полной. Вплоть до мгновения, когда из воды вырвалось сразу  несколько
- три или четыре - щупалец. Одно вцепилось  в  борт,  второе,  а  затем  и
третье обхватили заднего гребца. Он закричал - я явственно  услыхал  крик.
Двое бросились к нему, но ближнему пришлось самому вступить в единоборство
с четвертым щупальцем, тому же, что был в носу, просто нельзя  было  сразу
добраться до заднего, слишком узким был  челнок.  Я  напрягся.  Неожиданно
ощутил в руке что-то вроде гарпуна. И  кинулся  вперед.  Плоскость  слегка
пружинила под ногами, помогая разбегу. Уже подбегая, я понял, что опоздал:
они поднялись слишком высоко, такой прыжок был мне не под силу, разве  что
с шестом - но  для  такой  цели  мое  оружие  не  годилось.  Я  сделал  то
единственное,  что  оставалось:  размахнувшись  на  бегу,  метнул  гарпун,
подражая копьеметателям из олимпийской  сборной.  Гарпун  беспрепятственно
влетел в тот микроконтинуум, на миг завис над катамараном  -  и  это  было
последним, что я смог там увидеть: не успев погасить скорость, я с разбегу
влетел в следующее пространство,  занявшее  тем  временем  место  морского
простора.



        КАБИНЕТ

   Я  оказался  в  просторном  и  великолепно  обставленном   кабинете   с
антикварным, но выглядевшим,  как  новый,  письменным  столом,  еще  одним
столом, низеньким, между двумя креслами - для беседы, и третьим - длинным,
зеленым, для заседаний, со стильными стульями той же эпохи, что и бюро,  -
похоже, от Мельцера, а также с диваном с бронзой и резьбой. Ноги  невольно
затормозились в ворсистом ковре.
   Но разглядеть это великолепие повнимательнее не  было  времени.  Потому
что главным сейчас оказался явно не сам кабинет, а находившиеся в нем  два
человека.
   Первый из них - в прекрасно сшитом деловом костюме со строгим галстуком
- в этот миг медленно поднимался из-за письменного стола, вытягивая  перед
собой левую руку, в  то  время  как  пальцы  правой  бесцельно  шарили  по
столешнице. Лицо, свидетельствовавшее, что лучшие годы человека остались в
прошлом, выражало одновременно удивление и страх. Рот медленно открывался,
глаза все более расширялись.
   Второй - рядом с высокой,  резной  дверью,  одна  створка  которой  еще
двигалась, закрываясь, - был в темных брюках и короткой, до пояса, кожаной
куртке. Обе руки были вытянуты вперед на уровне  глаз,  и  ладони  сжимали
большой пистолет - я не успел определить, какой именно, но смахивал он  на
старый "люгер".
   Прошло мгновение прежде, чем я узнал его:  это  был  Степ.  Значит,  он
выпутался все-таки из Туннеля и добрался до самого Узла?
   Но размышлять на эту тему было некогда.
   В то мгновение, когда руки и  оружие  словно  окаменели  в  воздухе,  я
кинулся - точнее, нырнул - вперед. Я не успел  дотянуться,  но  мой  крик,
раздавшийся одновременно с выстрелом, заставил стрелка  дрогнуть,  и  пуля
прошла мимо.
   Человек за  столом  остался  в  той  же  позе,  словно  окаменел.  Зато
нашедшийся круто повернулся ко мне, согнулся в поясе, не сгибая рук, давая
мне возможность заглянуть - снизу вверх -  в  черную  бездну  пистолетного
ствола: все, что я успел, пока он поворачивался, было - откатиться на  два
шага в сторону, но для него это оказалось, пожалуй, даже выгодно:  не  все
любят стрелять в упор, многим нужна пусть  маленькая,  но  дистанция.  Для
оправдания в собственных глазах.
   Я уже видел, как его  длинный,  тонкий  палец,  лежавший  на  спусковом
крючке, напрягся и начал едва уловимо сгибаться.
   Моя вытянутая нога все же сработала на долю секунды  быстрее.  Все  еще
лежа, я отбил руки Степа вверх. Пуля ушла в потолок, сам же он утратил  на
миг равновесие и  вынужден  был  сделать  шаг  назад.  Этого  времени  мне
хватило: стрелок не успел еще  сообразить,  куда  я  девался,  еще  только
поворачивал голову, когда я уже оказался у него за спиной, левой  рукой  -
сгибом - захватил его шею, правой же схватился  за  пистолетный  ствол.  С
"люгером" так можно поступать без особого риска, точнее -  именно  с  этой
моделью.
   Я знал, что последует сейчас  с  его  стороны:  попытка  ударить  ногой
назад, по моей голени, а если удастся - по  колену.  Выше  он  не  мог  бы
достать, потому что ростом уступал  мне.  Не  размышляя,  я  захватил  его
правую ногу своей, в то же время не сводя глаз с объекта покушения.
   Он, похоже, сумел уже прийти в себя: начал снова опускаться на стул,  а
рука его, прежде  судорожно  шарившая  по  столу,  теперь  уже  совершенно
осмысленным движением скользнула вниз, к среднему ящику. Я был уверен, что
там он найдет еще кое-что, кроме скрепок, карандашей  и  плитки  шоколада.
Через секунду-другую роль  мишени  могла  сыграть  уже  наша  скульптурная
группа.
   Опередить его могло только слово. И я крикнул ему:
   - Стоять смирно!
   Я угадал. Сработал безусловный рефлекс, и хозяин кабинета на миг застыл
изваянием.
   Только на миг. Но мне хватило и этого времени, чтобы прошептать на  ухо
Степу, которого я крепко обнимал - правда, совсем не  так,  как  обнял  бы
любимую женщину:
   - Ты, идиот! Я - Остров, где твои глаза!
   Отпущенный мне миг истек, и рука человека за столом снова  двинулась  в
путь. Пристрелить его сейчас было бы легким делом даже  для  младенца.  Но
этого-то я как раз и не хотел.
   Вместо того, чтобы вырвать из рук  нашего  парня  оружие,  я  рванулся,
увлекая его с собой, в  том  направлении,  откуда  пятью  секундами  ранее
возник сам.
   - Быстро! Прыгаем!
   Мой  партнер  перестал,  кажется,  хоть  что-то  соображать  и  покорно
подчинился моей команде.



        СТЕП

   За пролетевшие секунды площадка, с  которой  я  стартовал,  успела  уже
опуститься, но всего метра на два с половиной,  так  что  прыжок  оказался
совершенно безопасным. Наверху  тот  мужик,  похоже,  справился  со  своим
столом.  Его  выстрел  прозвучал  запоздало,   пуля   ворвалась   в   наше
пространство и тут же исчезла: видимо, направления "сюда"  и  "отсюда"  не
были равноправными; пуля, выпущенная  отсюда,  наверняка  долетела  бы  до
цели, как это недавно сделал мой гарпун, или что это еще там было.
   Я выпустил парня из объятий, и он какие-то секунды стоял, очумело глядя
на  меня,  словно  я  был  по  меньшей  мере  уссурийским  тигром.   Потом
пробормотал:
   - Остров... Это правда ты?
   Вопрос только подтверждал его неопытность. Конечно, выглядел  я  сейчас
совершенно не так, как в Институте, где он только и мог  меня  видеть.  Но
мы,  кадровые  дримеры,  распознаем  друг  друга  в  любом   облике,   тут
срабатывает скорее подсознание, чем что-либо другое. Ему  до  этого  было,
похоже, еще далеконько.
   - Да вроде бы, - ответил я. - А ты -  Степ.  Тот  самый,  что  ухнул  в
Туннель Узла. Ты хоть слышал, как я  орал  тебе  из  Института,  когда  ты
проваливался все глубже?
   Он кивнул. То, что я назвал его, кажется, помогло ему прийти в себя.  И
тут же он страшно рассердился.
   - Слушай, - сказал он острым голосом, - ты какого черта мне помешал?  Я
же дело делал!
   - Где это: в Туннеле?
   Он очень серьезно покачал головой:
   - Да нет. Из Туннеля я тогда выбрался. Вернулся в  ПМ.  Попросил  новое
задание. Получил. А ты мне все испортил. Вот сейчас.
   Я качнул головой:
   - Плохо делал. По правилам, любую  форму  насилия  мы  в  ПС  применяем
только для самообороны. А ты хотел пристрелить его.
   - Вот еще, - ответил он таким тоном, словно  втолковывал  ребенку,  что
совать пальцы в электрическую розетку некрасиво. - Мне  надо  было  только
припугнуть его - чтобы он там, в ПМ, проснувшись, вспомнил - и сделал  для
себя выводы. Такое и было у меня задание. Я отлично  стреляю,  не  то  что
многие.  Вот  и  прогнал  бы  пулю  около  самого  его   уха,   чтобы   он
прочувствовал. А потом сделал бы ему словесное предупреждение  насчет  его
дел там, в яви. Ты мне сорвал операцию, понял?
   Может быть, так оно и было. Но с этими  молодыми  бывает  всяко:  порой
оружие начинает владеть ими, а не наоборот.
   - Ну ладно, - сказал я ему, делая вид, что сожалею. - Прости, коли так.
   - Да чего уж, - буркнул он. Потом вдруг оживился, поднял на меня глаза:
   - Постой, постой. Ты сказал - ты кто?
   - Остров.
   - Ну да, я только сейчас сообразил. Теперь вроде узнаю... Так у меня  к
тебе дело.
   - Ин-те-ресно... - протянул я, не очень веря.
   - Мне сказали: когда выполню  поручение  -  попробовать  найти  тебя  и
передать...
   В это я поверил еще меньше.
   - Вот уж точно, - поддакнул я. - Никого получше не нашли. Что у нас там
- эпидемия гриппа в Институте, или еще что похуже?
   Странно - он не обиделся.
   - Да нет... - Казалось, он даже слегка смутился. - Может, я немного  не
так сказал. Такое говорили всем, кто уходил на  задание:  если  кто-нибудь
тебя встретит, то передать.
   Это было более убедительным.
   - Давай, - поощрил я его. - Сыпь орехи.
   - Значит, так. - Степ помолчал, сосредоточиваясь. - Велели сказать  две
вещи. Первая: твою просьбу выполнили...
   Просьбу! Ничего себе! Не просьба это была, а оперативное  задание.  Вот
тоже нашли словечко...
   -  ...Данные  по  Груздю  действительно  оказались  там,   где   ты   и
предполагал. Их суть: около трех лет тому назад контролеры начали отмечать
заметный регресс устойчивости его психики.  Анализ  показал,  что  явление
связано не с нервно-психическими, а с чисто физиологическими процессами  в
больших полушариях головного мозга,  что,  в  свою  очередь,  относится  к
отдаленным последствиям кровоизлияния в  мозг,  перенесенного  объектом  в
возрасте тридцати лет. Предполагалось, что он совершенно восстановился,  и
в последующие десятилетия  перенесенное  заболевание  на  его  здоровье  и
деятельности не сказывалось - вплоть до указанного момента...
   - Так... - пробормотал я, горько сожалея о том, что не могу порыться  в
биографии  Груздя  и  посмотреть   -   какому   этапу   его   деятельности
соответствовал этот регресс.
   - ...Регрессивные явления наблюдались в течение  приблизительно  одного
месяца, после чего  началось  неожиданное,  поскольку  он  ни  к  кому  не
обращался и не прибегал ни к медицинской, ни к какой-либо другой помощи, -
неожиданное  улучшение,  весьма  стойкое,  и  в  таком  состоянии   объект
продолжал функционировать вплоть до наступления летаргии.
   Степ отбарабанил все это единым  духом,  закрыв  глаза.  Если  бы  и  я
смежил, как говорится, вежды, то возникла бы полная уверенность в том, что
я слышу не мальчишку, а Тигра  Подземелья:  его  интонации,  манера  речи,
слова... Но кто излагает - неважно, куда значительнее то, что именно таких
данных я и ожидал. Почему? Сам не знаю: никакой ясной концепции  по  этому
поводу у меня не успело возникнуть. Тоже подсознание? В таком случае,  что
и откуда оно принимает?
   - Это было, значит,  первое,  -  сказал  он,  открыл  глаза  и  перевел
дыхание.
   Я не стал ему говорить, что он прекрасно исполнил роль  дрессированного
попугая. Наоборот, решил поощрить:
   - Блеск. Молодец. Гони второе.
   - Второе - о том, что была короткая связь с Боричем. Через подсознанку.
Железка выдала, что он  в  Луях,  там  горячий  след,  с  тобой  связь  не
устанавливается, просит по возможности передать, что будет ждать тебя там.
- Он перевел дыхание, выпалив все это единым духом, подумал,  вспоминая  -
не упустил ли чего, и облегченно закончил:
   - Вот вроде все.
   На сей раз это были его, Степа, слова и его манера.
   - Хорошо бы подробности, - попросил я. -  Луев  этих  было,  как-никак,
восемнадцать штук, серийный товар, и размазаны они по столетиям, как сопли
по стене. Луи - какой номер?
   Он нахмурился: то ли потому, что не знал номера или забыл, то ли ему не
понравилось мое слишком вольное рассуждение о французских королях.
   - Номера вроде не называли. Может, затерялся при передаче  или  железка
не справилась с дешифровкой...
   - Жаль. Ну ладно - и на том спасибо. Теперь все?
   Он кивнул; но так медленно и неубедительно, что пришлось  схватить  его
за плечи и основательно встряхнуть:
   - Ну, что еще у тебя за душой?
   Он нерешительно поморгал глазами. Я стиснул его плечи покрепче, так что
он даже поморщился, но не сделал попытки вырваться.
   - Давай. Теряешь время. Что ты еще должен передать?
   Он потряс головой:
   - Передать - ничего. Но я слышал, как там говорили...
   Чувствовалось, до чего ему не хотелось говорить что-то, что было у него
на душе.
   - Ну? О чем они говорили?
   Наконец он решился.
   - О твоей дочери.
   - Что именно? Что?
   - Она спит. Не просыпается. Хотя из наших никто...
   Странно, но я не очень удивился. Я был предупрежден, что противники  не
обойдут девочку вниманием, но надеялся, что наши, даже не получив от  меня
такой просьбы, сумеют каким-то способом защитить ее.  Не  сумели,  значит.
Нет, я не удивился; просто  ощутил  пустоту  там,  где  располагалось  мое
кью-сердце.
   - Уснула давно?
   - Они заговорили об этом, когда я засыпал - наверное, думали,  что  уже
не услышу.
   "Сукины дети, - подумал я. - Неужели они такого мнения обо  мне?"  -  Я
понимал, конечно,  что  какие-то  меры  там  принимаются  и,  может  быть,
кто-нибудь уже пущен по ее следу. Но все  же  это  непростительно.  Ладно,
вернусь - разберусь.
   - Спасибо, что сказал. Куда ты теперь?
   Степ, думается, почувствовал себя совсем  хорошо,  облегчив  совесть  -
как-никак, одно задание из двух было выполнено,  неплохой  процент,  да  к
тому же, пожалуй, более сложное из них,  -  и  стал  оглядываться,  словно
только что сообразил, что он не у себя дома.
   Вокруг было все то же, что  и  до  него:  микроконтинуумы  восходили  и
закатывались,  неведомый  город  с  высоченными,   непривычных   очертаний
строениями и гигантской скульптурой  спящего  льва  на  Громадной  площади
приближался сейчас к зениту нашего  мирка,  длинная  и  широкая  платформа
мчалась невысоко над холмистой морской поверхностью,  оставляя  по  левому
борту  небольшую  (казалось   отсюда)   марсельную   шхуну,   справа   же,
кабельтовых, как  я  прикинул,  в  пяти  -  четырехмачтовый  барк,  шедший
почему-то лишь под передними парусами крутой бакштаг правого галса.  Я  не
успел подумать -  с  чего  бы  такая  осторожность,  как  взгляд  мой  уже
перепрыгнул в следующий мир, где  в  полутемной  комнате  двое  на  ковре,
похоже, только что вошли во вкус... И  тут  Степ  дернул  меня  за  рукав,
должно быть, ему стало неудобно подглядывать. Или,  может  быть,  пожалел,
что это не он там.
   - Куда я теперь? (А я  и  забыл  совсем,  что  спросил  его  об  этом.)
Понимаешь, Остров... Я вспомнил -  там  еще  вот  что  сказали,  сам  Тигр
говорил: если тот, кто тебя встретит... если ты скажешь,  что  тебе  нужна
его помощь, то сразу же поступить в полное твое распоряжение.
   - Весьма любезно,  -  сухо  прокомментировал  я,  подозревая,  что  все
сказанное было только что измышлено экспромтом.
   - Тебе же понадобится помощь, верно? Ты должен найти и дочь, и  Груздя.
Я бы мог...
   Ну вот. Я так и думал. Хотелось спросить - при себе ли у  него  носовой
платок - чтобы он хоть сопли себе вытирал без моей помощи. Но я не  сказал
этого: обидеть мальчика легко, но это будет грызть его если не всю  жизнь,
то, во всяком случае, много-много лет. Но не тащить же его с собой в лихие
микроконтинуумы, где и такие далеко не новички, как мы с Боричем,  бывает,
еле выкручиваются. Одно дело  -  прибыть  к  кому-нибудь  во  сне,  что-то
показать или внушить мысль, и совсем иное -  схватываться  с  противником,
что  не  слабее  тебя,  выступать,  по  сути,  кандидатом  на   постоянное
жительство в Аиде...
   - Помочь мне ты, пожалуй,  можешь,  -  проговорил  я,  делая  вид,  что
обдумываю его предложение. - Да, точно. Хорошо, что я на тебя вышел.
   Он сразу собрался, как говорится, в комок:
   - Я готов.
   - У меня связи с Институтом нет, - сказал я. - На  уровне  сознания.  А
железка, бывает, сильно врет. У тебя какой возврат?
   Он моргнул, предчувствуя неладное.
   - Четыре часа. Но я могу...
   Я жестом остановил его:
   - Не надо. Там будут только лишние волнения - за тебя. Сколько  ты  уже
израсходовал?
   - Половину.
   - Значит,  через  два  часа  по  яви  ты  будешь  в  Институте.  Теперь
сосредоточься. Запоминай слово в слово. Передашь Консилиуму или, в крайнем
случае, самому Тигру. Готов?
   Подчиняясь моей воле, он несколько секунд постоял молча.
   - Готов.
   - Тогда поехали.
   Я медленно, выделяя каждое  слово  паузами,  продиктовал  ему  то,  что
следовало передать в Институт. В качестве  его  памяти  я  не  сомневался:
плохо запоминающих у нас не держат.
   - Еще раз?
   - Не надо. Записано.
   - Повтори.
   Он повторил без единой ошибки.
   -  Хорошо.  И  скажи  еще  вот  что:  когда  найду  Груздя,  постараюсь
переправить его в ПМ. Но сам не вернусь - пока не разыщу дочери.  Так  что
пусть обеспечат нормальный уход за телом. Запомнишь?
   Он кивнул, проглотив комок.
   - И - счастливого пути.
   Он вздохнул. Снова огляделся.
   - А как я - отсюда?.. Где мы вообще?
   Он был тут впервые. Не удивительно: я - тоже. Но я  успел  уже  понять,
что к чему.
   -  Мы  -  в  Большом  Узле.  Отсюда  -  выходы  практически   в   любой
макроконтинуум, если не сразу, то с  немногими  пересадками.  Тебе  откуда
проще попасть в явь?
   - Ну - поближе по времени и пространству...
   Он еще не был ходоком на дальние дистанции.
   - Ясно. Давай поищем. Твоя полусфера  -  левая.  Увидишь  подходящее  -
сразу говори.
   В  поле  нашего  зрения  было  примерно  восемь  десятков   выходов   в
микроконтинуумы; через каждые пять-шесть секунд начинали возникать  новые,
старые уходили за горизонт. Замечать и оценивать надо было  быстро,  долго
разглядывать не приходилось: можно  было  что-то  упустить.  В  безмолвном
напряжении мы провели  более  получаса.  За  это  время  он  лишь  однажды
подтолкнул меня локтем:
   - Смотрите - вон та роща...
   Я посмотрел. Для того, чтобы оценить обстановку,  тренированному  глазу
понадобились две секунды.
   - Не годится, Степ. География не совпадает. Тебе кажется, что это  наши
места, знакомый лесочек, но ты не учел освещения.  Светило  не  наше.  Это
вообще не Земля. Так что...
   - А разве?..
   - Разве. Тут маленькая неосторожность - и попадаешь куда дальше, чем  к
черту на рога. А следующий проход через Узел будет  -  кто  знает,  когда:
завтра - или через миллион лет...
   Он только коротко вздохнул. Я снова смотрел в правую сторону.
   Однако  через  полчаса  мне  показалось,  что   подвертывается   что-то
приемлемое.
   Девица - или молодая  женщина  -  в  длинном  белом  платье  сидела  на
скамеечке на берегу пруда или небольшого озера. Вечерело, и  ее  сложенный
зонтик лежал рядом. Широченные поля шляпы не позволяли разглядеть лицо. Но
меня оно и не интересовало. Пруд окружали  знакомые  деревья.  И  закатный
свет  был  наш,  средних  земных  широт,  и  облачка  соответствовали,   и
архитектура дома, что виднелся по ту сторону воды...
   - Туда, - сказал я решительно.
   Он рванулся. Потом обернулся на миг:
   - Спросят - где тебя искать?
   Я ответил, уверенный, что так и будет:
   - Где-то между тринадцатым и четырнадцатым. Не знаю  только,  долго  ли
там пробуду. Да и не меня им надо искать, а мою дочку:  за  нее  -  взыщу.
Все. Беги. Только смотри - на эту девицу не отвлекайся. Тем более что  она
может оказаться неизвестно кем: тут все же Пространство Сна...
   Он кивнул и лихо влетел в микроконтинуум почти на  пределе  возможного.
Уже оттуда глянул на меня - и то ли мне показалось,  то  ли  действительно
подмигнул. И скрылся вместе с миниконом.
   Я облегченно вздохнул и принялся высматривать -  теперь  уже  для  себя
самого - выход, который привел бы меня к цели с наименьшей потерей времени
и энергии - что здесь, в ПС, практически одно и то же, потому что  одно  с
легкостью переходит в другое.
   Ну что же - прощай, Приморский вокзал.



        ВТОРАЯ ЗАЩИТА

   Париж тех времен оказался куда меньше, чем я думал, и привычной издавна
Эйфелевой башни, разумеется, не было и еще много столетий не будет -  хотя
с того места, где я стоял - на берегу Сены, внизу, у самой воды,  в  сотне
метров от Нового моста, я ее и в наше время не увидел  бы.  Зато  Нотр-Дам
уже существовал; но отсюда и его не было видно. Да он  меня  сейчас  и  не
интересовал: съездить в Париж и увидеть собор можно и наяву, а вот никаких
следов Груздя я там в Производном Мире  не  обнаружу,  это  уж  совершенно
точно.
   А здесь они могли найтись. Должны были.  Обязаны.  Иначе  какого  черта
меня сюда вызывали?
   Я нетерпеливо переступил с  ноги  на  ногу.  Борич  явно  опаздывал.  Я
поднялся наверх, на берег.  Непривычные  для  меня  каблуки  скользили  по
булыжнику. Я тихо ругался и скоро стал бы ругаться в полный голос, если бы
не заметил спешащей ко мне фигуры - как полагается, в шляпе с  плюмажем  и
коротком плаще, который сзади слегка задирала длинная шпага.
   Ну наконец-то. Сейчас я скажу ему пару слов. Пусть только подойдет...
   Он подошел -  и  я  не  сказал  ему  ничего  из  заготовленных  изящных
выражений. Потому что это был вовсе не  Борич.  То,  что  человек  обладал
совершенно другим лицом, ничего не  значило:  мне  не  раз  уже  случалось
упоминать, что в Пространстве Сна мы  можем  принимать  самые  неожиданные
обличья. Но - нутром или подкоркой - мы всегда ощущали своих, и для  того,
чтобы  опознать  даже  и  незнакомого  сотрудника,  нам  чаще   всего   не
требовалось показывать метку на руке или называть имя,  под  которым  тебя
знали в Институте, во всей Системе. Это был совершенно  чужой  человек,  и
приблизился он, похоже, с недобрыми намерениями.
   Однако поздоровался он вежливо, сняв шляпу. Я ответил тем же.
   - Прошу извинить, - начал он. - Я знаю, что вы ждете тут не меня.
   - Вы не ошибаетесь, шевалье, - подтвердил я.
   - Вы ждете даму.
   Я лишь пожал плечами.
   - Я жду ответа, шевалье!
   Я приосанился:
   - По какому праву, шевалье, вы требуете у меня ответа?
   Он нахмурился.
   - Вам это прекрасно известно.
   - Мне не нравится ваш тон! - попытался осадить  его  я.  Мне  вовсе  не
хотелось сейчас драться. Я должен был дождаться Борича.
   - Я не собираюсь менять его! - заносчиво ответил он.
   Вместо ответа я  обнажил  шпагу.  Он  -  свою.  Площадь  была  замощена
брусчаткой, ее окружали островерхие дома. Светила луна. Не выжидая,  я  из
третьей позиции сразу же сделал выпад. Он взял четвертую и тут же ответил.
Я уклонился вправо - движение естественное, когда держишь шпагу  в  правой
руке; он, однако, ожидал этого и пошел на повторный выпад,  демонстративно
показывая, что готовит удар в голову - рубящий, а не укол,  шпага  у  него
была военная, узкий палаш, а не дуэльная рапира. Такую же, кстати,  держал
в руке и я. Примененный им финт был давным-давно известен: заставить  меня
взять пятую защиту, повернуть кисть -  и  бить  в  грудь.  Поэтому  вместо
защиты я отскочил назад, и, пока он после выпада возвращался в  стойку,  в
свою очередь, кинулся  в  атаку  и  попытался  захватить  его  оружие;  он
отступил, я шагнул вперед. Несколько секунд мы пританцовывали друг  против
друга, не скрещивая  клинков,  острия  шпаг  описывали  маленькие  орбиты,
каждое движение шпаги заключало в себе вопрос, на который тут же  следовал
ответ  на  том  же  безмолвном  языке:  "Я  и  к  этому  готов,  хочешь  -
попробуй..." Дышалось  легко,  воздух  был  прохладным  и  чистым.  Где-то
стукнуло окошко, захлопываясь. Он первым не  выдержал  неопределенности  и
бросился  вперед  с  неожиданным  криком  победной  ярости;  годится   для
устрашения слабонервных, не более того. Налетая, он концом шпаги выписывал
в воздухе фигуру вроде скрипичного ключа; тоже хорошо для начинающих,  кто
еще не научился понимать, что не из любой позиции  можно  нанести  удар  в
каждое мгновение, но лишь из  немногих;  например,  сколько  ни  грози  он
сейчас ударом в лицо, но попытайся он осуществить эту атаку - и я в  нырке
ударом снизу разрублю ему руку. Так что этих угроз  я  не  боялся,  а  как
только клинок его замирал в действительно опасной позиции - я своей шпагой
тут же отклонял его от линии, и противнику приходилось  начинать  сначала.
Клинки  звенели  гулко,  набатно,  такие  звуки  они   издают   только   в
Пространстве Сна.  Шли  минуты.  Наконец  мне  надоел  этот  танцкласс;  я
имитировал внезапную, без  подготовки,  флешь-атаку,  он  третьей  защитой
отбил мой клинок вправо вниз и сделал подставку - и тут, как я и надеялся,
мне удалось из первой позиции все-таки осуществить мельницу, захватив  его
шпагу круговым движением  своей.  Его  оружие  вырвалось  из  руки,  шпага
взлетела высоко и, кажется, больше вообще не вернулась  на  землю,  только
сверкнула недоразвитой молнией в лунном свете и погасла.
   Может быть, следовало пожалеть его. Но я не из жалостливых.  Мне  нужно
было сделать выпад и нанести удар быстрее, чем он убежит, и я был готов  к
этому. Однако он совершил неожиданное: отступил на два шага и поднял руки:
   - Достаточно, шевалье. Благодарю вас. Вы меня убедили.
   Я невольно остановился в последнее мгновение. Но не опустил шпаги.
   Мой противник вынул из  левой  перчатки,  из  длинной  краги  сложенный
листок бумаги и протянул мне:
   - Просили передать.
   - Благодарю вас, шевалье, - ответил я машинально, разворачивая  бумажку
и в то же время уголком глаза продолжая наблюдать за ним. Чтобы  успокоить
меня, он отступил еще на шаг и заложил руки за спину. Хотя последнее вовсе
не всегда является признаком добрых намерений.
   Я прочитал: "Жду в замке Шенонсе".
   Подписи не оказалось, но то была рука Борича.
   Я поклонился:
   - Весьма обязан вам.
   Он молча поклонился в ответ и исчез.
   Я не спросил у него, где этот замок находится. Все равно добираться  до
него мне придется теми способами, что приняты в методике ПС, а не  верхом;
пешком или на каком-нибудь ковре-самолете.



        САД В ЛУННОМ СВЕТЕ

   Нигде так не ощущается одиночество, как тихим вечером в  полнолуние  на
обширной поляне, чьи пределы размыты мраком, в котором  тонут  все  заботы
минувшего дня. В светлое время они надежно защищают нас от наплыва чувств;
заботы поддерживают, словно костыли, и, хоть на несколько часов  лишившись
их, мы начинаем испытывать неуверенность в себе. И  тут  становится  нужен
еще кто-то - хотя бы потому, что,  когда  людей  становится  двое,  заботы
возникают сразу же, и жить становится привычно.
   Вот почему я, неторопливо ступая по белеющей в  лунном  свете  дорожке,
бессознательно просеивал через себя всякий  звук  и  малейшее  движение  в
поисках чего-то, указывающего на присутствие другого человека. А услыхав в
стороне негромкий разговор, решительно свернул в его направлении, даже  не
подумав о том, что, когда двое разговаривают  поздним  вечером  при  луне,
появление третьего собеседника может не принести им никакой радости.
   Тем не менее так оно и оказалось, и я спохватился лишь тогда, когда,  с
треском проломившись сквозь кустарник, увидел сидящих рядом на не успевшей
еще остыть каменной скамье двоих - мужчину и женщину. Им явно не следовало
мешать - но уже поздно было, повернуться и скрыться оказалось бы не лучшим
выходом: так поступают лишь, увидев нечто, оскорбляющее какое-то из чувств
или норм поведения. Так что я, остановившись, кашлянул, переступил с  ноги
на ногу и молвил:
   - Привет. Добрый вечер.
   Сказано это  было,  разумеется,  на  языке  Пространства  Сна,  где  (в
посещаемых нами плоскостях) все, как правило, понимают  друг  друга,  хотя
каждому кажется, что он объясняется на своем  родном  -  или  на  каком-то
другом из известных ему наречий.
   -  Привет,  -  не  сразу  ответил  мне  мужчина,  а  женщина  и  вообще
промолчала. Я не мог разглядеть их лиц - луна стояла у  них  за  спиной  -
неразличимые эти лица были  обращены  ко  мне,  как  бы  изучая  возникший
феномен,  и  надо  было  немедля  найти  формулу  оправдания  и,   получив
информацию, исчезнуть столь же стремительно, как я здесь возник.
   - Прошу извинить меня, но я заблудился... Вы не скажете, я так выйду на
дорогу?
   - Дорог много. Какая интересует вас, шевалье?
   Ага. Я медленно повернул голову. Холмистая местность,  поросшая  лесом.
Несмотря на поздний час - тепло.
   - Мне, собственно, нужно попасть в замок Шенонсе.
   - Если месье пойдет налево и поднимется, то с гребня увидит  дорогу,  -
сказала женщина. У нее было приятное контральто, и я пожалел,  когда  этот
голос перестал звучать.
   Мужчина, это чувствовалось в его интонации, усмехнулся:
   - Не думаю, что это та дорога, которую шевалье ищет. Потому  что,  смею
уверить, в замке вас никто не ждет. Хотя бы по той причине, что  владельцы
его сейчас в Париже, при дворе Его Величества короля.
   - Весьма вам обязан, месье. И еще раз - простите за бесцеремонность. Но
мне нужно попасть в замок; я надеюсь,  вы  поверите  мне  на  слово  и  не
заставите предоставлять доказательства.
   Сказав это весьма  решительным  тоном,  я  повернулся,  чтобы  уйти.  В
пространстве  я  уже  сориентировался,  не  было   еще   полной   точности
относительно времени. Но тут мужчина окликнул меня:
   - Ради Бога, простите и вы меня, месье, но мне  показалось...  Скажите,
пожалуйста: вы ведь дример из второго Бюро?
   Я не ожидал,  что  в  те  времена  люди  уже  слышали  об  Операциях  в
Пространстве Сна. Но здесь было именно это Пространство, а я ухитрился  на
минутку забыть об этом.
   - М-м... Шевалье очень догадлив.
   - Барон де Бур, с вашего позволения. Однако  догадливость  тут  ни  при
чем. Просто-напросто я  имею  прямое  отношение  к  ОПС.  И  нахожусь  тут
совершенно не случайно - как вы уже наверняка поняли.
   "Бывают в жизни шутки, - подумал я. - Иногда странным образом получаешь
ориентир во времени".
   - Ах, значит, вы  и  есть  дрим-драйвер  Остров?  -  снова  вступила  в
разговор женщина, голос ее сделался еще более низким и мягким, он  как  бы
существовал  самостоятельной  субстанцией,  некая  независимая   атмосфера
возникала, иной воздух, которым можно было дышать даже с удовольствием; но
возможно, что с этим воздухом проникала в кровь и некая  отрава.  Впрочем,
она и без того была разлита кругом, в весне юга Франции. - А я  столько  о
вас слышала...
   Она не назвала себя - видимо, была уверена, что уж ее-то  должны  знать
все на свете - или, во всяком случае, в обширном круге,  центром  которого
она себя полагала - а возможно, на самом деле была. Я таких не  люблю,  но
уважаю, как вообще уважаю людей, уверенных в себе. Я  постарался  ответить
так, чтобы разговор не перешел случайно на  какую-нибудь  серьезную  тему:
лишние подозрения мне сейчас совершенно не были  нужны.  Вроде,  например,
разговоров о том, как я оказался в этой глухомани...
   - Я просто испуган, мадам, потому что не  знаю  -  от  кого  именно  вы
слышали, и в зависимости от этого - что это были за истины - или небылицы.
   - О, не бойтесь: от дримеров вашего Бюро - а они  все  вас  боготворят.
Вчера мы наблюдали в просмотровой нашего Бюро  за  вашими  похождениями  в
Аиде; я встречала вас и раньше, но вы меня, разумеется, не  замечали,  вам
было не до того. Скажите, такие переживания сильно утомляют?
   Я и так, конечно, узнал бы ее - минутой раньше или  позже,  как  только
увидел бы ее лицо. Тем более непонятным было -  с  какой  целью  она  сама
напоминает об этом эпизоде: там ведь она выступала на стороне  противника.
Каков был ее замысел?
   - Луиза, - перебил ее мужчина. - Не кажется ли тебе, что  месье  Остров
спешит?
   - Собственно, - процедил я, пытаясь обдумать дальнейшие действия, - мне
хотелось не только найти дорогу к замку, но и пообщаться с природой...
   - Вы так настроены на общение именно с природой? - в голосе женщины мне
почудилась насмешка.
   - Вы полагаете, человек не является частью природы?
   - Браво, браво, - сказала она.
   Лицо ее по-прежнему оставалось в тени, и я не мог разглядеть не  только
выражения его, но и самих черт; наверное, на сей раз ее сделали  дурнушкой
какой-нибудь, - хотя я чувствовал, что это не так: совсем иной была манера
ее поведения.
   - Ну, нам пора, - проронил мужчина. - Боюсь,  нас  спохватятся,  а  мне
пора находиться на дежурстве...
   - Тебе, Пьер-Поль, действительно пора спать, - в ее  голосе  прозвучала
скрытая насмешка. - А я еще не устала. И тоже хочу пообщаться с природой.
   Пьер-Поль, кажется, огорчился. Он  потоптался  немного  на  месте,  но,
видимо, ослушаться не мог. Он пробормотал "доброй ночи" и нехотя  зашагал,
поднимаясь по отлогому склону.
   - Садитесь, месье, -  предложила  Луиза.  -  Или,  может  быть,  просто
Остров? Занимайте свободное место.
   - Надеюсь, что никому не во зло, -  проговорил  я.  Мне  стало  хорошо:
начиналось некое приключение. Легкое,  без  последствий,  как  раз  такое,
какое  нужно,  чтобы  окончательно   прийти   в   себя   после   множества
сверхпрограммных происшествий, из-за которых я только сейчас приближался к
настоящей работе, к цели поиска.
   Но мои слова - а может быть, и не слова, но интонация,  с  которой  они
были произнесены, - не понравились женщине.
   - Это покажет будущее, - произнесла она неожиданно холодно.
   Я сел и попытался ненароком заглянуть ей в лицо. Она чуть  отвернулась.
Но я все-таки успел. Интуиция оправдалась:  она  была  той  женщиной,  что
почудилась мне среди чужих дрим-оперов в Аиде.
   - Я вас знаю...
   Наверное, мне не следовало говорить этого.
   - В лунном свете все видится обманчиво, - возразила она. - Обождите  до
завтра - чтобы не переживать разочарований.
   - Не приучен откладывать, - сказал я.
   - А я не приучена уступать.
   - Потому и остались?
   Она взглянула на меня очень серьезно:
   - Я осталась для того, чтобы выполнить поручение моего Мастера.
   - Вот как? В чем же оно заключается?
   - Я могу - и должна предложить вам помощь. Наше Бюро  заинтересовано  в
благоприятном исходе вашей миссии.
   - Какое же бюро - если не секрет?
   - Я не уполномочена отвечать на такие вопросы. Да  и  какое  это  имеет
значение?
   - Имеет. Но раз вы не можете ответить - считайте, что вы ничего мне  не
говорили. Во всяком случае, я уже забыл о вашем предложении.
   - То есть вы отказываетесь от помощи?
   Я решил повести себя понахальнее:
   - Есть одна помощь,  от  которой  я  не  отказался  бы.  Весна  и  тьма
способствовали бы... Но боюсь, что вы отвергнете мое предложение.  А  ведь
это было бы так прекрасно, вам не кажется?
   - Высший балл за догадливость. Но мне нужно обдумать  ваши  слова,  как
следует. Так что сидите спокойно, дышите воздухом.  И  ждите,  пока  я  не
снизойду.
   - У меня может не хватить времени.
   - Значит, вы недостойны.
   Мне следовало встать и уйти, но со мной  происходило  что-то  странное.
Как будто я переставал быть  самим  собой.  Я  попытался  выставить  блок.
Однако, похоже, опоздал.
   - Ну послушайте... - начал я. Но она немедля перебила:
   - Не будьте такой жестокой. Моя жизнь проходит  в  суете  и  постоянном
риске, сама профессия делает меня одиноким - но ведь я такой  же  человек,
как все другие, черт возьми, и неужели же я не заслуживаю хотя бы  крупицы
того, что в нормальном мире принято называть  счастьем?  Да  и  вам  самой
разве это не доставит радости -  знать,  что  в  вашей  власти  -  сделать
другого счастливым?..
   Теперь она приблизила свое лицо  к  моему  так  близко,  что  я  ощутил
прикосновение подвитых, надушенных усиков, рука уже  обвивала  мою  талию,
другая лежала на колене  и  опускалась  все  ниже,  одновременно  быстрыми
движениями пальцев подбирая подол моего платья все выше. Нужно было, может
быть, крикнуть о помощи, сделать какие-то резкие движения, оттолкнуть его,
отбиваться, но он уже  припал  губами  к  моей  шее,  впился,  голова  моя
закружилась, истома прошла по телу, его рука была уже  куда  выше  колена,
прикосновение ее было не просто приятным - из него исходила жизнь,  другая
рука сильно сжала мою левую грудь. Мне уже не хотелось сопротивляться,  не
осталось никакой воли, не осталось окружающего мира, ничего больше - кроме
него и моего желания,  могучего,  всепобеждающего  -  ощутить  его  всего,
отдаться, впустить его в мое существо, - в  этом  сейчас  было  счастье  и
смысл, только в этом. "Тогда еще не носили белья", - мелькнуло  в  голове,
когда я ощутила его пальцы уже во мне... Он  действовал  умело,  не  терял
времени, не искал удобного места  -  опрокинул  меня  на  эту  же  широкую
каменную скамью, рванул шнуры корсажа  -  мои  груди  обнажились,  ощутили
мягкое прикосновение лунного света, подумалось: "Ах, если бы он  догадался
раздеть меня совсем..." Но он спешил и лишь задрал подол повыше; ноги  мои
в нетерпении раздвинулись сами, он налег,  но  еще  медлил,  в  пору  было
кричать: "Ну же! Ну! Умираю..." Кажется, вечность прошла, пока он  наконец
не вошел в меня; мои  руки  обхватили  его,  стиснули,  чтобы  никогда  не
отпустить, никогда, никогда. Это  длилось  вечность;  мы  оба  извивались,
кричали, наконец он изверг в меня свое горячее семя, и мне показалось, что
я теряю сознание. Он что-то бормотал мне на ухо, не понять  -  что,  да  и
неважно было, во мне снова пробудилось желание - и в нем  тоже.  Его  руки
ожили, и на этот раз я уже радостно открывалась  ему,  никакого  смущения,
никакой сдержанности не осталось,  только  великая  жажда  его  тела,  его
поцелуев, его семени, - всего, что хоть как-то было связано с  ним.  Снова
накатило беспамятство, но и сквозь него мне  слышались  мои  стоны.  Когда
глаза мои ненадолго открылись, ночь уже побледнела - ночь,  какой  еще  не
бывало в моей жизни. "Отныне я - твоя  раба,  -  подумалось,  -  пойду  за
тобой, побегу, поползу, полечу - на край света,  любого  света,  только  с
тобой..."
   Когда глаза мои открылись снова, я увидела Пьер-Поля - он стоял,  глядя
на меня, лежащую среди лохмотьев, в которые превратился за ночь мой наряд;
тот, кто был Луизой, мой господин и повелитель, стоял рядом с ним и что-то
говорил; я быстро поняла - что, попыталась сжать ноги, закрыться  ладонями
- бесполезно, тело мое мне не повиновалось,  Пьер-Поль  уже  опустился  на
колени, расшнуровывая штаны, показывая свою готовность -  потом  обрушился
на меня. Он был груб, как мужик, и больше не было  счастья,  было  чувство
горечи и унижения - сначала; но понемногу  тело,  которым  каждый  из  нас
наделен в Пространстве Сна, взяло свое, и сознание снова ушло куда-то.
   Оно вернулось вовремя: они снова стояли надо мной, Пьер-Поль  держал  в
руке обнаженный кинжал, Луиза, кажется, хотел удержать его, но  не  очень,
как мне показалось, убедительно. Меня хотели убить; смерть в  Пространстве
Сна - серьезная неприятность. И, наверное, именно эта угроза  помогла  мне
вернуть силы, которые сейчас были так нужны.
   Я взметнулся. Тело было еще женским, но я с каждой микросекундой  вновь
все более становился самим собой - и оно мне подчинялось. Это естественно:
у нашего тела  в  ПС  нет  тяжелой  инерции  плоти  Производного  Мира,  и
превращения его быстры, порой  даже  мгновенны.  Поэтому  я  смог  нанести
первый удар прежде, чем они опомнились. Ногой я выбил  кинжал  из  пальцев
Пьер-Поля; чтобы перехватить оружие, пришлось взвиться в  воздух  -  но  я
смог, все мое было уже при мне. Он еще не успел принять защиту, как острое
лезвие вспороло его горло, пересекая артерии  и  вены.  Хлынула  кровь.  Я
круто извернулся, чтобы не запачкаться, и оказался лицом к лицу с  Луизой,
она, так же,  как  я,  прошла  уже  метаморфозу  и  снова  была  женщиной.
Красивой, надо сказать. Она сложила руки - умоляюще, словно для молитвы. Я
схватил  ее  за  плечи  и  швырнул   наземь.   Рванул   платье.   Она   не
сопротивлялась, пыталась даже помогать мне. Я был груб, как  только  умел.
Раньше не знал за собой таких качеств. Специально для нее я вспоминал  все
способы, с какими когда-либо приходилось встречаться. Она стонала все тише
и тише, мне казалось, что это не я совокупляюсь  с  нею,  но  самое  малое
взвод солдат, только что вывезенных из необитаемой пустыни. И  лишь  мысль
об уходящем времени заставила меня остановиться.
   Стоя на коленях, я повернул ее на  спину  и  мягко  похлопал  по  щеке.
Злость успела улетучиться. Она приоткрыла глаза и  попыталась  улыбнуться;
это получилось у нее не очень убедительно. Я  осмотрел  ее  руки;  они  не
имели  особых  примет.  Тело   Пьер-Поля   лежало,   обескровленное,   как
подвешенная за ногу заколотая по всем  правилам  скотина,  но  уже  начало
таять, рассеиваться - чтобы одновременно  возникать  где-то  в  совершенно
ином макроконе. И тем не менее труп оставался трупом. Было противно, но  я
засучил и его рукава. Да, он тоже был дримером. Надо передать в явь: пусть
срочно выяснят, кто в ближайшее время не вернется - или уже не вернулся  -
из Пространства Сна в какое-то из существующих Бюро ОПС.
   Потом я снова склонился над Луизой:
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Спасибо... - проговорила она едва слышно. - И еще раз спасибо.
   - Гм. За что же?
   - За первый раз. И за второй.
   - На здоровье, - сказал я и взял кинжал.
   - Пожалуйста... не надо!
   - Каждому - свое, - сказал я.
   - Ну пожалуйста...
   Я изобразил раздумье.
   - Не могу. Щадить тебя опасно. Вот разве только...
   - Все, что угодно!
   Кажется, она решила, что я хочу продолжить игры.
   - Нет, нет, - успокоил я. - Я хочу, чтобы ты ска