ивленной даме, фамильярно и покровительственно обхватив правой рукой плечи улыбавшегося бледной улыбкой Павла Павловича. - Не говорил он вам об Вельчанинове? - Нет, никогда не говорил, - оторопела несколько супруга. - Так представьте же меня, вероломный друг, вашей супруге! - Это, Липочка, действительно господин Вельчанинов-с, вот-с... - начал было и постыдно оборвался Павел Павлович. Супруга вспыхнула и злобно сверкнула на него глазами, очевидно за "Липочку". - И представьте, и не уведомил, что женился, и на свадьбу не позвал, но вы, Олимпиада... - Семеновна, - подсказал Павел Павлович. - Семеновна! - отозвался вдруг заснувший было улан. - Вы уж простите его, Олимпиада Семеновна, для меня, ради встречи друзей... Он - добрый муж! И Вельчанинов дружески хлопнул Павла Павловича по плечу. - Я, душенька, я только на минутку... отстал... - начал было оправдываться Павел Павлович. - И бросили жену на позор! - тотчас же подхватила Липочка. - Когда надо, вас нет, где не надо - вы тут... - Где не надо - тут, где не надо... где не надо... - поддакивал улан. Липочка почти задыхалась от волнения; она и сама знала, что это нехорошо при Вельчанинове, и краснела, но не могла совладать. - Где не надо, вы слишком уж осторожны, слишком осторожны! - вырвалось у ней. - Под кроватью... любовников ищет... под кроватью - где не надо... где не надо... - ужасно разгорячился вдруг и Митенька. Но с Митенькой уже нечего было делать. Все кончилось, впрочем, приятно; последовало полное знакомство. Павла Павловича услали за кофеем и за бульоном. Олимпиада Семеновна объяснила Вельчанинову, что они едут теперь из О., где служит ее муж, на два месяца в их деревню, что это недалеко, от этой станции всего сорок верст, что у них там прекрасный дом и сад, что к ним приедут гости, что у них есть и соседи, и если б Алексей Иванович был так добр и захотел их посетить "в их уединении", то она бы встретила его "как ангела-хранителя", потому что она не может вспомнить без ужасу, что бы было, если б... и так далее, и так далее, - одним словом, "как ангела-хранителя..." - И спасителя, и спасителя, - с жаром настаивал улан. Вельчанинов вежливо поблагодарил и ответил, что он всегда готов, что он совершенно праздный и незанятой человек и что приглашение Олимпиады Семеновны ему слишком лестно. Затем тотчас же завел веселенький разговор, в который удачно вставил два или три комплимента. Липочка покраснела от удовольствия и, только что воротился Павел Павлович, восторженно объявила ему, что Алексей Иванович так добр, что принял ее приглашение прогостить у них в деревне весь месяц и обещался приехать через неделю. Павел Павлович улыбнулся потерянно и промолчал. Олимпиада Семеновна вскинула на него плечиками и возвела глаза к небу. Наконец, расстались: еще раз благодарность, опять "ангел-хранитель", опять "Митенька", и Павел Павлович увел наконец усаживать супругу и улана в вагон. Вельчанинов закурил сигару и стал прохаживаться по галерее перед воксалом; он знал, что Павел Павлович сейчас опять прибежит к нему поговорить до звонка. Так и случилось. Павел Павлович немедленно явился перед ним с тревожным вопросом в глазах и во всей физиономии. Вельчанинов засмеялся: "дружески" взял его за локоть и, притянув к ближайшей скамейке, сел и усадил его с собою рядом. Сам он молчал; ему хотелось, чтоб заговорил Павел Павлович первый. - Так вы к нам-с? - пролепетал тот, совершенно откровенно приступая к делу. - Так я и знал! Не переменился нисколько! - расхохотался Вельчанинов. - Ну неужели же вы, - хлопнул он его опять по плечу, - неужели же вы хоть минуту могли подумать серьезно, что я в самом деле могу к вам приехать в гости, да еще на месяц - ха-ха! Павел Павлович весь так и встрепенулся. - Так вы - не приедете-с! - вскричал он, нисколько не скрывая своей радости. - Не приеду, не приеду! - самодовольно смеялся Вельчанинов. Впрочем, он и сам не понимал, почему ему так уж особенно смешно, но чем дальше, тем ему становилось смешнее. - Неужели... неужели вы в самом деле говорите-с? - И, сказав это, Павел Павлович даже привскочил с места, в трепетном ожидании. - Да уж сказал, что не приеду, - ну чудак же вы человек! - Как же мне... если так-с, как же сказать-то Олимпиаде Семеновне, когда вы через неделю не пожалуете, а она будет ждать-с? - Экая трудность! Скажите, что я ногу сломал или в этом роде. - Не поверят-с, - жалостным голоском протянул Павел Павлович. - И вам достанется? - все смеялся Вельчанинов. - Но я замечаю, мой бедный друг, что вы-таки трепещете перед вашей прекрасной супругой, - а? Павел Павлович попробовал улыбнуться, но не вышло. Что Вельчанинов отказывался приехать - это, конечно, было хорошо, но что он фамильярничает насчет супруги - это было уже дурно. Павел Павлович покоробился; Вельчанинов это заметил. Между тем прозвонил уже второй звонок; в отдалении послышался тонкий голосок из вагона, тревожно вызывавший Павла Павловича. Тот засуетился на месте, но не побежал на призыв, видимо ожидая еще чего-то от Вельчанинова, - конечно, еще раз заверения, что он к ним не приедет. - Как бывшая фамилия вашей супруги? - осведомился Вельчанинов, как бы не замечая совсем тревоги Павла Павловича. - У нашего благочинного взял-с, - ответил тот, в смятении посматривая на вагоны и прислушиваясь. - А, понимаю, за красоту. Павел Павлович опять покоробился. - А кто же у вас этот Митенька? - А это так-с; дальний наш родственник один, то есть мой-с, сын двоюродной моей сестры, покойницы-с, Голубчиков-с, за порядки разжаловали, а теперь опять произведен; мы его и экипировали... Несчастный молодой человек-с... "Ну так-так, все в порядке; полная обстановка!" - подумал Вельчанинов. - Павел Павлович! - раздался опять отдаленный призыв из вагона и уже с слишком раздражительной ноткой в голосе, - Пал Палыч! - послышался другой, сиплый, голос. Павел Павлович опять засуетился и заметался, но Вельчанинов крепко прихватил его за локоть и остановил. - А хотите, я сейчас пойду и расскажу вашей супруге, как вы меня зарезать хотели, - а? - Что вы, что вы-с! - испугался ужасно Павел Павлович. - Да боже вас сохрани-с. - Павел Павлович! Павел Павлович! - послышались опять голоса. - Ну уж ступайте! - выпустил его наконец Вельчанинов, продолжая благодушно смеяться. - Так не приедете-с? - чуть не в отчаянии в последний раз шептал Павел Павлович и даже руки сложил перед ним, как в старину, ладошками. - Да клянусь же вам, не приеду! Бегите, беда ведь будет! И он размашисто протянул ему руку, - протянул и вздрогнул: Павел Павлович не взял руки, даже отдернул свою. Раздался третий звонок. В одно мгновение произошло что-то странное с обоими; оба точно преобразились. Что-то как бы дрогнуло и вдруг порвалось в Вельчанинове, еще только за минуту так смеявшемся. Он крепко и яростно схватил Павла Павловича за плечо. - Уж если я, я протягиваю вам вот эту руку, - показал он ему ладонь своей левой руки, на которой явственно остался крупный шрам от пореза, - так уж вы-то могли бы взять ее! - прошептал он дрожавшими и побледневшими губами. Павел Павлович тоже побледнел, и у него тоже губы дрогнули. Какие-то конвульсии вдруг пробежали по лицу его. - А Лиза-то-с? - пролепетал он быстрым шепотом, - и вдруг запрыгали его губы, щеки и подбородок, и слезы хлынули из глаз. Вельчанинов стоял перед ним как столб. - Павел Павлович! Павел Павлович! - вопили из вагона, точно там кого резали, - и вдруг раздался свисток. Павел Павлович очнулся, всплеснул руками и бросился бежать сломя голову; поезд уже тронулся, но он как-то успел уцепиться и вскочил-таки в свой вагон на лету. Вельчанинов остался на станции и только к вечеру отправился в дорогу, дождавшись нового поезда и по прежнему пути. Вправо, к уездной знакомке, он не поехал, - слишком уж был не в духе. И как жалел потом! --------------------------------------------------------------------------- Впервые напечатано в журнале "Заря", 1870, январь-февраль. В отдельное издание 1871 г. автор внес мелкие стилистические поправки. -------- vaurien - повеса (франц.). Noblesse oblige - Благородство обязывает (франц.). сюркуп (франц.- surcoupe) - карточный термин, здесь в смысле: привелчь к ответственности.