...кафельные стены туалета сомкнулись вокруг
них. Но девушка не удивилась, она, похоже, всё
понимала и всё знала наперёд.
Иван торопливо вывел её в зал и, расталкивая пропахших пивом и
рыбой мужиков, направился к выходу.
-- Стой! -- крикнул Пима и вырос
на их пути. -- Ты куда это задевался?
-- Уйди, -- процедил сквозь
зубы Иван и отстранил Пиму рукой.
Только сейчас Пима просёк,
что за руку Филиппа держится обалденная тёлка и спокойно пялится
на него, Пиму. Пима присвистнул и отвалил к своим дружкам.
-- Во, секи, какую клёвую гирлу
Филипп в сортире подписал! -- с завистью произнёс он, толкая в
бок Голубого, своего кореша.
-- Где? -- завертел тот небритой
ряхой.
-- Да вон, к выходу киляют.
-- Ух, ты!..
Иван и девушка вышли на улицу,
под мелкий, словно пыль, холодный дождь. Девушка вырвала руку,
подбежала к большой старой липе и нежно обняла мокрый ствол. Потом
оглянулась и неожиданно улыбнулась. Какая это была улыбка!.. Иван
даже зажмурился от ослепительного блеска её неземных очей. Когда
он открыл глаза, её не было. Словно что-то оборвалось в его груди
и навсегда разбилось вдребезги. Девушка исчезла. Исчезла, как
будто её не было вовсе. Исчезла, словно призрак.
-- Филипп! -- услышал он сзади
ехидный, опротивевший до одури голос Пимы. -- Познакомил бы с тёлкой,
а? Куда ты её дел?
-- Да пошёл ты... -- прошипел
Иван, не глядя на этого придурка, и скривился в брезгливой гримасе.
-- Что-о? -- челюсть Пимы отвисла
от столь неслыханной наглости. -- Борзеть?
Исчезла! Как он мог её потерять?
Ведь он только зажмурился... Словно последняя надежда, она растаяла
в свете меркнущего осеннего дня. Да была ли она вообще? Не могла
не быть, это он знал наверняка. Искать! Искать, пока не поздно!..
Она где-то здесь, где-то рядом...
Кто-то грубо схватил его под
руки и поволок за пивнушку. Дружки Пимы не дремали: видно, были
на подхвате. Сам Пима шёл сзади и сокрушался по поводу невоспитанности
Филиппа и отсутствия у него понятия об элементарной вежливости.
-- Ай, нехорошо! -- качал головой
Пима, с замиранием сердца предвкушая грядущую расправу. -- Грубо,
Филипп, и некрасиво. Что-то рано ты борзеть начал. Ну ничего,
Голубой тебя поучит вежливости, он в этих делах профессор. Правда,
Голубой?
Ряха Голубого сморщилась в
довольной ухмылке.
За пивнушкой, среди пустых
ящиков и селёдочных хвостов, Ивана прижали к стене и окружили
полукольцом.
-- Ну что, Филипп? -- спросил
напоследок Пима, сжимая пальцы правой руки в кулак и тут же разжимая
их.
Иван молчал.
Голубой ударил первым. Ударил
без злости, без вдохновения, так, скорее по привычке, но ударил
тяжело. Потом били другие. Но Пима не бил, он кривлялся, ужом
вился у ног своих дружков и затравленно озирался по сторонам.
Он нёс какую-то чушь и гадко лыбился.
Туман окутал сознание Ивана,
он потерял счёт ударам. До его слуха смутно донёсся приглушённый
шёпот Пимы; он увидел его перекошенный рот, испуганные глаза Бублика
и кого-то ещё. Его больше не били, били теперь других, кажется,
Голубого с дружками. Потом он отключился.
Очнулся Иван тут же, за пивнушкой,
сидя на пустом ящике из-под сыра. Рядом курили Назар, Кучер и
Турецкий и весело гоготали. Бублик сидел на корточках и участливо
заглядывал Ивану в глаза.
-- Ну что, Ванюха? -- спросил
он.
-- Нормально, -- мотнул головой
Иван.
-- Жив, Студент? -- добродушно
спросил Назар.
-- Да жив...
-- То-то. Крикни, если что,
мы подойдём.
И они, не обращая больше внимания
на Ивана, скрылись за углом "стекляшки". Бублик и Иван остались
вдвоём.
-- За что они тебя?
Иван пожал плечами.
-- А ни за что. Ты же знаешь
Пиму. Сволочь!.. -- Иван сплюнул чем-то розовым; только теперь
он заметил, что двух верхних резцов у него не хватает.
С этого дня тоска надолго
поселилась в его сердце. Что-то прорвалось у него в душе и затопило
всего его целиком горячим чувством стыда и горечи. Словно пелена
спала с его глаз...
Прошло пять лет.
Иван Нехилый, он же Вано,
он же Ванюха, он же Филипп, он же Студент, за это время остепенился,
закончил институт, женился, обзавёлся солидным брюшком и тремя
дочерьми, и теперь работал простым советским инженером в одном
из закрытых столичных "ящиков".
И снова в мире стояла осень.
Иван, как обычно, ехал с работы
домой и с грустью вспоминал былые свои пьяные годы, когда жизнь
катилась столь бесшабашно и легко, и ни грязь её, ни мерзость
не прилипали к душе горе-студента. Нет, не жалел он о той жизни,
не желал бы её возврата, совсем наоборот, рад был, что её больше
нет и никогда не будет. И всё-таки... всё-таки тогда ему было
девятнадцать, а это кое-что значит...
Переполненный вагон метро
катил его по подземной Москве сквозь толщу бетона и коммуникаций
к далёкой станции на одном из концов многоногого осьминога, нелепые
рисунки которого во множестве висят в каждом вагоне московского
метрополитена.
Кто-то осторожно потянул его
за рукав. Иван оглянулся.
-- Это я, -- печально сказала
девушка.
Да, это была она. Она
сама нашла его, спустя годы, спустя сомнения, ожидания и мечты.
Она совсем не изменилась, и лишь одежда её стала более земной,
хотя и с еле уловимым неземным оттенком. Обыкновенная девушка,
ничего в ней особенного. Красивая только...
Иван вдруг понял, что ему
нет до неё совершенно никакого дела. Время, видать, взяло своё,
перегорел, перебесился бывший студент. Да и семья, заботы разные,
работа, новые интересы вытеснили из головы былую блажь. Жизнь
его стала размеренной, наполненной смыслом, и не раз в последнее
время он ловил себя на мысли, что, может быть, ничего с ним и
не случилось, что всё это плод его юношеской фантазии, а Жёлтая
планета, неземная девушка, крысы, поедающие жёлтый песок -- лишь
сон, грёзы наяву... С того самого дня, когда столь внезапно исчезла
спасённая им девушка, он так ни разу и не посетил Жёлтую планету,
более того, он стал обходить стороной саму "стекляшку". Какая-то
сила держала его на безопасном расстоянии от злополучного перехода
в параллельный мир, не пускала его туда. А потом... потом и интерес
к тому миру потускнел, отошёл на второй план и в конце концов
совсем пропал. Другие заботы, другие люди...
-- Здравствуй, -- сказал Иван
и натянуто улыбнулся.
-- Ты оставил меня тогда, --
ответила она, глядя немигающим взглядом в его глаза. -- Ты поступил
плохо, но я не сержусь.
-- Эх, если б ты знала, как
я тогда жалел об этом...
-- Пусть. Ты один знаешь обо
мне правду. Ты спас меня тогда. И поэтому я прощаю тебя. Но ты
должен помочь мне. Сегодня же.
-- Как тебя зовут?
-- Улия.
-- А меня Иван.
-- Я знаю.
-- Откуда?
-- Я знаю. Не в этом дело.
Отвези меня на то место. Я искала его, но не смогла найти.
Мне нужно вернуться домой. Я должна.
Говорила она отрывисто, монотонно,
словно заученный урок. И ни разу не улыбнулась. Печальная, бледная,
но до жути красивая...
Иван пожал плечами.
-- Ладно, -- сказал он. -- Я
помогу тебе.
-- Спасибо. -- Она крепко сжала
его руку, и глаза её блеснули благодарным огнём.
-- Я не был там уже три года,
-- сказал Иван. -- Я ведь живу теперь в другом месте, квартиру получил.
Женился, -- добавил он и почему-то смутился.
Но её, похоже, не интересовали
эти подробности. Да и сам Иван её не интересовал. Она была одержима
только одной идеей -- вернуться на родину.
-- Так едем же скорее! -- в
нетерпении она дёрнула Ивана за рукав.
-- Едем, -- коротко ответил
он.
Поезд остановился, и они вышли.
Обратный путь лежал через всю Москву.
-- Ты куда сейчас направлялась?
-- спросил Иван, когда они сели на встречный поезд.
-- Неважно.
-- Как же ты жила все эти годы?
-- Неважно, -- повторила она
и криво усмехнулась. -- Нашлись добрые люди. Вернее, человек. Молодой,
красивый... Добрая душа...
В словах её слышалась горькая
ирония, а в глазах стояла такая печаль, что Иван больше не решился
расспрашивать девушку с Жёлтой планеты. Она заговорила сама, но
не о себе, а о своей родине.
-- У меня было двести семнадцать
братьев и сто семьдесят сестёр. Почти все они погибли. Железная
Смерть поглотила наше человечество, и лишь единицы остались на
умирающей планете. Но я должна быть там в последний её час.
-- Железная Смерть? -- переспросил
Иван.
-- Да, ты же ничего не знаешь.
Железная Смерть -- это порождение нашей цивилизации. Более двадцати
лет назад, когда мы достигли вершин благоденствия, роботизация
и кибернетика оплели все сферы нашей жизни, проникнув в самые
потаённые её уголки. Роботы были всюду; они заменили людей на
производстве, за прилавками магазинов, в сфере услуг, в медицине
-- везде, где совсем ещё недавно работали люди. Более того, киберы
проникли в науку, искусство и постепенно вытеснили оттуда людей.
Но всё началось не с них, всё началось с безобидных детских игрушек.
В то время наша промышленность выпускала некие игрушки-роботы,
среди которых оказалась партия игрушек с одним незначительным
дефектом. Был ли этот дефект случайным, или специально заложенным
роботом-конструктором -- так и осталось невыясненным. Но сейчас
это неважно. Важно то, что детские игрушки стали убегать из дома,
самовольно покидая своих хозяев. Сначала этому не придали значения,
но когда по улицам стали носиться голодные стаи бездомных роботов-игрушек
и поедать всё металлическое, люди забеспокоились. Дело в том,
что исправные роботы питаются только электроэнергией, им достаточно
в течение определённого времени стать на подзарядку -- и они снова
жизнеспособны. Эти же питались подобно живым существам. Это-то
и вселило в людей ужас. Они перестали быть роботами, они превратились
в живые, хотя и небелковые, организмы. Они были напичканы электроникой,
но у них появился желудок и пищеварительная система, у них не
было сердца, но у них возник мозг, пусть примитивный, способный
генерировать лишь животные инстинкты, но всё же это был мозг,
управляющий стальным существом непредсказуемо для человека. Это
был некий качественный скачок в эволюции как живого, так и неживого
мира, о котором даже и не помышляли учёные. Постепенно это бедствие
охватило всю планету. Стали бунтовать роботы на заводах и фабриках,
ломать оборудование, крушить здания. Но людей не трогали, люди
были для них чем-то святым, неприкосновенным. Роботы и киберы
уходили из городов в леса и горы, там дичали, превращались в полуживотных-полумеханизмы,
эволюционировали дальше, видоизменялись внешне, теряли остатки
скудного интеллекта, заложенного в них человеком, -- и в конце
концов возвращались обратно в города голодными и жадными до металла
животными. В довершение ко всему они обрели способность к размножению.
Появились совершенно новые, порой уродливые виды электронных существ.
Их численность росла с умопомрачительной быстротой. Пластиковые
организмы гибли, жизнеспособными оказались лишь металлические
и, в основном, стальные животные. "Умные" роботы, наделённые мощным
электронным мозгом и интеллектом, попытались направить эту стихию
в нужное им русло, придать ей некий вид порядка и законности,
но бурный всплеск металлической жизни поглотил и свёл на "нет"
их слабые попытки. Позже все роботы-интеллектуалы были съедены
либо деградировали и превратились в безмозглых злобных животных
типа крыс или самолётоптиц. Со временем металла становилось всё
меньше и меньше, и среди железного животного мира начался голод.
Многие погибли, кого-то съели, но самые живучие адаптировались
и стали поедать кроме металла камни, бетон, песок -- одним словом,
всю неорганику. В первую очередь это относится к крысам. Причём
органические соединения для большинства животных стали ядом, превращавшим
их в груду металлолома. Но и на этом процесс эволюции не остановился.
Крысы, например, стали употреблять в пищу и часть органических
соединений небелкового происхождения, то есть всю синтетику, пластмассы
и так далее. Но основной их пищей стал песок. И вот теперь... крыс
становится всё больше и больше, и скоро вся поверхность планеты
покроется их стальными панцирями... Словно огромный шевелящийся
муравейник... Это и есть Железная Смерть.
-- А что же люди? -- спросил
потрясённый Иван. -- Неужели они не попытались противостоять нашествию
Железной Смерти?
-- Пытались, но слишком поздно.
Да и что они могли сделать, когда всё находилось в руках их "верных"
помощников -- киберов и роботов? Люди давно уже отошли от управления
производством, как, впрочем, и от управления вообще. Они оказались
бессильны в час испытаний. Поэтому наша планета гибнет.
-- Так зачем же ты стремишься
туда? Оставайся здесь. Я постараюсь помочь тебе. Квартира, и всё
такое...
-- Нет, -- твёрдо сказала Улия.
-- Я должна быть там. Мои мать и отец, мои братья и сёстры, мои
земляки -- все умерли там. Значит, и моё место там, на родине.
Иначе я умру здесь.
-- Ты хочешь умереть?
-- Нет. Но я умру. Я знаю.
Иван не ответил. В это время
поезд остановился на нужной им станции, и они вышли.
Пивнушку снесли, на её месте
строился детский садик. Было часов семь, и работы на стройке уже
прекратились. Колючий дождь моросил, как и пять лет назад; мокрый
фундамент, частично возведённый в песчаном котловане, грустно
блестел в свете неоновых фонарей. Иван почесал затылок.
-- Да-а, -- протянул он в замешательстве.
-- Дела...
-- Что случилось? -- забеспокоилась
Улия.
-- Да нет, ничего особенного.
Только место это найти будет трудно... Ладно, пойдём.
И Иван, пробравшись сквозь
дыру в заборе на территорию стройки, смело зашагал по битому кирпичу
и осколкам стекла.
Улия неотступно следовала
за ним. Обойдя стройку кругом, Иван в раздумье остановился. Он
вспоминал расположение "стекляшки", сопоставляя его в своей памяти
с расположением нынешней стройки, но определить то место
ему никак не удавалось.
-- Я знаю, где это, -- вдруг
сказала Улия.
Она уверенно пошла в самый
дальний угол стройплощадки, туда, где котлован был ещё свободен
от фундамента и где длинная доска пересекала его, словно мост.
Улия смело ступила на зыбкий конец доски и сделала первый шаг.
-- Куда ты? -- закричал Иван,
бросаясь вслед девушке.
-- Это там, -- ответила Улия,
ткнув пальцем в середину доски. -- Я вспомнила.
Она пошла, балансируя руками,
по хлипкой опоре. Иван с замиранием сердца следил за ней. Не доходя
двух шагов до середины доски, Улия остановилась и помахала Ивану
рукой.
-- Счастья тебе, Иван! -- сказала
она и вдруг улыбнулась. -- Прощай!..
Она сделала ещё один шаг,
и в тот же миг...
...канула в небытие. Жёлтая
планета, её родина, два года назад была съедена железными крысами...
октябрь, 1989 года.
Москва
| РАССКАЗЫ | ||
| Крысы на песке | По ту сторону зеркала | Такси-призрак |