ономии каких-то чудищ; физиономии гримасничали, кривились и дергались, составляясь на несколько мгновений и тотчас же исчезая. Сперва Агате показалось, что с башней ничего не случилось и Хозяин лишь зря потратил силы. Но потом.., потом башня внезапно приподнялась, словно пытаясь оторваться от косных фундаментов и рвануться в небо, по серому камню стен зазмеились черные трещины, шпиль переломился у самого основания, и гордый герб из огненного авальонна грянул вниз, вдребезги разбившись о камни брусчатки. А в следующее мгновение башня рухнула бесформенной грудой битого камня, крошева стен и обломков балок, месива утвари и обстановки - страшный пирог, щедро пропитанный алой начинкой. Агата скорчилась под каменным навесом, прижимая ладони к ушам. После такого удара, казалось ей, разве что-то еще может оставаться в живых?.. Однако большинство магов Арка были живы, жив и сам Хозяин Ливня; борьба не прекращалась, алая сеть стремительно стягивалась в глухой темно-красный кокон, внутри которого все еще стояла высокая фигура с черным мечом в гордо поднятой руке. Капли Смертного Ливня уже не падали. Сила его Хозяина иссякала. Он обрушил и обратил во прах башню врагов, но сколько их еще стояло на крышах домов, окружающих площадь! А сеть стала уже слишком частой и слишком тугой, чтобы разорвать ее, - оставалась только бросить оружие и отдаться в руки торжествующим победителям, утешая себя тем, что с собой ты уносишь целое сонмище врагов. Он захохотал. - Выпью, выпью, выпью... - Плечи Хозяина стремительно раздавались вширь, он рос, утрачивая человеческий облик; с черепа слезла кожа, из-под нее показалось изъеденное ржавчиной железо старого шлема; то же самое - и с плечами, и с руками; монстр возвращался к жизни, потому что лишь в таком виде Хозяин мог еще продолжать борьбу. Голоса магов Арка теперь молчали. Над руинами башни, казалось Агате, еще трепещет слабое алое зарево, словно последний, прощальный салют; магия этого места была сильна, очень сильна, однако башня стояла на чужих фундаментах, возведенных руками Дочеловеческой Расы, задолго до рокового Исхода и битвы на Берегу Черепов. Сейчас Агата, дальний потомок древних строителей, чувствовала и магию, и... ...И холодный зелено-жемчужный блеск зачарованного клинка, клинка, что когда-то (казалось, что давным-давно!) сам лег в руки презренной рабыни-данки в остатках Друнга, великого оплота некогда великого народа... Иммельсторн был здесь! Он звал ее, он чувствовал се, он посылал к ней весть сквозь завалы битого камня!.. В те мгновения она забыла обо всем. О еще срывающихся с неба, из побежденных туч, отдельных каплях Смертного Ливня, каждая из которых тем не менее означала гибель, о магах, густо стоящих на окрестных крышах, и даже о самом Хозяине Ливня. Она просто вскочила и, не помня себя, ринулась через площадь к развалинам. - Ар-р-р-гх! - донеслось откуда-то справа. Она не повернула головы. Ей казалось, что в огненном сиянии над развалинами ей по-прежнему виден отсвет Меча.., и она бежала, бежала, не чуя под собой ног, не видя ничего, кроме этого отсвета. Алая сеть пала на нее, но Агата даже не заметила этого. Красный блеск в глазах - ну и что?.. Она не слышала изумленных криков собранных вокруг чародеев. Однако они допустили ошибку, распределив внимание и соответственно разделив силы. Часть их перенацелилась на Агату. Хозяин Ливня неожиданно расправил плечи. Опутавшие его красные нити громко затрещали, словно обычные путы, разрываемыми могучим движением. Он крутнулся вокруг себя, целясь мечом в заполненные волшебниками крыши домов. Поток черных молний вновь рванулся с вытянутого клинка, но на сей раз сталь меча вспыхнула. Лезвие таяло словно свечка; черные капли покатились вниз, и Хозяин Ливня взвыл от непереносимой боли, когда они коснулись железа его лат. Однако же он не опустил оружия. Первый дом взорвался изнутри, из окон ринулись потоки коричневого дыма, скрученные в тугие спирали. Крыша просела вниз, черепица и стропила полетели в разные стороны, а убийственный поток молний уже разносил на части следующий дом, за ним еще и еще... Разумеется, Хозяину Ливня не было никакого дела до несчастных и ни в чем не повинных обитателей, что гибли сейчас под обломками. Он убивал магов, щедро тратя на это последние мгновения жизни. Потому что за его спиной готовился последний удар. Маги горохом посыпались вниз, но черные молнии были быстрее. Площадь окружало кольцо развалин, а молнии рвались все дальше и дальше, настигая ускользающие жертвы... Никто сперва не обратил внимания на странную процессию служителей Спасителя, священников в белых одеждах; они шли, распевая какие-то свои гимны, точно одурманенные, неся перед собой иконы и священные изображения; ни один из них не дрогнул и не повернул назад при виде творящегося на площади ада. Агата тем временем успела добежать до развалин. Башня осела, расплескалась каменными брызгами; в щелях темно блестела кровь. Мелькали какие-то изломанные вещи, бросился в глаза смятый серебряный кубок, вынесенный на поверхность каменной волной; дальше, дальше - Агата прыгала по камням, забыв обо всем; и она не видела, как Хозяин Ливня обернулся к сгрудившимся вокруг своих икон служителям Спасителя, как его меч рвал остатки алой сети, он уже почти освободился, еще немного - и спадут последние петли, однако голоса людей в белых рясах вдруг взлетели высоко-высоко, затрепетали в священном экстазе, и перед их рядами внезапно сгустился призрак - призрак их товарища, такого же священника, в перепачканной кровью и болотной грязью рясе, с глубокими, сквозными ранами от когда-то вбитых в тело кольев. Тави узнала бы этого священника в один миг. Призрак легкой дымкой заструился вперед; черные молнии рванулись ему навстречу, пронзили насквозь, не причинив тем не менее никакого вреда; темное пламя охватило сгрудившихся в кучу людей в белых рясах, раздались ужасные крики, несколько человек метнулись в разные стороны, падая и корчась; остальные упрямо стояли, продолжая что-то распевать. Однако ни один даже самый крошечный язычок черного огня не дерзнул коснуться простой размалеванной доски, что они несли. Пламя трусливо отпрянуло от иконы, словно поджавшая хвост дворняга перед львом. Но ничего этого Агата уже не видела. Не видела и того, как призрак окровавленного священника со всего размаху налетел на Хозяина Ливня, не слышала запоздалого изумленного хрипа, что вырвался из груди Хозяина, не видела, как треснуло и осыпалось на камни ржавое железо пустых доспехов, как мука на призрачном лице священника сменилась выражением непредставимого, неописуемого на языке Смертных или Бессмертных блаженства, и не видела, как с легким, скорбным шорохом, словно от погребального савана, грозный, отомстивший за своих братьев призрак расплылся легким паром, навсегда перестав существовать. Агата не видела ничего этого. Потому что баюкала на руках точно ребенка вновь обретенный Иммельсторн. Глава 8 Под ногами Клары Хюммель неспешно развертывалась Тропа. Начавшись у самого устья Долины, возле сторожевой заставы, она вела все дальше и дальше, мимо легкомысленных березовых рощ - почтенный Архимаг Игнациус питал некую сентиментальную слабость к этому виду лесов, - мимо небольших, но глубоких и чистых речек, сохраняемых с особой бережливостью мостков, аккуратных сараев, новых, недавно обновленных срубов над придорожными колодцами, мимо всех прочих признаков богатой, мирной, ухоженной сельской страны. Однако сама Клара шла, вооруженная с головы до пят; не поскупились ни Гильдия, ни Игнациус, хотя Архимаг и уверял Клару, что у нее все наверняка отберут и брать с собой такие веши - все равно что раскрывать перед врагом собственные силы: гости с Пути, похоже, отличаются недюжинной сообразительностью, будучи вполне способны сложить два и два. Однако Клара не поддалась - идти на переговоры к этим бестиям совсем без оружия казалось ей величайшей глупостью. Все равно что пожаловать на великосветский прием голой. Слева у нее висела шпага, не меч, но именно шпага; на оголовке эфеса горел крупный рубин. Это зачарованное оружие в свое время выковали гномы под началом Темедара, легендарного основателя Гильдии оружейников Долины; шпагой этой можно было только колоть, однако она одна стоила многих волшебных мечей вместе взятых. На правом бедре покачивался парный шпаге кинжал-дага; его рукоять тоже украшал рубин, только поменьше размером. Эту вещь после долгих мук сотворил Огаст, любимый ученик Темедара, сотворил, уже будучи смертельно больным; Огаст всю жизнь пытался превзойти своего знаменитого учителя, так что это превратилось в настоящую манию. Он потратил десятки лет на поиски необходимых ингредиентов; он грозился выковать меч, которому не будет равных; однако, несмотря на все старания, оружейника хватило только на небольшой острый кинжал. Им, кстати. Огаст и закололся, после того как понял - с Темедаром ему не тягаться. Однако - о злая ирония судьбы! - испробовав крови своего создателя, дага приобрел совершенно особые свойства, каких никогда и быть не могло у вещей, вышедших даже из рук Темедара... За обоими голенищами сапог Клара прятала по паре узких метательных ножей - подарок Игнациуса. Волосы она заплела в косу, точно девчонка; коса заканчивалась увесистым стальным шариком - хитроумным изобретением того же Темедара. А кроме того - спрятанный кистень, тонкая, гибкая словно нить боевая спица в шнуровке куртки, кастет, боевые кольца на пальцах обеих рук... На шее - амулеты и обереги; словом. Клара была вся увешана оружием, точно рождественская елка с игрушками. Со стороны это могло бы показаться смешным - Клара Хюммель, знаменитый боевой маг по найму, никогда не злоупотребляла магическими побрякушками. И уж, конечно, никогда ничего не заимствовала из арсеналов Гильдии. И всегда ходила со своим мечом, пусть и не столь знаменитой работы, но отведавшим куда больше крови, чем шпага Темедара, в основном пребывавшая за семью замками в сокровищнице Гильдии. Разумеется, не забыла Клара и свой собственный любимый меч. По длинному прямому клинку, легкому и подвижному, вились руны - несмотря на внешнюю хрупкость, это оружие не сломал бы даже знаменитый паровой молот гномов Кольчужной Горы, что в Восточном Хьерварде. Помимо всего прочего, этот набор знаменитого оружия мог послужить и демонстрацией силы. До сих пор во всем ведомом мире не нашлось ничего, на что бы не действовало созданное в Долине оружие или боевые чары. И Клара, и Архимаг Игнациус имели некоторые основания считать, что незваные гости из Тьмы, обладая плотью, не окажутся невосприимчивыми к мечам и стрелам Долины. "Так что пусть видят, - злорадно думала Клара. - Пусть смотрят, нюхают, пусть скалятся и причмокивают; пусть их воображение - если только очи наделены воображением - нарисует им картины боя, разрубленные, искрошенные, сожженные заклятиями тела на подступах к Долине и рвущиеся им навстречу чары защищающих свой дом магов: пусть им представится все это - глядишь, и станут неуступчивее и перестанут выдвигать всякие глупые требования навроде оставления им Долины..." Тропа сворачивала в сторону, ныряя в глубокий овраг, невесть откуда взявшийся здесь, в ровном и светлом лесу. Клара решительно свернула вниз; над ее головой сомкнулись кроны берез; вокруг подозрительно быстро стемнело, словно уже наступали сумерки. Над этим загадочным свойством тропы перехода много столетий бились лучшие маги-теоретики Долины из числа тех, что идут по самому краю, отыскивая для своих занятых более прозаическими делами коллег новые заклинания, изготавливая амулеты, талисманы и обереги. Однако тайна - из редкого разряда безопасных тайн - так и не поддалась. Практичный же ум Клары Хюммель такими вопросами и вовсе никогда не задавался. Темнеет и темнеет, пусть себе темнеет. Нас от этого не убудет. Мало-помалу заросли становились все гуще; привычные травы, кусты и деревья исчезали, их место занимали странные, причудливые создания из тех редких пород, что росли только здесь, на тропах перехода, не встречаясь нигде больше; Клара знала, что множество попыток перенести этих полурастений-полуживотных в Долину закончилось ничем и лишь сравнительно недавно, лет десять назад, молодому магу Клинзору удалось наконец это сделать. Теперь у него в оранжерее под стеклянными колпаками рос в миниатюре целый лес этих созданий; правда, Клара так и не поняла, какой из этого Клинзор извлек толк и извлек ли его вообще. Впрочем, чародей мог себе это позволить, будучи сыном главы Гильдии целителей... Вокруг стало совсем темно. Тропа слабо светилась; по обе стороны шевелились руки-ветви укорененных там существ - Клара никак не могла решить для себя, к растениям они принадлежат или все ж таки к животным. Начинался неприятный этап. Потом он сменится опасным; за ним последует ничтошный (не ничтоЖный, а именно ничтоШный, от слова "ничто"). И вот этот-то самый, ничтошный, интересовал Клару больше всего. Неприятности действительно начались - после того как исчезли последние следы нормальной растительности, небо стало непроглядно черным, а в кустах, более похожих на гротескные фигуры людей, заухали чьи-то голоса. Сперва Клара даже не повернула головы - ей ли, боевому магу, бессчетное число раз ходившей по тропам из мира в мир, обращать внимание на здешних обитателей, несчастных существ, загнанных сюда, в последний самый дальний приют, более сильными или удачливыми соперниками? Она не взялась за оружие, не оживила, вызвав из памяти, какого-либо боевого заклятья... Однако потом Тропа внезапно исчезла. Перед волшебницей встала живая стена. Множество гонких серебристых листьев, на ходу сворачиваясь трубочками, - неприятно и сильно напоминая при этом иглы, - потянулось к ней. В черном небе над самой головой медленно вспыхнули три огня - точнее, не три огня, а три глаза. На миг мелькнуло исполинское треугольное тело, свесившийся вниз, слегка загнутый в кольцо шипастый хвост... Тварь походила на спутников козлоногого. Но только внешне. Память никогда еще не подводила волшебницу - отличий слишком много. Из совсем-совсем давних тайников, где хранились еще школьные познания, выплыло слово "zzashpaupat". И еще одно - стремительное, как вспышка, предупреждение - "ОПАСНОСТЬЮ. Клара бросилась яичком с проворством, которое изумило бы даже Фесса. Зачарованная шпага осталась без дела, волшебница ловко выдернула из притороченных за спиной ножен свой собственный меч. Серебристый клинок неярко сверкнул - за спиной Клары еще светилась Тропа. В следующий миг с неба низринулась смерть. Громадный зверь, что держался в воздухе вопреки всем законам тяготения, рухнул на жертву, точно коршун на курицу. Клара успела заметить вздувающийся пузырь внешнего желудка, сочащиеся ядовитой слизью щели между подвижными сочленениями брюшной брони - чародейка рывком перекатилась через плечо с не доступной никакому воину Серой Лиги резкостью; чудовищный хвост твари ударил в то место, где видел тело Клары половину - нет, всего лишь четверть секунды назад. Но еще быстрее оказался серебристый клинок. Его внезапно залила сплошная чернота, он слился с окружающим мраком, стал частью его, жадно впитывая рассеянную повсюду великую Силу Хаоса, Силу, что пронзает те мельчайшие промежутки между самыми крошечными частицами Реальности, что на языке высокоученых людей в одном далеком мире зовутся "атомами - смертельно опасное заклятье" и играючи рассек толстенную брюшную броню жзашпаупата, перебив несколько главных жил и боковых нервных узлов. Клара знала, куда ударить. Она сделала еще один перекат.., и почувствовала, как в плечо впился пяток игл. Клара не выдержала - выругалась, уколы одновременно и жгли огнем, и морозили погибельным холодом - верный признак, что в рану введен яд. Кусты-кровопийцы подобрались слишком близко - видимо, эта разновидность умела ходить. Туша жзашпаупата тяжело рухнула на тропу, придавив заросли, что перекрывали дорогу. Кларе ничего не оставалось делать, как вкатиться вверх по отлогому бронированному крылу. Пять серебряных трубочек торчали у нее из плеча. Оборванные черенки еще пульсировали, судорожно содрогались, на срезах пузырилась алая кровь волшебницы. - Не слабо... - прошептала Клара, пряча меч. Правое плечо быстро немело. Еще немного, и... Хороший боевой маг умеет делать разом не три, а тридцать три дела. Кларе пришлось в тот миг проявить все свои таланты. Заклятье - и она видит свое плечо насквозь, видит сквозь одежду, кожу и мускулы, видит точки проколов, синеватые области расползающегося по капиллярам яда, видит помеченную тем же синим отравленную кровь, что глупое сердце гонит все дальше и дальше. Заклятье - и она ищет - уже в дальней дали! - разум Архимага Игнациуса. Она должна сообщить, что привычная дорога перекрыта, что мир Мельина, похоже, блокирован, а это означает куда более серьезные вещи, чем даже схватка с козлоногими находниками... Заклятье - и к се друзьям по Гильдии, Эвис, Мелвину, Эгмонту, несется призыв: "На помощь!" Заклятье - и наконец вступает в силу ее собственная магия, вступает в бой с расползающимся по телу ядом. На лбу Клары появляется пот, ее начинает трясти как в лихорадке; сердце бьется судорожно и учащенно, то и дело давая перебои; кровь меняет привычное русло, где замирая, а где и поворачивая вспять; Клара гонит весь яд обратно в плечо (которое уже ничего не чувствует, и правая рука уже совсем не шевелится), потому что паралич можно вылечить только тем же ядом, которым он вызван... - Клара! Клара! Что случилось?! - это Игнациус. Здесь, на тропе, уже довольно-таки далеко от Долины, магическое зрение отказывает даже ему. - Владыка... - Но тут заклятие наконец начало действовать, яд, обращенный в антидот, взялся за пораженное плечо, и Клара не выдержала - завопила во всю глотку. - Клара! Ты на тропе?! Ты вызвала подмогу?! Я иду к, тебе, держись, Клархен! - Она не успела даже остановить Архимага. ...Конечно же, Игнациус успел первым. Клара, впрочем, уже оправилась достаточно - по крайней мере ругаться она могла, и притом весьма изобретательно. Игнациус легко, словно молодой, взбежал натушу убитого зверя, цепкие сухие пальцы мигом прощупали плечо волшебницы. - Как же тебя угораздило, Клархен?.. А, понимаю, понимаю... zzashpaupat.., редкий экземпляр... Обрати внимание, Клара, какой размах крыльев... да еще и кустики... Так, понятно, Monsterum Zhaup, чрезвычайно активная разновидность... Убедившись, что Кларе ничто не угрожает, Игнациус тотчас же принялся расхаживать взад-вперед по огрызку тропы, что-то вполголоса бормоча себе под нос - искаженный язык все того же дальнего мира, что ведал понятие "атомы". Исходный язык назывался "латынью", и Клара помнила, как Архимаг восторгался чеканной четкостью его формулировок, выражая уверенность, что простые смертные никогда не смогли бы создать такой шедевр... - Эвис и остальных я завернул обратно, ты уж извини, - внезапно буркнул Игнациус. - Им тут делать нечего, а я должен подумать... - Что ж тут думать, владыка, - кто-то перекрывает нам дорогу в Мельин! И, сдается мне, я этих тварей знаю... - А мне вот кажется, что ты ошибаешься, милая моя Клархен. - Игнациус без всякого видимого усилия приподнял здоровенное, весом с пару быков, крыло убитого чудовища, пристально разглядывая что-то в ране. - Никто нам ничего не закрывал. Нашим козлоногим друзьям это не под силу, разве что на их стороне вмешался кто-то из высших иерархов, но это вряд ли - я бы чувствовал. Это.., это... Над их головами появился силуэт второго жзашпаупата, однако на сей раз хватило одного небрежного взмаха руки Архимага. С испуганным воем тварь взвилась и исчезла в темноте. Клара мысленно позавидовала, однако Игнациус, напротив, застыл с крайне озабоченным и даже недовольным видом. - Клара, чтобы прогнать этого беднягу, мне потребовалась сила, способная обратить целую их стаю в ластящихся котят, - неожиданно сказал волшебник. - Боюсь, что-то... - Он осекся. - Но, так или иначе, тебе надо продолжать путь... Сейчас посмотрим, не отсырел ли огневой припас в подвалах! Игнациус поднял руку. Пальцы заплясали, сплетаясь и расплетаясь в каких-то быстрых, неестественных фигурах. Клара остолбенела - Архимаг Игнациус, давным-давно совершавший все магические действия легким движением мысли, прибегает к магии жеста и слова!.. Наудивляться она не успела - сквозь заросли пролегла идеально прямая линия бесшумного и бездымного пламени. Хищные кусты в один миг распались во прах. Открылась тропа, но теперь уже не светящаяся, черная. Заросли по обе ее стороны, казалось, отсек исполинский пламенный меч. - Н-да, - закряхтел Игнациус. - Прямо хоть сам с тобой иди.., но не могу, извини, девочка, не могу. Надо поднимать Долину. Дело, похоже, куда серьезнее, чем мы думаем. И твари с Пути тут совершенно ни при чем. - Зачем пугаешь, владыка? - упрекнула его Клара. Несмотря на всю се храбрость, душа сейчас пребывала где-то пониже щиколоток. - Пугаю? Нет, Клара, не пугаю. Отправляйся скорее, не теряй времени, что-то подсказывает мне, что вскоре тропа станет и вовсе непроходимой. Давай, давай, шагай, да не оглядывайся! Удачи в дороге не будет. Клара молча повиновалась, *** ...Зеркало уже больше не пыталось сопротивляться. Оно полностью подчинялось воле Императора. Приблизив почти вплотную лицо и не замечая, как под белой латной перчаткой покрывается трещинами и крошится камень оправы. Император вглядывался в изображение. "Да, сомнений нет, это она. Та безымянная девочка, которую когда-то не убил, точнее - не добил один очень злой мальчик". По вискам и лбу стекал пот. ...С нее начинался его счет крови. Быть может, ей он и закончится - если, конечно, удастся ее отыскать. Но почему зеркало в башне Радуги показало ему именно эту девочку, неведомо как выжившую и уцелевшую? Наверное, он слишком сильно и часто думал о ней, сказал себе Император. Быть может, это лишнее свидетельство того, что за обоими покушениями стояла Радуга, очень стараясь выдать их за запоздалые попытки мести Дану и притом надеясь вырвать у него новые легионы? Что ж, своего они добились.., подставив несчастных Дану - если только они и впрямь закрепились в Бросовых землях, в чем он лично сомневался. "Но ты, ты, девушка-Дану, ты выросла, ты прошла сквозь огонь и смерть, тебя, полумертвую, истекающую кровью, тащили железными крюками с арены угрюмые прислужники, тебя сбросили в ров вместе с другими моими жертвами в тот день... Силы великие, вместе с теми малышками и крошечным младенцем.., сбросили в ров, куда открываются ходы некоторых городских катакомб, куда приходят по ночам лакомиться трупами обитатели мельинских подземелий: и ты выбралась отсюда, ночью, вся в липкий крови, выбралась, слыша за спиной отвратительный хруст костей... Неважно, кто твой спутник. Неважно, кто ты сейчас - бродячая шлюха или, напротив, один из последних воинов народа Дану, до конца сражавшегося с нашествием хумансов. Я в долгу перед тобой. Услышь же меня, Дочь Дану! Услышь и приди! Я огнем и мечом выкорчую с земель моей Империи заразу Радуги; я схватился насмерть с твоим, Дану, старейшим и злейшим врагом, ибо известно, что мечи и копья принесли победу людям лишь после того, как Семицветье сокрушило в незримой войне мощь магии Дану. Услышь меня, Дану! Император не может быть в долгу ни перед кем, даже перед самим собой; Император, не платящий долги, не может оставаться Императором". Немалым усилием он заставил себя оторваться от зеркала. И магическое стекло тотчас же потускнело, подернулось дымкой, онемело, умерло. Только теперь Император увидел раскрошившийся под пальцами его левой руки камень - белая перчатка, похоже, обладала в определенные моменты силой тарана. Больше в крошечном, без окон, помещении не нашлось ничего интересного. Император некоторое время помедлил, а потом принялся легкими ударами дробить каменное обрамление зеркала. Эту добычу он не упустит. x x x Когда повелитель показался в дверном проеме, таща на себе здоровенное овальное зеркало высотой почти что в человеческий рост, Фесс и Фарг первыми бросились к нему, опередив даже стражу Вольных. Что представляет собой добыча Императора, Фессу объяснять не было нужды, Магическое зеркало, служащее для связи и для того, чтобы показывать отдаленные места, куда устремляется мысль стоящего перед зеркалом мага. "Никогда бы не подумал, что Радуга владеет такими заклятиями, - мелькнуло в голове у Фесса. - Но, чтоб мне вновь отведать розог Клары Хюммель, каким же образом повелитель сумел выломать эту штуку? Вон по краям еще каменная крошка и сколки раствора..." Император повернулся к Фессу. - Идем! Кажется, ты кое-что смыслишь в чародействе. Мне тебя надо наконец-то расспросить как следует вот об этой штуке, - и он высоко поднял левую руку. - Прикажете снять охрану, повелитель? - тотчас спросил какой-то пожилой легат. - Снимай, - кивнул Император. - Башня пуста, как панцирь сваренного рака. Больше тут ничего не осталось. Маги все вывезли, а что не вывезли - то принес я. - Какая смелость! - раздался чей-то льстивый возглас - кажется, местного купеческого старшины, затесавшегося в толпу. Император неспешно повернул голову, взглянул - и купец тотчас же проглотил язык. - Мы останемся здесь на несколько дней, - громко сказал Император, обводя свою свиту взглядом. - Многие благородные фамилии Империи хотят присоединиться к нам и нашему правому делу. Надо дать им срок. Несколько свежих легионов уже идут на соединение с нами. И тогда мы дадим бой! - Повиновение Империи, - отозвался разноголосый хор. - Мой повелитель, а что делать с сернами и земледельцами? Они сбегаются сотнями, прослышав о походе на Радугу! - шагнул вперед другой легат. Его имя Фесс знал - Сулла, бывший командир арбалетчиков в городских когортах Мельина, сделавший головокружительную карьеру всего за одну ночь. - Сформируй запасную когорту, первый легат, - пожал плечами Император. - Назначь опытных центурионов.., из числа тех ветеранов, что пристали к нам в Мельине. Пусть учатся. Потому что пока крестьяне - просто смазка для мечей. - Повиновение Империи! - Сулла стукнул кулаком в латный нагрудник и отошел. - Иди за мной, воин, - повторил Император Фессу. - Ты мне должен многое рассказать. Владыка Империи занимал, разумеется, лучшее здание в городке - ратушу. Однако, едва миновав молчаливую стражу при входе, Император свернул вбок, где темнел спуск в подвалы. Фесс и Фарг по-прежнему тащили зеркало. Позади осталось несколько железных дверей и спусков. Насколько мог судить Фесс, подземный ход совершенно явно уходил из-под ратуши. Интересно, неужели даже этот жалкий городишко тоже воздвигнут на чужих фундаментах? В памяти невольно встал Хвалин, путь сквозь темные лабиринты, бассейн с черной, непроглядной водой и слепая девушка, поднимающаяся из его глубины... По всей длине хода уже были развешены факелы. Катакомбы содержались в отменном порядке - сухие стены, тщательно заделанные щели между камнями, нигде ни единого пятна сырости, ни тем более плесени. Миновали еще один пост Вольных. За последней дверью открылось императорское убежище - просторный подземный зал, наспех убранный и приспособленный под жилье. - Поставьте зеркало к стене, - распорядился Император. - Ты можешь идти, центурион. Ты проявил рвение и бесстрашие. Завтра я объявлю о твоей награде перед легионом, а сейчас возьми вот это, - горсть монет перекочевала из одной ладони в другую, темную и мозолистую, - чтобы ты и твои товарищи не скучали этой ночью. Ступай. - Повиновение Империи! - Центурион преклонил колено, как и полагалось при получении похвалы от Императора. Фесс остался наедине с владыкой. Лицо Императора казалось сейчас высеченным из белого мрамора - неподвижное, окаменелое, на котором живыми оставались только глаза. - Говори, воин. С самого начала. И Фесс принялся рассказывать. О том, как Патриарх Хеон послал его в Хвалин со специальным заданием, о том, как он следил за молодым чародеем Арка, как попал в западню и был взят в плен, как его допрашивали в башне Арка, как ему удалось бежать - или же ему ловко подстроили побег, - как, спасая жизнь, он состязался в быстроте со Смертным Ливнем, как в старом дольмене его навестил странный гость, принесший в подарок вот эту латную перчатку. И как потом Фесс пробивался в Мельин, как был ранен в схватке с магами... - Постой-постой, - внезапно перебил Император. - Я помню. Тебе разнесли плечо.., рана явно смертельная, но ты накрылся каким-то магическим куполом и скрылся. Куда, хотел бы я знать? - К себе домой, - не колеблясь и честно глядя в глаза Императору, ответил Фесс. - Это заклятие - оно из моего оберега, что действует только один раз. Оно же и залечило мои раны. Я получил его от Патриарха, когда отправлялся на последнее задание... Фесс догадывался, что Хеона уже нет в живых. Поэтому на него можно было смело валить все странное и необъяснимое. - Гм.., хорошие, однако, амулеты водились у Патриарха, - холодно заметил Император. - Ладно, продолжай. Фесс продолжал. О дикой схватке на улицах горящего Мельина, о гибели магов, о том, как он пробивался сквозь пламя в Белый Город, о том, как увидел магов с Искажающими Камнями на посохах... - Искажающими? - поднял брови Император. Покажи мне! Фесс повиновался. Император медленно стащил с левой руки перчатку. Не прикасаясь, склонился над загадочно мерцавшим кристаллом. Потер пальцем выпуклый черный камень в перстне, поморщился, словно от внезапной боли. - Искажающий Камень... - медленно, словно пробуя слова на вкус, проговорил он. - Никогда не слыхал ни о чем подобном. Могуча же Радуга, если способна подчинять себе даже такие вещи! Хорошо еще, если они не умеют делать их сами. Страшно подумать, что могла бы натворить орава самых младших аколитов, дай им в руки такие игрушки! Сомнений не было, Император, сам не будучи магом, мог смотреть на вещи и вторым, истинным зрением. - Я думаю, Фесс, лигийское имя - Аэктанн, - Император произнес это с нарочитым хумансовым акцентом, - ты не тот, за кого себя выдаешь. Фесс опешил. Опешил до такой степени, что даже не нашелся, что сказать. - Я хорошо знал Серую Лигу, - медленно продолжал Император. - Владей их бойцы хотя бы четвертью твоих талантов, они не отступили бы перед Нергом. И уж, конечно, в Мельинской битве они стерли бы магов с лица земли. Собственно говоря, у меня есть только два ответа на вопрос: кто ты? Первый - и самый для тебя неприятный, - что ты ловкий прознатчик Радуги! Император вскочил, резким, но в то же время и неуловимо мягким движением выбрасывая вперед руку с перстнем. Не ожидавший этою, Фесс не успел сблокировать заклятье. Ему показалось - в подбородок со всего размаха врезался бронированный кулак. Воина опрокинуло на спину; еще миг - и зал заполнился невесть откуда возникшими Вольными. - Обыскать и связать, - коротко бросил Император, не сводя с Фесса пристальных глаз. - Ну, что скажешь теперь, прознатчик? - Скажу, что ты глуп, Император, и подданным нет смысла проливать кровь за такого тупицу, как ты, - прохрипел Фесс из глубины веревочного кокона - Вольные не жалели сетей, заматывая в них Фесса, словно редкостную рыбину. - Вот как? - усмехнулся Император. Черный камень в его перстне целился Фессу в середину лба, отчего спеленатому воину становилось очень даже не по себе. - Отчего же, позволь тебя спросить? В тебе есть Сила. Мой перстень не лжет. Кто в нашем мире может владеть такой силой, не пройдя обучения в башнях Радуги? - А маги эльфов, Дану или гномов? - парировал Фесс. - Ты - человек, - холодно сказал Император, слегка сощурившись. - Ни эльф, ни гном и ни Дану - никто из этих рас не станет учить человека, их смертельного врага, Серая Лига приняла некоторое участие в войне против Дану - думаю, они нескоро забудут ваши тагаты. Придумай что-либо получше. Да поторопись. И, кстати, не пытайся наложить на меня чары - я их отобью. Тем более когда на руке у меня вот это. - Не сводя глаз с Фесса, Император ловко вдел левую руку в белую латную перчатку. - Я вам принес ее, мой Император, - с укором сказал Фесс. - Неужто, будь я и в самом деле на службе у Радуги, я добровольно отдал бы вам в руки такое мощное оружие против нее? И разве не помните вы, как маги приставленного к вам конвоя едва не прикончили меня, когда я пытался передать вам подарок? - Я пока что не жаловался на память, - холодно сказал Император. - Но я учился у Сежес. И я знаю, что бывают засланные к врагу воины, которым позволено все, даже убивать своих, лишь бы заслужить доверие той стороны, с тем чтобы нанести в решающий момент один-единственный удар, что враз положит коней распре. И я знаю коварство Радуги. Все это может быть задумано заранее. Сежес, не колеблясь, принесет в жертву десятки магов, если только это обеспечит ей победу - или достижение иных целей. - Вы были в моей власти, Император, когда вошли в башню, - напомнил Фесс. - Если я маг, то мне нечего бояться легионеров... - Вполне возможно, мне и не будет дано постигнуть все замыслы Радуги, - пожал плечами Император. - Я задал тебе вопрос. Ответа - правдивого ответа! - я не получил. Обратиться к палачам или ты все-таки признаешь свое поражение и расскажешь все сам? "Холодные глаза уже вынесли мне приговор, - подумал Фесс, взглянув в лицо Императора. - Он не верит. И правильно - кто бы на его месте поверил? Но не могу же я рассказывать ему о Долине! Командор Арбель знал.., но Арбель - маг. Кто знает, быть может, они каким-то образом и сносятся с нашими... Арбель назвал Архимага Игнациуса "нашим"... Нет, вес равно, все равно - не стану ничего говорить! Не имею права!" - Я никогда не принадлежал к Радуге. Никогда не учился у них. У меня проявились способности, а Учитель.., вы же знаете, что даже в Радуге есть свои ренегаты. Кое-кто из них служил Патриарху Хеону. - Ты спокойно работаешь с Искажающим Камнем, - словно не слыша слов Фесса, сказал Император. - Тебе ведомы сложные управляющие заклятья. Ты снял ловушки в башне Радуги. Неужели Учителя такого уровня покидают Семицветье? И неужели Радуга так спокойно на это смотрит? Только не говори мне, будто семь Орденов не в состоянии отыскать сбежавшего чародея. Тем более что бежать-то им особо некуда. - Внутри Радуги нет единства. - Фесс сделал попытку пожать плечами. - То, что хорошо для Солея, плохо для Лива. И наоборот. - Виляя, ты только усугубляешь свою участь, - почти ласково сказал Император. - Почему бы тебе не рассказать мне все как есть? - Но я рассказал вес как есть! - Нет. Если ты маг, то поймешь меня, - Очертания камня в перстне внезапно расплылись. Фесс узнал заклятье правды, чудовищно упрощенный вариант, но тем не менее действенный. Самое большее, что мог уловить Император, было еда" или "нет" - в ответ на вопрос, говорит ли допрашиваемый правду. Однако и этого сейчас было более чем достаточно. - Насчет Радуги... - по мраморно-белому виску Императора стекала струйка пота - заклятие удерживалось еле-еле, камень в перстне был для этого слишком грубым инструментом. - Кажется.., ты говоришь правду. Ненавижу это слово - кажется. Казаться может только девке - беременна она или нет. Мужчина всегда знает точный ответ. Или добивается его. - Я говорю правду и... - Нет, - покачал головой Император. - Ты не блокируешь, не искажаешь мое заклятье, ты просто врешь. Но если твоя непринадлежность к Радуге - истина, почему бы тебе не сказать и остальную правду? Откуда ты, если не из Радуги?.. - Мой Император.., вы принуждаете меня к ответу, который может стоить мне жизни - покачал головой Фесс. Он знал - долго заклятие правды не продержится. И сейчас осторожно, в одно касание, легкими, словно падение пера, толчками, он отводил чары в сторону. Насчет "стоить мне жизни" Фесс не лгал. Кодекс Долины мог - правда, в исключительных случаях - лишить мага бытийности, если его болтливость обернулась нападением на Долину и смертью ее защитников - чем-то похоже на Смертные Заповеди одного скрытого эльфийского королевства... Правда, эти древние законы еще ни разу не приводились в действие. Но об этом Императору знать, конечно же, не следовало. - Принуждаю, - согласился Император. - Тогда какая мне разница, как я умру? Некоторое время Император, казалось, колебался. И Фесс затаил дыхание - ему почти удалось отвести заклятье. Пусть.., пусть он спросит сейчас! И, когда Император спросил, - а Фесс ответил, - уголки губ повелителя Мельина чуть дрогнули в некоем слабом намеке на улыбку. - Кажется, ты и в самом деле не врешь... Ну что ж, тогда развязать его. И подайте мне кошелек. Выпей за мое здоровье, воин. Потом, разумеется. Прежде ответишь еще кое на что. - Погоди, девочка. - Маг Акциум внезапно схватился за сердце. - Что-то.., что-то жуткое творится сейчас в Хвалине... Они шли вместе уже второй день. Несмотря на истощенность Тави, Акциуму удалось каким-то образом добавить ей сил - причем не самоедским, привычным ей способом. Наверное, ближе всего оказалось бы простонародное "воздухом закусила". Придорожных трактиров Акциум не избегал тоже - и почему-то ни у кого не возникло даже и мысли потребовать с него денег за снедь. Правда, предложение Тави добыть лошадей он после некоторого раздумья и с явным сожалением отверг. - Я сперва тоже хотел. Но.., на лошадях нас быстрее найдут, то есть если мы поедем верхами, - непонятно сказал он. - Радуга умеет видеть.., у них своеобразные инструменты - вот как этот, с лошадьми, например, - недейственные, действенные, нельзя не согласиться. В пути Акциум старательно избегал магии, кроме лишь самой необходимой. Оно и понятно - нет вернее способа отыскать чародея, чем по творимой им волшбе. Куда они идут и что станут делать в Мельине - он не говорил. Впрочем, пока что Тави было не до страшных россказней об "ужасных опасностях", которым якобы подвергается мир. Мир подвергался этим опасностям с унылым постоянством. Однако ж ничего, переживал. Сожженные дотла города отстраивались, под корень истребленные было земледельцы вновь поднимали застоявшиеся пашни; так случалось каждый раз - густая человеческая кровь одолевала. Другим, правда, везло меньше. Они исчезали. Отчаянно сопротивляясь, выкрикивая страшные проклятия победителям.., проклятия, которые не исполнялись.., побежденные уходили. Где-то в тайных криптах, лесных укрывищах или глубоких подземельях судорожно метались по желтой коже книг перья полусумасшедших пророков, отчаянно пытавшихся втиснуть в замороченные, рваные строчки всю ненависть к торжествующим пришельцам, принимая рожденные воспаленным воображением видения за великую истину, заставляя себя верить в собственный бред и заражая безумием соплеменников. И соплеменники шли в бой. Поднимались в последние атаки, самые яростные, самые неистовые. Шли в бой с именами провидцев на устах - и гибли в железном удушающем захвате имперской пехоты. Легионы не знали и знать не хотели никаких заклятий и тем более проклятий. Зато они отлично умели ударять - "как одна рука", наступать и по ровному месту, давя врага стеной щитов, подобные в чем-то гномьему хирду, драться и в лес