Ант Скаландис. Капуста без кочерыжки
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ненормальная планета".
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Как-то вечером ко мне зашел за сигаретами сосед из квартиры напротив
Вася Трубицын. Вася - инженер, но в студенческие годы писал фантастические
рассказы, даже пытался, хотя и безуспешно, печатать их, и со мной он любит
поговорить о литературе. Я как-то похвалил один его рассказ, и он, видно,
решил, что мы теперь с ним коллеги. Сам я писатель. Не великий, конечно, и
даже не крупный, но, можно сказать, преуспевающий. Меня печатают. Вышло
уже три книги, четвертая готовится, а некоторые журналы так просто ждут
моих рассказов. Зовут меня Алексей Ерохин, но мало кто знает эту фамилию.
Печатаюсь я всегда под псевдонимом.
- Алексей Семеныч, - сказал Вася, поблагодарив за сигареты. - А вы не
могли бы опубликовать мой рассказ?
- Ну вы же знаете, Вася, я не издатель. Я, конечно, могу поговорить с
кем-нибудь. А что за рассказ?
- Новый. Совсем новый.
- Дайте почитать.
- Разумеется. Но, знаете что, Алексей Семеныч, - Вася посмотрел на меня
долгим пристальным взглядом. - Опубликуйте его как свой. Я не гордый, и
вам легче будет. А рассказ увидит свет - вот что важно.
Его уверенность в себе и его странная просьба несколько обескуражили
меня, но я сказал:
- Хорошо, Вася, я почитаю.
И рассказ понравился мне, а еще больше понравилась идея напечатать его
под своей фамилией. Почему? Вы это поймете из текста. Рассказ перед вами,
читатель.
Странный попутчик
(рассказ Василия Трубицына)
Ровно в 23:59, словно стремясь в последнюю минуту удрать от новых
суток, опускающихся на столицу из необъятной черноты, скорый поезд
Москва-Ереван с большими медными буквами, составляющими на вагонах слово
"дружба", тихо тронулся и, проталкиваясь через метель и ночь, как
проталкивается червяк сквозь рыхлую землю, набрал скорость.
Я докурил сигарету в тускло освещенном тамбуре и вернулся в купе. Там
было не менее тускло. Мой попутчик, парень лет тридцати с усталым грустным
лицом, опустил и защелкнул глухую серую штору.
- Чтобы не поддувало, - объяснил он.
Без белых сполохов придорожных огней в купе стало совсем мрачно. А мне
не терпелось дочитать начатый в метро увлекательный рассказ. Я люблю
фантастику, и у меня был с собой великолепный новый сборник Рогалевского.
Я вышел в коридор, там было светлее, и сел на откидной стульчик.
Недочитанный рассказ зудел, как шелушащаяся кожа на губах, которая не дает
покоя, пока не обкусаешь ее всю, до последнего розового от крови кусочка.
И совершая насилие над своими глазами, я погрузился в чтение.
А когда вернулся, мой попутчик, держа в левой руке большой неуклюжий
бутерброд с колбасой, наливал чай из термоса в пластмассовый стаканчик.
Увидев название книжки, которую я положил на стол, он вдруг как-то
загадочно улыбнулся и спросил:
- Можно посмотреть?
- Разумеется, - сказал я.
Книжку он смотрел, прямо скажем, странно: чуть откинувшись назад и
наклонив голову, долго вертел ее в руках, не раскрывая, словно это была
картина. Потом положил обратно на стол и снова улыбнулся.
- Вы, наверно, очень удивитесь, - произнес он, - если я скажу, что эту
книгу написал я.
"Вот те на! - мне даже стало чуть-чуть не по себе. - Маньяк.
Самозванец. Лжерогалевский."
- Простите, - сказал я, - но вы совсем не похожи на Рогалевского.
- А я и не говорю, что похож, - он был невозмутим. - Моя фамилия
Ветров. Сергей Ветров.
- Ну и что? - спросил было я и осекся.
Это был оригинальный маньяк. Он вообразил себя не автором, а героем
книги. Сборник назывался "Миры Сергея Ветрова", и в предисловии
Рогалевский писал: "Эта книга составлена из рассказов удивительного
человека. Случай свел меня с ним, и случай разлучил. Но рукописи его у
меня остались, и по ряду причин я счел возможным опубликовать их. Кто он,
Сергей Ветров? - вопрошал Рогалевский. - Гениальный фантаст? Или участник
первого в истории контакта с иным разумом? А может быть, он сам
пришелец?.." И все в таком же духе.
И вот теперь этот "пришелец" сидел передо мной и пил чай из термоса.
- Простите, - я был уже несколько раздражен, - такое может заявить
каждый.
- Положим, не каждый, - спокойно возразил Ветров.
Привычным движением человека, часто предъявляющего свое всесильное
удостоверение, он вытащил из внутреннего кармана паспорт и развернул его у
меня перед носом.
Паспорт разозлил меня еще больше.
- Вы никогда не интересовались, - язвительно осведомился я, - сколько в
Советском Союзе Ветровых Сергеев?
- Правильно, - сказал он, - я бы на вашем месте тоже не поверил. И
все-таки книгу написал я. Хотите, расскажу вам эту историю?
Вагон бросало из стороны в сторону. Колеса гулко стучали на мерзлых
стыках. За стенкой, в служебном помещении громко храпел уснувший
проводник-армянин. В щель, оставленную дверью купе, словно в прорезь
амбразуры то и дело попадали огни, внезапные, яркие и бесшумные, как
далекие разрывы снарядов. Спать не хотелось. Читать было невозможно. И я
сказал:
- Валяйте, рассказывайте.
- Так вот. Я пишу хорошие фантастические рассказы.
Он прямо так и сказал, и я подумал: "Ну, скромняга!", а он продолжал:
- Давно пишу. Но меня никогда не печатали. Журналы отбрыкивались под
самыми разными предлогами. Я даже стал коллекционировать рецензии,
письменные и устные, которые записывал по памяти. Мне говорили, что мои
рассказы банальны и говорили, что я пишу дичь, недоступную среднему
читателю; мне говорили, что они подражательны и что они слишком
оригинальны; мне говорили, что они дилетантские, стилистически слабые и
что они чрезмерно эстетские, что я увлекаюсь формалистическими вывертами;
их называли антинаучными и слишком наукообразными; перегруженными
проблематикой и слишком безыдейными... Все это было забавно, но рассказы
не публиковали. И тогда я решил обратиться к Рогалевскому. В его
творчестве наметился какой-то застой. Он стал мало печататься, а все
последние его вещи слишком походили одна на другую. И вот как-то я поймал
его на комиссии по фантастике в ЦДЛ, и он согласился почитать мои
рассказы. Я заинтриговал его предложением издать их под своей фамилией.
Буквально на следующий день Рогалевский пригласил меня к себе домой. "Вы
пишете неплохие рассказы, - сказал он. - Конечно, в них есть над чем
поработать, но в принципе я принимаю ваше предложение. Гонорар пополам?" Я
не ожидал такой щедрости и сразу согласился. Но Рогалевский оказался еще
благороднее, он указал в книге мою фамилию.
- Потрясающее благородство! - заметил я с иронией. В этот момент я
сделал вид, что поверил ему. - И что же, вам не обидно читать, как "Миры
Сергея Ветрова" называют новым взлетом советской фантастики, ставят чуть
ли не в один ряд с классикой, в то время как все лавры, предназначенные
вам, нахально пожинает плагиатор, откупившийся половиной гонорара и
жульнической уловкой с фамилией, могущей разве что выставить вас на
посмешище, если вы вздумаете вдруг заявить о своем авторстве?
- Нет, - сказал Ветров, - не обидно. Знаете, что сказал Рогалевский,
когда мы уже обо всем договорились?
- Интересно, что же?
- Он сказал: "А теперь, Сергей, признайтесь честно, чья это идея -
подсунуть мне ваши рассказы". И я признался. А он сразу поверил. Вот за
что я люблю писателей-фантастов.
- Ничего не понял, - сказал я.
- Вы уже прочли рассказ "Стеклянный гвоздь"?
- Это где пришелец предлагает землянину свою повесть "Стеклянный
гвоздь"? Он мне как раз меньше всего понравился. Идея слишком банальна:
рассказать землянам о другой цивилизации под видом фантастической повести.
Подсчитайте на досуге, сколько раз уже писали об этом.
- Да-а, - протянул он, нарочито бася. - Идея банальна, очень банальна.
Как сама жизнь. Вы никогда не задумывались над тем, как банальна жизнь?
Рождение, смерть, любовь, ненависть и ни черта нового. Герой рассказа
"Стеклянный гвоздь" - это я сам, и пришелец действительно разговаривал со
мной и действительно передал мне свою повесть.
С этого момента его исповеди я окончательно перестал ему верить, но
слушать было интересно.
- Он подарил мне свою повесть на родном языке в виде книжки и на
русском (он сам перевел) - в виде машинописной копии. И, представьте себе,
в обоих вариантах автором значился не он, а известный в его мире фантаст,
согласившийся за половину гонорара издать рукопись под своей фамилией. А
когда я без всякой задней мысли поинтересовался, как это пришла ему в
голову такая идея, он сообщил зловещим шепотом, что это не его идея, и в
одной из глав повести "Стеклянный гвоздь" он пишет об этом. Способ
публикации произведений начинающих авторов под фамилиями знаменитостей
поведал ему житель далекой планеты Флагиатор, и негуманоидный этот
писатель тоже признался, что позаимствовал идею из другой части вселенной.
- Так кому же она все-таки принадлежит? - не выдержал я наконец,
задавленный этим потоком информации.
- Никому, - голос Ветрова тоже превратился в зловещий шепот. - Эта идея
не принадлежит никому. Она вечна, как сама Вселенная. Вам знакома
концепция вложенных миров? Вот и здесь нечто подобное. Бесконечная
матрешка. Капуста без кочерыжки. Понимаете?
И я понял. Я представил себе эту странную идею, уходящую вглубь эонов и
закрученную в вихрь беспрестанно дробящихся наносекунд, идею, охватившую
всю чудовищную ширь пространства и проникшую в самые потаенные уголки
микромира. И это был абсурд и глупость. Капуста без кочерыжки. Но я помню,
как мне стало жутко, словно вселенский реликтовый холод прокрался в
сердце. И в отместку за это ощущение я решил напугать или хотя бы удивить
Ветрова.
А наш поезд, громыхнув на стрелке, вдруг взвыл надсадно и жалобно, и
мне показалось, что я видел, как его металлический крик долго висел в
морозном воздухе над полями.
- По поводу концепции вложенных миров, - заметил я небрежно. - Слышали
такую гипотезу, будто самый маленький мир это и есть самый большой?
Замкнутая система. Она всегда легче воспринимается человеком.
- Но ведь это же бред, - сказал Ветров. - Особенно в приложении к
нашему случаю.
- Отнюдь, - сказал я. - Как раз к нашему случаю легче всего приложить
эту гипотезу. Человек, который откажется использовать идею плагиата, и
будет ее автором. Круг замкнется.
На мгновение в глазах его мелькнула искорка испуга, но он тут же
улыбнулся:
- Дурака валяете, да? Вы же мне не верите.
- Конечно, не верю. Где ваша инопланетная повесть?
- У Рогалевского, - быстро ответил он. - Скоро выйдет в "Молодой
гвардии".
- Ну вот, - проговорил я с издевкой, - а я-то надеялся поглядеть на
рукопись, отпечатанную инопланетными пальцами. Или чем он там печатал -
псевдоподиями?
- Бросьте, - сказал он. - Конечно, рукопись - не доказательство. Книжка
- доказательство. Но она у меня дома, в Харькове. Так что уж и не знаю...
Э-э-э! - он вдруг невероятно обрадовался. - У меня же с собой письмо
Рогалевского!
Вот это уже было интересно. И особенно интересно потому, что в моем
сборнике был автограф знаменитого фантаста. Я мог сличить почерки, а
Ветров не знал об этом.
Он лихорадочно рылся в своих карманах и все мрачнел и мрачнел. Потом
перерыл чемодан и небольшую дорожную сумку, и бормотал себе под нос: "Где
же оно? Куда же оно пропало?", и был огорчен не на шутку, и все это было
так натурально, что трудно было не поверить.
Но я не поверил ему.
Утром он сошел в Харькове. У меня появились новые соседи. С ними
разговор не клеился, и весь день я читал Рогалевского. Шикарные у него
все-таки рассказы. А я, когда читаю хорошую литературу, всегда неудержимо
хочу писать сам. И мне явилась идея написать о моем странном попутчике и
попросить Ерохина напечатать это как свое, и я сидел и думал, как здорово
все получится, а за окном уже было море, и летняя голубизна неба, и пальмы
вдоль шоссе, и в открытом настежь купе гулял свежий, но теплый ветер, и
поезд приехал в Адлер.
Послесловие Алексея Ерохина
Когда я уже подготовил к печати этот рассказ, я вдруг понял, что мы с
Трубицыным невольно стали очередным звеном той бесконечной цепи, очередным
листом той капусты без кочерыжки. И стало страшно, словно чья-то
гигантская незримая рука, ведомая чужой непреклонной волей, направила меня
не по мной избранному пути. Признаюсь, я не сразу сумел отмахнуться от
этого навязчивого, хотя и нелепого кошмара. Но потом все же взял рассказ и
отнес в редакцию.
Послесловие Анта Скаландиса
Рассказ, который вы только что прочли, написан инженером Константином
Мушкиным из города Урюпинска. Константин попросил меня пристроить этот
опус где-нибудь в Москве. Условий он не оговаривал, и я счел возможным
переписать его и напечатать как свой. Однако ведь я упомянул и фамилию
автора, более того весь гонорар я отправляю ему. Поэтому мне кажется, что
я как раз тот человек, который отказался от использования идеи плагиата, и
значит, по замыслу (смотри выше) являюсь ее автором.
Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:16:32 GMT