Игорь Наталик. Светотени Москва СОДЕРЖАНИЕ Несколько слов .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. Путешествие к себе .. .. .. .. .. .. .. .. Московская мозаика .. .. .. .. .. .. .. .. "Китайский караван" .. .. .. .. .. .. .. .. Страсти и капризы .. .. .. .. .. .. .. .. Театр европейских интересов .. .. .. .. .. .. Дипломатия проливов .. .. .. .. .. .. .. .. Наивная проза .. .. .. .. .. .. .. .. .. "Птенцы гнезда Петрова" .. .. .. .. .. .. .. На пороге .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. Стратегия и тактика Акционерного общества Вестингауза (вчера, сегодня, завтра) .. .. .. .. .. НЕСКОЛЬКО СЛОВ Этот новый текст - "Светотени" - не похож на предыдущие. В нем нет ни безотчетно тревожащих поэтических полунамеков, ни внутренней органной музыки, как в "Кладовой". В нем нет ни безыскусных и тем сильнее волнующих любовных ходов (мгновенных уколов любви), ни описаний романтической русской природы, как в "Старице". Нет здесь ни космических вибраций, ни мимолетных прикосновений "Миражей", которые порождают дрожь души и заставляют сильнее биться сердце, исподволь подводя к тому, что если в мире нет ничего кроме иллюзий и миражей, то они сами становятся действительностью, побуждая довериться неведомой правде. И в то же время этот текст, эта бесконечно ветвящаяся метафора, будоражит воображение читателя неисчерпаемым многообразием картинок прожитой жизни. Жизни духа. Возникает и захватывает ощущение доверия к течению Жизни, к ее неостановимому потоку, к своеобразному калейдоскопу мгновений. К тем встречам и жизненным ситуациям, которые без видимого воздействия направляют движение всего мира. К тем импульсам Жизни, которые определяют изнутри природу каждого события, порождающего конус после-действий, определяют природу каждой вещи. От текста к тексту, расширяясь и углубляясь, саморазвивается главка "Наивная проза", поддерживая традицию легендарных "От двух до пяти". Причем названный текст является открытым, он молчаливо требует от нас все новых и новых "кирпичиков" для восстановления Домика Гения Детства. А детский мир готов щедро делиться своими бесхитростными, чуть наивными открытиями с быстро все забывающим взрослым миром. И еще в этих скромных, подчас скупых строчках дышит ширь и громадность Отечества. К тому же глубина и спрессованность времени помогают окинуть внутренним взглядом и лучше понять, что нам дано на отчей земле в наследство и насколько рачительно мы это храним. Е.К. * ПУТЕШЕСТВИЕ К СЕБЕ Что имеем - не храним, потеряем - плачем. ПИСЬМО Э ти письма к тебе, возможно, похожи на тяжелые, шероховатые камни. Их слова были бы больше созвучны душе, прозвучав на природе. Среди большого города кажутся неуклюжими, чужеродными и ненужными - как листок под ногами. В городской квартире они раздражают взор и слух. Не пускают к дурманному "ящику", требуют внимания к себе и сопереживания. Тем не менее, мечтаю, чтобы в твоей комнате и в сердце постоянно звучал мой негромкий голос. А мечты - на то они и мечты ... * В СУМЕРКАХ Люблю тебя ежечасно, ежеминутно. Люблю безрассудно, благоговейно и самозабвенно, до обожания, лихорадки и изнеможения. Умираю, когда расстаюсь или сомневаюсь. Воскресаю, когда вижу или надеюсь. Казнюсь каждым своим промахом, коченея от ужаса и стыда. Они врезаны в мою память, словно горький упрек и предостережение моему сердцу, как изощренная пытка моей совести. Доверяюсь тебе беззаветно, открыто подставляю грудь: пусть твой удар будет последним, чем медленно истекать кровью, лишившись кожи. Нет. Одного твоего слова, даже взгляда достаточно, чтобы обескровить меня. А ведь казалось - нашел точку опоры. Смирил обостренную ссадинами гордость. Оставил себе лишь мнимую свободу, редкие находки в виде человеческих самородков, да игру воображения. Уже не ждал тебя, как прежде, потому что уверился - ты исчезла из моей мучительной жизни. Но ты вновь появилась. И я, подчиняясь неизъяснимой власти, покорно пью сладкую муку, что сочится из твоих чистых глаз. Неужели ты и есть моя главная в жизни встреча, единственная награда судьбы за все страдания, искромсанные миражи и иллюзии юности, за мечты, которые не сбылись? Если ты меня уже не любишь, если завтра оттолкнешь, не решишься на встречу, буду знать, что все мои невзгоды были жалкою платой за счастье пережить эту недолгую желанную горячку. За сладкое сумасшествие, за то, чтобы услышать небесное пение твоих возносящихся крыльев. Погибнуть так глупо и бездарно, словно сгораемый от жажды в двух шагах от животворного, но хоронящегося от посторонних глаз источника. Вдруг остановиться вкопанным, будто фанатик перед ликом святым. Окунуться в родную, звенящую и пьянящую стихию, шалея от счастья. Легко, радостно и покойно рядом с тобой. Посветлело вокруг, отступила и перестала отсвечивать будничная слякоть. Время замедлило свой бег иноходца и иногда останавливается в задумчивости и словно в забытьи. Как естественна, но и томительна твоя сдержанность, боязнь поспешности или ошибки. Как тягостно и таинственно это затишье души, которое можно принять и за предвестие чуда, и за скоропостижный финал. Все чаще приходится подавлять неясное предчувствие обыденной, горестной драмы, угрожающей нам опустошением и одиночеством. Что страшнее одиночества вдвоем? Человек беззащитен перед сметающей тяжестью занавеса, и я лишь молюсь о том, чтобы все это длилось и длилось. Чтобы не иссякли сладкие капли воспоминаний и они смогли утолить саднящую жажду перед последним, гаснущим, затихающим вздохом. Но ведь ты не теряла головы от близости наших одежд, нетерпеливо ждала полуслучайных свиданий у всех на виду, плакала тайком от невыразимой безнадежности и краткости прикосновений. Но увы. Все в быстро мертвеющем и густеющем от забвения прошлом. Жажду снова и снова ощутить твое присутствие, задыхаясь от желания коснуться хотя бы милой тени, вдохнуть твои ускользающие ароматы, упиться твоей пленительной прелестью наяву или во сне. Опуститься у твоих нежных , точеных ног и, обняв их, целовать, целовать, целовать до одури. Замереть, как наиверный наивный пес, прижав уши и чутко ловя намек на малейшую ласку, ветерок волнения, каждый всплеск твоей души, взгляда, улыбки. Щедро рассыпать перед тобою самоцветы лучших сияющих слов, чтобы тебя развлекал, завораживал и манил их полуслучайный и затейливый шорох. Ты загадочна и неповторима. Внезапна и неотвратима, как судьба. Невероятна, как чудо. Заманчива, как бездонная синь гулкого осеннего неба. Желанна как спасение, проходишь ты мимо, удаляясь в глуховатое и исчезающее прошлое. Зажав невидимыми тисками мое, все в заусеницах, сердце. Даже не оглянувшись на скрипучий и пыльный верстак, который давно брошен в зыбких сумерках, разлитых нечаянно кем-то... * ПРИГЛАШЕНИЕ В ПУТЬ Быть рядом с тобой, недосягаемой, совершенно невыносимо. Но настанет зима, и вновь мы случайно встретимся. Рано или поздно это обязательно произойдет. Если ты только захочешь - дверь и сердце открыты. А теперь приглашаю тебя немного попутешествовать. Я только расставлю тонкие вешки. Остальное увидишь сама. Словно воочию. Ты этому порадуешься и удивишься. Мой дух, бегущий и смятенный, вспять обернулся, озирая путь... * ЗЕЛЕНАЯ ПОРОСЛЬ По-видимому, одна из важных особенностей характера дальневосточников - ярко выраженное стремление к жизненной экспансии. И это не просто способность, а привораживающее и органически присущее им свойство. Не удивительно, что оно проявляется у потомков именно тех первопроходцев, которые шли из Европы к Тихому океану. Даже имена у них были "шагающие" и энергичные, как бы выделяющие сыновей поиска и удачи из общей весьма энергичной массы. И вновь сквозь давящие мостовые прорывается их мощная, пассионарная, зеленая поросль. * ХАБАРОВСК Душа "города на топоре" временами звучит как орган. Она словно продувается через мощные трубы - бывшие купеческие речки Чердымовка и Плюснинка. До сих пор (словно садовник, не проснувшийся от народных гуляний и фейерверков) стоит дом начала ХХ века с надписью над парадным подъездом: НОМЕРА. А вот стоявший рядом храм из розового камня был воровски взорван в безвременье храмоборчества. Издалека на неудержимо пухнущий город испуганно смотрит сопка "Два брата", которую воспринимаю совсем не по-братски: как нежные женские груди. Российский размах полей да амурский замах здесь чувствуется полною мерой. Они утоляют тоску. Перехватывающий дыхание простор и чуткий покой обволакивают сердце, охлаждают чело, радуют глаз. Душа взвивается ввысь над нержавеющим лезвием реки, натянутым струной мостом, прихотливыми одеждами берегов. Над всем живым этим чудом. * СЕКРЕТНЫЙ ГОРОД-БЛЮДЦЕ Наш пароход замедляет свой бег. Словно немного запыхался. По тщедушному (как бы молящему о пощаде), зыбкому мостику, не оглядываясь, скорее уходим прочь от воды. Ноги обретают опору, оглаживают и ощупывают твердь. Наконец-то "маятник" остановился, и Время на цыпочках замерло перед памятным валуном. На ладони город-блюдце. Завораживает и манит противоположный правый берег: крутой и сказочно живописный. Словно кто-то упрямый и щедрый небрежно махнул наотмашь кистью. И красок не пожалел. Если и здесь когда-нибудь (не дай Бог) природу изведут, то уйдет она молодою. * НИЖНЯЯ ТАМБОВКА И дернуло же нас лететь в Нижнюю Тамбовку на вертолете. Да еще летчик попался экий охальник. Завидев, что среди пассажирок - в основном молодухи с малыми детьми, этот джигит за время полета поизголялся над ними вволю. Воздушная яма следовала за ямой - прямо американские горки какие-то. Разве что в штопор свой вертолет не направлял. Всех выворачивало много раз наизнанку. Но зато и по морде на земле получил он по делу. С оттяжкой. Тетя Таня в Тамбовке встречала нас хлебосольно. А Сергей организовал фантастическую рыбалку. Таких сазанов я в Амуре отродясь не видывал. На огромную сковороду помещалась лишь часть одной туши. А голова и хвост, казалось, смогли бы достать до земли. Но все лишнее быстро отсеклось, и вот красавец вовсю сердито шкворчал, вертясь с боку на бок. На мою тихую реплику, что жарим без масла, никто не ответил. Но в считанные минуты сазан уже плавал в чем-то своем: золотистом, жирном и божественно-ароматном. Такого рыбного "шашлычка на ребрышках" не отведывал в жизни уже никогда. Вот так Тамбовка. Да еще Нижняя. * ВЛАДИК Во Владике больше всего поражает кладбище моряков. Это - вековая память моря о человеческом бесстрашии. После него вся городская "бронированная" земля и холмы воспринимаются как продолжение дремлющего океана. Хотя на самом деле вблизи эти холмы теплее и мягче. А при солнце они, словно русалочки, радостно плещутся в зелени и цветах. И все же здесь во всем чувствуется скрытая океанская мощь и некое напряжение океанского дна. Волны суши перекликаются с морскими валами. Будто великан, недоуменно проснувшись и встав посреди города, трубит в Золотой Рог. А море всей душой отзывается и приветствует косынками чаек, бликами, свежим дыханьем глубин. * ЧЕХОВСКИЙ ОСТРОВ Прежде, чем нам удастся шагнуть с материка на Остров, расскажу, почему он называется так необычно. По легенде, когда в устье Амура замаячили размытые очертания гор, адмирал Невельской спросил у одного из проводников-аборигенов: "Что впереди?". Тот ответил длинно: "Сахалян улла манга хата - черные горы в устье мутной реки". Островная природа притягательна и необыкновенна. Здесь - почти субтропики. Больше, чем двухметровая трава, огромные зонтичные, не оскудевшие горные речки. Свирепого вида "горбыли" во главе косяков горбуши, от века спешащей на нерест в верховья. Особенно поражают места, где в спящий океан можно зайти далеко, оставаясь по пояс в воде. Сверкает шальная мысль дойти так до американского континента - вдруг и они тоже навстречу пойдут? В пояснице острова - черные острые пики обгоревших деревьев. Лес мерцающих черных теней. Это - шрамы былой войны. Океан за спиною нередко балует штормами. Страшная встряска глубин - цунами - постоянно как бы нависает над нами, словно слоновья нога над людским муравейником. * ПЕРВОЕ ИЮНЯ Сегодня день защиты будущего. Защиты нежных ростков души от воинственных взрослых. У старших поколений сильно развито чувство тревожного времени. Постоянно присутствует ощущение бывшей и возможной беды. И ведут себя они соответственно: словно навсегда эвакуированы из Детства. Но многие все же помнят и прочно держат в сердцах, что выросли они именно оттуда - из этих темно-колючих и сопливых зарослей. И собственные внуки - постоянно перед глазами. Так что ж и они хотят, чтобы их дети начали чингисханить? Зачем? Непостижимо. Стремление к уничтожению Будущего - это какой-то прогрессирующий паралич души. Детство спит. Как похожи во всем мире тихие колыбельные без слов. Как доверчиво разметались во сне наши дети. Они слабыми руками своими каждого взрослого за сердце хватают. * ВДОХНОВЕНИЕ По-видимому, каждый человек, подрастая, должен иметь время, чтобы сесть на пенек, но не для того, чтобы съесть пирожок. Назовем его Временем Голодного Раздумья. Терзающая душу жажда и неведомая ранее тоска однажды привели меня в скукоженный, промезший Академгородок. Поразили воображение и Дом Ученых , и "Тэдди Бэя Клаб", и дорожки, таинственно обтекающие сосны и оканчивающиеся лесенками в никуда. Санаторная табличка "Лес на отдыхе!" здесь давно никого не удивляет. По ночам там можно было фотографировать "космику" неуклюжим многометровым аппаратом, гордо возлежащем на своем постаменте. Он - словно зрачок самой Земли, неотрывно глядящей на звезды, или око, обращенное внутрь тверди земной. А рядом - первокирпичики материи, будто взмыленные лошади на корде, гнались и гнались друг за другом по кругу, подстегиваемые невидимым электронным кнутом. В Вычислительном центре, на Ершовском семинаре программистов металась мысль, юркая, как белочка. Вдохновение настигало сердце и голову не то от голода, не то - от устрашающей близости к спящей Тайне. * ДУША ПРИРОДЫ Природа дает нам надежду. Более сильное ощущение сущего. Захватывающую пульсацию жизни. Как все оживает под солнцем. Дышат реки, леса и птицы поют задушевно. Кто-то назвал иволгу "золотой флейтой русских лесов", мечтающей о весне. Непрестанно звучит эта музыка. Великая, гармоничная и таинственная. Веще поют птицы в былинах, легендах и сказках. Вправду у Природы есть душа. А люди - ее неразумные, хищные дети. Но может статься, что вскоре и защищать-то жизнь будет некому. Да и не от кого. * ПРИТЯЖЕНИЕ РАЗЛУКИ Сильнее стал чувствовать, насколько сближают всех нас огромные расстояния. Вот посмотри. Наиболее сильный душевный резонанс - у людей любящих. Они четко настроены на единую волну. Неизбежно найдут друг друга по радиомаяку сердца. Никто и ничто другое в это время им не нужны. Разлука любящих зачастую усиливает встречный порыв душ, раскаляет молодые сердца. С другой стороны, порыв к сердцу (взаимопроникновение через толщу пространства) ускоряет возможную близость людей. Делает ожидание встречи нестерпимым. Расстояние приближает. * ТОМСКИЕ БЕРЕГА Красота человеческой души высвечивается в деревянных снежинках - резных кружевах на домах. В юности меня настигло головокружение от весны и прекрасной речки Томи. Голод и жажда молодости - вот чем остался во мне тот старый и юный, продрогший до самого сердца город. Правда, в ту весну он немного оттаял. * ВЕРТИКАЛЬ В алтайских горах есть жемчужина - Телецкое озеро. Есть и загадочное ущелье Шавло. Его украшают вершины, называемые людьми Сказка и Красавица. Шагнув к ним, мы продвигаемся вглубь себя самих. На их задумчивых склонах можно загнать и занозы в душу, и лоб остудить родниковой водою. С горами человека связывает пуповина Вечности. Невольно поверишь в неземное происхождение предгорных храмов. Ленточки на ветвях деревьев у перевала - попытки задобрить невидимых властелинов гор: как бы украшения их высоких жилищ. Каждой душе нужна вертикаль. * СПЯЩИЕ ИСПОЛИНЫ Столбы представились нам диким лесом из камней среди вековой тайги. Словно сход каменных великанов. ДЕД, похожий на сурового Ермака. Столб РУКАВИЧКА. ПЕРЬЯ и рядом с ними - ЧЕРНИЛЬНИЦА. Застывшая, волшебная сказка в камне. СЛОНИК, улегшийся у ПЕРВОГО столба, дозволяющий детям и взрослым ползать всласть по себе. Добродушный, веселый всеобщий любимец СЛОНИК. Заспанная березка и "озерко земляники" почти наверху одного из столбов - в поднебесье. Звезды особенно звонко смеются здесь ночью. И посмотри: у каждого исполина - свое имя. ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ, ДЕД, РУКАВИЧКА, ВОДОРАЗДЕЛ, ЛЕВ, ЛЬВИНЫЕ ВОРОТА, ГРИФЫ и МИТРА... Целая каменная вселенная с обитаемыми мирами. * НА БАЙКАЛЕ От студеной озерной воды ломит зубы и лоб. Через толщу ее (огромный живой микроскоп) увеличено видишь дно - сквозь чистейшую глубину. Здесь обострено счастливое чувство приближения к самым глазам едва заметных, глубинных движений Земли. Это - волшебная линза, хрусталик зеленоглазой планеты. И рядом на берегу - полотно умершей дороги. Словно обессилевшая змея, уползающая от знобкой воды. Шуга зимою на озере. Ветер, не дающий вдохнуть полной грудью. Этот ветрило - выдох окрестных, ворочающихся с боку на бок гор. * ОГНЕННОЕ КРЕЩЕНИЕ Опять не дает уснуть горьковатая мысль о том, что человечеству как бы извне, помимо воли людей навязывается самосожжение. И тропка такая же извилистая, как была в старину. Люди скучивались в огромную толпу. Потом появлялся очередной старец, а у всех выходов скита - крепкие молодцы. Вновь повторяется та же старая история. Произносится традиционный набор заклинаний. Полуслучайно проливается безвинная кровь. От этой крови "занимается пожар". У каждого старца была нора, заветный потайной ход - чтобы уйти от огненного смерча. Иногда фанатики, не подпускавшие никого к запертый окнам и дверям, сгорая сами, толкали в тот же лаз подземного хода вслед за старцем одного-двух смышленых мальчишек. Те становились учениками старца - ведь ТО случилось на их собственных глазах. Все потеряно в неукротимом огне. И если часть людей чудом все-таки уцелевало, то через неспешное время к ним выходили ТЕ (выросшие и поседевшие) мальчишки, ставшие старцами. Это их путь. Другого не знают - так было всегда. Сегодня этот круг замыкается. * МИРНЫЙ Когда самолет идет на посадку в Мирном, то кажется, что садимся прямо в разверстую пасть километровой огромной ямищи. Туда, куда уходит с поверхности тропка: тончайший сиреневый серпантин. По нему ползут стотонные жуки-черепахи-лопаты на колесах. От их вибрации у шоферов мясо отходит от костей. Много людей уже знают об этом, но почему-то молчат. * СЫТЫКАН Весьма примечательно - сами аборигены страсть как не любят селиться в Айхале. Они называют это место Сытыкан - Мертвая долина. На ее уступах издавна сияли дьявольским блеском уголья глаз. А потом человек, видевший их, таинственно пропадал. * ВНЕ ВРЕМЕНИ И снова мы отправляемся в путь. За порогом - густая ночь. За окнами, да и то не за всеми - умирающие костры абажуров, и дождь сыплет горох за одежду. Путь наш долог: через все времена - в будущую весну. Пусть под ногами колючки - железные и живые - мы дойдем. И наградой нам будет праздник и радость негаснущей жизни. Рано пока говорить о конечной точке пути. Мы не скоро вздохнем полной грудью. И песня польется свободно. А пока на минутку присядем и помолчим. Вот так. А теперь возьмемся за руки - и в путь. * БЕЛОНОЧЬЕ Давай побродим вместе по Питеру. Побродим среди лета и ни на что не похожей питерской тишины. Воздух здесь густой и молочный. Изредка навстречу будут попадаться тихо-счастливые люди, у которых распахнуты очи. И тело легко от недосыпания. Побредем вдоль Канавки. На Невский свернем. Мысленно осадим коней у Аничкова. Ощущение такое, что здесь не может быть "нелюбимых" мест. Как будто город состоит сплошь из любимейших уголков. И на каждом шагу - влюбленные. * ДЮРЕР Тишина и покой - вкруг стола эрмитажной библиотеки. Мои руки, совсем деревянные, где-то внизу под столом. Скорее всего потому, что эти старинные эстампы слушаются рук лишь строгой и седой библиотечной служительницы. У нее за спиной - два крыла. Листаю старинные альбомы жадными глазами. Все тело затекло - сижу не шевелясь. Не дыша. И яростно умоляю Судьбу, чтобы этот "сон" не кончался. * МЫ - ДЕТИ ДЕТИНЦА Колыбель Великого Новгорода мистически называется Детинец. В нежной груди Земли доныне зияет огромная ямища - место, где собиралось новгородское вече. Его звуки и полифония голосов исходят из глубин Времени. Непокорному вечевому колоколу (так же, как позже и его московским братьям) по приказу Ивана Грозного рвали язык. Колокол били плетьми. Вся земля вкруг того места - красная. И хотели его увезти, но смогли дотащить лишь до Валдая. Там "рассыпался звон на звоны", а колокол этот исчез. Все мы - дети Детинца. * СВЯТАЯ ДОРОГА По дороге в Пушкиногорье чувствуешь такой простор и размах, что сердце поет, рвется ввысь. Нежный, вкрадчивый снег прячет в своей пушистой, обжигающей глубине звуки шагов да непрошеных и ненужных здесь голосов. Подле дома Пушкина душа каждого пришельца-странника как бы встает на цыпочки. И пушечка с тех самых времен лежит у порога. Действительно, что же за дом Пушкиных - да без пушки! Даже дыханьем страшно прикасаться к этим задушевным местам. К святой тишине. К мельнице на том берегу. * ПЕЧОРЫ В схеме монастыря в Печорах удивительно точно повторяется в миниатюре старая часть Пскова. Монастырь долго был скрыт от глаз людских и неприступен. Вокруг - непроходимые леса. "Нашли" его лишь по звукам чудесного пения молодых монахов. За высокими стенами на верхней террасе цветут яблони. Это - райский сад. На нижней террасе - вход к подземным кельям. Печоры означает "пещеры". Два кладбища. Истлевшее (захоронения до 1700 года) вызывает мурашки и дрожь души. Гробы стоят на гробах до самого потолка. Нижние доски рассыпались под прессом времени. Но гниения, запаха тлена нет. Недалеко от келий особняком стоит гробница с опаленным углом. По легенде она сама себя защитила огнем, когда неприятель проник в монастырь и пытался вскрыть ее. И что за рок тебя подвиг спуститься раньше смерти в царство это? * ТАИНСТВЕННЫЙ КОРИДОР Издавна, когда противник русичей был очень силен, его брали хитростью. Вот как это было задумано и гениально воплощено в Псковском Кремле. Стенобитные орудия врага тщатся разрушить слабейшее место - крепостные ворота. Самые отчаянные из штурмующих врываются в цитадель впереди других воинов. И попадают в "Захаб" - неширокий ломаный коридор между двумя стенами крепости, который ведет к другим, невидимым поначалу из-за угла крепостным воротам. Сзади напирают те, кто не видит ловушки. Этого убийственного, безвыходного капкана. А защитники Псковского Кремля льют сверху кипящую смолу, сталкивают со стен припасенные каменные глыбы. Бьют, бьют и бьют врагов. Штурм захлебнулся. Цвет войска погиб. Потом внешние ворота восстанавливаются. Захаб расчищается изнутри. А тот, кто узнал его тайну, никому о ней никогда не расскажет. * НА ОКРАИНЕ На окраине заполярной Воркуты есть гора Пионерская. Названа она так в честь здешних первопроходцев-заключенных. Отбыв срок, в родные края они, как правило, не возвращаются. Кружат и кружат как волки возле мест, забравших их молодость и здоровье. Проживают заработанные на "зоне" деньги. Покупают масло и чай, лепят нехитрые твердые или жидкие "посылки" из детских пластмассовых игрушек и бросают их тем, кто остался за высоким ежовым забором. Довольно быстро деньги, полученные при выходе на свободу, проживаются, и начинается мучительный поиск новых "источников". Конец зачастую предрешен - снова "зона". И жизнь выдувается меж пальцев, словно липкая шахтная пыль. * МОРСКАЯ ДУША Яркое, но уже немного повыцветшее от скоротечного времени впечатление произвел на меня "праздник морской души" в Севастополе. Море вскипало от безудержных взмахов весел новоявленных аргонавтов. Восхищенные души зрителей, казалось, возносились косынками-чайками над морской далью, что сливалась с безоблачным небом. Тогда все мы чувствовали себя русалами-мореходами. Крымский берег таял от звенящей жары и оплавлялся в песчаные камни и гальку. А каждая русалочка на прощанье и в память о сказочном безоблачном лете хотела иметь монисто из мелких колючих ракушек. * ЧУФУТ - КАЛЕ В крымском пещерном городе Чуфут-Кале есть "железная дорога наоборот". В каменной толще в течение веков колесами пробиты две глубокие колеи. Сойти с рельсов здесь невозможно. Но теперь эта дорога ведет в Никуда. Раньше здесь процветали огромные караимские храмы-кенассы. Возникает стойкое ощущение, что это город людей-ласточек, который находится на берегу разливанного моря лаванды, переполняющего Крым и выплескивающегося вовне. На еще больший простор. У "фонтана слез" почему-то всегда сжимается сердце. Кровь как бы замедляет свой бег. И шестеренки Времени здесь скрипят особенно протяжно, задумчиво и печально. Минул недолгий срок беседы и пути: песок, я вижу, новой пылью хлынул. * СУХУМ Старинное название Абхазии означает "Страна снов". Поэт назвал эти благословенные края "зеленой калиткой" из суеты больших городов - в тенистый парк особенного дружелюбия, гостеприимности и душевности. Циклопическими шагами слоновых пальм Сухум подходит к морю и замирает на мгновение у самой кромки прибоя. Горький ком подкатывает к горлу в обезьяннике, когда смотришь эту ежедневную бессмысленную круговерть. Словно бесконечные выборы на важную обезьянью должность - должность человека, живущего за пределами железных прутьев. На свободе. И наши выборы очень все это напоминают. Только выбранный президент будет самым несвободным из всех нас, людей. Просто свою клетку стальную он будет обречен вседневно носить с собой - в своем сердце. * СОКРУШИТЕЛЬНАЯ ТИШИНА ПРИБОЯ На спину бросилась волна как рысь, рванув назад за дрогнувшие плечи. Потом я ощутил на голой шее ожог от холода и колкости зубов. И побежала кровь за воротник. Под свежим мокрым ветром рубаха прилипала к животу, вздуваясь на изодранной спине. Вот, горло сжав и навзничь опрокинув, к виску мне кто-то подтолкнул точеный морем, сверкающий чужим холодным блеском, как пуля веский, пепельный голыш. Прибой притих, предчувствуя крушенье... Все это было так давно когда-то со мной на Черном море. Как видишь, крушение корабль души может потерпеть и на мелководье, и даже на берегу. А когда шторм застигает нежданно сразу двоих, то крушение может быть обоюдным: со-крушение. Совместное - и легче, и трудней. Словно сокрушение важнейших основ внутри нас. * ТОНКИЕ СТРУНЫ Человек с душой, обожженной бедой, научен многое прощать и лучше понимать других. Несчастье утончает его душу, снижает сердечный порог, делает самых толстокожих более восприимчивыми к чужому горю. А ведь человек может замкнуться в своем несчастии и очерстветь. Тогда поди, достучись до него, проникни в его душу, искалеченную добрыми людьми. Недаром говорится: "Был бы калека, обидчики найдутся". К сожалению, страшные эти слова не уходят из нашего быта, обретая все более зловещий, символический смысл. Поэтому самые тонкие "струнки" среди нас требуют вседневной защиты. * ВЕРШИНЫ - ШТРИХИ ЖИЗНИ Попробую рассказать о двух незабываемых тянь-шаньских вершинах Возможно, найдется немало и других, но моей памяти дороги именно эти. Если посмотреть на первую из них снизу, от подошвы, то наиболее сильное, безотчетное чувство - священный страх. Особенно при ярком солнце и чистом небе. Возникает острое ощущение того, что именно здесь, прямо над твоей головою беззащитное небо вспарывается кривым и нестерпимо сверкающим ятаганом ледника. На вершине другой горы, называемой "Черные камни", покоятся две огромные каменные ладони, сложенные исполином в немой молитве перед небом. На ноздреватом глетчерном льду множество камней из "пулеметных гнезд". Гнезда эти можно распознать по белесым, глубоким чиркам на скалах. При спуске с этой вершины - переправа через ледопад. Захватывают воображение необыкновенные звуки и краски, феерия ледовых брызг-глыб, когда эта ледяная "река", словно кошка, прыгает в новое скальное ложе. И часто камень угрожал обвалом под новой тяжестью моей ноги. * ДОМБАЙ Тобою, наверное, замечены просеки на мохнатом теле вон той зеленой горы - их прекрасно видно из долины. Это - шрамы от ударов кнута-лавины. Они немного похожи на след слезы на закопченном лице человека. А знаешь, какова лавина изнутри? Человек как бы плывет в огромном снежном облаке, в верхние его слои, стараясь "всплыть" как можно быстрее. Но самое главное - в момент остановки лавины сделать перед собой воздушный мешок. Отодвинуть ставший вдруг непосильно тяжелым мокрый снег обеими руками от лица. В этом мешке содержится вся твоя жизнь. От объема воздушной "подушки" зависит, сколько еще будешь жить: час - сутки - дольше. Самому выкопаться из тела лавины практически невозможно - лежишь прочно спеленатым, словно младенец. И выесть, выгрызть вокруг себя снег невозможно. Похоронен заживо. Спасают друзья - на них вся надежда. * ТЯЖКИЕ ЗВЕЗДЫ Над Домбайской поляной нависает одна из красивейших во всем мире вершин - "Рыжая в пояснице скала". Она очень похожа на матерь альпийских гор - Маттенгорн. Особенно живописна и хороша грозная северная ее стена, украшенная дорожками семиметровых кварцевых плит - ожерельем цвета слоновой кости. Тропки вдоль этих плит словно обочины слоновьей дороги, ведущей прямо в небеса. Ночью над Домбаем нависают тяжелейшие, сочные звезды, каждая - с яблоко. Они мерно позванивают в тишине и так же близки, как елочные игрушки. Незабываемо утреннее омовение в горной речке, когда даже тонкая струйка меж лопаток склоненного к проворной воде человека порождает нутряной, полуживотный, прочищающий легкие крик. И совсем высоко - почти на плечах древних гор - вдруг нежданно встречаешься с тихою речкой, с березками, заводями. Это - Русская поляна. Кусочек российской души в самом сердце Кавказа. Гора так мудро сложена, что поначалу подыматься трудно; чем дальше вверх, тем мягче крутизна. * БЕЗЕНГИ И еще несколько слов о горах. Есть здесь нерукотворное чудо - кавказские Гималаи. Белозубые великаны стоят как бы взявшись за руки. Словно плотина поперек высочайшей в Европе горной "реки". Это - Безенгийская стена. Там, единственный раз в своей жизни, довелось увидеть "солнечный град". Это был фронт разбившейся о стену градовой тучи, что поднималась по горному ущелью снизу - вверх. Можешь ли представить себе фантастической виденье, когда в каждой, падающей с фиолетового, чистейшего неба, градине ликует слепящее солнце? Словно дождь: золотой и бесшумный. * ТЯЖЕЛАЯ СЛЕЗА Если неприступная прежде скала вдруг оступится и упадет в озеро, выплескивая почти до дна, выворачивая его наизнанку, окрестные исполины шумно вздохнут, а по щеке горного склона скатится тяжелая слеза сели. Вот, что довелось увидеть и почувствовать мне. Наша группа была уже на подходе к штурмовому лагерю. И этим восхождением закрывался тот нелегкий летний сезон. Вдруг тощий горный ручей помутнел: потом сник и исчез совсем. В зловещей тиши послышался гул, переходящий в грохот и рев. Это было слегка похоже на грохочущий звук неотвратимо накрывающего тебя локомотива, несущегося мимо по высокой насыпи. Грязевой поток сметает все, подрезает сыпучие склоны крутых берегов каньона и кажется, что скрыться от этой грохочущей и хлюпающей мясорубки невозможно. Мы все острее чувствовали свое бессилие перед селем, свою беззащитность. В нашей группе у ручья остался забытым один ледоруб. Все смотрели, как к нему подобралась и медленно поглотила эта жижа, но никто не смог оторваться от скал и спуститься за ним. Нам казалось, что это - выше нормальных человеческих сил. Вот, окаймив откос, течет поток кровавый. * ВЕЧНЫЕ СЕЛЕНЬЯ Попав в горы, все конечно замечают, что здесь темнеет моментально и густо. Словно кто-то внезапно щелкает выключателем. Ночь как будто таилась неподалеку и только ждала момента - она неловко падает на каменную кушетку откуда-то сверху и сбоку. Падает навзничь. И все проваливается в непродолжительный сон. Сон взведенной пружины. Горы коварны и покой не дают никому - только мертвым. Если гибнет товарищ, то темнеет в глазах и в сердцах. Даже в схоженной и вполне притертой группе люди начинают внутренне дергаться. Спасательные работы смещают акценты, корежат все планы, все расцвечивают и оценивают по-новому. Жестче, грубее, рельефней. И сломаться на этом легко. Иди за мной, и в вечные селенья из этих мест тебя я приведу. * КОГОТОК СУДЬБЫ Убежден, что если кабинетный ученый или чиновник хотя бы раз в жизни смог почувствовать аромат гор, ощутил их вкус, их воздух и волю, то он непременно станет иным. Среди гор чиновники не водятся - там обитают орлы. Некто целых семь лет искушал судьбу в горах, а может быть прятался там от себя самого. Но она нашла его на городской улице, прямо у дома, только чуть-чуть промахнулась. Ковырнула непоседливое сердце коготком. Рука у нее почему-то дрогнула - и его душа птахой тут же вырвалась из крепчайших силков. Иначе не встретились бы наши глаза. И ему не написать бы ни одной жалкой строчки своей кровью, а тебе бы их не прочесть. * ДРОЖЬ ЗЕМЛИ Если вам доводилось когда-нибудь бывать в молодых горах, то наверняка бросалось в глаза, что они немного похожи на беспорядочно сваленные в кучу, запыленные, но живые и подвижные вещи. Они дышат. Периодически стряхивают со своих плеч тяжесть Времени и тяжесть Солнца - жару. Суховеи пылью с песком засыпают глаза незваным гостям. Строптив характер у отрогов Памира - Фанских гор. Их жизнь необычна, не похожа на традиционную каменную жизнь. Они склонны к ознобу и сотрясению. Словно сила Земли рвется в этом месте наружу. В пустыне горной верный путь обресть отчаялся... * ПРОЩАНИЕ С ГОРАМИ И мне была опора в стопе, давившей на земную грудь. Удаляясь от гор, человек чувствует трудновыразимую тоску. Психологическое основание этого ощущения, мне кажется, усиливается невозможность сию же минуту рассказать кому-нибудь обо всем происшедшем. Обычно, спустившись с гор, наработавшийся наверху и выложившийся человек как бы немеет. Сказать слово о горах - веское, такое, чтобы кольнуло сердце, ему помогает особый голод души и некоторая дистанция от происшедшего. Дистанция во времени и в пространстве. Поэтому главные слова довольно редко произносятся вблизи самих вершин - там они могут только народиться и прорасти. Для них нужно глубокое дыхание равнины. Но "в поднебесье" (от Саян до Гималаев) всегда удивительно много озаренных и устремленных людей. Их сердца в горах навсегда остаются. Я вверх пошел и мне была опора в стопе, давившей на земную грудь. * "БЕЛЫЕ НОЧИ" Раскаленные в горах от близости солнца клинки требуют обязательной закалки - благодатной морской влаги. А измерзшей на ледниках душе нужен щедрый океан зелени. Мало кто знает, что недалеко от Сочи, в роскошном ущелье притаились диковинные деревья и травы, которых не сыщешь в других местах? Даже в субтропиках иных стран северного полушария. Это - настоящий австралийский парк. Зеленое, неистовое, ароматное и колючее чудо. Белоснежный корабль питерского санатория так же, как и сам Питер, стоит на колхидском болоте. По ночам местная "филармония" дает здесь оглушительные лягушачьи концерты. А рядом - море иногда показывает свой характер. * ЗЕЛЕНЫЙ ВЕТЕР Эти коротенькие записки порой похожи на штрихи. Скорее - на нежные крики кукушечки. Последнюю страничку допишу на закате. Птица подскажет - когда. А пока через эти письмена говорю с тобой и с природой. Даже ветер в лесу - зеленый. Кто, например, приходит в парк для того, чтобы пересчитать липы, а в лесу - сосны? Разделить с милой сердцу женщиной лесную тропинку, окутанную щебетом птиц, равнозначно тому, как разделить с нею ложе. Нельзя это делать сверхчасто. Сокровище может превратиться в разбитый пятак. Стал с некоторых пор безумно жаден до леса. Словно сам обуздался и, пришпоривая, гоню и гоню по жизни вдоль кукушкиных вскриков. Хочу повстречать себя в ней - быстротекущей. Не промахнуться бы. * * * МОСКОВСКАЯ МОЗАИКА Москва... Как много в этом... НОЖ В СПИНУ Т еперь вернемся домой, к одной из самых загадочных кремлевских башенок. Строители Кремля не забыли сделать фортификационную ловушку - барбакан. Замысел здесь был в следующем. Осаждающие крепость войска (если бы ее брали приступом в те времена) проверив, что башенка пуста, крыши нет, без окон - без дверей, обтекали башню и устремлялись на штурм. Кутафью башню с цитаделью соединял подземный ход под руслом Неглинной, по которому отряд самых дерзких бойцов из осажденных проникал в Кутафью. Она невелика, но около двухсот человек с оружием там вполне разместятся - по пятнадцать в ряду. Разбиралась тонкая кладка "скрытой двери". И отряд жалил штурмующих в спину. Затем подземным же ходом все возвращались в крепость, взорвав его или тщательно завалив на время. Вот поэтому мысленно назы