иначе. Мы
видели, что эту форму вообще придумали с запозданием. Неожиданный
политический смысл она стала приобретать в связи с попыткой Хрущева вдохнуть
жизнь в лозунг построения коммунизма. Было объявлено, что государство при
коммунизме все-таки отомрет, а вот партия останется и функции
государственных органов перейдут к общественным организациям. В этих
условиях собственность общественных организаций стала приобретать черты той
формы управления собственностью, к которой номенклатуре предстояло бы
перейти, если бы действительно пришлось объявить, что государство отмерло и
партийные органы стали осуществлять власть непосредственно и через
псевдообщественные организации. Падение Хрущева положило конец разговорам о
таком развитии, и собственность общественных организаций так и не успели
объявить прогрессивной формой социалистической собственности - ростком
коммунизма.
Итак, оказалось, что ликвидация частной собственности и превращение ее
в социалистическую - это всего лишь перевод всего имущества в стране в
собственность господствующего класса - номенклатуры. Исключение делается
только для четко очерченного разрешаемого максимума личной собственности
граждан.
Как и подобает господствующему классу, номенклатура обладает
собственностью на средства производства в обществе.
2. ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ
йяи и
Как получилось, что профессиональные революционеры вдруг стали
собственниками? Возникла ли экономическая система реального социализма
этаким неудержимым потоком объективно назревших перемен й^и иначе?
182
Приход ее, с точки зрения Маркса, назрел до предела, и старая, насквозь
прогнившая система частной собственности должна была рухнуть под бурным
напором рвущихся наружу прогрессивных сил. Вот какими бьющими, как набат,
словами описывал Маркс проводимый им скачок:
"Монополия капитала становится оковами того способа производства,
который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и
обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся
несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час
капиталистической частной собственности. Экспроприаторов
экспроприируют"[7].
Экспроприация прежних собственников действительно произошла. Но
почему-то выглядела она не как прорыв назревшей исторической необходимости,
а как торопливый разбойный набег.
Посмотрим, как проходила после Октября 1917 года национализация.
Пользоваться мы намеренно будем не красочными описаниями потерпевших, а
советским изданием - "Экономической историей СССР"[8].
20 ноября 1917 года Государственный банк в Петрограде был внезапно
занят вооруженным отрядом красных солдат и матросов. Возглавил отряд не
какой-либо лихой командир, а замнаркома финансов. У кого отвоевывал
находившийся уже две недели у власти замнаркома Государственный банк своей
страны? Если не считать невнятных слов о саботаже, ответа на этот вопрос в
советской литературе не дается. Да его и трудно дать: речь-то шла не о
капиталистической частной, а о советской государственной собственности, и
кого в данном случае замнаркома экспроприировал, он сам бы не смог сказать.
Драматическая вооруженная акция объяснима только с точки зрения психологии
рождавшегося класса номенклатуры:
надежно распоряжаешься только там, где установил .военную оккупацию.
Эта идея не покидает номенклатуру и в наши дни.
Следующая неделя ушла на подготовку новой операции. Не кто-нибудь, сам
Ленин был назначен руководителем "Специальной Правительственной Комиссии по
овладению банками". Орган с таким своеобразным названием был создан не
главарями мафии или треста организованной преступности, а Временным
правительством страны (оно тогда еще так называлось), только что проведшим
выборы в Учредительное собрание.
Выборы, как скоро выяснилось, были для ленинцев
183
только маскировкой, у власти они собирались оставаться не временно, а
до скончания мира, соответственно и была произведена подготовленная акция по
овладению частными банками. В гангстерском стиле - ночью (в ночь на 27
ноября 1917 года) все эти банки были по приказу Ленина заняты вооруженными
отрядами. А на следующий день опубликован декрет: банковское дело в стране
объявлялось государственной монополией, и все частные банки, как было
деликатно сказано, "сливались" с Госбанком.
После этой грандиозной экспроприации денежных средств перед ленинским
правительством встал вопрос:
как быть с ценными' бумагами, находившимися у населения? Поступили
просто: в январе 1918 года аннулировали все акции, а в феврале - все
государственные займы и царского, и Временного правительства. Так
рождавшаяся номенклатура поспешила наложить свою уже тяжелевшую ручонку на
сбережения граждан.
Был, впрочем, сделан демократический жест в сторону мелких держателей
займов: все, кто имел облигации на сумму не свыше 10 000 рублей, получали -
нет, конечно, не деньги, а на ту же сумму облигации "займа РСФСР". Скромный
дар, так как последовавшая катастрофическая инфляция привела к полному
обесценению облигаций.
Таким радикальным приемом ликвидировав внутреннюю задолженность
государства, Советское правительство разделалось по той же схеме и с
задолженностью внешней. Оно просто отказалось выплачивать по российским
займам за границей, мотивируя это гордыми принципиальным^ соображениями:
займы-де были взяты царским режимом и вдобавок для империалистических целей.
Скоро выяснилось, что дело не в принципах, а в деньгах: на Генуэзской
конференции 1922 года Советское правительство согласилось признать царские
займы, но при условии, что ему будет выплачена Западом еще большая сумма под
видом возмещения ущерба, причиненного России интервенцией. Поскольку
предоставлять Советскому государству замаскированную таким образом помощь
Запад не собирался, дело ограничивалось экспроприацией иностранных
держателей русских займов.
А как было произведено огосударствление промышленности?
Все государственные предприятия перешли в руки Советского государства
автоматически, так что проблему составляла лишь национализация частных
предприятий. И тут вначале был использован жупела-саботажа. Под
18'4
предлогом опасности саботажа уже в ноябре - декабре 1917 года ленинское
правительство конфисковало ряд крупных частных предприятий (Путиловский,
Невский, Сестрорецкий заводы, группу заводов Донбасса и Урала).
В январе 1918 года был издан декрет о национализации торгового флота.
Попытки владельцев продать свои предприятия иностранцам были пресечены в
корне: всякая продажа предприятий была запрещена.
Теперь можно было наносить завершающий удар. 28 июня 1918 года вышел
ленинский декрет о безвозмездном переходе всей крупной промышленности и
частных железных дорог в руки Советского государства. Операция эта была
проведена почти столь же стремительно, как овладение банками и сбережениями
населения, и была завершена к октябрю 1918 года.
И все же у частных владельцев остались еще мелкие и часть средних
предприятий. Терпеть такое было невозможно. Декретом от 20 ноября 1920 года
Советское государство отобрало у владельцев все предприятия с числом более
десяти, а там, где имелся механизированный двигатель, более пяти работников.
Не национализированными остались фактически лишь кустарные мастерские.
Может быть, быстрый темп национализации и свидетельствовал о прорыве
распиравшей общество исторической необходимости?
Непохоже. Едва успела эта необходимость так полно проявиться к концу
1920 года, как с весны 1921 года пришлось ее заталкивать назад. В связи с
переходом к нэпу мелкие предприятия были реприватизированы, и вскоре в
некоторых отраслях легкой и пищевой промышленности частные предприятия стали
давать до одной трети всей продукции[9]. Конечно, потом
постепенно снова все национализировали, а нэпманов - кого расстреляли, кого
уморили в лагерях. Но все же нэп - свидетельство, что не необходимость
безудержно рвалась наружу, а ленинцы так зарвались, что пришлось отступать.
В сельском хозяйстве они были вынуждены даже начинать с отступления - как
иначе охарактеризовать ленинский Декрет о земле, открыто осуществлявший не
большевистскую, а эсэровскую земельную программу? Разумеется, класс
номенклатуры добрался потом и до крестьян, проведя коллективизацию. Но и эта
массовая экспроприация была проведена по заранее расписанному Политбюро
календарному плану.
Экономическая система реального социализма не вы-
185
росла органически, она была искусственно воздвигнута. Осуществлено это
было посредством конспиративно спланированных и внезапно проводившихся
операций, в ряде случаев с применением вооруженных сил. После того, как дело
было совершено, номенклатуре пришлось при помощи той же вооруженной
полицейской силы, судов, прокуратур, драконовских наказаний удерживать от
развала сооруженную ею экономическую систему. Еще Ленин сокрушался, что в
гуще населения стихийно рождаются капиталистические отношения - "ежедневно,
ежечасно и в массовом масштабе". И хотя эту анахроническую поросль
стремительно затаптывают сапогом карательных органов номенклатуры, она
оказывается на редкость живучей: от подпольных миллионеров-одиночек в стиле
Корейко из "Золотого теленка" до создания подпольных частных предприятий.
Нет, не как прорыв созревшей исторической необходимости выглядит
создание экономической системы реального социализма, а как насилие над
историей, как натужное старание повернуть его течение в сторону, позволившее
номенклатуре стать эксплуататорским классом.
3. НОМЕНКЛАТУРА ПРИСВАИВАЕТ ПРИБАВОЧНУЮ СТОИМОСТЬ
понимание '╟. Гак
По оценке Энгельса, Маркс совершил два великих открытия: разработал
материалистическое понимание истории и создал теорию прибавочной стоимости .
Так высоко-наравне с историческим материализмом!-поставил Энгельс учение о
прибавочной стоимости. Ленин назвал это учение "краеугольным камнем
экономической теории Маркса".
Энгельс и Ленин правы. Именно учение о прибавочной стоимости является
идеологической взрывчаткой в анализе Марксом капиталистического способа
производства. Что же касается трудовой теории стоимости в целом, то она
принадлежит не Марксу, а Адаму Смиту и Давиду Рикардо. Марксом она была лишь
использована для вящей научности в качестве некоего общего обоснования
учения о прибавочной стоимости.
Но как раз научность Марксовой идеи от этого пострадала. Трудовая
теория стоимости подвергается теперь на Западе серьезной критике.
В самом деле: определяется ли стоимость товара только количеством
затраченного на его производство .общест-
186
венно-необходимого рабочего времени, как утверждает эта теория? Вряд
ли. Одна и та же шуба будет иметь совершенно различную стоимость в холодной
Сибири и в жаркой Африке, хотя количество вложенного в нее общественно
необходимого рабочего времени не изменяется от ее транспортировки. Стоимость
зависит не только от овеществленного в товаре труда, но, видимо, в еще
большей степени от спроса на товар в каждый данный момент. Это отлично
поняли не стремящиеся в теоретические высоты буржуазные торговцы и
устраивают знакомые западному читателю летние и зимние распродажи.
Маркс же, привязав свое открытие к трудовой теории стоимости, вдобавок
интерпретировал его в духе этой теории, объявив, что прибавочная стоимость
создается только живым трудом. По мере прогресса научно-технической
революции ошибочность этого утверждения становится все более наглядной. Ведь
по Марксу выходит, что чем меньше машин на предприятии, тем больше
пр-ибавочной стоимости получаст его владелец - капиталист, при полной же
автоматизации предприятия он вообще ее нс получит. Если бы так было в
действительности, то при капитализме применялся бы только ручной труд-чего,
как известно, нет.
Однако было бы неверно делать из этих очевидных несообразностей вывод,
что прибавочной стоимости вообще не существует. Просто создается она как
людьми, так и машинами в процессе любого материального производства, если
ценность продукта превышает производственные издержки.
Прибавочная стоимость определяется так: это стоимость, создаваемая
непосредственным производителем сверх стоимости его- рабочей силы и
безвозмездно присваиваемая владельцем средств производства. Иными словами,
это разница между ценностью продукта, созданного в процессе материального
производства, и производственными издержками на его создание, включая расход
сырья, амортизацию оборудования, затраты на рабочую силу и прочее.
Как видим, никакой связи 'с трудовой теорией стоимости здесь нет: все
компоненты прибавочной стоимости реально существуют, независимо от
содержания понятия "стоимость".
Не зависят эти компоненты и от способа производства. В любом обществе -
рабовладельческом, -феодальном, капиталистическом - в процессе производства
расходует-
187
ся сырье, амортизируются орудия труда и затрачиваются средства на
содержание рабочей силы. При этом создаваемый продукт превосходит по своей
ценности все производственные издержки, то есть содержит прибавочную
стоимость.
Не будем пытаться давать здесь ответ на выходящий за рамки книги
вопрос: откуда возникает разница между издержками производства и стоимостью
продукта. Ограничимся констатацией, что разница эта, несомненно, содержащая
в качестве составного элемента и затраченное рабочее время, в конечном счете
прямо пропорциональна потребности (то есть спросу) на продукт. Жизнеспособно
только рентабельное производство; убыточные отрасли могут существовать лишь
до тех пор, пока их дефицит возмещается за счет прибавочной стоимости,
создаваемой в прибыльных отраслях. В целом производство в каждом данном
обществе непременно рентабельно, то есть в каждом обществе создается
прибавочная стоимость.
Маркс и Энгельс не прочь были внушить своим читателям, будто
прибавочная стоимость является категорией, присущей только
капиталистическому обществу. Так, Энгельс писал: "Было доказано, что
присвоение неоплаченного труда есть основная форма капиталистического
способа производства и осуществляемой им эксплуатации рабочих..."".
В действительности доказано было другое.
Способный экономист, Маркс отлично сознавал, что прибавочная стоимость
создается при всех способах производства. Не формулируя прямо этого
положения, Маркс в написанной в 1865 году работе "Заработная плата, цена и
прибыль" доказал, что в извлечении прибавочной стоимости нет принципиальной
разницы между капитализмом, феодализмом и рабовладельческим обществом' .
Позднее, в I томе "Капитала", Маркс коротко, но четко оговаривает: "Капитал
не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией
на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен
присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого,
излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника
средств производства"[13].
Итак, необходимо твердо себе уяснить:
1. Прибавочный продукт (прибавочная стоимость) - не выдумка Маркса, а
необходимый элемент рентабельного материального производства. 188
2. Прибавочная стоимость не является категорией только капитализма, а
возникает в любом способе производства, в условиях общественного разделения
труда.
Да иначе и быть не может. В самом деле: что означало бы отсутствие
прибавочного продукта при любой форме производства, вышедшей за рамки
робинзоновского натурального хозяйства, обслуживающего исключительно
собственное потребление? Оно означало бы, что непосредственный производитель
материальных благ будет потреблять в полном объеме произведенный им продукт
или его материальный эквивалент. Но тогда существовать сможет только он, а
не общество: ведь в обществе по необходимости есть много людей, которые
непосредственно своими руками материальных благ не производят, но их
потребляют.
Прибавочная стоимость создается в любом обществе, без этого общество
просто не может существовать.
Значит, создается прибавочная стоимость и при социализме?
Да, разумеется, .и при социализме. С различными оговорками писал об
этом и Маркс в "Капитале".
"Устранение капиталистической формы производства позволит ограничить
рабочий день необходимым трудом,- объявляет он в I томе "Капитала" и тут же
оговаривается: - Однако необходимый труд, при прочих равных условиях, должен
все же расширить свои рамки. С одной стороны, потому, что условия жизни
рабочего должны стать богаче, его жизненные потребности должны возрасти. С
другой стороны, пришлось бы причислить к необходимому труду часть
теперешнего прибавочного труда, именно тот труд, который требуется для
образования общественного фонда резервов и общественного фонда
накопления"[14].
Видимо, у Маркса и Энгельса возникало не высказанное ими прямо
опасение, что и при социализме производство прибавочной стоимости может
создать соблазн злоупотреблений. .Поэтому в III томе "Капитала" особо
подчеркивается: прибавочный труд и прибавочный продукт должны при социализме
использоваться только, "с одной стороны, для образования страхового и
резервного фонда, с другой стороны, для непрерывного расширения
воспроизводства в степени, определяемой общественной
потребностью..."[15].
Если даже проповедники идеального социализма Маркс
189
и Энгельс признавали, что прибавочный труд непосредственных
производителей будет необходим и в этом светлом будущем, то архитекторы
реального социализма Ленин и Сталин при всем желании не могли замолчать
производство прибавочной стоимости в созданной ими системе. Однако признали
они этот факт очень нехотя. Ленин по свойственной ему манере, сразу поставил
вопрос полемически: "При социализме "прибав/очныц/ продукт идет не классу
собственников, а всем трудящимся и только им"[16]. Сталин на
протяжении многих лет твердил, что все в СССР принадлежит трудящимся, о
прибавочном же продукте предпочитал помалкивать. Лишь после долгих колебаний
в 1943 году он объявил советским экономистам, что в советском обществе
трудящиеся создают прибавочный продукт. Так в фантастическую науку
политэкономии социализма чуть было не включили, пожалуй, единственное в ней
правдивое утверждение.
Но не включили. Номенклатуре очень не хочется обнаруживать у себя
заклейменную марксистским учением категорию прибавочной стоимости - синоним
эксплуатации трудящихся. Поэтому после смерти Сталина Марксов "необходимый
труд" переименовали применительно к социалистическому обществу в "работу на
себя", а "прибавочный труд" (создающий прибавочную стоимость) - в "работу на
общество". Но незатейливый словесный маскарад не меняет сути дела. Остается
факт:
трудящиеся при реальном социализме производят прибавочную стоимость.
Итак, реальный социализм не отличается в этом отношении от всех других
обществ: его экономика также основана на прибавочном труде непосредственных
производителей.
Кто же получает создаваемый при реальном социализме прибавочный
продукт? "Государство,- торопливо подскажет нам советская пропаганда.-
Общенародное социалистическое государство, кто же еще? А это государство
самих трудящихся. Значит, ни о какой эксплуатации и разговора быть не
может".
Не может? А вот Энгельс был другого мнения. В конце своей жизни, в 1891
году, он писал Максу Оппенхейму:
"Ведь в том-то и беда, что, пока у власти остаются имущие классы, любое
огосударствление будет не уничтожением эксплуатации, а только изменением ее
формы"[17].
Номенклатура же, которой принадлежит вся советская
190 /
экономика,- весьма и весьма имущий класс, и стоит он, несомненно, у
руля Советского государства.
Однако верно: получает - или лучше сказать, изымает - у
непосредственного производителя прибавочный продукт социалистическое
государство и никто другой. Роль государства в организации труда ясно
сформулировал Ленин в своей лекции "О государстве": "Принуждать одну
преобладающую часть общества к систематической работе на другую нельзя без
постоянного аппарата принуждения"[18]. Эту функцию
социалистическое государство исправно исполняет. Только, как мы уже видели,
государство это не общенародное, а принадлежит господствующему при реальном
социализме классу номенклатуры, является его аппаратом - в том числе
аппаратом для извлечения прибавочной стоимости. И конечный получатель
прибавочной стоимости - сам класс номенклатуры. Он, а не какой-либо другой
класс советского общества присваивает прибавочную стоимость - подобно тому,
как присваивали ее класс рабовладельцев, класс феодалов, как присваивает ее
класс капиталистов.
"Да почему же номенклатура? - заволнуется научный коммунист,- Ну,
верно, по Марксу, сами рабочие и крестьяне, производящие прибавочный
продукт, получают не его, а необходимый продукт. Ну, правильно, товарищи из
номенклатуры лично не стоят у станка, и оплачиваются они, как положено по их
ответственному труду, причем действительно за счет прибавочного продукта. Но
не только же они! Вся советская интеллигенция, все служащие, Вооруженные
Силы не стоят у станка и тоже живут за счет прибавочного продукта. За этот
же счет производятся капиталовложения, осуществляется развитие науки,
техники и культуры, советские люди завоевывают космос. А вас послушать, так
выходит, что номенклатурные товарищи, как, извините, саранча, сжирают весь
прибавочный продукт - результат работы на общество".
Нет, мы этого не сказали. Не надо подменять один вопрос другим: вопрос,
какой класс получает при реальном социализме в свое полное распоряжение
прибавочную стоимость, вопросом, на что он ее расходует.
Вторым вопросом мы еще займемся. Займемся и тем, как живут
номенклатурщики. Но, несомненно, они, кстати, подобно рабовладельцам,
феодалам и капиталистам, проедают не всю получаемую прибавочную стоимость.
Однако получает ее класс номенклатуры всю беа-
191
раздельно. Это гарантируется тем, что при реальном социализме вся
прибавочная стоимость поступает государству, а оно целиком принадлежит
классу номенклатуры. Получив же полностью всю прибавочную стоимость,
номенклатура исключительно по собственному усмотрению распределяет: что
истратить на свои прихоти, а что - на оплату служащих и интеллигенции; что -
на мирный космос, а что - на ядерные ракеты; что - на учебники для детишек,
а что - на слежку за их родителями. Получатель и бесконтрольный обладатель
прибавочной стоимости при реальном социализме - класс номенклатуры и только
он один.
Мы говорили пока о прибавочной стоимости, а научный марксист уже
заикнулся об эксплуатации. Это он неспроста: в марксистской теории изъятие
прибавочной Стоимости у непосредственного производителя и есть эксплуатация.
При этом марксизм не различает, для какой цели используется изъятая
прибавочная стоимость:
на прихоти капиталиста или на развертывание производства. Так пусть уж
не обессудят научные коммунисты за то, что мы последуем их примеру. Изъятие
прибавочной стоимости у производителей - эксплуатация, а изымающий -
эксплуататор. Изымает прибавочный продукт в условиях реального социализма
номенклатура. Значит, при реальном социализме класс номенклатуры и является
эксплуататором трудящихся.
Номенклатура - эксплуататорский класс советского общества. От этой
истины никуда нельзя уйти, ее нельзя скрыть никакой пропагандистской
болтовней. Отсюда следует: эксплуататором является не только весь класс
номенклатуры в целом, но и каждый его член в отдельности.
Известно бесконечно повторяющееся советской пропагандой утверждение,
что в Советском Союзе ликвидирована эксплуатация человека человеком. Еще
Ленин подчеркнул этот тезис в своем с подкупающей объективностью
сформулированном высказывании о социализме как первой фазе коммунизма:
"Справедливости и равенства /.../ первая фаза коммунизма дать еще не может:
различия в богатстве останутся и различия несправедливые, но невозможна
будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства
производства, фабрики, машины, землю и прочее в частную
собственность"[19].
Как видим, вопрос об эксплуатации человека человеком пускается здесь в
ход как козырная карта, чтобы покрыть
192 i
несправедливость общества реального социализма: да, несправедливость
есть, есть богатые и бедные, но вот ни один человек другого человека уже не
эксплуатирует.
Верно ли это?
Конечно, поскольку народное хозяйство СССР является коллективной
собственностью класса номенклатуры, а не индивидуальной собственностью его
членов, эксплуатация трудящихся в СССР имеет форму эксплуатации не человека
человеком, а человека номенклатурным государством. Но номенклатурщики не
смогут скрыть:
каждый из них получает лично свою долю изымаемой прибавочной стоимости.
Вслед за коллективным изъятием прибавочной стоимости происходит ее
индивидуальное присвоение. Откуда иначе берется высокая зарплата
номенклатурщика, на какие деньги построены и содержатся предоставляемые ему
дача и квартира, на какие средства приобретены его путевки в цековский
санаторий 11 служебная автомашина, из какого рога изобилия льется его
кремлевский паек?
Так как прибавочная стоимость поступает сначала в общий котел
номенклатурного государства и черпается потом оттуда, невозможно установить,
каких именно трудящихся эксплуатирует какой номенклатурщик. Но невозможность
назвать их поименно нисколько не меняет того факта, что номенклатурщик их
эксплуатирует, присваивая производимую ими прибавочную стоимость. Он
эксплуатирует их точно так же, как рабовладелец - рабов или как феодал -
крепостных. Разница состоит в форме эксплуатации, а не в ее факте. В
обществе реального социализма есть эксплуатация человека человеком. Она
есть, и люди начинают это понимать. Недаром в Советском Союзе так популярен
анекдот, поставленный в качестве эпиграфа к этой главе. .
Анекдот анекдотом, но, может быть, есть у советской политэкономии
социализма какие-либо аргументы, опровергающие этот тезис?
Есть аргументы. Прямо процитируем их из теоретической книги советского
автора, посвященной проблеме собственности при социализме и коммунизме.
"Государственная собственность в социалистических странах означает, что
средства производства находятся в руках всего народа. Разве можно говорить о
том, что в этих условиях государственной собственностью владеет и
распоряжается какой-то новый класс собственников? Нет, нельзя. Трудящиеся в
социалистическом обществе
193
являются совладельцами всех средств производства, не продают и не могут
продавать свою рабочую силу, так как это означало бы продавать ее самим
себе. В этих условиях было бы абсурдно говорить об отношениях эксплуатации.
Эксплуатация человека человеком существует лишь тогда, когда одна часть
общества, имея в своих руках средства производства, присваивает труд другой
части общества, которая лишена этих средств производства и в силу этого
вынуждена работать на собственников средств производства. Но такого
положения нет и не может быть в социалистическом обществе"[20].
Видите, как убедительно: при социализме эксплуатации нет, потому что
при социализме эксплуатации быть не может.
Думаете, сам автор цитаты не сознает пустоту своей аргументации?
Сознает, но ведь сказать больше нечего.
И правда - нечего: если применить к реальному социализму категории
Марксовой политэкономии, то найти аргументы против эксплуататорского
характера этого общества невозможно.
При реальном социализме есть прибавочная стоимость. При реальном
социализме есть эксплуатация человека человеком. Это основа основ
экономической системы реального социализма.
Система эта сколочена именно так, чтобы в ее рамках класс номенклатуры
мог с наибольшим успехом осуществлять эксплуатацию трудящихся.
4. ОСНОВНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЗАКОН РЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИЗМА
Самым фантастическим утверждением в официальной "Политэкономии
социализма" может по праву считаться сформулированный Сталиным "основной
экономический закон социализма". Он состоит якобы в "обеспечении
максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных
потребностей всего общества путем непрерывного роста и усовершенствования
социалистического производства на базе высшей техники"[21]. Тут
не подойдет снисходительная оценка: "Если и неверно, то хорошо придумано". И
придумано-то плохо! Несмотря на старательное ограничение номенклатурой
контактов между странами, от людей не удалось скрыть: именно там, где
победил реальный социализм,
194
удовлетворение потребностей населения зримо падает. И чем радикальнее
победа, тем глубже падение. Что-что, но уж никак не удовлетворение
потребностей членов общества является основой экономики реального
социализма.
Что же в таком случае? Попробуем оттолкнуться от основного
экономического закона современного капитализма. Он формулируется в
сталинской политэкономии как "обеспечение максимальной капиталистической
прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения
данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов
других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации
народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших
прибылей"[22]. Дело западного читателя определить, в какой мере
подходят эти суровые слова к положению в его стране: происходит ли обнищание
большинства населения в ФРГ, закабаляет ли Австрия народы других стран, и
ведет ли Швейцария войны для обеспечения наивысших прибылей.
Определение вызывает ассоциации не с современными капиталистическими, а
с государствами реального социализма. Может быть, получение максимальной
прибыли является главной задачей класса номенклатуры?
Нет, не является: в противном случае результат хозяйственной политики
был бы иным. Не подлежащее сомнению крайнее пристрастие капиталистов к
прибыли ведет к тому, что они в изобилии производят потребительские товары
не потому, что заботятся о населении, а потому, что прибыль они могут
получить, только продав свои товары. Это и заставляет капиталистов живо
интересоваться запросами потребителей. В результате при развитом капитализме
возникает то, что принято именовать "обществом потребления": рынок
перенасыщается потребительскими товарами, и проблемой капиталистической
экономики становятся кризисы перепроизводства.
Ничего даже отдаленно похожего на все это при реальном социализме нет.
Значит, в условиях реального социализма не действует основной экономический
закон современного капиталистического общества - погоня за максимальной
прибылью.
Больше того. Производство при реальном социализме весьма наглядно
отличается от капиталистического, в частности тем, что спокойно допускает не
только нерентабельность, но и прямую убыточность цехов, предприя-
7* 195
тип и даже целых отраслей - явление, невозможное при капитализме.
В каких случаях так бывает? Иными словами: что важнее в экономической
деятельности класса номенклатуры, чем максимальная прибыль? Бывает так в тех
случаях, когда это нужно для укрепления мощи режима номенклатуры. В жертву
этому хладнокровно приносится рентабельность производства. Здесь мы,
очевидно, и подходим к подлинному основному экономическому закону реального
социализма.
В самом деле: какова главная экономическая цель номенклатуры?
Джилас утверждает, будто новый класс - фанатик индустриализации и,
нужно это ему или нет, всеми средствами ее осуществляет. Мнению о
мистическом преклонении нового класса перед индустриальным производством
вторят Куронь и Модзелевский, приписывая "центральной политической
бюрократии" цель производства ради производства[23].
Все это неубедительно. Ведь номенклатура отнюдь не рвется производить
товары народного потребления или строить без разбора промышленные
предприятия. Номенклатурщики - фанатики власти, а не индустриализации и даже
не прибыли. Поэтому и в экономике свою главную задачу они видят во всемерном
упрочении и расширении своей власти. Соответственно они стремятся
производить то, что нужно для этой цели.
Производство вооружений, военной и полицейской техники, строительство
правительственных и военных объектов - все это не случайно, а вполне
закономерно поднято при реальном социализме на особую высоту и резко
отделено от остального производства, рассматриваемого как второстепенное.
Существование военно-промышленного комплекса в странах реального социализма
и особенно в СССР намного ощутимее, чем на Западе, где оно, с точки зрения
советского человека, находится в зачаточной стадии.
Как можно сформулировать основной экономический закон реального
социализма?
Сделаем это с оговоркой. Уверенность Сталина в том, что у каждой
формации есть свой основной экономический закон, порождена типичным для
Сталина и его последователей иерархическим мышлением: раз есть формация,
значит, среди ее закономерностей должен быть главный закон, задающий тон
всем остальным.
196
Подобное мышление имеет мало общего с наукой. Но сформулировать цель,
которую преследует господствующий класс данной формации в своей
экономической политике,- вполне научная задача, и с иерархическим мышлением
номенклатурной бюрократии она не связана.
В этом смысле основной экономический закон реального социализма состоит
в стремлении господствующего класса номенклатуры обеспечить экономическими
средствами максимальное укрепление и расширение своей власти.
Не некий неразборчивый фанатизм и уж, конечно, не благородное
стремление удовлетворить потребности трудящихся, а это, и только это,
составляет цель и основу всей экономической деятельности класса
номенклатуры.
У населения же Советского Союза цель совсем другая- простая и понятная:
производство для потребления, причем не для потребления класса номенклатуры,
а для потребления самих трудящихся. Люди хотят изобилия товаров для всех, а
не для закрытых распределителей и для начальства; они хотят жилищ, а не
казарм и не госдач; автомашин для рядового человека, а не танков и "чаек";
масла, а не пушек. Люди действительно хотели бы, чтобы процесс производства
служил удовлетворению их потребностей. Эту-то цель рядовых тружеников и
выдал Сталин за "основной экономический закон социализма".
Но в действительности между такой целью и экономической целью
номенклатуры - основным экономическим законом реального социализма -
непримиримое противоречие. Оно ярко отражает антагонизм общества реального
социализма. Хорошо сказал о таком противоречии сам Сталин. В одном из своих
последних произведений "Об ошибках т. Ярошенко Л. Д." Сталин писал:
"Тов. Ярошенко забывает, что люди производят не для производства, а для
удовлетворения своих потребностей. Он забывает, что производство, оторванное
от удовлетворения потребностей общества, хиреет и гибнет"[24].
Верно. Так оно и поступает.
5. ПЛАНОВОСТЬ ЭКОНОМИКИ И СВЕРХМОНОПОЛИЯ
Мои первые школьные годы совпали с годами первого советского
пятилетнего плана. Мы изучали его по книжке Ильина "Рассказ о великом
плане". Автор начинал с описания анархии капиталистического производства.
Некий предприниматель в США вдруг приходит к выводу, что большим спросом
будут пользоваться мужские шляпы,
197
и начинает в безудержном темпе их производить. Его примеру следуют
другие капиталисты. Все ' капиталы вложены в шляпное производство, шляпы
переполняют полки магазинов, заваливают витрины и склады. Но столько шляп не
нужно, они не находят сбыта - и вот разоряются фирмы, лопаются банки,
безработные изнывают на бирже труда, свирепствует экономический кризис. Тем
временем некий другой капиталист приходит к мысли развернуть производство
зажигалок. Все капиталы тотчас в1;ладываются в зажигалочный бизнес - и опять
переполняются полки, а затем лопаются банки. Иное дело - при плановом
хозяйстве: все заранее мудро рассчитано, и товаров производится ровно
столько, сколько нужно для удовлетворения неуклонно растущих потребностей
советских людей.
Книжка Ильина нам нравилась: она была отпечатана на хорошей бумаге,
какой мы больше нигде не видели, и в ней были фотографии добротных шляп и
изящных зажигалок, которых плановая экономика СССР не изготовляла.
Значительно позднее, в Вене, я впервые в жизни разговорился с западным
предпринимателем - рядовым швейцарским фабрикантом. Он поднял меня на смех
за почерпнутую у Ильина информацию и разъяснил, что каждый капиталист очень
тщательно планирует свое производство, хотя бы уже потому, что деньги в него
вкладывает свои, а не казенные - в противоположность составителям "великого
плана".
Между тем даваемый в Советском Союзе теоретический анализ плановости
народного хозяйства все еще находится на уровне аргументации Ильина. Она
обогащена, собственно, только одним - сталинским - тезисом: плановость
хозяйства является закономерностью социалистической экономики.
С этим тезисом нельзя не согласиться. Действительно, план развития
народного хозяйства - не случайная, а закономерная черта реального
социализма. Только закономерность эта не таит в себе ничего мистического, а
объясняется просто.
Вся экономика Советского Союза представляет собой, подобно фабрике
моего венского собеседника, одно предприятие и принадлежит одному владельцу
- классу номенклатуры. Этот класс полностью распоряжается своим
предприятием, а точнее - гигантским синдикатом, каким является советская
экономика.
198
Того читателя, который шокирован капиталистическим термином в
применении к социалистическому хозяйству, можно легко успокоить: термин
принадлежит Ленину. В книге "Государство и революция" он писал о пути к
созданию экономики социализма: "...экспроприацию капиталистов, превращение
всех граждан в работников и служащих одного крупного "синдиката", именно:
всего государства, и полное подчинение всей работы всего
ос
этого синдиката государству..." .
Шокируем еще раз читателя и охарактеризуем этот синдикат как
сверхмонополию. Читателя же опять успокоим цитатой - на этот раз, правда, не
из Ленина, а из коллективного труда советских авторов, выпущенного в Москве
издательством Академии наук СССР. "Как бы ни крупны были капиталистические
монополии, как бы ни сильна бьша концентрация собственности в руках
государственно-монополистического капитализма (в отдельных странах до 40%),
социализм достигает общей национальной концентрации всех основных средств
производства, самой высокой концентрации собственности". Итак,
сверхмонополия.
Сказано в коллективном труде и о государстве: "В этих условиях
государство выступает как экономический орган. С одной стороны, как
организатор производства, с другой - как регулятор общественных отношений
между классами. И вместе с тем оно выступает как поли-
" 9fi
тическии орган..." .
Номенклатурное государство выступает как руководитель экономики, как
менеджер сверхмонополии. Владелец ж