кипяток на голову связанной женщине... Не то, не то. К чему
все эти копания и примеры? Ведь ТАМ все было очевидно: я прав, я действую.
Но как быть, когда НЕ УВЕРЕН?
Отец Евгений молчал. Саша стоял перед ним, ожидая слова, знака, хоть
какой-нибудь крошечной реальной подсказки. Спиной он уже чувствовал
нарастающее нетерпение ребят в машине: чего это шеф там застрял? Саша
глубоко вздохнул.
- Прощайте, отец Евгений, - решительно сказал капитан Самойлов,
поворачиваясь, чтобы уйти.
Ну что ж, не получилось у нас поговорить. Ладно, пусть так.
- Знак - змея, - вдруг глухо донеслось ему вслед. Саша резко обернулся.
Отец Евгений уходил прочь, и деревья поднимали ветки, пропуская его.
- Ну? Едем уже? - перекрикивая музыку приемника, проорал Серебряков.
- Едем, - кивнул Саша. С Богом. "И будет там большая дорога и путь по
ней назовется святым...". "Знак - змея". Затылком чувствовал вопрошающий
взгляд Светы, но не оборачивался, твердя про себя, заучивая последние слова
отца Евгения.
Когда выехали на Московский проспект, Гришка, который весь уже
изъерзался за рулем, наконец взмолился:
- Товарищ начальник! Может, все-таки поедим чего-нибудь на дорожку?
- Отставить, - голосом мудрого старшины ответил Саша. - Лучше
передай-ка мне руль, а то ты так активно провожаешь взглядами каждую
чебуречную, что мы обязательно в кого-нибудь впилимся.
- Пожалуйста, - обиделся Серебряков. - Но предупреждаю: мне от такой
перемены мест меньше есть не захочется.
- Не страдай. Полюбопытствуй в багажнике. В "аэрофлотовской" сумке
должны быть бутерброды.
- Много? - У Гришки загорелись глаза.
- Штук двести, - серьезно ответил Саша. - Лэйма делала. А она у нас,
сам знаешь, натура широкая.
Бутерброды кончились уже при подъезде к Тосно. Но хорошее настроение не
покидало ни Гришу, ни Гешку. Сашу немного удивляла эта беспечность
подчиненных. К тому же, если учесть, что жертвой аварии был национальный
герой, их веселье казалось немного неуместным. Наконец, Саша решил, что сам
невольно запрограммировал такое отношение к Юрию Петровичу Кашину, и на этом
успокоился.
Ночевать решили в Торжке. Аккуратная, но тесная местная гостиница
смогла предложить четверым сотрудникам Управления городской безопасности из
Ленинграда три места в восьмиместных апартаментах и одно - в одноместном
люксе, больше похожем на шкаф, чем на комнату. Сердобольная дежурная по
этажу, поглядев в голодные глаза Серебрякова, сбегала на кухню и принесла
пять холодных котлет. Хлеб, сахар, кипяток и заварка тоже нашлись без труда.
- Королевский ужин! - провозгласил Козлодоев, набив рот котлетой. - А у
нас в комнате, между прочим, выпивают! Я забегал туда и все видел! Человек
восемь мужиков, и все - животноводы.
- С чего ты решил, что именно животноводы? - удивился Гришка.
- А у них тут сейчас симпозиум проходит. Внизу объявление висит.
"Привет участникам симпозиума животноводов РСФСР!" Причем первая половина
лозунга изготовлена значительно раньше второй.
- Правильно, - кивнул Саша, прихлебывая чай. - Они вывешивают "привет
участникам", а чего именно - пишут по мере надобности.
- Боюсь, с этим самым симпозиумом выспаться нам сегодня не удастся, -
сокрушенно сказал Козлодоев, провожая взглядом последний кусок котлеты,
исчезавший у Гришки во рту. Геша Козлодоев - всем известный спун и жрун.
- А ты напихай в уши ваты и одеялом накройся, - посоветовал Саша. - Я,
например, именно так и собираюсь поступить.
- А можно и компанию составить. Животноводам, - предложил, в свою
очередь, Гришка, но тут же споткнулся о суровый взгляд начальника.
- Отставить компанию. - Саша поставил стакан на табуретку, служившую
столом. - Сейчас проведем коротенькое совещание, и спать. Завтра подъем в
шесть ноль-ноль.
Нет, не пикнули. Сразу чувствуют, когда командир к делу переходит и
пора шутки бросать. Света, весь вечер молчавшая, настороженно взглянула на
Сашу. Добрым ведьминским взглядом.
- Значит, так, товарищи, - начал Саша, открывая рабочую папку. - Цель
нашей поездки вовсе не Москва, как ошибочно полагают некоторые любители
поразвлекаться, а... - С подоконника с жутким грохотом свалилась ваза. Слава
Богу не разбилась, но разлившейся водой залило весь пол и к тому же сильно
забрызгало Гришу.
- Вот черт! - закричал, вскакивая, Серебряков. - Что у них тут -
землетрясения по вечерам?
- Я сейчас все уберу, - Света быстро наклонилась, поднимая цветы. -
Геша, вы не принесете воды? - Она протянула Козлодоеву литровую банку, в
которой только что заваривали чай. По Гешиному лицу смело можно было
заключить, что ради Светы он готов принести воды из любого, наугад
выбранного водоема земли. Он принял банку, словно хрустальный сосуд, и
вылетел из комнаты. Серебряков неуклюже пытался отряхнуть мокрую спину. -
Гришенька, - ласково обратилась Света, - иди-ка ты переоденься, а то
простудишься. - Вот таким ловким образом из комнаты за три минуты были
удалены непосвященные. Саша во всю эту суету не вмешивался, стоя у стены и
напряженно размышляя, что бы это значило.
- Вы соображаете, что делаете?! - злым шепотом заговорил букет, как
только за Гришей закрылась дверь. - Вы что, собираетесь сейчас обсуждать с
этими молодыми людьми вопрос о ребенке?
- Это не просто молодые люди, - почему-то оправдываясь, сказал Саша, -
это мои сотрудники.
- Оч-чень мило, - прошипел букет. Судя по всему, отсутствие воды не
повлияло на силу его сарказма. - К сожалению, у нас мало времени, поэтому
соображайте живей.
- Что соображать?
- Какую липовую легенду вы им сейчас сочините. А Светлану при всем этом
я настоятельно прошу немедленно поставить вам эмоциональный блок. Во
избежание утечки информации.
- Что поставить? - Света недоуменно смотрела на букет
- Блок, блок! - раздраженно повторил тот. - Вы же ведьма, в конце
концов! Заморочьте всем голову! Пускай все настоящие Сашины мысли будут
недоступны для внешних наблюдателей! Торопитесь!
- Вошедший с банкой воды Козлодоев застал Сашу со Светой стоящими около
окна с неловко-смущенными лицами. Гешка расценил это по-мужски однозначно:
люди только что целовались.
- Ты знаешь, Геша, я тут решил, что совещаньице мы перенесем на утро.
Ты иди спать, - глупым голосом сказал Саша, чувствуя, как пылают щеки. - Я
сейчас приду.
Козлодоев кивнул, поставил банку на табуретку и повернулся, чтобы
выйти. На мгновение замешкался у двери, соображая, желать ли спокойной ночи
в такой деликатной ситуации и если да, то кому? Решил промолчать, чтобы не
нарываться, и, еще раз кивнув, вышел.
- Что ты делаешь? - теперь уже зашипела Света. - Ты же авторитет свой
роняешь!
- Да подожди, Светило, не до авторитета сейчас! Давайте быстро
соображать, что нам делать? Ты поняла, о каком блоке говорит Юрий
Адольфович?
- Конечно. - Света пожала плечами. - Мы это еще на первом курсе
проходили. Я его уже поставила. И тебе, и себе.
- А ему? - Саша кивнул в сторону букета.
- Ему не нужно. Он в данном случае проходит по классу нежитей, -
ответила Света голосом примерной ученицы. - Сам справится.
- Справлюсь, справлюсь, - буркнул букет, обидевшись, что его обозвали
нежитью, - вот только дождусь, когда кто-нибудь вспомнит обо мне и нальет,
наконец, в вазу воды. Я тут жизнью рискую, а всем наплевать...
- Извините, Юрий Адольфович! - Света бросилась к банке.
- Благодарю вас, - вздохнул букет.
- Ладно, хватит расшаркиваться. Давайте о деле. У кого какие
соображения?
- Я так понимаю, у тебя никаких соображений нет? - вскинула бровь
Света.
- Ну-у... Вообще-то есть...
- Не верю, - мерзким голосом сообщил букет. - Я прекрасно вижу все ваши
мысли. И, надо сказать, не нахожу в них ничего конструктивного.
- Вот как? - Саша стал в дверях. - В таком случае, я с удовольствием
послушаю ваши предложения.
- Мое первое предложение, то есть даже не предложение, а настойчивая
просьба, - быстро сказал Юрий Адольфович, - удалить ваших многоуважаемых
сотрудников из их комнаты.
- Почему?
- Потому что часть информации о наших намерениях уже просочилась на
враждебную сторону и нам теперь будут стараться помешать.
- Вот как? - снова повторил Саша. - И зачем я их должен удалить? И
главное - куда?
- Это ваша забота. Но если вы этого не сделаете в течение ближайшего
часа, могут возникнуть большие неприятности.
- А вы это откуда знаете?
- У меня, Саша, несколько иные отношения с временем и пространством,
нежели у вас. Выражаясь общепринятым языком, я могу видеть будущее. Не
слишком отдаленное, конечно, но на час-два заглянуть, в случае
необходимости, могу.
- И вы, это... заглянули? - Саша не мог еще разобраться, сердиться ему,
радоваться или срочно бежать вызволять Гришу и Гешку.
- Заглянул, - небрежно сказал букет. - И могу вам сообщить, что в
данный момент, пренебрегая вашим запретом, сотрудник по фамилии, если я не
ошибаюсь, Серебряков, уже выпивает с животноводами первую рюмку "за
знакомство". Примерно через двадцать минут в результате внезапно возникшей
неприязни завяжется ссора, довольно быстро перерастающая в драку. Сильно
пострадают трое участников симпозиума и ваш сотрудник Григорий Серебряков...
- Ах ты черт! - только и успел сказать Саша, выбегая из комнаты.
Атмосфера в восьмиместном номере царила самая теплая. Раздетый по пояс
Козлодоев сидел, накинув на плечи гостиничное полотенце, Гришка уже
приятельски похлопывал по спине какого-то крупного дядечку. Дядечка, в свою
очередь, тоже похлопывал Серебрякова рукой, издали сильно смахивающей на
лопату.
- Добрый вечер, товарищи, - громко сказал Саша, входя. - Извините,
пожалуйста, но мне нужно срочно поговорить со своими сотрудниками. - Сделав
страшные глаза, мотнул головой: живо на выход! И уже в коридоре скомандовал
стальным голосом: - Сейчас соберете свои манатки и отправляетесь спать в
машину! Даю на все сборы две минуты. Лейтенант Серебряков, по прибытии в
Ленинград получите взыскание. Живо выполняйте.
- Есть - выполнять, - тихо ответили проштрафившиеся подчиненные и
поплелись за вещами.
- Я сказал: живо. - Сашу колотило от злости.
На хрена их только взял? Приходится признать, что моих командирских -
или педагогических? - способностей оказалось недостаточно, чтобы набрать в
команду достойных людей. Нет, Шестакова с Дрягиным здесь явно не хватает...
Саша лично проводил Серебрякова с Козлодоевым до машины, проследил, как
оба улеглись, и только тогда вернулся к Свете в номер. Ему было уже
абсолютно наплевать, что подумают об этом мужики.
В номере он застал раскрасневшуюся Свету, которая стояла, уперев руки в
бока, перед вазой с цветами и сердито выговаривала:
- ...невысокой квалификации, говорите? Ну-ну. Чья бы корова мычала!
Таскаемся с ним как с писаной торбой, потому что он обратно в человека
превратиться не может!
- Да, не могу! - огрызался букет. - И в этом моей вины нет! А если вы
претендуете на ту квалификацию, которой постоянно тычете мне в глаза, может,
попробуете сами превратить меня в человека?
- Вот еще! - отвернулась Света. - Не мое это дело - чей-то заговор
снимать.
- Ага, ага! - вскричал букет, но тут же осекся, видимо заметив стоящего
в дверях Сашу.
- В чем дело, господа-товарищи? - Капитан Самойлов прошелся по комнате,
заложив руки за спину. - Рабочий момент? Дискуссия о теории колдовства? -
После чего сел на табуретку и тяжело вздохнул: - Вот работнички достались...
Лучше б я в колонию для трудных подростков пошел работать. Там хоть
дисциплина... А здесь - у всех свои заморочки, да еще и у каждого -
хара-актер! - Не спрашивая разрешения, Саша достал сигареты, закурил и
повернулся к букету: - Ну, а вы, гербарий с мозгами, почему вы раньше мне не
сказали, что можете будущее видеть?
- Потому что раньше в этом не было никакой необходимости. То есть
смысла... то есть... я считал, что мои паранормальные способности могут
служить лишь в какой-то мере вспомогательным орудием для достижения общей
глобальной цели...
- Юрий Адольфович, - терпеливо сказал Саша, - ч, в общем-то, и сам не
вчера от сохи, тоже кое-что кое-чем скумекать могу, но у меня от ваших фраз
головокружение начинается.
- Он считает себя самым крутым экспертом по чудесам, - вставила Света.
- И вовсе нет! - Букет негодующе замахал цветами. - Я такого никогда не
говорил!
- Зато думал, думал, думал! - Света чуть не запрыгала по комнате.
- Все, - очень сурово произнес Саша. - Прекратить детский сад! Отвечать
только на мои вопросы.
- Тебе действительно пошла бы колония для трудных подростков, - быстро
сказала Света, но тут же зажала рот ладошкой. Саша сделал вид, что не слышал
этого последнего замечания.
- Еще раз, уважаемый Юрий Адольфович, повторите, пожалуйста, как далеко
в будущее вы можете смотреть?
Букет ненадолго задумался.
- Вы знаете... Четко я могу видеть на два - два с половиной часа. А
общую тенденцию могу разглядеть и на месяц вперед.
- Хорошо. - Саша задумчиво кивнул. - И какова эта тенденция в нашем
случае?
- Честно говоря, ни один из вариантов не достигает нужной цели, -
смущенно ответил Юрий Адольфович.
- Так. - Саша вдруг ощутил пугающую пустоту. Везде. И вокруг себя, и
внутри. Резко тряхнул головой, отгоняя пессимистические мысли. - Оставим
пока эту тему. А сейчас скажите мне, пожалуйста, о чем это вы так горячо
спорили, когда я пришел?
- Мы спорили о том, какой блок ставить, - ответила Света. - Юрий
Адольфович настаивал на общем блоке, а я говорю, что Гришке и Козлодоеву
блок вообще не нужен. Они-то уверены, что мы ищем ребенка Кашина для того,
чтобы охранять его.
- Точно?
- Конечно. - Света пожала плечами. - Как же иначе? Семья погибла,
государство должно взять на себя заботу об осиротевшем мальчике. А еще, -
теперь она заговорила голосом дежурной ябеды, - Юрий Адольфович считает, что
нам с тобой нужен глухой блок, а я считаю, что не глухой, а маскирующий.
- Ты не могла бы объяснить подоходчивей? Я в ваших тонкостях не
разбираюсь. Что значит - глухой? Что значит - маскирующий?
- О Господи, ну это же так просто! Глухой - это полная блокировка всех
излучений мозга. Как будто ты вообще ни о чем не думаешь. Я думаю, это
выглядело бы слишком подозрительно. Поэтому я предлагаю именно маскирующий.
- То есть я буду думать одно, а ты будешь изображать другое?
- Именно.
- Хорошо. Я понял. Но ведь тебе этим придется заниматься все время?
- Что поделаешь, - вздохнула Света, - работа у нас такая...
- Все. - Саша встал. - Давайте на сегодня все обсуждения закончим, надо
отдохнуть. А завтра посмотрим. - Он подошел к двери и снова задумался. Все
это очень мило. Но где же мне спать? Да и Юрия Адольфовича вроде неудобно
здесь оставлять... - Пойду-ка я тоже в машину. А то там мои подчиненные уже,
наверное, целое кляузное письмо генералу Степницкому накатали.
- Не накатали, - сообщил букет. - Они курят и рассказывают неприличные
анекдоты.
- Тем не менее. Вы как, Юрий Адольфович, со мной?
- Я думаю, букет можно оставить здесь, - ангельским голоском сказала
Света. - Если он пообещает не подсматривать.
- Детский сад, - пробормотал Саша. - Спокойной ночи, товарищи.
Стартовали утром, чуть свет. Похлебали чаю, попрощались с сонной
дежурной и выехали. Через полчаса поездки пассажиры уже дремали. Саша вел
машину, сосредоточенно размышляя о предстоящем задании. В меру сил в этом
размышлении участвовал Юрий Адольфович. Безусловно, мысленно.
- Я не представляю, что нам делать. Ну, найдем мы этого ребенка, и что?
- мысленно спрашивал Саша.
- Уничтожить! - решительно отвечал Юрий Адольфович.
- Как?! Как вы себе это представляете? Башкой об стенку? Пристрелить?
- Чутье подскажет, - твердо отвечал пианист.
- Не уверен. - Саша трусливо гнал прочь мысли о ребенке.
- Вы просто поймите, ЧТО это за ребенок! Это же НЕ человек! Это маяк,
стационарный маяк, установленный для того, чтобы легче было воровать наши
души! - Юрий Адольфович упорно гнул свое, не давая Саше отвлекаться.
- А вы-то откуда это знаете?
- Я... я не могу это объяснить... - У Юрия Адольфовича действительно не
хватало даже мысленных образов, для того, чтобы объяснить, КАК он понимает
действия вороватых пришельцев. - Я... попытался быть... как бы одним из
них... Я понял, то есть я, конечно, не смог до конца их понять, они слишком,
чудовищно другие, чем мы... до такой степени, что... ах, мне не объяснить...
мы оказались на их пути по чистой случайности... мы им не интересны, как нам
не интересен муравей... нет, даже не муравей, как нам не интересен
пролетевший мимо атом кислорода...
- У кислорода двухатомная молекула, - зачем-то вставил Саша.
- Это совершенно не важно, ну, пусть какой-то другой атом...
единственное, что их интересует, это наши души. Оказывается, для них - это
совершенно новая форма существования материи... или пространства, простите,
я в этом совершенно не разбираюсь... у них даже нет понятия времени как
такового. Поэтому они видят нас как бы целиком - все человечество, нет, всю
историю Земли, начиная с первой живой клетки, как на ладони. Они в принципе
не желают нам зла, поскольку и такого понятия у них тоже нет... Им нужны
наши души, и они сделают все, чтобы получить их столько, сколько сочтут
нужным... - Юрий Адольфович мысленно замолчал.
- Ну, положим, насчет их отношения ко времени я уже понял, - отвечал
Саша. - Иначе как они вернули нас обратно, изменив кое-какие детали? И я
думаю...
- Я думаю, - внезапно перебил его Юрий Адольфович, поддавшись
внезапному озарению, - что именно здесь и надо искать выход!
- Где - здесь?
- Во времени! - Тут их мысленный диалог прервался, потому что Гришка,
задремав, ударился головой о стекло.
- Фу! - вскрикнул он, просыпаясь. - Что, уже приехали?
- Нет, - ответил Саша, - нам еще часа два пилить. Ты поспи, поспи еще.
- Не, не хочу больше. У меня шея сильно затекает. - Серебряков покрутил
головой.
- Ну, тогда буди остальных, проведем утреннее совещание.
- Прямо так, в машине? А поку-ушать? - Серебряков принялся картинно
почесывать живот. Потом вытащил карту, повертел головой и радостно сообщил:
- Километров через пять будет отличное кафе!
- Знаешь, Гриша, - задумчиво проговорил Саша, - иногда я просто
поражаюсь, как мирно в тебе уживаются два совершенно разных человека...
- Чего-чего?
- С одной стороны - патологический жрун и трепло, а с другой стороны -
классный оперативник. - Саша смотрел прямо перед собой. - Вот послушать тебя
в мирной обстановке - ну не мужик, а какой-то желудок ходячий!
Гришка неопределенно крякнул, но ничего не ответил. Ему было обидно за
"желудок ходячий", но наверняка чертовски приятно за "классного
оперативника".
- Это, что ли, твое кафе? - равнодушно спросил Саша, кивая на
указатель.
- Оно!
- Сворачиваем. - Саша, подражая Гришке, картинно зарулил на стоянку и
аккуратно стал в размеченный прямоугольник.
- Глянь. Глянь, какой пижон! - громко отком-ментировал сзади Козлодоев,
тыча пальцем мимо Сашиной головы.
Все повернули головы вслед за Гешкиным пальцем. В дальнем углу стоянки,
темно-серый, словно его одного вдруг накрыла тень от пролетающей в небе
тучи, стоял автомобиль. Ну, машина как машина. Из шикарных. Тоже небось
какой-нибудь космонавт или артист разъезжает.
Саша почувствовал, как у него за спиной вздрогнула Света.
Совпадение, Светило, не дергайся так. Не мог он пролезть в НАШ с тобой
мир. Не мог, по определению. Да ладно, даже если и пролез - оставим это на
вашей женской совести, - ЗДЕСЬ он не может быть нам опасен! Опасен.
Опасен... Опасен?
- Ну, идите поинтересуйтесь местным меню, да узнайте заодно, чего тут
можно с собой взять, - обратился Саша к Серебрякову с Козлодоевым.
- А ты не пойдешь, что ли?
- Нет. Я, в отличие от вас, аппетит дольше нагуливаю.
- Ладно, как хочешь. Пошли, Светик! - Гриша в несколько прыжков обежал
машину и галантно распахнул перед Светой дверцу.
- Спасибо, Гришенька, я тоже не хочу. - У нее голос выцветший, как флаг
на корме нашего "Забайкал-Кобылина". Чего, кстати, не скажешь о сочном,
истомившемся в молчании баритоне Юрия Адольфовича.
Стоило мужикам удалиться на достаточное расстояние, букет прямо-таки
захлебнулся словами:
- О чем вы говорите? Какая опасность? Карлик полностью изолирован, я
это проверил несколько раз! Что с вами, Светлана? Саша, о какой опасности вы
говорите?
- Да так, один старый знакомый, - сквозь зубы ответил Саша и резко
повернулся к Свете:
- Ну, что ты? Что? - Вот сейчас я, наверное, решился бы и обнял ее. Она
сидела, зажав ладошки коленками, похожая на смертельно несчастную девчонку.
Я вспомнил, Светило, Господи, почему я сейчас это вспомнил? Именно такие
глаза были у тебя тогда, в пятом классе, в мае... Мы пинали грязный мяч по
школьному двору, одуревшие от теплой весны, а ты... а вы искали пропавшего
отца... - Ну, что ты, милая... - Черт, и слова-то все не те лезут... - Ну,
хочешь, я сейчас сам схожу и проверю. И ты убедишься, что это НЕ ОН, его
здесь не может быть. Хочешь?
Саша не стал дожидаться согласия. Он решительно вышел из машины и
направился к кафе.
Я не знаю, что я сейчас с ним сделаю!
Теперь Саша уже желал этой встречи. Чтобы вот сейчас, там, в кафе, за
одним из столиков сидел этот проклятый Антонов, да пусть хоть с сотней
телохранителей!
Нет, ребята, меня уже никто не остановит. Я - в своем мире. Здесь все
играют за меня!
Он вдруг очень ясно, нет, не услышал, а целиком почувствовал шквал
сумбурных мыслей Светы, обращенных не к нему, а куда-то гораздо выше ("...
Господи, прости меня, я не хочу ему ничего плохого, Господи, не делай ему
больно, ведь я же любила его, прости меня, Господи, я только и хочу, чтобы
он отпустил, оставил, оставил меня в покое, Господи, я не могу так
больше..."), и дальше что-то совсем непонятное, про какого-то убитого
парня...
Саша взялся за ручку двери. За спиной чей-то тонкий голос нервно
крикнул неразборчиво, кажется, "осторожней!", дверь открылась, Саша сделал
шаг...
...и по колено провалился в зловонную жижу.
- Смотри, куда прешь, дятел! - заорали над ухом. - Руку давай! -
Красный от злости Цукоша протягивал Сане измазанную грязью лапищу. Бормоча
что-то забористое по поводу придурков на болоте, он вытащил Двоечника на
сухую кочку и даже замахнулся было...
Санино лицо выражало такое детское изумление, что Азмун только крякнул
и махнул рукой.
А и немудрено, ребята. Мы с Двоечником еще с десять минут отходили от
столь неожиданной встречи, вяло размазывая болотную грязь по лицу (в который
раз! - по нашему ОБЩЕМУ лицу) и глупо улыбаясь. То есть улыбался, положим,
Саня. А Саша, как раз наоборот, таращил глаза, пытаясь сообразить, какого
дьявола он здесь оказался и что, черт побери, теперь делать. Как - что? Эх,
мужики, а вопрос-то не так уж прост. Бешенство еще бродило в нем, руки еще
сжимались в кулаки, тем более что объект его ненависти стоял буквально в
десяти метрах и что-то серьезно обсуждал со Стармехом.
Вот сейчас бы сорвать автомат с плеча да и всадить по полной, прямо в
грудь, в пижонский заляпанный комбинезон Вомбата...
Но чужой мир, словно быстродействующий наркотик, попавший в кровь, уже
действовал, заволакивая сознание звуками, запахами, цветами... Вон Дима,
морщась, раскуривает отсыревшую сигарету, сосредоточенно кивая словам
Командира, Цукоша уже не хмурится, а улыбается, слушая очередную
импровизацию Пургена, прямо под левой ногой жадно хлюпает болото и два
разомлевших прустня вяло раскрывают рты на пролетающую дурынду... Все эти
чужие, но качественно сработанные декорации вдруг породили у Саши стойкую
ассоциацию со школьными выездами за город, покоем, ожиданием приключений и
незабываемым ощущением "рядом друг". Любое проявление агрессии здесь
казалось настолько неуместным...
Как если бы я, принимая кружку с чаем из рук Мишки Житомирского, вдруг
плеснул бы ему в лицо...
Саша резко поежился от дикости сравнения и отошел на край сознания,
предоставив Двоечнику самому выслушивать нагоняй Вомбата.
- Саня! Ты что, спишь на ходу? Или стихи сочиняешь? Под ноги кто будет
смотреть? - В голосе Командира - отеческая забота и четко отмеренное
количество отеческой же строгости. Саша моментально чувствует
приторно-сладкий привкус этого спектакля и начинает потихоньку выползать из
своего угла.
- Я задумался, - жалобно ноет Двоечник, не смея поднять глаз,
пригвожденный осуждающими взглядами команды.
- Уж не о печальной ли судьбе Семинога? - ядовито осведомляется Вомбат.
И все снова становится на свои места: салага-Двоечник опять провинился,
Командир правильно сердится, Пурген хихикает, Стармех равнодушно смотрит в
сторону, поскольку Двоечника в принципе не уважает. А Саше в это время
предлагается просмотреть очередную серию захватывающих воспоминаний Сани под
названием "Что случилось с Семиногом".
...А Семиногом, братцы, звали нашего первого проводника по Серебряному
Болоту. (Саша не торопясь и даже с каким-то болезненным удовольствием вникал
в бессвязную Санину болтовню, даже не пытаясь разобраться в хаосе
собственных мыслей, а лишь придерживая их, чтобы не мешать Двоечнику
расписывать коварство молчальников или сумасшедший побег от болмаша-обманки,
или красоту цветущей на закате мартын-травы...) ...Семиног говорит. А мы -
ржем! Он, помню, тогда ужас как обиделся. Еще бы немного, и ушел бы на фиг,
оставил нас посреди болота. Но тут Вомбат скумекал, что по горячему ходим,
все, говорит, хватит по траве валяться, слушайте, что человек говорит! На
Семинога тогда это очень подействовало. Еще бы! - человеком принародно
назвали! По жизни-то, между нами говоря, Семиног был тот еще подарочек...
Точно знаю, что в Матоксе его даже в таверну не всегда пускали. Брезговали.
Да и слухи про Семинога нехорошие ходили. У нас как? Сидишь ты, например, в
Таборе. И нужен тебе, скажем, проводник. Ну, там, через Узкие Ворота. Или
через то же Серебряное Болото. Посоветовали тебе человечка, встретились вы,
сговорились, ну и пошли. Когда вас теперь в Табор занесет - хрен его знает.
Может, через неделю, а может, и через год. А проводник свое дело сделал и
опять - в Таборе сидит, брагу потягивает. Никому и в голову не придет
спрашивать: как шли, да как дошли, да все ли в порядке, да не случилось ли
по пути неприятностей каких? А если у проводника этого самого вдруг какая
вещица чужая окажется, так ее и подарить могли. На память. В качестве
особого расположения. Народ у нас сплетен не любит. Но про Семинога
поговаривали, поговаривали...
Стоп, стоп, хватит, Саня, остановись! Мне нет никакого дела до ваших
проводников, хоть семи-, хоть двадцатиногов! Мне сейчас нужно...
Саша даже не успел мысленно произнести, ЧЕГО именно ему нужно в этом
мире, так, намек, еле заметный кивок в сторону объекта, слабый отголосок
ненависти к Антонову... И тут же получил такую мощную, мысленную же оплеуху
от Сани, что чуть было не вывалился из сознания.
- Эй, Сань! Тебе что - плохо? - Пурген заботливо вглядывался в
побелевшее лицо. - Эй, мужики! Двоечнику плохо.
А ты, кретин, на что надеялся? Заскочить на минутку, замочить Антонова,
и - обратно в кафе, пирожки с морковкой кушать? Бред. Ни на что я не
надеялся. Я и предположить не мог, что меня занесет сюда... Бедный Саня,
каково ему сейчас? Такого змея у себя внутри обнаружить, а? И врезал-то он
мне неслабо, ишь как командира своего любит... В прошлый раз, помнится, мы с
Двоечником быстро общий язык нашли. Ха, так тогда и ситуация другая была.
Вомбат ушел, Команду бросил, предатель... Не то, что сейчас: сплоченный
дружный колектив, братание и единение, добрые дежурные шутки, сигарету
пополам, руку-давай-а-то-утонешь. Идиллия, одним словом. Так он мне и
позволит на Антонова наезжать. Да я, собственно, и не собирался... В смысле
сюда отправляться и здесь разборки устраивать. Как же это меня все-таки
угораздило? Подсознательный толчок? Догадка? Или это наша любимая ведьмочка
постаралась? Ладно. Торопиться пока не будем. Поиграем немножко по местным
правилам. А там, глядишь, и получится что-нибудь. И с Саней профилактическую
работу проведем. Ну? Вперед?
Саша еще успел рассеянно проводить мимо забавную мысль (что, интересно,
поделывают сейчас мои сотруднички? - застыв на месте, ждут моего
возвращения? Или подняли уже на уши все окрестности в поисках капитана
Самойлова?), а сам уже внимательно прислушивался и приглядывался к
окружающему его миру, стараясь сильно не высовываться из своего уголка.
Пурген как раз заканчивал рассказ о пресловутом Семиноге, а именно
красочно описывал его бесславную кончину.
- Он ведь нам все уши стер своими рассказами о перевертышах. Всю дорогу
твердил: нету на местных болотах большей заразы, чем перевертыши! Каждую
кочку подозрительную, помню, обнюхивал, лишний раз по горло в воде проходил,
чем по кочкам. - Леня сильно потер перносицу и, прищурившись, посмотрел
куда-то вдаль. - Вот и накликал. - Азмун горестно покачал головой. Судя по
четко расставленным паузам, история была хорошо откатана. И явно из любимых.
Народ слушал внимательно, и даже Стармех не спускал с Лени глаз. Сигарету
он, как всегда в минуты сосредоточенности, держал очень близко к лицу,
незаметно затягивался и лишь время от времени закутывался дымом.
- Я как раз за Семиногом тогда шел, - неспешно продолжал Пурген, но
глаза у него уже сделались круглыми, румянец выступил на щеках, - помнишь,
Вомбат, когда мы спешным порядком от Кам'Аза уходили? - Не поворачивая
головы, все просто почувствовали кивок Командира. - Я еще удивился, до чего
он спокойно идет. Даже не спокойно, а... как это... уверенно, что ли? Так не
похоже на Семинога... Я уже потом догадался, что он тогда здорово трусил...
И еще помню, что я почему-то смотрел не себе под ноги, а на него. Именно на
него. Словно ждал чего-то... - Леня поежился и быстро-непонятно взглянул на
Цукошу. - А потом Семиног встал на кочку... Уверенно так встал... Зачем-то
двумя ногами... Повернулся... Я думал, он что-то сказать хочет. И вдруг его
ка-ак швырнет... Он так лицом вниз, не сгибаясь, и упал... В воду. И тут же
пропал. Я - туда. Всего-то метра три до него было.
Смотрю: ни воды, ни кочки. Кусок земли твердой, метр на метр примерно,
- Леня неловко развел руками, показывая, сколько, - и посередине - две
подошвы...
- Перевертыш... - после длинной паузы выдохнул •Азмун. А Двоечник,
словно специально для Саши, прокрутил в памяти в бешеном темпе картинки
последующих попыток спасения Семинога. Грязь, суета, ругань, страх и -
полная безнадега. Результат - нулевой.
Саша тем временем, потихоньку покинув свой укромный уголок, с
любопытством просмотрел предложенный спектакль, но никакого удовольствия не
получил, а только лишь разозлился сильнее на Командира-Антонова.
Вот ведь гад, каких игрушек тут наворотил для своих бойскаутов!
Какая-то мерзкого вида тварь, пуская тягучие желтые слюни, выползла
из-за кочки и тупо уставилась на Санины ботинки, видимо соображая: прокусить
или нет? Да пошел ты! Саша быстро решил сомнения задумчивой мерзости
(которая после любезного пояснения Двоечника оказалась пустяком) ударом
ботинка.
- Ты чего это? - обалдело спросил Стармех у Сани. Да и остальные
глянули с не меньшим удивлением.
Да он-то ничего. Это я вашего пустяка шуганул, ребята. Потому что
противный он очень. Дрянь слюнявая. И Вомбат ваш - сволочь. На этот раз Саша
оказался вполне готов к Саниному выпаду. И довольно ловко увернулся.
Вот что, друг. Ты меня лучше не зли. И свои наскоки на меня оставь. Я
сюда за делом пришел, так что не мешай. Нюхай свои цветочки и топай, куда
велят. Но уж когда мне понадобится - не обессудь, придется подвинуться.
- Я думаю, мужики, нам пора, - решительно сказал Стармех, вставая. -
Засиделись. До вечера нужно с болота уйти. К тому же Двоечник, похоже, уже
какой-то дряни здесь надышался. Скоро на нас кидаться начнет.
Все тут же повскакивали со своих кочек и преувеличенно бодро начали
собираться.
То есть это опять-таки мне показалось, что преувеличенно. Видно,
раздражение все нарастает и нарастает, вот и придираюсь по пустякам. Все.
Расслабься и - вперед. Вместе со славной командой господина Вомбата.
Бойскауты так бойскауты. Верная рука товарища, каша из котелка. Страшилки на
сон грядущий. Играем дальше.
Болото, слава Богу, кончилось уже метров через пятьсот. Ненадолго
остановились, счищая налипшую грязь, и бодро потопали дальше.
До самого вечера никаких особых приключений не подвернулось. Так, по
мелочи: проходя Замотанным Подлеском, как водится, потеряли тропу, да еще
перед самой ночевкой спугнули целый выводок трындычих. Толстенная мамаша с
поросячьим визгом выскочила из-под ног Вомбата и понеслась прочь, на бегу
теряя перья и плохо закрепившихся на спине детенышей.
Вечером Саша долго ворочался в спящем Санином сознании, пытаясь придать
мыслям хоть какую-то видимость порядка. Замучился и тоже уснул. А за ночь
что-то сдвинулось, схлопнулось, переварилось и переплавилось. Сашина
ненависть, слившись с Саниной терпимостью, привела обоих к неожиданному
душевному консенсусу уровня братьев-близнецов.
- Хорошо рубаешь... - заметил Цукоша за завтраком, провожая взглядом
миску Двоечника с изрядной порцией добавки.
- Ага, - разулыбался Саня, чуткий до похвалы.
День предстоял замечательный. Вомбат предлагал совершить ле-егонькую
прогулочку к Старому Руслу, дабы поупражняться немного в стрельбе по
кислотникам. Добряга-Квадрат в последний раз отвалил нам такое количество
патронов, что у Цукоши к вечеру от тяжести свело спину. Ну грех не облегчить
рюкзаки...
По пути Пурген от избытка хорошего настроения исполнял на бис свой
любимый "Марш заики", потом хохмил, не переставая. Настолько увлекся, что
свалился в дрысячью нору под дружный смех Команды. Короче говоря, все шло
расчудесненько.
До тех пор, пока Вомбат не подстрелил юнгера.
То есть вначале никто ничего и не понял. Какая-то худая нескладная
фигура замаячила среди деревьев, Двоечник даже подумал: клен-бродяга мается
по жаре. А Вомбат уже - раз! - и выстрелил. Как всегда, быстро и метко.
Несмотря на густо понатыканные сосенки.
- Кого это ты? - удивился Пурген, близоруко всматриваясь.
Вомбат брезгливо передернул плечами и равнодушно закинул автомат за
спину. Мужики ломанулись смотреть, и только Саня (не Саша!) заметил
оттянутый вниз непонятной ненавистью угол рта Командира.
- Ах ты, ежкин кот! - даже не воскликнул, а обалдело выдохнул Азмун,
останавливаясь около лежащего юнгера. И (теперь уже Саша) ощутил всю
тошнотворную нелепость ситуации. Нет, даже не нелепость, а... какую-то
мальчишескую стадность. Словно на глазах учеников обожаемый
учитель-гуманист, выйдя после лекции о любви ко всему живому, вдруг ни с
того ни с сего ударил ногой бездомного пса. Сильно ударил. Убил.
Юнгер лежал на сухой земле в неловкой позе человека, который только что
во сне перевернулся с боку на спину. Смуглое лицо его постепенно
разглаживалось, и только печальная улыбка еще долго держалась в уголках губ.
Левая рука лежала на сердце, правая сжимала дудку. Вот он кто, оказывается.
Юнгер-дудочник. Непонятное и робкое создание из загадочного племени бродячих
паяцев и поэтов. Встречали мы таких пару раз в Таборе, встречали. Не люди и
не цветы - их пластилиновые лица способны были за секунду поменять тысячу
выражений, а тихие гипнотические песни вышибали слезу у самых отъявленных
негодяев - живодеров с Железки. Их музыка утоляла жажду и веселила до колик,
а недолговечные водяные картинки оставались в памяти на многие недели. Никто
не знал, откуда приходят юнгеры и куда они уходят. Чем они питаются и откуда
берут сбой странные мотивы. Но от Стругацких Полей до западной границы
Города, от Усть-Вьюрта до Карам'д'Уморта обидеть юнгера считалось самой
низкой низостью.
Команда растерянно столпилась вокруг, все молчали. На Вомбата никто не
смотрел. Двоечник так просто не мог дышать от ужаса.
Саша вглядывался в спокойные черты лица бродячего музыканта, чувствуя,
как на глаза наворачиваются слезы. Откуда вдруг в нем взялась эта странная
болезненная жалость? Ведь это просто очередной фокус Вомбата, какой-нибудь
сентиментальный пустячок, воспоминание розовой юности - да? - безделушка,
прихотливо реализовавшаяся здесь в виде бродячего музыканта... Звереешь ты,
парень, звереешь, коли свои пустячки начал отстреливать. Вон бойскауты твои
аж дар речи потеряли.
Если бы в этот момент Саня не был в таком шоке, что практически
перестал соображать, может быть, Саша и пропустил бы легчайшую догадку,
мелькнувшую в его собственном подсознании. Он быстро оглядел молчавших
мужиков. Еще раз вгляделся в лицо мертвого музыканта. Не упустил злобного
торжествующего оскала Вомбата... И понял. Нелогичность, ребята. Испорченная
мизансцена. Талантливые артисты срочно обыгрывают появление на сцене
случайного, чужого человека. Не было у вас тут никаких юнгеров! Вам это
только что на ходу подсказали! Как раз в этот момент Саша был готов
поклясться, что услышал далекую мольбу о помощи. Страдающий женский голос
просил: спаси его, спаси...
Улыбка на лице юнгера медленно таяла. На мгновение Саша почувствовал
сильнейший укол ревности: так вот каким ты его себе придумала? Жесткие
черные волосы, широкие монгольские скулы... И удивительно красивая, тонкая,
но сильная рука, лежащая на остановившемся сердце...
Саня! Саня! Очнись! Ты можешь, нет, ты должен мне помочь! Здесь мы сами
себе - волшебники! Саня!
Двоечник вылезал из оцепенения, как из тягучего предутреннего кошмара.
Думай, Саня, думай, соображай, миленький! Юнгер - какой он? Он
изменчив, словно песок и вода. Но разве можно убить песок? Или воду?
Своим окрепшим, двойным уже, сознанием Саша отчетливо почувствовал,
как, отвечая на его подсказку, переливается, перетекает что-то внутри
недвижного тела юнгера... И как дрогнуло его сердце, выталкивая пулю.
- Ребята... - прошептал Саша (Саня? Света?!) - Он жив...
Я не знаю, как они меня услышали, потому что в это самое время Вомбат
выстрелил еще раз. В землю. Потом в дерево. Еще. Еще. И еще раз. В дерево.
Ствол его автомата упорно не хотел поворачиваться в нужную сторону. Потом
Вомбат зарычал. Как бешеный зверь, которому, связанному, живьем выпускают
кишки. Рванулся в сторону, продолжая палить куда попало. Отбежал шагов на
десять, оступился на кочке... Патроны кончились.
А потом его вдруг дернуло вверх, весь он страшно вытянулся, пласт земли
под ногами (правильно, Ленька, примерно метр на метр!) начал подниматься...
Словно крыло мельницы, Вомбата провернуло прямо в невесть откуда взявшееся
водяное оконце... Саша, холодея, увидел подошвы. Ребристые, неснашиваемые
подошвы ботинок военного образца...
Спектакль продолжался.
Он и не мог не продолжаться, пока хоть капля сознания, грамм ненависти
еще жили в замурованном под землей человеке. Сдаваться он не собирался. Но
сил у него уже оставалось маловато.
Саша, с трудом удерживая на месте Саню, с любопытством наблюдал, как
рванулся с места Стармех, на ходу вытаскивая саперную лопатку. Как Пурген
руками рвал жесткую траву, выворачивая куски дерна.
И как бестолково копался в аптечке Цукоша, когда они таки вытащили на
свет извивающийся комок человеческой плоти, еще десять минут назад
изображавший сурового Командира.
- Воды! - ревел Дима, стоя на коленях около Вомбата, пытаясь дрожащими
руками очистить лицо. - Воды, скорее! -