ать и так, и сяк, но если предположить, что буквы
Ф и У означают Федеральное управление... ты не знаешь организации с  такой
аббревиатурой? Управление чего? Малых и больших электрических приводов?
     - Их. Полковник, из тебя вышел бы отличный дешифровальщик. Я  свяжусь
с вами через пару часов. - Воробьев спрятал  рацию.  -  Поехали,  Михайла,
пора работать.
     Машину они еще вечером оставили не на платной стоянке у гостиницы,  а
на окраине Жуковки, возле лесочка, рядом с добротным  кирпичным  домом,  и
теперь весьма  порадовались  своей  предусмотрительности.  Джип  стоял  на
прежнем месте, будто принадлежал хозяину  дома,  и  никто  возле  него  не
слонялся.
     Из Жуковки выехали без каких-либо происшествий. Либо местная  ГАИ  не
получала еще приказа проверять машины с чужими номерами, либо  не  спешила
его выполнять, либо не имела сил и средств.
     В Фошню приехали в половине одиннадцатого утра.
     У здания больницы, построенного по  английскому  проекту  из  стекла,
бетона и стали, на  которое  после  сдачи  его  в  эксплуатацию  приезжали
посмотреть чуть ли не со всей области, Панкрат  машину  ставить  не  стал,
загнал в тупичок переулка  с  обыкновенными  сельскими  домами  и  полчаса
наблюдал за входом и автостоянкой напротив, где вместе с  двумя  десятками
запыленных  мотоциклов,  стареньких  "запорожцев",  "жигулей",   "нив"   и
"газонов",  парковались  красавцы  "форды",  "БМВ",  "ауди"  и  даже  один
"мерседес". Больница принимала всех - и старых, и новых русских.
     Интуиция голоса не подавала, поэтому Панкрат приказал  Михаилу  ждать
его возле больницы и  направился  к  приемному  покою.  Узнав,  где  лежит
раненый дед  Осип  из  деревни  Ковали,  он  взял  в  раздевалке  халат  и
прошествовал  на  третий  этаж  в  первое  хирургическое  отделение,   где
располагалась палата Осипа.
     Дядя Егора Крутова выглядел почти здоровым. Панкрата он не узнал и на
"привет от племянника" сначала прореагировал, как на шутку, и лишь  потом,
после  короткого  рассказа  о  происшествии  с  племянником,  заговорил  с
Панкратом серьезно.
     - За что же его забрали, сукины дети?  Он  же  сам  военный  человек,
ничего дурного не замышлял.
     - Поэтому я и пришел к вам, - сказал Воробьев.  -  Хочу  понять,  что
случилось. Егор действительно хороший человек, в тюрьме ему не место, надо
выручать.
     - А ты адвокат али еще кто?
     - Еще кто, - усмехнулся Панкрат. - Друзья мы и делаем одно дело.
     - Ясно, - усмехнулся и Осип. - Лихой ты человек, я гляжу, пролаз*. Но
верить можно. Егор с каждым дружить не стал бы. Лишь бы твои планы хинью**
не пошли. Чего знать-то хочешь?
     В палате находились еще  трое  больных,  посматривающих  на  гостя  с
любопытством, и Панкрат понизил голос:
     - До того, как Егор приехал, у  вас  в  округе  ничего  странного  не
происходило?
     - А что у нас должно происходить? Тишь да гладь, да Божья  благодать.
Разве что вот корова у кума пропала, месяц искал -  не  нашел.  Машка  еще
Спиркина ногу сломала, за брагой в погреб лазила... вот и все чудеса.
     - А чужие люди в деревню не заглядывали?
     Глаза Осипа остро блеснули. Старик понимал больше, чем прикидывался.
     - Как же, чуть ли не каженную неделю ватага  варнаков  налетает...  в
баню помыться к Гришанкам. Но тихо гуляют,  без  вытребенек.  Да  вот  еще
ономнясь*** каженик приходил, - оживился старик.
________________________

* Пролаз - проныра, плут, хитрец.

** Хинью - даром, без пользы, на ветер.

*** Ономнясь - недавно.
________________________

     - Кто? - не понял Панкрат.
     - Каженик, человек, которого леший обошел*. Весь  трясется,  бормочет
что-то, шарахается от всех, глаза бегают. Я с ним не  балагурил,  издалиот
посмотрел, а Ромка сполагоря** угомонил его, погутарил, домой отвел.
________________________

* По русскому поверью у человека,  которого  "обошел  леший",  наблюдается
потеря памяти, помешательство, бред, столбняк. Каженик не то  делает,  что
думает, не то говорит, что слышит, в  его  речи  нет  смысла,  печаль  его
неисходима.

** Сполагоря - легко, просто, без особого труда.
________________________

     - Ромка - это сосед ваш, Роман Евграфович?
     - Он,  Ромка  Качалин.  Дед  у  него  колдун  был,  да  баба  евоная,
Степанида, заговоры всякие знает, боль снимает. Хорошая баба,  да  все  же
посуровей моей Аксиньи, хотя, конечно, всяко бывает. Как говорится: жена в
больших количествах - яд, в малых - лекарство.
     Панкрат засмеялся.
     - Оригинальный у вас подход к жизни. А что он бормотал, каженик  этот
ваш?
     - Ромка сказывал, околесицу всякую  нес.  Что  за  ним  буд-то  черти
гонятся, с гадюками... или не, с удавами, ну тоже змея такая большая,  что
его похоронить живьем хотели, а кто он такой - не помнит.
     - Ясно, - спокойно кивнул Панкрат, у которого от  предчувствия  свело
живот. - И куда он потом делся?
     - А приехали  за  ним  из  психбольницы,  машина  такая  специальная,
желтая, сплюснутая, гладкая,  как  лепешка,  с  черной  звездой  на  заду.
Оказывается, сбежал он из больницы, псих. Ну, увезли, конечное дело.
     - А звезда на заду машины не шестиконечная была?
     - Шат его знает, не разобрал.
     Панкрат поднялся.
     - Спасибо вам, Осип... э-э, не знаю, как по батюшке.
     - Просто Осип. За что спасибо-то, мил человек?  Я  ить  и  не  сказал
ничего. И ты вот, тоже, не говори моей бабе про Егора ничего, а то  почнет
тугу* носить, хизнуть**.
________________________

* Туга - скорбь, печаль;

** хизнуть - становиться слабым, болезненным.
________________________

     - Хорошо, не буду, - пообещал Панкрат, отмечая вдруг, как  изменилось
лицо старика - расплылось в улыбке, и оглянулся.
     В палату входила  молодая,  очень  симпатичная  женщина  с  шикарными
густыми русыми волосами  по  плечи,  с  тугой  полной  грудью,  натянувшей
оранжевую блузку, с красивыми ногами. Она смотрела на Осипа  и  улыбалась,
показывая ямочки на щеках, и лицо ее  кого-то  напомнило  Панкрату.  Через
секунду он сообразил - она была похожа на Егора Крутова.
     - Лидка, - радостно зашевелился Осип, - пить принесла?
     -  Как  просил,  сколотки,  -  подняла  трехлитровый  бидон  женщина,
посмотрела на примолкшего Панкрата. - А вы кто?
     - Это друг Егорши, - представил Воробьева Осип, - Панкратом кличут. А
это сестра Егора двоюродная, Лидка, незамужняя, между  прочим,  хотя  и  с
детями. - Осип хохотнул.
     На щеках Лиды расцвел румянец.
     - Что ты говоришь, дед!
     - То и говорю, что ты у меня красавица. Вдруг сосватаю? Литр самогону
поставишь? - Он снова засмеялся. - Заходи еще, хлопче,  погутарим.  А  еще
лучше к нам в гости  в  Ковали  приезжай,  я  здесь  не  задержусь,  через
недельку сбегу.
     Панкрат поклонился, пряча в душе взгляд  Лиды,  теплый,  смущенный  и
заинтересованный одновременно, сказал "до свидания" и пошел из палаты,  но
на пороге остановился.
     - Если хотите, Лида, я вас подожду, довезу до деревни.
     - Ой, не надо, - смутилась женщина, - тут недалеко, сама дойду.
     - Да мне все равно в ту сторону ехать.
     - Жди, жди, - шевельнул забинтованной рукой Осип, - подвезешь,  ежели
по пути.
     Лидия нерешительно посмотрела на деда, и Панкрат, проговорив:  так  я
жду, - торопливо вышел в коридор.
     Ларин топтался у киоска возле больницы, как две капли  воды  похожего
на тот, что сгорел в Ковалях, и  Воробьев  даже  подумал  мимолетно  -  не
одного ли хозяина они имеют? - но мысли тут же свернули в иное русло, душа
была занята женщиной и топорщила перья, как бы прихорашиваясь и подыскивая
предлог, чтобы продолжить знакомство, заявить о себе  в  полный  голос.  В
принципе, Панкрат испытывал сейчас сладкий, кружащий голову шок и  не  мог
ничего с собой поделать. Да и не хотел. В пустоте сердечного  пространства
плавала лишь одна сияющая фраза: не  упусти  судьбу,  парень,  это  она  -
т_в_о_я женщина... не упусти...
     - Что это с тобой? - перепугался Михаил, глянув на лицо Воробьева.  -
Дед умер, что ли? Засада в больнице?
     Панкрат очнулся.
     - Заводи машину, подгоняй ко входу.
     - Повезем кого?
     - Повезем. Попутчицу.
     Ларин безмолвно повернулся и пошел за  машиной,  через  десять  минут
пригнал джип, и в этот момент из больницы вышла Лидия, уже без  халата,  в
оранжевой футболочке, а не в блузке, как  подумал  сначала  Панкрат,  и  в
короткой юбке, открывающей колени.  Михаил  посмотрел  на  нее,  потом  на
командира, присвистнул и распахнул дверцы.
     - Садитесь, - пригласил Лиду Панкрат. - Если вам еще куда надо  ехать
- нет проблем.
     - На базар если только да в магазин, в булочную... Но я это и сама...
     - Поехали.
     Они посетили Фошнянский рынок,  накупили  фруктов,  овощей,  колбасы,
хлеба, заехали в местное кафе - по предложению  Панкрата  -  и  выпили  по
чашке кофе с пирожными. Лидия сначала стеснялась, с  некоторым  удивлением
приглядываясь к майору, словно не понимая, почему она его слушается, потом
перестала,  покоренная  манерой  поведения  Панкрата,   шутливо-ироничной,
энергичной,  располагающей  к  себе,  и  они  заговорили  уже  как  давние
знакомые, перейдя на "ты", с удовольствием делясь  впечатлениями  бытия  и
рассказывая о себе без утайки и смущения.
     Так Панкрат узнал, что Лида уже два года не замужем, разведена, муж -
бывший военный - начал пить, гулять и в конце концов признался, что у него
в Минске есть еще одна семья. Узнав об этом, Осип его чуть не прибил, и  с
тех пор Лида жила в Брянске одна, работая диспетчером автоколонны, на лето
отдавая детей - пятилетнего Антона и трехлетнюю Настю - маме в деревню.  В
данный момент она была в отпуске,  чем  и  объяснялось  ее  присутствие  в
Ковалях.
     Неожиданно для себя самого разговорился и  Панкрат,  поведав  историю
своей жизни, правда,  без  некоторых  подробностей,  касающихся  работы  в
разведке. И все же на один вопрос Лиды ему захотелось ответить.
     - За что тебя уволили из органов? - спросила женщина, когда  они  уже
ехали в Ковали, сидя на заднем сидении джипа; Михаил вел машину медленно и
в разговоре участия не принимал.
     - За игнорирование директивы, - усмехнулся  Воробьев,  вспоминая  тот
развердрейд, ставший притчей во языцех среди  профессионалов  спецслужб  и
предметом разбирательства на закрытом военном суде.
     Случилось это еще во время войны в Чечне, куда была заброшена  группа
"ходоков" Службы внешней разведки для охоты на террориста Басаева. О  цели
рейда знали очень немногие люди: генерал  Карпухин,  начальник  управления
разведки  ближнего  зарубежья,  командир  оперативно-диверсионной  бригады
полковник Зайцев и командир отряда "ходоков" майор  Воробьев.  Официальным
прикрытием рейда было получение  данных  о  каналах  поступления  в  Чечню
оружия, неофициальная задача состояла в ликвидации Басаева и его боевиков.
А поскольку любая  разведка  предполагает  максимальное  сохранение  тайны
рейда,  существовала  негласная  директива  службы,  отражающая  специфику
разведдеятельности:  свидетелей  р_а_б_о_т_ы  группы   быть   не   должно!
Свидетель - это как правило провал, и Панкрату было известно,  что  многие
рейды разведгрупп разных спецслужб оплачены ценой жизни свидетелей. Но  он
не знал, что ему самому придется столкнуться с той же проблемой.
     В район Хасавюрта группа  наткнулась  на  двух  чеченских  охотников,
молодого и старого, двое суток таскала их за собой, так  как  Воробьев  не
хотел убивать ни в чем не повинных людей, имевших  по  их  словам  большие
семьи и бывших единственными их  кормильцами.  В  конце  концов  охотников
отпустили, поверив в  их  принадлежность  к  "простому  народу",  а  через
несколько часов группу настигла погоня.
     В результате во время боя был  убит  один  из  разведчиков  и  ранено
четверо, в том числе и Воробьев, но группе все же  удалось  оторваться  от
преследователей и унести убитого и раненых, и тем не менее  задачу  группы
посчитали невыполненной, а Панкрата спустя месяц судили и тихо уволили, не
создавая прецедента, хотя причина стала известна многим.
     - Бедный, - пожалела его Лидия, положив прохладную ладошку на  локоть
майора.  -  Сколько  тебе  пришлось  пережить!  -  И  добавила  с  женской
непосредственностью. - А жена как на это прореагировала?
     - Я не женат, - усмехнулся майор. - Но на самом деле я лучше, чем моя
репутация.
     От Фошни до Ковалей было всего три километра, поэтому как ни старался
все понимающий Ларин ехать медленно, все же вся  дорога  заняла  не  более
четверти часа, так что Панкрат с разочарованием вздохнул, когда  показался
мостик через ручей  перед  въездом  в  деревню.  И  тут  же  Михаил  резко
затормозил: из-за кустов на берег ручья вышел длинный, нескладный с  виду,
одетый в живописное тряпье - для маскировки  наверное  -  Родион.  Панкрат
открыл дверцу машины. Родион хотел что-то сказать, но увидел пассажирку  и
вопросительно глянул на Воробьева.
     - Ну, вы тут поговорите, а я пойду, - заторопилась Лида,  -  тут  уже
близко. Спасибо, что подвезли, заходите в гости, хата мамы - слева, третья
с краю, у колодца.
     Она пошла по дороге с увесистой продуктовой сумкой, а  мужчины  молча
смотрели, как она идет в босоножках, женственная и сильная. Потом  Панкрат
дернулся было помочь ей поднести сумку, но Родион остановил его за рукав.
     - Погоди, командир, тут возникли некоторые трудности. За домом нашего
полковника следят. Это раз.
     Панкрат оторвал взгляд от ног Лидии, подобрался, глаза его  приобрели
острый деловой блеск.
     - Таак. Ты не ошибся?
     - Елыпалы! - оскорбился Родион, постукал пальцем  по  голове.  -  Эта
дыня меня еще не подводила!
     - Ладно, не обижайся. Кто следит, усекли?
     - Как минимум трое, в камуфляже, с разных  сторон,  в  том  числе  со
стороны огородов. Там сзади дома есть пруд, окруженный ивами и ракитником,
и в кустах торчит бинокль.
     - Понятно. Что еще?
     - Мы встретили соседа полковника, такой смешной мужичок...
     - Ромка, Роман Евграфович, отец Елизаветы.
     - Так он сообщил, что  дочь  его  выпустили.  Точнее,  ее  забрал  из
милиции муж и увез в Брянск.
     Панкрат озадаченно выпятил губы.
     - Она же с ним давно не живет, по словам полковника, Может, муж  увез
ее насильно?
     - Сие мне неведомо. Кстати, ты упадешь, если  узнаешь,  кто  ее  муж.
Держись за что-нибудь.
     - Мэр Брянска, - равнодушно сказал Панкрат.
     - Ты уже знаешь?! Откуда?
     - Корова на ухо шепнула. Придется, видимо,  навестить  этого  мэра  в
Брянске, выяснить, с чего это у него интерес к жене загорелся, а  главное,
почему он так много внимания уделяет Жуковскому району. Садись  в  машину,
поедем к Витьке, он где-то еще один курган нашел разрытый. Где Толик?
     Родион свистнул в  два  пальца.  На  другом  берегу  ручья  показался
Зеленов, таща на себе рюкзак и оружие. В отличие от Родиона одет он был  в
десантный комбинезон и выглядел устрашающе. Буркнув: привет, - он залез  в
джип. Панкрат кивнул Ларину, достал рацию и та,  словно  дождавшись  этого
момента, запищала. Барков вышел на связь первым:
     - Командир, на нас напали! Костя убит! Мы отходим...
     Одним из главных достоинств Воробьева было его мгновенное вхождение в
любую ситуацию. Времени на анализ событий ему  не  требовалось,  он  сразу
включался в дело, не  задавая  лишних  вопросов  и  не  высказывая  своего
отношения к происходящему.
     - Где вы?!
     - "Опель" сгорел, отходим вглубь болота на север от зоны. Асфальтовая
дорога в километре справа...
     - Едем, держитесь!
     Панкрат еще не  закончил  говорить,  а  Ларин  уже  врубил  передачу,
развернул джип и рванул прочь от деревни,  не  обращая  внимания  на  стон
амортизаторов и толчки.
     - Что там? - спросил Родион, упираясь руками в потолок кабины.
     Панкрат молча достал  из-под  сидения  "никонов",  проверил  магазин,
буркнул:
     - Приготовьте оружие. На Баркова напали.
     - Кто?!
     - Сейчас разберемся.
     Спустя  полчаса  бешеной  гонки  и  дикой  тряски  джип  вывернул  на
асфальтовую ленту, ведущую к зоне за колючей проволокой и погнал на север.
Еще через несколько минут стала слышна стрельба. Ларин свернул с трассы  в
лес, минуты три петлял между деревьями и кустами, влетел  в  колдобину,  и
мотор  заглох.  Ни  слова  не  говоря,  "мстители"  выскочили  из   джипа,
растянулись цепочкой и углубились в  чащу,  прислушиваясь  к  звукам  боя:
стрельба велась в основном из автоматов, изредка бухали помповые  ружья  и
сухо щелкали пистолеты. Судя по  всему,  группу  Баркова  гнали  к  болоту
сознательно, а прорваться сквозь цепь атакующих с мертвым Константином  он
не мог.
     Ускорили  бег  и  вскоре  вышли   в   тыл   загонщиков,   неторопливо
постреливающих  из  автоматов   ("калашниковы",   десантный   вариант)   и
"помпушек".  Ребята  Баркова  отвечали  редкими  пистолетными  выстрелами,
заставлявшими тем не менее преследователей тыкаться носом в землю. Судя по
несуетливым действиям и ленивой с виду неспешности,  это  были  не  просто
охотники или бандиты, но профессиональные военные в камуфляже,  опытные  и
бывалые. Они точно знали, что  беглецам  никуда  не  уйти,  и  поэтому  не
торопились, уже празднуя победу.
     Панкрат насчитал десять стволов, передал по цепи: берем левый  фланг,
каждый - своего,  сигнал  -  моя  атака.  Сделал  бросок  вперед,  выбирая
мелькавшие за кустами спины преследователей Баркова и радуясь, что  у  них
нет  собак,  и  когда  до  загонщиков  осталось   меньше   десяти   шагов,
остановился, поднимая автомат. Задержал дыхание, дал  очередь  по  широкой
спине гиганта в пятнистом комбинезоне,  поливавшего  пулями  край  болота,
произнес одними губами:
     - Штирлиц стрелял в упор, упор упал...
     Сомнений никаких он не  испытывал,  жалости  тоже.  Это  была  война,
навязанная "мстителям" теми, кто прикрывал бандитов на своей территории, и
поступать с ними надо было адекватно.
     Тотчас же раздались еще три очереди, чей-то истошный крик,  стоны,  и
Панкрат перенес огонь  вправо,  туда,  где  цепь  преследователей  огибала
болото. Затем заорал во всю мощь легких:
     - Витя, мы здесь! Замри! Мы их сейчас умоем!
     Огонь загонщиков резко ослабел, среди них началась паника,  раздались
крики:
     - Нас обходят!
     - Сват, отходим!..
     - А-а-а!..
     Панкрат для острастки дал еще очередь на  голоса,  рявкнул,  подражая
ротному старшине:
     - Кургузов, зайди от болота! Смирнов, пленных не брать! Шапетин, гони
эту мразь к дороге!..
     Слева затрещал автомат Родиона, кто-то заухал, забарабанил палкой  по
стволу дерева, засвистел, но никто из подчиненных  Воробьева  с  места  не
сдвинулся. Это был блеф, имитация атаки, и она имела полный успех,  потому
что ответная стрельба охотников стала удаляться,  стихать,  они  бежали  с
поля боя.
     В просветах между деревьями зашевелились тени -  с  болота  выползали
люди. Впереди двигался Барков, измазанный в болотной  жиже,  за  ним  двое
"мстителей"  тащили  убитого  Константина.  Миша  Ларин  и  Толик  Зеленов
бросились им на помощь. Панкрат встретил полковника, пожал ему руку.
     - Пошли к машине, пока они не опомнились.
     - Вовремя вы, еще бы полчаса и пришлось бы сдаваться.
     - Они бы вас в плен брать не стали.
     - Да уж, - скривил губы Барков, - влезли мы  в  их  огород  по  самое
некуда.
     Оглядываясь, держа пальцы на  спусковых  скобах  автоматов  и  курках
пистолетов, они поспешили за ребятами к дороге, где оставили джип.
     - Как убили Костю?
     - Мы оставил  его  в  охранении,  сами  пошли  смотреть  курган.  Они
подкрались незаметно, убили  его  ножом  в  спину,  профессионалы,  е-мое!
Только он все равно успел нажать на курок пистолета. Атаки они не ожидали,
отошли, но потом... у них автоматы...
     - Понятно. Крутые ребята, не боятся шума.
     - Да, ведут себя как хозяева.
     - Что-нибудь нашли на кургане?
     - Раскоп, такой же, что и на Бурцевом городище. И вот это.  -  Барков
достал из кармана продолговатый  предмет,  замотанный  в  носовой  платок.
Панкрат развернул платок и едва не выронил предмет - это  был  посиневший,
закостенелый человеческий палец с почерневшим ногтем.
     -  Вот  именно!  -  пробурчал  полковник  в  ответ  на   ругательство
Воробьева.
     Панкрат выбросил палец, вытер руки о листву деревьев.
     - Значит, это все-таки могила...
     -  Братская.  Что-то  здесь  творится  непонятное,  командир,  оччень
некрасивое. Влезлим мы в такую халепу...
     - Вылезем. Поможем нашему приятелю из Ковалей и подадимся  поближе  к
столице. Мне тоже перестает нравиться здешний климат.
     "Мстители" вытащили джип из ямы, уложили на заднее  сидение  мертвого
Константина, втиснулись сами, и Панкрат сел за руль. Вскоре они были возле
Фошнянского кладбища, совершенно безлюдного на данный момент, что упрощало
похороны  Кости.  Вырыли  могилу,   завернули   Константина   в   палатку,
похоронили. Постояли над могилой, склонив головы,  потом  на  сговариваясь
посмотрели на Воробьева.
     - Еще раз предлагаю всем подумать, оставаться  со  мной  или  нет,  -
сурово сказал Панкрат. - Война с бандитами переросла в войну  с  армейской
силовой структурой, имеющей секретную базу. У  нас  же  нет  ни  базы,  ни
транспорта, ни оружия, ни знания местности, мы на чужой территории.  Долго
мы в таких условиях не продержимся. Но мне очень хочется  узнать,  что  за
дрянь здесь деется. Людей закапывают в курганы, а потом выкапывают не ради
забавы. Сдается мне, кто-то прячет концы в воду.
     - Я с тобой, - буркнул Барков. - Они убили Костю, а я не из тех,  кто
прощает убийц.
     - Я тоже остаюсь, -  флегматично  пожал  плечами  Родион.  -  Мы  все
остаемся. Женатый среди нас только Толик,  и  детей  у  него  двое,  пусть
уходит. Дети не должны расти без отца.
     Толик Зеленов посмотрел на Панкрата и отвел глаза. Воробьев обнял его
за плечи, сказал негромко:
     - Уходи, Толян, Родион прав. Ты свое дело сделал. Бери джип и езжай в
Жуковку, оставишь машину у вокзала. Нам она  уже  не  пригодится,  слишком
заметная.
     Зеленов в  нерешительности  потоптался  у  могилы,  потом  обнялся  с
каждым, сел в джип и уехал. "Мстителей" осталось шестеро, если не  считать
Андрея Краснова, ждущего группу в Брянске.
     - Переходим  на  нелегальное  положение.  -  Панкрат  оглядел  хмурых
парней. - Сейчас все идем по магазинам, переодеваемся  во  все  цивильное,
чтобы не отличаться от местных  жителей.  Ищем  транспорт  -  мотоциклы  и
велосипеды. Оружие ношения - только ножи, все остальное  спрячем  в  одном
месте, в какой-нибудь из деревень.
     - В какой? - подал голос Ларин.
     Панкрат подумал.
     - В Ковалях. После покупки одежды и переодевания просочимся  туда  по
одному, чтобы не вызывать подозрений. Лучше поближе к вечеру. Третья  хата
с краю от ручья. Я буду там. Вопросы?
     "Мстители", грязные, оборванные, мрачные, словно сбежавшие из другого
мира в яркий, летний, солнечный день Земли, молчали.



        ЖУКОВКА-КОВАЛИ. КРУТОВ

     Его вызвали в начале десятого, сразу после завтрака:
     - Крутов, на выход!
     Камера  притихла.  Хотя  компания  уголовников  во  главе  с  лидером
(Дмитрий Симонов по кличке Пушистый) и "держал зону", то есть  верховодила
в СИЗО, все знали, что ни Крутов,  ни  его  приятель  Федотов,  никому  не
подчинились, хотя и вели себя тихо. Поэтому уход одного из них резко менял
соотношение сил в пользу Пушистого.
     - Если не вернусь - держись! - сунул руку Ираклию Егор.  -  Не  знаю,
куда меня забросит судьба, но обещаю вернуться и выдернуть тебя отсюда,  а
заодно и посчитаться кое с кем.
     - Не беспокойся за меня, - улыбнулся  Ираклий.  -  Я  здесь  тоже  не
задержусь, у меня остались друзья на воле, в беде не оставят.
     Крутов кивнул, исподлобья посмотрел на делающих вид, что  они  заняты
игрой в карты, уголовников и вышел.
     Его привели не в комнату следователя, как  он  ожидал,  а  в  кабинет
начальника милиции по фамилии Казанов, к которому, по рассказу Ираклия, не
зря прилипла кличка Казанова: капитан очень был падок на женщин.
     - Гражданин Крутов, - сухо сказал он, не поднимая головы от стола, за
которым что-то писал. - Вы освобождаетесь из-под  стражи  под  подписку  о
невыезде. До окончания  расследования  дела  по  убийству  военнослужащего
Джумагельдыева. Распишитесь.
     Крутов посмотрел на тумбой стоявшего возле стола  лейтенантаомоновца,
проявившего невиданное усердие при избиении подследственного, то есть его,
Егора Крутова, перевел взгляд на капитана и молча подошел к столу,  гадая,
что бы это могло быть, какая сила заставила его тюремщиков отпустить  его.
Взял ручку, расписался на постановлении.
     - И не безобразничай,  -  растянул  узкие  губы  в  недоброй  ухмылке
лейтенант, - а то снова сюда угодишь и уже не выйдешь так легко.
     Крутов забрал свои документы, протянул руку.
     - Оружие.
     - Что?
     Лейтенант и начальник милиции переглянулись.
     - Прошу вернуть табельное оружие: пистолет и нож. Имею разрешение  на
их ношение, как сотрудник спец-службы.
     Сотрудником он уже не был, но об этом вряд ли знали в милиции.
     Капитан поколебался,  потом  выдвинул  ящик  стола,  достал  чехол  с
бетдаггером, бросил на стол.
     - Забирай, пистолет пока побудет у нас, до окончания следствия.
     Егор вынул "летучую  мышь",  заученно  крутнул  в  пальцах,  так  что
бетдаггер превратился в веер, сунул обратно в чехол.
     - Девушкасоседка, которую вы забрали вместе со мной, еще здесь?
     Представители власти снова переглянулись.
     - Какое тебе до нее дело, полковник?  Она  кто  тебе,  жена,  сестра,
родственница?
     - Я спросил.
     Казанов налился темной кровью, подался вперед.
     - Вы свободны!
     - Иди, иди, - добавил лейтенант с пренебрежением,  -  залезь  в  свою
деревню и сиди там тихо, как мышь.
     - Приходи  в  гости,  мурло,  -  сказал  Крутов,  открывая  дверь.  -
Побеседуем. Да и сам жди гостей.
     Вышел. Постоял секунду в коридоре под внимательным взглядом дежурного
милиционера. Улыбнулся, вспомнив изречение поэта: "Нет, я не тот, кого вам
заказали", - и подошел к дежурному.
     - Извините, гражданин начальник, девушку из Ковалей,  Лизу  Качалину,
выпустили или нет?
     - Увезли, - буркнул милиционер.
     - Куда?
     - Почем я знаю? Вчера еще. Проходи, не задерживайся.
     - Что ж, спасибо за информацию.
     Размышляя, кто и куда увез Елизавету, а также почему его выпустили на
свободу,  Крутов  вышел  ил  милиции,  постоял  немного,  с  удовольствием
подставив лицо солнцу, и решительно зашагал к станции. За линией  железной
дороги, на улице Пушкина, жил еще один его дядя, Иван Поликарпович, пришла
пора навестить и его.
     Ивану Поликарповичу Саковцу пошел семьдесят четвертый год, но был  он
стариком   крепким   и   все   еще   продолжал   столярничать   в    своей
мастерской,пристроенной к собственному дому, зарабатывая  на  кусок  хлеба
починкой мебели, дверей, оконных рам и хозяйственной утвари.  Но  славился
он не столько мастерством, сколько добротой и широтой  души,  в  жизни  не
обидев ни одного человека. Ему всегда хотелось, чтобы никто не обижался  и
всем было хорошо. Егора он встретил не хуже, чем если бы встречал любимого
сына.
     - Господи, Егорша приехал! - Ходил Иван Поликарпович  плохо,  хромал,
кости  левой  ноги  у  него  начали  размягчаться,  -  болезнь  по-ученому
называлась: облитерирующий эндетерит, - но он скрывал свои боли от всех  и
даже пытался работать на огороде.
     - Сколько лет, сколько  зим!  А  мы  уж  думали,  забыл  нас  совсем.
Проходи, родной, проходи. Фруз, накрывай на стол.
     Жену  Ефросинью  Павловну,   тихую   и   незаметную,   но   неизменно
приветливую, он звал Фрузой.
     Вскоре на столе в  маленькой  веранде,  напомнившей  Егору  отцовскую
веранду в Ковалях, стояла початая бутылка водки, соленые грибы,  салат  из
овощей, свекольник, телячий язык под соусом. Пока баба Фруза пекла  блины,
Иван Поликарпович пропустил стаканчик, благо был  повод,  и  разговорился,
давно не имея  благодарной  аудитории.  Старик  он  был  интересный,  знал
многое, интересовался и политикой, и экономикой,  и  новостями  культурной
жизни страны, и мировыми событиями. Конечно, источником его знаний  был  в
основном телевизор да газеты, однако Иван Поликарпович умел делать выводы,
зачастую парадоксальные, и слушать его было занятно. Крутов только кивал и
поддакивал, налегая на грибы, а потом  на  блины  со  сметаной,  продолжая
размышлять над тайной своего освобождения. Не приходилось сомневаться, что
ему помогла какая-то  сильная  рука,  буквально  заставив  местную  власть
выпустить  полковника  "на  поруки",  но  что  это  была  за   рука,   кто
заинтересовался судьбой бывшего командира  спецподразделения  антитеррора,
приходилось только гадать.
     Предположение о том, что Крутову помог кто-то из бывшего  начальства,
узнав о его приключениях, не  выдерживало  критики.  Бывшими  сотрудниками
спеслужб по обыкновению интересовались мало, а точнее,  не  интересовались
совсем. Этим занимались только разного рода союзы ветеранов спецслужб,  да
коммерческие и криминальные структуры.
     - Или вот недавно я  смотрел  передачу  по  телевизору,  -  продолжал
разглагольствовать довольный вниманием Иван Поликарпович. - В Швеции новую
премию изобрели, Игнобелевскую.
     - Может быть, Нобелевскую? - рассеянно уточнил Крутов.
     - В том вся и заковыка, что эту премию  назвали  по  имени  какого-то
Игнациуса або Игнатия Нобеля, вот и получилась Игнобелевская. А вручают ее
ученые из Гавра... Гарвар... ского университета за наиболее бесполезные  и
никчемные изобретения. Ну, там еще открытия и книги. Ты книги-то читаешь?
     - Редко, - признался со вздохом Крутов, - в последнее  время  недосуг
было. Но вот отдохну в деревне и начну читать. И что же с премией?
     - За книгу одному писателю "игнобелевку", значит, дали,  как  же  его
звали, дай Бог памяти... Майк... Майкл Дросман... или Дроснин... да шут  с
ним! В общем, он Библию перелопатил,  нашел  в  ней  кучу  предсказаний  и
написал роман. По медицине премию разделили два пролаза-медика, и  знаешь,
за что им ее дали? За то, что они сделали "открытие", будто тихая музыка в
лифте способствует, значит, выработке в организме муноглобина.
     - Иммуноглобулина?
     - Во-во, точно, глобина, значит,  который  препятствует  простуде.  -
Иван Поликарпович зашелся мелким смехом.  -  Представляешь,  прокатился  в
лифте и выздоровел! Вот чем люди занимаются у вас в городах-то. Ну, совсем
крыша поехала!
     Крутов  меланхолически  кивнул,  соглашаясь.   Дядя   одним   глазом,
хитренько, посмотрел на него и вдруг забеспокоился.
     - Что-то выглядишь ты хреново, племяш. Аль случилось что? Не  заболел
ли? Бледный ты какой-то, руки в синяках, на скуле царапина... аль подрался
с кем?
     - Подрался, - наметил улыбку Крутов, раздумывая, сообщать ли  дяде  о
ранении Осипа, потом все же решил рассказать, слегка  приуменьшив  размеры
драмы.
     Иван Поликрпович выслушал весть с изумлением и недоверием, хмель  его
как рукой сняло. Он даже переспросил,  правда  ли  это,  так  был  поражен
новостью, а затем только хлопал руками себя по коленям, приговаривая:  ах,
варнаки, ах, поганцы! - и взгляд его, взгляд человека, всю жизнь дарившего
людям добро, говорил о том, как глубоко он подавлен и растерян.
     Ефросинья Павловна была потрясена не меньше мужа,  однако  по  натуре
умела сдерживаться и лишь вздыхала, промокая слезящиеся  глаза.  Она  было
тут же засобирапась в Фошню,  чтобы  навестить  родственников,  и  Егор  с
трудом уговорил стариков не спешить.
     - Я достану транспорт, - обнял он обоих, - и отвезу вас  в  больницу.
Не переживайте.  Осип  уже  вовсю  травит  анекдоты,  да  и  баба  Аксинья
поправляется, так что скоро выйдут. А бандюг тех уже нашли добрые  люди  и
воздали им по заслугам. Дядь Вань, у  меня  к  тебе  просьбочка  небольшая
имеется. Вишь, в каком обмундировании приходится щеголять? Стыдно на глаза
людям показываться.
     - Да и я тоже обратил внимание, - слегка ожил  Иван  Поликарпович,  -
неужто, думаю, ограбил кто? С тобой-то все в порядке? Надолго приехал?
     - Скорее всего надолго. Отпуск взял. - Крутов не стал  разочаровывать
старика рассказом о своем содержании под стражей. -  Дядь  Вань,  мой  кэш
временно отощал, одолжи деньжат. Пойду куплю что-нибудь поприличней.
     - Фруз, неси шушпан.
     Ефросинья Павловна принесла старинный кафтан с длинными карманами,  в
которых Иван Поликарпович хранил наличность.
     - Сколько тебе надо?
     - Рублей пятьсот думаю хватит. Я отдам через пару дней.
     - Не требеси, бери и не думай о долгах.  На  жизнь  нам  со  старухой
хватает - и ладно. Подожди-ка, я тебя сейчас ерофеичем напою.
     Старик, припадая на больную ногу, скрылся в сенях,  загремел  дверцей
погреба и вскоре вернулся с трехлитровой  бутылью  темно-зеленого  стекла,
вытащил пробку, понюхал, зажмурился.
     - Эх, хороша, ядрена корень! Всю хворь вытянет.
     - Что это? - с настороженностью спросил Крутов, зная пристрастие дяди
ко всякого рода наливкам и настойкам.
     - Это ерофеич, - веско поднял палец Иван Поликарпович,  -  настой  на
травах. Он тебя прогреет и силу даст.
     - Может, не надо?
     - Не боись, племяш, я плохого не посоветую, а  этот  настой  еще  моя
бабка Маша делала, траву тирлич собирала. -  Иван  Поликарпович  на  треть
наполнил рюмку густой  зеленой  жидкостью,  пахнущей  камфарой,  смолой  и
травой, протянул Егору.
     - Пей.
     Крутов покорно взял рюмку и сделал глоток, смакуя жидкость на  языке,
прислушиваясь к своим ощущениям. Вкус у настоя был специфический  -  перец
пополам с орехом и медом, и глотать его было не очень  приятно.  Но  потом
вдруг началась череда странных движений языка, гортани и стенок кишечника:
будто там стали появляться и лопаться пузырьки газа, - у Егора закружилась
голова и он вынужден был присесть.
     Метаморфоза его ощущений между  тем  продолжалась.  Его  прошиб  пот,
жаркая волна прокатилась по телу от  макушки  до  ног,  пальцы  рук  стали
ледяными, уши наоборот запылали  огнем,  голова  распухла,  стала  пустой,
ясной и звонкой, а сердце заполнило все тело и с  шумом  фонтанировало  не
кровью - огненной лавой. Затем все шумы стихли, их задавил  звенящий  гул,
похожий на густой звон проводов зимней морозной ночью, а тело превратилось
в глыбу стекла. Казалось, шевельнись - и оно рассыплется  на  кристаллы  и
осколки! Но и это ощущение быстро прошло,  Крутов  снова  стал  человеком,
хотя - огромным, не вмещавшимся не только в собственное тело,  но  даже  в
дом дяди. Во всяком случае в дверь он сейчас бы  не  прошел!  Возбужденная
параэнергетика  не  пустила  бы  его,  увеличив  объем  тела,  а   вернее,
энерго-чувственный объем, до размеров комнаты.
     Еще с минуту Крутов отдувался и приходил в себя, а когда окончательно
очнулся, осознав  себя  сидящим  на  стуле,  то  поразился  тому  ощущению
бодрости и силы, которое кипело  в  крови  и  заставляло  мышцы  играть  и
требовать нагрузки.
     - Ну, как, ти живой ты ай нет? - довольно ухмыльнулся старик.
     -  Нет  слов!  -  искренне  ответил  ошеломленный  Егор.  -  Ощущение
совершенно сказочное: я все могу!
     - Еще бы, я этим снадобьем только и  спасаюсь,  ногу  мажу  и  внутрь
принимаю. Врач приходил, грит - ложись  в  больницу  немедля,  а  то  ногу
отрежут, а я вот ужотко второй год держусь. Хочешь, отолью склянку? Только
пей не часто и помаленьку, сто лет жить будешь.
     Иван Поликарпович нашел плоскую стеклянную фляжечку из-под алтайского
бальзама, отлил в нее ерофеича и вручил Крутову.
     - Пользуйся и заходи почаще, не обижай стариков, всегда будем рады.
     Егор обнял дядю, поцеловал Ефросинью Павловну и вышел. У  перекрестка
оглянулся, чтобы  помахать  рукой:  старики  стояли  у  калитки  и  дружно
ответили на его жест. А у Крутова защемило сердце: жить обоим осталось  не
так уж и много, несмотря на умение дяди хорохориться и выглядеть  здоровым
и сильным.
     В центральном универмаге Жуковки  Крутов  купил  себе  рубашку  цвета
маренго с короткими рукавами, джинсы, плавки, носки и  кроссовки,  тут  же
переоделся в парке, за кустами, а выданные в  милиции  обноски  свернул  и
положил на скамеечку - для бомжей или  тех,  кто  нуждался  даже  в  таких
вещах. Так как в райцентре ему делать было нечего, Крутов неспеша  зашагал
по  дороге  к  выезду  из  города,  надеясь  на  попутку.  Пешком   топать
восемнадцать километров до Ковалей все-таки было  нездорово,  несмотря  на
распиравшее грудь Крутова после приема ерофеича чувство бодрости.
     Остановилась третья по счету машина - новенький молоковоз,  в  кабине
которого кроме водителя сидела девочка лет двенадцати, как оказалось,  его
дочка.
     Разговорились. Посудачили о том, о сем, о жаре и видах на  урожай,  о
ценах на продукты, а также о проблемах воспитания детей.
     - Ты знаешь, что творят в школе эти оглоеды? - возмущался шофер Вова,
примерно одного возраста с Егором, быстро перейдя с пассажиром на "ты".  -
Не поверишь! Ну, учиться и мы не особенно  хотели,  но  нынешняя  молодежь
совсем учителей не замечает, в упор! Да еще угрожает: не поставишь  тройку
- дом спалим! Или вот аборты делают в шестом классе! Да разве такое было в
наше время?! Хорошо у меня Танька воспитанная, книжки всякие любит читать,
не оторвешь. А то тоже залетела б... Или вот еще случай. Я в Фошне в своем
доме живу, а сосед мой Колька квартиру получил в девятиэтажке, у нас  тоже
такие строить начали. У него пацан в четвертом классе  учится  и  в  школу
теперь ему ходить надо через три улицы, так  что  пацаны  удумали:  плати,
говорят, за проход по нашей территории! Это, мол, "зона наших  интересов".
Каково?! Насмотрелись американского дерьма по телику...
     Крутов засмеялся.
     Шофер Вова тоже блеснул зубами.
     - Не, я правду говорю. Как вот в таких  условиях  детей  воспитывать?
Телики поразбивать? Или головы тех, кто эти сволочные фильмы крутит?
     Лучше головы, подумал Егор, но вслух сказал:
     - От нас тоже кое-что зависит. Ты вот много внимания дочке уделяешь?
     - Да так, когда вечером... - смешался Витя.  -  С  ней  мамка  больше
возится, а я чего - шоферю...
     - А ты займись и увидишь результат. Для них внимание взрослых -  едва
ли не единственный стимул показать себя с лучшей стороны. - Егор подмигнул
покрасневшей девочке, делавшей вид, что она не слушает разговор  взрослых.
- Как учишься?
     - Хорошо, - тихо проговорила она.
     - А кем стать хочешь?
     - Космонавтом, - чуть слышно донеслось сквозь шум мотора.
     - Это она начиталась фантастики, - осуждающе сказал  Вова,  -  вот  и
мечтает. Лучше бы о чем-нибудь реальном мечтала.
     - Хорошая мечта,  -  одобрил  девочку  Егор,  поймав  ее  благодарный
взгляд. - Только  надо  всегда  быть  достойным  своей  мечты,  чтобы  она
исполнилась. Это очень трудно, но возможно.
     Машина остановилась в центре Фошни, и Егор вылез,  мучаясь  вопросом,
давать деньги водителю или не давать. Но Вова  сунул  ему  руку,  белозубо
улыбнулся и, проговорив: заходи в гости, улица Рогова, дом восемнадцать, -
и уехал. А Крутов  подумал,  что  если  дети  простых  деревенских  парней
мечтают стать космонавтами, то еще не  все  потеряно,  глубинный  духовный
запас России не исчерпан и  она,  как  всегда,  устоит,  несмотря  на  все
ухищрения врагов... кто и где бы они не были.
     В больнице он пробыл  всего  несколько  минут.  Поговорил  с  Осипом,
узнал, что к дяде заходил Панкрат, передал привет от Ивана  Поликарповича,
забежал к Аксинье, с горечью в душе осознав, как она похудела и осунулась,
и попытался поднять ей настроение  шутливым  пересказом  своей  встречи  с
родственниками в Жуковке. Это ему удалось, и  Крутов  покинул  больницу  с
некоторым облегчением. Через полчаса он был в Ковалях.


                                    *

     Узнать о судьбе Елизаветы у родителей не удалось. Степанида вообще не
знала, где ее дочь, а Роман Евграфович лишь  разводил  руками  и  говорить
явно ничего не хотел. Либо тоже не знал, либо его запугали, то ли Егор ему
не нравился. Впрочем, Крутов  надеялся,  что  последнее  предположение  не
соответствует истине, повода к тому,  чтобы  у  соседей  сложилось  о  нем
плохое мнение, он не давал, кроме разве что ухаживания  за  дочерью  в  ее
неразведенном положении.
     Крутов наведался к теткам и сестрам и был весьма удивлен,  когда  его
сестрица Лида рассказала ему о своем знакомстве  с  Панкратом  Воробьевым,
предводителем "мстителей", о чем она, естественно, ничего  не  ведала.  По
тому, как сестра в некоторых моментах рассказа мялась  и  смущалась,  Егор
сделал вывод, что Панкрат ей понравился, и решил  при  первом  же  удобном
случае поговорить  с  бывшим  майором,  дабы  тот  не  поддался  искушению
продлить знакомство. Судьба у сестры складывалась не слишком счастливая, а
женщина она была впечатлительная и гордая, могла и влюбиться,  -  двадцать
семь лет - не пятьдесят семь, - и пережить еще одну трагедию  ей  было  бы
непросто.
     Поговорив с Лидой и успокоив сестер, Крутов попытался  починить  свой
автомобиль, заклеил пробитые шиныбескамерки изнутри, разложил их во  дворе
для просушки и после недолгих колебаний решил кое-кого навестить. Пообедав