ж, они дождутся, - посулился Император. - Начнем, когда стемнеет. ...Своего плана он не выдал даже Эфраиму. И когда над восточным горизонтом поднялась луна, Император как был, в доспехах и при полном вооружении, осторожно двинулся к воде. Вампир в облике летучей мыши вился над головой, помогал с дорогой. К морю Император спустился примерно в двух полетах стрелы от крепостного обвода. Иссиня-черное море плавно набегало на каменистый берег, вдали вода начинала слабо фосфоресцировать, там, наверное, светились какие-то водоросли. Император бесшумно вошел в волны. Тяжелые доспехи утянут на дно, и он толкал перед собой плотик, на скорую руку связанный сегодня днем в чаще. "Удачи, высокий человек, - без слов, одной мыслью простился вампир. - Жаль, что я не могу молиться..." "Спасибо, Эфраим. Надеюсь, твоя служба сегодня закончится". Вампир ничего не ответил, просто взмыл чуть выше. Император поплыл. Несмотря на плотик, ему пришлось солоно. Плыть следовало бесшумно, а неловкая рука, закованная в железо, так и норовила выдать его неосторожным плеском. Он медленно огибал далеко выдававшийся в море скалистый мыс. По гребню его тянулась зубчатая хребтина стен, виднелись островерхие дозорные башенки. Там, где кончалась скала, стены смело вбегали в море, уходя на добрых три полета стрелы прочь от берега. Вход в небольшую бухту, как и положено, преграждала тяжелая цепь. Кое-как перебравшись, Император решительно поплыл дальше, стараясь держать голову пониже - по стенам лениво прохаживалась стража. Потрескивая, горели факелы, роняя в темную воду огненные смоляные слезы. Однако, несмотря на это, Императору не казалось, что твердыня охраняется так уж тщательно. Наверняка все это подстроено и служит цели убедить его, Императора, что пробраться в храм-крепость ничего не стоит. Что ж, какая разница - в ловушку или нет, он пойдет сегодня до конца, и никакие твари и чудовища его не остановят. Достаточно поражений. Если будет нужно, он сотрет с лица земли весь этот храм, со всеми подвалами и темницами, разроет скалу до самого кипящего земного чрева, но вытащит Тайде. Эфраим, несомненно, предупреждал не случайно, и отмахиваться от его предостережений станет только глупец. Глупцом Император себя не считал. Но никакого другого выхода, кроме как идти грудь на грудь с неведомым врагом, отыскать не мог. Правда, у него имелось очень важное преимущество - он точно знал, что нужно его врагам. Знал тот предел, который нельзя перейти. И это вселяло надежду. ...Каравелла казалась покинутой и темной. Не горело огня даже на палубе, у сходен, где всякий порядочный боевой капитан не может не оставить часового, пусть даже плавая под пиратскими знаменами. Император аккуратно примотал свой плотик к якорной цепи - корабль, даже стоя в бухте, отдал оба якоря - и стал осторожно взбираться наверх. Палуба. Никого. Ни живых, ни мертвых, ни призраков, ни чудовищ. На пирс переброшен широкий, удобный трап - словно тут разгружали тяжелые ящики с добычей. Непринужденной походкой Император сошел на берег. Теперь его задача - идти, словно он имеет полное право тут находиться. Что, собственно говоря, совершенно верно - если Империя там, где ее Император, то он, Император, имеет право входить куда угодно. За его спиной гулко затопала стража. Он не обернулся - и точно, шаги стали удаляться, парный патруль направлялся прочь, в сторону уходящих в море стен. Вскоре Император достиг трех широких глоток-входов. Здесь и точно могли разъехаться две телеги. Во тьму тянулись цепочки факелов. Император до половины вытянул клинок из ножен и двинулся вперед. Конечно, мокрые следы он за собой все еще оставлял, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Коридор словно вымер. Стража осталась далеко позади, на причалах. Никто не попытался преградить Императору дорогу, никто не окликнул, не спросил, кто он, собственно говоря, такой и что здесь делает. Сомнений не оставалось - его заманивали все глубже и глубже во вражью твердыню. Правда, теперь он четко ощущал Тайде. Против всех ожиданий, похитители держали пленницу не в подземельях. Где-то наверху, в верхних покоях крепости-храма. Там, где Император с вампиром видели злое мерцание в окне... Император не сомневался - за ним следят, следят с самого начала его безумного предприятия. Им надо загнать его в угол, только тогда - понимают они - Император освободит всю мощь белой перчатки. Значит, до Дану ему, скорее всего, дадут добраться если не беспрепятственно, то, во всяком случае, не очень мешая. А вот когда Тайде будет с ним... тогда держись. Однако он ошибся. Топот ног гулко грянул под сводами тоннеля, из боковых дверей один за другим вываливались какие-то фантастические оборванцы, вооруженные кто чем и в самых невероятных доспехах. Впрочем, равно как и без оных. Ночная тишина сменилась какофонией яростных воплей; толпа ринулась на Императора, в воздухе мелькали клинки - прямые, кривые, волнистые, выпуклые, вогнутые и вообще все, какие только может представить себе человеческое воображение. Над головами атакующих взметнулись копья, топоры, алебарды, осадные ножи и тому подобное. В задних рядах торопились арбалетчики - собственно говоря, нужны-то были только они, бросать остальных в атаку не имело никакого смысла, если только не стояла задача во что бы то ни стало вынудить Императора пустить в ход запретные силы... "Ловко, - успел подумать Император. - Ничего не скажешь, ловко. Но рановато вы раскрылись, рановато, вам бы погодить, потянуть время, а вы..." Латник в тяжелом доспехе встретил нападавших стремительным блеском меча. Длинный клинок сверкнул в свете факелов, и молодой черноволосый пират в алой косынке опрокинулся на спину, недоуменно глядя на вонзившуюся в грудь сталь. Устрашающего вида двуручный меч с двумя усаженными возле эфеса дополнительными остриями выпал из разжавшейся руки. - Тебя-то мне и надо, - сказал Император чужому мечу, забрасывая обратно в ножны свой собственный. Одной рукой он держал новообретенное оружие за эфес, другой - левой, в белой перчатке - несколько пониже острия. Отмахнулся раз, другой - в полную силу, так, что застонал рассекаемый воздух. Трое самых ретивых и глупых растянулись на плитах пола, корчась и дергаясь, обильно орошая камень собственной, но уже не нужной хозяевам кровью. О латы Императора сломалась первая стрела. Молодцы. Быстро сообразили. Свалив еще одного излишне храброго удальца, Император протиснулся в узкую, обитую железными полосами дверь и тотчас задвинул засов. В выборе пути он не сомневался. Как не сомневался и в том, что хозяевам этого странного места отлично ведом каждый его шаг. И атака пиратов, несомненно, рассчитана до мелочей, с первого до последнего момента. Его загнали, куда должны были загнать. Отсюда ему только одна дорога - вверх по узкой винтовой лестнице. Идеальное место для обороны, один боец остановит тут целую толпу врагов. Тем не менее лестница оставалась свободной. Позвольте не поверить вам, уважаемые господа, что все это произошло случайно. Ступени ввинчивались в толщу стены; ни окон, ни площадок - ничего. Храм со стороны не казался особенно высоким, даже если прибавить скалистое основание - Император уже должен был добраться до обитаемых ярусов. Первая попавшаяся ему дверь оказалась более чем внушительной. Сплошное железо. И, разумеется, наглухо заперта изнутри. Ничего удивительного. Баран должен идти на бойню по строго определенному пути. Император зло усмехнулся. Вы решили, что просчитали все и вся, до самого конца? Вы не сомневаетесь, что тупой хуманс покорно пойдет по назначенной ему дороге, не делая даже попыток свернуть в сторону?.. Если взаправду так думал и, то зря. Он мельком взглянул на доставшийся ему двуручник. Сталь так себе, да и работа не ахти. Нет, этот меч здесь не помощник. Ухмыльнувшись, Император коснулся белой перчатки. Интересно, понадобится ли тут его кровь, как при штурме твердыни Кутула? Перчатка отозвалась с готовностью, пожалуй, даже где-то подобострастно. Было в этой услужливости что-то неприятное, словно перчатка тоже участвовала в заговоре. Тем не менее никакой крови не понадобилось. Не было ни вспышек, ни грохота. На миг что-то сверкнуло, блеснуло - и засов оказался разрезан надвое. Императора согнуло от боли отката, однако свое дело заклинание сделало. Створки распахнулись. Мрачный арочный коридор, какой Император и ожидал увидеть в подобном месте. И слабое мерцание в дальнем его конце, после долгого ряда глухих, железом окованных дверей. Позади слышались глухие удары пополам с многоголосыми воплями - часть пиратской вольницы, похоже, пыталась взломать дверь, другая - те, что поумнее, - наверняка пустилась в обход. Держа перед собой готовый для удара двуручный меч, Император быстро, почти что бегом, шел по коридору. На темных стенах то и дело попадались странного вида гобелены - темные волны призрачной тьмы, растекающиеся по улицам городов, перехлестывающие через крепостные стены, штурмующие неприступные скалы, на которых, словно воины в последнем отчаянном усилии удержаться, застыли белокаменные храмы, но не со знакомым символом Спасителя (от Эфраима Император давно уже знал, что эта вера победила и тут), а увенчанные железными флюгерами в виде двух воинов с поднятыми мечами, бьющимися спиной к спине. Гобелены казались новыми. Мельком Император даже подумал, что же это за два воителя на храмовых шпилях и что случилось со сторонниками этой веры, когда в Эвиал вступила Истинная Церковь, церковь Спасителя, - когда в дальнем конце коридора дверь распахнулась и навстречу высунулась стальная щетина длинных копий. Пираты оказались куда умнее, чем можно было б подумать. Они не лезли вперед, они прятались за густым частоколом пик - однако Император не остановился. Белая перчатка сама просилась в дело, однако правитель Мельина подавил в себе этот порыв. "Это то, что от тебя ждут, - напоминал он себе. - Не поддавайся. Ни за что не поддавайся. Иначе, кто знает, можешь и совсем не увидеть Тайде". Пираты ожидали, что их враг остановится перед сплошной стеной копейных наверший. Идти на них грудью рискнул бы лишь самоубийца. Или Император Мельина в выкованных гномами доспехах с яростным василиском на груди. Крутнулся над высоким шлемом двуручный меч, и Императору вдруг показалось, что он вновь ведет легионы на приступ твердыни Кутула; в груди оживала прежняя ярость, ярость правителя великой Империи, что пронес через всю жизнь горькую обиду мальчика, у которого отняли единственное живое существо, по-настоящему, неложно любившее его. У юного тогда Императора маги Радуги жестоко убили (его же, Императора, руками) щенка; сейчас кто-то другой попытался лишить Императора единственной, которую он любил и которая любила его, - так чем же они отличаются от Радуги?.. Они узнают его гнев. Все, кто встал на его пути. Неважно, по неведению ли или по собственной злой воле. Двуручный меч крутится все быстрее и быстрее. Первая пика рывком клюет Императора в грудь, тот чуть поворачивается, и острие бессильно соскальзывает по гладкому нагруднику. Гномы не подвели. А в следующий миг меч Императора, свистнув, обрушивается вперед, разрубая копейные древки. Прежде, чем пираты успевают опомниться, Император уже оказывается среди них, в самой гуще... Считается, что двуручный меч не годится для боя в плотной толпе. И это справедливо - если драться по всем правилам. Император правила отбросил. Раз и навсегда. Уже давно. Когда выходил с несколькими когортами против магов Мельина... Император держал клинок, словно топор, левой рукой прямо за лезвие, и орудовал им, нанося удары то острием, то тяжелым эфесом. Круглый шар противовеса дробил кости и сминал шлемы, человеческая рука разила сейчас с поистине нечеловеческой силой, потому что Император вновь видел перед собой своего щенка, распятого на темном камне алтаря, и самодовольную Сежес с компанией, утверждавшими тогда, что правитель Империи не может проявлять "мягкосердечности". Что ж, он уже доказал - в первую очередь той же Сежес, - что оказался способным учеником. Кровавый клубок прокатился к дверям, оставляя на своем пути смятые и нелепые человеческие фигурки, словно игрушки, сломанные и разбросанные злым ребенком. Император прошел сквозь строй копейщиков и шел так до тех пор, пока пираты не дрогнули и не кинулись врассыпную. Они-то были живыми, и они-то, в отличие от каких-нибудь безмозглых чудищ, порождений отвратной магии, умереть не стремились. Гнаться за ними Император не стал. Беглецы с воплями ныряли в какие-то боковые двери, гремело железо лихорадочно задвигавшихся засовов. Кто-то пустил арбалетную стрелу - промахнулся от страха. Император остановился. Доспехи забрызганы кровью, но сталь гномов доказала, что за нее не зря платили золотом по весу чуть ли не как три к одному. Ни единой вмятины или даже царапины на нагруднике, наплечниках, пластинах, прикрывавших руки и ноги. Если бы пираты оказались более копейщиками или просто проявили бы больше хладнокровия, конечно, Императору было б несдобровать. Острия пик нашли бы дорогу в уязвимые сочленения, в лицо, лишь наполовину прикрытое шлемом, в ноги... Правитель Мельина оглянулся. Восемь тел. Бой длился совсем недолго. Пираты выказали завидную разумность - может, с ними еще удастся поладить? Собственно говоря, против них самих Император ничего не имел - не они ведь похитили его Тайде, а та загадочная Белая Тень, которую он с тех пор ни разу так и не увидел, хоть, знают Всемогущие, какие бы имена они ни носили, он, Император, многое бы отдал за эту встречу. Округлый зал. Четыре двери - наверное, за ними такие же коридоры, как и тот, которым он прошел. Восемь дверей поменьше - куда спасались бегством пираты. В середине - пустое, ничем не огороженное пространство, дыра в полу, шириной, наверное, добрых семь футов. Император осторожно приблизился к краю. Внизу, на дне, среди мрака, неярко горел огонь - странный, желтый с синей окантовкой. Жара не чувствовалась, пламя казалось холодным. И еще - огонь словно бы плавал в воздухе, не имея никакой опоры. Резкий крик. Рвущий, режущий, отчаянный. Вспоровший тишину, словно отточенный клинок. Императора спас инстинкт. Он отпрянул - в тот же миг мимо него что-то пронеслось вниз, кануло прямо туда, во тьму и огонь. Но глаза человека, уже ступившего за грань, уже выведенного туда своей яростью, успели увидеть все, что было нужно. Тайде. Сеамни Оэктаканн, туго спеленутая, связанная какими-то полупрозрачными, фосфоресцирующими путами, заключенная в тугой кокон вражьего волшебства, - и рядом с ней падала тень. Та самая тень старика в широкополой шляпе, памятная еще по Мельину! Желание Императора исполнилось даже быстрее, чем он мог себе представить. Странная пара, сцепившаяся, сплетшаяся крепче, чем самые страстные любовники, скрылась в густой тьме внизу. Замигал и взвился желтый огонь, его языки источали холод, почти что дотягиваясь до Императора. Все, что он успел сделать, - это отшатнуться. Явилось ли ему видение? Или это было реальным? И что ему теперь делать - слепо прыгать туда, вниз? Ответ пришел сам и немедленно. Сверху, из широкой бреши в потолке, вниз прыгнул новый участник этого спектакля. Император ожидал чудовища. Каких-нибудь рогов, клыков, хоботов и тому подобного. Чешуйчатой брони и алчной пасти, истекающей ядовитой слюной. К этому он был готов. Не готов он оказался к другому... Мягкие сапожки коснулись каменного пола. С легким шелестом вынырнули из ножен две кривые сабли. Блеснула пара вампирских клыков. Ало-фиолетовые глаза чуть прищурились, черные кожистые крылья неспешно сложились, окутывая фигуру словно плотный плащ. Губы растянулись в жутковатую ухмылку-гримасу. Сквозь иссиня-черные волосы виднелись острые кончики эльфийских ушей. А на груди плотная лиловая ткань туго обтягивала две небольшие девственные выпуклости. Император не сомневался - его враги поняли, что дальнейшая игра в прятки им ничего не даст. И сделали наконец-то ход, который, возможно, приберегали на потом или которого хотели и вовсе избежать. Вампиресса. Эльфийка. Чего не может быть в принципе. Точнее, не может быть по законам мира Мельина И это то самое страшилище, которое они с Эфраи-мом почувствовали на подходах к храму-замку? Император вглядывался, наверное, секунду, не больше. И ровно на секунду больше, чем следовало. То, очень голодное, очень злобное и очень древнее существо, замеченное им в окне, владело своей собственной магией. Магией, превозмочь которую так просто, без команды, не смогла даже белая перчатка. Свистящий шепот, вползающий в сознание, точно густая, липкая слизь. Мысли начинают путаться, руки бессильно опускаются, и подбородок вздергивается сам собой, пальцы тянутся стянуть шлем, открыть шею неестественно острым клыкам. Владыка Мельина тяжело рухнул на колени. Силы оставляли его, покидая тело подобно воде, струящейся из пробитого бурдюка. Зрение не помутилось, и это еще многократно усиливало кошмар. "Используй Силу, глупец! - взорвалось в мозгу. - Используй, пока не поздно! Это - единственный выход! Ну, чего же ты еще ждешь?!" Вампирша подходила неспешно, словно желая насладиться бессилием жертвы. Она была очень, очень, очень голодна - эманации страшного голода ее пробивались сквозь ею же самой насланную магию. Ее долго, неисчислимые годы, держали в заточении, магия служила ей пищей, позволяя уже один раз умершей плоти не распасться серой золой, но голода не утоляла. И теперь она, наконец-то высвобожденная из оков, неторопливо, растягивая наслаждение, приближалась к жертве - высокому, сильному человеку, истинному воину, что сейчас оседал на каменный пол бессильной куклой. Бесполезный меч выпал из разжавшихся пальцев, загремел по каменным плитам. Вампиресса улыбалась, ни на миг не ослабляя натиска. Она была опытна и осторожна. Даже дикий, почти что непереносимый голод не заставил ее потерять голову и слепо броситься на добычу. Пинком ноги они отшвырнула в сторону двуручный меч - клинок сорвался вниз, в темную брешь, беззвучно канул в глубину, словно там разверзалась не имеющая дна пропасть. Эльфийка-вампир усмехнулась вновь, завидев руку Императора, медленно тянущуюся к эфесу второго, его собственного, меча. Движение, потребовавшее без остатка все силы тела и души, - а на самом деле пальцы двигались не быстрей улитки. Вампиресса спрятала сабли, нарочито аккуратно отстегнула ножны от перевязи, отбросила в сторону - оружие отлетело к стене, осталось лежать там, словно павший в бою воин. - Ты мой, - услыхал Император, несмотря на то что губы вампирессы не шелохнулись. - Ты мой... навсегда. И твоя эльфийка... она тоже моя. Я всегда хотела иметь младшую сестру. Бессмертную, как и я. В Вечность все-таки лучше идти не поодиночке... А ты спи, спи, спи, я не хочу причинять тебе боли, я не хочу, чтобы ты боялся, - тогда кровь особенно хороша. Веки Императора налились тяжестью, однако не сомкнулись. Он в упор смотрел на склоняющуюся над ним смерть - воля правителя Мельина, не побоявшегося в свое время выступить против всесильной Радуги, не остановившегося перед ужасом пути в Ничто через Разлом, медленно собирала силы для ответного удара. Вампиресса склонилась было над лежащим Императором - и вдруг резко отстранилась. Мягким прыжком отскочила назад, вновь обнажила оружие. Казалось, ее что-то насторожило. Глаза вампирши сверкали безумным огнем, но головы она не теряла. Острия сабель медленно чертили круги, восьмерки и петли вокруг своей хозяйки, словно исполняя какой-то неимоверно сложный ритуальный танец. Застывшая маска лица вдруг дрогнула. Из-под верхней губы высунулись клыки, высунулись и вновь скрылись. Вампирша судорожно облизнула губы, словно в полной растерянности. Глаза ее попеременно смотрели то на Императора, то на его белую перчатку. - Вот оно что... - беззвучно прошипела вампиресса. - Хитрый охотник пошел в наше время! Какими штучками-то обзавелся! Ну ничего, тебе уже ничто не поможет, милый мой^ Никто и ничего... "Эфраим, - подумал Император. - В сказке тебе уже была бы пора прийти мне на помощь..." Разумеется, на помощь ему никто не пришел. Да и смешно было бы на такое надеяться. Кажется, это был на самом деле конец. Он недооценил хозяев странного храма. Они наконец пустили в ход свое заветное оружие - и оружие это достигло цели. Вампиресса застыла, напряглась - и Император внезапно ощутил сильнейший, необоримый приказ: снять белую перчатку. Снять немедленно, бросить ее в пропасть, раз и навсегда! Как бы не так. На сей раз в бой вступила воля самой перчатки. Ей, похоже, совсем не улыбалась подобная участь. Рука Императора не дрогнула. И даже более того - сжатая в кулак, начала медленно подниматься, целясь в лицо вампирше. И уже покатился по жилам поток знакомого жгучего огня, вспарывая вены, раскрывая их и готовясь рвануться сметающим все и вся вихрем. Эльфийка-вампир вовремя почувствовала опасность. Отмеченные бликами острия рванулись вперед и вниз, словно вампирша против правил этого племени решила сперва убить свою добычу. По руке Императора прокатилась волна обжигающей боли. Из-под доспехов на волю вырвался огненный поток - пламенное копье, сотканное из его собственной горящей крови. Оно прянуло прямо в лицо вампирше - однако та с поистине нечеловеческой ловкостью успела увернуться. Со свистом рубя воздух, развернулись широкие крылья. В отличие от Эфраима, вампирессе не требовалось перевоплощаться в летучую мышь, чтобы обрести способность к полету. Поток пламени промчался мимо. Ударил в стену, круша и разбрасывая камни. Плиты мгновенно раскалились и начали плавиться, стекая вниз черно-алыми потоками. В стене возникла широкая брешь, а вот Император, задыхаясь и почти теряя сознание от боли, вновь опрокинулся на спину. Он промахнулся. Левая рука ударилась об пол, неподвижная Из-под стальных пластин бежали струйки крови. Вампиресса резко опустилась на пол. Она была непредставимо быстра. Император с трудом мог различить отдельные ее движения. Сейчас на ее тонких лиловых губах играла насмешливо-презрительная ухмылка. Враг использовал единственный и последний шанс. Он привел в действие свое огненное оружие и промахнулся. Теперь он в ее власти, весь, целиком, до конца... Император лежал, чувствуя, как жизнь стремительно уходит из него. Казалось, тело само поняло, что надо умереть как можно скорее, потому что грозящая ему участь - это нечто хуже смерти. Он не мог пошевелиться, едва мог двинуть даже глазами. Неудачная атака выпила его досуха. Сил больше не оставалось. Даже чтобы покончить с собой. ...Он не уловил тот миг, когда его левая рука внезапно пошевелилась сама собой. Дрогнула и начала подниматься. С гнутой брони срывались тяжелые горячие капли, Император не чувствовал ничего ниже левого плеча - а рука тем не менее двигалась. Белая перчатка вступала в бой уже сама по себе, до конца защищая своего господина - впрочем, господина ли? Может, просто временного хранителя? Вампиресса попятилась, вновь рванулись, расправляясь, ее черные крылья, но на сей раз это был не поток пламени. Ярость Императора словно пробудилась, сознание стряхивало остатки наваждения - тело, правда, по-прежнему не повиновалось, но тем не менее воля к борьбе ожила вновь, и она, эта воля, дала начало ярости. Той самой, с какой Император шел прямо на магов Радуги. Она, эта несчастная эльфийка, неведомой силой обращенная в вампиршу, она встала между ним и Сеамни. Она не должна больше быть. Ярость вскипала, металась, точно в наглухо закупоренном перегретом котле, она искала выхода - и нашла его. Пальцы раздвинулись, словно левая рука Императора держала большое,яблоко. С их концов заструилось голубоватое холодное сияние. Вампиресса взвизгнула - высоко, нестерпимо, режуще слух - и рванулась навстречу, размахивая клинками. Ее магия уже не могла остановить творимое волшебство - но Император почувствовал, что сама перчатка, точнее, обитающая в ней Сила, черпает все больше и все глубже. Она разнимала сейчас земные пласты, тянулась, словно дерево корнями, руша основание храма. Камни под напором неведомой мощи вылетали из стен, с грохотом валясь на пол - или беззвучно обрушиваясь в провал. Голубое сияние ринулось навстречу вампирше, легко разгадало ее попытку уклониться - и миг спустя вокруг чудовища возник призрачный пульсирующий кокон. Точь-в-точь такой же, как и вокруг плененной Тайде. Ожившая, воплощенная ярость швырнула вампи-рессу о противополжную стену, словно мальчишка гнилую тыкву. И точно так же, как гнилая тыква, тело упырицы разлетелось кровавой кашей. Вампира так не убьешь, во всяком случае, в Мельине - там требовалось или серебро, или зачарованное деревянное оружие. Вампирша оживет... если, конечно, не сжечь останки, а потом не пережечь - в алхимическом тигле - даже саму золу. Но сейчас - сейчас Император, превозмогая боль во вновь бессильно повисшей левой руке, с трудом поднялся на ноги Подобрал валявшийся у стены меч. Мешкать он не мог - под ногами, на нижних... ярусах? или в безднах? - что-то грохотало, перекатывалось, трещало, словно там рушилось все, что только может обрушиться. Император встал на самом краю бреши. "Ну, где же ты, о враг мой? Выйди, покажись и прими бой! Впрочем, ты, наверное, понятия не имеешь о чести и гордости. Ты - всего лишь злобный дух, порождение иномировой бездны, ты явился в мой мир со злом, ты заставил меня последовать за тобой - ну что же, я здесь. Чего тебе надо еще?" Молчание. Рухнуло еще несколько камней из стен, зазмеились трещины по потолку. Отсюда надо было уходить, и немедленно; Император закрыл глаза и постарался увидеть Тайде. Там, внизу, в черной бездне, куда несчастную Дану уволок злобный призрак Ничего. Пустота. Тайде исчезла, словно тот провал и впрямь не имел дна. Но в то же время Император не чувствовал и тени ее смерти. Дану не погибла. Просто хозяева этого места, наверное, решили, что дело сделано. Сила, страшная Сила была высвобождена. Император чувствовал - его перчатка заронила в землю под храмом гибельное семя, но не мог сейчас даже ужаснуться или прийти в негодование. Слишком многое было отдано схватке. Его враги знали, кого выпустить против него. Вампирша была достойным противником. Не ненавидь Император всю проклятую расу неживых кровососов, он, наверное, воздал бы своему противнику последние рыцарские почести. Хватит об этом. Вытащить Тайде! Вытащить во что бы то ни стало! Остальное все - потом. Императору пришлось обойти все двери, прежде чем он отыскал нужную. Не приходилось сомневаться - снизу по крутой винтовой лестнице, ничем не отличавшейся от той, по которой он поднимался сюда, шло точно то же ощущение всеобщего распада и уничтожения, что и от круглой бреши в середине зала. Император двинулся вниз. Ступени шевелились, дергались у него под ногами, стены норовили столкнуть или придавить, дважды ему приходилось уворачиваться от катившихся сверху каменных глыб - начинала разрушаться уже глубокая, опорная кладка стен. Новорожденное чудище ворочалось в глубинах, расталкивая призрачными боками основания крепчайших скал, и Император понимал - очень возможно, в этом мире его имя скоро будет проклято сугубо и трегубо. Хотя также очень может быть, что тут скоро не останется никого, чтобы произнести проклятье. - Тогда я произнесу его сам, - холодно сказал Император, обращаясь неведомо к кому. Однако он чувствовал, что за каждым его шагом, за каждым его словом настороженно следят нечеловеческие глаза и уши. Спираль. Витки, витки, витки. Ржавые кандалы. В некоторых еще остались какие-то осколки костей. Вниз, вниз, к пределу возведенного человеческими руками! Император понимал, что случилось непоправимое. Он выиграл битву, но проиграл войну. Те, кто завлек его в этот замок, добились-таки, что перчатка показала все, на что она способна. И, защищая хозяина, бездушная магическая тварь породила другую. Столь же бездушную, но куда более могущественную. И Император не знал, как с ней бороться. Никто не преградил ему дороги. Пираты, надо полагать, сыграв свою роль, сейчас спешили унести ноги подальше от места битвы. Бедные, жалкие, безмозглые пешки. Их использовали, а теперь просто сметают с доски, за которую садятся совсем иные игроки. И и фа пойдет по совершенно другим правилам. Впрочем, он, Император, должен исполнить свой долг до конца. Он должен спасти Тайде. Что будет потом с этим миром... ... не может быть не его делом, вдруг подумал он. У него накопилось и без того слишком много долгов, но ничего тут уже не поделаешь. Он обязан вернуться в Мельин. Там его подданные, которые присягнули ему, которые умирали ради него. Он должен вернуться, и если кто-то посягает на покой Империи, вырвать смуту с корнем, даже если при этом прольются реки крови. Но для этого ему нельзя мешкать. Он должен выручить Тайде и уходить. Обратно в глубину лесов. Там, пока у него еще есть время, он обязан найти способ вернуться. Иначе он просто не Император. Камень стен становился все древнее, выщербленнее, покрытый многочисленными трещинами. Вскоре Императору пришлось идти согнувшись. Левая рука переставала кровоточить - магия позаботилась и об этом, - но крови он потерял все-таки слишком много. Голова кружилась, то и дело приходилось опираться здоровой рукой о стену. Но вот кладка (из дикого, необработанного камня, самых обычных валунов) кончилась. И тут Император застыл. Застыл, несмотря на все обстоятельства, к остановкам и изучению архитектурных особенностей данного строения никак не располагающие. Кладки больше не было. Факелов (явно светивших благодаря магии) - тоже. Место каменных глыб занимало странное вещество, темно-коричневое, блестящее, не имевшее ни швов, ни шероховатостей. Словно неведомая сила проплавила ход в сплошном монолите. И сделали это явно нечеловеческие руки. Император не успел задаться вопросом чьи. Он не миновал и двух десятков шагов, когда на стене справа ему попался барельеф. Трое уродливых существ стояли, соединив руки, попирая чудовищными ногами и сушу и море. Трое. Шестирукий великан, какой-то получеловек с вытянутой, чешуйчатой, словно у змеи, головой, и третий... Третьим был крылатый кошмар, знакомый Императору Мельина. Тот самый, что вырвался из-под башни Кутула. Далеко ведет дорожка, да только все равно кончится когда-нибудь. Далеко раскидываются концы великой сети, протянувшейся от мира и до мира, - да только в любой, самой крепкой сети небольшая колючая рыбка-шипояд найдет лазейку. И сумеет, пусть даже и выхваченная из воды, всадить ядовитую иглу спинного плавника в руку неосторожного рыбака, так что не помогут даже и крепкие кожаные рукавицы. Ступени исчезли, но, странное дело, Император спускался совершенно спокойно, словно по ровному, ноги не скользили. Хватало и света - его источали крохотные золотистые искорки в толще стен, словно замурованные жуки-светляки. Мало-помалу стена слева стала истончаться. Постепенно она превращалась в подобие темно-коричневого стекла, сквозь которое чувствовалось присутствие поистине великой бездны. Не замедлил явиться и плавающий в пустоте огонь. Пламенный канат, словно языки огня карабкались наверх по смоленой веревке. Его точно колебал ветер, пламя медленно смещалось то вправо, то влево, временами желтоватый свет выхватывал из девственной тьмы стены исполинского колодца, и Император всякий раз невольно вздрагивал Стены колодца выложены были человеческими дeлами. Мужчины, женщины, старики, дети - здесь были все. Всем нашлось место. Неведомое чародейство сохранило тела нетленными. Были мгновения, когда Императору казалось, что они - живые. Часть тел была обнажена, другие - одеты: одежда показалась Императору очень простой и грубой, такое могли сделать, едва-едва изобретя ткачество. Кое-кто так и вовсе облачен был в набедренную повязку из трав. И на лицах всех до единой жертв запечатлелся непередаваемый, непереносимый ужас. В свои последние мгновения они увидели что-то такое, перед чем бессилен оказался и знаменитый яростный дух хуманса, как прозвали людей другие обитатели родного для Императора мира Мельина. Быть может, ту троицу великанов?.. Как бы то ни было, Император шел вниз. Видали мы вещи и похуже. Стояли мы в распадающемся на части мире, где только мечи да доблесть имперских легионов предотвратили исполнение зловещих пророчеств. Сам Спаситель повернул назад - потому что предсказанное не сбылось! Так неужто дрожать сейчас перед какими-то давно сгинувшими страхами?! Таковы люди - и потому они будут побеждать. Побеждать до тех пор, пока не встретят кого-то, способного на еще более всепоглощающую ярость, на еще более испепеляющий гнев, чем они сами. Но пока что ни под одним солнцем они не встретили равных себе. Мало-помалу отделявшая спиральный спуск от бездны стена сошла на нет. В лицо Императору плеснуло ледяным ветром. Тропа шла теперь над пропастью, словно в горах, - а вместо выступов и корней угнездившихся в трещинах деревьев были головы, плечи и руки недвижно застывших трупов. Искаженные чудовищными гримасами лица, выкаченные в агонии глаза, скрюченные, отчаянно вцепившиеся во что попало пальцы... Император шел вниз и вниз по этому пути Смерти, и его сердце леденело. Кто бы ни сделал это, он заслуживал даже не казни - а медленного, предельно мучительного умерщвления. Подобно тому, как казнила Радуга заподозренных в "незаконной" волшбе обитателей Империи, также не делая различий между мужами, женами и детишками. Огненный канат качнулся, прошел совсем рядом - и тогда Император увидел далеко внизу крошечный островок, плававший в темном море, а на самом островке он разглядел скорчившуюся фигурку. Рядом с ней застыла Белая Тень. Мгновенье тишины. А затем Император почувствовал, как его губы раздвигаются в улыбке. Конец пути. Конец всего. Его враг, его любовь - перед ним. Император занес ногу над пропастью. А затем шагнул с обрыва. Это было словно во сне, когда ты падаешь, но так медленно, что никакая высота не в силах убить тебя. Призрак поворачивался к нему. Пустые серые рукава просторного балахона вытягивались, обретая форму двух прямых не то мечей, не то очень длинных копейных наконечников. Призрак никуда не собирался бежать. - Ты пришел, - услыхал Император. Голос был старческий, надтреснутый, неприятный. - Ты все-таки дошел. Но, как ты понимаешь, мы все равно выиграли. Этот мир, твой мир... еще целое их множество... - Почему вас всех перед решающей схваткой тянет на высокопарные рассуждения? - бросил Император. Он уже стоял на плавающем в ничто островке. Прыжок обернулся плавным спуском. Очевидно, хозяева этого места хотели закрепить успех. - Хватит болтать и займемся делом. Дану - моя! - Что нам в твоей Дану, что нам в тебе, что нам во всем глупом человеческом роде, - высокомерно бросил призрак, однако Императору показалось, что за этими словами не было ничего - ни искренней веры, ни подлинной преданности. Кукла повторяла то, что шептали уста неведомого кукловода. Кто же отбросил эту тень и как она оказалась во власти здешних сил? Впрочем, какая разница. Сейчас это - враг, и враг последний. - Мы делаем то, по сравнению с чем творения всей твоей расы, разбросанной по множеству миров, есть не что иное... Император резко взмахнул мечом. "Призрак ты или не призрак, но я начну с честной стали. Что будет дальше - посмотрим". Как и следовало ожидать, клинок легко прошел сквозь серое облако, не причинив Тени никакого вреда. Призрак издевательски засмеялся. - Что ты можешь сделать против меня, человек? Твое оружие против меня бессильно. Тебе поможет лишь то, что ты носишь на левой руке, но не твоя собственная Сила. Наша Сила. Сила, которую тебе одолжили. И которую пришла пора вернуть. - Император Мельина не торгуется, - надменно ответил человек. - Император Мельина берет то, что считает нужным, и делает с ним то, что считает нужным. Можешь отобрать у меня это, - он потряс левой рукой, - отбери. - Сам отдашь, - ухмыльнулся призрак. Император ощутил касание чужой Силы - но перчатка, похоже, имела собственное мнение по этому вопросу. Рука не дрогнула. Сам же Император ничего не ответил. Гордые речи Тени явно пропадали зря. - Смотришь на свою Дану, человек? - внезапно спросил призрак глумливым голосом. - Смотри, смотри, тебе вообще уже недолго смотреть осталось... на что бы то ни было. Однако в эти мгновения Император смотрел вовсе не на Тайде. Он заставил себя забыть сейчас о ее существовании. Отзовется ли белая перчатка на его зов, или она окончательно исчерпала все силы в противостоянии с вампиршей? - Что же ты стоишь, человек? - продолжала насмешничать Тень. - Что же ты собираешься де... Гнусавый голос оборвался. Закованный в броню кулак Императора врезался в блеклое пятно - лицо Тени, встретив при этом плоть, а отнюдь не бестелесную субстанцию. Император ударил правой рукой, на которой, забытый, так долго оставался в бездействии его старый перстень с магическим черным камнем, некогда подаренный Радугой и с успехом против Радуги же и использованный в самом начале войны с чародеями. Нежданно сработала старая магия, какой учили Императора в его мальчишеские годы. Непригодная для боя, сугубо академическая, умственное упражнение для одаренного ученика. Придание призраку видимости плоти. Наделение телом. Настоящее заклинание такого рода - из разряда наивысших и тайных. Его сильно упрощенное, облегченное подобие, откуда убраны все ссылки на некромантию, - напротив, служило известным средством проверки адепта. Сознание словно бы само произнесло в нужный момент намертво вытравленную в памяти, точно кислотой по железу, магическую формулу, отбросило все суетное и принадлежащее этому миру, сколь бы ценно для Императора оно ни было. И в решающий момент сознание нанесло четко выверенный удар. Тень опрокинулась. Согнулась, словно самый обычный человек, получивший кулаком в уличной драке. Согнулась, переломилась, разрываясь почти пополам в том месте, где у обычного человека находится пояс. Раздался странный звук, не то всхлипывание, не то всхрюкивание, не то бульканье; или словно бы кто-то захлебывался собственной кровью. Медленно, будто чье-то заклятье остановило само время, тень поплыла прочь; удар Императора сбросил ее с островка, швырнул на стену - а там в нее вцепились внезапно ожившие руки выстилавших исполинский колодец тел. Открылись незрячие глаза, распрямились скрюченные пальцы - сейчас они жадно, с так и неизбытой яростью и местью ухватились за полы призрачного плаща, за все, до чего только могли дотянуться. Давно-давно умершие мышцы вновь напряглись. В одно мгновение Тень оказалась распяленной, распластанной по стене, руки мертвых рвали ее в клочки. Привидение быстро втягивалось в плоть стены, просачиваясь вглубь сквозь мельчайшие щели между плотно прижатыми друг к другу трупами. Тень умирала - если это можно было назвать смертью - молча. Ни слова, ни звука, ни слышимой для Императора мысли. Черные провалы глаз затянуло белесой мглой. Так и не пущенные в дело бесплотные клинки медленно таяли. Мертвые руки делали свое дело. Кто знает, для чего создатели этой чудовищной бездны сохранили им подобие жизни, - но когда настало время, принесенные в жертву смогли отомстить за себя.