Григорий Злотин. Варшавский вокзал
---------------------------------------------------------------
© Copyright Григорий Семенович Злотин
Email: gzlotin@yahoo.com
WWW: http://zhurnal.lib.ru/z/zlotin_g_s/
Date: 22 Jan 2003
---------------------------------------------------------------
"Я зачитался, я читал давно
Я вглядывался в строки, как в морщины
Задумчивости, и часы подряд
Стояло время..."
"За книгой" ("Der Lesende" Рильке,
перевод Пастернака)
К своему путешествию я готовился заранее, и это неспроста. Если Вы не
бывали у нас, то, скорее всего, даже не подозреваете о том, что весной в
наших краях поезда ходят, как им заблагорассудится. Железнодорожная колея
уже в апреле, а в теплый год -- и в марте, начинает непредсказуемо вилять.
То и дело она выходит из предписанных ей берегов. Почему? Быть может, она
норовит сбежать из-под неусыпного надзора Министерства путей сообщения,
чтобы вволю порезвиться на наших еще не просохших ингерманландских полях?
словно далекая желтая река, которая в дни вешнего паводка каждый раз заново
созидает свое русло, врезаясь в мягкий, податливый лесс. Особенно для
молодых горожан поездка за город по весне представляет собой целое
искусство.
Итак, знать наперед, какие именно виды мелькнут в окне моего вагона,
было бы мудрено. Поэтому маршрут пришлось составлять более или менее наугад.
Тем сильней было мое желанье сделать все на совесть. К счастью, мне не
чинили в этом никаких препятствий. Месяцами я пропадал в библиотеках,
штудируя толстейшие путеводители, читал рассказы бывалых путешественников,
восстанавливал по древним летописям полузабытые тропы первопроходцев,
открывших наш суровый край. Карту железных дорог, показывавшую местность с
точностью до сажени, я держал при себе день и ночь: в конце концов, я истер
ее до дыр и выучил наизусть. Всех, кто когда-либо уезжал из города по
железной дороге, я, не стесняясь приличиями, допрашивал с пристрастием и их
подробные ответы заносил в особую тетрадь. Если бы меня разбудили глубокой
ночью, я бы, не задумываясь, выпалил вытверженные назубок названия и
координаты самых маленьких полустанков всех окрестных губерний.
Нет, эти годы были, право же, потрачены не впустую. Сколько работы,
сколько полезных сведений! без них молодому путнику нипочем не обойтись в
дороге. Весь прошлый год, например, я изучал таблицы, составленные опытными
чиновниками-путейцами: в этих таблицах были тщательно собраны данные обо
всех известных станциях, через которые, вильнув, проходила в тот год наша
капризная железная дорога. Просмотрев отчеты за все сто пятьдесят лет, можно
было с некоторой надеждой предсказать, какая даль откроется в этот раз за
свистком паровоза. А сколько еще можно было бы сделать! Понаслышке мне стало
недавно известно, что кое-кто из моих сверстников, томимый, как и я,
неутолимой жаждой странствий, нанимал аэроплан и летал над самой насыпью,
чтобы хотя бы приблизительно узнать, где она будет в те дни, когда настанет
черед купить себе билет.
Но годы берут свое, и все приготовления когда-нибудь кончаются. Вот и
мне тоже пора отправляться в путь-дорогу. Самое легкое -- добраться до
вокзала. Это и вправду проще простого. Покуда молодые недоучки борются с
коварным трамваем, который в отместку завозит их куда-нибудь в Пески или на
Острова, я не спеша, со знанием дела беру извозчика, и через какие-нибудь
четверть часа уже еду по набережной Обводного канала в виду хорошо знакомого
желтого здания с башенкой. Да, усердным книгочеям плоды их усилий нипочем не
дадут попасть впросак.
Я на вокзале. В прошлом веке у главного входа стояла очень милая
часовенка. Теперь, в полном соответствии с духом времени, на ее месте
возвышается любимая публикой скульптура: исполинский золотой телец без
головы. А в остальном за сто лет Варшавский вокзал мало переменился: строгий
чиновник с петлицами, как встарь, выдает мне билет, и отойдя в сторонку, я
сажусь на лавочку в ожидании поезда. На дворе весна, поэтому нельзя сказать
в точности, когда подадут состав. Пока же стрелки на башенных часах
показывают полдень, и я раскрываю книгу, чтобы еще один, последний раз
повторить уже выученный вдоль и поперек, но странным образом полюбившийся
мне перечень прошлогодних станций.
Мой дорогой друг, я знаю, что и Вы тоже любите читать. В часы
вокзального переполоха, среди грубой толчеи, пудовых мешков, колючих
шинелей, птичьих клеток и бездомных псов, среди грязных метлахских плиток,
изломанных зонтиков, мелкого бумажного сора, шарканья стертых подошв, вида
забрызганных подолов и кожаных саквояжей на кривых коротких лапках, среди
пьяных воплей из буфета, хлопанья голубиных крыльев, лязганья чемоданных
язычков, влажных газетных листов, сутолоки, спешки -- среди сего среди иного
такого скучного пустого люблю когда чиста страница и ею ею заслониться от
предотъездной суеты нырнуть в наивные мечты о дальних станциях о воле о
паровозе в чистом поле когда развеет белый дым в тумане утром молодым... --
и далее без остановок. Не все ли равно, о чем сказанье? Какое дело мне до
того, что за письмена глядят из перебираемых нетерпеливыми пальцами строк?
Хорошо уж и то, что время за книгой пролетает, как единый миг, и скоро, чаю,
уже скоро надутый от важности путеец в нелепой красной шапке сорванным
тенорком возвестит посадку в предназначенное судьбою купе.
Но вот и кончилась моя книга. Удивительно, как быстро, как неумолимо
истончается и сходит на нет то, что завлекало и держало в медовом плену! а
каким упоительно долгим, каким сливочно-вязким казалось поначалу это
обещанное: словно сон свободы, словно сладкий и темный колодезь... Но на
поверку одно лишь постылое ожидание тянется и безотрадно тянется, слегка
заворачивая влево, до самого горизонта, точно как бесконечный и бесстыдно
грохочущий товарный состав, для поездки на котором -- и без того нежеланной
-- твой билет первого класса наверняка не подойдет.
Я закрыл книгу, встал со скамейки и глянул на башенные часы. Стрелки
показывали полдень. Неужели я присел только на мгновение? Любители спешки,
где вы? куда вы все разбежались? Вокруг царила странная тишина, которая на
вокзале случается разве в те крайне редкие дни, когда его закрывают по
случаю отбытия высочайшего поезда. Однако, поблизости не было ни жандармов,
ни оцепления из гвардейских офицеров. В недоумении я прошел через
полуоткрытые задние двери туда, где начинались платформы, семафоры, пути...
Перрон был совершенно пуст, и только смятый нумер "Ведомостей", шелестя,
приплясывал в порывах неласкового ветра. Подойдя, я наступил на газету и
наклонился, чтобы разглядеть первый лист. Под незнакомым заглавием стояла
дата. "Первое марта," -- пролепетал я внезапно похолодевшими, серыми губами,
"Первое марта..." Сердце мое упало, а по спине пополз предательский озноб.
"Пер... Не может быть..."
Я вышел на улицу. Там, как ни в чем ни бывало, продолжалось обычное для
этого времени коловращение делового дня: гремели какие-то фуры, со звоном
проносились трамваи, прохожие с пустыми запыленными лицами катили ручные
тележки, волокли тряпичные узлы... Невзрачного вида мужичок в мышином
мундирчике, по всему -- полицейский, странно скособочившись, шагал ко мне
навстречу. "Что Вам здесь нужно?" -- спросил он меня без малейшей попытки
показаться учтивым. Моя растерянность была так велика, что я и не подумал
возмутиться. "Я ждал поезда, но зачитался и, верно, опоздал," -- только и
смог вымолвить я, "не знаете ли Вы, когда придет следующий?" -- "Да Вы что,
пьяны или с луны свалились?" -- раздраженно ответил полицейский, "вокзал уже
больше года, как закрыт. Музей делать будут вместо вокзала. Газеты читать
надо!" -- продолжал он с нараставшим недовольством. В полном смятении я
взмолился: "Простите меня, господин полицейский, я вовсе не пьян, со мной
что-то случилось. Я, кажется отстал от своего поезда... Не скажете ли Вы
мне, какое сегодня число?" -- вдруг спохватился я, видя, что он, махнув
рукой, пошел было прочь. Но вместо ответа полицейский в негодовании только
указал на стену вокзала, где на фанерной доске был наклеен свежий номер
газеты, и, качая головой, отправился восвояси.
Я подошел к доске и проверил дату. Со дня, выставленного на моем
билете, прошло тридцать лет.
LA, AD II-MMII
Last-modified: Wed, 22 Jan 2003 14:35:33 GMT