора Злотникова и, задрав головы, поглядели вверх. В окне кухни горел свет. Пастух, снова и в какой уж раз набрал по мобильному телефону номер квартиры Артиста. Там по-прежнему было занято. Осмотрев территорию, они не заметили ничего подозрительного. Похоже, не опоздали. Но мешкать было нельзя. Они вбежали в кабину лифта, поднялись на восьмой, и Сергей позвонил условным звонком. Никакого движения за обитой темно-вишневым дерматином стальной дверью. Не было и света в глазке. Они переглянулись. Пастух снова надавил на кнопку звонка. Тишина... Ключей они не взяли. Как-то в голову не пришло, что друзья могут исчезнуть среди ночи. Иван нахмурился. -- Что будем делать? -- быстро спросил Пастух. Тишина была за дверью. Зловещая тишина. -- Ладно, -- решительно сказал Пастух. -- Пойдем другим путем. Через минуту они стояли на верхнем, двенадцатом этаже. Стальная лестница вертикально уходила к чердачному люку. Было около двух ночи. Пастух полез по лестнице, надавил плечом на люк. Док смотрел снизу. Сергей надавил сильней, что-то негромко лязгнуло, и стальной лист подался, открыв черный квадрат. Пастух сверху взглянул на Друга. -- Хочешь рискнуть? -- тихо спросил Перегудов. -- А что остается? Попробуем... Жди меня тут. Он спустился с лесенки, снова вошел в лифт и через десять минут вернулся запыхавшийся, с мотком витой особо прочной альпинистской веревки, широким поясом монтажника с карабином и фонарем. -- Что так долго? -- спросил Иван, убирая пистолет за пояс. -- Что там внизу? -- Да тихо все, -- хмуро сказал Сергей. -- Только бы выход на крышу не был перекрыт. -- Сколько в тебе? -- спросил Док, прикинув на глаз вес товарища. -- Семьдесят семь, -- так же хмуро ответил Сергей. -- Я сейчас снизу все осмотрел. Окно в кухне открыто, свет по-прежнему горит. -- Нет, -- покачал головой Перегудов. -- В кухню нельзя. По голой стене, без снаряжения... Нет! Давай лучше по торцам балконов. -- Добро, -- кивнул Сергей и, поднявшись, включил фонарь. Чердак был заставлен всякой рухлядью, какими-то ящиками, обломками батарей отопления, но вскоре они наткнулись на ступеньки, поднимавшиеся к слуховому оконцу, выходившему на крышу. На их счастье, крыша была плоской, с прочным ограждением. Пастух перегнулся через стальную ограду, направив вниз узкий луч. -- Я там внизу белую коробку поставил, -- сквозь зубы пояснил он, -- чтобы не промахнуться. Ага, вон она... Значит, тут. Над крышей дул ветер, небо было черное, в облаках, но кое-где между ними виднелись тусклые звезды. Панорама города открывалась во все стороны -- огоньки, огоньки... Редкие светящиеся окна и никому не нужные в этот час зеленые, красные, синие надписи световых реклам... Пастух закрепил веревку двойным морским узлом, сделал скользящую петлю, бухту мотков передал Ивану, перехватил кольцо вокруг пояса, обвязался, пропустил через карабин. -- Серега, -- сказал Док, -- возможно, эти гады еще там. Как же ты один? Пастух пожал плечами, взял у Ивана второй пистолет и тоже засунул за пояс. -- Ну давай, трави помаленьку... Перегудов тщательно выбрал позу, рассчитав, как будет сбрасывать петлю за петлей. Четыре этажа плюс верхний чердачный ярус -- примерно шестнадцать метров. Сергей перекрестился и, набрав в грудь воздуха, перелез через ограждение как через границу между жизнью и смертью. Под ним была сорокаметровая бездна. До балкона верхнего, двенадцатого этажа было не меньше трех метров. Сергей скользнул по веревке вниз, и в тот же миг Перегудов ощутил страшной силы рывок, и веревка впилась в его руки. Тяжесть тащила вниз, намертво прижав к стальной загородке. Но он испытывал такое много раз в жизни, когда приходилось десантироваться из вертолетов и принимать на борт раненых и убитых. Напряглись все мышцы спины, натянулись все жилы и сухожилия, но держал он Сергея надежно. -- Трави! -- донесся снизу придушенный голос Пастухова. Иван начал осторожно пропускать натянутую веревку вниз. Сергей оказался на уровне первого балкона. Удерживаясь одной рукой, чтобы сохранить равновесие в пространстве над черной пропастью, где внизу темнели кроны деревьев и маленькие автомобильчики, раскачиваясь из стороны в сторону и стараясь не шуметь, не зацепиться за что-нибудь и не переполошить хозяев балкона, он закрепил вторую веревку, просунув и обогнув ее конец одной рукой через решетку ограждения. Теперь удерживаться стало легче. Док стравил еще несколько витков с бухты, и Пастух проделал то же самое на решетке балкона одиннадцатого этажа. Потом десятого. Потом девятого. Вторая страховочная веревка могла потребоваться для возвращения на крышу, если бы не удалось выйти через дверь квартиры Артиста на лестничную площадку. Ну вот и восьмой. Он перелез через ограждение балкона и снова вернулся из пространства смерти в пространство жизни. Надолго ли? Возможно, смерть ждала там, за балконным стеклом. На балконе у профессора Злотникова тоже полно было всякой дряни, и каким-то чудом ему удалось не наделать шума. Сергей перевел дух, немного отдышался. Руки горели и мелко дрожали от недавнего напряжения. Все было тихо. Он глянул вверх -- далеко вверху на фоне неба чернела свисающая голова Дока. Пастух два раза мигнул фонарем верх: я на месте. На счастье, балконная дверь была не заперта. И Сергею вдруг сделалось страшно при мысли о том, что он сейчас может увидеть. Он вытащил пистолет и шагнул в квартиру. Остановился, прислушался. Было так тихо, что он, кажется, слышал, как шумит кровь в голове. Луч его фонаря скользнул по полу, по письменному столу, по креслу, по коврам, по бесчисленным книгам на стеллажах и полках. Свет в кухне горел, трубка одного из телефонов была снята. Квартира оказалась пуста. Он прикоснулся к белому боку электрочайника "Сименс". Еще не остыл. В четырех чашках был налит чай. Он тоже был еще теплый. Где же все? Ушли сами или их увели? Может быть, все-таки дозвонился Голубков? Сергей не стал зажигать свет в других комнатах, только сейчас сообразив, что их акробатику запросто могли бы наблюдать те, кого прислали следить за квартирой. Перед спуском он разулся и оставил на крыше кроссовки. Сейчас не пожалел об этом. Беззвучно ступая в одних носках по коврам, он обследовал квартиру -- ни следов борьбы, никаких признаков вторжения и захвата. Все было так, как в тот час, когда они, в начале одиннадцатого, расстались. Светя под ноги, Сергей прошел через холл в прихожую, мягко повернул защелку замка, второго, третьего. Входная дверь тихо открылась. Он вернулся на балкон, снова взглянул наверх. Иван наверху ждал, все так же напряженно вглядываясь вниз. Пастух снова мигнул фонарем. И тотчас голова Дока исчезла. Через три минуты их было в квартире уже двое. -- Обувайся, -- Док бросил кроссовки Сергея к его ногам. Сергей молча надел их. -- Покажи руки, верхолаз, -- потребовал Док, когда они вошли в кухню. -- Да ладно, -- отмахнулся тот. -- Покажи! -- Док перехватил его запястья и резко повернул к себе ладони. Как он и думал, ладони и пальцы кровоточили, стертые и порезанные веревкой. -- Прямо как братья, -- хмыкнул Перегудов и показал свои руки, в таких же кровавых потертостях и порезах. -- Да уж, побратались... -- Что делать-то будем? -- спросил Док. -- Похоже, мы разминулись на какие-то минуты. -- Оставаться нельзя. Те могут вот-вот явиться... И тут в тишине квартиры оглушительно зазвонил телефон. -- Ну что, берем трубку? -- спросил Иван. -- Давай, -- махнул рукой Пастух. -- Вдруг это наши... -- "Подари мне лунный камень, все пути преодолей..." -- услышали они незнакомый мужской голос. Наверняка это был пароль, но отзыва они не знали, и Сергей положил трубку. -- Это те! -- воскликнул Док. -- Сигнал своим. Видно, решили, что дело сделано. -- Значит, их еще не было, -- воскликнул Пастух. Наши ушли сами. Снялись мгновенно -- значит, получили приказ. Все, Иван, нам тут делать нечего -- в машину! Они захлопнули дверь и бросились к лифту. Палец Сергея уже уткнулся было в кнопку вызова кабины, как вдруг они услышали на нижних лестничных маршах осторожные шаги двух или трех человек. -- Стоп, -- прошептал Док. -- Это они. Внизу нам не выйти. -- Через крышу, -- кивнул Пастух. Но те были уже совсем близко. Повинуясь безотчетному солдатскому чувству угрозы, они мгновенно вытащили оружие, двумя беззвучными прыжками забросили себя на один лестничный марш вверх и замерли, глядя вниз через лестничные пролеты. Возможно, это возвращается какая-то подгулявшая парочка, но скорей всего, приближается сама смерть. И вот они увидели человека. По тому, как легко, словно не касаясь лестницы, почти беззвучно тот перемахивал через три-четыре ступеньки, было видно: не гуляка... наверняка спец, имеющий классную подготовку -- двухметровый громила в легком спортивном костюме с бесшумным складным автоматом "ПП-95М" и в черной маске. Так же беззвучно появился второй -- такой же гигант в маске с точно таким же маленьким автоматом в руке. Обменялись жестами, оглянулись. Пастух напрягся, но, на счастье, обследовать верхний лестничный марш те двое не посчитали нужным. Тот, что поднялся первым, был в кроссовках на специальной губчатой подошве. Бесшумно подошел к двери и вставил отмычку в верхний замок злотниковской квартиры. Затем так же умело открыл второй и третий замок. Отмычки, видно, тоже были не без хитрых прибамбасов: дорогие сейфовые замки сработали без малейшего щелчка. Дверь подалась и первый скрылся в прихожей. За ним, оглядевшись, в квартиру проник и второй. Пастух мгновенно оценил ситуацию. На раздумья не было и пяти секунд. Внизу, у выхода, наверняка поджидали, страхуя своих, другие убийцы. А то, что они именно убийцы, сомневаться не приходилось. Каждое движение и лица, закрытые черными масками с прорезями для глаз, выдавали их с головой. Они исчезли, и надо было мотать на крышу... Но тех было только двое. И это был единственный шанс хоть что-нибудь узнать. В такие мгновения все они действовали как давно притертые, прилаженные детали единого механизма. Артист и Док, Муха и Боцман, Трубач и Пастух -- двое, трое, одновременно все шестеро... Быть может, только поэтому они и были еще живы пока. Те двое пришли убивать, но это не значит, что игра будет по их правилам. Сергей рассчитал время, когда незваные гости пройдут из прихожей в глубь квартиры. Убийцы предусмотрительно не заперли за собой дверь. Это упростило задачу. Через двадцать секунд Пастух и Док уже стояли у той же полуприкрытой двери. Док занял на площадке удобную позицию для стрельбы, и, оставив его у входа, капитан спецназа Пастухов скользнул в прихожую вслед за теми, что явились по его душу и по души вверенных ему людей. Иван остался на площадке один. А Пастух, войдя, замер за выступом стены у вешалки. Стрелять было нельзя. Он сжимал в руках концы полуметрового обрывка той сверхпрочной альпинистской веревки, по которой спускался с крыши. Надо было, чтобы в коридоре перед ним оказался спиной один из пришельцев -- один, а не двое. Тут уже все решала только судьба, чистая фортуна. Оба противника были крупнее и сильнее его, но вряд ли превосходили по другим параметрам. Из соседней комнаты раздался негромкий шипящий матерный выдох -- видно, успели уже осмотреть все помещения. -- Ушли... -- хрипло прошелестел один из голосов. -- Чухня какая-то, Егоров, -- уже погромче ответил второй, посвечивая во все стороны фонарем. -- Может, им свистнул кто? -- Ладно, внизу перехватят. Как есть, так и доложим. Пошли. -- А ну пойди сюда, глянь, Егоров, -- откуда-то издали донесся первый голос. -- Это что тут за веревка на балконе болтается? Пастух изготовился. Чтобы попасть на балкон, второй непременно должен был пройти мимо и именно так, как и нужно было ему -- из дверного проема спиной. По интонации голосов Сергей определил -- оба расслабились, утратили контроль. -- Иду, -- откликнулся второй и, выходя в коридор, зажег свет. Из-за угла появилось плечо, широченная спина, налитая шея. Наверняка такому не впервой убивать... Веревка беззвучно мелькнула в воздухе и тотчас перетянула толстую шею. Пастух затянул сильней. По телу пошли волны судорог... Вот и все. Он не дал телу противника упасть -- мягко опустил его на пол, привалив к стене. Через секунду складной автомат с глушителем, и шипящая включенная рация побежденного уже были в руках Пастуха. Через стеклянную дверь он видел, что первый, задрав голову, на фоне светлеющего окна рассматривает что-то вверху над балконом. Он тоже стоял спиной. Черный цилиндр глушителя уперся ему в ямку пониже затылка, прямо в основание черепа. Он не заорал, не дернулся, только поднял руки -- видно, знал, к кому шел. -- Умница, -- прошептал ему в ухо Пастух. -- Молодец... Гони текст в рацию... Тот даже не попытался провести контрприем: стальной холод ствола действовал отрезвляюще: он беспрекословно стянул с груди и прижал к губам коробочку приемопередатчика. -- Повторяй за мной: "Они смылись, -- прошептал ему в ухо Пастух. -- Ведем осмотр помещения. Пусто. Всюду пусто. Ушли... Минут через десять встречайте внизу. Полный отбой. Конец связи". Сергей чувствительно ткнул тупорылым глушителем в затылок. Тот был догадлив -- выдав сообщение, отрубил связь. -- Соображаешь! А теперь слушай сюда, -- быстро сказал Пастух. -- Ты труп. Напарника твоего уже нет. Могу заквасить и тебя. Дарю вариант. Согласен? Тот молча кивнул. -- Отвечаешь, не раздумывая, без запинки! Иначе дырка. Тот снова кивнул. -- Чей приказ? -- быстро, спросил Пастух. -- От кого пришли? Кто вы? Отвечай! -- Если б знал чей приказ, сказал бы, -- стертым от смертного ужаса голосом проскрежетал тот. -- Мы группа СОН. -- Что за СОН? -- Спецподразделение особого назначения. -- Кому подчиняетесь? -- Второму управлению Минобороны. Генералу Бушенко. -- Кто над ним? -- Без понятия. Пригнали срочно, дали адрес, поставили задачу -- и все. -- Убрать нас? -- Ну... -- Сколько вас тут? -- В нашей группе семеро. -- Командир группы? -- Фамилии не знаю. Зовут Боб. Майор спецназа. Из Москвы. Длинный, со шрамом на лбу. Он тут, внизу. -- Сколько за нас заплатили? -- Две тыщи аванс. Еще три -- после. "Зелеными". -- Стало быть, по пятерке на рыло? Не густо. Кто я, в курсе? -- Я ж не вижу, -- промычал тот. Сергей стянул с него черную маску и, не отрывая ствола автомата от его стриженого затылка, подвел к большому зеркалу в коридоре. -- А ну глянь... -- Пастухов, -- прошептал тот. -- Значит, знаешь, кого велели глушить? -- Знаю, -- кивнул тот. -- Ночью в воскресенье на дороге был? -- Был. -- Почему тогда не стреляли? -- Не было приказа. -- А теперь, значит, получили? -- Угу... -- Кто дал красную ракету? -- Сами не поняли. Был приказ захватить вас. Сорвалось... -- Кто девчонку задавил? -- Боб... -- Ну, так взгляни на меня получше, парень. Взгляни и запомни капитана Пастухова. Он дарит тебе жизнь. Тот молчал, с ужасом глядя на противника в зеркале. -- У нас без обмана, -- усмехнулся Пастух. -- Живи. Что надо сказать? -- Спасибо... -- прошептал тот. -- Ложись! -- негромко рявкнул Пастух. -- Ложись, гнида! Сейчас будет больно. И едва тот повалился ничком -- тем же обрывком веревки в два приема были стянуты его руки за спиной. Тот тихо взвыл. -- Хреновый ты спецназовец, -- заметил Пастух. -- Хо-очешь жить, паскуда... хо-очешь! Ладно, дыши пока. Все равно свои кончат -- сам знаешь. Ты теперь не в цене. Сергей сложил и спрятал под куртку второй автомат, сунул в карман удостоверение, еще одну чужую рацию. Проходя мимо убитого, он наклонился, сунул руку к нему в карман, нашел запасной магазин автомата и набор отмычек. И вдруг тот шевельнулся... Он был жив. Пастух пощупал пульс -- биение едва ощущалось. Ничего не стоило остановить это биение, редкое, замирающее. Остановить навсегда. Он стянул с него маску, вгляделся в загрубевшее молодое лицо, взглянул на лиловую борозду вокруг шеи. Парень оживал, лицо розовело. Могучие мышцы все же спасли его. Чей-то сын, брат, может быть -- отец, муж... Но Пастух не позволил себе отмякать сердцем. Он помнил то женское тело в окровавленном зеленом платье, нелепо раскинутые руки и ноги, как у большой сломанной куклы. Он тихо приоткрыл входную дверь. К нему шагнул бледный Перегудов. -- Сейчас, -- будто что-то вспомнив, сказал Пастух и опять скрылся в квартире. Он вернулся минуты через полторы, подталкивая стволом автомата белого от страха "гостя", который, пригнувшись, тащил на спине едва живого напарника. Сергей торопливо запер массивную дверь на все замки. -- Наверх, быстро! -- процедил он. -- В штурмовом темпе! Тащи и думай, как тебе сегодня повезло, Егоров. На двенадцатом этаже он пристегнул запястья обоих противников к стальной перекладине лестницы. -- Слушай, Егоров, ты меня знаешь. Хочешь выжить -- сиди тут и не питюкай. -- Стрельни мне в руку, -- попросил Егоров. -- Умница, -- оскалился Пастух. -- Хочешь жить... Тогда терпи. Жестоким ударом он надолго отключил его от малоприятной реальности и вслед за Доком торопливо скрылся на чердаке. -- Думаешь, на крыше их нет? -- тихо спросил Перегудов. -- Вам знаком этот предмет? -- чуть отвернув полу куртки. Пастух показал второй автомат. -- Бесшумные "ПП-95М", -- заметил Док. -- Спецназ такие пока и не нюхал. Занятно! -- Еще бы! Ну -- вперед и вверх, а там... Снова они были на крыше. Тут не было никого. Видно, Боб еще не допер. Пригнувшись, чтобы не быть замеченными, короткими перебежками они добрались до следующего входа в чердачное помещение и скрылись в нем. Но люк на лестничную площадку оказался заперт. Другой -- тоже заперт. Следующий -- замурован намертво. Лишь в шестой секции чердака, уже отчаявшись выбраться, они нашли узкий лаз, по которому выползли на площадку лестницы, вошли в лифт и спустились вниз. Утренний двор еще был пустынным. В отдалении, у входа в парадное, где жили Злотниковы, стояли двое, судя по виду, готовые в любую секунду открыть огонь по выходящим из подъезда. Двое других хоронились за густыми высокими кустами шиповника. Между колесами припаркованных машин охотничий глаз Пастуха различил еще чьи-то ноги, и, когда тот сделал шаг и показался из-за машины, он без труда узнал бывшего майора Боба. -- Пятеро, -- тихо проговорил Сергей. -- Эх! Вон тому длинному дырку бы добавить... Жалко, времени нет. Ладно, может, еще встретимся... "Патрола" на стоянке у подъезда не наблюдалось. -- Черт, -- проговорил Док, -- "джипчик"-то наш -- тю-тю! Не иначе отошел врагу. -- Ни фига, -- прошептал Сергей. -- Я когда ночью спускался, в соседний двор его отогнал. От греха. И номера еще раз сменил -- дяде Косте поклон... Из кустов вышла кошка и удивленно уставилась на них. Постояла и побежала по своим кошачьим делам. Вдруг во дворе показалась пожилая дворничиха. Она толкала перед собой разломанную детскую коляску, на которой стояла огромная коробка из-под японского телевизора. Из коробки выглядывали метлы. Коляска громко повизгивала несмазанной осью и дребезжала на весь двор. Те пятеро, что ждали у подъезда, готовые открыть огонь, быстро обернулись на этот звук и скользнули в парадное. -- Вот спасибо, тетенька, -- прошептал Пастух и, вытащив пистолет "гюрза", пригнувшись, стремглав выскочил и исчез в зелени. За ним рванул и Перегудов. Почти беззвучно отталкиваясь от асфальта, за шумовой завесой разбитой коляски они добежали до полукруглой арки, выходящей в соседний двор. Через пустую детскую песочницу, по кратчайшей линии, легко перемахнув через несколько бетонных заборчиков, окружавших дворовую спортплощадку, они добрались до своего "джипа". Пастух перевел дух, бегло осмотрел машину, быстро открыл ее, завел мотор. -- Ну вот, кажется, и все, -- сказал он и плавно тронул приглушенно рокочущий черный "патрол" со стоянки. Утро занималось чудесное, чистое, омытое ливнем ночной грозы. -- Куда? -- спросил Док. -- Будто не знаешь, -- усмехнулся Пастух. Храм Иоанна Воина на Якиманке, мимо которого они пронеслись этой ночью, только что открылся. Прихожан еще почти не было. Лишь несколько старушек стояли перед закрытыми царскими вратами алтаря, откуда доносился негромкий голос дьякона. В северном приделе храма у аналоя с крестом и Евангелием отец Андрей, в епитрахили поверх черного подрясника, готовился принимать исповедь. Он почти не изменился с тех пор, как они виделись последний раз в Спас-Заулке и, Несмотря на бороду и облачение, выглядел не намного старше Пастуха. Пастух и Док оглядели храм. У иконы Георгия-Победоносца, побивающего змия, измотанные волнением, с незнакомыми строгими лицами, стояли их друзья -- молча молились со свечами в руках перед ликом своего святого покровителя. Издали встретились глазами, сошлись, молча обнялись. Помолчали. Тут не нужны были слова. Главное -- остались живы, снова встретились. Знали: жизнь каждого отныне снова была лишь в руце Божией. Отпустив грехи какой-то крохотной старушке, исповедник оглядел храм и увидел их всех. Вгляделся и... узнал. Поманил их, и они медленно приблизились к аналою. -- Здравствуйте, батюшка, -- поклонился Пастух. -- Здравствуй, Сергий. Вот и встретились. Отец Андрей подвел его к аналою. -- Слушаю тебя. Говори. Раб Божий Сергий молчал. -- Писано, Сергий, "уклонись от зла и совершишь благо". -- Я бы уклонился, -- сказал Пастух. -- Но я солдат, я присягал. Как быть, если приходят враги, чтобы убивать? Отец Андрей молчал, опустив голову, и глядел в пол. Потом поднял глаза. -- Нет вопроса трудней. Уверен ли, Сергий, что не служишь злу? Умеешь ли различить? -- Война всегда зло, -- сказал Пастухов. -- Молись и веруй. Если веруешь всем сердцем, что не служишь злу, -- ступай с миром. И повернулся к остальным. -- Подойдите ко мне и склоните свои главы... Отец Андрей осенил их наперсным священническим крестом. -- Помоги вам Бог. Они поклонились, молча поставили свечи и тихо вышли из храма. Шесть горящих свечей остались на подсвечнике у иконы. И одна -- на кануне, за упокой их седьмого, который не придет сюда уже никогда. * * * -- Я уж думал, больше не увидимся, -- с облегчением сказал Артист, когда они вышли из храма и приостановились во дворе у строеньица с надписью "Просфоры". -- Мы получили приказ срочно уходить, но сумеют ли предупредить вас -- кто же знал? Думал, сердце разорвется. -- Дядя Костя дозвонился? -- спросил Пастух. -- Да нет, не он. Кто-то другой. -- Не понял... -- повернулся к нему Док. -- А ну, Семен, давай поточней. Кто, что и когда... -- Погодите вы! -- оборвал Пастух. -- Все потом. Сейчас нам перво-наперво надо от палачей удрать. У нас свой приказ, у них -- свой. -- Так, значит, все-таки приходили? -- спросил Семен. -- Еще как приходили! -- ответил Док. -- Мы их видели. И ушли только чудом. -- Все было на острие ножа, -- подтвердил Пастух. -- Нас сейчас наверняка по всей Москве ищут-рыщут. Если они наши головы хозяину не принесут -- им не жить. Тут игра всерьез. Да и ставка немалая. Сваливать надо -- туда, где нас точно не найдут. -- Может, в метро? -- предложил Док. -- Отпадает, -- покачал головой Артист. -- Вы же еще не знаете. Колькину рожу сегодня ночью в "Дорожном патруле" демонстрировали. Как беглого психа. Наверняка фотки у каждого мента. -- А я-то думаю, чего это он имидж сменил, -- засмеялся Пастух. -- Просто неузнаваем! -- А с чего вы взяли, что они все-таки шли нас гробить? -- спросил Хохлов. -- Знаешь, Митя, -- прищурил глаз Док, -- чем ты всегда был мне дорог? Неистребимым оптимизмом. Только, дорогой мой оптимист, вот с такими инструментами, по-моему, на мирные переговоры не ходят. Лично я не пошел бы. -- И Иван распахнул куртку, показав друзьям висящую под мышкой плоскую черную коробочку. -- А это что ж такое? -- удивился Муха. -- Прошу заметить, -- сказал Док, -- лейтенант российского спецназа Олег Мухин понятия не имеет, что это за штучка. Симптоматично, не так ли? Показываю! Демонстрация для несведущих... Одним движением Перегудов перевел защелку на черной стальной коробочке, и в доли секунды она раскрылась и распалась надвое буквой "г", открыв потайной ствол и превратившись в маленький пистолет-пулемет. -- Оружие двадцать первого века, -- сказал Пастух. -- Бесшумный автомат. Оружие сугубо секретное. Состоит на табеле только в спецслужбах. -- Так куда нам теперь деваться-то? -- спросил Муха. -- Предложение такое, -- сказал Боцман, -- на первой же пристани садимся на любой прогулочный броненосец, отчаливаем и плывем куда волна прибьет. На судне все и обсудим. На реке они нас искать не станут. "Джип" припаркуем и оставим в любом дворе. Если и наткнутся -- так не сегодня. Да и номера мы сменили. -- Ну ладно, -- усмехнулся Артист, -- по морям, по волнам. Поехали! Не обнаружив ничего опасного или подозрительного вокруг церкви, они сели в машину и покатили в сторону Кремля. Ехали по Москве и мысленно прощались с ней. Обе рации, захваченные Пастухом ранним утром, были включены на постоянный прием, но, кроме шипения и потрескивания эфира, из них теперь не раздавалось ни звука -- видимо, перешли на запасную волну. Через час они уже плыли по реке на нижней палубе прогулочного теплохода "Москва-17". * * * Для Германа Григорьевича Клокова не составило труда выяснить, что после того драматичного совещания в кабинете генерального конструктора НПО "Апогей", когда Черемисин ушел, хлопнув дверью, удрученный старик скрылся у себя на даче в академическом поселке и сидит там как сыч, прервав все связи с внешним миром. Клоков поехал к нему сам, без шума и помпы, без большого кортежа, лишь с одной машиной охраны, в неприметной черной "Волге". Он прихватил с собой только самого близкого помощника -- старшего секретаря-референта аппарата Бориса Владимировича Лапичева, чрезвычайно способного тридцатидвухлетнего человека, который давно и прочно связал свою жизнь с делами и тайнами своего грозного шефа. Водитель вел машину спокойно. Лапичев сидел сзади, рядом с шефом. Они работали вместе давно, почти десять лет. Плечом к плечу прошли через многие тяготы и испытания. Борис показал себя человеком не просто полезным, но действительно преданным и надежным, и Клоков часто советовался с ним по самым тонким, деликатным вопросам и ни разу не пожалел об этом. Лапичев всегда оказывался во всеоружии знаний, всегда находил нетривиальные решения, всегда был умнее и проницательнее врагов своего патрона, и его точные своевременные подсказки сыграли немалую роль в стремительном возвышении Германа Григорьевича. -- На наше счастье, -- потягивая тонкую американскую сигарету, говорил Клоков, искоса поглядывая на своего собеседника, -- старик мудр, но бесхитростен. Да, этакий мамонт канувших времен... -- Классик! -- откликнулся Борис. -- С ним надо очень тонко, очень бережно... Главное -- не пережать. -- Будь спокоен, Боря, или, как говорили наши учтивые предки, будьте благонадежны-с. На загородное шоссе спускался вечер, и машин было мало. Вот и знакомый поворот. Сколько раз приходилось Клокову проезжать здесь... За последние годы он перезнакомился едва ли не со всей академической элитой, так или иначе связанной с военно-промышленным комплексом, со всеми ведущими учеными и инженерами, работавшими на оборону. Вот и знакомый забор и живописно-запущенная дача. Лапичев вышел из машины, заглянул на участок через прутья забора, потом нажал кнопку звонка. Вскоре из двери террасы вышла молодая женщина, а за ней протиснулся неуклюжий дряхлый сенбернар, вся былая мощь которого осталась лишь в устрашающем басистом лае. Оба они знали эту женщину -- это была дочь вдовца-академика, незамужняя тридцатипятилетняя Наташа, неизменная помощница и хозяйка при гениальном отце. -- Здравствуйте, Борис, -- быстро и холодно сказала она. -- Напрасно приехали. Отца нет, я не знаю, где он и когда будет. -- Его нет или не велено принимать? -- светская улыбка тронула губы Лапичева. Помимо быстрого, цепкого ума, природа не обидела его ни ростом, ни статью, ни благородством черт. -- Какая разница? -- пожала она плечами. -- В конце концов, отец просто старый, уставший человек. Наверное, он заслужил право хотя бы на личную свободу и покой. Или что-то случилось? -- Случилось... -- сказал Борис и показал глазами на автомобиль. -- Я привез Германа Григорьевича. Он приехал просто поговорить. Не как член кабинета, а как старый знакомый. После того, что случилось в "Апогее", он просто не решается беспокоить старика. В общем, все в руках ваших... -- Ну ладно, сейчас узнаю, -- нахмурилась она и ушла, а пес остался у калитки, сердито поглядывая на пришельца. На крыльце террасы долго никого не было, но, наконец, появился сам Черемисин. И через несколько минут "Волга" въехала на участок и остановилась, обогнув дачу по периметру. Вице-премьеру было решительно ни к чему, чтобы кто-нибудь узнал, что он здесь. А еще через несколько минут они уже сидели с Черемисиным наедине в плетеных соломенных креслах. -- Уговаривать явились... -- понимающе кивнул академик. -- Дорогой Андрей Терентьевич, -- сказал Клоков, -- мне все надоело не меньше, чем вам. И как мне хочется повторить то, что сделали вы, -- плюнуть на все и уйти. Как мы ждали все этой правды, этой свободы. И к чему пришли? -- Вы приехали сообщить мне эти новости? -- усмехнулся ученый. -- Вы же по табели о рангах то ли пятая, то ли шестая фигура в стране. Так что вы плачетесь, на что сетуете? У вас же все козыри на руках. Говорят, вы имеете на него влияние. Так подсуетитесь, черт возьми, повлияйте! -- Он теперь слушает других людей, сегодня уже не восемьдесят девятый... -- Вам сейчас... сколько? -- Пятьдесят два, -- сказал Клоков. -- А мне семьдесят. Но такой циничной, хамской расправы над наукой не допустил бы ни Хрущев, ни Ленька, никто... А уж Сталин пустил бы вас всех за такое правление на шашлык, и был бы прав. Так что говорить мне с вами решительно не о чем. -- Так что же, -- грустно улыбнулся Клоков, -- аудиенция окончена, поворачивать оглобли? -- Как вам будет угодно, -- сказал академик и отвернулся к окну. -- Я вас не приглашал. Клоков понял: умный иезуит Лапичев все рассчитал точно. Не прилагая усилий, что называется, и пальцем не пошевелив, дали вспыльчивому старику выпустить первый пар. Теперь можно было потихоньку приступать к делу. -- Я бы уехал, -- сказал Клоков. -- Но неужели вы думаете, -- вдруг вскричал он и вскочил из кресла, -- вы, зная меня столько лет, допускаете, что у меня душа болит меньше вашего! -- А черт вас теперь всех разберет! -- с желчным презрением ответил Черемисин. -- Оборотень на оборотне... Уж какие люди, казалось бы... Лишь прикоснулись к власти, лишь чуть понюхали денег -- и что же? Может, назвать имена? Перечислять -- вечера не хватит. Русская наука! От Ломоносова! Во что вы ее ввергли?! -- Хотите коньяку? -- спросил Клоков. -- А что? За упокой отечественной научной мысли можно и выпить. Чокаться с вами, уж простите, не пощажу ваших титулов и регалий, неохота, да на поминках, знаете ли, и не чокаются. Наташа! -- крикнул Черемисин. Его дочь сидела с Лапичевым в гостиной у камина и, невольно подчиняясь бодрому напору и мужскому очарованию своего визави, слушала сплетни и байки с самого верхнего этажа российской власти, о каких нельзя было бы узнать даже в самой информированной прессе. Она поспешила на зов отца. -- Сообрази-ка нам чего-нибудь, -- пощелкал пальцами академик. -- Закусончик какой-нибудь... В общем, сконструируй для знатного гостя. -- Да бросьте вы, Андрей Терентьевич! -- с сердцем воскликнул Клоков. -- Сегодня именитый, а завтра... -- А вот завтра и поглядим... -- уже явно помягче сказал академик. Наташа Черемисина ушла готовить, и, когда она скрылась, академик сказал: -- Значит, так, Герман Григорьевич, обсуждать проблему моего возвращения считаю излишним. При нынешнем раскладе -- не вернусь. И покончим с этим. Вы ведь знали, когда ехали, что другого ответа не будет. Стало быть, приехали с чем-то иным. Слушаю... -- Ошибаетесь, Андрей Терентьевич. Никакого камня за пазухой у меня нет. Но если бы вы вернулись, это было бы радостью для тысяч людей. Вы лидер коллектива, его символ. -- Лидер, символ... -- вновь чувствуя приближение едва стихшего гнева, покраснел Черемисин. -- Что я их, этим символом, что ли, кормить буду? -- Вот это и надо бы обсудить, -- сказал Клоков. -- А что тут обсуждать? Теперь же всюду коммерческая основа. Можно, конечно, взять наш монтажно-сборочный корпус длиною сто семьдесят пять метров, разбить его штук на тыщу клетушек да и открыть на месте научно-производственного объединения общедоступный публичный дом. Вот вам и деньги на бочку! Только это уж как-нибудь без меня. После моей смерти, которой ждать, конечно, недолго, поскольку видеть все это, отдав делу сорок пять лет, никакое сердце не выдержит. Потукает-потукает, да разорвется. -- Насчет супердома идея хорошая. Ну а если всерьез? -- Слушайте, -- сказал Черемисин, -- не морочьте мне голову. Вы же не просто так явились. У вас наверняка есть идея, которую требуется освятить легендарным именем вышедшего в тираж старика Черемисина. Излагайте. -- Все как раз наоборот, -- строго, почти жестко сказал Клоков. -- Напротив, Андрей Терентьевич, я приехал искать у вас совета и поддержки. Если хотите -- помощи. Для вас, возможно, не секрет, что у меня есть враги. Тьма-тьмущая врагов. Им только и надо, чтобы я ушел по вашему примеру. Вот тогда-то они и разгуляются. -- Охотно верю, -- кивнул конструктор. -- Ну и что из того? Какой помощи вы ждете? -- В стране есть две соперничающие группы. И те и другие атакуют меня