язали ноги. Он не протестовал, просто стоял не шевелясь, жадно, полной грудью вдыхая прохладный воздух ночи. Кто-то тронул его за плечо, и блаженно жмурящийся Лев ощутил легкий запашок... вокзального туалета! Диссонанс с благоуханиями восточной ночи был так велик, что бедного вора аж передернуло от омерзения. Он наконец-то спустился с благословенных небес на грешную землю и соизволил оглянуться... Его окружали три человека. Двое в стандартных одеждах городской стражи, без копий и щитов, но с ятаганами за поясом, а третий... странный какой-то. Вроде бы упитанный, хотя одет в рванину, на голове чалма уложена конусом сантиметров на шестьдесят в высоту, левая щека перевязана платком, наверное, флюс, и запах... Запах шел именно от этого третьего! - Поклянись именем Аллаха, что ты не приблизишься к нам и не нанесешь нам обиду! - потребовал вонючий тип. - С превеликим удовольствием, - честно ответил Лев, отступая в сторону. - Да я к тебе под угрозой расстрела не прикоснусь... Мужики, из какого унитаза вы его выловили? - Это новый золотарь, - хихикнув, просветили стражники. - Он чистит отхожие места и увозит на своем осле мусор. - Ясненько... Ну, и чего от меня надо друзьям ассенизатора? - Видишь ли, уважаемый, - опять вмешался в разговор чистильщик сортиров. - Я имел дерзость поспорить с этими высокородными господами, что истинный Багдадский вор способен за одну ночь обчистить все подворье великого Шехмета.. - А мы клянемся, что это не под силу никому! - Как скажете, благородные воины... но я поставил на этого человека все двенадцать таньга и своего осла в придачу. - Угу... ты еще штанишки свои положи сверху, и парни сами откажутся от выигрыша... - душевно посоветовал Лев, но общую суть проблемы уловил. - Итак, если я награблю тут у вас целую гору добра и никто даже не почешется, ты, санперсонал, получаешь?.. - Двадцать четыре таньга, - хором подсказали стражники. - А если хоть кто-то проснулся или кучка награбленного слишком маленькая, то весь барыш (монетки плюс осел) идет доблестным слугам закона? - Истинно так, - кивнул золотарь. - Ну а что, собственно, с этого поимею я? - резонно вопросил практичный россиянин. Вопрос поставил спорщиков в тупик, но не надолго. - Независимо ни от чего ты будешь гулять под луной, счастливо наслаждаясь чистым воздухом этой последней ночи. Но до утренней смены тебе придется вернуть все украденное на свои места! Утром ты примешь смерть с легким сердцем... - М-да... должен признать, предложение заманчивое, - поразмыслив, согласился наш герой. - Но при одном условии: этот яйцеголовый тип с больным зубом держится от меня подальше. Иначе чистым воздухом подышать мне никак не удастся! Активных протестов не было, таким образом, все четверо пришли к взаимоприемлемому соглашению. Оставалось обсудить рабочие детали типа: у кого что и, главное, в какой очередности красть? Золотарь помалкивал, видимо все-таки обиженный на Левину брезгливость, а вот стражники расстарались вовсю. Не будучи знакомы даже с первоосновами воровского ремесла, они поназаказывали такого, что у Оболенского попервоначалу едва не отпала челюсть. Во-первых, следовало выкрасть всех лошадей, во-вторых - ограбить кухню, в-третьих - извлечь войсковую казну, а в-четвертых - утащить парадную чалму самого Шехмета! Честно говоря, последнее предложение внесли не стражи, - противный ассенизатор почему-то настоял на непременной краже у высшего начальства, хотя вроде бы это было и не в его интересах. Территориально все подворье представляло собой правильный квадрат, обнесенный высоким забором из камня и глины. Большие деревянные ворота запирались на засов, справа от ворот находился двухэтажный особняк Шехмета, рядом плац для занятий с оружием, слева - казармы, конюшня и кузница. В принципе, все рядом, и, прикинув общий план действий, Лев решил, что, пожалуй, все-таки справится. Если, конечно, немного поменяет порядок действий... - Итак, парни, прошу внимания - я начинаю! - Давай-давай! Да сохранит тебя Аллах, сын шайтана! - воодушевленно напутствовали спорщики. Оболенский резво шагнул вперед и... рухнул носом в пыль - веревки на ногах позволяли лишь семенить мелкими шажками. - Не, братва... так дело не пойдет. Я вам не ежик какой-нибудь и не расписная китайская невеста! Вор должен двигаться быстро, а с такими условиями я отсюда до казармы только к утру доберусь... Развязывайте на фиг! - Ай, а вдруг ты захочешь нарушить клятву и убежать?! - Тогда меня покарает безжалостная десница небес. Они о-о-ох как суровы с клятвопреступниками! - Вай мэ, какой умный нашелся... - быстренько скумекали стражи. - А господин Шехмет утром накажет нас, не дожидаясь божественного правосудия! Нет уж. - Мы, пожалуй, развяжем тебе ноги, но накинем аркан на шею, чтоб... ты не поддался искушению. Оболенский едва не искусился другим грехом - сквернословием, но как-то сдержался. Ему почему-то показалось, что местные жители не поймут тех грязных и сочных обозначений, вроде бы естественных вещей и деяний, коими так богат русский мат. Получилось почти в рифму, и Лев обрадовался, решив как-нибудь на досуге попробовать себя в сочинительстве классических рубай. Ведь его дедушка Хайям ибн Омар слыл здесь признанным поэтом... - Ну, так что, ты согласен, о вороватый предмет нашего спора? - Подоспевший золотарь уже разматывал длиннющую волосяную веревку. - Шакал багдадский тебе товарищ... - смачно сплюнул наш герой и кивнул стражникам: - Нате, вяжите, душите, водите на поводке, как пекинеса, только уберите подальше этого ароматизированного труженика. Вам же после него весь двор проветривать придется... Чистильщик скрипнул зубом и сжал кулаки. На мгновение щелочки его черных глаз блеснули очень знакомым огоньком. Но у Льва, как вы понимаете, не было времени выспрашивать и уточнять... x x x Небо в алмазах появляется только после качественного удара о землю... Астрологическая поправка Авиценны. С кухней особых хлопот не намечалось, на дверях даже не оказалось замка. Видимо, никому и в голову не могло прийти покуситься на остатки вчерашнего ужина. Грязные котлы, закопченный очаг, черные вертела, чан с отбросами и погреб. Вот погреб как раз и оказался запертым, ибо именно там хранилось то единственное, что стоило украсть, - вино! Целых четыре огромных, почти ведерных, кувшина, каковые Лев и вынес аккуратненько наружу. Веревка немного давила шею, но в общем позволяла двигаться достаточно свободно. Не сомневайтесь, затарившись среди кухонной утвари двумя вполне сносными ножами, Оболенский легко мог избавиться от унизительного ошейника, но не хотел. Пока не хотел... Когда он выволок наконец четвертый кувшин и остановился на пороге перевести дух, троица спорщиков уже вовсю помахивала пиалами. Причем, как наметанно определил опытный в таких делах Левушка, пили в основном стражники, а золотарь подливал и произносил тосты. Если это и отдавало чем-то слегка подозрительным, то не настолько, чтобы чрезмерно заострять внимание... - Братва, а мне не плеснете на помин души? - Не наглей, уважаемый... - вежливо, но строго ответил разливающий. - У тебя своя работа, у нас своя. Имеют право честные мусульмане празднично отметить победу или проигрыш? - Да, но ведь Аллах запреща... - А мы по чуть-чуть! Оболенскому ничего не оставалось, как захлопнуть варежку и направиться к апартаментам Шехмета. Лично у меня во время всего рассказа чесался язык спросить Льва, почему же нигде (ни у конюшни, ни у казарм, ни при входе в штаб-квартиру начальника городской стражи!) ему не встретилось ни одного часового?! Неужели все подворье, кроме двух легковерных любителей поспорить, спало беспробудным сном? Оказывается - да! Часовые были, но совершенно бесстыже спали на своих постах в обнимку с копьями, укрываясь круглыми щитами. Двое у входа в казарму, один у конюшни, четверо у главных ворот, а еще двое на пороге шехметовского особняка. Почему спали, вопрос отдельный... Но мы еще к этому вернемся, а пока наш герой, беспроблемно проникнув в помещение, едва ли не ногтем открыл длинный кованый сундук и вынес шесть тяжеленьких мешочков с денежками. То есть практически всю войсковую казну городской охраны. Четыре мешка он положил перед восторженно икающими стражниками, а два тихонечко припрятал под мышками. Если золотарь что и заподозрил по несколько раздувшейся фигуре Багдадского вора, то возникать с обличениями не стал, а просто предложил за это выпить! По чуть-чуть, по-мусульмански... Льва такое развитие событий даже устраивало, ибо в его душе зрел план. То есть попросту удрать через забор он мог уже раз двадцать, но уйти из шехметовской темницы и ничего не взять на память... это было выше его сил! Причем следовало так взять на память это что-то для себя, чтоб оно на веки вечные врезалось в память не ему, а всем прочим. (Длинное предложение и немного сумбурное выражение мысли, но я стараюсь сохранять стиль рассказчика...) Так вот, делая вид, что он кругами движется к конюшне, Оболенский исподволь усеивал двор серебряными дихремами. За ним не особенно следили, ходит на веревочке, и ладно... Когда деньги кончились, даже луна покосилась в удивлении - вся территория городской охраны напоминала теперь звездное небо! Холодный матовый свет, отражаясь в серебряных монетах, создавал полную иллюзию Млечного Пути и прилегающих созвездий. Оболенский удовлетворенно подмигнул бледной спутнице Земли - его творческой душе нравились подобные параллели... С лошадьми тоже проблем не было, Лев обматывал им копыта тряпками и выпускал по одной, хотя на тряпки пришлось рвать свою же чалму муфтия и халат: Собственно, там и было-то всего десять скакунов. Городская стража ходила по узким улочкам пешком, а десяток всадников использовался крайне редко, как мобильный, вспомогательный отряд быстрого реагирования. Хлопоты доставил только злобный арабский жеребец белой масти, подарок Шехмету от самого эмира. Капризная зверюга попыталась лягнуть Оболенского, а когда дважды промахнулась, то успешно цапнула его зубами за полу уже порядком укороченного халата. Не вступая в диспуты, конокрад просто врезал кулаком по бесстыжей морде, и, мигом присмиревший, озорник пошел за Львом, как собачонка. Факт разгуливания лошадок по двору "отмечающие" правоверные встретили удовлетворенным гулом. Видимо, понятие "по чуть-чуть" у них немного сместилось в сторону "еще чуть-чуть и...". Краса воров Багдада понял, что пришло его время. Золотарь куда-то исчез, а двое умиленных стражников, повизгивая, уже вовсю "делили" выигрыш. - Ты... не справился, да... Не оправдал... мало украл! Совсем мало, ай-яй... у Шехмета ничего не сумел взять... - Алло, парни! Кончайте пить, а то нахрюкаетесь так, что даже хрюкать не сможете (пардон за каламбур!). Иду я к вашему начальству, иду... Напомните только, что именно я должен там спереть? - Чалму! - Шаровары... - Не-е-т, чалму... - Да шаровары же, раздери шайтан твою душу! - уперлись оба стража, но лишний шум абсолютно не входил в сценарий Оболенского: - Кончайте бузить, наимудрейшие! Будь по-вашему, я принесу и то и другое. - А мы... будем тянуть тебя за веревку! - посовещавшись, решили стражники. - Ты... упадешь и... всех разбудишь, а... а мы заберем осла! - Не спешите, почтеннейшие, - холодно осадил хитрецов подоспевший чистильщик сортиров. - Вот мой осел и вот мои деньги, но недостойно таких благородных воинов мешать честному спору. Подумайте, если великий господин Шехмет проснется и обнаружит в своих покоях Багдадского вора, то на кого обратится его гнев? - На... наши головы... - покаянно признали оба. - А и... че же нам делать? - Идти с ним и держать веревку крепче, - деловито посоветовал золотарь. - Если кто-то проснется - вы скажете, что поймали вора, накинув ему аркан на шею! - Вай мэ-мэ! Ты в-воистину мудр! Хоть одежда твоя... зловонна, но разум... светел, ик! Лев только пожал плечами, разделяя нетрезвый восторг стражей порядка, и безропотно взял их с собой. Уже подходя к распахнутому окну, он обернулся, краем глаза отметив, как в двух чанах, висящих по бокам у крепенького ослика, быстро исчезли все четыре мешочка с войсковой казной. Больше удивляться было нечему... Оставалась мелочь - проникнуть внутрь и совершить акт кражи. Спальню главы городской стражи Оболенский нашел быстро, а поднадоевшую петлю с собственной шеи снял заранее, но не выбросил. Господин Шехмет, утомясь от дневных трудов, праведно храпел, утопая в шелковых подушках, а в это время его бессовестно грабили. Лев взял самый красивый халат, расстелил его на полу и набил всем ценным, что только попалось под руку. Потом аккуратнейшим образом завязал конец веревки на голой лодыжке спящего и, закинув узел с вещами за спину, прошел через весь дом на противоположную сторону. Там отыскал окно, выходящее на улицу, и, высунув нос, увидел ожидающего внизу чистильщика.! - Лови! - Тюк с краденым плюхнулся в сильные руки Насреддина. - А ты думал, я тебя не узнаю? - Там, на базаре, ты спас мою жизнь, а сейчас я спасаю - твою. Клянусь аллахом, на этом мы в расчете! Может быть, разбежимся, пока не поздно, Лева-джан? - Поздно, Ходжа... x x x Юность, увы, быстротечна. Старость, впрочем, тоже не навсегда... Бытовое наблюдение. О том, что произошло во дворе городской стражи, наутро знал весь Багдад. Шум был такой, что скрыть произошедшее не оказалось ни малейшей возможности. Сам эмир потребовал немедля вызвать к нему высокородного Шехмета для получения полного отчета о бегстве закоренелого преступника и страшном переполохе, взбудоражившем весь квартал. Благородный начальник городской стражи заявился по приказу, отчаянно хромая на левую ногу. Что он мог рассказать? Где-то под утро, еще до пения петухов и муэдзинов, неведомая сила сдернула его спящего с постели и, проволочив за ногу по всему дому, буквально вышвырнула во двор! От его диких воплей из казармы высыпали заспанные стражники. По двору бегали возбужденные криками кони, а вся земля была усыпана серебряными дихремами. Может быть, поэтому причину тревоги было трудно установить... Вроде бы за веревку, на которой выудили командира из его же дома, держались двое страшно удивленных охранников. Впрочем, оба тут же сумели затеряться в толпе, подбирающей монеты. Навести порядок сразу не удалось, ибо воплями мученик сорвал себе голос, а ногу так вообще едва ли не вывихнул. (К слову сказать, определенную роль сыграл и тот факт, что в нижнем белье господин Шехмет уже не производил такого грозного впечатления...) Встревоженные соседи прибежали кто в чем, с палками в руках, думая, что началась война. Когда общая толкотня кое-как угомонилась, было проведено тщательное расследование первопричин. Оно привело к печальным результатам: из погреба в кухне вытащены все кувшины с вином (в одном - едва на донышке, три прочих - в целости), похищена вся войсковая казна (за исключением того, что осело за пазухой у стражи); из конюшни выпущены кони (впрочем, все на месте, во дворе), а из покоев самого Шехмета пропало: шесть халатов парчовых, шесть кальянов серебряных, шесть сабель, усыпанных бриллиантами, шесть пар дорогих сапог, украшенных жемчугами, и шесть ночных горшков из чистого золота. (Общий список был представлен пострадавшим лично эмиру, который тут же приказал выплатить компенсацию за счет казны.) Также нашли девятерых часовых, опоенных банджем (сильнодействующим наркотиком, вызывающим глубокий сон). Кроме того, обнаружилось бегство того самого Багдадского вора. Не иначе как ему помогли бежать безбожные дэвы или иблисы, ведь зиндан был прикрыт решеткой и заперт на засов. Виновных - традиционно нет... Это самое главное, остальное - детали... Согласитесь, что если в дело замешаны "нечистые силы", то говорить действительно не о чем, ибо их к ответу не призовешь?! Говорят, в тот день эмир Багдада, величественный и осененный благодатью Селим ибн Гарун аль-Рашид, впервые познал некоторое беспокойство и даже слегка поерзал на своем троне из слоновой кости... Оболенский и Ходжа Насреддин отсыпались в дешевом караван-сарае, среди грузчиков и погонщиков верблюдов. От пережитых волнений прошлой ночи они оба повалились как убитые, привязав Рабиновича в уголке у забора. Осел золотаря не являлся завидным объектом для угона, и краденые деньги в его чанах находились в полной сохранности. Шехметовские веши, завязанные в помятый халат Оболенского, использовались как общая подушка. Двух друзей теперь уже вряд ли что могло рассорить, но даже во сне Лев все-таки поворачивался к Ходже спиной. Оно и правильно, на этот раз "домулло" явно переусердствовал с маскировкой, и хозяин караван-сарая даже поначалу вообще не хотел его пускать. Зловонный запах пришлось компенсировать тремя таньга вместо обычной одной. ... Встали уже после обеда. Их разбудил башмачник Ахмед, он принес новую одежду для Оболенского, ибо вновь появляться на улицах в изорванном платье муфтия было рискованно. Вкратце пересказав базарные сплетни, "изготовитель качественной обуви" поспешил обратно, захватив с собой тюк с краденым добром. Пока его "явочная квартира" была еще довольно "чистой", все порешили на время переселиться туда и "залечь на дно". - Слушай, Ходжа, когда ты мне сказал "новая одежда", ты пошутил? Это у тебя юмор такой специфический, да?! - не переставая ворчал Лев, плетясь в хвосте у Рабиновича. На его широких плечах косо сидела грязная кожаная безрукавка, а бедра были попросту обернуты дряхлой козьей шкурой. Единственно достойным предметом являлся длинный, в десять метров, пояс из грубой красной ткани, обмотавший крепенькое пузо Багдадского вора раз восемь. - Ты - нищий грузчик, - терпеливо напоминал Насреддин, по-прежнему изображающий золотаря. - Опусти голову, согни спину и ссутуль плечи - у тебя походка визиря! - Но я и есть потомок древнего дворянского рода! - огрызнулся Оболенский, взбивая босыми белыми ногами пыль. - Ай, клянусь Мухаммедом, я впервые слышу о ворах-аристократах! Да не выпячивай грудь и не задирай подбородок - люди твоего сословия не должны высовываться... - Ха, вот ты бы видел, как одевают грузчиков в престижных инофирмах, я вот... где-то видел... Но не помню: где?! - Тогда заткнись и улыбайся с покорностью, о сын греха... - елейным полушепотом пропел "золотарь". - Не видишь, к тебе идет наниматель! И вправду, к ним навстречу чинно шествовал старичок, худой, как кочерга, но, судя по одежде, человек состоятельный. Его лицо напоминало переспелую коричневую грушу, узкий лоб был изрезан морщинами, а костлявый подбородок украшен длинной профессорской бородкой. Вкупе с неприятно сверлящими глазками и желтым зубом, торчащим напоказ, дедуля откровенно напоминал находящегося на задании пожилого и траченного молью демона. Такие вот и шастают по азиатским базарам, предлагая доверчивым мусульманам весь мир, если только те отступятся от ислама и продадут свою бессмертную душу... - Так вот они какие - саксаулы... - понимающе протянул Лев. - Аксакалы! - сквозь зубы выдохнул Ходжа. - Когда же я тебя выучу самым простым понятиям?! - Джинн - учил, дед - учил, башмачник - учил, теперь еще и всякий ассенизатор учить будет... - скорбно буркнул наш вор и сделал ангельское лицо - потенциальный наниматель вперился в него узкими, колючими глазками. - Ты пойдешь со мной! - Богатый старик удовлетворенно оценил рост и руки мнимого грузчика. Оболенский кинул косой взгляд на друга, тот опустил ресницы - соглашайся. - А что, собственно, надо делать? - То, для чего тебя предназначила природа, глупое животное... - Не может быть... - едва не взвыл от счастья воодушевленный Оболенский. - Поправь меня, о благословенный пророк пенсионного возраста, - мы идем в гарем?! У старца от удивления чуть не воспарила чалма. Ходжа понял, что пора брать дело в свои руки, не дожидаясь, пока аксакал призовет на голову оскорбителя городскую стражу. - Не волнуйтесь, почтеннейший, этот несчастный идиот - мой младший брат. Аллах наградил его недюжинной силой, но злобный шайтан отобрал последний ум, и бедолага с детства заговаривается. Склады и сараи он называет гаремами, мешки с товаром - прекрасными пэри, меня, недостойного... - Ах ты, пенек, собаками помеченный! - обомлел Лев. - Вот, слышали? - страдальчески всплеснул руками Насреддин, - Я денно и ношно молю небеса возвратить ему разум, но, увы, они безмолвствуют... - А он не опасен? - Что вы, уважаемый! Во всем остальном мой брат даже мухи не обидит! Да и труженик он, каких поискать... Большой, сильный, послушный! Только не слушайте его болтовню... - Хорошо, - важно кивнул подозрительный старик, - пусть он идет за мной. До вечера я найду ему работу в доме... Как только "золотарь" обсудил все условия оплаты и получил за каторжный труд "младшего брата" две таньга вперед, он напустился на Оболенского: - Иди и трудись! А греховные помыслы о чужом гареме гони из головы в шею! - Я не могу трудиться, это нарушение воровской этики... - хмуро отбивался "потомок дворянского рода". - И что я такого сказал? С гамадрила седобородого уже песок сыпется, а мне хоть поглядеть на этих... ваших... гурий! - Зачем, о несносный зуд в моей пояснице?! - Гормон пришел... - Но, видя, что Ходжа не разделяет его страданий, Оболенский шмыгнул носом и покорился судьбе. Их ищут, а значит, действительно имеет смысл разделиться. Лавку башмачника Ахмеда на базаре он теперь и сам отыщет без труда... x x x На чужой гарем - штаны не разевай. Табличка при входе. Помню, как я звонил Маше в Москву, и она радостно поведала, что "больничного вора", видимо, скоро поймают. Доблестные работники милиции совершенно случайно получили очень важные улики... Не угадали? Да было сразу найдено все краденое! И где?! Под матрасом у безнадежно лежащего в коме Оболенского! Медперсонал наконец-то решил поменять постельное белье, а в результате под несчастным был найден целый склад. Разумеется, все вещи были опознаны и возвращены законным владельцам. Общественное мнение негодовало: это ж насколько надо быть законченным мерзавцем, чтобы прятать ворованное в постели обездвиженного больного, который не то что слова сказать - и глаз-то открыть не может. Теперь вся клиника с надеждой ждала поимки бесчеловечного злодея. Увы, радость была преждевременной... На какое-то время кражи действительно прекратились, но спустя недельку все началось вновь... Повторяю, что лично я сам знаю о тех событиях исключительно понаслышке. Все происходившее было описано мною со слов Маши Оболенской, и у меня нет причин ей не доверять. Но вернемся к главному герою, да извинит меня его почтеннейшая супруга, и да продлят небеса годы ее благоденствия... Черт побери, еще десяток глав этого романа - и я даже в троллейбусе буду обращаться к кондуктору преувеличенно-вежливым слогом восточного рубай! Это все из-за Льва... Я пытался понять, каким именно способом он намеревался опозорить эмира? Ну, не опозорить, а вообще хоть что-то ему сделать... Мне, стороннику традиционных взглядов на историю, казалось, что вход в эмирский дворец должен охраняться не хуже Московского Кремля. Сам властитель Багдада наверняка окружен не одним десятком телохранителей, а по всему зданию взад-вперед снуют слуги, стражи, рабы и царедворцы. Готов принять обвинения в грубом скептицизме, но неужели нельзя было сочинить более правдоподобную историю, ограничившись противостоянием менее величественному противнику? Ну, не верю я, что эти двое ходили по городу, как у себя в ванной, и никто их не задерживал! И то, что они учинили с бедняжкой Селимом ибн Гаруном аль-Рашидом, тоже выглядит чрезмерно фантастичным... Сам Оболенский объяснял происходящее весьма убедительно и логично, но об этом позднее. На данный момент мы вроде бы оставили его на базаре со странным старичком. О, это оказался еще тот старик... По этому случаю я возьму на себя смелость озаглавить эту историю, как "Сказ о Багдадском воре, страшном пустынном гуле и одной бедной, но храброй девушке"... Всю дорогу Оболенский то в шутку, то всерьез уточнял насчет гарема. Его наниматель оказался человеком крайне несловоохотливым и отвечал жестко, в одно предложение, так клацая зубами, словно откусывал точку в конце каждой фразы. В результате выяснить удалось немногое... Конечным пунктом похода является богатый дом на отшибе самой окраины Багдада. Конечной целью найма грузчика - перенос скопившихся мешков с костями мелкого рогатого скота и зарытие их в землю за крепостной стеной. Там находилось печально известное кладбище неверных, где хоронили бродяг, путешественников, прокаженных, а также всех представителей немусульманских религий, застигнутых неразборчивой смертью в стенах благословенного Аллахом города. Как понял Оболенский, Багдад имел не только парадные ворота, кое-где можно было выйти и через незаметную калиточку (заплатив за это кое-кому и кое-что, разумеется). В идеале тяжелая работа по переноске мешков и маханию совковой лопатой должна была закончиться к вечерней молитве. Льва обещали накормить и выдать на руки еще две таньга, если управится к сроку. Не будем врать, что его это обрадовало, но одна случайная фраза старичка вселяла робкую надежду - "не вздумай заглядываться на моих жен, когда будешь носить мешки из Дому!". Жен, по словам старика, раньше было шестеро, седьмая, самая молоденькая, перешла в жилище мужа буквально три дня назад. Оболенский воспрянул духом и почувствовал знакомый огонек в жилах, широта его шага выдавала степень желания так, что дедок даже завистливо покосился. Впрочем, ничего не сказал. А где-то через полчасика показались окраинные трущобы. Двухэтажный белый дом на отшибе выделялся, как небоскреб. Ноги сами несли нашего героя навстречу одному из самых кошмарных приключений в его жизни... - Что-то тихий у тебя домик, хозяин... - Оболенскому с первого взгляда не понравились высокий забор, узенькая калитка, более напоминавшая крышку гроба, и совершенно пустой двор. - У других людей куры бегают, собаки лают, детишки чумазые туда-сюда с визгом носятся. Ты что ж, при семи женах и все без детей?! - Замолчи! - Не, дедуль... Я ж как лучше хочу, посодействовать от всей души! В твои-то годы, понятно, храни аллах, до туалета вовремя добежать - какая, на фиг, любовь?! Так я к тому, что, может, мне тут переночевать? Дело быстрое, Аллаху угодное, оплата по факту, фамилию крошкам дашь свою - я не в претензии... - Хорошо, - неожиданно согласился старик, и его узкие глаза на мгновение блеснули отточенно-красным. Он поманил "грузчика" за собой, открывая медным ключом тяжелую дверь дома. - Зови меня Ай-Гуль-ага! - Айгуль?! - простодушно удивился Лев. - А разве это не женское имя? - Как посмотреть, глупец... Если бы мой друг, имеющий за плечами весьма достойное университетское образование, чуть больше интересовался мифами и легендами Востока - он бросился бы бежать, едва услышав это имя. Или, правильнее сказать, аббревиатуру, но общий смысл от этого не меняется. Если старику удалось навскидку обмануть даже Ходжу Насреддина, выросшего на страшных сказках караванщиков и бродячих дервишей, что уж говорить о современном россиянине? К стыду моему, даже я не сразу догадался, в чей дом попал наш Багдадский вор-Хозяин сразу повел его по коридору направо, в кухню. Там щедро предложил пресные лепешки, козий сыр и немного фруктов. На вопрос Льва насчет мясного только таинственно улыбнулся, демонстрируя неровные, но крепкие зубы. Оболенскому пришлось мрачно набивать желудок предложенным. Общую атмосферу на кухне портил огромный казан, впечатляющая выставка вывешенных на стене ножей и топоров да лениво летающие толпы безобразно раскормленных мух. Поэтому он был даже рад, когда старик быстренько вернулся и призвал его к делу. Они прошли еще в одну комнату, где все было украшено пышными персидскими коврами и, откинув один из них с пола, открыли потайной люк. По-русски поплевав на ладони, Оболенский бодро спустился вниз и по одному выволок четыре тяжеленьких мешка, явно набитых костями. - Слуг не было. Пришлось копить, - скупо пояснил Ай-Гуль-ага. - Съел крупного барашка - кости в мешок. - Ну ты и жрать, прости господи... - только крякнул Лев, взваливая трещащий мешок себе на спину. - Свадьба была. Много ели, много пили, гостей мно-о-го было... Дальше пошла работа, и времени на болтовню, естественно, не оставалось. Сначала Оболенский таскал все мешки из дома во двор, потом тягал их же со двора за забор, а там уж, метров сто вдоль крепостной стены, к заранее предупрежденному стражнику. Поняв, что еще и за стенами Багдада все это надо переть на себе с добрый километр до кладбища иноверцев, он едва не пал духом. Но выстоял и только шумно ругал Насреддина за то, что тот коварно свел его осла. Помощь Рабиновича в деле транспортировки тяжелых грузов могла оказаться неоценимой. Увы, длинноухий друг отсутствовал, а значит, приходилось волочь все это на собственном горбу... А ведь пришлось еще и копать яму, да не лопатой, а мотыгой! Вот уж воистину садовый инвентарь, о котором выросший в центре Москвы Лев не имел ни малейшего понятия. Короче, когда все было закончено, его аристократические руки покрылись кровавыми мозолями, поясница ныла, как про клятая, а от особо насыщенных выражений покойные христиане восторженно переворачивались в гробах.Когда солнце уже садилось за багдадские стены, а с далеких минаретов муэдзины стали призывать право верных к вечерней молитве, Лев Оболенский, еле волоча ноги, шатаясь, протискивался в узкую калиточку дома Ай-Гуль-аги. О гуриях он в ту минуту совершенно не думал. Гормон ушел далеко, но, как оказалось, не безвозвратно... И ненадолго, кстати... x x x Тушканчиков бояться - в пустыню не ходить! Узбекская охотничья мудрость. - Загонял ты меня, хозяин... - Будешь крепче спать. Хочешь лепешку? - Ох, я бы лучше щей тарелочку, со сметанкой... или блинчиков! - Это пища неверных.."... - Не заводи, саксаул, я сейчас грубить начну... Ладно, давай сюда свою лепешку! Вегетарианцы, чтоб вас... Поверьте, даже шевеление челюстями казалось бедному "грузчику" непосильным трудом. Заботливый хозяин предложил ему кислое молоко, чем заработал тяжелый взгляд и пожелание доживать последние годы на одном кефире. А вот Ай-Гуль-ага нисколько на него не обиделся и, более того, весь лучился желанием посытнее напотчевать ценного работника. Он даже намекнул пару раз, что готов устроить Льва на ночлег в свободной комнате второго этажа, прямо напротив гарема. Как истинный мусульманин, он, конечно, обязан следить за своими женами, но сегодня тяжелый день, его клонит в сон, а юная Джамиля так своенравна и шаловлива, ей вечно не спится... Если бы Оболенский не был так измотан, то, несомненно, обратил бы внимание на явно завлекающую болтливость неразговорчивого старца. Но, увы... Стоп, я тоже больше не буду запугивать вас раньше времени, иначе станет неинтересно. Хотя лично мне было страшно... - Иди наверх. Ложись. Спи, - напутствовал старик, нетерпеливо подталкивая Оболенского в спину. Медная аладдинистая лампа чадила и шипела, но освещала темные коридоры дома. - Полегче там... Ой-е, ноги, как ватные... - Джамиля не спит. Ждет. - А-а... так ты бы шел баиньки, дедуля?! - разом выпрямился Лев, чье воображение мгновенно нарисовало ему бесцельно нежащуюся на подушках юную адалиску в прозрачных шароварах. - Я уж сам разберусь, ты только покажи, где моя постелька, а где - Джамили. Ну, чтоб я во тьме не перепутал, а то еще попаду не туда... - Туда попадешь, - уверенно хмыкнул хозяин, - Угу... вообще-то всегда попадал - женщины не жаловались, - раздумчиво припомнил Лев. - Вот было иду я как-то по проспекту, а на улице холод, снег под ногами хрустит, светофоры мигают, от метро до общаги метров двести будет. У меня шампанское в пакете, конфетки-трюфели всякие - к нам в университет по обмену опытом эфиопская делегация приехала. И была там одна кучеряшечка - фигурка, как из черного дерева! Короче, мечта мартовского мурзика, выдающаяся во всех местах и, главное, без моральных устоев. А какой облом получился?! Я ж до сих пор заикаюсь, как вспомню... но в последнее время реже... не помню потому что. - Пришли. - Старик дрожащей рукой постучал в простую деревянную дверь. - Джамиля-а-а! Не спишь? - Нет, мой господин...-еле слышно донеслось в ответ. Оболенский привстал на цыпочки и вытянул шею, его ноздри раздувались, как у сибирского изюбра во время гона. Ай-Гуль-ага откинул засов и сильно толкнул его внутрь: - Джамиля, к тебе гость! - Э... здрасте, - вежливо сказал Лев в дурманную темноту. Дверь за спиной захлопнулась, запор лязгнул, а глаза, привыкшие к свету лампы, не различали ни зги. Он осторожно сделал шаг вперед, на что-то налетел, едва не растянувшись на полу, извинился по-английски и ощупью добрался до маленького, узенького окошка, забранного решеткой. Именно сквозь него проливался хоть какой-то свет... - Кто ты, бедный человек? - совершенно бесцветным голосом спросили из самого темного угла. - Я? А... позвольте представиться, милая девушка, меня зовут Лев Оболенский. И должен признать, я - человек не бедный. Этот костюмчик вшивенький... он вроде маскировки, а так я уже... думаю, довольно богатый! Всматриваясь изо всех сил, он наконец-то сумел смутно разглядеть вжавшуюся в угол девичью фигурку. Она сидела прямо на полу, в рубашке и шароварах, подняв колени к подбородку так, что были видны только настороженно блестящие глаза. - А вы, как я понимаю, Джамиля? Вот и салам алейкум! Будем друзьями... - Лев открыто протянул ей руку, но девушка только вздрогнула, отшатнувшись. - А может, и так... просто знакомыми. Тут ваш супруг, в смысле, муж ваш, он... - Он страшный человек... - Да ну? - как можно обаятельней улыбнулся Оболенский, его "нереализованный пыл" незаметно пропал, уступив место жалости и пониманию. Девушка казалась такой безнадежно обреченной, что наш герой тактично постарался разрядить тревожную напряженность. - На вид вполне безобидный старичок! Благообразный, как пасхальный кулич. Не болтливый опять же... - Он плохо говорит, - подтвердила Джамиля, - ему зубы мешают, слишком острые... - Как у волка в "Красной Шапочке"? - Зачем ты здесь? - Девушка порывисто вскочила и шагнула к окну, пристально вглядываясь в открытое лицо ночного гостя. Она действительно была очень хорошенькой. - Ты сильный, у тебя большое сердце, и ты зовешь себя Львом! Почему ты не убежал? Ты мог спрятаться в пустыне, а теперь... Он придет за тобой... - Кто? Дедуля давно спит, крошка! Он сам просил меня, чтобы... - О нет! Нет, мой храбрый юноша, гуль заманил тебя! Я видела в окно, как ты носил эти страшные мешки, и молила Аллаха, чтоб он помог тебе бежать... увы! - М-м-р, но разве так уж плохо, что я тут несколько задержался? - чуть шаловливо мурлыкнул Лев, незаметно обнимая скуластую красотку за талию и ненавязчиво тоже намереваясь перейти на "ты". - Ты не понял меня... У гуля кончилось мясо! - отстранилась девушка. - Видимо, не понял, объятия отложим на послезавтра... Но мясо точно кончилось, этот седобородый скупердяй пичкал меня пересохшими лепешками, прелыми овощами и прокисшим молоком! Нет, представляешь?! И это после того, как я на него полдня вкалывал, не разгибаясь... - Теперь он съест тебя... - Кто?! - Гуль. - Твой престарелый муженек Ай-Гуль-ага, что ли?! - не понял вконец запутавшийся Оболенский. Его не стоит ругать, скорее он достоин сочувствия. Всего слишком много и сразу, к тому же во всех сказках мира герой-спаситель, как правило, отличается не умом, а шириной плеч и тяжестью кулаков. Это имелось в наличии, поэтому Джамиля чисто по-женски взяла проблему в свои руки и быстренько понарасставила все нужные акценты: - Хозяин этого дома - ужасный гуль. Гули - это страшные исчадия ада, вышедшие на свет из смрадного чрева самого шайтана! Они живут в норах или пещерах, а по ночам нападают на одиноких путников, отставших от каравана. Пьют кровь правоверных мусульман и оставляют от тела только обглоданные косточки. - И... что, этот наш... ваш... муж, он тоже гуль?! - Он самый старый, самый опытный гуль среди всех кровососов семи аравийских пустынь! Потому и живет в Багдаде... Его не пугает солнечный свет, он мудр и хитер, а остальные почтительно зовут его Ай-Гуль-ага. Что означает: "Ай-яй, наш уважаемый дедушка гуль!" - А у тебя-то откуда такие сведения? - чуть отстранился не на шутку встревоженный Оболенский. Девушка глубоко вздохнула и посмотрела на него долгим взглядом печальных карих глаз: - Я давно здесь живу. Гуль заплатил большой калым моему бедному отцу и уже пять лет держит меня как приманку для заезжих гостей. Он заманивает их в эту комнату, а потом убивает... Иногда приглашает на кровавый той гулей со всех окрестностей. - Мать моя женщина, так этих тварей здесь много?!! - Семь или восемь, живут за кладбищем неверных... Конечно, бывает, что попадается отважный джигит или принц с заколдованным ятаганом, гуль боится только дамасского клинка с гравированной молитвой из Корана, прошлым летом люди убили двух... - А как насчет чеснока, карманного распятия, святой воды и серебряной пули? - быстренько припомнил Лев, но Джамиля покачала головой: - Говорят, эти средства хороши против кошмарных вампиров Запада, но мы на Востоке. Гуль очень силен, и в ярости способен разорвать мусульманина пополам. Нам остается только взывать к помощи и защите Аллаха... - А как же другие жены? - Больше никого нет, тебя обманули. Багдадский вор страшно обиделся, шагнул к узенькому окну, высунул нос наружу, несколько раз страстно втянув ноздрями свежий ночной воздух. Потом его лицо неожиданно побагровело, брови грозно сошлись на переносице, подбородок нервно задрожал, и над спящими окраинами Багдада, громыхая, раскатился львиный рев: - Ну-у, Насреддин, карданный вал тебе в заднюю дверцу! Удру-ужил! Я тебе все припомню-ю-ю... (Далее непереводимая колоннада тонко подобранных друг к другу чисто московских ругательств, не имеющих дословного аналога в древнеаравийском и повседневного употребления в интеллигентских кругах, к каковым я и причисляю вас, уважаемые читатели. На пару минут заткните уши...) x x x Хорошая драка всегда найдет благодарного зрителя... От посетителей пивных баров. Когда Джамиля поняла, что этот здоровенный детина с царственным именем намерен драться, - ее удивлению не было предела! Любой житель Востока знает, что в одиночку одолеть гуля абсолютно невозможно. Как уже упоминалось, это делается специально обработанным оружием, да и то является редкостью, достойной упоминания в легендах. Мой друг в такие тонкости не вдавался. Когда Оболенских обижали - они давали сдачи! Так повелось исстари, из поколения в поколение, и никто на свете не сумел бы внятно объяснить Льву необходимость покорно опуститься на колени, сложить ручки и вознести мысли к престолу Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего... Первый вор Багдада профессионально перерыл всю комнатку, но, к сожалению, ничего пригодного для нанесения увечий не обнаружил. Ковер, матрас, четыре подушки, стеганое одеяльце, медный таз для омовения и маленький шестиугольный столик-дастархан. Мелкая