Ант Скаландис. Новичкам везет
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ненормальная планета". Цикл "Наемные самоубийцы".
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Слушай, Клюква, - спросил Панкратыч, - ты немецкий знаешь?
- Нет. А что?
- Так ты ж не знаешь.
- А мне все равно интересно.
- Славик немецкий знает, - сказала Машка.
- Какой Славик?
- Ну, тот, помнишь, который ко мне в Ленинграде в прошлом году клеился.
- А! - вспомнил я. - Лысый!
- Не лысый, а бритый, - поправила Машка.
- Ну да, бритый. Он еще ноги и грудь перед стартом брил для улучшения
гидродинамических свойств.
- Ноги и грудь - это что! - заметил Панкратыч. - Он ведь и клизмы
воздушные себе ставил.
- Нет, правда?! - не поверил я. - А я думал, они в шутку говорили, что
можно плавучесть этим повысить.
- Какие уж там шутки. У рыбы, знаешь, плавательный пузырь? Человеку
тоже не помешает.
- Да уж, - сказал Клюквин, - до чего только наш брат спортсмен не
додумается!
Я вспомнил начало разговора и спросил:
- А зачем тебе немецкий, Панкратыч?
- Да мне статью интересную принесли из фээрговского журнала. Название
уже перевели: "О влиянии раннего начала половой жизни на рост спортивных
результатов".
Мы сидели на пляже у самой полосы прибоя. Я выискивал в крупном песке
плоские камешки и швырял их в море. Был почти штиль, и камешки красиво
прыгали по тихой воде. Машка лежала животом на полотенце и, расстегнув
бюстгальтер, жарила спину. Панкратыч, расположившись вместе со мной на
гостиничном покрывале, рассеянно листал малопонятный немецкий журнал. А
Клюквин восседал на своем неизменном надувном матрасе. Матрас был совсем
необязателен на гладком пляже, но Клюквин без него не мог. Ребята
говорили, что он всюду с ним ездит, и даже рассказывали, что однажды на
сборах Клюква спал в гостинице, постелив на пол свой матрас, так как
кровать показалась ему неудобной.
Мы сидели на пляже и совершенно ничего не делали. В Москве, где ни на
что не хватает времени, такое и в голову бы не пришло. Ничего не делать -
со скуки умрешь. Но здесь, на Юге... Достаточно купаться, загорать, пить
прохладительные напитки, есть персики, разговаривать. И нету скуки. Что
значит скука? Вокруг царит только лень. Нормальная курортная
всепоглощающая лень. Здесь вообще все по-другому. На первом месте -
удовольствия, главная цель - красивый загар, единственно мыслимое
настроение - хорошее, но не восторженно-хорошее, каким оно бывает после
побед, а спокойно-, размеренно-, лениво-хорошее, умиротворенное. Здесь
слово "хочу" поднимается, как волна, и сладострастно накатывает на берег,
и разбивается о песок, удовлетворенно шипя, чтобы снова подняться и снова
покатиться к берегу. А слово "надо" тает в сиреневой дымке у горизонта и
исчезает за оконечностью мыса в том месте, где земля уходит в море, а море
упирается в небесный купол, и это всегда такое назойливое слово "надо" уже
не разглядишь ни в один бинокль до самого дня отъезда.
- Хорошо отдыхать! - сказал я и посмотрел в сторону прибрежных кустов
туи.
Там стоял теннисный стол, и на нем уже с полчаса играли двое: парень и
девчонка. На глаз я дал бы им уровень кандидатов в мастера. Девчонка
владела блестящим топ-спином слева, а парень отлично справлялся с ее
ударами, подкручивая шарик в сторону вращения и отправлял его обратно с
той же скоростью.
- Красиво играет, - сказал Панкратыч.
Оказывается, он тоже смотрел на теннисистов.
- Парень? - спросил я. - Да, не слабо.
Клюквин проследил взглядом траекторию шарика, неверно отбитого
девчонкой, и фыркнул:
- Подумаешь, я тоже так могу.
- Да ладно врать-то, - равнодушно откликнулась Машка. - Я помню, как ты
подкручивал: один раз по шарику, три - мимо. Со стороны все простым
кажется.
- Кстати, - сказал Панкратыч, - по поводу того, что со стороны все
просто. Вы не слышали, как доктор Вайнек пытался поставить на научную
основу принцип "новичкам везет"?
Конечно, никто из нас ничего об этом не слышал.
- Так вот, - оживился Панкратыч. - Поговорку все знают, но мало кто
задумывается, почему новичкам везет. Ответ меж тем очевиден. Новички в
любом деле не знают секретов мастерства, но они не знают и подводных
камней, которые им грозят. А раз не знают, так и не боятся. А раз не
боятся, значит более раскованы, более свободны в действиях.
Вот элементарный пример психологического эффекта незнания. Человеку
предлагают пройти над пропастью по мостику шириной в пять досок по
двадцать сантиметров каждая и просят наступать только на среднюю доску.
Согласитесь, нет ничего проще. А потом проход просят повторить, но перед
этим показывают, что все доски, кроме средней подпилены и на них
действительно нельзя наступать. Новая задача оказывается под силу разве
что профессиональному верхолазу, альпинисту или циркачу, словом человеку,
привыкшему не бояться высоты. Таким образом, шансы профессионала и новичка
уравниваются. А иногда новичкам удается и то, что не выходит у мастеров.
- Так ведь это действительно только иногда, - заметил я.
- Правильно. Но Вайнек был лихой человек. Он нередко делал ставку
именно на счастливую случайность.
Я бросил в море последний камешек и лег на покрывало животом кверху,
заложив руки за голову.
- Все началось со старой доброй гипнопедии, - сказал Панкратыч. - Если
можно во сне обучать всяким языками наукам, стало быть можно обучить и
практическим навыкам, в частности, спортивным. Идея принадлежала не
Вайнеку, а физиологу Смиту. Но Смит совершенно не представлял, как
записывать эти навыки. Переписывание с мозга на мозг давало такое
искажение, что вся затея теряла смысл. Тогда Смит укрепил нейродатчики
непосредственно на руках, на ногах, на теле, чтобы исключить стадию
передачи импульсов с периферической нервной системы в центральную и
обратно. Метод оказался удачным. Если не считать двух минусов. Во-первых,
обучающий и обучаемый были соединены проводами, а спортсменам это
неудобно. Но Смит о спортсменах и не думал, потому что, и это уже
во-вторых, без искажения передавался очень небольшой объем "двигательной
информации" - так он ее называл. Обучение до системе Смита годилось разве
что для рабочих, и то на несложном оборудовании.
- Панкратыч, - жалобно попросила Машка, - а можно эту часть покороче?
- Можно. Но сейчас будет самое интересное, появится Вайнек. Он пришел
тогда к Смиту и прежде всего предложил передавать информацию не по
проводам, а по радио, и не прямой трансляцией, а в записи. Смит сказал,
что мысль правильная, но со спортсменами все равно ничего не выйдет.
Нельзя передать другому человеку стиль Борзова или Армина Хари - можно
просто научить его бегать, а бегать он и так умеет. Тогда Вайнек сказал,
что на спринтерах свет клином не сошелся и что он имеет в виду более
сложные виды, например прыжки с шестом. При упоминании прыжков с шестом
Смит даже испугался: "Да вы что! Люди учатся не меньше года, прежде чем
начать прыгать, а ваш новоиспеченный шестовик, может быть и выйдет наверх,
но потом непременно брякнется мимо ямы." "Не брякнется, - сказал Вайнек. -
Новичкам везет. Хотите пари?"
Смит не хотел. Зато согласился на пари крупный швейцарский делец от
спорта Эрих Циммер. Циммер случайно оказался на лекции Вайнека, в конце
которой тот поведал, что так называемая "тренировка экстерном" - не
фантастика, а реальность, и при наличии соответствующей общефизической
подготовки можно очень быстро добиться мастерских результатов в любом
виде. Идея у Вайнека, прямо скажем, была еще сырая, просто его уже
занесло. Циммер почувствовал это и заявил Вайнеку, что все сказанное -
просто чушь. Вайнек обиделся. Слово за слово, они заключили пари: Циммер
дает Вайнеку хорошо тренированного спортсмена, ни разу в жизни не
державшего в руках шест, и Вайнек за неделю выводит его на результат,
превышающий рекорд мира. Ударили по рукам. Вайнек в то время был богат, и
спорщики остановились на сумме в миллион швейцарских франков.
Циммер предложил Вайнеку исключительно благодарного ученика - Паоло
Дженетти - не выдающегося, но способного баскетболиста из итальянского
профессионального клуба. Дженетти был авантюрист. Любитель бегать из клуба
в клуб и из страны в страну. Никакое новое дело не могло его испугать, а
возможность крупного заработка даже в далекой перспективе зажигала и
окрыляла. Циммер, конечно, сулил ему златые горы, а Вайнек просто увлек
смелостью эксперимента. О том же, что заключен спор, Дженетти, разумеется,
ничего не знал.
Начались тренировки. Утром Дженетти получал дозу двигательной
информации, весь день отрабатывал элементы прыжка и вечером отдыхал. И ни
разу Вайнек не разрешил ему выполнить весь прыжок целиком. В этом случае
Дженетти сразу бы почувствовал, как много трудностей и опасностей ждет
его. А от него требовалась бездумная уверенность новичка. Когда Вайнек
устанавливал планку, он поднимал ее на высоту пяти метров и говорил, что
это шесть, хотя обычно тренеры делают наоборот: называют высоту, меньшую,
чем поставили, чтобы исключить психологическое давление цифры. На Дженетта
цифра не давила. Ему было сказано, что шесть метров для него - тьфу, а
других высот он никогда и не видел.
На соревнования Паоло был заявлен обычным порядком, ни Вайнек считал,
что самоуверенному новичку вредно в течение четырех часов наблюдать удачи
и промахи шестовиков-профессионалов. И баскетболист Дженетти появился на
стадионе к шапочному разбору. Высота была уже 5.40, в секторе оставались
всего три участника, и через каких-нибудь полчаса Паоло смог бы заказать
свои шесть метров. Но внезапно пошел дождь. Один из прыгунов сбил планку и
обратился к судье. Объявили перерыв, а через десять минут сообщили, что
соревнования переносятся на следующий день. Дженетти обиделся: он был так
настроен! Но Вайнек повторил: в дождь прыгать нельзя. "Почему? - спросил
Дженетти. - На ногах шипы, на ладонях клей - что мне дождь?" Вайнек не
стал объяснять. Объяснять было нельзя. Трудности - запрещенная тема. И он
просто промолчал. Тогда Дженетти заявил, что завтра ничего не выйдет. И
уже Вайнек спросил, почему, но тут же понял сам.
Вот это была проблемочка! С одной стороны дождь - скользкий шест,
зрительные помехи, мокрая одежда, мокрые ноги (шестовикам мешает все!) и,
значит, колоссальный риск и исчезающе малая вероятность успеха. А с другой
стороны - безвозвратная потеря того уникального настроя, который они
вдвоем создавали целую неделю. И, значит, вероятность тоже почти нулевая.
Шутники говорят, что капли дождя испарялись, не долетая до головы
Вайнека - так нагрелась она от раздумий, а Дженетти яростно вращал над
головой шестом, так что чувствовал себя как под крышей. Стало быть,
говорили шутники, для них обоих дождя не было, и они решили прыгать. На
самом деле трудно сказать, что руководило Вайнеком, но в каком-то
гениальном озарении он выбрал единственно верный вариант: махнул рукой и
пошел вон из сектора. И тогда Дженетти, мокрый и злой, попросил ребят из
судейской бригады установить шесть метров. Ребята переглянулись (мол, что
возьмешь с идиота), но хохмы ради шесть метров поставили.
И Дженетти прыгнул.
К этому времени мало кто остался на стадионе, но те, кто видел прыжок,
говорят, что он был красив. Правда Паоло задел планку, и она долго мелко
дрожала. Злые языки уверяли потом, что не упала она только благодаря
дождю. Прилипла, дескать, а сухая - сорвалась бы. По-моему, это полная
чушь. Да и в том ли дело? Ведь Дженетти преодолел шесть метров, даже, как
показал повторный замер, шесть метров и два сантиметра. Вайнек бросился
поздравлять его, а Дженетти тут же потребовал следующую высоту. Почему-то
он требовал 6.15. Эту высоту, конечно, не поставили: шутки шутками, но
ведь нельзя же испытывать судьбу два раза кряду. А надо заметить, что все,
кто хоть чуть-чуть разбирался в "шесте", уже порядочно натерпелись страху.
Дождище, говорят, пошел проливной, но собралась толпа, и никто не желал
расходиться. А в центре толпы стоял баскетболист Паоло Дженетти и кричал:
"Я рекордсмен мира! Я первый шестовик планеты"!
Разумеется, он не был рекордсменом мира. Рекорд, установленный при
таких обстоятельствах, никак не мог быть зарегистрирован.
- А теперь пошли купаться, - внезапно оборвал Панкратыч.
- Пошли, - согласился Клюквин, - только я сначала попрыгаю.
- Вот фанатик, - сказал Панкратыч. - Он, должно быть, и из гроба
прыгнет в могилу тройным прыжком.
- Да здравствуют спортсмены, побеждающие смерть! - провозгласил я.
- Вот и лечи вас после этого, ворчливо сказал Панкратыч. - Психи.
Клюквин вышел на мокрый песок у самой воды и поскакал вдоль берега на
правой ноге, высоко подбирая ее при каждом толчке, да так быстро, что не
прошло и пол-минуты, а он уже затерялся вдали, среди пляжной публики.
Признаться, зрелище прыгающего на одной ноге Клюквы всегда оказывало на
меня какое-то гипнотическое действие. Трудно было поверить, что такие
длинные, высокие и точные прыжки вообще возможны, и начинало казаться, что
Клюква и не человек вовсе, а некий диковинный механизм.
Море было теплым. Мы с Машкой качались на волнах невдалеке от берега,
лежа на спинах и лишь слегка пошевеливая конечностями. Панкратыч, одевший
маску и ласты, исчез из поля зрения. Те моменты, когда его застекленная
рожа появлялась из воды, мы, как правило, прозевывали. Прискакал на левой
ноге Клюква, с шумом ворвался в море, отфыркиваясь и брызгаясь, долго
нырял и хулиганил. Потом все вернулись к лежбищу, подставили тела Солнцу и
разомлели.
- Ну, так и что же? - спросил я, рассматривая наловленных Панкратычем
рапанов. - Вайнек получил свой миллион?
- Да, - сказал Панкратыч. - Циммер расплатился сразу же. Говорят,
вырвал листок из подмокшей чековой книжки и подписал его прямо на лавочке
в раздевалке. Но Вайнек не очень-то радовался победе и уж, конечно, не
думал создавать "школу новичков спорта", как советовал ему Циммер. Вайнек
вообще не собирался продолжать эксперимент. Чего нельзя было сказать о
Дженетти. Этот окончательно уверовал в свою гениальность и вознамерился
выиграть все крупные турниры сезона. Пришлось объяснять ему, что выигрыш
был более чем случайный, что не только о выступлениях, но даже о
тренировках не может быть и речи, что каждая попытка будет смертельно
опасной, что, если ему очень хочется, можно, конечно, заняться "шестом"
всерьез, но он, Вайнек считает, что лучше просто вернуться в баскетбол
подобру-поздорову. Но не тут-то было. Дженетти оказался не только
профессиональным спортсменом, но и профессиональным авантюристом -
опасностями, даже смертельными, запугать его было нельзя. "Я буду
прыгать", - так он заявил. Вайнек предложил сто тысяч в обмен на подписку
о полном и окончательном отказе от прыжков с шестом. Дженетти фыркнул:
"Подумаешь, сто тысяч! Да я на одной рекламе в пять раз больше сделаю".
Так, слово за слово, Дженетти выклянчил у Вайнека миллион за свое
письменное обещание. А Вайнек сумел сделать лишь один спасительный ход:
- Швейцарских франков, - сказал он, боясь, что Дженетти имеет ввиду
доллары.
- Идет, - сразу согласился Дженетти.
Они ударили по рукам, а уже потом Вайнек часто задумывался, почему
Паоло так легко согласился. Может быть, он имел ввиду миллион лир?
- Так, все-таки, кто кого надул? - поинтересовался Клюква.
- А никто никого не надул, - непонятно сказал Панкратыч. - Все вышло
совсем по-другому. И легко догадаться, как.
- Он нарушил свое обещание, - предположила Машка.
- Именно, - подтвердил Панкратыч. - Дело было так. Вайнек получил
конверт со штампом города Майами, а в конверте обнаружил циммеровский чек
и краткое послание на чистом бланке эпикриза: "Простите меня, Вайнек, я -
спортсмен. Передавайте привет Циммеру. Ваш Паоло, баскетболист и
шестовик". Вайнек вылетел в Майами ближайшим рейсом и нашел Дженетти в
хирургическом отделении центральной клиники. Горе-шестовик лежал там с
переломом позвоночника. Диалог, который состоялся между ним и Вайнеком,
попал в газеты, и я помню его наизусть:
- Привет, Паоло. Вы что, пробовали играть в баскетбол с шестом?
- Бросьте, Вайнек, вы же понимаете, что рано или поздно я бы все равно
прыгнул. Искушение было слишком велико для спортсмена.
- Вы не спортсмен, Дженетти. Вы - аферист. Вы - сумасшедший! Другие
наживаются на убийствах. А вы решили делать деньги на самоубийстве? Вы -
наемный самоубийца. Вот вы кто.
- Да. Но поймите, Вайнек, все спортсмены - это наемные самоубийцы.
Дженетти не умер. Просто остался на всю жизнь инвалидом. Разумеется,
сделался знаменит и даже сумел погреть руки на этом. А кроме того, Вайнек
отдал ему назад пресловутый циммеровский миллион. Вот такая веселенькая
история. А ведь неплохо он сказал - наемные самоубийцы?
Я согласился с Панкратычем. Сказано было здорово. Но не совсем точно.
Ведь не только ради звонкой монеты спортсмены теряют здоровье и рискуют
жизнью. Тот же Дженетти, хоть и искал всегда кусок пожирнее, а свой
последний трюк сделал не за деньги, а теряя деньги. Наверно, это был
просто азарт. Азарт спортсмена и азарт новичка, которому непременно должно
повезти.
- Внимание, медуза! - раздался голос Клюквина.
Было у нас такое развлечение - расстреливать камнями медуз. Мы их
ненавидели. В медузах было все, с чем мы не привыкли мириться:
успокоенность и равнодушие, инертность и мягкотелость, показная красивость
и подлая манера нападать исподтишка. Я, Машка и Панкратыч любили
соревноваться в точности попадания, а Клюквин был у нас всегда только
судьей и зрителем, потому что, как он сказал, у него с детства с этим
делом неважно, и позориться он не хочет.
Я поднял руку и первым бросил свой окатыш. Рядом с медузой взметнулся
фонтанчик. Не так-то просто было попасть. Мало хорошей координации и
стопроцентного зрения - как и во всяком деле, здесь требовалось
мастерство. Панкратыч прицелился и промазал. Метнула свой камешек Машка.
Потом мы попытали счастья еще и еще раз. Вокруг медузы бушевал настоящий
шторм. И тогда Клюквин взял самый большой камень, какой сумел найти, и с
силой швырнул его в цель. Медуза всхлипнула, и ее студенистые клочья
брызнули во все стороны.
- Браво! - похвалила Машка.
- Ас, - с ироничным уважением произнес я.
- Ты чего, - спросил Панкратыч, - тренировался что ли втихаря по ночам?
- И не думал даже, - сказал Клюква. - Просто новичкам везет.
Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:16:24 GMT