л одеваться. Через несколько минут он уже мчался в такси к метро над еще спящим городом, обгоняя редкие утренние машины, не замечая, что за ним в отдалении следует белый куттер с номером "сто". Глава 8 До Симушира он добрался за полдень по местному времени, уговорив пилота грузового галеона доставить его на остров от метро Петропавловска-Камчатского. Чтобы поймать такси на Симушире, надо обладать терпением и временем, а поскольку ни того, ни другого у Мальгина в запасе не было, он просто-напросто увел со стоянки у вокзала чей-то пинасс, на панели которого мигал красный транспарант "занято". Не обращая внимания на удивленный оклик пассажиров пинасса, стоявших неподалеку, Клим закрыл дверцу и взлетел, отключая автопилот. От одной мысли, что он сейчас увидит сытое, презрительно-равнодушное лицо Гзаронваля с выражением превосходства в глазах, у Мальгина свело скулы, однако он заставил себя думать только о Купаве и о том, что будет, если Шаламов найдет ее первым. Панорама Симушира легла под ним зелено-коричневым ковром, замыкаясь бухтой Броутона с одной стороны и седой далью океана - с другой. Озеро Шаншири располагалось в семи километрах от вокзала орбитального лифта и станции местного воздушного транспорта, на северной оконечности острова, заполняя боковой кратер древнего вулкана. Его крутые берега заросли низкорослыми соснами-пиниями, багульником, можжевельником и высокой, по пояс, травой; сверху в этой зеленой кипени ничего заметить было нельзя, но Мальгин уверенно повел пинасс к восточному краю озера и не ошибся: под шатром сосновых крон на берегу заросшего ерика он увидел две (все-таки две!) палатки, одну - оранжевую, просторную, с компьютерным и хозяйственным обеспечением типа "Колыбель-комфорт", и вторую, серебристую, разворачивающуюся автоматически за несколько секунд, - типа "Спартанец". Рядом стоял синий шестиместный куттер. На скале, нависающей над обрывом озера, покрытой мхом и прогреваемой солнцем, лежала с книгой на матрасе Купава, рядом висела яркая детская колыбелька. Гзаронваля нигде видно не было. Мальгин посадил машину, некоторое время сидел, ни о чем не думая, просто глядел на женщину, одетую в такое же парео, что и Карой два дня назад, потом с усилием выбрался из кабины. Купава, отложив книгу, молча смотрела, как он приближается. - Привет. - Мальгин сел на замшелый валун, посмотрел на солнце, расстегнул рубашку. - А где этот красавец... Марсель? - Клим! - удивленно и обрадованно, словно только что узнала его, нараспев сказала Купава. - Как ты нас нашел? Ты один? - Один, - буркнул хирург. - Нашел по следу. Где Марсель? - Занимается подводной охотой, он взял с собой лайтинг, лодку, ружье, обещал вернуться к обеду. - И кто же из вас был инициатором этой идиллии? - Марсель. Он сказал, что ты... - Купава запнулась. Мальгин остался спокойным, только внутри живота болезненно напрягся какой-то мускул. - Договаривай, не бойся, не укушу. - Он сказал... мне надо держаться от тебя подальше, потому что... его предупреждал Дан... Ты правду мне сказал? - Когда и что именно? - Ну... что ты не... бросил Дана специально... Мальгин покачал головой: помнишь?.. Я лишнего и в мыслях не позволю, когда живу от первого лица. Но часто вырывается на волю второе "я" в обличье подлеца [В. Высоцкий.]. - Не узнаю тебя. Ты же всегда имела вкус и обладала чувством меры, по-моему, врожденным, и вдруг такой нонсенс. Неужели ты не видишь, что Марсель... - Клим хотел сказать "подонок", но удержался, - лжет! Неужели ты так слепа? Купава нахмурилась. - Я так и думала, что ты это скажешь. Марс правильно предупреждал. Ты же его совершенно не знаешь. - Да знаю! - махнул рукой Мальгин. - Это ты не знаешь и не хочешь знать, отгородившись от мира стеной стереотипа. А он обыкновенный шантажист, который давно метит занять мое... то есть место Дана, а не видеть этого, благосклонно принимать его ухаживания - значит совсем... - Я поняла. - Ее тон стал еще более холодным. - Если ты прилетел, чтобы сказать мне гадость... - Да! - твердо сказал Мальгин. - Именно поэтому я и прилетел. Больше всего меня поражает мысль, что ты веришь ему и не веришь мне, хотя я никогда не давал тебе повода обвинить меня во лжи или подлости. Но это твое дело, веришь - верь, ты действительно изменилась, и далеко не в лучшую сторону, не обольщайся. Видимо, влияние этого "супермена" в конце концов сказывается даже на такой самостоятельной личности, как твой супруг, если он тоже его не разглядел. Но известно, что поддается чужому влиянию тот, кто хочет поддаться, а тебе - это понятно - очень хотелось бы убедиться в том, что я, "железный" Мальгин, "человек-да", не такой уж идеал, хотелось бы как-то подстраховать свое решение уйти от меня, вот и появляется Гзаронваль-Руцкий, удобное оправдание своей прогрессирующей... - Мальгин остановился, так как женщина закрыла лицо ладонями; говорил он без горечи, спокойно и даже удивился этому (неужели перегорел?). - Извини, если я излишне резок, но такого тебе больше никто не скажет, тем более твой Марсель. Я не в обиде, что заслужил, то заслужил, но друзей все-таки надо выбирать, Пава. Ты как-то сказала, что я сильный и все вынесу. Да, я сильный, хотя слабостей у меня - хоть отбавляй. Вот тебя же я не смог удержать? А пришел затем, чтобы просить: появится Дан - позвони мне, обязательно. Это больше нужно ему, чем мне. Позвони. Обещаешь? - Я здесь, - раздался сзади знакомый, с хрипотцой голос. - Хотелось бы знать, зачем я тебе опять понадобился? Купава отняла ладони от лица, глаза ее расширились. Мальгин рывком обернулся. Возле его пинасса стоял белый куттер с номером "сто", из которого выпрыгнул Шаламов и раскачивающейся походкой направился к сидящим. В наступившей тишине вдруг заплакал в колыбели проснувшийся ребенок, заставив всех вздрогнуть. Шаламов, загорелый до черноты, буквально обуглившийся под лучами неведомых солнц, одетый в синий кокос, подошел к автоматически качавшейся колыбели, наклонился, вглядываясь в захлебывающееся плачем существо. - Спасибо за торжественную встречу, карапуз. М-да... А Марсель прав, ребенок - вылитый ты, Клим. У Мальгина родилось знакомое ощущение, будто внутри Шаламова шевельнулся дремлющий тигроящер, поднял голову и обнажил клыки в предупреждающем беззвучном рычании. От напряжения заныли мышцы ног. В голове бесшумно раскрылся тугой веер необычных ощущений, лег на затылок, придав чувствам хирурга приятную тяжесть - сработал "защитник". - Дан! - сдавленным голосом произнесла Купава, протягивая руки навстречу Шаламову. - Ты жив!.. - Жив, жив. - По лицу спасателя тенью пронеслось отражение грызущей голову боли, и оно снова стало гладким и равнодушным, без обычной, присущей ему мимики, отражавшей движения души и готовность к иронии и шутке. Шаламов шагнул к жене, взял ее за руки, наклонился: в ставших огромными и черными глазах женщины стояли слезы. - Я за тобой, Пава. Брови Купавы в недоумении поднялись. - Ты... что ты сказал? Как за мной? - Ты мне нужна там, в космосе. На Земле мне нечего делать, а там - непочатый край неизведанных гармоний и красот, не пожалеешь. Собирайся, у нас нет времени. - Но как же... - Купава, не ожидавшая такого предложения, беспомощно посмотрела на сидевшего неподвижно Мальгина, оглянулась на колыбель. - С ней? Шаламов разогнулся, искоса посмотрел на Клима. - Отвернись, мастер, ни солнце, ни смерть нельзя разглядывать в упор, как говорил древний мудрец [Ф. де Ларошфуко.]. Раньше ты был деликатней. Мальгин встал, все время чувствуя ворочавшегося внутри спасателя чем-то недовольного или страдающего "зверя", пошел к обрыву, оставив за спиной чету Шаламовых, но все еще продолжал слышать их разговор. - Ты же болен, болен, - быстро, глотая окончания слов, говорила Купава. - Ну почему ты не хочешь лечиться? Клим все сделает, и потом мы улетим, куда захочешь... а дочь куда я дену? Как я в твоем космосе буду с ней? Что я там буду делать? Кто ее воспитает? Пойми же, это глупо... - Мне трудно одному, ты поможешь мне, а с дочерью ничего не случится, тем более что ее можно оставить здесь, хотя бы на время, Клим присмотрит, отец как-никак... - отвечал Шаламов скороговоркой, и в голосе его появились нетерпеливые нотки. - Почему ты уехала из дома сюда? Клим посоветовал? - Нет, Марсель. Он говорил, что ты погиб... - Чушь! Я теперь бессмертен. Белены объелся твой Марсель? Где он? Я с ним поговорю, что это ему вздумалось объявлять меня погибшим? Трогательная забота, ничего не скажешь! - Он на озере, ныряет с подводным комплектом. - Черт, времени нет совсем! Все время висят на хвосте... Ну, так ты идешь? - Нет, Дан... не знаю... ну как ты можешь требовать? Зачем тебе уходить с Земли, разве здесь плохо? Послушай, я тебя умоляю, пусть Клим посмотрит тебя, ты же совсем больной, я тебя не узнаю. Я боюсь тебя!.. - Купава заплакала. - О женщина! Мальгин обернулся. Шаламов, морщась, смотрел на жену, потом поднял взгляд на хирурга. - Как часто женщина, вдохновляющая нас на великие дела, мешает нам их исполнить [А. Дюма-сын.]. Ты же не сможешь ничего сделать, мастер, это выше твоих сил. Ведь так? - Не знаю, - тяжело ответил Мальгин. - Вот видишь. Помоги уговорить ее, ведь она не хочет уходить из-за тебя, я чую. - Дан, что ты говоришь! - жалобно запротестовала Купава сквозь слезы. Оба посмотрели на нее. Мальгин, стараясь говорить проникновенно и убедительно, сказал: - Я уже давно не имею права совета, Дан, а для нее и вовсе не авторитет... как ты уже смог убедиться. Для нее авторитет - Марсель, может, он тебе поможет? Но извини, я тоже не вижу смысла в твоем призыве. Подумай хорошенько, куда ты зовешь Купаву. Ей нужен спокойный образ жизни, уверенность в завтрашнем дне, возможность воспитывать ребенка, а не опасные приключения в космосе. Не доверяешь медицине - Бог с тобой, это твое личное горе, но не вовлекай в авантюру жену, риск ей противопоказан. Лицо Шаламова исказилось. Мальгину показалось, что на него приготовился прыгнуть громадный зверь, удивительным образом соединившийся с фигурой спасателя. Одновременно под черепом родилось ощущение выросшей твердой скорлупы, отгородившей мозг от всего мира. Облик "зверя" побледнел, хотя и не исчез. Вспомнилось шекспировское: "Не стой между драконом и яростью его..." И тут Мальгин неожиданно увидел над лесом странное полупрозрачное облако, опускающееся с неба. Вгляделся и не поверил глазам: это был орилоунский фантом с "миллионом глаз"! Шаламов оглянулся, следуя за застывшим взглядом хирурга. - Смотри-ка! Отыскал-таки, дьявол глазастый! Слышишь, Отшельник? Из грузового люка куттера выполз "черный человек", осторожно, почти по-человечески, пробуя псевдоногой почву. У Мальгина не было пси-рации, и ответа маатанина он не услышал, но и без того он был буквально ошарашен появлением новых действующих лиц. Шаламов выслушал ответ "черного человека", отмахнулся. В отличие от маатанина, он дублировал свои мысли звуковой речью: - Не дури, ничего с тобой не случится, потерпишь... Что значит - не можешь? Эти песни я слышу давно... ну и что? Держал же... ну, хорошо, хорошо, мы скоро... - Даниил снова поморщился, схватившись рукой за голову, ему действительно было плохо. - Дан, - сказала Купава, вставая. - Я тебя заклинаю! Пусть Клим хотя бы посмотрит тебя как врач. Шаламов окинул Мальгина горящим взглядом. - Каким образом он посмотрит меня без своей аппаратуры? - Напрямую, - хрипло сказал Мальгин. - У тебя есть еще одна пси-рация? Одна есть точно, ты же общаешься с "черным". - Найду. И что дальше? - Прямой синхроконтакт. Я подключусь к твоему... мозгу напрямую, мне приходилось проделывать подобные контакты во время дежурства на "Скорой помощи". - А не боишься? Я ведь наполовину "черный". Мальгин усмехнулся. - А ты, в свою очередь, не боишься? "Зверь" внутри Шаламова "обнажил клыки" и посмотрел на хирурга ледяными глазами. - Хорошо, - сказал Даниил. - Даю тебе три минуты сроку, а потом мы с ней уйдем. Собирайся пока, Пава. - Не обращая внимания на испуганный жест жены, он направился к своему куттеру. Мальгин погладил Купаву по плечу. - Все будет хорошо. Купава не ответила, беззвучно глотая слезы. Ребенок перестал плакать, словно внимал словам Мальгина. Орилоун с глазами превратился в "блин" и завис над "черным человеком", делающим осторожные попытки "пощупать" попавшееся на пути дерево "руками". Ему тоже было плохо. Добравшись до Купавы, смотревшей на него во все глаза, он вдруг принялся ее утешать! Вслух! Коверкая слова, запинаясь, меняя регистр речи, хотя речевого аппарата, подобного человеческому, у него не было. Мальгин пришел в изумление настолько, что забыл о своем положении. О Купаве и говорить нечего. Даже Шаламов был удивлен, хотя его удивление носило специфический характер. - Еще один соперник! - фыркнул он, морщась. - Надо же, разговаривать выучился! Далеко пойдешь, аккумулятор. "Черный человек" замолчал, потом пополз обратно к шлюпу, бросив последнее, жалобное: - Прощальность... Мальгин опомнился. Подготовка к пси-контакту заняла всего две минуты. Шаламов сел в кресло пилота, Мальгин в соседнее, настраивая волю, нервные резервы, душевные силы на сопротивление первому натиску чужой пси-информации. Он почти справился со своим отчаянием, рожденным неизвестностью финала создавшейся ситуации, и старался не думать ни о чем, кроме предстоящего сеанса. Корону "защитника", которую вручил ему Ромашин, он снял, вызвав понимающую усмешку Даниила. Было видно, что держится Шаламов из последних сил, хотя и старается не показывать этого. Временами его облик начинал плыть, Даниил становился не похожим на себя, чужим, вмещающим в себя десятки других типажей, и тогда "дремлющий тигроящер" в нем ощущался сильнее. - Готов, мастер? - спросил Шаламов гортанно; в голосе спасателя отчетливо слышался органно-металлический клекот. - Да! - ответил Мальгин. "Держись, "черный"!" - подумал он со взявшейся откуда-то веселой злостью и доломал отчаяние о колено. А в следующее мгновение на его голову обрушился весь внутренний мир-космос, вселенная Шаламова, измученного борьбой двух психик, человеческой и маатанской... Первый взрыв эмоциональных переживаний Даниила Мальгин выдержал, хотя и с трудом удерживаясь на грани сознания: помог опыт, воля и страстное желание сделать то, что до него не делал никто. Погружение в "маатанское" подсознание Шаламова, властно довлеющее над большей частью его внутреннего пространства, было очень трудным и болезненным. "Черный человек" психики сопротивлялся вторжению извне и "выталкивал" Мальгина, с яростью пытаясь подчинить его себе. Мальгин шел по цепи чужих знаний и ассоциаций медленно, пресекая попытки появления собственного "я", сочувствия запертому в тесноте шаламовской психики "черному человеку" и постепенно приближая "скальпель" деформации биотоков к узлам информации, как бы готовя ее постепенный спуск по "информационным ступенькам" в свою память, и в какой-то момент остро пожалел, что Шаламов не в хирургической камере, где можно было бы вывести из его организма основные "шлаки" чужой информации, пользуясь благоприятным моментом. Клим уже разобрался в хаосе вспыхивающих психических состояний Шаламова, был готов к предельной концентрации воли и психических сил - подавить центры чужой памяти и без вмешательства гипноаппаратуры, но в следующий миг ему показалось, что на голову рухнула скала!.. Очнулся он спустя несколько секунд. В голове гудело, сверкало, звенело; перед глазами мельтешили какие-то призрачные лица, геометрические фигуры и цветные пятна - "следы" памяти Шаламова; в ушах шумел прибой странных звуков - не реальных, а мысленных, потому что Мальгин одновременно осознавал, что вокруг стоит тишина. Он повернул голову: Шаламова в кабине не было, его эмкан валялся на сиденье. Голову пронзила острая, как заноза, тревога. Мальгин встал, его шатнуло, в глазах поплыло, но он заставил себя выбраться из кабины. Открывшаяся картина запечатлелась в памяти предельно ярко и четко: Купава, зажавшая рот рукой и протягивающая другую в сторону Даниила; сам Шаламов, пригнувшийся, неестественно растопырившийся, оглядывающийся на недалекие кусты; "черный человек" с орилоунским "глазастым" фантомом; Ромашин в необычном блестящем шлеме и телескопических очках, выглядывающий из-за кустов, и Марсель Гзаронваль, наполовину вылезший из-за обрыва с подводным ружьем в руках. В ушах Мальгина бесшумно лопнула пленка глухоты, и он наконец услышал жуткую тишину непредвиденной им драмы. Шлем на голове Ромашина был прицельно-расчетным устройством "василиска", а ружье в руках Гзаронваля говорило само за себя. - Не стреляйте! - крикнул Мальгин, не слыша своего голоса. Ромашин включил "василиск", гипнолуч накрыл Шаламова и Купаву. В то же мгновение Шаламов ответил на удар, и даже на расстоянии в три десятка шагов Мальгин почувствовал силу ответного пси-удара, обрушившегося на Игната: это было уже не "рычание дремлющего зверя", а смертельно опасный прыжок "рассвирепевшего хищника"! Купава и Ромашин упали почти одновременно, хотя Клим и не понял в первый момент, из-за чего упала женщина. Зато он первым отреагировал на жест Гзаронваля, поднявшего ружье: - Дан!.. Шаламов остался стоять в прежней позе, вполоборота к нему, словно не слышал окрика, и тогда Мальгин, чувствуя себя так, словно внутри него рвутся мышцы и сухожилия, в три прыжка достиг Гзаронваля и ударил его по руке. Тяжелая металлическая стрела подводного ружья на длинном лине с треском вошла под камень у ног Шаламова. Тот медленно завалился навзничь, прямой, как монумент, будто стрела обладала силой убивать, не прикасаясь. - Дан! О, черт! Почему он упал? Стрела же в него не попала... В голове вдруг вспыхнул свет, раздались чьи-то слова: - Я ведь - огонь, и холод, и... обман... Я - радугой пронизанный... туман... Кто это сказал?! Оцепенело Мальгин смотрел, как одетый в плавки Гзаронваль деловито сматывает линь ружья и снова поднимает его к плечу, прицеливается... Зачем? Что он делает?.. - Стой! - шепотом проговорил он. - Не мешай, слабак, а то очнется, - ответил Гзаронваль спокойно. - Неужели не понимаешь? Ромашин убил в нем человека, а очнется монстр. - Не смей! - На негнущихся ногах Клим загородил Шаламова. - Уйди, неудачник! - Стрела ружья угрожающе уперлась в грудь хирурга. - Натворил дел, а другие - расхлебывай. Ну?! - Голос курьера-спасателя был все так же спокоен и равнодушен, он верил в то, что говорил, и это дикое, циничное в данном положении спокойствие возбудило в душе Клима вулкан ненависти и жажду убийства. Прыгнув к Гзаронвалю, он выбил у него из рук ружье и, хотя спасатель мгновенно встал в стойку и приготовился к защите - осознанно, без удивления, он так жил, уверенный в том, что имеет право на исключительность, - с первого же удара уложил его на камни, дав выход ярости и непривычному, никогда не испытанному раньше чувству мести. Остановился, опустошенный, оглядывая страшную картину места боя. В разных позах на земле лежали четверо: Шаламов, Ромашин, Гзаронваль и Купава, но из них только Купава лежала относительно спокойно, мгновенно уснув от удара гипнолуча "василиска", да еще дочь Дарья в люльке. И Мальгин вдруг с ужасом понял, что никогда не был и не будет свободен и всегда будет зависеть от взгляда, слова и жеста этой женщины, а его встречи с Карой - всего лишь слабый протест души, попытка обрести смысл жизни и выйти из заколдованного круга несчастливого бытия, куда он запер все свои мечты и чувства после ухода жены. Какие же силы потребуются ему, чтобы и после этих событий остаться для всех "человеком-да"? Где найти эти силы, и кто поможет ему? Не Карой, и не Купава... и не Джума Хан... Снова одиночество? Если можешь, отче, чашу эту мимо пронести... Мальгин постоял немного на подгибающихся ногах рядом с Шаламовым, глядя на его разгладившееся, спокойное лицо, неуловимо схожее и с лицом Прохора Жостова, и Висенте Оросо, и Ромашина, и многих других людей, кто был знаком со спасателем. Вспомнил о куттере. Еще можно было попытаться спасти Шаламова, как и Ромашина. Мозг начнет умирать минут через двадцать, и за это время можно было доставить их обоих к метро... Клим поплелся к куттеру, будто во сне раздвигая руками воздух, ставший плотным, как вода. И тут над лесом сверкнули бесшумные молнии скоростных машин, с неба на берег озера посыпались пинассы и нефы безопасников с мигающими лампами предупреждения. Хирург остановился, рыхлый, как бы набитый ватой, опустошенный до предела, до нежелания жить. Из севших машин выскакивали люди в белых кокосах - полная аварийная обойма - тридцать одна душа. К Мальгину подбежал Лондон. - Черт возьми, что здесь произошло, Клим? Неужели Ромашин был прав? Опоздали? - Извините, Майкл, - пробормотал Мальгин, прислушиваясь к себе; внутри его вдруг проклюнулось странное ощущение безмерной пустоты, в которой начали вспыхивать искры звезд, сначала редкие, тут же гаснущие, а потом по нарастающей - роями и облаками. И каждая "звезда" превращалась в строчку информации, в понятие, которых Мальгин до этого не знал, - в нем заговорила память Шаламова! - Что с вами? - донесся сквозь глухой "шум" колоссального поля информации голос Лондона. - Господи! - прошептал Мальгин, поднимая глаза на поддерживающего его под локоть начальника отдела безопасности. - Помогите мне... - Клим шагнул к оплывшему телу "черного человека", уперся в него плечом. - Помогите втащить его в куттер, быстрее! - Зачем?! - Я знаю, что это такое! Маатане не разумные существа в полном смысле этого слова, они действительно аккумуляторы, причем не только информации, но и энергии. Правы были эксперты... Миллиарды лет назад их хозяева пришли из иной вселенной по "струне" первичных "серых дыр", соорудили Орилоух и Стража Горловины... Страж - это центральный узел перехода обратно в тот мир, хотя к настоящему времени он почти "зарос". - Все это не суть важно. Помогайте! Лондон очнулся и дал неслышимую команду: трое оперативников бросились к ним на помощь, приволокли универсальный антиграв для транспортировки негабаритных грузов, взгромоздили на него тушу маатанина и впихнули в чрево куттера. Остановились, глядя на Мальгина. Хирург, запыхавшись, повернулся к Лондону. - Майкл, эта машина поднимет меня только километров на двадцать, дальше нужен драккар или десантный когг, без экипажа. Пусть встретит меня по пеленгу на выходе из стратосферы. Спасайте Ромашина, еще успеете. Лондон остановил его. - Что вы хотите делать? - "Черного" надо немедленно убрать подальше от Земли, тысячи лет он аккумулировал энергию, и теперь внутри него - адова пропасть! В идеале было бы хорошо отправить его в Горловину... он туда и направлялся, вез готовую к употреблению продукцию... вместе с собой, но Дан вытащил его обратно, не ведая, что вытаскивает опаснейшую из бомб... - Я думаю, что вы не правы, он знал, кого возил с собой. - И последнее... - Мальгин не имел желания спорить, чувствуя головокружение. - На тот случай, если я не успею... маатанские проникатели - это нечто вроде передвижных "роддомов", предохраняющих "черных" от спонтанного энергоизвержения, поосторожнее с ними, если встретите. Я пошел. До встречи, Майкл. - Стойте. - Лондон отстранил Мальгина твердой рукой. - Это уже не ваше дело. - Сел в кабину. - Всем продолжать работу в прежнем темпе. Ромашина и Шаламова - в клинику! Калина - "три девятки" в эфир. Бластер бесшумно вошел в паз, куттер свечой рванул в небо. За ним тенью скользнул "миллионноглазый" орилоунский "призрак". Мальгин, опустив руки, смотрел им вслед, постарев сразу на сто лет. Взмолился в душе: Господи, если ты человек, не дай им взорваться! Не карай невинных, ни слабых, ни сильных, а с недобрыми мы справимся сами! Подожди немного... Кто-то тронул его за плечо, раз, другой... Клим повернул голову - рядом стоял Джума. - Очнись, мастер. Кажется, наша работа еще не завершена. - Хан смотрел за спину хирургу. Мальгин оглянулся. Шаламов пытался встать, царапая землю руками, не обращая внимания на обступивших его людей. Встал! Оперативники попятились. Внезапно Мальгину показалось, что воздух вокруг странно загустел, завибрировал, навалилось жуткое ощущение нависшей над всеми горы! В ушах поплыл звон гигантской, готовой лопнуть струны. Шаламов повернулся к ним, и на Мальгина сквозь маску человеческого лица взглянула иная вселенная!..  * ЧАСТЬ ПЯТАЯ *  ТРЕТИЙ Глава 1 Удар ускорения был так силен, что Лондон едва не потерял сознание. Еще никогда в жизни ему не приходилось гнать машину в таком темпе: куттер за двадцать секунд набрал скорость более тысячи километров в час! В ушах проклюнулся шум заработавшей линии связи "спрута": бормотание инспекторов транспорта, освобождавших на пути куттера все эшелоны и трассы, перекличка спасательных обойм, зуммеры скоростных передач инков всей системы СПАС, отрабатывающих поступившую задачу. Сквозь этот шум пробился четкий и спокойный баритон: - "Три девятки" развернуты. Рандеву с десантным шлюпом через три минуты сорок две секунды на высоте двадцать один шестьсот. Вас примут на автомате, не вмешивайтесь. После стыковки выпрыгивайте в люк, вас выловит вторая машина. Не забудьте надеть маску. - Хорошо, - мысленно ответил Лондон, обливаясь потом от нахлынувшей слабости. Инк-координатор куттера понял его состояние и сбавил ускорение, дышать стало легче. - Оператору тревоги СПАС-главный, - всплыл из множества звуков в ушах еще один голос. - Спейсер "Мичиган" готов к перехвату машины в Приземелье. Цель на радарном поле. - Отставить! - прошептал Лондон, от волнения дублируя голосом мыслесвязь. - Перехват будет осуществлен в режиме "теннисист" силами отдела безопасности. Подготовьте клируэй [Клируэй - скоростная трасса.] к солнцу по данным "трека", очистите канал от общественного транспорта. - Выполняю. Лондон с трудом повернул голову, чтобы посмотреть на маатанина - люк в грузовой отсек куттера был открыт, но от напряжения в глазах поплыли огненные круги, и разглядеть, что делает "черный человек", не удалось. "Это величайшая из бомб!" - проявились в памяти слова Клима Мальгина. Ледяной озноб пробежал по спине, по лицу стекали капли горячего пота. Я сейчас представляю собой спай термоэлемента, почти спокойно подумал Лондон, и через меня, наверное, течет ток... Хорошо, что службой наработан опыт внезапности, все точно знают, что делать, и не путаются под ногами даже при появлении таких невероятнейших casus imponsus [Непредвиденный случай (лат.).]... И спасибо Шаламову, что взял куттер формулы "три эс" [От англ. speed, saving, comfort - скорость, экономичность, комфорт.], в другой машине я бы не выдержал такого набора скорости... - Выходим в расчетную сферу рандеву, - доложил инк.- Торможение до двадцати единиц в импульсе. Может быть, я вас катапультирую раньше? - Выдержу, - пробормотал Лондон, собираясь в комок.- Кому повешенному быть, тот не утонет. И вдруг перед глазами разгорелось облачко алых искр, хотя на самом деле это был фантом пси-связи. Из облачка вытекли три ручейка света, которые превратились в дрожащие строчки английского языка: - Человек, уходи! Я не в состоянии контролировать балансы энергии "эго", через несколько секунд произойдет спонтанный разряд. Ваш друг прав: в настоящий момент я - бомба. Уходи! - Погоди! - взмолился Лондон, пытаясь встать. - Продержись чуть-чуть, осталось совсем немного, минута-две, и тебя заберет джамп-шлюп... - Мое бытие - нуль, прощай, человек... Лондон встал - при шести "же" ускорения! - сполз на пол кабины, пытаясь сквозь кровавый туман разглядеть люк в грузовой отсек, и в этот миг в кабине возникло и окутало человека переливчатое облако, наполненное странной икрой: в каждой икринке - глаз! Орилоунский "призрак"! - подумал без удивления Лондон, продолжая ползти к люку, нащупал края, приподнялся, и ему показалось, что маатанин плюнул в него струей черного пламени... Мальгин выключил проектор и некоторое время сидел с эмканом на голове, вспоминая спокойное и уверенное лицо Майкла Лондона, потом снял легкую дужку эмкана - аппарата пси-управления, подержал над столом и отпустил. Дуга превратилась в бутон цветка, втянулась в блестящую гладкую поверхность, в глубине которой разгорались и гасли строки сообщений внутриинститутской информсети. Итак, совершенно очевидно, что если бы не орилоунский "глазастый" фантом, "черный человек" взорвался бы по-настоящему и загадил атмосферу, как тысяча Чернобылей, вместе взятых! Мальгин невольно поежился. Спаси и помилуй!.. Но энергетического взрыва не произошло. То ли "глазастый" поглотил всю энергию маатанина, то ли направил ее куда-то по запредельной "струне" в иное пространство, то ли закапсулировал в себе неизвестным образом. Зато он не успел предотвратить другой взрыв - информационный, и разряд пришелся на бедную голову Майкла Лондона, бывшего начальника отдела безопасности, человека решительного и смелого. Как говорится, рок обреченного найдет. А в результате мы теперь имеем не одного, а двух нелюдей, Шаламова и Лондона, две нечеловеческие вселенные, с которыми необходимо заново устанавливать связь. Впрочем... Мальгин выключил аппаратуру кабинета и вызвал Зарембу. Впрочем, имеем мы всего лишь одного монстра - Лондона, и где сейчас второй - Дан Шаламов - неизвестно. Бывший курьер-спасатель ушел от них еще тогда, почти четыре месяца назад, после схватки на Симушире, когда Ромашин разрядил в него гипнотизатор "василиск", усыпив человека, но разбудив Шаламова - "черного человека", который, с легкостью пройдя сквозь заслоны обоймы безопасности, оседлал галеон и ушел... - Где же ты, Дан? - прошептал Мальгин, глядя перед собой и не видя вошедшего Зарембу. - Что же ты бросил Купаву, спасатель? - Я?! - изумился молодой нейрохирург. Мальгин очнулся. - Извини, я разговаривал сам с собой. Проходи. У меня к тебе просьба... - Мальгин задумался, уходя в себя, в измученную сомнениями душу. - Никто не знает, что на Симушире я пытался подключиться к мозгу Шаламова напрямую... - Хирург усмехнулся, увидев круглые от изумления глаза Зарембы. - Да-да, через обыкновенный эмкан, и мне, по-моему, это удалось. А сейчас я все больше убеждаюсь в том, что во мне "закопаны" некие "черные клады" - знания, которые в одиночку мне не расшифровать, - след памяти Шаламова. Глаза молодого хирурга сделались еще больше, но реакция его была такой, какую и предполагал Мальгин. Таланов бы сказал: "Ты с ума сошел! Представляешь последствия?!", а Заремба произнес шепотом: - Ну ты даешь, мастер! Вот здорово! Представляешь, что мы можем узнать?! Мальгин невольно засмеялся и сразу посерьезнел. - Представляю, анархист. Вот поэтому я и обращаюсь к тебе за помощью. Я нащупал метод считывания и дешифровки моего "темного знания", а ты мне поможешь. Но никому ни слова! До тех пор пока не появятся результаты. - Но ведь это, наверное, опасно... я имею в виду недозируемый стаз криптогнозы в сферу сознания. Могут быть нежелательные последствия. - Еще первобытные жрецы умели открывать и закрывать без ущерба для психики подсознание, почему же не сможем мы, вооруженные их опытом и современной техникой? В общем, пока молчок. Могу я на тебя положиться? - Буду нем как рыба! - Договорились. Вечером пройдем первый цикл эфанализа, я подготовлю Гиппократа, а ты пока полистай информатуру по палеомедицине. Встречаемся в девять вечера в боксе Стобецкого. - Слушаюсь, шеф! Заремба вытянулся, четко повернулся, щелкнув каблуками, и вышел, заинтересованный и обрадованный доверием старшего товарища и предстоящей интересной работой. Он оставался самим собой при любых обстоятельствах: метался, постоянно испытывая здоровую неудовлетворенность, не сомневался в правильности своих поступков, жил по собственным программам и отличался кипучей активностью и хронической невоспитанностью. И все же нейрохирург из него вылуплялся талантливый. - Лучшего не найду, - вслух подумал Мальгин. Он уже собирался уходить, когда киб кабинета сообщил о чьем-то запросе. - Включай, - через силу кивнул Клим; разговаривать ни с кем не хотелось. Виом напротив воспроизвел пятачок домашней обстановки и молодую девушку, почти девочку, чем-то похожую на Купаву, однако напоминавшую также и Карой, и мать Мальгина в молодости, и кого-то еще. Но схожесть ее с Купавой была очевидна: тот же овал лица, огромные серо-голубые, с зеленоватым оттенком, глаза, брови вразлет и необычная складка губ, придававшая лицу неповторимую прелесть печального очарования... Сердце дрогнуло, и сразу же навалилась тоска и желание увидеть Купаву. Мальгин с трудом удержался от соблазна выключить виом. - Доброе утро, - произнесла незнакомка певуче, на русском языке, но с уловимым акцентом. - Меня зовут Акилина или, если хотите, Акулина, я дочь Лондона. Мальгин захлопнул рот, "включая" привычное самообладание. До этого дня он не видел дочери Майкла, хотя и знал, что она существует. Но девчонка была красива, а главное, похожа на Купаву, что и подняло в душе хирурга бурю чувств. - Слушаю вас. - Извините за вторжение, я знаю, как вы заняты. У отца никаких изменений? Мальгин помолчал, переживая приступ иссушающего душу бессилия: - Все то же: без сознания. Он не стал говорить ей, что у Лондона идет тот же процесс, что и у Шаламова когда-то, хотя и медленнее, и помешать этому земная медицина не смогла. - Могу я поговорить с вами не по видео? "Зачем?" - подумал Клим, но вслух сказал: - Можете. Завтра утром, в восемь тридцать у меня в институте, не более получаса. Девушка молча кивнула, принимая ответ хирурга как должное, и выключила связь, повесив в воздухе короткое и странное "аве". - В его устах звучало "завтра", как на устах иных "вчера", - глубокомысленно пробормотал Мальгин строфу из стихотворения Пастернака. Отголосок смутной боли, который вошел в сердце и заставил душу вырастить руку и пошарить вокруг в поисках резонанса, стих. Все стало на свои места. Была Купава, существовала Карой... и Джума Хан, и Даниил Шаламов. И красивая девочка по имени Акилина... нет, действительно, лучше Акулина, Акуля: пухлые губы, брови - как крылья, тонкая талия... птица, готовая к полету. Интересно, сколько ей лет? Судя по впечатлениям Ромашина, который встречался с семьей Лондонов не раз, ей не более семнадцати. По сути, ребенок. Впрочем, как и во все времена, девушки формируются раньше парней. Мальгин поймал себя на том, что думает не о деле, и рассердился. Что с тобой, мастер? Что за вздор лезет тебе в голову? Не пора ли наконец прекратить препарировать душу скальпелем диких сомнений, поклоняться идолу хандры и ждать неизвестно чего?.. А выходя из кабинета, он нос к носу столкнулся с Игнатом Ромашиным, экспертом аналитического центра Управления безопасности. Бывший начальник отдела безопасности выглядел, как всегда, уравновешенно-приветливым и внимательным, словно не пережил момент небытия, когда его на Симушире накрыл ответный пси-удар Шаламова. Но именно поэтому он был дорог Мальгину, и его появление всегда благоприятно действовало на психику. - Похоже, я не вовремя, - проговорил Ромашин, отступая. - И да и нет, - заулыбался Мальгин и сделал приглашающий жест. - Входите. - Вы куда направляетесь, если не секрет? - Домой, кое-что надо обдумать и сделать, а мой "домовой" - помощник неплохой, разве чуть-чуть хуже Гиппократа. - Тогда я вас провожу, поговорим по пути. Кстати, как состояние Лондона? - Положение остается сложным, хотя процесс преобразования нервной системы почти прекратился. Они направились к лифту, потом нашли такси, доставившее их к станции метро. - Мне звонила дочь Лондона, - сказал Мальгин, набирая в кабине метро код Смоленска. - Вы ее знаете? - Чисто внешне. Судя по репликам Майкла, очень самостоятельная особа... с великолепными данными. А? - Ромашин приподнял бровь. - Согласен, - кивнул Мальгин без улыбки. - Она хочет увидеться со мной, поговорить о чем-то. О чем? Об отце она может узнать и без меня. Я оценил ее возраст в семнадцать лет, не ошибся? Хотя это не имеет никакого значения. - Ошиблись всего на год, ей шестнадцать. Автомат метро быстро прошепелявил: "Внимание! Смоленская станция "Десна-три". В глазах потемнело, привычно перехватило дыхание, и они вышли в зал станции метро "Десна-три", ближайшей от дома хирурга. Через пятнадцать минут Мальгин открыл дверь квартиры и впустил Ромашина, вошедшего с некоторым колебанием. - Спешу, - пояснил тот в ответ на взгляд хозяина. - Надеюсь, не настолько, чтобы не зайти. Кофе, чай, медовый напиток? - Сбитень? Не откажусь. Сами готовите? - Рецепт прабабушки Ули, ему лет сто. - В таком случае задержусь на пару минут, только позвоню кое-кому. Пока Мальгин готовил сбитень (пьют его горячим, сразу после приготовления), Игнат познакомился с его "домовым" и поговорил с кем-то, Клим расслышал только короткое "позже" и произнесенное несколько раз "нет". Расположившись в креслах напротив друг друга, они принялись прихлебывать пахнущий мятой, горячий, в меру сладкий, чуть горьковатый напиток. - Отменно! - похвалил гость кулинарные способности хозяина. - В последний раз я пивал сбитень у Лондона, но у него он с кислинкой, а у вас с горчинкой, что, на мой взгляд, вкуснее. - Что Америка против Европы! - небрежно махнул рукой Мальгин, и оба рассмеялись. Потом Клим внимательно посмотрел на Ромашина. - Вашу манеру я знаю, без причины не заявились бы. - Вы правы. И хитрить не собираюсь, потому что и я вас знаю достаточно, вы любите сразу брать быка за рога. Кстати, у американцев насчет этого есть своя формула: никогда не жуйте пилюлю, которую вас заставляют проглотить. Мальгин кивнул. - Правило Старджона, один из законов Мэрфи. Итак, не будем жевать. - Я хотел предложить вам на пару поискать Шаламова. У меня появились некоторые идеи. Этим мы, между прочим, могли бы помочь и Лондону, - добавил Ромашин, угадав ответ в глазах Клима, и хирург воздержался от категоричного "нет". Задумался. Посидели, налив еще по бокалу золотистого, с оранжевыми искрами, напитка. "Домовой" по мысленному приказу хозяина включил музыку, и комнату заполнили тихие гитарные переборы, сквозь которые пробился хрустальный ручеек свирели. Ромашин ощупал лицо хирурга взглядом серых цепких глаз, едва заметно улыбнулся. - Решаете, не слишком ли отдает авантюрой? Риск, естественно, неизбежен, однако выигрыш очевиден. Знал бы ты, дорогой Игнат, мое отношение к риску, подумал Мальгин, невольно развеселившись. Я авантюрист не меньшего класса. Бывший начальник отдела безопасности, а теперь эксперт отдела, член Совета старейшин - синклита, как его называли, подметил изменение в настроении Клима, но понял его по-своему: - Я слежу за вами вот уже три с лишним месяца, мне кажется, вы... как бы помягче выразиться... закостенели, что ли, закрепостились, как говорят спортсмены. Хотите, процитирую? Нужно, как то свойственно сильному, отдавать предпочтение вопросам, которые в наши дни никто не осмеливается ставить; необходимо мужество, чтобы вступат