Аркадий Аверченко. Ложь
---------------------------------------------------------------
Изд: Аркадий Аверченко "Бритва в киселе". М. Изд. "Правда", 1990.
OCR: А.Накрохин
---------------------------------------------------------------
Трудно понять китайцев и женщин.
Я знал китайцев, которые два-три года терпеливо просиживали над
кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого бесформенного куска
китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и пилочек вырезывал корабль
-- чудо хитроумия и терпения: корабль имел все снасти, паруса, нес на себе
соответствующее количество команды, причем каждый из матросов был величиной
с маковое зерно, а канаты были так тонки, что даже не отбрасывали тени -- и
все это было ни к чему... Не говоря уже о том, что на таком судне нельзя
было сделать самой незначительной поездки -- сам корабль был настолько
хрупок и непрочен, что одно легкое нажатие ладони уничтожало сатанинский
труд глупого китайца.
Женская ложь часто напоминает мне китайский корабль величиной с орех --
масса терпения, хитрости-- и все это совершенно бесцельно, безрезультатно,
все гибнет от простого прикосновения.
Чтение пьесы было назначаю в 12 часов ночи. Я приехал немного раньше и,
куря сигару, убивал ленивое время в болтовне с хозяином дома адвокатом
Лязговым.
Вскоре послеменя в кабинет, где мы сидели, влетела розовая, оживленная
жена Лязгова, которую час тому назад я мельком видел в театре сидящей рядом
с нашей общей знакомой Таней Черножуковой.
-- Что же это,-- весело вскричала жена Лязгова.-- Около двенадцати, а
публики еще нет?!
-- Подойдут,-- сказал Лязгов.-- Откуда ты, Симочка?
-- Я... была на катке, что на Бассейной, с сестрой Тарского.
Медленно, осторожно повернулся я в кресле и посмотрел в лицо Серафимы
Петровны.
Зачем она солгала? Что это значит?
Я задумался.
Зачем она солгала? Трудно предположить, что здесь бьш замешан
любовник... В театре она все время сидела с Таней Черножуковой и из театра,
судя по времени, прямо поехала домой. Значит, она хотела скрыть или свое
пребывание в театре, или -- встречу с Таней Черножуковой.
Тут же я вспомнил, что Лязгов раза два-три при мне просил жену реже
встречаться с Черножуковой, которая, по его словам, была глупой, напыщенной
дурой и имела на жену дурное влияние.- И тут же я подивился: какая
пустяковая, ничтожная причина может иногда заставить женщину солгать...
Приехал студент Конякин. Поздоровавшись с нами, он обернулся к жене
Лязгова и спросил:
-- Ну, как сегодняшняя пьеса в театре... Интересна? Серафима Петровна
удивленно вскинула плечами.
-- С чего вы взяли, что я знаю об этом? Я же не была в театре.
-- Как же не были? А я заезжал к Черножуковым -- мне сказали, что вы с
Татьяной Викторовной уехали в театр.
Серафима Петровна опустила голову и, разглаживая юбку на коленях,
усмехнулась:
-- В таком случае я не виновата, что Таня такая глупая; когда она
уезжала из дому, то могла солгать как-нибудь иначе... Лязгов,
заинтересованный, взглянул на жену.
-- Почему она должна была солгать?
-- Неужели ты не догадаваешься? Наверное, поехала к своему поэту!
Студент Конякин живо обернулся к Серафиме Петровне.
-- К поэту? К Гагарову? Но этого не может быть! Гагаров на днях уехал в
Москву, и я сам его провожал.
Серафима Петровна упрямо качнула головой и, с видом человека,
прыгающего в пропасть, сказала:
-- А он все-таки здесь!
-- Не понимаю...-- пожал плечами студент Конякин.-- Мы с Гагаровым
друзья, и он, если бы вернулся. первым долгом известил бы меня.
-- Он, кажется, скрывается,-- постукивая носком ботинка о ковер,
сообщила Серафима Петровна.-- За ним следят.
Последняя фраза, очевидно, была сказана просто так, чтобы прекратить
скользкий разговор о Гагарове.
Но студент Конякин забеспокоился.
-- Следят??! Кто следит?
-- Эти, вот... Сыщики.
-- Позвольте, Серафима Петровна... Вы говорите что-то странное: с какой
стати сыщикам следить за Гагаровым, когда он не революционер и политикой
никогда не занимался?!
Серафима Петровна окинула студента враждебным взглядом и, проведя
языком по запекшимся губам, раздельно ответила:
-- Не занимался, а теперь занимается. Впрочем, что мы все:
Гагаров, да Гагаров. Хотите, господа, чаю?
Пришел еще один гость-- газетный рецензент Блюхин.
-- Мороз,-- заявил он,-- а хорошо! Холодно до гадости. Я сейчас часа
два на коньках катался. Прекрасный на Бассейной каток.
-- А жена тоже сейчас только оттуда,-- прихлебывая чай из стакана,
сообщил Лязгов.-- Встретились?
-- Что вы говорите?!-- изумился Блюхин.-- Я все время катался и вас,
Серафима Петровна, не видел. Серафима Петровна улыбнулась.
-- Однако я там была. С Марьей Александровной Шемшуриной.
-- Удивительно... Ни вас, ни ее я не видел. Это тем более странно, что
каток ведь крошечный,-- все, как на ладони.
-- Мы больше сидели все... около музыки,-- сказала Серафима Петровна.--
У меня винт на коньке расшатался.
-- Ах, так! Хотите, я вам сейчас исправлю? Я мастер на эти дела. Где он
у вас?
Нога нервно застучала по ковру.
-- Я уже отдала его слесарю.
-- Как же это ты ухитрилась отдать слесарю, когда теперь ночь? --
спросил Лязгов.
Серафима Петровна рассердилась.
-- Так и отдала! Что ты пристал? Слесарная, по случаю срочной работы,
была открыта. Я и отдала. Слесаря Матвеем зовут.
Наконец, явился давно ожидаемый драматург Селиванский с пьесой,
свернутой в трубку и перевязанной ленточкой.
-- Извиняюсь, что опоздал, -раскланялся он.-Задержал прекрасный пол.
-- На драматурга большой спрос,- улыбнулся Лязгов.-- Кто же это тебя
задержал?
-- Шемшурина, Марья Александровна. Читал ей пьесу. Лязгов захлопал в
ладоши.
-- Соврал, соврал драматург! Драматург скрывает свои любовные
похождения! Никакой Шемшуриной ты не мог читать пьесу!
-- Как не читал?-- обводя компанию недоуменным, подозрительным
взглядом, вскричал Селиванский.-- Читал! Именно ей читал.
-- Ха-ха!-- засмеялся Лязгов.-- Скажи же ему, Симочка, что он попался с
поличным: ведь Шемшурина была с тобой на катке.
-- Да, она со мной была,-- кивнула головой Серафима Петровна,
осматривая всех нас холодным взглядом.
-- Когда?! Я с половины девятого до двенадцати сидел у нее и читал свою
"Комету".
-- Вы что-нибудь спутали,-- пожала плечами Серафима Петровна.
-- Что? Что я мог спутать? Часы я мог спутать, Шемшурину мог спутать с
кем-нибудь или свою пьесу с отрывным календарем?! Как так-- спутать?
-- Хотите чаю?-- предложила Серафима Петровна.
-- Да, нет, разберемся: когда Шемшурина была с вами на катке?
-- Часов в десять, одиннадцать. Драматург всплеснул руками.
-- Так поздравляю вас: в это самое время я читал ей дома пьесу.
Серафима Петровна подняла язвительно одну бровь.
-- Да? Может быть, на свете существуют две Шемшуриных? Или я незнакомую
даму приняла за Марью Александровну? Или, может, я была на катке вчера...
Ха-ха!...
-- Ничего не понимаю!-- изумился Селиванский.
-- То-то и оно,-- засмеялась Серафима Петровна.-- То-то и оно! Ах,
Селиванский, Селиванский...
Селиванский пожал плечами и стал разворачивать рукопись.
Когда мы переходили в гостиную, я задержался на минуту в кабинете и,
сделав рукой знак Серафиме Петровне, остался с ней наедине.
-- Вы сегодня были на катке?-- спросил я равнодушно.
-- Да. С Шемшуриной.
-- А я вас в театре сегодня видел. С Таней Черножуковой. Она вспыхнула.
-- Не может быть. Что же, я лгу, что ли?
-- Конечно, лжете. Я вас прекрасно видел.
-- Вы приняли за меня кого-нибудь другого...
-- Нет. Вы лжете неумело, впутываете массу лиц, попадаетесь и опять
нагромождаете одну ложь на другую... Для чего вы солгали мужу о катке?
Ее нога застучала по ковру.
-- Он не любит, когда я встречаюсь с Таней.
-- А я сейчас пойду и скажу всем, что видел вас с Таней в театре.
Она схватила меня за руку, испуганная, с трясущимися губами.
-- Вы этого не сделаете?!
-- Отчего же не сделать?.. Сделаю!
-- Ну, милый, ну, хороший... Вы не скажете... да? Ведь не скажете?
-- Скажу.
Она вскинула свои руки мне на плечи, крепко поцеловала меня и,
прижимаясь, прерывисто прошептала:
-- А теперь не скажете? Нет?
После чтения драмы-- ужинали.
Серафима Петровна все время упорно избегала моего взгляда и держалась
около мужа.
Среди разговора она спросила его.
-- А где ты был сегодня вечером? Тебя ведь не было с трех часов.
Я с любопытством ждал ответа. Лязгов, когда мы были вдвоем в кабинете,
откровенно рассказал мне, что этот день он провел довольно беспутно: из
Одессы к нему приехала знакомая француженка, кафешантанная певица, с которой
он обедал у Контана, в кабинете; после обеда катались на автомобиле, потом
он был у нее в Гранд-Отеле, а вечером завез ее в "Буфф", где и оставил.
-- Где ты был сегодня?
Лязгов обернулся к жене и, подумав несколько секунд, ответил:
-- Я был у Контана. Обедали. Один клиент из Одессы с женой француженкой
и я. Потом я заехал за моей доверительницей по Усачевскому делу, и мы
разъезжали в ее автомобиле-- она очень богатая-- по делу об освобождении
имения от описи. Затем я был в Гранд-Отеле у одного помещика, а вечером
заехал на минутку в "Буфф" повидаться с знакомым. Вот и все.
Я улыбнулся про себя и подумал:
-- Да. Вот это ложь!
Last-modified: Sat, 08 May 1999 04:36:34 GMT