Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Кит Лаумер, Ночь Иллюзий, 1972г.
     Keith  Laumer,  Night of Delusions, 1972,  перев. Сергей Коноплев (даты
перев. нет)
     Журнал фантастики и футурологии "Если" No2 1993г. (издатель "Московские
новости)
     OCR, spellcheck: Hitcher
---------------------------------------------------------------



     Я ничего не услышал: ни  приглушенного дыхания, ни крадущегося шарканья
обуви  по ковру.  Но еще до того, как  открыл  глаза, я понял, что в комнате
кто-то есть.
     Я положил руку под одеялом на потертую рукоятку бельгийского браунинга,
который храню из сентиментальных побуждений и сказал:
     - Можете включить свет.
     Тусклая  полоска света потянулась  от двери.  Мужчина  среднего роста и
неопределенного возраста,  в  сером  костюме,  стоял  в дверном  проеме.  Он
довольно  безразлично  взглянул  на  меня.  Дверь  в  ванную  комнату   была
приоткрыта на пару дюймов.
     - Черт возьми, вы разбудили меня на самом интересном месте, - сказал я.
- Между  прочим,  можете  пригласить своего приятеля присоединиться  к нашей
вечеринке.
     Дверь ванной  комнаты открылась  шире, и  в поле зрения  появился худой
мужчина со впалыми щеками  и  длинными костлявыми запястьями, выглядывающими
из-под  манжет.  У него были усыпанные перхотью рыжеватые волосы и  багровое
лицо,  покрытое  множеством  морщин.  Нервная  гримаса,  которую он, видимо,
считал улыбкой,  обнажила  ровный  ряд искусственных зубов. Я  взял  коробку
сигар с тумбочки, вытянул одну  и  зажег. Они  наблюдали за моими действиями
очень внимательно, как  будто пытались  разгадать механизм трюка, о  котором
много слышали. Я выпустил дым и сказал:
     - Почему бы вам не рассказать  мне о цели визита? Если это, конечно, не
секрет.
     -  У нас  есть работа для вас, мистер  Флорин,  - сообщил седой человек
конфиденциальным  тоном. -  Деликатная миссия, для которой требуется человек
ваших способностей.
     Сигара  оказалась ужасной.  Я  затушил  ее  в стеклянной  пепельнице  с
надписью "Бар Гарри".
     - Вынужден вас огорчить. Я не ищу работу.
     -  Мы  представляем весьма  влиятельное  лицо,  -  сказал  Костлявый  и
воспроизвел выражение,  какое бывает у людей, работающих на  важную персону.
Выглядело это точь-в-точь как если бы ему потребовалось слабительное.
     -  Есть ли  у него  имя? -  спросил я. - Я имею в виду вашу влиятельную
личность.
     - Никаких имен, по крайней мере сейчас, - быстро сказал серый  человек.
- Вы позволите присесть, мистер Флорин?
     Я махнул рукой. Серый человек сделал  два шага и примостился на краешке
стула около платяного шкафа. Костлявый проследовал вглубь комнаты и утонул в
одном из тех больших бесформенных  кресел, из которых можно выбраться только
с помощью подъемного крана.
     -  Не  стоит  и говорить,  -  сказал серый  человек, -  что плата будет
соразмерна серьезности задания.
     - Конечно, - сказал я. - Какого задания?
     - Речь идет о безопасности планеты. -  Он произнес эту  фразу  с  таким
выражением, будто ждал, что я тут же вскочу и встану по стойке смирно.
     - Что общего между безопасностью планеты и мной?
     - Вы профессионал, один из лучших в стране. Вы осторожны, надежны и вас
нелегко запугать.
     - Не забывайте про мою улыбку победителя, - заметил я. - А что за дело?
     - Частное расследование, конечно.
     - Плюс обязанности...мм... сопровождающего, - вставил Костлявый.
     - Телохранителя, - сказал я.  - Все ясно, вы можете говорить об этом во
весь голос. Не старайтесь, чтобы это звучало элегантно. Но вы упустили  один
момент. Я в отпуске, и продолжительном.
     Рука  серого человека скользнула  в тень и появилась с  плоской кожаной
папкой.  С легким щелчком папка  открылась. Маленький золотой знак подмигнул
мне.
     - Вы  нужны  правительству, мистер Флорин,  -  сказал  он  безразличным
голосом.
     - Это приказ или предложение? - столь же равнодушно спросил я.
     Серый человек почти улыбнулся.
     - Не убедительно, мистер Флорин. Я знаком с вашим послужным списком.  К
концу войны вам присвоили звание полковника, не так ли?
     - Воспоминания утомляют меня, -  сказал я. -  Война давно окончилась. Я
был молодым и глупым. У меня  было много  грандиозных идей. Почему-то они не
помогли сохранить мир. Вот-вот все начнется снова.
     -  Есть  один  человек,  способный  исправить  ситуацию.  Я  думаю,  вы
понимаете, кого я имею в виду?
     - Давайте не  будем загадывать  загадки  в два часа ночи. Если вам есть
что сказать, говорите.
     - Сенатору нужна ваша помощь, мистер Флорин.
     - Что может быть общего у  мелкого частного  детектива с Сенатором?  Он
может купить на корню весь этот квартал и снести его со мною вместе.
     - Он знает вас, Флорин; знает о вашей прошлой службе. Он вам доверяет.
     - Что он от меня хочет, открывать перед ним двери?
     - Он хочет встретиться с вами.
     - Понятно, -  сказал я. -  За  углом стоит гоночный автомобиль, чтобы в
мгновение ока доставить меня в его штаб-квартиру.
     - Вертолет, - сказал серый человек. - На крыше.
     -  Можно  было  догадаться,  - вздохнул я. - Ладно,  дайте  хоть  одеть
брюки...



     Комната  была  большая,  с  толстыми  коврами,  со  стенами,  покрытыми
шелковой  узорчатой  тканью,  причудливыми  карнизами,  громадной спиральной
люстрой,  над  созданием которой  семья венецианских  стеклодувов трудилась,
наверное, не меньше года.
     Крупный мужчина  с  продолговатым  важным лицом,  на  котором выделялся
внушительных  размеров  нос,  покрытый  сетью лопнувших капилляров, встретил
меня у двери, осторожно пожал руку  и подвел к длинному полированному столу,
за которым в ожидании сидели четверо.
     - Джентльмены,  мистер Флорин,  - представил он. Лица сидящих за столом
были удивительно похожи и имели немало общего с фаршированной камбалой.
     - Мистер Флорин дал согласие помочь нам, - начал Носатый.
     -   Не  совсем  так,  -  вставил  я.  -  Скорее,  согласился  выслушать
предложение.  -  Я  разглядывал  пять  физиономий,  а  они  в  свою  очередь
разглядывали меня. Никто не предложил мне кресло.
     - Эти джентльмены,  - продолжал Носатый, - личный персонал Сенатора. Вы
можете полностью доверять им.
     - Прекрасно, - сказал я  в  той легкой  манере, которая не раз помогала
мне выйти из щекотливой ситуации. - И что же я должен им доверить?
     Один  из  стоящих  наклонился  вперед,  сцепив  пальцы  рук.  Это   был
сморщенный маленький человечек с узкими землистого цвета ноздрями и  глазами
ловчей птицы.
     -  Мистер  Флорин,  надеюсь, вы видите, что  мир  катится  в  пропасть.
Радикалы, фашиствующие  группировки, экстремисты разных мастей -  все дружно
толкают нас к новой войне. Выдвижение кандидатуры Сенатора  на пост мирового
лидера - единственная надежда на сохранение мирного хода событий.
     - Допустим, но причем здесь я?
     Человек с лицом круглым и мягким сказал:
     - Предстоящие выборы  будут самыми важными  из  всех,  какие когда-либо
происходили на нашей планете. - У него оказался бойкий,  тонкий  голос, и  у
меня  возникло чувство, что он должен  принадлежать худенькому и  маленькому
человеку, который, возможно, прячется под столом.
     - Политические идеи Сенатора, может быть,  последний шанс выбраться  из
надвигающегося хаоса.
     - У  меня такое чувство, - сказал  я, - что  мы никогда не доберемся до
сути вопроса.
     - Возможно, вы заметили, - сказал пухленький человек, - что в последние
дни предвыборная кампания Сенатора страдает некоторой... гм... вялостью.
     - В последнее время я не смотрел телевизор.
     - Наблюдатели  отмечают,  - сказал человек-птица, - что он повторяется,
потерял  присущую  ему реакцию,  из  его  речей исчезла энергия.  И  все это
справедливо.  Уже  в  течение  трех  месяцев  мы  снабжаем  службы  новостей
фальшивыми записями.
     Все смотрели  на меня. В комнате сгустилась напряженная тишина. Я обвел
взглядом  собеседников  и  остановился  на  человеке с  клочковатыми  седыми
волосами  и зубами, которые  как  будто  были созданы лишь для  того,  чтобы
сжимать трубку.
     - Вы хотите сказать, что он мертв? - спросил я.
     Седая голова медленно, почти с сожалением качнулась.
     - Сенатор, - сказал он торжественно, - сошел с ума.
     Тишина,  наступившая после этой  чудовищной  новости,  была тяжела, как
мокрое  белье   в  прачечной.  Я  поерзал  на  стуле  и  выслушал  негромкие
покашливания.
     - В течение последних  трех лет он нес такое бремя,  которое сломило бы
обычного человека и за половину этого срока, - сказал Круглолицый.
     -  У него  мания  преследования, - сказал  Носатый. - Он  убежден,  что
готовится  его похищение. Он воображает, что враги нашли способ подавить его
волю, сделать его марионеткой. Поэтому он хочет выйти из игры.
     - Налицо рациональное объяснение маниакальных идей, - сказал худой, как
щепка, человек с полудюжиной прилизанных волос на лысой голове; он уставился
на меня такими горящими глазами, что впору было жарить бифштексы.  - Избегая
трудностей  предвыборной кампании,  он  выдумал  благородный мотив;  Сенатор
жертвует своими надеждами ради того, чтобы не дать "использовать" себя.
     - Трагично, - сказал я, - но не по моей части. Вам нужен психиатр, а не
сыщик.
     - Самые  лучшие  нейрофизиологи и  психиатры  страны  пытались  вернуть
Сенатора  к  реальности,  мистер Флорин, -  сказал  Носатый. -  Но потерпели
неудачу. Вот почему мы намерены взяться за это сами. С вашей помощью.


     - Наш план заключается в  следующем, - сказал человек-птица, наклоняясь
вперед; его  лицо почти  утратило  бесстрастность.  - Сенатор твердо намерен
ускользнуть. Очень хорошо. Мы позаботимся, чтобы ему это удалось.
     -  Он воображает, что, избавившись от  своего  поста  и  затерявшись  в
толпе, он  решит все проблемы,  - сказал человек  с горящими  глазами.  - Но
очень  скоро  он убедится, что все не так.  Психологи заверили  нас, что ему
будет  нелегко  избавиться  от   ответственности.   Возникнут   препятствия,
порожденные  его  собственным  подсознанием.  И   вот  тут-то   он   получит
возможность убедиться, что эти препятствия не совсем воображаемые.
     - Человек, который верит, что его преследуют незримые враги, угрожающие
ему  смертью, определенно психопат, - заметил Круглолицый. -  Но что если за
ним на самом деле охотятся? Что если его страхи не напрасны?
     - Видите  ли, -  сказал человек  с горящими  глазами,  - в определенной
стадии больной, находящийся  во власти галлюцинаций, все же отличает иллюзии
от действительности.  Жертва  истерической слепоты  время  от  времени будет
натыкаться на вполне реальный стул. Но если его укусит  воображаемая собака,
то шок,  который он испытает,  возвратит  его из  воображаемого  безопасного
убежища, которое,  оказывается, далеко не  такое уж  безопасное,  к  гораздо
более понятной действительности.
     - Мы возвратим ему здравый смысл, мистер Флорин, - сказал Носатый.
     -  Не знаю,  я не специалист. Может, это и сработает, - сказал я. -  Но
кто снабдит его розовыми слонами? Или парочкой ужасных привидений?
     - Возможностей у нас хватит, - угрюмо сказал Носатый. - Мы приняли меры
для эвакуации части города, за исключением небольшого числа  подготовленного
персонала. Мы установили  новейшее оборудование, реагирующее на импульсы его
мозга. Все его передвижения будут под нашим контролем, а моделирование среды
в ответ на его фантазии возьмет на себя машина.
     - Если он представит себя в кольце диких  животных, - сказал человек  с
горящими глазами, - появятся дикие животные, Если  он представит,  что город
подвергается бомбардировке - будут  падать  бомбы.  Все натурально - взрывы,
пожары,  обломки.  Он, конечно, преодолеет препятствия, вы ведь  знаете,  он
сильный   человек  и,  уж  наверное,  способен  справиться   с  собственными
фантазиями. И  тогда,  убежден,  Сенатор  преодолеет истинную угрозу  своему
рассудку.
     Я посмотрел на сидящих за столом. Они явно не шутили.
     - Вы, джентльмены, ожидаете  слишком  многого от дешевого спектакля,  -
сказал я. - Сенатор, может быть, и сумасшедший, но далеко не дурак.
     Носатый мрачно ухмыльнулся. И шевельнул пальцем.
     Я услышал рычание мощных двигателей и лязг гусениц,  переламывающих все
на своем пути.  Задребезжали пепельницы на столе, задрожал пол,  затанцевали
светильники. Со стены  упала картина,  а  сама  стена вспучилась и рухнула в
комнату.    И    дуло    десятимиллиметрового    скорострельного   пулемета,
установленного на носу  танка "Бола Марк", вперлось в комнату.  Я чувствовал
запах гари  и  горячего масла, слышал визг  турбин на холостом ходу. Носатый
снова шевельнул рукой - и танк  исчез. Стена была целехонька, как и картина,
и все остальное.
     Вытащив   платок,   я   вытер   лоб   и  шею,   а  они   изучали  меня,
покровительственно улыбаясь.
     - Да... - сказал я. - Снимаю свое последнее замечание.
     - Поверьте, мистер Флорин,  все, что  Сенатор  испытает во время своего
путешествия, будет абсолютно реальным - для него.
     - И все же это  сумасшедший  план,  -  сказал я. - Пусть так. Но ничего
другого не осталось. Вы
     согласны помочь? - спросил Круглолицый.
     - И как я вписываюсь в эту картину?
     - Когда Сенатор отправится в путешествие, вы пойдете с ним.
     - Я слышал о людях, которые сошли с ума, - сказал я. - Но я  никогда не
слышал, чтобы они брали с собой пассажиров.
     -  Вы  будете охранять  его,  Флорин.  Вы  проведете  его через  весьма
реальные опасности,  с  которыми  он может  столкнуться. И  одновременно  вы
будете  снабжены  средствами связи, с их  помощью мы будем наблюдать  за его
передвижениями.
     - Понятно. И что же, как говорится, я буду с этого иметь?
     Человек-птица пронзил меня взглядом.
     -  Вы  ведь человек чести, одинокий воин. Во всяком случае, таким  себе
кажетесь. И  поэтому вы просто не сможете показать спину в ответ на призыв к
долгу.  -  Он  сел  со  взглядом настолько довольным, насколько  может  быть
довольна ворона, ухватившая кусок сыра.
     -  Может  быть, кое в чем вы  и  правы,  советник,  -  сказал  я. -  Но
существует еще парочка  мелочей, которыми я горжусь, помимо роли  спасителя.
Одна из них - то, что я сам выбираю себе работу.
     -  Несмотря на  вашу  любовь  к  беспокойной жизни,  мистер Флорин,  вы
богатый  человек или  могли бы  таковым быть, если  б захотели.  То,  что мы
предлагаем вам, - это профессиональный вызов такого масштаба,  с которым при
других обстоятельствах вы  бы никогда не встретились. Словом, выбор прост, -
сказал  Носатый. - Вы  знаете ситуацию.  Ваше  право решать.  Будете  вы нам
помогать или нет?
     -  Чувствую, что  ваши  психологи  поработали на славу  не  только  над
Сенатором... Давайте  внесем ясность в один  вопрос, - сказал  я.  - Если  я
подпишусь на это дело, то выполню работу по-своему.
     - Это понятно, - сказал Носатый слегка удивленно. - Что еще?
     - Когда начнется эксперимент?
     - Он уже начался. Сенатор ждет вас.
     - Он знает обо мне?
     - Он думает, что ваше прибытие - это хитрость, придуманная им самим.
     - У вас на все готовы  ответы, - сказал я. - Это было бы неплохо,  если
бы вы знали все вопросы.
     - Мы предусмотрели любую случайность,  которую могли только вообразить.
Остальное - в ваших руках.


     Двое из  сидящих  за столом  - они называли  себя  Внутренним Советом -
сопроводили меня в ярко освещенную  комнату в полуподвальном помещении. Трое
молчаливых людей  с крепкими руками помогли мне облачиться в новый костюм из
мягкого серого материала, который, как сказал Носатый, был более  или  менее
пуленепробиваемым,  а  также оказался снабжен  устройством для подогрева или
охлаждения  в  зависимости  от  температуры.  Я получил  два пистолета: один
встроенный в перстень, а другой - в зажим авторучки. Техник достал маленькую
коробочку, похожую на те, в которых выращивают искусственный жемчуг. Внутри,
в  гнездышке из  хлопка,  находилась маленькая  розовая пластмассовая штучка
размером с рыбью чешуйку.
     - Средство связи.  Оно будет  прикреплено к вашему  черепу за  ухом,  а
волосы прикроют его.
     Краснощекий человек,  которого  я прежде  не видел, вошел в комнату  и,
посовещавшись с Носатым, повернулся ко мне.
     - Если вы готовы,  мистер Флорин... - сказал он приятным, как последнее
желание, голосом. У двери я оглянулся. Четыре угрюмых лица смотрели на меня.
Никто со мной не попрощался.


     Я слышал о летней резиденции Сенатора. Это был коттедж  из восьмидесяти
пяти комнат, на пятидесяти  акрах лужайки, у  подножия холмов, в шестидесяти
милях  к  северо-востоку  от города. Пилот сбросил меня среди группы больших
хвойных деревьев  в холодный  ночной воздух, наполненный  запахом  сосны,  в
полумиле от  огней дома.  Следуя инструкциям, я  прокрался  между деревьями,
производя  не  больше  шума,  чем  лось во  время  гона, и обнаружил дыру  в
надежной ограде,  точно  в  том  месте,  где мне сказали.  Человек с  мощной
винтовкой на ремне и с собакой на поводке прошел в пятидесяти футах от меня,
не повернув головы. Возможно, он тоже следовал инструкциям. Когда он скрылся
из виду,  я двинулся к дому короткими бросками, от тени к тени. Это казалось
мне на редкость глупым, но Носатый настаивал, чтобы все было именно так.
     Черный ход  был  скрыт  красивым  стелющимся  можжевельником. Мой  ключ
позволил войти  в  маленькую  квартиру, наполненную  запахом дезинфицирующих
средств и  ведрами,  попадающимися под ноги.  Следующая  дверь  вела в узкий
холл.  В фойе  направо светились огни; я  дошел налево,  прокрался по  узким
лестницам на третий этаж, вышел в коридор, стены которого были покрыты серым
шелком, что  напомнило мне кое о  чем, но  я отбросил эту мысль. Впереди  из
открытой  двери  лился  мягкий свет. Я двинулся  к ней  и вошел в роскошь  и
аромат дорогой мебели и старых картин.
     Он стоял у  открытого стенного  сейфа,  спиной ко мне. Когда я входил в
дверь,  он обернулся. Я  узнал  лохматые, начинающие  седеть светлые волосы,
квадратную челюсть  с ямочкой, которая приносила Сенатору женские голоса  на
выборах, крепкие плечи. Глаза были голубыми и спокойными. Он смотрел на меня
так обыденно, как будто я был дворецким, которому он позвонил.
     - Флорин, - сказал он  мягким шепотом, чего я не ожидал. - Вы пришли. -
Он протянул руку; рукопожатие было твердым, ногти после маникюра гладкими.
     - Что я могу сделать для вас, Сенатор? - спросил я.
     На  мгновение  он задержался  с  ответом,  как  будто припоминал старую
шутку.
     - Полагаю, что они выдали вам историю о моем помешательстве? Будто бы у
меня мания преследования?
     Прежде, чем я смог ответить, он продолжил:
     - Все это, естественно, чепуха. Дело обстоит совсем не так.
     - Хорошо, - сказал я. - Я готов выслушать правду.
     - Они намерены убить меня,  - сказал он будничным тоном, -  если только
вы не поможете мне.


     Его  взгляд  был прямым и честным. Он был капитаном, я -  его командой,
наступило время играть.
     - Между прочим, встречались ли мы раньше, Сенатор?
     Он покачал головой, улыбнувшись.
     -  Учитывая  обстоятельства,  -  сказал я, - думаю,  что  вы хотели  бы
увидеть документы, удостоверяющие личность.
     Возможно, он слегка смутился, а может быть, и нет.
     - Я не  большой знаток физиогномики, но ваша  репутация мне известна, -
сказал  он и  посмотрел  на  меня  так, словно настала  пора выхватить карту
тайных переходов в стенах замка.
     -  Может  быть,  вы просветите  меня,  Сенатор, -  сказал я. - Анархия,
митинги, террор...
     - Все это  отнюдь  не  столь стихийно,  как  может  показаться.  Толпою
манипулируют.
     Я достал сигару и размял ее.
     - Это тяжкое подозрение, - сказал я.
     - Без сомнения, Ван Ваук  сообщил вам об опасности политического хаоса,
экономического коллапса, планетарной катастрофы?
     - Мне говорили об этом.
     - Есть еще одно обстоятельство, которое он, возможно, не упомянул. Наша
планета оккупирована.
     Я зажег сигару и с шумом выдохнул дым через нос.
     - Видимо, это ускользнуло из его памяти. Кто же оккупанты?
     -  Мир управляется единым правительством уже в течение  двадцати лет: и
ясно,  что  нет  такого  внутреннего врага,  который  был бы способен начать
атаку...
     - Кто же тогда? Маленькие зеленые человечки с Андромеды?
     - Не  человечки, - сказал  он  серьезно. - Что касается Андромеды -  не
знаю.
     - Забавно, - сказал я. - Я что-то ничего подобного не замечал.
     - Вы не верите мне.
     - А почему я должен Вам верить? - решительно спросил я.
     Он слегка усмехнулся.
     -  Почему,  в самом  деле? - слабая  улыбка увяла. - Но предположим,  я
представлю вам доказательства.
     - Готов рассмотреть.
     - Как вы могли бы догадаться, здесь их нет.
     Я кивнул, наблюдая за ним. Его глаза не выглядели дикими, но так бывает
у многих сумасшедших.
     -  Сознаю:  мои слова, кажется,  располагают  вас  в пользу версии  Ван
Ваука,  - сказал он спокойно.  - Но  я иду  на риск.  Буду с  вами предельно
откровенным.
     - Согласен.
     - Вы пришли сюда как агент Ван  Ваука.  Я же прошу  вас забыть и его, и
Совет, то есть быть преданным лично мне.
     - Я был нанят в качестве вашего телохранителя, Сенатор, - сказал я. - И
намерен  выполнить свою работу.  Но  вы не очень-то стремитесь облегчить мою
задачу. Ваш идеал  вполне  мог заинтересовать мальчиков с  сачками для ловли
бабочек. Вы  знаете, что я не  верю вам, и тем  не менее  просите поддержать
вашу игру. А я даже не знаю, какую игру вы ведете.
     - Правда  в том,  что  это  я  навязал  вас  Совету  в  качестве  моего
телохранителя.
     Он выглядел сильным, уверенным в себе,  здоровым, целеустремленным - за
исключением легкого намека на раздражительность.
     - Я хотел, чтобы вы были со мной, - сказал он. - Ван Ваук может думать,
что угодно. Я заполучил вас - это главное. Запишите: за мной очко.
     - Хорошо, я здесь. Что дальше?
     - Они установили связь с врагом  - Ван Ваук  и  его банда. Они намерены
сотрудничать с ним. Бог знает, что им было обещано. Я намерен остановить их.
     -Как?
     - У меня есть несколько человек, способных на многое. Ван Ваук знает об
этом, вот почему он осудил меня на смерть.
     - Почему же он ждет?
     -  Откровенное  убийство  сделает  из  меня  мученика.  Он предпочитает
сначала дискредитировать меня.  Рассказ о сумасшествии - первый шаг. С вашей
помощью он  надеется  заставить меня  совершить то,  что станет одновременно
причиной моей смерти и ее оправданием.
     - Он послал меня сюда помочь вам совершить побег, - напомнил я.
     - По маршруту, проложенному им же. Но у меня свои планы.
     - Почему же вы не ушли раньше?
     - Я ждал вас.
     - Неужели я настолько необходим вам?
     - Мне нужен рядом такой  человек, как вы.  Человек, который  не дрогнет
перед лицом опасности.
     - Не позволяйте дурачить  себя, Сенатор, - сказал я.  - Я  не  гожусь в
герои крутого боевика.
     Он изобразил скромную улыбку и дал ей исчезнуть.
     - Мне стыдно, Флорин. Простите, если  я недостаточно высоко оценил вас.
Но абсолютно  откровенно - я боюсь. Моя  плоть ранима. Я съеживаюсь от одной
лишь мысли о смерти - особенно насильственной.
     -  Но  и мне нравится  жизнь,  несмотря  на  ее  недостатки.  Если  я и
высунулся пару раз, то лишь потому, что другие варианты были еще хуже.
     Он выдал мне тень улыбки.
     - Неужели вам не хочется узнать, действительно  ли я сумасшедший? И вам
не интересно увидеть, что я предложу вам в качестве доказательств вторжения?
     - В этом что-то есть.
     Он посмотрел мне в глаза.
     - Я хочу, чтобы вы были моим союзником, идущим за мной до самой смерти.
Или так - или ничего.
     - Вы получите или это, или ничего.
     - А сознаете ли  вы, что окажетесь в  смертельной опасности, как только
мы отклонимся от заготовленного Ван Вауком сценария? - сказал он.
     - Такая мысль посещала меня.
     - Хорошо, - сказал он, снова став  сдержанным. - Остановимся на этом. -
Он подошел  к шкафу и достал теплую полушинель со следами длительной носки и
одел  ее.  Она немного уменьшила его величественность,  но не очень. Пока он
занимался  этим,  я  заглянул  в открытый  стенной  сейф.  Там  была  стопка
документов, перевязанных пурпурной лентой, письма,  толстая пачка похожих на
банкноты  бумажек,  но  печать была  сделана  в  виде  льва, а также имелась
надпись  "Платежное средство  "Ластрион  Конкорд"  для  всех  видов  долгов,
общественных и личных". Еще в  сейфе лежал плоский пистолет неизвестного мне
типа.
     - Что такое "Ластрион Конкорд", Сенатор? - спросил я.
     - Торговая  организация, акционером которой я  был, -  сказал он  после
некоторого замешательства.  - Сейчас их акции почти ничего не стоят. Я храню
их как память о моей ранней коммерческой деятельности.
     Он  не  смотрел  на  меня,  стоя  у окна  и  поглаживая  пальцами серую
металлическую раму. Я опустил игрушечный пистолет в боковой карман.
     - До  земли слишком далеко,  - сказал я. -  Но  полагаю, у  вас в носке
найдется веревочная лестница?
     - Найдется кое-что получше, Флорин. - Раздался мягкий щелчок, и оконная
рама распахнулась в  комнату, как ворота. Но  никакой ветерок в помещение не
проник: на расстоянии вытянутой руки находилась невыразительная серая стена,
а на уровне пола комнаты - бетонное покрытие.
     -  Двойная  панель  в  стене,  -  сказал  он.  -  В  доме  есть  немало
особенностей, которые приятно удивили бы Ван Ваука, узнай он о них.
     -  Каков  был  другой  маршрут, Сенатор? -  спросил  я. - Которым,  как
полагает Ван Ваук, вы воспользуетесь?
     - Панель задней стенки гардероба открывает путь вниз, в гараж. Наш путь
менее роскошный, в данной ситуации, но гораздо более удобный.
     Он пошел впереди  меня, ускользнув из поля  зрения. Когда я намеревался
последовать за ним, за моим ухом будто застрекотал сверчок.
     "Хорошая работа, - прошептал тоненький голосок. - Все  идет  прекрасно.
Следуйте за ним".
     Я окинул  последним  взглядом комнату и  пошел  за  Сенатором  потайным
ходом.


     Мы вышли из стены в тень гигантского тополя.  Сенатор  прокладывал путь
без   каких-либо  драматических   фокусов  через  декоративный  сад  к  ряду
импортированных тополей, а затем вдоль них к ограде. Из-под пальто он достал
ножницы  и вырезал в  проволоке  дыру.  Проникнув сквозь нее, мы оказались в
кукурузном поле под  звездами.  Сенатор  повернулся ко мне  и  хотел  что-то
сказать, когда сработала охранная сигнализация.
     Не было ни  пронзительных звонков, ни сирен, просто по  всему периметру
вспыхнули яркие прожекторы.
     - Живее, - закричал я, и мы ринулись к лесистому холму за полем. Тополя
не могли укрыть нас,  и наши  длинные тени бежали впереди. Я чувствовал себя
таким  же незаметным, как  таракан в стакане  для  коктейля,  но если  и был
другой способ, то я его не  знал. Мы  перелезли через  какую-то  изгородь, и
оказались в реденьком  лесочке, который, по счастью, становился  все гуще по
мере подъема. Мы остановились, чтобы перевести дыхание,  в четверти  мили от
дома, мирно плавающего в луже  света под нами. Не было видно  ни вооруженных
людей, бегающих по лужайке,  ни  вертолетов, жужжащих в воздухе,  ни ревущих
полицейских машин.
     - Чересчур легко, - сказал я.
     - Что это  значит? - Сенатор быстро  восстанавливал  дыхание. Он  был в
форме - очко в нашу пользу.
     - Они включили это море огней  как будто лишь для того,  чтобы осветить
нам дорогу.
     -  Существует тщательно  разработанная система  электронной  защиты,  -
сказал он, и я  увидел,  как  Сенатор усмехнулся.  - Не так давно  я немного
поработал с пунктом управления.
     - Вы обо всем подумали, Сенатор. Что дальше?
     - Радиальное шоссе No 180 проходит в миле к западу, хотя... - он махнул
рукой  в сторону  гребня  горы  над нами.  -  Второстепенная  дорога  No  96
опоясывает холмы в семи милях отсюда. Здесь труднопроходимая местность, но я
знаю маршрут.  Мы можем достигнуть дороги через два  часа, как раз  вовремя,
чтобы поймать продуктовый "дальнобойщик" и бесплатно добраться до побережья.
     - Почему до побережья?
     - Там нас будет ждать человек по имени Иридани. У него все связи.
     Внизу под нами  началось, наконец,  движение.  Завыли машины. Слышались
окрики, но никто не выглядел особенно обеспокоенным - по крайней  мере,  так
казалось с расстояния в полторы тысячи ярдов,
     - Ван Ваук предусмотрел любую случайность, кроме этой, - удовлетворенно
сказал  Сенатор. - Ускользнув из сети именно в этом месте, мы обошли всю его
команду.
     - Только если мы не будем сидеть и слишком долго восхищаться собой.
     Звезды  светили достаточно  ярко. Сенатор оказался опытным туристом  и,
видимо,  точно знал, куда двигаться. Мы забрались на хребет, и он показал на
призрачное сияние на севере, где в сорока милях находился Хоумпорт.
     Пешее  путешествие   без  остановок  заняло  на   десять  минут  больше
предсказанного Сенатором.
     Сенатор остановился  перевести дух и протянул  мне серебряную  фляжку и
квадратную таблетку.
     - Бренди, - сказал он. - И тонизатор.
     Бренди оказалось превосходным.
     -  Понял, - сказал я, отхлебнув изрядный  глоток. - Это побег из тюрьмы
"люкс", американский план.
     Он рассмеялся.
     -  У  меня было достаточно  времени на подготовку. Еще три месяца назад
для меня стало очевидным, что Ван Ваук и Совет что-то задумали.
     - А вы уверены, что правильно поняли их намерения?
     - На что вы намекаете?
     -  А вдруг маршрут через гардероб  был фальшивкой? Возможно, псевдоокно
было наживкой? Может быть, они сейчас следят за нами?
     - Вы говорите наугад, Флорин? Или?
     - Я почти никогда не говорю наугад.
     Он рассмеялся  снова, и хотя не громко и не весело, но все-таки это был
смех.
     -  В  действительности  все  выглядит  несколько  иначе,  чем  мы  себе
представляем. Но на чем-то необходимо остановиться.  Я  предпочитаю  верить,
что думаю собственной головой и что мои идеи не столь уж плохи и даже лучше,
чем все планы Ван Ваука.
     - Что произойдет после вашей встречи с этим Иридани?
     - У него есть доступ  к средствам  массовой информации. Мое неожиданное
появление в эфире, выступление в газетах свяжет им руки.
     - Или сыграет им на руку.
     - Что вы имеете в виду?
     - Все то же - зеленых человечков.
     - Но это не так, Флорин. Я сказал вам, что у меня есть доказательства.
     -  Если  вы  способны  выдумать  пришельцев,   то   можете  выдумать  и
доказательства.
     - А если вы сомневаетесь, что я в здравом уме, почему вы здесь?
     - Я согласился помочь вам, Сенатор, а не верить в ваши идеи.
     - В  самом  деле? А  может быть, ваша помощь  заключается  в том, чтобы
послушно привести меня к Ван Вауку?
     - Вы послали за мной, Сенатор, - это была не моя мысль.
     Он хотел  ответить  резко, однако  передумал, лишь  покачал  головой  и
улыбнулся.  Мы  двигались молча  и вскоре  услышали приближающийся  с южного
направления вой турбин грузовика.
     - Вот и наша телега, - сказал я. - Точно как вы предсказывали, Сенатор.
     - Всем  известий,  что это центральная  грузовая артерия,  не пытайтесь
усмотреть здесь что-то мистическое.
     - Думаю,  что и Ван Ваук это тоже знает.  Прячьтесь,  пуленепробиваемый
жилет на мне, а не на вас.
     -  К черту, - резко сказал  Сенатор,  немного выходя  из  роли.  - Надо
кому-то   доверять.  -  Он  вышел  на   середину   дороги   и   стал  махать
"дальнобойщику", когда  тот  появился из-за поворота. Мы  забрались в  кузов
через задний борт и удобно устроились среди пустых корзин для цыплят.


     Водитель  подбросил нас к  товарным  складам в  квартале  от порта;  по
потрескавшейся мостовой холодный порывистый  ветер, пропахший дохлой рыбой и
промасленной  пенькой,  гнал  перед  собой крупный  песок  и старые  газеты.
Слабый, мертвенный свет фонаря  на  угловом столбе освещал фасады магазинов;
полотняные навесы  над  их  витринами были похожи на  глаза слепцов.  В поле
зрения находилось несколько человек: борющиеся  с ветром мужчины  в фетровых
шляпах и женщины в шляпах "колокол". Такси прокатило мимо,  поднимая фонтаны
грязной воды.
     - Куда дальше, Сенатор?
     - Он ждет меня в условленном месте через каждые четыре часа.  - Сенатор
посмотрел на карманные часы. - Осталось менее получаса.
     Мы прошли мимо закрытого магазина готового платья с манекенами, одетыми
в  двубортные  пыльные  смокинги, мимо  кондитерской с засохшими помадками и
деревянными корками, мимо аптеки с бутылочками мутных растворов... На углу я
остановился.
     - А что если нам изменить маршрут? Просто так, без причины.
     - Чепуха. - Он двинулся дальше, но я не пошевельнулся.
     - Убедите меня, Сенатор.
     -  Послушайте,  Флорин!  Ваша  работа  выполнять  мои   приказы,  а  не
запугивать.
     - Вношу  поправку: я здесь для того, чтобы сохранить вас в живых. И мое
дело, как я это выполняю.
     Он пристально посмотрел на меня и пожал плечами.
     - Хорошо. Два квартала на запад, один на юг.
     Мы  пошли  по  темной  улице.  Пешеходы  - все, как  один  -  почему-то
оказались на другой  стороне, хотя я  не  видел,  чтобы кто-то, избегая нас,
переходил  дорогу. Удивительно  много  высоких и  стройных женщин, одетых  в
серое пальто с  воротниками из  белки. Автомобиль  с зеленым верхом медленно
проехал  по улице. Я  повернул за  угол.  В полуквартале от  нас  загорелась
спичка. Я увидел все  тот же зеленый  автомобиль: дверца была открыта,  фары
выключены, мотор  работал.  Шофер  выбросил спичку  и сел  в машину. Ее фары
вспыхнули, ослепляя нас двумя обрамленными  в никель шарами, каждый размером
с небольшой тазик для стирки.
     - Бежим! - выпалил Сенатор.
     - Стойте! - заорал я и, успев схватить его за руку,  толкнул в подъезд.
Машина пронеслась мимо, как из пушки, и свернула за угол.
     -  Близко, - сказал Сенатор сдавленным голосом.  -  Быстро соображаете,
Флорин!
     - Ага,  - сказал я. - Фальшивая игра. Они  хотели, чтобы мы их увидели.
Может, это были ваши приятели?
     - На что вы намекаете?
     - Ни на что, Сенатор. Просто блуждаю в потемках.
     - Вы не перенервничали, Флорин?
     Я ответил ему своей самой лучшей, побеждающей смерть улыбкой.
     -  Все это  ерунда,  -  убежденно  сказал Сенатор.  Он  хотел выйти  из
подъезда, но я остановил
     его.
     - Может быть, мне лучше разведать обстановку одному?
     - Ради бога, Флорин, скоро вы начнете искать грабителей под кроватью!
     - Иногда их там можно обнаружить, Сенатор. Он презрительно хмыкнул,
     -  Я  сделал ошибку, послав за вами. Вы не  тот человек, которому  меня
убедили довериться...
     Он внезапно застыл, словно осознавая только что сказанное.
     - Вот-вот, Сенатор, именно так...
     - Какого черта, что вы имеете в виду?
     - Только то, что я согласился охранять вас, Сенатор. Но вы почему-то не
помогаете мне. Почему бы это, а?
     Он заскрипел зубами и взглянул на меня.
     - Ну-ну, вы можете уволить меня, и я тут же уйду, - сказал я. - Но пока
я работаю на вас, вы будете делать то, что я считаю нужным.
     - Черт побери, парень, можешь ты... просто идти рядом?
     Я бесстрастно смотрел на него.
     - Хорошо. Пусть будет по-вашему, - сказал он сквозь зубы.
     За моим  ухом  раздался шепот.  Тоненький  голосок  произнес:  "Флорин,
произошла небольшая  задержка.  Вы должны  предотвратить  встречу.  Идите на
восток. В ближайшее время получите дополнительные инструкции".
     - Ну, - сказал Сенатор.
     - Я передумал, - сказал я. - Давайте отложим встречу. Придем сюда через
четыре часа.
     - И это когда каждый час на счету!
     - Считаются только те, когда вы живы, Сенатор.
     - Ну, хорошо. Что вы предлагаете?
     - Предположим, мы  пройдем  на  восток.  Он  подозрительно посмотрел на
меня.
     - Флорин, вы все мне рассказали?
     - Я первый спросил вас о том же.
     Он фыркнул и рванул мимо меня на восток, я последовал за ним.
     Кварталы выглядели  близнецами.  Большой автомобиль  с  зеленым  верхом
проехал перекресток в полуквартале от нас. Мы продолжали идти.
     "Хорошо,  Флорин,  -  прошептал  тоненький  голос.  -  Остановитесь  на
следующем углу и ждите".
     Мы приблизились к перекрестку и перешли на другую сторону.
     - Ступайте  вперед.  Я  хочу  кое-что  проверить.  Он  бросил  на  меня
негодующий взгляд, отошел на пятьдесят футов и уставился в темную витрину. Я
достал  сигарету, размял кончик  и  увидел зеленую  машину  за  углом  двумя
кварталами впереди. Уронив сигарету, я бросился к Сенатору.
     - В аллею! Быстро!
     - Зачем? Что такое?
     Я толкнул его вперед, в темноту, зловоние и  мусор.  Послышался  глухой
рокот  мощного двигателя.  Машина подъехала ближе и  остановилась. Двигатель
продолжал  работать  на  холостом ходу.  Через  минуту  автомобиль двинулся,
миновав аллею.
     - Та же самая машина, - прошептал Сенатор.
     - Вы знаете владельца?
     - Конечно, нет. Кто это, Флорин?
     - Тот, кто предлагает нам игру. Но мне не нравятся ее правила.
     - Ради бога, не могли бы вы говорить понятней?
     - Только  когда мне самому  станет  ясно.  Давайте  выбираться  отсюда,
Сенатор. Этим путем, - я указал вглубь аллеи.
     Он заворчал,  но  последовал  за мной.  Мы  оказались на темной  улице,
которая ничем не отличалась от предыдущей.
     -  Куда  вы меня ведете,  Флорин? -  спросил  Сенатор заметно  охрипшим
голосом.
     - Я  играю в  эту игру на  слух, - сказал  я. -  Давайте  найдем  тихий
уголок...  -  это все, что  я успел произнести  до того, как  зеленая машина
вырвалась из боковой  улицы.  Она  накренилась на повороте,  выпрямилась и с
ревом устремилась  на  нас.  Я  услышал,  как закричал Сенатор  и  зазвенело
стекло,  уловил  тра-та-та-та тридцатого  калибра, увидел  выхлоп пламени  и
почувствовал на щеке жала осколков кирпича.
     В  это же время я хватал,  поворачивал и пригибал Сенатора, а пистолет,
поставленный на  автоматический огонь,  опять  захлебнулся в кашле,  взревел
двигатель,  оставив  после  себя лишь  эхо, которое  разнеслось по  улице  и
исчезло вдали, наградив  нас  звенящей тишиной, более  пронзительной, чем  в
кафедральном соборе.
     Сенатор сползал по кирпичной стене спиной ко мне, медленно опускаясь на
колени.
     Я подхватил его и увидел большое  пятно, расплывающееся на боку. Кто-то
сдавленно крикнул. Послышались  звуки шагов.  Пора было исчезать. Я  закинул
руку  Сенатора  на плечо; его ноги  ватно переступали по тротуару, и так  мы
сделали двадцать пьяных шагов, пока я не увидел дверь в глубокой нише слева.
Она не выглядела слишком приветливой, но я двинулся к ней, повернул ручку, и
мы  ввалились  в  темную  маленькую  комнату,  полную  упакованных  коробок,
разбросанной стружки, кусочков проволоки и обрывков веревки,  едва видимых в
грязном свете, проникающем через окно.
     Положив Сенатора на пол, я обнаружил две дыры в  его боку на расстоянии
шести дюймов друг от друга.
     - Очень плохо? - прошептал он.
     - Раздроблено ребро. Пуля прошла насквозь. Вам повезло.
     - Вы тоже ранены, - сказал он, словно бы обвиняя меня. Я ощупал челюсть
и обнаружил ободранную кожу, которая слегка кровоточила.
     -  Беру  слова  о  ваших  друзьях обратно,  - сказал  я.  -  Пули  были
настоящие.
     - Они хотели убить меня! - он попытался сесть, но я уложил его обратно.
     - Что же вы удивляетесь? Вы ведь сами говорили, что таков их замысел.
     - Да, но... - он замолчал. - Они сошли с ума! - продолжил он. - Флорин,
что делать?
     - Сначала я задраю ваши  пробоины, - и я принялся за работу. - Этот ваш
приятель, Иридани, - расскажите о нем.
     - Вы были правы. Это западня. Я не могу теперь идти на встречу. Я!..
     -  Остановитесь,  Сенатор. У меня  были сомнения  по  поводу всей вашей
истории, но эти пули меняют дело. Иридани - это,  возможно, выход из тупика.
Давно ли вы знакомы?
     - Ну, несколько лет. Я доверял ему....
     - Есть ли основания связывать его с этой пальбой?
     - Не напрямую... но все пошло не так. Я хочу выбраться отсюда, Флорин!
     - Куда же мы пойдем?
     - Не знаю.
     - Тогда, может быть, лучше подумать о встрече?
     - Я не могу опять оказаться там, на этих улицах!
     - Вы не можете оставаться здесь.
     - Черт возьми, что  вы  понимаете! Вы просто... -  он  овладел  собой и
замолчал, уставившись в потолок.
     -  Точно,  я  телохранитель по найму.  Так  почему бы  не позволить мне
выполнить  работу?  Я  встречусь с  Иридани сам.  Если  он мне понравится, я
приведу его сюда.
     - Нет, я не останусь здесь один.
     - Это самый безопасный способ. Он тяжело вздохнул.
     - Я заслужил это. Я не  очень хорошо держался, не правда ли, Флорин? Но
сейчас я в норме. Я вам не помешаю, поверьте.
     Я забинтовал его полосами рубахи.
     - Вы все-таки хотите идти, Сенатор?
     - Конечно.
     Я помог ему встать на ноги. Раздалось слабое "клик" и тоненький голосок
за моим правым ухом произнес:
     "Хорошо, Флорин. Подождите развития событий".
     Сенатор был  занят тем, что застегивал  пальто, постанывая  от боли.  Я
пощупал  кожу  за  ухом,  нашел устройство, с  трудом извлек его и  раздавил
каблуком.
     Мы вышли на  улицу. Никаких  зеленых  "бьюиков" в пределах видимости не
было, никто не начинал стрельбу. Прячась в тени, как пара мышей, застигнутых
вдалеке от норы, мы направились к порту.


     Это был скромный подвальный  ресторанчик, расположенный  на улице  лишь
чуть менее убогой, чем  та, где в нас стреляли. Две ступени вели  к тусклому
свету, запахам  выпивки  и  дешевых сигарет. Мы  заняли кабину в  глубине  и
заказали пиво у тяжеловеса с разбитыми бровями и лицом,  по которому, видно,
столько  молотили, что  оно  стало  плоским.  Он  поставил  перед  нами  два
запотевших стакана и возвратился за стойку к своим неподъемным мыслям.
     - Он  опаздывает, -  нервно сказал  Сенатор, сидевший лицом  к  входной
двери. - Мне это не нравится, Флорин. В нас могут выстрелить через окно.
     - Они могли  сделать это  в  любое время.  Но не сделали;  может  быть,
позднее мы выясним почему.
     Он  не   слушал,  глядя  на  открывшуюся   дверь.  Я  увидел   стройную
темноволосую  девушку: упрятав  подбородок в воротник из рыжей лисы, девушка
спустилась на две ступеньки и осмотрелась. Возможно, ее  взгляд на мгновение
задержался на нашей кабинке, или мне это показалось. У нее было такое  лицо,
которое может  только присниться. Она  пересекла зал и исчезла  через заднюю
дверь.
     - Вот это да! - сказал я. - На нашей стороне?
     - Кто?
     - Не переигрывайте, Сенатор, - сказал я. Он нахмурился.
     - Послушайте, Флорин. Мне не нравится ваш тон.
     - Может быть, вы не все рассказали мне, Сенатор?
     - Я  все рассказал вам,  - огрызнулся  он. -  Этот  фарс зашел  слишком
далеко. -  Он начал приподниматься  и замер, уставившись в окно. Я  повернул
голову  и  увидел  сквозь  стекло,  как  останавливается  у  обочины зеленый
"бьюик". Дверь машины открылась, и  из салона вышел  человек, которого я уже
видел.  Мой ночной  визитер  - тот, седой. Казалось, он тоже заметил  меня и
застыл на полушаге.
     - Вы знаете его? - моментально спросил я Сенатора.
     Тот не ответил. Его лицо  слегка дрогнуло. Высокий, ноющий  звук возник
где-то поблизости.  Я  попытался  встать,  но не  почувствовал  ног. Сенатор
наклонился  ко мне, что-то крича, но я не способен был разобрать слова.  Они
набегали  друг на  друга  с  оглушительным  гулом, как будто грузовой состав
проходил  сквозь  туннель,  а  я  висел  снаружи вагона.  Затем  моя  хватка
ослабела, и  я упал,  а поезд  с  шумом полетел в темноту, издавая  траурные
звуки, которые прокладывали путь в небытие.


     Я  лежал на  спине, на  горячем песке,  и  солнце  жгло  лицо. Огненные
муравьи  ползали по мне, покусывая то  тут, то  там, словно пробуя  блюдо на
завтрак. Я попытался шевельнуться, но почувствовал, что связан.
     - Ты просто трус, - говорил кто-то.
     - Черт возьми, я сделал все, что было в моих силах!
     Голоса доносились  с неба.  Я  попытался  открыть  глаза,  но  веки  не
шелохнулись.
     - Во всем виноват  ты один, Барделл, - сказал другой голос.  Этот голос
мне  кого-то  напоминал.  Трейт.  Ленвел  Трейт  -  имя  возникло  откуда-то
издалека, из  прошлого.  Но  странно: я знал имя,  но совершенно  не  помнил
человека.
     - Это я-то виноват?! Кто руководил операцией? Вы! А мне оставался  этот
ад!
     - Заткнитесь, вы, все! - приказал  Носатый. -Я не знал ни его имени, не
помнил, где  его встречал, но голос припоминал. - Ллойд, приготовьте все для
ситуации No1. Барделл, приготовься.
     - Вы с ума сошли? С меня хватит!
     - Ты возвращаешься. Хотя ты едва не погубил все дело,  но другого у нас
нет.
     - Вы не должны!.. Я потерял уверенность!..  Я не верю больше в технику!
Это будет убийство!
     - Самоубийство,  -  сказал Носатый.  - Если ты  не  встряхнешься  и  не
наберешься мужества.
     - Мне нужна помощь! События развиваются не так, как вы предполагали.
     - Что скажешь на это, Ллойд?
     - Хорошо, хорошо. Ради бога, уладь это! Я занят по горло.
     Разговор продолжался, но другой звук заглушал его.
     Поднимающийся   ветер  был  горячим,  как  паяльная  лампа.  Заработала
циркулярная пила и, проложив  себе путь через мое  небо,  раскололо  его,  и
темнота  разлилась Ниагарским водопадом, смыв  голоса, муравьев,  пустыню  и
меня.


     Я открыл глаза, напротив сидела девушка, уже без лисьего воротника, и с
удивлением глядела на меня.
     -  С вами все  в  порядке? - спросила она  голосом, похожим на весенний
ветерок среди желтых нарциссов.
     Впрочем,  голос,  возможно, был  самый  обычный. Скорее  всего,  я сам,
выкарабкавшись из этого состояния, был неожиданно счастлив.
     - Далеко не все, -  сказал  я чьим-то чужим басом, да еще используя при
этом  дистанционное управление.  У меня возникло дьявольски  сильное желание
взлететь на  люстру и  на тирольский  манер спеть  первые  такты "Вильгельма
Телля".
     - Как долго я был в ауте? Она нахмурилась.
     - Вы просто сидели здесь.  Правда, выглядели немного странно, поэтому я
позволила себе...
     - Они схватили его, да?
     - Его? Вашего брата? Он ушел.
     - Куда ушел? Какой брат? Почему вы так решили?
     - Я просто предположила...
     - Они, наверное, ждут,  что  я выколочу  из  вас  все секреты. Но  если
честно, крошка, я не в форме.
     Я встал. И почувствовал себя совсем худо. И опять сел.
     - Вам нужно отдохнуть.
     - Да? А вам-то что до этого?
     - Ничего, в самом деле. Просто... - Она не закончила фразу.
     Я снова поднялся.  Теперь это получилось  немного лучше, но голова была
словно набита песком.
     - Подождите, пожалуйста, - сказала она и положила свою ладонь на мою.
     -  В другой раз я  задержусь,  -  сказал я. - Но,  как  говорится, долг
зовет. Или что-то другое.
     - Вы избиты и больны...
     -  Прости, крошка,  я  ухожу.  Между прочим,  ты когда-нибудь слышала о
"Ластрион Конкорд"?
     Она не  ответила, только покачала головой. Когда  у двери  я обернулся,
она все еще смотрела на меня большими  красивыми  глазами.  Я позволил двери
разделить нас,  и  снова оказался на улице. Падал  легкий снежок. На  тонком
слое  тающего  снега я  заметил следы, уходившие туда,  откуда  пришли мы  с
Сенатором. Я двинулся по ним, немного покачиваясь, но оставаясь на службе.


     Следы  повторяли маршрут, по которому мы шли с Сенатором, когда отважно
спасались  от  убийц,  или от чего-то там спасались,  если спасались вообще.
Следы  закончились в том месте,  где мы слезли с грузовика. Ателье было  все
еще закрыто, но  второй  слева  манекен, казалось, пристально  посмотрел  на
меня.
     - Привет, дружище, - сказал  я. - Мы с тобой из  одной команды. - Он не
ответил, что меня вполне устроило.
     Я чувствовал себя слабым,  словно  новорожденный  бельчонок, -  и почти
столь же  проворным. Мои  кисти и  колени  болели. Мне хотелось  улечься  на
что-нибудь  мягкое  и  ждать, когда  со  мной  наконец  произойдет  что-либо
приятное, но  вместо этого  я  двинулся вперед  к  мрачному дверному проему,
устроился поудобнее  и  стал  ждать.  Я не знал, чего  ожидаю. Я думал о той
девушке в баре. О ней приятно было думать.
     Я  размышлял, является ли она  частью наркосна. У меня возникло желание
возвратиться и проверить, но как раз в этот момент какой-то человек вышел из
аллеи  напротив.  Он был в темном пальто  и шляпе,  но  я узнал его. Это был
покрытый перхотью Рыжеволосый, навестивший меня в отеле вместе с Седым.
     Он огляделся по сторонам,  затем повернулся и припустил резвым шагом по
улице. Я дал ему  дойти до угла, затем пошел следом. Свернув за  угол, я его
уже  не  обнаружил.  Продолжая  двигаться, я  миновал  темный  вход  как раз
вовремя,  чтобы  заметить последнее  умирающее движение вертящейся двери.  Я
толкнул  ее и очутился в  крохотном  вестибюле с полом из  черного и  белого
кафеля  -  маленькими прямоугольничками  без  глянца, уложенными  зигзагами,
подобно  моим мыслям  в  этот  момент. Лестница  вела вверх,  к площадке;  я
услышал шаги над головой. Казалось, человек торопился. Я двинулся наверх.
     Двумя   пролетами   выше  подъем   закончился  неосвещенным  коридором.
Призрачный зеленоватый  свет струился  из-под двери  в  его дальнем конце. Я
бесшумно передвигался по зеленому ковру. Из-за  двери  не доносилось никаких
звуков. Я вошел без стука, просто повернув ручку.
     Внутри был красивый ковер, горка, кресло, письменный стол. А за столом,
одетый в щегольский серый полосатый костюм, сидел и улыбался мне питон.
     Ну,  может  быть,  и не  питон.  Может,  ящерица.  Темно-фиолетовое,  с
пепельно-голубым  отливом, белое  у горла.  С гладкой  чешуей, блестящее,  с
округлой  вытянутой мордой, глазами без  век и  пастью  без губ.  Это что-то
откинулось на спинку кресла, беззаботно махнуло почти рукой и сказало:
     -  Ну,  мистер Флорин, вы удивляете всех  нас. - Его голос был легким и
сухим, как лепестки увядшей розы.
     Я  выхватил браунинг и направил  на это существо. Оно зажгло сигарету и
выдохнуло дым через две маленькие безносые ноздри.
     - Являетесь ли вы участником первого  кошмара?  - спросил я. -  Или это
дублирующий аттракцион?
     Оно  издало  смешок, приятный, дружелюбный, расслабленный смешок, какой
редко можно услышать от рептилии. Я, во всяком случае, не слышал.
     -  Вы очень занятный персонаж, Флорин, -  сказал он. -Но  какое дело вы
пытаетесь  завершить? Что  вы  ищете  в  этих  призрачных комнатах,  в  этих
коридорах, полных привидений?
     -  Вы  не упомянули еще  наводненные фантомами улицы, -  сказал я. - Но
хорошо, так что же я ищу?
     - Позвольте  дать  вам  дружеский  совет, Флорин.  Пусть все идет своим
чередом.  Поверьте,  это самое  разумное в вашей  ситуации.  Пора прекратить
расследование. Позвольте жизни  течь мимо  вас. Принимайте ее  такой, какова
она есть. Вы попали не в свой сюжет, Флорин. Вы ведь человек действия,  а не
философ. Смиритесь с этим.
     - Последовательно, или со всем сразу? - я  поднял пистолет и прицелился
в центр улыбки.
     - Выкладывайте все, - сказал я. - Если мне не понравится, я выстрелю.
     Улыбка рептилии плавала в мягком облаке сигаретного дыма. Звенящий звук
исходил от деревянной мебели. Я попытался что-то  сказать, но  в моих легких
не было воздуха,  только густой  фиолетовый  туман. Я попытался  надавить на
спусковой крючок, но  он  был приварен  к скобе, я нажимал  сильнее, и  звон
становился громче,  туман густел и  вертелся в  маленьких  красных  глазках,
которые сверкали, как две  затухающие искорки, где-то далеко за морем, затем
мигнули и погасли.


     Напротив  сидела  девушка,  одетая  в  облегающее  темно-синее  платье,
мерцающее,  как  полированная   рыбья   чешуя.  Она  смотрела  на   меня   с
сочувственным  беспокойством,  как  наблюдает  орнитолог  за  неведомой  ему
раненой птицей.
     -  Не пойдет, - сказал я. -  Ни у одного орнитолога нет  таких  глаз. -
Звук собственного голоса меня очень удивил.
     - С  вами все в порядке? -  спросила она. Ее голос был сладок, как мед,
мягок,  как  утреннее  облачко, нежен, как музыка.  В любом случае,  это был
красивый голос.
     - Ваш друг ушел, - сказала она.
     Я сидел за столом в том же баре, на том же месте.
     -  Не думайте,  -  сказал  я,  -  что я  принадлежу  к славной  когорте
заблудших пьяниц. Что заставило вас подумать, что тот человек - друг?
     - Я... я просто предположила...
     - Как долго я был в ауте?
     -  Не  знаю точно;  я  имею  в  виду,  вы просто  сидели здесь; правда,
выглядели немножко странно, поэтому... - ее голос затих.
     Я  потер  виски,  и  в  глазах  появился дрожащий свет,  который грозил
перерасти в сильную пульсацию, что не сулило ничего хорошего.
     - Нет ли у  вас чувства, будто  вы  участвовали в  этой сцене раньше? -
сказал я.  - Я почти догадываюсь, что  последует за  этим. Вы предложите мне
отдохнуть, пока я не почувствую себя лучше.
     - Я  думаю, вам действительно следует отдохнуть. Выглядите вы  и впрямь
неважно.
     - Ценю ваше внимание, мисс, но откуда такая забота?
     - Почему же нет? Я человек...
     - Это больше, чем я могу сказать о некоторых моих знакомых. Скажите, вы
не видели здесь парня с головой змеи? А может, ящерицы?
     -   Пожалуйста,  не  надо  так  шутить,   -  она   посмотрела  на  меня
непроницаемым взглядом, за который я безнадежно старался проникнуть.
     - И к такому ответу я был готов.  Я возродился из  пепла  один раз  или
дважды? Впрочем,  это  вопрос  для  философов,  а я,  как  говорят,  человек
действия.
     - Не понимаю, о  чем вы говорите, - горько сказала девушка. - Я думала,
вам нужна помощь. Если я ошиблась... - она начала подниматься, но я  схватил
ее за руку и усадил обратно.
     - Не торопитесь. Вы мое единственное  звено, если во  всем происходящем
есть хоть какой-то смысл - и даже если нет никакого.
     Она попыталась отнять руку, но не слишком настойчиво.
     Может быть,  Сенатор мне что-нибудь подсыпал, - сказал  я. - А может, и
не он. Возможно, серый человек выстрелил в меня наркоампулой.
     - В вас стреляли?
     - В мою сторону. Они попали в Сенатора. Я его телохранитель. По крайней
мере,  они так сказали.  Но кажется, я  был  стрелкой компаса или радиобуем.
Грязное дело, вы согласны со мной, мисс?
     - Реджис. Все это какая-то нелепица...
     - Мне это нравится еще меньше, мисс Реджис. Может быть, Сенатор потерял
уверенность в себе после всего случившегося.  Не могу сказать, что виню его.
Вероятно, поэтому он и бросил меня; а может быть, его схватили.
     - Вы сказали - Сенатор?
     -  Ага,  тот  самый Сенатор.  Значительное  лицо. Но  никаких  имен. По
крайней  мере,  сейчас.  Так сказал серый человек. Мне хотелось бы знать, на
чьей он стороне. Я  хотел бы знать, за какую команду  играл я - и существуют
ли вообще в этой игре команды?
     Реджис молча наблюдала за мной.
     - Вам придется не обращать внимания на некоторую мою эксцентричность, -
сказал  я. - У меня было несколько  тихих галлюцинаций.  Трудно  понять, кто
есть кто. Например,  вы.  Почему вы сидите  здесь и слушаете  меня? Вам  уже
следовало бы взывать о помощи к ребятам со смирительными рубашками.
     - Я не верю, что вы опасны, - сказала она спокойно.
     - Вы знаете меня?
     - Я никогда до этого вас не видела.
     -  Что заставило  вас  выйти  в  прохладную ночь и привело сюда,  в эту
дешевую забегаловку, - одну? В прошлый раз, я едва ли не принял вас за даму,
ищущую знакомств.
     - Мне... трудно сказать. Это был... импульс. Я кивнул.
     - Превосходно.  Это, кстати, проясняет дело. Хотите выяснить что-нибудь
еще, прежде чем я уйду?
     - Пожалуйста, не уходите.
     - У меня дела, мисс Реджис, - сказал я. - Есть вопросы, на которые надо
найти ответы, и ответы, ждущие правильных вопросов. А время уходит.
     Я поковылял к  выходу,  и она не окликнула меня. Я был  немного огорчен
этим, но не оглянулся.


     Выйдя наружу,  я поискал  следы на снегу, но  на этот раз не нашел. Это
почему-то успокоило: снег и следы были частью сна. Улица оказалась на месте,
это уже  кое-что.  Повернув направо, я пошел по-прежнему маршруту,  или  мне
снилось, что  я  шел, или снилось, что мне  снилось,  как я шел  до тех пор,
покуда  не  встретил Рыжеволосого. Встреча с ним была прорывом.  Она помогла
мне вспомнить,  что на  самом  деле его  там  не было.  Что  бы они  мне  ни
преподнесли,  это было  вздором.  Я все еще чувствовал себя ошарашенным, как
монашка, которая продолжает ждать предложения  выйти замуж и  вдруг  узнает,
что уже утро вторника и она в чужом городе.
     Улицы были  непонятно  пустынны даже  для  столь  позднего  времени. Ни
одного  автомобиля. В окнах  ни огонька. Только порывистый ветер да шуршание
мышей за  деревянными  панелями.  Я  возвратился  на улицу, где  дебютировал
несколькими сотнями лет  -  или  двумя  ласами - раньше. Завернул за  угол и
увидел человека в  темной  шляпе и  пальто,  который стоял  перед  магазином
готового  платья  и изучал  витрину. Я  узнал  его:  это был  Рыжеволосый. В
качестве  пророчества мой наркосон был не  так уж плох. Внезапно из переулка
появился  Сенатор.  Я  отпрянул  назад, чтобы  меня  не  увидели,  и  спешно
подытожил  всю  имеющуюся на  данный момент информацию.  Это привело меня  в
замешательство. Проанализировал все снова в другом порядке. Это смутило меня
еще больше.
     - К черту факты, - проворчал я. - Возвращаемся к существу вопроса.  - Я
проверил, на месте ли пистолет, и завернул за угол, готовый действовать.
     Их не было. Город был пустынным, как Помпеи, и  так  же  полон древними
грехами.
     В  своем наркосне я  последовал за Рыжеволосым в  здание. Может быть, в
этом  ключ  к разгадке. Поскольку  выбора не было, я пошел туда, где во  сне
была дверь,  и  обнаружил  ее  -  большую стеклянную  дверь  с  номером  13,
сверкающим  броскими  золотыми цифрами. Войдя внутрь,  я очутился в  фойе  с
зелеными  стенами, спиральной  лестницей  и  запахом заброшенной библиотеки.
Стояла величественная  тишина. Я стал  подниматься по ступенькам и  попал на
площадку  с  серой дверью.  Открыв ее,  я  обнаружил  Рыжеволосого, стоящего
спиной в шести футах от меня, и занятого попытками открыть какой-то сейф. Он
не успел обернуться, как я уже приставил револьвер к его левой почке.
     - Не  думай, что я не сумею выпустить несколько пуль тебе в спину, если
дело дойдет до того, - сказал я тем, что осталось от голоса.
     Глаза у него  стали как у мыши,  пойманной у норки. Рот свесился набок,
словно переполненный карман.
     -  Говори,  - потребовал я. - Не  волнуйся,  если  что-то будет  не  по
порядку. Просто начинай. Я скажу, когда остановиться.
     -  Вы   не  должны   быть   здесь,   -  выдал  он   придушенную  версию
высокотонального писка.
     - Я знаю. Но представим, что я, тем не менее, здесь. Где Сенатор?
     - Можете теперь забыть о  Сенаторе, - сказал он  настолько быстро,  что
его язык не успевал за словами. - Все закончилось.
     - Это вы раскатывали в зеленом "бьюике"? - спросил я, поглубже погружая
ствол.
     - Я  не  собирался  убивать вас.  Вас надо  было  только фазировать  на
уровень Эты, клянусь!
     - Этим вы сильно облегчили мне душу, - сказал я. - Продолжайте.
     - Вы  должны  поверить  мне! Когда  операция закончится,  я покажу  вам
запись...  -  он  сделал  паузу,  чтобы  сглотнуть.  -  Видите  ли,  я  могу
подтвердить  все,  о  чем говорю. Только позвольте мне открыть  возвращатель
и... - он вставил ключ и повернул его. Я попытался схватить Рыжеволосого, но
неожиданно  воздух  стал  густым,  как  сироп,  и  приобрел  такой  же цвет,
наполнившись множеством маленьких вертящихся огоньков...


     Она  сидела напротив,  одетая в тонкую белую блузку и  пепельно-голубой
жакет. Ее волосы были  нежно каштанового  цвета, такого же цвета были глаза.
Она смотрела на  меня  с тревогой, как птица наблюдает за появлением на свет
своего первенца.
     - Неправильно. - Мой голос звучал в ушах неотчетливо. Я потянулся через
стол и схватил ее запястье. У меня хорошо  получалось хватать людей за руки.
Удержать их - другое дело. Она не сопротивлялась.
     - Мне показалось, что вам нужна помощь, - сказала она тихим шепотом.
     -  Эта  мысль  делает  вам  честь.  -  Я  огляделся:  тот же  зал,  где
происходила  предыдущая  сцена. Бармен протирал тот же стакан, стоял  тот же
запах  жареного лука и кислого вина; те  же потемневшие банки, те же тусклые
медные котелки у камина.
     - Тот человек ушел, - сказала девушка. - Вы выглядели...
     - ...немного странно, - сказал я. - Давай пропустим все это, дорогая. У
нас есть более интересные темы для беседы.
     - Я  не понимаю,  что вы  имеете в виду, -  сказала она слабым голосом,
который, тем не менее, звучал, как цыганская гитара в ночи.
     - Как тебя зовут? - спросил я.
     - Мисс Реджис. Курия Реджис.
     - И ты уже знаешь мое имя, не так ли?
     - Конечно. Я думаю, ты совершил ошибку...
     - У меня был широкий выбор ошибок, и я их все совершил. - Я отпустил ее
и потер свои  кисти. Однако  это не  помогло. Моя  грудная клетка отзывалась
болью при каждом вздохе.
     - Объясни мне сначала, - сказал я, - как ты  думаешь: сидели мы с тобой
раньше за этим столиком?
     - Конечно, нет.
     - Так почему ты здесь?
     - Но ведь ты позвал меня, - ее глаза искали и, кажется, не могли что-то
найти в моих глазах.
     - Расскажи, пожалуйста, подробней.
     - Ты дал объявление в газете.
     - О чем?
     - О том, что я нужна тебе. И свое имя.
     - И только поэтому ты пришла?
     - Если я не нужна тебе, я уйду.
     - Подожди.  Закажи сэндвич.  Досчитай  сотнями до миллиона.  Если  я не
вернусь  к этому времени, начинай  без меня. - Я ухватился за край  стола  и
заставил себя встать. Комната качнулась.
     - Итак, все заново, - сказал я. - Я пошел.
     Когда я обернулся, столик был пуст.


     -  Флорин, - сказал я себе, - что-то ты делаешь неправильно. Или что-то
не  делаешь  правильно. Я  оглядел  улицу. Падал легкий снег. Не  было видно
людей,  не  было следов на тротуаре,  отпечатков шин на  мостовой. Весь  мир
будто существовал для меня одного.
     - Мне  дали наркотики,  - сказал  я. - Допустим. Но сколько  попыток  я
должен сделать,  прежде чем произойдут главные  события? Как я узнаю,  когда
это действительно начнется? Как я пойму, происходит ли это в  реальности или
во сне?
     -  Ты проходишь  обучение, - сказал я. -  Каждый  раз, когда ты делаешь
неверный поворот, тебя отсылают за угол. Но тебе это здорово надоело. И твое
подсознание пытается что-то подсказать тебе.
     Едва  я это проговорил, мир  исчез. Даже когда  внезапно  гаснет свет в
комнате, это  всегда  вызывает шок. Но  тут  исчезло  небо. Наступила полная
темнота.  Я протянул руку и нащупал стену рядом с собой; хотя мой нос был на
расстоянии дюйма от нее, я мог ее чувствовать, но не видеть.
     -  Новые  правила,  Флорин, -  сказал я  вслух,  чтобы  хоть что-нибудь
услышать. - Но игра все та же.
     Я  ощупал  стену позади себя, нашел дверь, из которой только что вышел.
Она была заперта.
     -  Никаких  возвращений назад, - посоветовал  я  себе. - Только вперед.
Только  к  месту действия. Ты можешь сделать это  при  помощи навигационного
счисления пути.
     Это была не блестящая идея, но другая мне в голову не пришла. Полчаса я
тащился, касаясь одной рукой стены, а другой хватая воздух впереди. Я шел то
с  одной стороны бордюрного камня,  то  с другой, умудряясь не споткнуться о
пожарные краны, и  все это без  собаки-поводыря.  Я  гордился собой. Хорошая
работа.
     Вопрос, для кого я ее делаю.
     Я  начал  работать на Внутренний  Совет,  но не выяснил их имена. Затем
руководство  было за Сенатором, некоторое время мы работали  вместе, и очень
неплохо, но затем и  здесь что-то разладилось. Есть вероятность,  что он сам
сбежал  от меня, но ввиду отсутствия доказательств он все еще оставался моим
клиентом. Если Ван Ваук или кто-нибудь еще из его шайки выхватил  его из-под
моего дремлющего  носа, то мой  долг - вернуть  его, и  это  означало, что я
должен продолжать поиски, считая шаги и кварталы по  пути, где я в последний
раз видел его и Рыжеволосого.
     Знакомый угол. Я повернул налево и ощупью двинулся к стеклянной двери с
цифрой 13.
     Никакой двери здесь не оказалось. Возможно, я ошибся в подсчетах. Может
быть, кто-нибудь пришел и заделал ее. Просто  чтобы сбить  меня  с  толку. А
может быть, ее никогда не было.
     Я  прошел еще несколько  футов  и  наткнулся на вращающуюся дверь;  она
повернулась  и  втолкнула  меня  в  слепящий  блеск сороковаттной  лампочки,
свисающей  на перекрученной проволоке в холле, который или достраивали,  или
ломали.
     В поле зрения ничего привлекательного не было, но было приятно получить
обратно  зрение, даже если все, что я увидел, это дранка на неоштукатуренных
стенах, грубый цементный пол, шаткие деревянные ступени, ведущие наверх.
     - На этот  раз, - сказал я себе, - веди игру немного спокойней. Никаких
размахиваний револьвером,  никаких незнакомых дверей, чтобы просунуть в  них
голову.
     Я поднялся и оказался  на площадке, замусоренной стружками  и кирпичной
крошкой.
     Над черной дверью из тяжелой латуни стояла цифра 13. Прижавшись к двери
ухом, я сумел различить звуки голосов. Казалось,  они  о чем-то спорили. Это
меня устраивало:  мной  владело настроение  с кем-нибудь  не  согласиться. Я
взялся за ручку; она повернулась,  и я вступил в проход между оштукатуренной
стеной  с одной  стороны  и  окнами  из  матового  стекла с  другой.  Голоса
раздавались из третьего от двери окна. Я осторожно придвинулся к нему.
     - ...Как это - потерял его? - спрашивал Носатый.
     - Говорю же: возник фактор непредсказуемости!  Пошли помехи. - Это было
сказано тонким, высоким голосом.
     - Верните его обратно!
     - Не понимаю я этого. Регенерация произошла вовремя...
     - Подумайте  обо  мне!  - раздался  голос, не  совсем похожий на  голос
Сенатора. - Я не могу больше испытывать того, что случилось в последний раз.
     - Неважно,  что  вы можете или не можете испытывать! Вы  знали, на  что
шли.
     - Неужели! Даже Профессор не знает, что происходит!
     - Не называйте меня профессором, Барделл!
     -  Джентльмены,  давайте  не  терять из виду объект.  Все  остальное  -
второстепенно.
     Возникло  довольно длительное молчание. Я едва дышал и пытался прочесть
мысли  через окно. Или я не  смог  этого сделать, или там никого  не было. Я
нашел  дверь в комнату за окнами  и открыл ее. Комната выглядела  так, будто
она пустовала долгое время.  В стенном  шкафу было  три погнутых  крючка для
пальто и немного коричневой бумаги на полке. И несколько дохлых мух. Дверь в
соседний  офис была  забита досками.  Я проверил  доски, что-то  звякнуло, и
стена отъехала назад, брызнул золотой  свет. Я  спрятал крошечный пистолет и
шагнул на широкую улицу, выложенную разноцветной плиткой.


     Прищурясь, я глянул в небо. От солнца  исходил желтый свет. Был полдень
приятного  летнего   дня.   Никакого  снегопада.  Капля  воды  побежала   по
подбородку.  Я  прикоснулся  тыльной  стороной  ладони  к  лицу;  кожа  была
холодной, как замороженная рыба.
     -  Фальшивые деньги, фальшивый Сенатор, фальшивая погода, - сказал я. -
Или,  может быть, и  это все фальшивое?  Может  быть, я  в большой комнате с
небесно-голубым потолком и с имитацией солнца.
     - Может быть, - согласился я. - Но остается вопрос - почему?
     - Сенатор знает ответ, - сказал я.
     - Наверняка - но заговорит ли он?
     - Когда я начну бить его фальшивой  головой  об этот фальшивый тротуар,
он  заголосит, как три канарейки, -  я произнес это  с меньшей уверенностью,
чем чувством.
     - Но сначала ты должен поймать его.
     - Ничего. Он не ускользнет от острого  глаза Флорина - Мастера Сыска  -
если, конечно, я не наступлю на собственный шнурок или не растеряю злость.
     - Замечаешь ли ты признаки разочарования? Не устал  ли еще от всех этих
трюков, а, Флорин?
     - Вся беда в этих трюках. Они надоели. Боже! Как они надоели!
     - Проверь парк.
     Я посмотрел  на противоположную сторону широкой  улицы, где был  парк с
мягкой, как  пух, зеленой травой между высокими пушистыми деревьями. За ними
неясно  вырисовывались  высокие  загадочные   здания,  сверкающие  белизной.
Автомобиль  на  громадных колесах  вывернул  из-за угла  и направился в  мою
сторону. Он был легким, как  кабриолет без  лошади,  с закругленными углами,
выкрашен в нежно-фиолетовый цвет  и разрисован сложным орнаментом из золотых
линий. Сидящие в нем мужчина и женщина глядели друг на друга, в то время как
кабриолет двигался  сам. Они были  одеты  в тонкие,  как  паутинка, одежды с
цветными пятнами. Резиновые шины издавали мягкий шуршащий звук, проезжая  по
плитке.
     -  Я знал, что Генри запланировал большой сюрприз на  тридцатой минуте,
но такого не ожидал, - сказал я и осознал, что не просто рассуждаю вслух, но
и  жду ответа. Что бы там ни использовал Сенатор  для "ерша" в моем пиве, но
побочных  эффектов  от  этого получилось  больше,  чем после  шести  месяцев
гормональных  инъекций,  и, возможно, включало  галлюцинации  с  фиолетовыми
экипажами, катящимися по улицам под  солнцем в два раза  больше и в три раза
ярче, чем наше.
     Самое время было завернуть куда-нибудь и избавить свой организм от этой
штуки. Я  направился к самому большому кусту, обогнул его и почти столкнулся
с Сенатором.
     Его голова дернулась.
     - Вы! - сказал он без удовольствия в голосе. - Что вы здесь делаете?
     -  Прошу прощения,  я  задремал, пока  вы  говорили,  -  сообщил  я.  -
Невежливо с моей стороны. Как поживает простреленное ребро?
     - Флорин, вернитесь! Быстро! Вы не должны быть здесь! Это все ошибка!
     - Что это за место, Сенатор? Он попятился от меня.
     - Я  не могу вам сказать. Я  не  имею  права  даже разговаривать на эту
тему.
     -  Извините мою настойчивость,  - сказал я и попытался  схватить его за
шиворот,  но  он  отпрыгнул   назад,  увернулся  и  рванул  прочь.  Я  начал
преследование, пользуясь заимствованными у кого-то  ногами и буксируя голову
размером с дирижабль на конце стофутового кабеля.


     Это была странная погоня по извилистой гравийной дорожке. Мы  пробегали
мимо  фонтанов,  выбрасывающих звенящие  струи  чернил  в  кристально-чистые
пруды, мимо цветочных клумб, похожих на мазню  флуоресцирующей краской, мимо
деревьев с гладкой полированной корой и листвой, подобной античным кружевам.
Он бежал тяжело, опустив голову и работая  ногами до изнеможения;  я плыл за
ним, наблюдая, как он уходит дальше  и дальше. Затем  он прыгнул через живую
изгородь, но зацепился и все еще катился по земле, когда я оказался на  нем.
Он  был  крепким  парнем,  силы  у  него  хватало,  но он  не  знал, как  ею
воспользоваться. Парочка солидных хуков в челюсть стерла блеск с его глаз. Я
удобно  уложил его под тем, что выглядело как можжевельник, если  не считать
малиновых цветов, и занялся восстановлением  дыхания. Через некоторое  время
он заморгал и сел. Затем увидел меня и помрачнел.
     - Нам  необходимо немного побеседовать,  - сказал я. - Я запаздываю  на
два парадокса и одно чудо.
     - Ты идиот, - прорычал он. - Ты не знаешь в какую петлю сунул голову.
     - Вот мне и  хочется узнать,  - сказал я. - Между прочим, расскажите-ка
еще раз, что такое "Ластрион Конкорд"
     Он фыркнул.
     - Никогда не слышал о такой фирме.
     - Жаль, -  сказал я. - Наверное, это моя фантазия. Она  посетила меня в
том же месте, где и... -  я вынул плоский пистолет, который взял из сейфа. -
Может быть, это тоже фантазия?
     - Что  это значит, Флорин? -  сказал Сенатор  напряженным голосом. - Ты
изменил мне?
     Теперь была моя очередь усмехаться ленивой улыбкой.
     - Бросьте, Сенатор! Кого вы думаете одурачить?
     Он остолбенел.
     - Почему я должен обманывать тебя?
     - Ну, хватит, хватит! Визитеры ночью, разукрашенная приемная, намеки на
темные дела в недалеком будущем. И детали были хороши: фальшивые официальные
документы, фальшивые деньги, может быть, даже фальшивый пистолет.
     - Я подбросил его на ладони.
     -  Это двухмиллиметровый  игломет,  - сердито,  а отчасти  и  испуганно
произнес он.
     - Да, детали были хороши, - продолжал я. - Как взятый напрокат смокинг.
Вот я и отправился разузнать, к чему весь этот маскарад.
     - Я  ни в  чем не замешан, - сказал Сенатор. - Я умываю руки. Я не хочу
участвовать в этой афере.
     - А вторжение?
     Он посмотрел на меня и нахмурился.
     - Вторжения  нет,  а?  - сказал я. - Жаль. Меня  заинтересовала идея. В
этом были кое-какие возможности. Что дальше?
     Он задвигал желваками на скулах.
     - А, черт, - решился он, скривившись. - Мое имя Барделл. Я актер. Я был
нанят для имперсонификации Сенатора.
     - Для чего?
     - Спроси того, кто меня нанимал, -  сказал  он злобным тоном и, видимо,
ощутил боль в челюсти.
     - Чувствуется, да? - сказал я. - Я был должен тебе пару оплеух за пиво.
Оно обошлось бы тебе в одну, если бы оказалось без наркотика.
     - А  ты крепкий парень. Эта доза должна была успокоить тебя до тех пор,
пока...  -  Он оборвал себя. -  Не обращай  внимания.  Я  вижу, мы допустили
ошибку в самом начале.
     - Так начни сначала.
     Сенатор посмотрел на меня и ухмыльнулся. Он издал короткий смешок.
     - Флорин. Железный  человек. Флорин - бедный,  ничего  не подозревающий
простак,  который позволяет  связать себя  архаичным  призывом к  долгу. Они
снабдили его одеждой, гримом, крошечным устройством  за ухом, чтобы провести
его через трудные и опасные места.  И что же он делает? Он пробивает  в этом
плане дыру такого размера, что через нее может пройти симфонический оркестр.
     - Похоже, что у вас все концы, - сказал я.
     - Не  поймите меня превратно,  Флорин, -  сказал он. - Черт, неужели до
вас все еще не дошло?
     - Он  постучал по бугорку за ухом. - Здесь близнец вашего. Я был пойман
тем же способом, что и вы.
     - Но кем же?
     - Советом.
     - Продолжайте, у вас прекрасно получается.
     - Хорошо. У них были планы: теперь очевидно, что они не сработали.
     - Не заставляйте меня уговаривать вас, Барделл. Я из тех людей, которые
любят слушать.
     - То, что я могу рассказать, не сделает вас счастливым.
     - А вы попробуйте.
     Он хитро посмотрел на меня.
     -  Позвольте  мне  вместо этого задать  один  вопрос,  Флорин:  как  вы
добрались  из  вашего  номера  в  довольно-таки  заурядном  отеле,  до  Дома
Правительства? И по этому же поводу: как вы попали в отель?
     Я стал припоминать. Ничего. Вспомнил  номер. Попытался вспомнить детали
регистрации, лицо коридорного...
     Должно быть, я позволил соскользнуть маске игрока в покер с моего лица,
потому что Барделл оскалил зубы в беспощадной усмешке.
     - А вчера,  Флорин? Что-нибудь о  вашем последнем  деле? О ваших старых
родителях, долгих счастливых годах детства? Расскажите мне о них.
     -  Это, наверное,  действие  наркотика,  - сказал  я,  чувствуя,  каким
неповоротливым становится язык.
     -   В  воспоминаниях   Флорина,   кажется,  есть   немало  пробелов,  -
презрительно  усмехнулся  экс-Сенатор.  -  Как называется ваш родной  город,
Флорин?
     -  Чикаго, -  сказал я,  произнося название  как  будто на  иностранном
языке.
     Сенатор выглядел озабоченным. - Где это?
     - Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если только вы не передвинули его.
     - Лос-Анджелес? Вы имеете в виду Калифорнию? На Земле?
     - Вы догадались, - сказал я и сделал  паузу, чтобы облизнуть губы сухим
носком, который обнаружил на том месте, где обычно находился язык.
     -  Это кое-что объясняет,  -  пробормотал  он. -  Возьми себя  в  руки,
приятель. Тебя ожидает нечто забавное.
     - Валяй, - сказал я.
     - Мы не  на  Земле, мы на Грейфеле, четвертой  планете системы Вулф-9 в
двадцати восьми световых годах от Солнца.
     - Это, действительно, занятно, - сказал я, и  мой голос был пустым, как
игрушка на рождественской елке. - Выходит, не нас оккупирует чужая  планета,
а мы оккупируем ее?
     - Вы  не обязаны верить  моим словам, Флорин.  - Разбитая губа, а может
быть что- то другое делало его  голос не совсем ясным.  - Посмотрите вокруг.
Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила  тяжести на
восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните
на солнце: это диффузный желтый гигант.
     - Хорошо. Моя  старая мама, если у меня была старая мама,  всегда учила
меня смотреть правде в глаза. В  этом вы мне здорово помогаете.  Кто-то взял
на  себя массу  хлопот  как  на транспортировку  меня  к  месту, называемому
Грейфел,  так  и  на постройку  достаточно  убедительных  декораций.  Должна
существовать причина для всего этого, не так ли?
     Он  посмотрел на меня, как  хирург смотрит на  ногу, которую необходимо
ампутировать.
     -  Вы не  ведаете, что творите. Вторгаетесь в нечто недоступное  вашему
пониманию. Сущность не является тем, чем она кажется...
     - Не  рассказывайте мне о том, чего не  существует, говорите о том, что
есть.
     - Я не могу этого  сделать. - Он  что-то вертел в  руках: с  блестящими
кнопками и хрустальной петлей наверху,  на которую трудно было смотреть. - Я
был  терпелив с  вами,  Флорин, - сказал он, но его голос ускользал от меня,
слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.
     Моя  голова  запульсировала  болью.  Я  пытался  ухватить  ускользающий
силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку  в солнечных лучах и услышал  голос,
раздающийся из-за холмов:
     - ...извини, Флорин...
     Затем фиолетовая темнота взорвалась, и я очутился в самолете, упавшем в
пучину, полную затихающего грома.


     - Мистер, Флорин, - говорил легкий сухой голос, -  вы создаете проблемы
для всех нас.
     Я  открыл  глаза, и  славный  парень со змеиной головой  улыбнулся  мне
безгубой  улыбкой  и  выдохнул фиолетовый дым  из  безносых ноздрей, сверкая
глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла  из открытого
жакета,  сшитого  из  оранжевых  полотенец,  и  оранжевых  шортов.  Цвет  их
напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.
     - Это кое-что,  -  сказал я  и сел  на стул. Между  нами был  стол  под
бело-синим зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего
на пляж, но не было моря.
     Я  старался  не  смотреть  на  блестящие  серебристо-фиолетовые  бедра,
ребристую  бледно-серую  грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни
толщиной с  палец в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я гляжу на
него и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.
     -  Извините  меня,  -  сказал   он.  -   Я  нахожу   ваше   любопытство
поразительным. Я подозреваю, что в момент  вашего растворения вы вытягиваете
шею, чтобы раскрыть состав растворителя.
     - Это просто безобидная эксцентричность, -  сказал я. -  Такая же,  как
ваши вкусы в одежде.
     - Вы превозносите свой самоконтроль, - сказал он не столь искренне, как
прежде. - Но что если перед вами предстанут аномалии настолько  грандиозные,
что ваше  сознание будет не  в состоянии  ассимилировать их? Сохраните ли вы
тогда хладнокровие? - он поднял руку, щелкнув пальцами. Лавина  огня окутала
его;  его  улыбка  пульсировала в  горячем мерцании,  языки пламени бушевали
вокруг меня. Я не сдавал позиций частично из-за того, что был парализован, а
частично из-за того, что не верил  в реальность увиденного. Он снова щелкнул
пальцами  и  вокруг  нас  была  уже зеленая  трава,  и  солнце  сверкало  на
поверхности  в десяти  футах над нами.  Маленькая  рыбка осторожно  проплыла
между нами, и он небрежно отмахнулся от нее и снова щелкнул  пальцами. Падал
снег.  Толстый слой  его  покрывал  стол, голову  моего визави.  Дыхание его
украшалось ледяными хрусталиками.
     - Ловко, - сказал я. - А хороши ли вы в трюках с картами?
     Он смахнул лед и сжал пальцы.
     - Вы не поражены,  - сказал  он обыденным  голосом.  -  Манипуляции  со
Вселенной ничего не значат для вас?
     Я деланно зевнул. Значит, это была не фальшивка.
     - Со Вселенной? - сказал я. - Или со мной?
     - Вы удивительная натура, Флорин. Чего вы хотите? Что движет вами?
     - Кто спрашивает меня об этом?
     -  Можете  называть меня  Дисс.  Представьте  себе...  существуют  иные
заинтересованные стороны, кроме тех, которые вам хорошо известны. Вы играете
на  гораздо большей  сцене, чем до сих пор представляли себе. Поэтому должны
вести себя осторожно.
     Я зевнул еще раз.
     -  Я  устал.  Мне  нужны  сон,  пища,  любовь - все,  кроме  общения  с
таинственными  жуликами,  которые  делают  намеки,  что в  недалеком будущем
предстоят великие свершения и что самое выигрышное дело - не совать нос куда
не надо.  Кто вы, Дисс? Кого вы представляете? Действительно ли вы выглядите
как Александр Македонский  в  шкуре крокодила  или это  только мое  видение,
страдающее разлитием желчи?
     - Я  представитель определенных сил в Космосе.  Моя наружность не имеет
значения. Самого факта моего существования достаточно.
     - Барделл говорил что-то о вторжении.
     - Слово, обозначающее примитивный взгляд на действительность.
     -  Что  вы  оккупируете?  Землю или  Грейфел? Я  получил  удовольствие,
заметив, как дернулась его голова.
     - Что вы знаете о Грейфеле, мистер Флорин?
     -  Ну,  находитесь  в  системе  Вулф-9, в 28 световых годах от  старого
доброго Чикаго.  -  Я выдал  широкую  счастливую  улыбку.  Он  нахмурился  и
потянулся почти  небрежно за чем-то на столе. Я начал быстро подниматься, но
лампа-вспышка,  размером с небо, мигнула и погрузила все  в темноту, чернее,
чем в закрытой банке с краской. Я рванулся через стол,  мои  пальцы ухватили
что-то горячее,  как  духовка, и  скользкое,  как  сырая  печень. Я  услышал
взволнованное шипение  и снова  схватил,  но уже что-то маленькое,  тяжелое,
сложной формы,  что отчаянно  сопротивлялось и  затем освободилось. Раздался
сердитый  вопль, слова, которые произносились  быстрее,  чем я был  способен
разобрать, затем ослепительный взрыв.


     Она сидела  напротив, закутанная в  старое  поношенное пальто с  жалким
облезшим   воротником.   В  глядящих  на  меня  глазах  было  вопросительное
выражение.
     - Не говори мне ничего, - произнес я таким голосом, что даже мне самому
показалось,  что я пьян. - Я сидел здесь с закрытыми глазами, напевал старые
хоровые матросские песни  на  нелитературном амхарском;  поэтому ты присела,
чтобы посмотреть, все ли  со мной  в  порядке. Со мной не  все в порядке. Со
мной далеко не все в порядке. Я так далек от того, чтобы быть в порядке, что
дальше некуда.
     Она попыталась сказать что-то, но я оборвал.
     -  Давай  пропустим все остальные  строчки;  перепрыгнем  сразу к  тому
месту, где ты говоришь, что я в опасности, а  я отправляюсь  в ночь в конном
строю, чтобы еще раз сложить голову.
     - Не понимаю, что ты хочешь сказать.
     -  Я имею в виду, что мы  сидели и толковали  об этом раньше. Все сущее
чем-то  представляется. Обычно  не  тем,  чем является  на  самом деле.  Кем
являешься ты? -  я потянулся через стол и взял ее за руку. Она была холодной
и гладкой и не шевельнулась, когда мои пальцы сомкнулись. Я сказал: - Слушай
внимательно, Курия. Я знаю, как тебя зовут, потому что ты сказала уже мне об
этом. Сидя на этом самом месте... -  Я остановился и обвел взглядом комнату.
Она  была  отделана  сосновыми  панелями, лак  от них почерней от времени  и
грязи. Вывеска на стене приглашала меня пить пиво "Манру".
     - ...или почти на этом месте. Ты сказала', что пришла по пригла...
     - Ты имеешь в виду телефонный звонок?
     - О'кей, телефонный звонок. Или почтовый голубь. Это неважно.
     - Флорин, ты несешь какую-то околесицу. Ты сказал по телефону, что дело
срочное.
     - И ты примчалась посреди ночи.
     - Конечно.
     - Кто вы, мисс Реджис?
     Она смотрела на меня большими и печальными глазами.
     - Флорин, - прошептала она, - ты меня не узнаешь? Я твоя жена.
     Я хитро посмотрел на нее.
     - Да? В прошлый раз ты говорила, что мы раньше никогда не встречались.
     - Я знала, что ты перегружен работой. Это было свыше человеческих сил.
     - Ты когда-нибудь слышала о месте под названием Грейфел?
     - Конечно, это деревушка у озера Вулф, где мы отдыхали прошлым летом.
     - Само собой. Глупо с моей стороны. Двадцать восемь миль откуда?
     - От Чикаго.
     -  Еще одно:  среди  тесного  круга наших близких  друзей  случайно нет
рыжего?
     Она почти улыбнулась.
     - Ты имеешь в виду Сида?
     -  Это  Дисс, если  прочитать наоборот. Только  с одним "с".  Надо  это
отметить. Может быть, это важно.
     - Бедный Флорин, - начала она, но я отмахнулся.
     - Давай приведем факты в порядок, - сказал я. - Может быть, у нас и нет
никаких фактов,  но  мы их все равно приведем в порядок.  Факт номер один  -
несколько  часов  назад  я  спал  здоровым  сном в  номере  и  был  разбужен
появлением двух мужчин. Они  рассказали мне сказку,  которая вызывала  массу
сомнений, но я  клюнул.  Меня доставили  на совещание очень  важных  персон,
которые поведали  мне о  том,  что Сенатор  подвержен  галлюцинациям, а  они
желают превратить эти галлюцинации в действительность,  чтобы  его вылечить.
Но  у меня ощущение, что  фантазии начались до этого. Носатый был частью их.
Но тогда я этого  не знал. Далее,  я спрашиваю  себя, что мне известно об их
боссе - "Сенаторе".  Здесь тоже  пустота.  Сенатор - кто?  Это поражает меня
своей нелепостью. А тебя?
     - Флорин, ты бредишь...
     - Я  только начинаю, крошка.  Подожди, пока  я действительно  перейду к
основному.  Факт номер два: Сенатором является, а  может быть, и не является
кто-то другой, улавливаешь? Вероятно, актер по имени Барделл. Тебе это имя о
чем-нибудь говорит?
     - Ты имеешь ввиду Ланса Барделла, телерадиозвезду?
     -  Телерадио... это интересное слово. Но  давай пока  отбросим.  Как  я
говорил, этот  парень, Сенатор, - очень непоследовательный игрок. Сначала он
выдвигает  версию  запланированного  убийства.  Затем  мы имеем инопланетных
оккупантов. В следующий раз он был актером, жертвой похищения, а может быть,
подсадным  шпионом, точно  не могу  припомнить, кем именно.  Но  я продолжал
работать  и последовал за ним в эту забегаловку, где  он напоил меня чем-то,
что окончательно выбило меня в аут. Когда я очнулся, передо мной была ты.
     Она  просто  смотрела  на  меня  своими  большими,  наполненными  болью
глазами.
     - Я не буду задавать дежурный вопрос: что такая красивая девушка делает
в подобном месте.
     -  Ты смеешься  надо  мной. Почему ты так жесток, Флорин? Я только хочу
помочь тебе.
     - Вернемся  к  фактам.  Факт  номер  три. Я пошел по следам и обнаружил
пропавшую дверь.
     - Имеет ли это какое-нибудь значение сейчас...
     - Ты отвлекаешься. Сначала была дверь, потом ее не стало.
     - Ты все превращаешь в шутку.
     -  Мисс, после  продолжительного  размышления я  пришел  к  выводу, что
единственным мыслимым  ответом Вселенной - в том виде, в каком она устроена,
- является взрыв истерического смеха. Но  я отвлекаюсь. Итак,  я рассказал о
двери, которой не было. Я стал ждать.  Мой  давний помощник, серый  человек,
вышел из аллеи, и я последовал за  ним. Он привел меня в комнату, где никого
не было, даже его самого.
     - Я не понимаю.
     -  Я  тоже, крошка. Но  позволь мне  продолжить  рассказ.  Мне  хочется
посмотреть,   чем  все  это  обернется.   Где   я   остановился?   Ах,   да,
один-одинешенек среди  согнутых крючков для пальто.  Итак,  я бродил вокруг,
пока не нашел, с кем можно поговорить. Им оказался парень с головой ужа.
     - Флорин...
     Я поднял руку.
     -  Не  мешай,  пожалуйста.  Я многому  учусь сейчас,  только слушай мой
рассказ. Например, я только что сказал, что он выглядел как  уж, но в первый
раз,  когда я  его  увидел, я подумал  о питоне.  Может быть,  я одолею свой
невроз.  Если я  смогу свести его образ к безобидному земляному червю, то  с
этим можно жить. Забавно, но его идеи напоминали твои.
     Она попыталась улыбнуться.
     -Да?
     - Он также  советовал  мне не задавать  вопросы и плыть  по  течению. Я
сразу же потерял сознание. И  догадайся, что  произошло? Я вернулся сюда - к
тебе.
     - Продолжай.
     -  Ага,  наконец-то  я  привлек твое  внимание. Это  была  вторая  наша
встреча, но ты не помнишь.
     - Нет, я не помню.
     - Конечно. Ты предостерегала, что меня ждут неприятности, но я вышел за
ними и нашел их достаточно,  чтобы опять появиться здесь. Это заставило меня
почувствовать  себя  одним из  тех  резиновых шаров,  которые  привязывают к
ракеткам для пинг-понга.
     - Это была... наша третья встреча?
     - Теперь, девочка, ты улавливаешь. Дальше  все усложняется.  У меня все
еще  сохранялось  желание повидать своего старого босса  - Сенатора. На этот
раз  там  была хитрая дверь. Я  открыл ее  -  и  неожиданно  наступил летний
полдень в уютном местечке,  где сила  тяжести на 18 процентов меньше, солнца
слишком много,  а деревья похожи на кружевное нижнее белье. Сенатор оказался
там.  Мы только начали приходить к взаимопониманию, как  он вытащил какую-то
штуку и улизнул.
     Она ждала продолжения, наблюдая за мной.
     -Я второй  раз  увидел  Змееголового, Дисса. Он  хотел  отшлифовать мои
манеры  и  заставить  играть  по его правилам.  Сказал, что является большой
шишкой - но приспустил пары, когда я упомянул Грейфел. Он притушил огни, а я
потерял сознание...
     - И теперь ты здесь.
     -  Когда  я  прихожу  в  себя,  ты  всегда  приветствуешь  меня.  Этого
достаточно, чтобы  заставить  человека  стремиться  сюда.  Кроме того, я  не
совсем  просыпаюсь. Сначала я там -  потом здесь. Но  каждый раз  мы  всегда
ближе. Теперь ты - моя жена. Кстати, как мы познакомились?
     - Ну, мы познакомились... - Ее лицо внезапно заледенело. - Я не знаю, -
сказала  она  таким тихим голосом, что его  можно было поместить на  кончике
булавки.
     - Добро пожаловать  в  мою команду. Начинаю ли я заинтересовывать  вас,
мисс Реджис?
     - Но почему? - от волнения она ухватилась за палец и стала крутить его.
- Что это означает?
     - Кто говорит, что это что-то означает? Может быть, все это лишь игра с
неясной  целью.  Но   запутывание   их  планов   приносит  мне  определенное
удовлетворение - если они существуют и если у них есть планы.
     - Продолжай, - она смотрела на меня. Ее глаза были прозрачно-зелеными с
плавающими в глубине золотыми искорками.
     - Например,  явно не предполагалось,  что  я увижу  пурпурные  деньги с
напечатанной на них надписью "Ластрион Конкорд", - сказал я. - А может быть,
существовал  и  другой  план. Но  затем  Рыжеволосый "засветился". Я не могу
понять почему.  Он  побежал,  когда  увидел меня. После  этого  я  подслушал
беседу, которая - в этом  я  абсолютно  уверен - не предназначалась для моих
ушей. Громкие голоса, доносившиеся из-за окна. Но от всего этого мало проку.
     - Продолжай, Флорин.
     - Затем ты опять появилась на сцене. Я не пойму зачем, но чувствую, что
ты не являешься частью планов Носатого.
     - Нет, Флорин! Пожалуйста, верь мне! Я не являюсь частью  ничьих планов
- это я точно знаю, - закончила она шепотом.
     - Затем есть еще Грейфел, - сказал  я. - Волшебные ворота в другие миры
не  укладываются  в мою  картину мира. Барделл  был удивлен, встретив  меня.
Когда я прижал его, он рассказал мне о вещах, которые, думаю, Носатый бы мне
не поведал. А  может быть, все это не так. Может быть, меня ведут по каждому
пройденному футу. Возможно, существуют  спирали  в спирали,  западни  внутри
западни...
     -  Флорин!  Прекрати!  Ты  должен  во  что-то верить! Ты  должен  иметь
отправную точку. Ты не можешь сомневаться в самом себе.
     - Да. Cogito ergo sum.  Я всегда стараюсь  помнить об  этом. Интересно,
какова первая мысль сверхсложного компьютера, когда его включают?
     -  Флорин,  не можешь  ли  ты просто забыть о Сенаторе? Забыть обо всем
этом и пойти домой?
     - Не  сейчас, крошка, - сказал я и почувствовал, что начинаю улыбаться.
- Возможно, не пошел бы  и  раньше, а сейчас определенно нет. Потому что они
сваляли дурака.
     Она ждала. Она знала, что это еще  не  все.  Я раскрыл  ладонь, которая
была крепко сжата последние четверть часа и посмотрел на устройство, которое
держал.  Оно  было  маленьким, с  выпуклостями и  отверстиями, с  блестящими
точками, сверкавшими в тусклом свете.
     -  Я  отобрал  это  у  Змееголового,  -  сказал я. -  Это означает, что
Змееголовый все-таки существует.
     - Что это?
     - Доказательство.  Я не знаю  чего. Но  у меня  такое чувство,  что они
очень не хотели бы видеть его в моих руках.
     - Куда ты пойдешь?
     - Обратно. Туда, куда они не хотят, чтобы я шел.
     - Не делай этого, Флорин! Пожалуйста!
     - Извини. Пробивать головой кирпичную стену - вот мой стиль.
     - Тогда я иду с тобой.
     - Раньше ты всегда позволяла мне уйти. Что изменилось?
     - Так мы идем?
     -  Это  новый  поворот,   -  сказал  я.  -  Может   быть,  это  хорошее
предзнаменование.
     Снаружи  холодный ветер гулял по  пустынной улице.  Она  обхватила себя
руками, что я охотно сделал бы за нее.
     - Флорин, так холодно, так одиноко...
     -  Только не со  мной.  -  Я взял  ее за руку и почувствовал,  как  она
дрожит.


     Магазин готового  платья  был все еще на месте,  кондитерская  тоже; но
теперь между ними было большое свободное пространство, полное сухих стеблей,
ржавых банок и битых бутылок.
     - Тсс, -  сказал  я.  - Не обращай внимания  на  детали.  - Я  двинулся
дальше, туда, где была вращающаяся дверь.
     Она исчезла.
     На  ее месте была разрисованная приемная с  картинками,  которые мог бы
иметь  в своей берлоге отставной бухенвальдский  охранник. Но  без двери.  И
даже без  места,  где она могла бы  быть.  От  этого моя голова  снова стала
пульсировать. После третьего толчка, сверчок  в моем  ухе перестал  потирать
крылышками и произнес: "Хорошо, Флорин. Жди событий".
     - Что это? - спросила девушка.
     -  Ничего:  просто приступ ишиаса, - сказал  я и пощупал кожу  за ухом.
Кажется, никакого маленького розового приборчика там не было. Итак, теперь я
слышу  голоса уже  без помощи технических  приспособлений.  Это не  такой уж
невиданный трюк: множество психопатов могут исполнить его без труда.
     Мы прошли дальше к арке, за которой была ветхая галерея, вся в паутине.
Я попробовал открыть первую дверь и вошел в комнату, которую видел раньше.
     Толстый ковер  исчез,  тяжелые  занавеси отсутствовали,  оштукатуренные
стены покрылись трещинами и пятнами. На полу  валялись  смятые газеты, будто
на  них кто-то спал. Из мебели  -  только покосившийся стальной скелет того,
что,  возможно,   когда-то  было  кожаным  диваном.  Дверца  сейфа,   слегка
заржавевшая, была полуоткрыта, как тогда, когда я ее видел в последний раз.
     - Тебе знакомо это место? - шепотом спросила мисс Реджис.
     -  Это  бывшее  убежище  моего  старого  приятеля Сенатора.  Одна  лишь
проблема: расположено  оно в  шестидесяти милях  отсюда,  в большом  доме  с
множеством лужаек, и заборов,  и  сотрудников службы  безопасности. Или  это
так, или меня возили на грузовике в течение трех часов.
     Я заглянул  в  сейф;  там ничего  не  было, кроме  пыли  и разорванного
конверта  с пурпурной почтовой маркой,  адресованного  "жильцу 13 номера". Я
осмотрел фальшивое  окно, которое Сенатор открыл как дверь  во  время нашего
полночного  побега,  но  если  там  и была тайная  щеколда,  я  не  сумел ее
обнаружить.
     - Похоже, что Сенатор выехал и забрал с собой все разгадки, - сказал я.
- Грязный трюк, но я знавал похуже.  - Я подошел к  стенному шкафу и  ощупал
заднюю  стенку.  -  Он  говорил  мне,  что  "согласованный"  маршрут  побега
начинался здесь, - сказал я Реджис. - Может быть, он лгал, но...
     Часть  стены неожиданно скользнула в сторону, и холодный ночной  воздух
ворвался из темноты.
     - Ага, - сказал я. - Способность предсказывать является критерием любой
теории;  теперь  все, что  нам  нужно,  - какая-нибудь  теория.  -  Я  вынул
пистолет, который  Сенатор  назвал двухмиллиметровым иглометом. Выставив его
перед собой,  я шагнул в узкий  проход,  заканчивавшийся другой дверью.  Она
была закрыта, но точный удар расколол  дерево, и дверь распахнулась. Снаружи
была  темная аллея с  пустыми  корзинами для  яблок. Высокий сплошной  забор
закрывал путь  налево. - Ну и ну, - сказал я. - Кажется, здесь я тоже был. В
прошлый раз здесь немного стреляли. Но теперь они добавили забор.
     -  Все это  неправильно, -  сказала  девушка.  - У  меня хорошо развита
ориентация; ничего подобного не может быть. Мы должны быть сейчас в середине
здания, а не снаружи.
     - Не могу не  согласиться с тобой, дорогая. -  Я пошел в сторону улицы,
откуда  в прошлый раз выкатилась  машина, брызгая свинцом. На  этот раз  все
было тихо, чересчур тихо. Улица выглядела вполне естественно, за исключением
того, что вместо домов напротив была бесформенная серость.  Не совсем туман;
что-то прочное, но менее осязаемое, чем здания.
     - Флорин, я боюсь, - смело произнесла девушка.
     - Умница, - сказал я. - Давай оглядимся.
     Я выбрал направление,  и  мы пошли. Пару  раз мы свернули за угол. Надо
всем,  слегка  затуманивая детали,  висела  дымка, какая  бывает  при  варке
патоки.  Мостовая,  казалось, шла теперь  на подъем. Мы  очутились  в аллее,
загроможденной   обычным  ассортиментом  из  разбросанных  мусорных   баков,
поломанных корзин для апельсинов,  дохлых  кошек,  старых газет  -  все  это
копилось лет  пять.  Проникающего с  улицы света  было  достаточно, чтобы  я
увидел сплошной забор, который загораживал пространство между зданиями.
     - Похоже, это тот же самый забор, - сказала мисс Реджис.
     -  Но  с   другой  стороны.  -  Я  потрогал  доски,  они  были   самыми
обыкновенными.
     - Здесь дурно пахнет, - сказал я. - С точки зрения топологии.
     - Что это значит?
     - Существует связь поверхностей, которая  не изменяется при искривлении
одной  из  них. Но  мы  видели две  стороны  одной  плоскости,  не  совершив
достаточного количества поворотов. Кто-то становится небрежным; мы оказываем
более сильное  давление,  чем  им хотелось бы.  Поэтому я хочу надавить  еще
сильнее.
     - Зачем? Почему бы просто не возвратиться...
     - А разве вам хоть чуть-чуть не  любопытно,  мисс Реджис? Разве вы хоть
немного не  устали  от того человека,  на другом конце веревочки, дергающего
ее, когда ему только вздумается? Не хочется ли вам самой потянуть за нее?
     - Что мы будем делать?
     - Забавно, - сказал я. - Эта  стена могла быть из кирпича  или бетона -
или из  стальной пластины.  Но  это всего  лишь сосновые доски. Это выглядит
почти  как приглашение  сломать  их. - Я убрал револьвер и наклонился, чтобы
проверить нижние концы  досок.  Щель  под  ними позволяла просунуть  руку. Я
потянул,  дерево  сначала сопротивлялось, но  затем  треснуло и сломалось. Я
выбросил  отломившиеся  куски и прошел  через дыру в  конференц-зал, который
выглядел  совершенно  таким  же,  каким  я  видел  его  в  последний  раз  -
причудливая спиральная люстра и прочее.
     - Мы все ближе, - сказал я.
     Я прошел вокруг длинного стола  к двери, через которую входил последний
раз,  потянул ее... и снова оказался в своем номере  гостиницы  со всеми его
атрибутами;  обоями,  покрытыми  пятнами,  эмалированным  тазом  с  отбитыми
краями,  сломанной  роликовой  шторой  и  пружинным  матрацем. Дверь,  через
которую я проник в номер, в предыдущем воплощении была дверью ванной.
     - Не удивительно, что эти парни вошли так запросто, - сказал я.
     - Тебе знакомо  это место? - спросила мисс Реджис и вплотную подошла ко
мне.
     - Тут все и началось.  Вся моя жизнь. До этого  -  ничего. Ни дома,  ни
прошлого. Только множество непроверенных  предубеждений,  которые необходимо
проверить.  - Я  сделал  шаг к  двери в  холл, она распахнулась, и  покрытый
перхотью  человек ворвался в  номер, держа  в  руках самый большой дробовик,
который я когда-либо видел, направив его мне прямо между  глаз. Дульный срез
выглядел достаточно  широким, чтобы в него можно  было  въехать на маленьком
грузовике. Для того, чтобы убедить меня, что время слов прошло, никаких слов
не потребовалось.  Я прыгнул в сторону, когда дробовик загрохотал и  отколол
штукатурку на  стене позади того места, где я только  что стоял. Рыжеволосый
что-то  закричал, девушка заплакала,  а я  мгновенно  подтянул  ноги и  стал
поворачиваться, но пол,  казалось, вздыбился  подо мной, как палуба тонущего
лайнера. Я замер и наблюдал, как завертелся  и исчез потолок,  затем  другая
стена - ничего особо зрелищного,  обыкновенный  приятный  легкий аттракцион.
Мимо проплыл Рыжеволосый, затем девушка, двигаясь уже быстрее. Я слышал, как
она звала: "Флорин, вернись".
     Довольно долго эти слова  продирались  сквозь  серый  туман  туда,  где
раньше были мои мозги. "Вернись", - сказала она.
     Это  была неплохая мысль. Раньше  я  отправлялся  в  "путешествие", но,
может быть, теперь мне не следует уходить - а стоит сражаться. Мир кружился,
как вода в ванне, готовая к последнему долгому нырку  в трубу, и  неожиданно
до меня дошло, что если я уйду с ней, в этот раз это будет навсегда.
     Вдруг я почувствовал давление с одной стороны. Это подойдет в  качестве
пола. Я постелил  его  под  себя, возвел  стены и крышу,  удерживая их одним
усилием воли,  и рев затих, и  мир  прекратил кружиться.  Я  открыл глаза  и
увидел, что лежу на спине посреди величайшей в мире автомобильной стоянки.
     Мертвенная,   плоская,   белая,   как   сахар,  бетонная   поверхность,
разграфленная линиями  на  клетки  со стороной  в 50 футов, простиралась  до
самого горизонта. Это все, что здесь было. Ни зданий, ни деревьев, ни людей.
И небо цвета бледной сверкающей лазури,  без облаков, без видимого источника
света.
     Голоса раздались с неба.
     -  ...сейчас!  Выполняйте аварийные  процедуры, черт  побери. - Это был
пронзительный голос Носатого.
     - Я пытаюсь... но... - Это Круглолицый.
     - Сейчас не время для ошибок, ты, кретин!
     - Я не могу... не получается...
     - Эй, прочь с дороги!
     - Говорю тебе, я включил стирающий контур! Ничего не произошло. Он...
     - Что -  он? Не болтай, идиот! От него ничего не зависит! Я контролирую
эксперимент!
     - Ты?  Действительно ты? Уверен? Ты уверен,  что нас не перехватили, не
одурачили?
     - Черт тебя возьми, отключи энергию! Все отключить!
     - Я отключил, вернее, попытался. Ничего не произошло!
     - Заткнись, черт тебя побери. -  Голос Носатого сорвался на визг. В это
же  самое время боль в моих кистях,  лодыжках и груди поднялась до крещендо,
огненные оркестры резали меня на части; и вдруг раздался гром, небо треснуло
и упало, окатив меня заостренными кусочками, которые задымились и исчезли, а
я лежал на спине, привязанный ремнями, и смотрел на прямоугольную бестеневую
операционную лампу в маленькой комнате с зелеными стенами; человек, которого
звал Носатый, нагнулся надо мной.
     - Ну, черт меня побери, - сказал он. - И после этого он все еще жив!


     Какой-то человек с седыми волосами в белом халате  и человек с перхотью
в пыльной спецодежде подошли и  посмотрели на меня. Наконец кто-то отстегнул
ремни и  снял что-то с  моей головы. Я  сел, чувствуя головокружение,  и мне
протянули чашку с  чем-то, что имело  ужасный вкус, но, видимо, должно  было
помочь. Действительно, головокружение прошло, оставив мне в подарок тошноту,
привкус во рту,  тупую головную  боль и  боль в лодыжках, которая совсем  не
была тупой. Седой человек, которого звали, как  я вспомнил (так вспоминают о
давно забытых вещах), доктор Иридани, смазал каким-то бальзамом кровоточащие
ранки.  Остальные  были заняты  тем, что  смотрели на показания приборов  на
большом, занимающем почти всю стену табло и тихо переговаривались.
     - Где Сенатор? - спросил  я. Мои мысли  двигались медленно, как грузные
животные по глубокой грязи.
     Носатый оторвался от работы и нахмурился.
     - Он шутит, - сказал человек с перхотью. Его  звали  Ленвелл  Трейт, он
был ассистентом.
     Носатый - Ван Ваук - посмотрел на меня без каких-либо видимых- эмоций.
     - Видите ли, Барделл, - сказал он. - Я не знаю, какого рода идеи у  вас
возникли, но забудьте их. Мы располагаем юридически оформленным соглашением,
подписанным при свидетелях. Вы пошли на это с открытыми глазами, вы получите
все, что вам положено, но ни пенни больше, и это окончательно.
     - Барделл - актер, - сказал я. Мой голос показался мне слабым и старым.
     -  Ты  опустившийся  бездельник, которого мы  вытащили из канавы и дали
возможность заработать, - прорычал Ван  Ваук. - А сейчас ты воображаешь, что
можешь получить больше. Но это пройдет. Твое здоровье не пострадало, поэтому
не скулить.
     - Не  смейтесь надо мной,  Док, - сказал я, беря  его на пушку. - А как
отключение энергии? Как  насчет  уровня Эты? Это заставило  их замолкнуть на
пару секунд.
     - Где ты нахватался этих терминов? - спросил Круглолицый.
     -   Маленькая   ящерица  рассказала  мне,  -  сказал  я   и  неожиданно
почувствовал себя слишком усталым, чтобы беспокоить себя  играми. - Забудьте
об этом; я просто пошутил. Нет ли у вас чего-нибудь выпить под рукой?
     Трейт  вышел и через  минуту вернулся с бутылкой  виски. Я отглотнул из
горлышка пару унций, и все происходящее показалось более сносным.
     - Что-то здесь говорилось о плате? - сказал я.
     - Сотня долларов - огрызнулся Носатый. - Не так уж плохо для пьяницы за
час или два работы.
     - У меня ощущение, что это  было дольше, - сказал я.  - Никакого вреда?
А? А как насчет амнезии?
     - Ну... - сказал лениво Трейт, - тебе лучше знать, Барделл.
     - Выкиньте  его отсюда, - сказал Ван Ваук. - Меня  тошнит от его  вида.
Вот. - Он полез в карман, достал бумажник, извлек пачку купюр и кинул мне.
     Я пересчитал бумажки.
     -  Сотня,  верно,  - сказал  я. - Но насчет амнезии  - это  была прямая
подача.  Я  немного  смущен,  джентльмены.  Вас,  ребята,  я  помню...  -  Я
огляделся, запоминая всех. - Но я почему-то не помню нашей сделки...
     - Выкиньте его! - завопил Ван Ваук.
     - Я ухожу, - сказал я Трейту.
     Он вывел меня в коридор.
     - Между нами, мальчиками, - сказал я, - что здесь случилось?
     - Ничего, дружище. Маленький научный эксперимент, вот и все.
     - Тогда как получилось, что  я ничего  о нем не помню? Черт, я  даже не
знаю, где живу. Как называется этот город?
     - Чикаго, дружище. И ты нигде не живешь. Но теперь можешь снять номер.
     Двойные  двери  открылись  на  цементные ступеньки.  Лужайки и  деревья
выглядели очень старыми и знакомыми даже в темноте.
     - Летнее убежище Сенатора, - сказал я. - Только без прожекторов.
     - Не  стоит  верить этим политикам,  - сказал Трейт. -  Послушай  моего
совета и не пытайся вымогать  больше,  Барделл. Ты получил свою сотню,  даже
если  твои шарики  и смешались  немного,  но,  черт  возьми,  они не были  в
отличной форме и до того, как ты пришел сюда. И я был бы поосторожнее с этим
мускателем без фабричного клейма, дружище.
     - "Ластрион Конкорд", - сказал я. - Дисс.  Мисс Реджис. Ничего этого не
было, а?
     - У тебя было что-то вроде ночного  кошмара.  Ты чуть  не  взорвал  все
электронные лампы в старом любимчике Франкенштейна. Иди заправься, выспись и
будешь как новенький.
     Мы сошли со ступеней, и он подтолкнул меня в сторону ворот.


     Зима  выдалась  холодной. Я  направился  к порту, надеясь начать  кутеж
пораньше. По цене 1.79 за бутылку, имея сотню долларов,  можно  было  просто
упиться мускателем. Я попытался вычислить, сколько  мне причитается выпивки,
дошел до 15 галлонов и случайно увидел свое отражение в витрине.
     По  крайней  мере, я догадался,  кто это. Но  узнал себя с  трудом. Мои
глаза уставились  на  меня  из  темного  стекла,  как  парочка  заключенных,
проводящих  жизнь  в  одиночках. Мое  лицо  выглядело  больным,  изношенным,
изборожденным морщинами. Седая щетина была с четверть дюйма, голова  покрыта
седыми  нечесаными  лохмами.  Мое адамово яблоко  ходило  ходуном,  когда  я
сглатывал. Я высунул язык, он тоже выглядел неважно.
     -  Ты  в  плохой  форме,  старина, - сказал я незнакомцу в  витрине.  -
Наверное, пятнадцать галлонов выпивки - не то, что тебе необходимо сейчас.
     Я  стоял,  глядя  на свое  отражение,  и ждал,  когда внутренний  голос
запищит  и  напомнит, как согревает сердце  выпивка,  как  замечательно  она
проскальзывает  по  языку и  добирается  до  желудка,  прожигая  путь  вниз,
успокаивает  боль в костях и делает гибкими суставы, приносит уют и легкость
мыслям.
     Но он  не  напомнил.  А  если и  напомнил,  то  я  не  услышал  его.  Я
чувствовал, как  бьется  сердце  глухими больными ударами,  работая чересчур
напряженно  только  для того, чтобы я мог продолжать  идти. Я слушал хрипы в
легких,  ощущал толчки, когда колени шатались из стороны в сторону,  подобно
струнам контрабаса, болезненную истощенность ослабших мышц.
     - Что случилось со мной? - спросил я старика в витрине. Он не  ответил,
лишь облизнул губы серым языком.
     - Ты выглядишь  таким  же испуганным, каким чувствую себя  я, папаша, -
сказал я. - Между прочим, как тебя зовут?
     - Носатый называл тебя Барделл.
     - Да, Барделл. Я... был  актером. - Я попробовал примерить эту мысль на
себя. Она подходила, как бывший в употреблении гроб.
     -  Они вытащили  меня из канавы, -  сказал я.  -  Эти мальчики в  белых
халатах, Ван  Ваук  и  другие. Им  нужна была  морская свинка.  Я  записался
добровольцем.
     - Так заявили они. А до этого - что?
     - Я  что-то не могу вспомнить. Должно быть из-за мускателя. Он испортил
твои мозги. Мои мозги. Наши мозги.
     - Итак, что мы намерены  делать  со  всем этим? Я  подумал о выпивке  и
почувствовал приступ
     тошноты.
     -  Никакой  выпивки,  - сказал  я. - Окончательно  -  никакой  выпивки.
Возможно,  нужно посетить доктора. Но  не  такого,  как  Иридани.  Возможно,
улучшить  питание. Больше  спать.  Когда  последний раз  ты спал в  постели,
старина?
     Этого я тоже  не мог вспомнить.  Теперь я  был послушным и  испуганным.
Незнание, кто ты и откуда, вызывает чувство глубокого одиночества. Я оглядел
улицу.  Если я когда-нибудь и  видел ее до этого, то не мог вспомнить когда.
Но я  знал,  что в порт нужно идти  этой дорогой, а к кварталу, где на домах
висели таблички "Сдаются комнаты - на день, на неделю, на год" - другой.
     - Вот то, что мне нужно, - сказал я. - Мой голос был столь же скрипучим
и старым, как изношенный  башмак. - Чистая постель и сон на всю ночь. Завтра
ты почувствуешь себя лучше. И тогда ты вспомнишь.
     - Обязательно. Все будет отлично - маньяна.
     - Благодарю, приятель: ты оказал большую помощь. -  Я помахал старику в
витрине, и он помахал в ответ, я повернулся и пошел, но не в сторону порта.


     Пожилой женщине не понравилась моя внешность (за  что я ее не виню), но
понравилась  десятидолларовая банкнота. Она пропыхтела два этажа, распахнула
дверь голой убогой маленькой комнаты  с высоким  потолком  и черным полом  и
показала  потертый  ковер, латунную узкую  кровать,  шифоньер и  умывальник.
Ржавые пружины жалобно заскрипели, когда я сел на матрац.
     За  доллар  сверх  платы она  снабдила меня  бело-желтым  полотенцем  и
простыней с бледным пятном  посередине, жесткой, как скребница,  и  обмылком
кораллового цвета, который  пах формальдегидом. Аромат одиннадцати  долларов
наличными,  видимо, ударил ей  в голову,  потому что она  даже пожелала  мне
спокойной ночи.
     Я   помок  некоторое  время  под  душем,  затем  поскреб  бритвой  свои
бакенбарды  и  перешел  к  свисающим  на  шею  лохмам,  чтобы  навести  хоть
какой-нибудь порядок.
     - Хорошая  работа,  старина, -  сказал  я  лицу  в зеркале.  -  Ты  уже
выглядишь как хорошенький труп.
     Вернувшись в  комнату,  я  скользнул  между  простынями,  напоминающими
накрахмаленную  мешковину, свернулся  клубком вокруг пары  сломанных пружин,
которые торчали сквозь хлопчатобумажный материал, и отплыл  в то  место, где
годы, болезни  и  человеческая  бренность не  существуют, где  небо  розовое
круглый  день,  где  мягкие  голоса наших  любимых  рассказывают,  какие  мы
замечательные, отныне и навсегда, аминь.


     Утром   я  чувствовал   себя  лучше.  Я   доверил   хозяйке   еще  одну
десятидолларовую бумажку с поручением  купить  мне нижнее белье и носки. То,
что она  принесла, не было новым, но  было чистым, а кроме того, было девять
долларов сдачи.
     Я отклонил ее предложение позавтракать (семьдесят пять  центов) и купил
яблоко  во фруктовом киоске. По соседству  было множество магазинов готового
платья,  специализирующихся  на  продаже  полосатых  костюмов  и  рубашек  с
заштопанными рукавами. Я выбрал розовато-коричневый двубортный пиджак и пару
черно-зеленых свободных штанов, которые  были толстыми и прочными, хотя и не
модными, пару  рубашек, в прошлом белых, пару сморщенных  ботинок, сделанных
для  чьего-то   дедушки,  и  щегольский   красно-зеленый  галстук,  который,
вероятно, принадлежал батальону  шведских  моряков.  Не  все углядели  бы  в
получившемся ансамбле хороший вкус, но я решил быть выше этого.
     Через   полчаса   я  представил   возможность  счастливчику-парикмахеру
поработать  над  моими  лохмами.   Он  возвратил  им  длину  раннего  Джонни
Вайсмюллера и сказал:
     - Невероятно.  Я  видел  черные  волосы  с  седыми корнями,  но никогда
наоборот.
     -  Это  все  моя  диета,  -  сказал  я.  -  Я  только  что  перешел  на
дистиллированный  морковный сок и яйца уток-девственниц,  сваренные в чистой
ключевой воде.
     Он  бесплатно побрил меня,  удалив остатки  щетины, которые я пропустил
предыдущим вечером, а затем  предложил испытать  судьбу  в том,  что  назвал
лотереей.
     -  Я  делаю  вам  одолжение,  -  сказал он доверительно.  -  Это  самая
популярная  игра  в  городе.  - Он показал мне фиолетовый билет  в  качестве
доказательства.
     Я  заплатил доллар  и спрятал билет. Когда я уходил, он смотрел на меня
из-за кассового аппарата, улыбаясь безгубой  усмешкой и поблескивая  глазами
так, что напомнил мне кого-то смутно знакомого...
     Так  прошло две  недели. Я не  выпил  ни капли  спиртного, набрал  пять
фунтов,  простился  с  болью в  желудке и остался  на мели. Последний день я
провел в поисках работы,  но  оказалось,  что для просителей неопределенного
возраста  и  неопределенных занятий избытка рабочих мест не наблюдалось. Моя
хозяйка не испытывала  желания  предоставить мне  кредит.  Мы  расстались  с
выражениями сожаления, я  пошел в парк и просидел в нем немного  дольше, чем
обычно.
     Когда солнце зашло, мне стало зябко. Но все еще горели огни в публичной
библиотеке  через  дорогу. Библиотекарь бросила  на  меня  острый взгляд, но
ничего  не сказала.  Я нашел  тихий уголок  и устроился,  чтобы  насладиться
теплом. Есть что-то успокаивающее в тихих  книгохранилищах, в тяжелых старых
дубовых стульях, в  запахах  бумаги и переплетов, даже  в шорохах  и  мягких
шагах.
     Шаги остановились,  скрипнул отодвигаемый  стул, зашуршала одежда. Я не
открывал  глаз  и  старался  выглядеть старым  джентльменом,  который пришел
полистать переплетенные тома "Харпер" и  совсем случайно задремал в середине
1931 года; но я слышал мягкое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.
     Я открыл глаза.  Она  сидела  за  столом  напротив. Выглядела молодо  и
печально, немного бедно одетой. Она спросила:
     - С вами все в порядке?


     -  Не исчезайте, леди, - сказал я. -  Не превращайтесь  в  дым.  И даже
просто  не вставайте и не  уходите. Позвольте моему пульсу опуститься до  90
ударов.
     Она слегка покраснела и нахмурилась.
     -  Я... подумала, что  вы, возможно, больны, - сказал  она,  вся  такая
чопорная  и  правильная, готовая  сказать  все те волшебные  слова,  которые
делали ее членом королевской семьи.
     -  Точно. А  что  с парнем, который  вошел  со мной?  Не так ли  звучат
следующие строчки?
     -  Не понимаю, что вы имеете в  виду. Никто  с вами  не  входил, я,  по
крайней мере, не видела.
     - Вы давно наблюдаете за мной?
     На этот раз она действительно покраснела.
     - Сама мысль о том...
     Я  потянулся  и  взял ее за руку.  Она была нежной,  как первое дыхание
весны,  мягкой,  как  выдержанное  виски, теплой, как  материнская любовь. Я
разжал пальцы, рука не шелохнулась.
     - Давайте  пропустим все ритуальные ответы,  - сказал  я.  - Происходит
что-то довольно странное; и мы знаем это, верно?
     Румянец  исчез, она побледнела: ее глаза пристально смотрели в мои, как
будто я знал секрет, который мог спасти ей жизнь.
     - Вы... вы знаете? - прошептала она.
     - Не уверен, мисс, но все возможно.
     Я выбрал  не  тот  тон:  она напряглась, поджала губы  и стала  истовой
праведницей.
     - Это был просто порыв христианина...
     -  Чепуха, - сказал  я.  - Извините за грубость, если это  грубость. Вы
заговорили со мной. Почему?
     - Я сказала вам...
     - Я слышал. А сейчас сообщите настоящую причину.
     Она посмотрела на  кончик  моего носа, на мое левое ухо и наконец мне в
глаза.
     - Я... видела сон, - сказала она.
     - Пивной бар,  -  сказал я, -  в  захудалом районе.  Толстый  буфетчик.
Кабина справа от входной двери.
     - Боже мой, -  сказала она тоном человека, никогда не упоминающего  имя
Божье всуе.
     - Как вас зовут?
     - Реджис. Мисс Реджис, -  она  остановилась, как  будто сказала слишком
много.
     - Продолжайте, пожалуйста, мисс Реджис.
     - Во сне я была той, в которой нуждаются, -  сказала она, обращаясь уже
вроде бы  не  совсем ко мне.  - Мне доверили  что-то  важное,  я должна была
выполнить свой долг, в нем был смысл всей моей жизни.
     У меня хватило ума не перебивать ее, пока она рассказывала.
     -  Зов был ниспослан среди ночи:  тайное послание,  которого я ждала. Я
была  готова. Я знала, что существует громадная опасность,  но не боялась. Я
знала, что  делать.  Я  встала, оделась, пошла в назначенное место.  И... вы
были там. - Тут она посмотрела на меня. - Вы были  моложе и  сильнее. Но это
были вы. Я уверена.
     - Продолжайте.
     - Я должна была предостеречь вас. Существовала  опасность -  я не  знаю
какая. Вы намеревались встретить ее один на один.
     - Вы просили меня не уходить, - сказал я. Она кивнула.
     -  Но...  вы пошли. Я хотела закричать, побежать следом  за  вами, и...
проснулась.
     Она неуверенно улыбнулась:
     - Я пыталась  убедить себя,  что  это  был  всего лишь  глупый  сон.  И
все-таки знала, что это не так.
     - Поэтому вы вернулись.
     - Мы шли  по холодным пустым улицам. Вошли в здание. Ничто не было тем,
чем казалось. Мы проходили комнату за комнатой в поисках... чего-то. Подошли
к  стене. Вы  ее  сломали.  Мы  очутились  в  большой  комнате  со  странной
изысканной люстрой. А следующая комната оказалась ночлежкой.
     - Ну-ну, - сказал я. - Я видал комнаты и похуже.
     -  Затем ворвался человек, - продолжала она,  игнорируя мои слова, - он
держал в  руках  ружье. Он прицелился  в вас  и ... застрелил у моих ног.  -
Печальный взгляд потух.
     -   Как  видите,  не   совсем,  -  сказал  я.  -  Я  здесь.  Я  жив.  В
действительности этого не случилось. Ничего не вышло. Мы были во сне вдвоем.
     - Но... как?
     -  Я  участвовал  в  эксперименте.   Морская  свинка.  Большие  машины,
соединенные с  моей  головой.  Они заставили  меня  видеть  сны, сумасшедшую
чепуху, в  которой  все перемешалось. Каким-то образом вы попали в  мой сон.
Самое смешное: думаю, они не знали об этом.
     - Кто - "они"? Я махнул рукой.
     -  Люди  из университета. Из лаборатории. Биологи,  врачи, физики. Я не
знаю.
     - Где ваша семья. Ваш дом?
     - Не сочувствуйте попусту, мисс Реджис. У меня их нет.
     -  Ерунда, - сказала она, - ни одно человеческое  существо  не живет  в
вакууме.  Но оставим эту  тему. - Вы упомянули  университет. Она взяла новый
галс. - Какой университет это был?
     - А сколько их в городе, леди?
     - Пожалуйста, не говорите, как бродяга.
     - Приношу извинения, мисс Реджис. Вон в той стороне, - я ткнул  пальцем
за спину. - Красивая территория, большие деревья. Вы должны его знать.
     - Я живу здесь с детства. В городе нет университетов.
     - Ну, может быть, это исследовательская лаборатория.
     - Здесь ничего подобного нет, мистер Флорин.
     - Три  квартала  от библиотеки,  - сказал  я.  -  Десять акров, если не
больше.
     - Вы уверены, что это не часть сна?
     - Я жил на их деньги последние две недели.
     - Можете вы отвести меня туда?
     - Зачем?
     Она уставилась на меня.
     - Потому что мы не можем это бросить, не правда ли?
     Она последовала за мной в ночь, сопровождаемая неодобрительным взглядом
пожилой девы за столом  выдачи книг. Десять минут нам  хватило, чтобы пройти
три квартала к тому месту, где я покинул университет двумя неделями раньше.
     Магазины,  заправочная станция и ломбарды выглядели нормально,  но там,
где  должна  была возвышаться  высокая  стена  из  красного  кирпича,  стоял
заброшенный склад: акр или около того подъездных путей и разбитого стекла.
     Мисс  Реджис  не  сказала  ни слова.  Она  спокойно шла рядом,  когда я
повторил маршрут.  Я  обнаружил знакомый  магазин  с  одетым  в запылившийся
смокинг манекеном в витрине, кондитерскую с засохшими помадками. Но когда мы
возвратились к университету, то вновь обнаружили склад.
     - Все остальное есть, - сказал я.  - Не хватает только самого колледжа.
Великовато для потери.  Давайте посмотрим фактам в лицо, мисс Реджис. Кто-то
украл  университет  и оставил на  его месте эту  кучу мусора,  возможно,  со
значением. Моя задача найти причину.
     -   Мистер  Флорин,  уже  поздно.  Вы  устали.  Наверное,  будет  лучше
приступить  к  поискам  завтра. Мы  можем  встретиться  после  работы,  если
только... - Ее голос затих.
     - Обязательно,  - сказал я. - Прекрасная мысль, мисс Реджис.  Извините,
что отнял у вас столько времени. Вы были правы во всем. Нет ни университета,
ни ученых, ни машин сновидений. Но сто  долларов были реальными. Остановимся
на этом. Спокойной ночи и спасибо за компанию.
     Она стояла с нерешительным видом.
     - Куда вы пойдете?
     -  Мир велик, особенно,  когда вас не связывают чьи-либо ограничения. В
Грейфел,  возможно.  Это  красивое место, где  сила тяжести  на восемнадцать
процентов меньше, и полно кислорода, и большое желтое солнце.
     - Кто рассказал вам о Грейфеле? - прошептала она.
     -  Барделл. Он  был  актер. Не очень  известный.  Забавно,  но  Носатый
подумал, что я - это он. Можете себе это представить?
     - Грейфел был местом моего летнего отдыха, - сказала она озадаченно.
     - Не говорите: у озера в двадцати восьми милях отсюда.
     - Почему вы так решили?
     - Хорошо, скажите тогда, где же он?
     - Грейфел в Висконсине, около Чикаго.
     - А разве это не Чикаго?
     -  Что  вы,  конечно, нет. Это  Вулфтон, Канзас. Как  же  так: вы здесь
несколько недель и даже не знаете названия города.
     - Мои контакты были ограничены.
     Она смотрела на меня, и я почти мог слышать, как она размышляет обо все
этих несуразицах.
     - Где же вы будете спать сегодня?
     - У  меня  настроение  погулять,  - сказал я. -  Ночь  размышлений  под
звездами.
     - Пойдемте ко мне домой. У меня есть комната для вас.
     -  Благодарю,  мисс Реджис. Вы  милая девушка  - слишком  милая,  чтобы
втягивать вас в мою личную войну со Вселенной.
     - Что вы на самом деле намерены делать? - прошептала она.
     Я качнул головой в сторону склада.
     - Суну свой нос туда.
     Она выглядела честной и деловитой.
     - Да, конечно, мы должны сделать это.
     - Не мы - я.
     - Мы оба. В конце концов... - она подарила мне проблеск улыбки, легкий,
как вздох ангела, - это и мой сон тоже.
     - Я как-то забыл об этом, - сказал я. - Пошли.


     Двери были  заперты,  но я нашел  расшатанную  доску,  оторвал ее, и мы
проскользнули в темноту, полную паутины и хлопанья крыльев летучих мышей или
чего-то другого, что хлопало.
     -  Здесь  ничего  нет,  -  сказала мисс  Реджис.  -  Это просто  старое
заброшенное здание.
     - Поправка: это место, которое выглядит как старое заброшенное  здание.
Возможно, это отделка витрины, и если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней
свежую краску.
     Она провела пальцем черту на стене. Под пылью было еще больше пыли.
     -  Ничего не доказывает,  - сказал  я. -  В этом  деле  ничто  не может
служить  доказательством.  Если воображаешь  вещь,  то  воображаешь, что она
существует.
     - Вы думаете, что сейчас спите?
     - Это вопрос, не правда ли, мисс Реджис?
     -  Сновидения  не такие;  они  смутные и  расплывчатые  по  краям.  Они
существуют в двух измерениях.
     - Я помню, как однажды размышлял о сновидениях,  когда  прогуливался по
холму осенью недалеко от студенческого городка. Я ощущал,  как хрустят сухие
листья  под туфлями, как  притягивает тяготение  мои  ноги; я  вдыхал  запах
горящих листьев, чувствовал  укусы морозного осеннего воздуха  и думал: "Сны
не похожи на реальность. Реальность р е а л ь н а. Все чувства работают, все
существует  в  цвете и  в трех  измерениях".  -  Я  сделал паузу для  пущего
эффекта. - Затем я проснулся.
     Она поежилась.
     -  В  таком  случае, ни  в чем нельзя быть  уверенным. Сон внутри  сна,
который  тоже  снится. Я выдумала вас - или вы выдумали меня. Мы не способны
разобраться.
     - Может быть, в этом какое-то послание для нас. Может быть, нам следует
искать истину, которая истинна и во сне, и наяву.
     - Что вы имеете в виду?
     - Ну, например, ответственность, - сказал я. - Смелость. Как у вас.
     -  Не глупите,  - но по ее голосу  чувствовалось, что она довольна. Я с
трудом  различал  ее лицо  в  темноте. -  Что  мы будем  делать? Вернемся? -
спросила она.
     - Давайте сначала оглядимся. Кто  знает,  может,  мы играем в  жмурки и
находимся  лишь  в  дюйме  от выигрыша?  -  я  нащупывал  дорогу  вперед  по
усыпанному мусором полу,  через  обломки  досок  и обрывки бумаги и картона,
спутанные мотки проволоки. Покосившаяся дверь оказалась в дальней стене. Она
открылась в темный проход, не более чистый, чем большая комната.
     - Нам следовало взять фонарик, - сказала мисс Реджис.
     - Или патрульную машину, набитую полицейскими, - сказал я.  - Вам лучше
не  смотреть. - Но  она была около меня и взглянула туда, куда уставился  я.
Сенатор лежал на спине, его голова была размазана, как яйцо. Я почувствовал,
как окаменела девушка,  затем она вдруг  расслабилась и засмеялась - нервный
смех, но все-таки смех.
     -  Вы напугали меня, - сказала она и подошла к  распростертому на спине
телу в пыльном смокинге. - Это всего лишь манекен.
     Я вгляделся, с деревянного лица осыпалась краска.
     - Он похож... - мисс Реджис взволнованно посмотрела на меня. - Он очень
похож на вас, мистер Флорин.
     - Не  на меня - на Сенатора,  - сказал я. -  Может  быть,  они пытаются
сообщить мне что-то.
     - Кто такой Сенатор?
     - Человек, которого меня наняли охранять.
     - Был ли он... частью эксперимента?
     -  Или  эксперимент часть  его. - Я перешагнул  через поддельный труп и
пошел  дальше по проходу.  Он  казался слишком  длинным,  чтобы  поместиться
внутри  здания.  На  протяжении  сотни   ярдов   не  было   ни  дверей,   ни
пересекающихся коридоров, но в конце обнаружилась дверь с полоской света под
ней.
     - Как  всегда,  еще одна дверь,  - сказал я. Ручка  повернулась,  дверь
открылась  в знакомую комнату. Позади меня мисс Реджис онемела от изумления.
Тусклый лунный  свет  через  высокие окна освещал стены, покрытые  узорчатой
шелковой тканью, восточные ковры. Я прошел по мягкому ворсу к длинному столу
из  красного  дерева  и  выдвинул  стул,  почувствовав  его  солидную важную
тяжесть. Люстра задержала на себе мой взгляд. Почему-то на  нее  было трудно
смотреть.  Линии  граненых  хрустальных фасеток взбирались вверх и  вверх по
спирали вокруг рисунка, который переплетался и повторялся до бесконечности.
     - Мистер Флорин, как такая комната оказалась в этом дремучем здании?
     - Она не здесь.
     - Что вы имеете в виду?
     - Вы не помните свой последний визит?
     -  Это действительно та же самая комната? Неужели все это действительно
сон?
     -  Это было не совсем сном  тогда,  и сейчас это не сон. Я не знаю, как
назвать, но на определенном уровне это действительно п р о и с х о д и т.
     Мисс Реджис выдержала паузу, ее голова настороженно наклонилась.
     - Кто-то совсем рядом, - прошептала она. - Я слышу разговор.
     Я встал и, мягко подойдя к двери, приложил ухо. Раздавались два голоса,
оба знакомые, один очень высокий, другой с хорошим  резонансом,  как реклама
похоронной конторы.
     -   ...выхожу  сейчас,  -  говорил  последний.   -  Я   не  хочу  нести
ответственность за это. Вы утратили всякие остатки здравого смысла.
     - Вы не можете, - слышался убедительный голос Трейта. - Мы вылечим его,
не бойтесь. Дело времени.
     - А если он умрет?
     - Он не умрет. А если умрет - мы прикрыты. Вы получили гарантии на этот
счет.
     - Я не верю вам.
     - Вы никуда не пойдете, Барделл.
     - Уйди с дороги, Лен.
     - Поставь сумку, Барделл.
     - Я предупреждал тебя....
     Кто-то ударил по железному очагу шаром-молотом. Кто-то издал звук,  как
будто прополаскивал горло.  Кто-то уронил стофунтовый мешок с  картофелем на
пол. Я распахнул дверь и ворвался через нее в мой  первый номер в отеле, где
почти   столкнулся  с  Сенатором,  стоящим  над  телом  Трейта  с  дымящимся
пистолетом в руке.


     Он посмотрел на меня,  рот  у него открылся, но  слов слышно не было. Я
взял пистолет из его руки и понюхал, чтобы хоть что-то сделать.
     - Мне он тоже никогда не нравился, - сказал я. - Куда вы отправляетесь?
     - Я не хотел его убивать, - сказал он. - Это произошло случайно.
     - Не переживайте, Сенатор. Возможно, это не считается.
     Я присел на  корточки  около  Трейта и проверил  его  карманы.  Мне это
совсем  не  нравилось, но,  тем  не менее,  я  это сделал. Хотя  мог  бы  не
беспокоиться.  Карманы  оказались пусты.  Я  посмотрел  в его лицо,  ставшее
серовато-зеленым и несимпатичным.
     - Расскажите,  что  произошло,  -  сказал  я  Сенатору -  экс-Сенатору,
Барделлу - кем бы он ни был.
     - Я думал, у него пистолет. Он ведь ненормальный!
     - Пропустим разговор о том, кто вы, кто Трейт, и что вы здесь делали, и
где мы находимся. Но как это отзовется на мне?
     Он бросил на меня  проницательный взгляд,  в  котором было что-то вроде
надежды.
     - А вы не помните?
     - В моей памяти есть пробелы. Начинайте их заполнять.
     - Не знаю, с чего начать. Что вы помните?
     - Расскажите о "Ластриан Конкорд". Он покачал головой и нахмурился.
     - Послушайте, я клянусь вам...
     - Дальше. Как насчет Иридани?
     - О! - он облизнул  губы и  несколько разочаровался. - Очень хорошо. Вы
знаете, против чего я выступал там. Хотя большого выбора у меня не было...
     - Начинайте сначала.
     - Ну... Иридани  пришел ко  мне семнадцатого. Его  разговор сводился  к
тому, что он нуждается в моих услугах. Если честно, мне нужна была работа. А
как только я ознакомился с ситуацией, они уже не могли  позволить мне уйти -
по крайней мере, они так заявили.
     Я повернулся к мисс Реджис.
     - Сказал он хоть что-нибудь? Она покачала головой.
     - Мне кажется, он тянет время. Кто это?
     - Актер по имени Барделл.
     - Боже мой, - сказал Барделл. - Если вы  знаете это, то вы знаете...  -
он осекся. - Откуда вы узнали?
     - Вы сказали мне.
     - Никогда.
     - В парке, - сказал я, - на Грейфеле.
     Его лицо стало похожим на пирог, который уронили.
     -  Но  вы не можете...  -  сказал он сдавленным голосом,  повернулся  и
ринулся к  окну. Я выстрелил вслед ему, но это его не остановило; он вылетел
в окно, как грузовик с автострады, и исчез в фонтане осколков стекла.
     Мисс Реджис испуганно  вскрикнула.  Я ощупал металлическую раму, что-то
задел  и услышал щелчок. Окно, осыпав  пол осколками стекла, развернулось  в
комнату, как ворота. За ним была обыкновенная серая стена.
     -  Если фальшивый человек выпрыгивает из фальшивого окна, - сказал я, -
это самоубийство или безобидная шутка?
     -  Это  ночной  кошмар,  -  сказала девушка.  -  Но  я  никак  не  могу
проснуться. - В ее широко открытых  глазах  стоял  страх. Я  облизнул  губы,
напомнившие  вкус промокательной  бумаги,  подумал  о  двух-трех  остроумных
репликах и сказал:  - У меня ощущение,  что это не входило в  их планы. Я не
знаю, каковы  эти  планы, кто их составлял  и  для чего,  но  обстоятельства
складываются не так,  как предполагалось.  А это значит,  что  они  не такие
умные, как самим себе кажутся - или мы не глупее их.
     - Мы  ходим  по  кругу,  - сказала она. - Мы как слепцы в лабиринте. Мы
спотыкаемся, мы заходим все дальше и дальше...
     - Может, если мы достаточно далеко зайдем, то увидим выход.
     - Куда?
     - Смешно, но я  бы  сказал - откуда.  - Я сунул голову  в  проем  серой
стены,  около восемнадцати дюймов в ширину.  Это,  наверное, был  тот  самый
проем,  который  Сенатор  и  я   использовали   для  побега   из  фальшивого
сенаторского особняка, или его двойник.
     - Решайте, мисс Реджис, - сказал я, - вперед или назад?
     - Назад - куда?
     - Вы еще верите, что мы в Вулфтоне, Канзас, не так ли?
     -  Неужели  я действительно  когда-то здесь  жила? -  прошептала она. -
Робкая маленькая женщина  в сером  маленьком городке, работающая в страховом
агентстве, где двери покрыты лаком, а половицы устало скрипят,  и я печатала
отчеты на старенькой печатной машинке,  приходила  домой  поздно вечером,  в
мрачную маленькую комнатку, чтобы, заснув, увидеть невероятное.
     - И просыпались, и жили этими снами. Мне хотелось бы найти ответ на все
эти  вопросы, мисс  Реджис. Может быть,  ответ  там. -  Я кивнул  в  сторону
темного узкого тоннеля за фальшивым окном.
     - Мы исследуем темные коридоры в фантастическом замке? - спросила  она.
- Или это темные лабиринты в нашем сознании?
     - Может быть, наш разум - это бесконечные кротовые ходы. А, может быть,
мы  -  мысли,  приходящие  в  голову  Бога  и  прокладывающие  свой  путь  в
бесконечной  тверди Вселенной... Или  всего  лишь  две  вороны,  каркающие в
темноте, чтобы подбодрить  друг друга. Если верно последнее,  то мы плохо  с
этим  справляемся. Вперед, девочка.  Давай  пойдем  и  разведаем.  Мы  можем
увидеть розовый солнечный  свет, пляж  из белого сахара  и  море  из жареных
кукурузных зерен, и это совсем не плохо.
     Я шагнул вперед и обернулся, чтобы подать ей руку, но что-то было между
нами, нечто невидимое и тяжелое, словно стекло. Она о чем-то говорила, но ни
одного  звука  не  было слышно.  Я  ударил невидимый  барьер плечом,  что-то
разбилось, может  быть,  мое  плечо, но  я пробился  через складки темноты и
вылетел в шум и яркий свет.


     Я  очутился  в огромном холле с  высоким  потолком,  который  терялся в
вышине. С одной стороны  был английский сад за высокой стеклянной стеной,  с
другой  -  гигантские  панели, похожие  на табло вылета  самолетов, покрытые
светящимися  строчками,  которые  непрерывно мигали и сменяли друг  друга. В
центре зала, в ряд, были  расположены белые пластмассовые столы, и за каждым
сидел человек -  или почти человек  - в  белой униформе и шляпе, похожей  на
почтовый  ящик  с тесьмой под подбородком. Мужчины и женщины в гармонирующих
по стилю и цвету одеждах стояли перед столами в очередях, и я был в одной из
них.
     Клиент  передо  мной  -  ослепительная  дама  в  изысканном  украшенном
бриллиантами саронге и с ровным  золотистым загаром - взяла свои документы и
исчезла за белым экраном. Я оказался первым.
     -  Флорин? Все  правильно, есть,  прошу, - сказал гориллообразный клерк
отрывистым тоном студента Оксфордского  университета и одарил  меня взглядом
блестящих  глаз и смутным блеском  больших квадратных  желтых зубов. - Добро
пожаловать домой. Как прошло путешествие?
     - Как в сумасшедшем  доме накануне дня всех святых,  -  сказал я.  - Не
надо утруждать себя байками, кто вы и  что вы. Я не поверю ни  одному вашему
слову. Просто скажите мне, что это за место, хотя и в это я тоже не поверю.
     - Ноль-ноль-девять-ноль-два, - сказал он, надавил кнопку, и белые стены
огородили нас с четырех сторон, образовав уютный кубик.
     - Что вы сделали с девушкой? - спросил я, пытаясь держать в поле зрения
все четыре стены одновременно.
     -  Хорошо, Флорин, только  не нервничай, дружище. Ты  оперативник IDMS,
только что  возвратившийся из  официальной командировки на  Локус 992 А 4. -
Поджав свои длинные и  по-обезьяньи тонкие губы, он нахмурился. - Откровенно
говоря, я  был  удивлен, обнаружив  синдром  амнезиакальной фуги у  полевого
агента твоего уровня. Как далеко в прошлое простирается потеря памяти?
     Я ощупал карманы в поисках  пистолета Сенатора. Его там  не было.  Как,
впрочем, и  двухмиллиметрового игломета, нашел я  лишь  шариковую авторучку,
которая, насколько я  помню, мне не принадлежала. Импульсивно я направил  ее
на обезьяно-человека за столом. Мне показалось, что он всерьез перетрусил.
     Его рука  дернулась к  ряду  кнопок  на компьютере  и обмякла,  когда я
направил ручку ему между глаз.
     - Говори, -  потребовал я.  -  Мне нужна  девушка, а потом я выхожу  из
игры.
     - Успокойся, Флорин, - сказал он ровным голосом. -  Не делай торопливых
ходов, даже если вообразил невесть что.
     - Я устал от игры, -  сказал  я.  -  Меня провели, одурачили, обманули,
разочаровали - я не обижаюсь. Но я хочу, чтобы вернули девушку. Немедленно.
     - В этом я помочь не могу. Как видишь, девушки здесь нет.
     - На счет три стреляю. Раз... два...  - я сделал паузу, чтобы вдохнуть,
но кто-то высосал весь воздух  из  комнаты и заменил его меловой  пылью. Она
повисла белой дымкой  между  мной и  обезьяно-человеком. Мои пальцы  уронили
ручку, колени  подогнулись без всякого желания с моей стороны, и  я оказался
сидящим  на  краешке   стула,  как  нервничающая  кандидатка   на  должность
секретарши; его слова доносились как бы через фильтр с другой стороны стола,
находящегося в полумиле, а между нами лежала неисследованная страна.
     - Случившееся с тобой - это неизбежный профессиональный риск, - говорил
он мне. - Если  фуга заходит так далеко, срабатывает автовозвратчик, и агент
возвращается в  штаб-квартиру. Позволь заверить, что ты  находишься теперь в
абсолютной безопасности  и в  самое  ближайшее время снова  овладеешь  всеми
своими навыками.
     - Где  мисс Реджис, черт тебя побери, обезьяний кот?  - прорычал  я, но
позвучало это как у пьяницы, пытающегося заказать десятый мартини.
     - Твое задание - наблюдать за экспериментальным аппаратом,  действующим
на  Локусе, -  продолжал он спокойно. - Примитивный  аппарат, но он создавал
определенные  аномалии вероятности  для  Сети. По-видимому, ты попал в  поле
действия этого устройства. Я хочу, чтобы ты сейчас сделал усилие  и признал:
все то, с чем ты боролся, не имело никакого отношения к реальности.
     -  Вот как? - мне удалось  произнести это  достаточно  отчетливо, чтобы
прервать его тираду. - Тогда откуда у меня оружие?
     - Произведено IDMS, разумеется.
     - Ошибаешься, дружище. Это шариковая ручка. Где девушка?
     - Нет никакой девушки.
     -  Ты  лжешь. - Я постарался согнуть ноги, это мне удалось,  и  прыгнул
через  стол,  ударившись  о  ледяной  щит, который разбился на каскады огня,
засиявшие  словно  бриллианты;  я  набрал   воздуха,  чтобы   закричать,   и
почувствовал  запах  трубочного  табака из  апельсиновых  корок  с  добавкой
меда...
     Носатый  сидел  напротив  меня  за  столом  и   улыбался  с  рассеянным
равнодушием.
     -   Ну-ну,   паренек,  не  паникуй,  -  сказал   он   успокаивающе.   -
Незначительное помрачение сознания из-за употребления эфира.
     На  мне  оказался  свитер  с  длинными  рукавами,  вельветовые  бриджи,
шерстяные  чулки  и  поношенные  тапочки,  мои  ноги  были тонкими  ходулями
тинэйджера. Я стоял, а он, вынув  трубку изо рта и указывая чубуком на меня,
лениво приказал:
     -  Веди  себя  хорошо,  малыш, а  не то я  вынужден буду вызвать  твоих
родителей.
     Позади него было  окно. Я  ринулся вокруг стола, нырнув под его руку, и
увидел  широкие школьные  газоны, деревья и  пешеходные  дорожки  под желтым
летним солнцем.
     - Пожалуй, тебя все-таки придется выгнать, - сказал Носатый.
     -  Что вы сделали с ней?  - закричал я в ответ  и бросился  на него, не
имея никакого другого желания  в  жизни, кроме как запустить пальцы в мягкий
жир  под его подбородком, но он растаял, а я  пробил дорогу через похожую на
сироп субстанцию, полную  маленьких блестящих огоньков, и ввалился в комнату
с  изогнутыми стенами, покрытыми экранами и мигающим светом: серый человек в
облегающей фигуру зеленой форме, протянув мне руку, спросил:
     - Ну теперь-то все в порядке, капитан?
     Я посмотрел мимо него. Круглолицый сидел перед овальным экраном, косясь
на  скачущие  зеленые  строчки;  человек-птица  что-то   печатал   с   видом
бакалейщика,  подсчитывающего  недельный   запас   продуктов  для  семьи  из
двенадцати человек.  Трейт  оглянулся  через  плечо  и,  криво  улыбнувшись,
подмигнул.
     -  Мы только  что прошли через  экран щита инверсии, капитан,  - сказал
серый человек. - Вероятно, вы на какое-то время потеряли ориентацию - иногда
при этом возникает такой побочный эффект...
     - Где мисс Реджис? - сказал я и, отбросив  его руку, успел  заметить на
своем указательном пальце необычное кольцо с рисунком в виде сложной спирали
из алмазной крошки. Импульсивно я сжал кулак кольцом наружу  и поднес к  его
лицу.
     -  Ты  когда-нибудь прежде  видел это? - спросил я, удивив этим  самого
себя, ведь  я  это кольцо  тоже никогда  раньше не видел  (ну  что ж,  будем
считать это ловушкой).
     Глаза у серого  человека стали сумасшедшими, и он с силой оттолкнул мою
руку.
     - Уберите прочь эту штуку! - задыхаясь, крикнул он.
     - Почему это, Иридани?
     Все головы в поле моего зрения вздрогнули и  повернулись к нам, когда я
выкрикнул это имя. Трейт  соскочил со  стула, хватаясь  за пистолет на боку;
серый  человек дернулся в  его сторону, и как раз в этот момент луч зеленого
цвета протянулся от  Круглолицего и прожег  дыру в Иридани. Он упал,  кашляя
кровью и дымом, все окружили меня, наперебой задавая вопросы:
     - Как вы сумели вычислить его, капитан? - спросил человек-птица.
     - Откуда вы узнали, что он шпион? - возник передо мной Носатый.
     И еще много таких же вопросов.
     - Пойдемте со мной,  капитан,  - сказал Носатый. - Как  врач  корабля я
приказываю вам пройти в каюту.
     Я дал ему подойти поближе, а затем всадил кулак с кольцом ему в живот.
     - Верни девушку, Ван Ваук! - сказал я.
     Он согнулся пополам и закашлялся, посматривая на меня снизу вверх:
     - Что?.. Почему?.. Кого?..
     -  Когда,  где и  как.  Точно, - согласился  я. -  Существует множество
вопросов, которые  можно  задать.  Разница  в  том, что  ты знаешь некоторые
ответы, а я не знаю ни одного. Так что я внимательно слушаю.
     Он продолжал синеть и смотреть на  меня так, будто я зашел  так далеко,
что меня едва можно было рассмотреть.
     Вперед выступил Трейт, быстро бормоча:
     - Почему вы ударили его, капитан? Мы надежные люди. Разве вы не видите,
что мы все делаем для вашей пользы? Только скажите нам, что вы хотите...
     - Как меня зовут?
     - Капитан  Флорин. Командир  корабля  безопасности  номер  43.  Вы были
временно недееспособны.
     - Где я нахожусь?
     - На командной палубе: корабль приближается к Грейфелу системы Вулф.
     - Что это за  кольцо?  - Оно неожиданно стало жечь мой палец. Я впервые
внимательно  рассмотрел  его, а голос объяснявшего  что-то  Трейта  стих  до
жужжания  в ушах.  Почему-то  на кольцо  было трудно смотреть. Его  украшали
завитки,  похожие  на  миниатюрные неоновые  трубки,  и  изысканно изогнутые
пластинки  отполированного  металла,  стержни  и провода,  которые  каким-то
образом выходили  из  фокуса, когда я пытался понять, как они соединяются. В
центре, будто живая, пульсировала яркая  точка; огоньки вырывались из трубок
и, вспыхивая, бежали по проводам. Я с силой попытался снять кольцо с пальца.
     Но мои  пальцы скрылись в зыбком тумане,  который внезапно сгустился  в
помещении.
     Инстинктивно  я сделал  шаг назад и обнаружил совершенно целую  витрину
магазина  готового  платья. Трейт, Иридани  и все остальные  все еще  стояли
вокруг меня, но пыль на их смокингах свидетельствовала,  что они не пожимали
рук  и  не  похлопывали  друг друга  по спине  уже  долгое-долгое  время.  Я
повернулся, задев манекен, и тот с грохотом полетел на пол.
     Я наклонился, чтобы разглядеть расколотую голову, и обнаружил, что  это
снова Сенатор. Оглядевшись, я узнал грязный проход в заброшенном складе.
     - Черт побери, Флорин, - раздался знакомый голос.
     Барделл поднимался с пола, держась за голову.
     -  Таких травм в сценарии не было предусмотрено, - заскулил он. - Когда
меня нанимали  на работу для блага республики, мне ничего не говорили о том,
что меня будут швырять на пол во имя высших целей проекта.
     Я схватил его за воротник.
     - Кто ты? Кого ты играешь? Кого играю я?
     - Мы предоставим вам всю интересующую вас информацию, - произнес  голос
позади меня.
     Я обернулся  и увидел  Круглолицего  и  весь  комплект  оруженосцев  из
зеленого "бьюика" с автоматами наготове. На мгновение мне  захотелось, чтобы
кольцо было со мной, хотя я так и  не узнал его  назначения. Пули засвистели
вокруг меня,  как летящие гвозди,  и  я рванулся вперед  с  одной  мыслью  -
забрать кого-нибудь с собой туда, куда меня пытались отправить.
     Но я  совершил путешествие в одиночестве.  "Бьюик" замерцал  и растаял.
Улица исчезла. Сгруппировавшись, я упал  на песок. Вокруг  была пустыня, а в
десяти футах  от  меня,  облокотившись о  камень, стоял  и  лениво  улыбался
человек-ящерица, одетый во все розовое.


     - Ну, - сказал он, - наконец-то. Я уже стал бояться, что вы  никогда не
доберетесь до конца лабиринта.
     Я глубоко вдохнул  горячий сухой воздух  и осмотрелся. Песок, несколько
ракушек, скалы,  множество  громадных  камней  -  все это  изрядно  источено
временем.
     - Прекрасное место, чтобы  погостить,  -  сказал я. -  Но я бы не хотел
здесь умереть.
     - Нет  никаких  причин  для такой  печальной  концовки,  -  сказал Дисс
голосом  увядшей розы.  - Единственной реальной  опасностью  была  опасность
душевной  болезни, но,  как мне кажется,  вы прекрасно  со  всем справились.
Более  того, вы  проявили  недюжинную  находчивость.  Приятно.  Примите  мои
искренние поздравления.
     - Что вы сделаете теперь? Прицепите мне золотую звезду?
     -  Теперь, -  бодро  сказал  он, -  мы можем начать торговаться.  -  Он
выжидающе замигал своими маленькими красными глазками.
     - Я, видимо, должен подать реплику:  "О чем  торговаться?" О'кей, о чем
торговаться?
     - Во Вселенной есть только  один способ торговли.  Существует что-то, в
чем нуждаетесь вы, и кое-что нужно мне.
     - Звучит просто. Что нужно мне?
     - Информация, не так ли?
     - Что потребуется от меня?
     Он чуть изменил позу и помахал узкой лилового цвета почти рукой.
     - Услуга.
     - Давай начнем с информации.
     - Разумеется.  С чего именно? С Сенатора? - Он не Сенатор. Это актер по
имени Барделл.
     - Барделл - это  Барделл, - констатировал лиловый ящер.. - А Сенатор...
это Сенатор.
     - Весьма информационно насыщенное сообщение...
     - Вы, - самодовольно сказал Змееголовый, - являетесь жертвой заговора.
     - Я знал об этом с самого начала.
     - Ну, Флорин, не надо заранее отвергать то, что я готов сообщить.
     Он  достал  из  розового  жилета  длинный  мундштук  и, вставив в  него
коричневую сигарету,  засунул в  уголок рта, который, видимо, был создан для
ловли мух на лету. Затем выпустил из ноздрей бледные струйки дыма.
     - Где мисс Реджис? - спросил я.
     Дисс оторопел, чуть ли не потеряв мундштук.
     - Кто?
     -  Девушка.  Милая,  тихая,  маленькая  леди,  непохожая  на  остальных
обитателей этого зверинца. Она пыталась помочь мне, не знаю почему.
     Дисс показал головой.
     - Нет, - сказал он рассудительно. -  В самом деле, Флорин, пора уже вам
начать отличать настоящих актеров от их подобия.  Никакая юная  леди сюда не
привлекалась.
     Я сделал шаг в его направлении, и он слегка отшатнулся.
     - Дорогой мой, -  сказал  он удивленно,  - наверное, нет  необходимости
подчеркивать,  что  я  не обижусь  из-за каких-то  поспешных  насильственных
импульсивных действий  с вашей стороны, но и стоять спокойно я тоже не буду.
- Он скривился в усмешке. - Я  не совсем ваш  союзник, Флорин,  но я не хочу
вам  вредить, и, как я уже  упомянул, вы можете оказать мне услугу. Не лучше
ли будет изучить все обстоятельства и найти компромисс?
     - Продолжайте, - сказал я. - Я слишком устал для спора.
     - Ну  и прекрасно...  Итак, это  благородный заговор, но, тем не менее,
заговор. Короче говоря, заговор с целью возврата вас к нормальной психике.
     -  Последние  сводки  с  фронта сообщают,  что он не срабатывает. Вы не
поверите, но в данный момент я воображаю, что сердечно беседую с относящейся
ко мне по-отечески саламандрой.
     Дисс  раскрыл  рот и  издал  несколько шипящих  звуков, что должно было
означать смех.
     -  Я признаю, что  своим видом способен привести  вас в замешательство,
однако опирайтесь на простые истины: факты есть факты, кто бы их ни излагал.
И если мои объяснения  проливают свет на ситуацию  - то даже если я не очень
реален...
     - Вы только что упомянули, что они спасают мою психику. Кто - "они"?
     -  Исследовательский Совет,  правительственная группа  высокого  ранга.
Кстати, вы - Председатель.
     - Вы,  должно  быть,  поставили не  на  ту  лошадь,  Дисс. Единственные
исследования, которые я провожу, состоят в том, чтобы выяснить, кто нажал на
спусковой крючок или воткнул кухонный нож.
     Он отмахнулся от моих слов.
     -  Бегство  от  действительности.  Ваша  собственная  интуиция   должна
подсказать вам необходимость расширить масштаб представления о себе. Стал бы
я тратить время на беседу с заурядным частным сыщиком!
     - Продолжайте.
     - Последний ваш  проект  -  как  Председателя  -  заключался в создании
прибора, предназначенного для исследования подсознания и  поиска оперативных
символов,  их  персонификации и облечения в конкретные формы.  Вы  настояли,
чтобы  первое  испытание  провели  на вас.  К несчастью, из-за  усталости  и
фактора стресса вы неадекватно отреагировали на эксперимент. Ваш мозг избрал
новый путь к спасению: вы ускользнули в придуманный вами фантастический мир.
     - Я разочарован в себе; я  считал себя  способным  придумать что-нибудь
более веселенькое.
     - В самом деле? - Дисс издал смешок, похожий на звук предохранительного
клапана,  сбрасывающего  излишек  давления.  -  Познайте  себя,  Флорин.  Вы
ученый-теоретик,  а  не   герой,  совершающий   подвиги.   Вам   понравилась
возможность  избавиться  от  ответственности  в  примитивном  мире  жестоких
законов   -  убить  или  быть  убитым.  Но  ваши  верные  соратники,  вполне
естественно, были  далеко  не  согласны с  таким поворотом  событий. Им было
необходимо возвратить  вас из фантастического мира. Вы ускользнули  в  образ
легендарного героя Старой Земли по имени Флорин. Ван Ваук противостоял этому
шагу, поставив перед вами - конечно, в выбранной роли - невыполнимую задачу,
обрушив на вас гору трудностей, чтобы сделать ваше  убежище несостоятельным.
События  развивались в соответствии с планом - до определенного  момента. Вы
приняли  вызов. Неожиданно дела пошли скверно.  Появились  незапланированные
элементы,  существенно  усложнившие  ситуацию. Ван  Ваук  предпринял попытку
прервать лечение,  но  обнаружил,  что не может этого сделать. События вышли
из-под его контроля. Он более не управлял Машиной Грез.
     Змееголовый сделал паузу в ожидании вопроса. Я его задал.
     - Именно  в том и проблема, что вы переключили  на  себя управление,  -
ответил  он.  - Вместо  того,  чтобы  действовать  как  пассивный  реципиент
импульсов,  подаваемых в ваш мозг, вы перехватили их, создали  из  них новый
сценарий, более соответствующий вашим потребностям, подходящий для выбранной
вами роли.
     - Почему я ничего этого не помню? И  что  вы  имеете в  виду под Старой
Землей?
     -  Какая-то  часть  вашего   мозга  тщательно  сверла  из  памяти   все
свидетельства  ситуации,  которую  вы  -  в  своей  новой  роли  -  считаете
немыслимой. Давая  вам информацию,  я фактически  обхожу  с  фланга защитные
механизмы мозга. Что касается Старой Земли - это наименование второстепенной
планеты, которую кое-кто считает "колыбелью человечества".
     -  Ван  Ваук  пришел  в  отчаяние.  Он  намеревался  умиротворить  вас,
предложив  альтернативный  путь  разумного  бегства,  приемлемое  алиби,  за
которое можно  ухватиться: мол, вы являлись тайным  агентом, пострадавшим от
воздействия на мозг. Но вы довели его гамбит до абсурда. Затем  он попытался
внушить  вам  благоговение  перед авторитетом, убеждая, что  у  вас горячка,
возникшая  после анестезии, и вновь  вы превратили его  шараду  в абсурд. Он
предпринял  еще  одну попытку,  ближе  к реальному положению вещей, стараясь
навязать вам роль высокопоставленного лица, заболевшего от  переутомления, и
в  третий  раз вы  использовали  его  силу  против  него  же, более  того  -
набросились на  него и чуть не  убили.  Именно  в этот момент я почувствовал
необходимость вступить в игру - как для того, чтобы спасти вашу психику, так
и для того, чтобы предотвратить катастрофу.
     -  Понятно;  самоотверженный  индивид   во  время   прогулки  совершает
небольшое благодеяние в огромном и ужасном выдуманном мире.
     - Не совсем.  -  Он стряхнул пепел с сигареты.  - Я упомянул об услуге,
которую вы можете оказать.
     - Полагаю, вы сообщите, в чем она заключается?
     -  Машина  Грез,  -  сказал  он,  -  является  самым  гениальным  Вашим
изобретением, но боюсь, чересчур гениальным. Вас следует поздравить, дорогой
Флорин,  с таким достижением, однако у него нет будущего. Машина должна быть
уничтожена.
     Я  потер  подбородок  и  обнаружил, что  давно  не  брился,  это  могло
послужить ключом к чему-нибудь, но в тот момент я не стал размышлять к чему.
     -  Давайте  уясним  проблему,  -  продолжал  Дисс, -  которая  могла бы
возникнуть,  если бы  группа  простодушных  аборигенов на  забытом в  океане
острове случайно наткнулась на аппарат,  генерирующий мощные радиоволны. При
всей  своей  невинности  они  могли  бы  прервать планетные  системы  связи,
вмешаться в управление спутниками, внести хаос в телерадиосистемы.
     - Это звучит не столь ужасно. Но я уловил мысль.
     - Машина  Грез, к несчастью, может привести  к гораздо  более серьезным
последствиям.  Когда  ваш  Совет запустил  ее  в действие, то  непроизвольно
повлиял  на  структуру вероятности,  которая  распространилась  на  половину
Галактики. Это создало  поистине невыносимую ситуацию. Однако  галактические
законы запрещают прямое вмешательство. Строго говоря, мои нынешние  действия
в полуматериальном  состоянии граничат с  беззаконием. Но  я  посчитал,  что
обстоятельства вынуждают пойти на небольшое отклонение от правил.
     - Что означает "полуматериальное состояние"?
     - Только то, что в действительности я не совсем здесь - как, впрочем, и
вы.
     - Где же?
     -  В передающей кабине моей  лаборатории,  на космостанции,  примерно в
двух световых годах от  вашего  Солнца. В то же самое  время вы находитесь в
Машине Грез в собственной лаборатории.
     - Откуда эти экзотические пески?
     - Вы видите  пустыню? Плод вашего  собственного  воображения.  Я просто
набрал программу нейтрального окружения.
     Я смотрел на  пустыню позади него,  она выглядела настоящей, как  любая
другая пустыня. Он дал мне время проникнуться этой идеей.
     -  Сейчас  я  вмешаюсь в  работу  вашей машины,  - сказал он,  -  чтобы
привести вас в сознание. В  обмен вы  разрушите машину, включая все записи и
диаграммы. Договорились?
     - Предположим, я скажу нет?
     -  В  таком  случае она  будет  остановлена  другими средствами,  менее
безболезненными для гордости вашей планеты.
     - Даже так, а? Я вам не верю.
     - Это ваше право.
     - Я смогу восстановить ее, если то, что вы говорите, правда.
     -  Если вы будете настолько неразумны, то снова обнаружите себя здесь -
но совершенно одного. Итак, что вы скажете?
     - Сделка не состоялась, - ответил я.
     - Подумайте как следует, Флорин.
     -  Я не  люблю совершать сделки  с  завязанными глазами. Может быть, вы
лжете, а может,  нет. Может быть, я великий изобретатель,  а  может быть,  я
подвешен к люстре за хвост. Вам придется доказать мне все это.
     - Послушайте, Флорин. Я был  сверхтерпелив с  вами. Я  мог бы сразу  же
обратиться  к  силовым  методам,  но я  воздержался. А  вы  пытаетесь тетерь
шантажировать меня.
     - Или выполняйте, или проваливайте, Дисс.
     - Вы упрямый человек, Флорин - очень  упрямый! - он скрестил свои узкие
руки и стал барабанить пальцами  по бицепсам. - Если я возвращу вам рассудок
и вы убедитесь, что дела обстоят именно так, как я их описал, - в э т  о м с
л у ч а е разрушите ли вы машину?
     - Я приму решение, когда попаду туда.
     - Нет, вы неисправимы! Я не  знаю, почему  трачу на вас  время. Хорошо.
Согласен. Но я предупреждаю вас...
     - Не надо. Это испортит нашу дружбу.
     Он  сделал  нетерпеливый  жест  и   отвернулся;   возникло  мимолетное,
призрачное видение  вертикальных панелей, горизонтальных полосок света; Дисс
производил быстрые движения руками, свет угасал, изменялся; далекий горизонт
резко  приблизился, заслонив собой все небо. Какое-то мгновение существовала
только  темнота, где-то далеко раздавались  звуки хлопающих  одна за  другой
дверей. Мысли,  имена,  лица  ворвались  в мой  мозг, как  вода, наполняющая
ведро.
     Затем медленно вернулся свет.
     Я лежал на спине  в  комнате тридцать футов  с  потолком из  сверкающих
панелей,  с полом  из  узорчатого кафеля.  Носатый  стоял у консоли, которая
подмигивала   и   вспыхивала   аварийными   сигналами,    попискивающими   и
взвизгивающими в  скрипучей  тревоге. Серый человек в белом халате склонился
над панелью поменьше. Барделл похрапывал на соседней койке.
     Я издал  стон, и Носатый,  повернувшись, пристально уставился  на меня.
Его губы зашевелились, но он не произнес ни слова.
     - Можете  развязать меня,  доктор  Ван Ваук,  -  сказал я.  -  Я уже не
буйный.


     Прошло  полчаса. Круглолицый  - известный  близким, как  доктор Вольф -
снял контакты с моих  запястий и лодыжек. Серый  человек - доктор  Иридани -
поспешил выйти и вернулся с горячим кофе, в который было добавлено спиртное,
что возвратило блеск, по крайней мере, моим  щекам, если не гордости. Другие
- Трейт,  Томми,  Хайд,  Джонас и др. (имена были  в памяти,  так  же  как и
множество других вещей) собрались вокруг и по  очереди говорили мне, как они
волновались. Только Барделл оставался хмурым и заспанным.
     - Боже  мой, Джим, - сказал мне Ван Ваук, -  некоторое время мы думали,
что потеряли тебя.
     -  Тем не менее я здесь, - сказал я.  - Доложите мне обо всем  с самого
начала.
     - Ну,  - его толстые пальцы  забегали по  редеющим волосам на голове. -
Как тебе известно...
     -  Предположим,  мне  ничего неизвестно,  -  сказал  я.  -  Моя  память
поражена. Я все еще в тумане.
     - Конечно, Джим. Ну, по  завершении САВП - Символического Абстрактора и
Визуального  Преобразователя  - ты санкционировал  проведение теста,  выбрав
себя в качестве испытуемого. Я возражал, но...
     - Придерживайтесь субординации, Доктор.
     - Так точно, сэр.  Было  начато проведение испытания с вами  в качестве
субъекта.   Градуировка   проходила  нормально.  Программа   была  запущена,
интегрирующее  устройство выключено.  Почти  мгновенно  потребление мощности
возросло  в  десятки  раз.  Защитные   устройства  обратного   питания  были
активированы, но безрезультатно.  Я  принял различные меры  для того,  чтобы
снять напряжение, но безуспешно. Мы прервали эксперимент и прекратили подачу
энергии  -  но  вы  остались  в  глубокой  коме, не реагируя  на  требования
возвратиться. Вы  словно черпали  энергию  из другого  источника,  хотя  это
предположение  и  выглядит  фантастично.  В  отчаянии  я  попытался   ввести
корректирующее  перепрограммирование, но  безуспешно.  Затем  -  как гром  с
ясного неба - вы выбрались из всего этого сами.
     - Есть какие-либо соображения, с чьей помощью?
     - Никаких. Похоже на влияние какого-то внешнего фактора.
     Я  кивнул  в сторону Барделла, который  сидел у противоположной  стены,
поглаживая чашку с кофе, и выглядел обиженным.
     - Что он здесь делает?
     -   Ну,   это  Барделл.  Временный  сотрудник;  он  использовался   как
вспомогательный вектор при имитациях во время эксперимента.
     - Он - часть Машины Сновидений?
     - Да, подходящее название, Джим.
     - Покажи мне машину.
     Он уставился на меня.
     - Ты имеешь в виду?..
     - Просто представь, что я все забыл.
     - Конечно, Джим. Сюда, пожалуйста.
     Он  подошел к пустой стене и нажал кнопку, ровная серая панель отъехала
в  сторону, открыв вход в убогую  гостиничную комнату  с латунной кроватью и
разбитыми окнами.
     Он заметил, что я обратил на это внимание, и притворно засмеялся.
     - Пару раз ты продемонстрировал ярость, Джим...
     - Вы всегда называли меня Джимом?
     - Я? - он остановился и сверкнул глазами, его челюсти слегка сжались. -
Прошу прощения,  сэр,  - сказал  он  сухо.  - Полагаю,  что  во  время  этих
напряженных часов я непроизвольно отступил от протокола.
     - Я просто поинтересовался, - сказал я. - Покажите мне остальное.
     Он провел  меня  через конференц-зал,  по улицам - картон и  алебастр -
через  меблированные комнаты: все очень  примитивное,  сляпанное наспех, чем
нельзя было одурачить и слепца.
     - Все,  что  требовалось, - важно  объяснял Ван Ваук, - это  стимул для
запуска; все остальное поставляло ваше подсознание.
     Череда кабинетов заканчивалась тяжелой пожарной лестницей, закрытой.
     -  Наша  территория заканчивается  здесь,  - сказал  Ван  Ваук.  -  Это
помещение принадлежит другому учреждению.
     Обратный путь пролегал через склад. Я толкнул носком  ботинка сломанный
манекен, похожий на Барделла.
     - Для чего это?
     Казалось, это для него было сюрпризом.
     - Это? О, сначала мы надеялись использовать манекены; но вскоре поняли,
что  необходимы  живые  актеры. -  Он  подвигал  челюстями.  -  Человеческое
существо - довольно сложно устроенный механизм; его нелегко заменить.
     - Как это  укладывается в нарисованную вами картину, согласно которой я
был привязан в соседней комнате?
     - О, это произошло  в  конце. После того,  как  вы, э...  вышли  из-под
контроля. Начинали мы с вами в амбулаторном состоянии под легким наркозом.
     - Как давно начался эксперимент?
     Ван  Ваук посмотрел  на часы  с  дорогим ремешком  на толстой волосатой
кисти.
     - Почти восемь часов,  - сказал он и покачал головой, выражая  сам себе
сочувствие. - Тяжелые восемь часов, Джим - то есть, сэр.
     - И что теперь, Доктор?
     -   Теперь?   Ну,   анализ   записей,   определение   причины   ошибки,
корректирующие действия, а затем - новые эксперименты, позволю предположить.
     - И, конечно, я должен санкционировать это.
     - Естественно, сэр.
     - Вы не думали о том, чтобы приостановить эксперименты?
     Ван Ваук выпятил нижнюю губу и скосил на меня глаза.
     -  Конечно, решение принимать  вам, сэр, - промурлыкал он,  -  если  вы
убеждены что существует опасность...
     - Может быть, нам нужно ликвидировать машину, - сказал я.
     - Гм, возможно, вы правы.
     В соседней комнате голоса поднялись до крика.
     - ...Я не знаю, что вы собираетесь разыгрывать сейчас, - вопил Барделл,
- но я в этом не участвую! Отоприте эту  дверь, черт побери! Я ухожу  отсюда
прямо сейчас!
     Мы  вошли.  Барделл  дергал   ручку  двери,  его  лицо  покраснело   от
напряжения.  Иридани крутился около  него;  Трейт  тарахтел  ручкой  боковой
двери. Он взглянул на Ван Ваука.
     - Какой-то  шутник закрыл ее  снаружи, - сказал он. Отодвинув Барделла,
он пнул дверь на уровне замка. Было похоже,  что если не двери, то его  ноге
стало больно.
     - Эй, какого дьявола, что это вы делаете, Трейт?
     Ван Ваук подошел  к двери, попробовал  ее  открыть,  затем повернулся и
посмотрел на меня встревоженным взглядом.
     - Вы знаете... - начал он, но затем  поменял галс. - Какая-то ошибка, -
сказал он. - Каким-то образом включилась система безопасности.
     - Нам не выйти  отсюда, - закричал  Барделл.  Он  схватил металлический
стул  и  с  размаху  ударил  им по двери, стул отскочил, одна  из его  ножек
согнулась. Ван Ваук промчался мимо меня в комнату, из которой мы только  что
вышли, бросился к разбитому окну, распахнул раму и отшатнулся.
     - Это ваших рук дело? - спросил он сдавленным голосом.
     Я подошел взглянуть,  на что он уставился: сплошной  бетон, заполняющий
пространство, где раньше был проход.
     -  Все  правильно,  - сказал я.  - Пока  вы  наблюдали, как Рыжеволосый
пинает дверь, я заказал два ярда  раствора и залил его сюда. Прошу прощения,
что забыл нацарапать свои инициалы.
     Он  огрызнулся  и  бегом  вернулся  в  лабораторию с  зеленым  кафелем.
Иридани, Трейт  и все  остальные  стояли  кучкой;  Барделл у  дальней  стены
испуганно наблюдал за ними.
     - Телефона здесь нет? - спросил я.
     - Нет  ничего,  -  быстро ответил  Иридани.  -  Специальные изолирующие
условия...
     - Нет ли чего-нибудь, что можно использовать как рычаг?
     -   Вот  -  запорный   засов   картотеки.  -  Трейт  взвесил   в   руке
четырехфутовый,  в дюйм  толщиной, прут, как будто размышлял, не испробовать
ли  его на  моей  голове, но подошел к  двери, просунул плоский конец  между
косяком и дверью и нажал. Дерево треснуло, дверь распахнулась.
     Сплошной  бетон  заполнял весь проем.  Трейт отшатнулся,  как будто его
ударили ломом. Барделл издал крик и забился в угол.
     - Хорошо,  - сказал  Ван  Ваук, его  голос  звучал немного высоковато и
чуть-чуть дрожал.  Он  тяжело вздохнул  и опустил голову, как  будто  я  был
кирпичной стеной и он собирался протаранить ее.
     - Прекрати это, - проскрипел он.  - Что бы  ты  ни намеревался  делать,
прекрати это!
     - Ну-ка, заставьте меня, - сказал я.
     -  Я  говорил вам, - сказал Иридани. -  Мы экспериментировали с  такими
силами, которые не  в состоянии контролировать. Я предупреждал  вас, что  он
берет верх!
     - Он  не  берет верх,  - огрызнулся Ван Ваук, покопался под  пиджаком и
вытащил плоский пистолет, который был мне знаком.
     - Прекрати все это, Флорин, - прошипел он. - Или я убью тебя, клянусь!
     - Я думал, что Флорин - это  фольклор, - сказал я.  - И твой игломет не
сработает, я сломал его.
     Он вздрогнул, и пистолет  ушел  немного  в сторону  от цели.  Раздалось
"вжик", и что-то  взвизгнуло у моих колен,  в то  время как я ударил его как
раз  под ремень. Он упал на спину и, скользнув по полу, врезался в стену. Он
довольно  сильно  стукнулся  головой   и  обмяк,  я   подхватил  пистолет  и
распрямился, повернувшись лицом ко всем  остальным до того, как они  покрыли
половину разделявшего нас расстояния.
     - Баловство кончилось, - сказал я. - Назад, все. - Я показал пальцем на
дверь в соседнюю комнату. - Всем туда.
     Рыдая, приблизился Барделл.
     -  Послушай меня,  Флорин, ты совершаешь ошибку,  я всегда был на твоей
стороне. Я предупреждал тебя, помнишь? Я старался  помочь,  делал  все,  что
было в моих силах...
     -  Заткнись, -  обрезал  Трейт,  и  Барделл заткнулся.  - Флорин,  тебе
каким-то образом  удалось  овладеть  Машиной Сновидений  и  использовать  ее
против нас. Я не претендую на то, чтобы узнать, каким образом;  я всего лишь
человек,  который  исполняет инструкции. Но Иридани прав,  ты  имеешь дело с
такими  силами,  которые  слишком велики  для  тебя. Хорошо,  ты закрыл  нас
стенами из бетона. Ты показал, на что способен. Но ты-то  тоже пойман! Здесь
уже  тяжело  дышать,  через пару часов мы будем мертвы  -  все!  Выведи  нас
отсюда, и я клянусь, что мы найдем компромисс. Мы были неправы...
     - Заткнись, ты,  идиот! - заорал Ван Ваук. - Ты  наизнанку  вывернешься
ради не г о. А он нам не нужен! Разбейте машину!
     Я не  целясь  выстрелил  в  пол у его  ног; он обмяк, и  красное  пятно
появилось на его голени.
     - В следующий раз я выстрелю повыше, - сказал я.
     - Бросайтесь на него! - пронзительно взвизгнул Ван Ваук, но не двинулся
с места, а я  поднял  ствол. Трейт попятился к  двери. Иридани, бледный,  но
спокойный,  приготовился к броску,  но  я  прострелил  дверной косяк за  его
спиной, и он отступил.
     - Барделл, вы знаете, как запустить машину сновидений? - спросил я.
     - Д-да, конечно, но...
     - Я возвращаюсь, - сказал я. - Вы поможете мне.
     Я подошел к  двери, в которую ушли  все остальные, запер ее тем прутом,
который собирался использовать как рычаг, и сел в  кресло  около контрольной
панели.
     - Флорин, вы не боитесь? - дрожащим голосом спросил Барделл. - Я имею в
виду,  что, может  быть,  лучше сделать  по-ихнему, а?  Разбить  эту  адскую
машину?
     - Слушайте  внимательно,  Барделл, - сказал  я. - Один неверный шаг - и
нашей любви конец. Усвоили? А теперь начинайте действовать.
     Он проковылял к панели управления, защелкал  тумблерами  и  застучал по
кнопкам, это выглядело так, будто он знал, что делает. Зажглись ряды красных
огоньков.
     - Готово, - выдавил он из себя явно против воли.
     Я взял приспособление с пучком проводов, положил в карман блок питания.
Остальное прикрепил к воротнику как раз под правым ухом, а маленькую розовую
горошину засунул внутрь уха.
     - Какую программу? - дрожащим голосом спросил Барделл.
     - Никакую. Просто запусти машину и оставь меня в свободном полете.
     - Это может убить вас.
     - В таком случае я совершил ошибку. Давай, Барделл.
     Он кивнул  и потянулся  к выключателю. Что-то вонзилось мне в голову. Я
почувствовал тошноту и подумал, что, может быть, на этот раз я совершил свою
последнюю ошибку. Мимо проплыл потолок,  потом стена, затем Барделл, который
выглядел печальным и обеспокоенным. В  поле зрения появился пол, затем снова
потолок, ничего особо зрелищного, просто спокойная плавная смена  декораций.
Рот Барделла шевелился, но слов я не слышал. Затем скорость увеличилась, все
замелькало, я  вылетел в  космос и сгорел, как метеорит в атмосфере, от меня
остался  лишь  крошечный  уголек,  который светился красным, затем  остыл  и
потух,   медленно,   томительно,  неохотно,  под  шорох   забытых   голосов,
напоминающих  мне  о  несбывшихся надеждах и показных раскаяниях, которые, в
свою очередь, затихли и растворились в небытие.


     Я открыл глаза, она сидела за столом напротив меня, одетая в облегающую
серую форму с серебристой и пурпурной тесьмой на  плечах. Стол был гладким и
белым, как пластина из слоновой кости ручной работы.  Стены позади  нее были
разных  оттенков  красновато-коричневого,  золотого  и  рыжевато-коричневого
цветов,  а  текстура   напоминала  кору  экзотического   дерева.  В  воздухе
переливались звуки,  которые  нельзя было назвать музыкой, но  действовавшие
успокаивающе. Она  посмотрела на меня с состраданием и положила  свою ладонь
на мою, сказав:
     - Тебе было плохо, Флорин?
     - Неважно, мисс Реджис. Рад убедиться, что вы прекрасно выглядите.  Как
вам удалось попасть сюда?
     Она покачала головой.
     - О, Флорин... я боюсь за тебя. Ты уверен, что так надо?
     - Мисс Реджис, я ускоряю события. Никому другому я не сказал бы о своих
планах. Забавно, но вам я доверяю. Не знаю почему. Кто вы, а?
     Она  пытливо всматривалась  в мои  глаза, как будто я кого-то  прятал в
себе.
     - Ты не шутишь, правда? Ты действительно не знаешь?
     -  Действительно не знаю.  Мы  уже  встречались прежде:  в пивнушке,  в
библиотеке. Теперь здесь. Что это за место?
     - Это Дворец Согласия. Мы пришли сюда вместе, Флорин, надеясь найти мир
и взаимопонимание. Ты был много часов в состоянии наркомедитации. Настоятель
Иридани позволил  тебе  прийти со мной - но я  чувствовала,  что  ты еще  не
вернулся. - Она еще крепче сжала мою  руку. - Это была  ошибка, Флорин?  Они
что-то сделали с тобой?
     - Все в порядке,  дорогая,  - сказал я и похлопал ее  по руке, - Просто
все  немного  смешалось.  И  каждый  раз,  когда  я  пытаюсь выпутаться,  то
сваливаюсь в темноте за борт. Иногда это Носатый и его ребята, иногда Дисс -
лиловый ящер,  и  время  от времени ты. У меня есть  версия относительно Ван
Ваука, и  Дисс объяснил свое  появление более или менее правдоподобно. Но ты
не  укладываешься в  эту схему.  Ты  не  являешься  частью  мозаики.  Ты  не
пытаешься продать мне что-нибудь. Может  быть, это о  чем-то говорит... если
бы я знал, как услышать.
     - Нам  не  надо было  приходить сюда, - прошептала  она.  - Давай уйдем
сейчас же, Флорин. Мы все равно не поймем. Надежда была напрасной.
     - Вы очень добры, мисс Реджис.
     - Разве ты не помнишь, как меня зовут?
     -  Я не  могу сейчас уйти, Курия.  Не знаю почему,  но  об этом говорит
маленькая птичка,  которую  называют  инстинктом. Все, что я должен сделать,
это  сломать  несколько  дверей,  заглянуть  в  несколько  темных  местечек,
ворваться в несколько святилищ, сорвать  покров с  парочки  тайн. С  чего  я
должен начать?
     По мере того, как я говорил,  она бледнела. Девушка покачала головой, а
ее пожатие стало почти болезненным.
     - Нет, Флорин! Не надо!
     - Я решил. Только укажи мне верное направление и отойди в сторону.
     - Пойдем со мной, пожалуйста, Флорин.
     -  Я не  могу. И  не могу  объяснить почему. Зато я  могу  рассказать о
манекенах  с расколотыми головами, и зеленых  "бьюиках", и писклявых голосах
за ухом, но это займет слишком много времени. И  это  тоже ничего не значит.
Видишь, я учусь. Вот все,  что я  знаю: надо продолжать бороться. У меня нет
доказательств   -  только  ощущение:   я  чувствую,  что  раскачиваю  чей-то
фундамент. Может быть, следующий толчок разобьет его вдребезги. Может  быть,
я погибну, но это уже не кажется слишком важным.
     Я стоял, чувствуя  слабость в коленях и отдаленное,  неясное жужжание в
черепе.
     - Я не могу остановить тебя, - сказала мисс Реджис. Ее голос помертвел,
хватка  на моей  руке  ослабла. Она смотрела прямо  перед собой,  не замечая
меня.  - Через ту дверь, -  сказала она и, подняв руку, показала на  большую
покрытую бронзой  дверь  в  противоположной  стене. - В  конце коридора есть
черная  дверь. Это Внутренняя  Палата. Никто, кроме помазанников, не  входит
туда.
     Она так и не посмотрела на меня.
     - Всего хорошего, мисс Реджис, - сказал я.
     Она не ответила.


     Дверь была большой, черной, украшенной резными фигурками херувимчиков и
чертенят. Я ткнул пальцем в протертое пятно на  одной стороне двери, и она с
мягким шипением  ушла вглубь, открыв комнату со стенами  из зеленого кафеля.
Ван  Ваук, Иридани,  Трейт  и  все  остальные  сгрудились  около центральной
панели, мертвой,  без  огоньков. Позади них зияла  открытая дверь, ведущая в
комнату  с декорациями. Барделл лежал  на  полу  и  довольно  тяжело  дышал.
Манекен с размозженной головой был усажен в кресло. Я произнес:
     - Хм, - и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.
     -  Матерь  Божья, - сказал Вольф и начертил  в воздухе магический знак.
Ван  Ваук произнес нечто  нечленораздельное.  Иридани нервно  раздул ноздри.
Трейт выругался и потянулся рукой к бедру
     -  Гадкий  шалун,  -  сказал  я. - Если  выкинешь  что-нибудь  чересчур
остроумное, то я превращу тебя в уродливого клоуна с плохим цветом лица.
     - Этому следует положить конец, Флорин, - запротестовал, хотя и  слабо,
Ван Ваук, - так не может больше продолжаться.
     Я шагнул  в сторону и  бросил  взгляд  на  дверь, в которую только  что
вошел.  Это  была самая обычная дверь, расщепленная около замка, и за  ней -
ровная поверхность обычного бетона.
     -  Согласен,  - сказал  я. - Вообще-то  мы  физически  не  могли пройти
столько, сколько  прошли,  но вы обратили внимание,  что  это  меня даже  не
затормозило. Кто хочет наконец раскрыть секреты? Иридани? Вольф?
     - Правду? - Ван Ваук  издал звук, который мог быть смехом, задушенным в
колыбели. - Кто знает, что такое  правда? Кто  вообще что-нибудь знает?  Ты,
Флорин? Если так, то у тебя есть преимущество перед нами, уверяю тебя!
     -  Машина  должна  быть разрушена  раз  и  навсегда,  - сказал  Иридани
холодным тоном. - Я полагаю, теперь ты понимаешь это, Флорин?
     - Еще нет, - сказал я. - Что случилось с Барделлом?
     - Он упал и стукнулся головой, - сказал Трейт противным голосом.
     - Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.
     - Забудь о нем, это просто лакей, - произнес Ван Ваук.
     - Тогда кто научил его обращаться с Машиной Сновидений?
     - Что?.. Никто. Он ничего не знает.
     Барделл застонал  и перевернулся. По  моему  настоянию Иридани  и Трейт
привели его в чувство. Барделл потер виски и оглядел собравшуюся компанию.
     -  Они пытались убить  меня, -  сказал он дребезжащим голосом. - Говорю
тебе, они хотели убить меня и...
     - Успокойся, Барделл, - сказал я. -  Я намерен провести эксперимент. Ты
готов помочь?
     - Что ты имеешь в виду?
     -  Я  признаю,  что  Барделла нельзя  назвать важной персоной,  но  вы,
ребята, кажется,  с  ним  не сошлись  во  взглядах. А  это  делает его  моим
союзником. Ты согласен с этим, Барделл? Становишься ли ты на мою сторону или
предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?
     Барделл переводил взгляд с них на меня и обратно.
     - Подожди минутку, Флорин...
     - С этим кончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?
     Он кусал губы и дергался. Открыл рот, чтобы заговорить,  но что-то лишь
невнятно просипел.
     Трейт засмеялся.
     - Вы поставили не на ту лошадь, Флорин, - сказал он. - Это  не мужчина,
а кувшин с желе.
     - Хорошо, я помогу  тебе, - сказал Барделл спокойно, подошел ко  мне  и
встал рядом.
     - Трейт,  неужели ты  никогда не научишься держать  свою дурацкую пасть
закрытой? - сказал Иридани голосом, выкованным из легированной стали.
     - Конечно,  будь похитрее, -  сказал я. - Это оживляет игру. - Я махнул
рукой. - Все назад, к стене. - Они  повиновались, несмотря  на то, что никто
им не угрожал оружием.
     - Барделл, включи машину сновидений.
     - Но... вы не подключены к ней.
     - Просто включи. Я войду с ней в контакт и отсюда.
     - Я требую, чтобы вы сказали, что  собираетесь  делать! -  прорычал Ван
Ваук.
     - Полегче, - сказал я. - До  сих пор  я  плыл по течению. Теперь я беру
штурвал в свои руки.
     - Что это значит?
     -  Кое-кто  делал  намеки,  что я ответственен за  некоторые  аномалии.
Согласно  этой  теории,  я  и  первоисточник  зла,  и одновременно жертва  -
бессознательная.  Я  переношу  действия  в  сферу сознания.  Следующий трюк,
который вы увидите, будет произведен вполне осознанно.
     Иридани и  Ван Ваук издали какие-то невнятные  звуки; Трейт оттолкнулся
от стены и замер в нерешительности. Барделл крикнул:
     - Работает!
     - Не  делайте этого, Флорин! - рявкнул Ван Ваук. - Разве  вы  не видите
ужасную  опасность,  свойственную... -  Он  дошел до  середины  фразы, когда
Иридани и  Трейт атаковали меня, бросившись в  ноги.  Я  нарисовал кирпичную
стену высотой до колена, пересекающую комнату.
     И она возникла!
     Трейт ударился о нее в полете, перевернулся и  шлепнулся на  спину, как
будто  упал с  крыши.  Иридани успел  выставить  вперед  руки и  врезался  в
кирпичи, издав звук кошки, когда на нее наступают.
     - Ради Бога, - выкрикнул Ван Ваук и попытался заползти на стену  позади
себя.   Иридани   заблеял,   как   овца,   замычал  сопрано,   как   корова,
переворачиваясь и  поджимая  ноги. Барделл закудахтал,  как цыпленок.  Трейт
просто лежал на месте, как дохлая лошадь.
     -  На сегодня зверинца достаточно, -  сказал я и вообразил,  что  их не
существует.
     Они исчезли.
     -  Теперь мы куда-нибудь  выберемся,  - сказал  я  и  вообразил,  что у
комнаты нет одной из стен.
     Она послушно исчезла, но пористая поверхность бетона осталась.
     - Сгинь, бетон, - пожелал я, но он остался. Я  ликвидировал три  другие
стены, пол  и потолок, мебель  и все  остальное, обнажив везде грубый бетон,
слабо отсвечивающий жутковатым фиолетовым светом.
     - О'кей, - сказал я  громко, мои слова ударились о глухие стены и упали
замертво. - Попробуем сконцентрировать силы.
     Я выбрал место  на  стене  и  сказал  себе, что его нет. Возможно,  оно
слегка затуманилось, но не исчезло. Я сузил фокусировку  до пятна размером с
монету в  десять центов.  Фиолетовый цвет в этом месте  потускнел,  и больше
ничего. Я сжал фокус до  размеров  булавочной головки  и вложил  в  удар все
силы.
     От точки зигзагом во все стороны побежали трещины. Выпал толстый кусок,
впустив серый свет и извивающиеся щупальца тумана. Стена рухнула, как мокрое
пирожное,  почти  беззвучно. Я  пробрался через  мягкий  мусор в  водовороте
тумана. Пушистым грибом-дождевиком впереди блеснул свет. Когда я подошел, он
превратился в уличный фонарь, старомодную карбидную лампу в железном корпусе
на высоком  стальном  шесте.  Я остановился  под  ним и прислушался.  Кто-то
приближался.
     Через  мгновение Дисс, лиловато-розовый  монстр, появился  передо мной,
одетый в черный вечерний костюм.
     - Ну и ну, -  сказал он, причем  прозвучало  это  не так небрежно,  как
обычно. - Как вы попали с ю д а?
     - Я не попадал, - сказал я. - Вы находитесь в  передающей кабине в двух
световых годах от Солнца, а я погоняю парой кошмаров  на старой доброй Улице
Сновидений, помните?
     Он выдавил смешок и сразу же отбросил его, почти не использовав.
     - Вы не выполнили  наше  соглашение, - сказал он тоном, показавшим, что
его чувства ущемлены, но не смертельно.
     -  Может быть, это ускользнуло  из  моей  памяти.  Я  выучил  несколько
фокусов с того времени, Дисс. Например, таких.  - Я превратил уличный фонарь
в дерево и зажег его крону. Пламя,  весело потрескивая, разогнало ночь. Дисс
чуть изогнул бровь - или, скорее, место, где должна быть бровь.
     -  То, что вы делаете, -  сказал  он,  перекрывая  рев огня,  - опасно.
Слишком опасно, чтобы это позволить. Я ведь говорил вам...
     - Ага, вы говорили мне,  - сказал  я. - Кто вы, Дисс?  За какую команду
играете?!
     Тени от затухшего пламени плясали на его лице.
     - Вот это уж никак вас не касается, - сказал он резким тоном  человека,
который  хочет  прекратить  спор до  того,  как он начался.  -  Вы  довольно
занятное существо, вовлеченное  в великие дела. Из  сострадания  я предложил
вам защиту; игнорировать ее, значит, готовить себе гибель.
     - Следующая строчка - вы даете мне  еще один шанс,  не  правда  ли? Что
если я отвергну предложение?
     - Не будь идиотом, Флорин! Возвращайся туда, откуда ты родом, и разрушь
аппарат, который поставил тебя в нынешнюю ситуацию.
     - А почему я должен делать это?
     - За тобой должок,  Флорин! Они поместили тебя в машину, как подопытную
морскую свинку, как  куклу,  реагирующую  на их желания. И  ты  думаешь, что
сумел  бы избавиться от их контроля без моей помощи? - он улыбнулся от одной
мысли об этом.  - Есть ли у  тебя лотерейный  билет в кармане,  приятель? Не
стоит  проверять  - я знаю, он там. Я положил  его  туда. На самом деле  это
комплексная печатная плата, настроенная на ритмы твоего управления. Я дал ее
тебе, помогая приобрести  свободу  действий, чтобы я мог вступить с тобой  в
переговоры. Итак, ты видишь, что кое-что мне должен, а?
     - Вам придется объяснить  получше, Дисс. Ведь вы помните,  что я просто
паренек из маленького городка. По крайней мере, вы так меня называли.
     Дисс сделал раздраженный жест.
     -  Благодаря  необычному  везению  ты  получил  возможность   сохранить
нетронутым, неиспорченным свой мир -  по крайней мере до того времени, когда
вы   будете   способны   вступить    в   борьбу   с   этими   галактическими
цивилизаторами...
     - Вы знаете слишком много о моем захолустном мирке, Дисс. Это беспокоит
меня. Ложь всегда беспокоит меня, особенно  когда  кажется бескорыстной. Что
вам нужно на самом деле?
     -  Довольно,  Флорин!  Я  проявил  терпения   гораздо  больше,  чем  ты
заслуживаешь! Сейчас ты возвратишься и разрушишь Машину Грез.
     -  Если  это   настолько   важно,  почему  вы  сами  не  разрушили   ее
давным-давно?
     - Политические причины удерживали  меня,  но  моему  терпению  приходит
конец...
     - Фью!.. Я не верю вам. Вы блефуете, Дисс.
     - Больше не  буду  терять  на тебя время! - он  попытался повернуться и
стукнулся носом о каменную стену.
     - Ты идиот! Невообразимый идиот! И это  награда за  то,  что я для тебя
сделал?
     - В данный момент я больше всего страдаю от любопытства.  Расскажи  мне
правду, Дисс, начинай откуда хочешь, я не привередлив.
     Он  рванулся вправо: я поставил еще одну стену.  Он дернулся назад, и я
окружил его с третьей стороны. Он пронзительно вскрикнул.
     -  Давай,  говори,  Дисс,  - сказал я, -  пока  я  сдерживаю  искушение
попрактиковаться в волшебстве.
     -  Волшебство!  Твой  сарказм  неуместен,  уверяю  тебя:  во  Вселенной
существуют  силы,  для которых превратить тыкву  в карету - такое же обычное
дело, как подмигнуть!
     -  Рассказывай,  Дисс.  Если  мне  не  понравится то,  что  я услышу, я
превращу тебя в мышь, запряженную в карету, и отправлюсь на прогулку.
     - Я все еще владел ситуацией, но у меня  появилось чувство, что он  был
уже  не таким напуганным, как несколько минут назад. Я пытался найти ошибку,
в   то  время  как   он  едва  заметно   продвигался  к  незакрытой  стороне
пространства.
     -  Ты  -  ребенок,  глупый  ребенок,  балующийся  с новой  игрушкой,  -
пронзительно крикнул он.
     - Я требую,  я приказываю тебе немедленно прекратить  эту бессмысленную
игру...  -  Он ринулся из  кирпичной клетки, но я тут же  поставил четвертую
стену,  окончательно заперев  Дисса.  Он  повернулся и,  ухмыльнувшись  мне,
приставил большой  палец  к ноздрям и  исчез, даже  без облачка  фиолетового
дымка на том месте, где только что стоял.
     - Молокосос,  - сказал я сам  себе и увидел, как меркнет свет,  так как
стены, в которых я был заключен,  придвинулись  ближе. Спиной  я упирался  в
одну стену, руками и ногами - в противоположную, но сил не хватило, и  стены
сошлись  и раздавили  меня,  и  я стал таким  тонким,  как  воск  на обертке
жевательной резинки, как  золото на Библии, как совесть политика. Где-то  на
пути к этому я потерял сознание...
     ...и пришел в себя  привязанным к креслу, которое было высоко подвешено
перед гигантской панелью, огоньки на ней мигали и вспыхивали слишком быстро,
чтобы за ними можно было уследить.
     - Держись, Флорин, -  раздался голос Сенатора откуда-то сверху и справа
от меня.
     Я  еще не совсем пришел  в себя, но  мне  удалось  повернуть  голову  и
увидеть  его,  подвешенного  в  кресле  наподобие  моего,  ухватившегося  за
подлокотники и наклонившегося вперед;  глаза  его были устремлены на большое
табло.
     - Вы  удержали их, - закричал он. - Вы выиграли  немного времени. Может
быть, еще есть надежда!


     Я  был  слабым,  как  вчерашняя заварка. Он  снял  ремни,  сунул что-то
холодное  мне  в  руку,  раздавил  что-то едкое у меня  под  носом, и  через
некоторое время я почувствовал себя лучше. Я сел и  огляделся. Мы находились
в большой  пустой комнате  с  гладкими, словно из слоновой  кости,  стенами,
плавно сходящимися в  вышине,  как в обсерватории. Впечатление  поддерживали
система  управления и два  круглых иллюминатора,  открывавших черную пустоту
глубокого космоса.
     Барделл сел на стул и сказал:
     - Вы сдержали  их, Флорин. Я погибал, вы взяли управление  вовремя. Это
был  самый критический  момент с  тех  пор, как  они появились. В  следующий
раз...  -  Он  посмотрел  на  меня спокойным  взглядом, сжав  челюсти.  -  В
следующий раз их уже не остановить.
     Я сел.
     - Где Ван Ваук, Трейт и остальные?
     - Вы приказали им убраться. Разве  вы не помните? Теперь  только вы и я
управляем Центральной энергосистемой.
     - Ваше имя - Барделл? - спросил я. Он выглядел удивленным.
     - Конечно, Флорин.
     - У меня,  кажется,  небольшой  приступ амнезии.  Заполните  мои  мозги
немного, расскажите, что здесь происходит.
     Мгновение  Барделл  выглядел  несколько  растерянным,  затем  его  лицо
разгладилось.
     -  Некоторая дезориентация  после  пребывания  в  энергосистеме  вполне
нормальна, -  сказал он  сердечно. - Скоро  вы снова станете  самим собой. -
Улыбнулся  он через силу. - Вы находитесь на станции  Грейфел, на возвратной
орбите в  двадцати  восьми  парсеках  от  Центра  Содружества.  Мы управляем
энергосистемой, защищаясь от атаки Дисса.
     Я  посмотрел  на  поблескивающий изгиб  стены  и  представил,  что  она
становится темно-розового цвета. Ничего не произошло.
     - Что там? - Барделл повернулся, чтобы увидеть, куда я смотрю.
     -  Ничего.  Просто разгоняю  туман. Мне  приснилось,  что  я  спорил  с
ящерицей...
     - Ну да, - недоуменно сказал он, - Дисс имеет внешность рептилии.
     - Я полагал, что это имя  принадлежит только  одному лиловому  ящеру, -
сказал я. - Он хотел, чтобы я разрушил Машину Сновидений.
     Барделл начал что-то говорить, замолк и посмотрел на меня настороженно.
     -  Не  волнуйтесь, я отверг  это  предложение, -  сказал  я. -  Не знаю
почему. Может быть, из духа противоречия. Он был чересчур настойчив.
     Барделл усмехнулся.
     - Еще бы! Если бы им удалось сломить вас - самого Флорина  - это был бы
конец.
     - Расскажите мне о противнике.
     - Мы не  знаем, откуда  они пришли;  они появились  несколько  лет тому
назад  из пустоты, нападая на миры Содружества. Способ  ведения войны  самый
скверный -  они  берут под  контроль волю и психику человека. Этих  дьяволов
миллиарды,  отдельно  они  ничего  не  значат,  но,  объединившись, обретают
групповое сознание  с мощным кумулятивным  эффектом. Мы сражаемся с ними при
помощи   энергосистемы,   искусственными   средствами  объединяя   множество
интеллектов  в  одно  "Я". Умственные  способности  нескольких  людей  могут
выдержать напряжение при управлении нашим  оружием:  ваши, мои, Ван  Ваука и
других.   Мы  солдаты  Интеллектуального  Корпуса,  которыми  укомплектованы
Энергостанции Глубокого Космоса.
     Он фыркнул, что было похоже на усталый циничный призрак смеха.
     - За  это мы получаем скупые благодарности. Весь комизм ситуации в том,
что большинство сограждан даже не знают, что идет война. Как можно объяснить
световую симфонию  слепому? Большинство считает  нас  шарлатанами,  психами,
сражающимися с  воображаемым противником. Вот почему мы проигрываем, Флорин.
Если  бы  вся  раса осознала  опасность  и объединилась,  чтобы отдать  свою
интеллектуальную энергию системе, - мы бы нейтрализовали Дисса одним ударом!
     - Ван Ваук и все остальные, - спросил я, - что они думают об этом?
     Барделл резко взглянул на меня.
     - Я  вижу, вы становитесь  самим собой. Они струсили.  Посчитали, что с
них  довольно. Они  рассуждали об условиях  перемирия; вы даже и  слышать об
этом не хотели. Вы назвали их предателями и приказали покинуть станцию.
     - А как настроены вы, Барделл?
     Он  замешкался,  прежде чем ответить, как человек, взвешивающий  каждое
слово.
     - В тот раз я встал на вашу сторону, - сказал он. - Сейчас  я вижу, что
все безнадежно.  У нас  недостаточно  сил, Флорин: у  нас нет  поддержки  со
стороны наших людей, а одни мы нейтрализовать их не в состоянии.
     Говоря это, он все больше приходил в волнение.
     - Если мы вновь соединимся с энергосистемой, это будет означать смерть.
Нет, хуже смерти - разрушение  рассудка! И  ради  чего? Они одолеют нас, нам
это известно; Дисс проникнет в Космос Человека - будем мы сражаться или нет.
Если мы  сейчас  признаем этот факт и эвакуируем станцию до того, как  будет
поздно, - мы еще можем спасти свой разум. И может быть, потом начать снова.
     - Что произойдет с остальными людьми?
     - Они  не  шевельнули  пальцем,  чтобы помочь нам, -  решительно сказал
Барделл. -  Они смеются  над нашей битвой. Им все  равно. И  м в  с е равно,
Флорин!
     - Почему вы считаете, что мы проиграем?
     - Вам недостаточно последней атаки? -  он  вскочил на  ноги, глаза  его
стали дикими, речь не совсем отчетливой.
     - Это была всего лишь обычная проба, попытка найти слабое  звено в цепи
станций - но  получился почти прорыв! Вы знаете, что  это означает! В данный
момент они  собирают все свои  силы  для тотального штурма  нашей станции  -
атаковать вас и меня, Флорин. Наши рассудки  этого не выдержат. Мы обречены!
Если только...
     Он замолчал и искоса посмотрел на меня.
     - Продолжайте, Барделл: Снимите камень с души.
     Он вздохнул и высказался до конца.
     - Если  только мы  не будем действовать  быстро. Мы не знаем, как долго
продлится передышка. Мы должны опередить их.  В прошлый раз они застали меня
врасплох. - Он замолчал. - То есть  они напали на нас  до того, как мы имели
возможность обсудить этот вариант, но сейчас...
     - Я думал, вы остались добровольно.
     -Я мог бы уйти со всеми. Как видите, не ушел.
     - Итак, вы остались,  но не для того, чтобы сражаться, да? У  вас  были
другие  планы,  но  они  напали  раньше,  чем  вы   подготовились.  К   чему
подготовились, Барделл?
     Он нервно засмеялся.
     - Вижу, вы восстанавливаете свою былую проницательность, Флорин.  Да, у
меня  была  причина,  чтобы  остаться,  и  я  не  собирался  кончать   жизнь
самоубийством. Ван Ваук, Иридани и все другие сейчас на пути в глубокий тыл.
Но какая польза им будет от этого через пять или десять лет, за которые Дисс
достигнет самых дальних рубежей? Они бегут в панике, Флорин, но не я. Не мы.
У нас есть альтернатива.
     - Назовите ее.
     - Энергосистема.
     Его  глаза  устремились  к  высокой,  широкой, сверкающей  конструкции,
которая заполняла почти всю комнату с бурыми стенами.
     - Мы можем  использовать мощь энергосистемы  на кое-что более полезное,
чем защита неблагодарных недоумков.
     - Расскажите мне об этом.
     - Я  все изучил, - заговорил  он,  на этот раз  быстро, как бы в  ритме
чечетки.  -  Я  экспериментировал во  время передышек.  Энергосистема  - это
фантастическое  устройство, Флорин, способное на такие  вещи, о которых и не
мечтали  ее  изобретатели! Она может передавать материю - включая  и людей -
мгновенно через всю Галактику!
     - Не почувствуем ли мы там себя слегка одинокими?
     -  Не только нас, Флорин: все, что мы выберем, перенесется с  нами.  Мы
можем, остановив выбор  на  определенных мирах,  перенести на  них  все, что
пожелаем, кого пожелаем, и даже поместить целую планету на стабильную орбиту
вокруг подходящего солнца в сотне тысяч световых лет от угроз Дисса. Пройдут
поколения,  прежде  чем  враги  проникнут так  далеко,  и, возможно, к  тому
времени мы подготовим новую и более эффективную защиту.
     Он подбодрил меня улыбкой, но  воздержался от того, чтобы погладить  по
голове.
     -  Я вижу, вы давно размышляете  об этом,  Барделл, но вы  уверены, что
энергосистема способна сделать столь многое?
     -  Абсолютно! Мы посылаем экстренный сигнал по линии Транс-L, когда все
действующие связи входят в резонанс, - и дело сделано.
     - Сколько звеньев связи все еще действует?
     -  Во всем секторе  меньше  полумиллиарда,  - сказал он,  скривив  свои
красиво  очерченные  губы.  -  Тем  не  менее,  для  одной  пульсации  этого
достаточно.
     - Почему только для одной?
     На этот раз его улыбка сделалась слегка угрюмой.
     -  Во-первых, разовая пиковая  потребность  в  энергии такова, что  это
полностью опустошит участвующие  звенья, а во-вторых, высвобожденная энергия
мгновенно превратит систему в груду обломков.
     -  Итак,  все,  что  нам  следует  сделать,  это  довести  до идиотизма
полмиллиарда  людей,  верящих нам,  и  разрушить систему  - их  единственную
защиту.
     - Ну, вы высказались довольно эмоционально, но по существу правильно.
     -  Я  не перестаю удивляться, почему  вы  не  проделаете  это без моего
участия?
     Он всплеснул руками и снисходительно произнес:
     - В конце концов, мы друзья,  коллеги;  я  всегда уважал вас...  Уважал
ваши таланты, хотя и не разделял все ваши взгляды.
     - Помогите мне встать, - попросил я.
     Он подскочил и взял меня  под локоть, я встал и нанес ему прямой правый
прямо в  солнечное сплетение,  вложив  в удар  всю силу и весь  свой вес. Он
издал сдавленный хрип и, сложившись, как складной нож, упал лицом вниз.
     - Мои взгляды не изменились, - сказал я. - Я остаюсь.
     Как раз в это время прозвучал сигнал тревоги. Несмотря на сильную боль,
Барделл  услышал  его. Он перевернулся и, хотя  еще не мог разогнуться,  как
червяк на сковородке, с трудом выдохнул:  -  Флорин...  быстро... это наш...
последний шанс...
     Он  продолжал говорить  что-то, но  я  уже повернулся к боевому пульту,
чтобы сыграть свою последнюю роль.


     Знания были со  мной,  они теснились в лобных долях мозга; все, что мне
пришлось делать, - это  позволить телу действовать автоматически: пальцам  -
бегать по кнопкам и клавишам, глазам -  вбирать информацию, телу - утонуть в
кресле,  пристегнуться,  запустить боевую  систему  станции.  Кресло  плавно
поднялось в  центральную точку.  Я почувствовал,  как  первые волны вибрации
ударили по станции, и увидел, как  напротив  меня в  ответ замигали огоньки,
почувствовал,  как  энергия  поступает  в  мой мозг, заполняет  его, как  он
расширяется  в поисках контакта, а в  это время изогнутые  белоснежные стены
меркнут и исчезают. Я уловил последний  мимолетный образ крошечной пылинки -
одинокой  станции  в  межзвездном  пространстве  и  одинокого  оператора  за
пультом. Затем все исчезло. А передо мной из темноты появился Дисс. Я  видел
его  издалека - гигантскую фигуру  динозавра, величественную, подавляющую, с
отблесками света на пурпурной полированной чешуйчатой броне. Он остановился:
громадная туша динозавра возвышалась башней на фоне звезд.
     - Флорин! - его голос гремел, заполняя весь космос, как орган заполняет
собор.  - Значит,  мы снова встретились. Я полагал, что  ты уже утолил жажду
дуэлей.
     Не ответив ему,  я выбрал место на  бледном  изгибе округлого  брюха  и
представил  рваную  обуглившуюся рану. Но  Дисс  не обратил на это  никакого
внимания.
     - Еще не поздно прийти к соглашению, - прогремел он. - Я могу, конечно,
уничтожить  тебя,  о  чем вполне справедливо  предупреждал  Барделл. Но  мне
незнакомо   чувство  мести.   Барделл  солгал,  нарисовав   меня  чудовищем,
намеревающимся  пожрать  души твоих  соплеменников. -  Он  захохотал  смехом
Гаргантюа. - Зачем мне это? Что я выигрываю?
     Я  сузил  размеры  раны, собрав  в кулак  всю свою  волю.  Дисс  поднял
когтистую лапу и лениво почесал брюхо.
     - Я, конечно, восхищаюсь нелепостью  этой  затеи -  в одиночку защищать
безнадежное дело.  Но  не  готов из сентиментальных  побуждений пренебрегать
долгом. Однажды я  уже просил  тебя  уничтожить  Машину Грез.  Ты  этого  не
сделал.  Ты  продолжал  совать  нос в чужие  дела,  выкопал несколько  новых
фактиков - ну и каков результат? Признаю, что машина не столь безнадежна, да
и  твоя роль не  столь незначительна.  Но  меняет  ли  это что-нибудь  -  за
исключением масштаба?  Галактическое Содружество старо, Флорин, старше,  чем
твоя  младенческая  раса. Оно  не может  далее  переносить  ваш младенческий
экспансионизм, ваш ребяческий энтузиазм, порождающий один лишь хаос. Так же,
как организм мобилизует свои защитные силы, чтобы победить болезнь, так и мы
мобилизуем свои  ресурсы, чтобы  сдержать  тебя.  Это  все, что  мы намерены
сделать,  Флорин: ограничить вас  в  вашем секторе космоса,  положить  конец
производимому вами беспорядку. Полагаю, теперь  ты знаешь  достаточно, чтобы
склониться перед неизбежным?
     Я  не   ответил,  полностью  сконцентрировавшись  на  своей  атаке.  Он
рассеянно потрогал пальцем пятно на брюхе и нахмурился.
     -  Покинь энергосистему,  Флорин. Воспользуйся  для  уничтожения Машины
методом  Барделла; у  меня  нет возражений, если ты удерешь  на другой конец
Галактики  со  всей  добычей,  какую  выберешь; гарантирую, что  тебе  будет
позволено  прожить  жизнь так, как ты... - Он  замолчал  и положил  лапу  на
живот. -  Флорин!  -  заревел он. -  Что ты делаешь?! - внезапно он  зловеще
завыл и стал рвать когтями чешуйчатое брюхо.
     - Предатель! Под прикрытием переговоров ты напал на меня...
     Он  замолк и  начал сбивать яркие  языки пламени, которые охватили его;
блестящая  чешуя  сворачивалась  и  чернела.  Неожиданно  он  уменьшился   в
размерах,  как  будто  изменилась  вся  перспектива.  Дисс  уже  не выглядел
гигантом  на фоне равнины,  а просто  рептилией размером с человека, которая
прыгала передо мной и пронзительно визжала - скорее, от ярости, чем от боли.
     - Ну, - сказал  я.  -  Все  выглядит  гораздо более  забавно, когда это
проделываешь с другими, не так ли?
     - Прекрати, - завопил  он  голосом  на  полоктавы выше,  чем  обычно. -
Признаю, что был не до конца  откровенен. Теперь я расскажу всю  правду - но
прекрати, пока не стало поздно для нас обоих.
     Я снизил температуру.
     - Начинай говорить, Дисс, - предложил я.
     - То, что я сообщил тебе раньше, в основном, правда, - завизжал он. - Я
просто  исказил   некоторые  детали.  Наверное,  я  был  неправ.  Но  пойми:
единственным моим желанием было избежать осложнений, урегулировать  дело как
можно быстрее  и проще.  Но  я  недооценил  тебя.  - Он  посмотрел  на  меня
диковатыми  глазами  рептилии, дымок от  затухающего пламени клубился вокруг
его узкой головы. - Как  я говорил, ты добровольно подключился  к модулятору
окружающей  среды  -  Машине  Грез - но  не в  экспериментальных  целях. Для
лечения. Ты  занимаешь высокое положение,  Флорин. Ты необходим.  И вот тебя
загипнотизировали, лишили воспоминаний и взамен ввели новые, соответствующие
твоей  новой  роли. Предполагалось  управлять  твоими  галлюцинациями  таким
образом,  чтобы загнать тебя в  ситуацию,  из  которой уже  нет спасения,  и
заставить тебя искать спасение в реальности.
     -  Это мне кое-что напоминает, -  сказал  я.  - Но  тогда  речь  шла  о
Сенаторе.
     Дисс пришел в замешательство.
     - Разве ты еще не понял? - спросил он. - Ты и есть Сенатор.


     -  Вообще-то,  идея  была  неплохая,  -  сказал  Дисс.  -  Ты  ушел  от
действительности  в образ легендарного Флорина, тогда Ван Ваук  устроил так,
чтобы Флорин, Человек  Действия, был нанят телохранителем Сенатора. То есть,
ты охранял сам себя, был поставлен перед неразрешимым парадоксом.
     - Похоже на шулерский трюк. Почему же он не сработал?
     - С похвальной изобретательностью твое больное воображение воспроизвело
Сенатора,  которым был  ты  сам, но  в  то же  время  и не  совсем ты. Через
некоторое время, под давлением обстоятельств, заставляющих тебя узнать себя,
ты опять  вывернулся,  назвав  Сенатора актером. Однако  это  было временным
решением  вопроса, поскольку тебя  продолжала  заботить  личность подлинного
Сенатора. Тобой овладела навязчивая потребность найти его и оказаться с  ним
лицом к лицу. Ван Ваук  и его группа, контролируя твою фантазию,  безуспешно
пытались удалить Барделла  со сцены.  В конце концов они подбросили тебе его
труп  -  шаг  отчаяния. Но ты  -  или твое подсознание - оказался  достойным
соперником. Ты, конечно  же, не  мог согласится  с  тем, что тебя  удаляют с
подмостков. И  Флорин превратил мертвого самозванца  в безжизненную куклу. И
продолжал упорствовать, расстраивая планы Галактического Содружества.
     - Поэтому на сцене появился ты и представил мне кусочки этой истории, и
послал меня разрушить чудище, которое называешь Машиной Грез.
     -  Но этого сделано не было. Надеюсь, теперь ты  понимаешь, что никогда
не сможешь избавиться от самого себя, Флорин.
     - Очень поэтично, - сказал  я. - Но почему ты сразу не сообщил мне, что
Сенатор-это я? Зачем рассказывал сказки об эксперименте?
     - Я не знал, насколько опасно для душевнобольного сознание того, что он
сумасшедший, - ответил он довольно едко. - Теперь же, увидев в действии твое
монументальное эго, это соображение меня уже не сдерживает.
     - Только и  всего? Все так просто и мило?  И  я не помню  ничего только
потому, что  лечение включало в себя изъятие моих воспоминаний? А джокером в
колоде  оказалось  то,  что  мы играли  с  заряженным ружьем,  и  ты  -  как
заботливый папаша -  появился,  чтобы забрать  его. Знаешь что,  Дисс. Ты  -
приятный парнишка и мне нравишься, но, думаю, ты опять врешь.
     - Что?  Я лгу? Это не так!  Я  имею в виду  - сейчас. Конечно,  раньше,
когда я еще не полностью оценил твои способности...
     - Хватит, Дисс.  Мы  достигли,  что называется, глубокого расхождения в
вопросах доверия друг другу. Это самый вежливый из придуманных мною способов
назвать человека отчаянным треплом. Почему тебе хочется уничтожить Машину?
     - Я уже объяснил...
     - Слышал. Попытайся еще раз.
     - Это абсурдно! То, что я рассказал тебе, абсолютная правда!
     -  Тебе не нравится, когда я играю с этим подобием действительности, не
правда ли, Дисс?
     Я нарисовал в воображении,  что мы  окружены  стенами. Они появились. Я
превратил стены в  задник театральной сцены, поместив  здесь  лабораторию  с
зеленым   кафелем.  Затем   сделал  декорации   реальными.  Дисс  зашипел  и
облокотился  на большую панель, где горели все лампочки. Я различил мигающую
красную надпись: "Аварийная перегрузка". Человек-ящер уменьшился в размерах:
довольно  жалкая  ящерица   в   вышедшем   из  моды  жестком  воротничке   с
галстуком-шнурком.
     - Что тебе надо, Флорин? - прошептал он. - Ч т о т е б е н а д о?
     - Я не знаю, - сказал я и устлал пол бледно-голубым персидским  ковром.
Он не соответствовал  стенам.  Я поменял  его  цвет  на бледно-зеленый. Дисс
взвизгнул и заплясал, как будто пол под ним стал горячим.
     - Хватит! Хватит! - зашипел он.
     - Готов сдаться? - сказал я. - Перед тем, как я превращу эту кучу хлама
в Плейбой-клуб, закончим с холоднокровными кроликами в панцирях?
     - Ты н-не с-сможешь! - его голос по тону достиг уровня сопрано.
     -  Я  начинаю  играть  без  правил,  Дисс.   Мне  плевать  на  школьную
дисциплину. Я хочу увидеть, как это все начнет лопаться по швам.
     Я заменил зеленую плитку на стенах на бумажные обои в цветочек. Добавил
окно  с видом на  природу, которая, к моему  удивлению,  состояла  из желтой
пустыни, простиравшейся  дальше,  чем  могла  бы  простираться любая  другая
пустыня в  мире.  Я посмотрел на Дисса, он был  одет в облегающую золотистую
форму  с блестящими знаками отличия и серебристыми  галунами, со сверкающими
всеми цветами радуги медалями, в  начищенных до  блеска ботинках  с  острыми
шпорами;  в правой руке  он  держал хлыст,  которым нетерпеливо, со  свистом
похлестывал по покрытой броней лодыжке.
     - Ну, что ж, Флорин, поскольку ты не оставляешь мне выбора, ставлю тебя
в  известность,   что   являюсь   Главным   инспектором  галактических   сил
безопасности.  Ты  арестован. -  Он  выдернул большой  красивый пистолет  из
украшенной драгоценными камнями кобуры, пристегнутой к тощему бедру, и левой
рукой направил на меня.
     Я выбил пистолет выстрелом из никелированного револьвера 44-го калибра.
Он выхватил шпагу из ножен, которые я не заметил, и ринулся на меня, но я во
время  подставил  абордажную   саблю,  и  металл   лязгнул  о  металл.  Дисс
отшатнулся, выхватил бамбуковую  трубку,  дунул  в нее, и  в  меня  полетела
стрелка с ядом кураре.
     Я  нырнул  под нее, а  он  достал  огнемет,  и струя  бушующего пламени
охватила  меня,  не  причинив особого вреда  моему  асбестовому  костюму;  я
погасил  шипящий  и  плюющийся  клубами  дыма  огонь  из большого  латунного
брандспойта.
     Дисс  был  теперь  не  больше двух футов.  Он  швырнул в меня  гранату,
которую  я  отбил  крышкой  от  мусорного  бака;  взрыв  отбросил  Дисса  на
контрольную панель.  Все  зеленые  огоньки превратились в  красные, зазвучал
резкий сигнал тревоги.  Дисс вспрыгнул на стол с картами, на нем уже не было
аккуратной  золотой  формы. Его  шкура  оказалась тусклого  серо-фиолетового
цвета. Вереща, как взбесившаяся белка,  он пустил в меня молнию, которая, не
причинив вреда, взорвалась, наполнив воздух запахом  озона и смрадом горящей
пластмассы. Теперь  уже  ростом  всего в один  фут  Дисс  в ярости  запустил
ядерную ракету. Я наблюдал, как она пересекала  комнату, направляясь ко мне,
и  в последний  момент уклонился в сторону, одновременно толкнув  ее локтем:
сделав  сальто-мортале,  ракета возвратилась к своему владельцу. Он нырнул в
сторону-рост его был теперь  около шести  дюймов - а  вся комната взорвалась
мне в лицо. К счастью, на мне был скафандр высокой защиты. Я пробрался через
руины  наружу в желтый  солнечный  свет, наполненный пылью.  Она улеглась, и
маленькая  бледно-фиолетовая  ящерица, свернувшаяся кольцом  на скале  прямо
передо  мной, издала  ультразвуковое  шипение  и пустила струйку  яда  мне в
глаза.
     Это   меня  раздосадовало.  Я  поднял  свой  гигантский  молот,   чтобы
размозжить  ящерицу, которая  уже стала размером с кузнечика,  но она издала
пронзительный писк и нырнула в  трещину  в скале. Я воткнул лом в расщелину,
нажал, и весь камень раскололся.
     - Флорин! Я сдаюсь! Я полностью уступаю! Только прекрати сейчас же!
     Его  глаза  сверкали  двумя  красными  искорками  из глубины  камня.  Я
засмеялся и засунул рычаг поглубже.
     - Флорин,  я признаю,  что  тайно вмешивался в работу Машины Грез!  Ван
Ваук и другие не имеют к этому никакого отношения! Они всего лишь безмозглые
простофили,  и ничего  больше. Когда я обнаружил, что твое сознание открыто,
как расколотая  раковина  моллюска,  -  я не  мог  удержаться. Я  думал, что
напугаю тебя, заставлю  подчиниться  моей воле,  но вместо этого ты захватил
мои источники  энергии и  прибавил  к собственным. В результате  ты приобрел
мощь, о которой я и не мечтал, - фантастическую мощь! Если ты не прекратишь,
то разрушишь саму структуру Вселенной!
     - Замечательно, ее не мешает кое-где немного обновить, - я налег на лом
со  всей силой  и почувствовал,  как что-то поддается в глубине  скалы,  как
будто земная  кора  разрывалась  по линиям разлома.  Я услышал пронзительный
крик Дисса.
     -  Флорин, я  идиот, круглый идиот! Теперь я вижу, что все это время ты
пользовался  энергией  из   другого  источника,  о   котором  я  никогда  не
подозревал! Эта женщина-мисс Реджис - она связана с тобой узами такой  силы,
которая способна изменить движение Галактик!
     -  Да, девушке  я нравлюсь, и это,  возможно, заставляет  мир крутиться
быстрее... - Я снова нажал и услышал треск валуна. Дисс взвизгнул.
     - Флорин, какая польза от победы, если ты оставляешь после себя  только
развалины?
     Он был уже сверчком, стрекочущим в  пустыне.  Я нажал  еще раз, и  весь
гигантский валун раскололся  со страшным  грохотом;  распадаясь, он увлек за
собой и землю, и небо, обнажая бархатную черноту абсолютной пустоты.


     - Хорошо, - крикнул я в темноту, - но на мой взгляд чуть-чуть статично.
Да будет свет!
     И возник свет.
     И я увидел, что это хорошо, и отделил свет от тьмы. Однако  вокруг было
немного пустынно, поэтому я создал твердь и отделил воды  над  нею от вод на
ней. Получился океан и множество дождевых туч.
     - Слегка монотонно, - сказал я. - Пусть воды соберутся по одну сторону,
а здесь появится суша.
     И было так.
     - Уже лучше, - сказал я.  - Но выглядит несколько абстрактно. Да  будет
жизнь.
     Слизь распространилась в воде и эволюционировала в морские водоросли, и
тучи их  подплывали к берегу, застревали и  пускали  новые  корни, ползли по
голым скалам и грелись на солнце; и земля  породила траву и другие растения,
дающие  семена,  и фруктовые деревья,  и  лужайки, и  джунгли,  и  цветочные
клумбы, и мох, и сельдерей, и много другой зеленой чепухи.
     - Чересчур вяло, - объявил я. - Да появятся животные.
     И  земля породила китов и  коров, диких  птиц и  пресмыкающихся, и  они
плескались,  и мычали, и кудахтали, и ползали, немного оживляя все вокруг но
явно недостаточно.
     - Дело в том, что здесь слишком спокойно, - указал я сам себе. - Ничего
не происходит.
     Земля задрожала,  вспучилась,  вершина горы взорвалась, излилась лава и
зажгла лесистые  берега; облака черного дыма и пепла окутали меня. Я зашелся
кашлем и сдал назад, и кругом снова наступило спокойствие.
     -  Я имел в  виду что-нибудь приятное,  - сказал я, - и что-нибудь типа
роскошного заката в сопровождении музыки.
     Небо вздрогнуло, и  солнце  утонуло на юге  в  великолепных  пурпурных,
зеленых  и  розовых  волнах  в  сопровождении  гремящих   аккордов,  которые
производил какой-то незримый источник в небесах. По окончании этого  зрелища
я  возвратил  все  обратно  и  прокрутил  закат  еще  несколько раз.  Что-то
показалось мне не совсем верным. Потом я заметил, что каждый раз смотрю одно
и то же. Я все изменил и создал еще полдюжины закатов, прежде чем понял, что
они сохраняют определенное сходство.
     - Создавать каждый раз что-то новое  - это тяжелая работа,  - признался
я. - Что если ограничиться только концертом без светового шоу?
     Я проиграл  все, что  помнил  из различных симфоний,  похоронных песен,
концертов, баллад,  мадригалов и рекламных роликов. Через  некоторое время я
исчерпал свои возможности. Постарался создать свою  собственную  музыку,  но
ничего  не получилось. Этой областью  деятельности мне придется заняться, но
позже. А сейчас мне хотелось развлечься.
     - Лыжи,  -  определился  я. -  Упражнения на открытом воздухе  -  залог
здоровья.
     И я помчался по склону, потерял равновесие, перевернулся через голову и
сломал обе ноги.
     - Не совсем то, - сказал  я, ремонтируя себя. - В  дальнейшем обойдемся
без падений.
     Я  со  свистом  понесся  по склону внутри  невидимого, как  бы  обитого
войлоком тоннеля, который оберегал от малейших толчков.
     - Все равно что принимать  ванну в одежде, -  сообщил я. -  С  таким же
успехом можно смотреть слалом по телевизору.
     Я попробовал водные  лыжи,  скользя по волнам, как кролик в мчащейся по
рельсам клетке на собачьих бегах. Вокруг была вода, но ничего общего с ней я
не имел.
     - Не годится.  Надо бы научиться проделывать  это всерьез,  но,  честно
говоря, не хочется. Может быть, попробовать парашютный спорт?
     Ухватившись за раму открытой двери, я шагнул  наружу. Воздух со свистом
проносился  мимо  меня,  а  я  неподвижно  висел,  наблюдая за  гобеленом  в
пастельных  тонах   в  нескольких  футах   подо  мной,   который  постепенно
увеличивался  в  размерах.  Внезапно  он  превратился   в  поля  и  деревья,
стремительно мчащиеся на меня; я схватил кольцо, дернул...
     Рывок чуть не  сломал  мне  спину. У  меня  началось головокружение  от
вращения, я раскачивался,  как маятник на  дедушкиных часах, и  шлепнулся на
твердую скалу.
     Парашют тащил  меня по  земле. Мне удалось  расстегнуть лямки и уползти
под куст, чтобы придти в себя.
     - В каждом деле есть свои фокусы, -  напомнил  я  сам себе, - включая и
профессию  Господа.  Какой   смысл  чем-то  заниматься,  если  нет  никакого
удовольствия?
     Я задумался, что же может доставить мне удовольствие.
     -  Как ты насчет новенького, с иголочки,  обтекаемой формы, каштанового
цвета, "Спидстара" - с зеленой кожаной обивкой.
     Он  стоял  у  дороги.  Он  обещал  удовольствие.  Двери захлопнулись  с
приятным звуком. Я завел его, разогнал до 50 миль по дороге,  которую сам же
и создал.  Я  мчался быстрее и быстрее:  90...  100...200... Через некоторое
время  я  устал  бороться  с  ветром  и  пылью, бьющими в лобовое  стекло, и
избавился от них. Остался только рев двигателя и тряска.
     - Ты слишком приземлен, - обвинил я сам себя.
     Добавив крылья и  пропеллер, я круто пошел  вверх на  спортивной модели
"Пчелки".  Совершенно  неожиданно  спортивная  лошадка  взбрыкнула  и, резко
потеряв  скорость,  врезалась  во  вспаханное поле  около  Пеории.  То,  что
осталось от  меня,  могло свободно поместиться в  ложке. Я  собрал  себя,  и
истребитель Т-33  стал набирать  высоту. 30000 футов... 40000  футов...50000
футов.  Я выровнял машину и принялся делать  бочки, петли, спирали, пока  не
почувствовал приступ тошноты. Я спикировал  в каньон.  Но прежде, чем  успел
создать посадочную полосу, взорвался.
     - Все дело  в том,  приятель,  что куда бы  ты ни отправился, от самого
себя не отделаешься. Как насчет более спокойных занятий?
     Я сотворил пустынный остров,  украсил его орхидеями и пальмами, устроил
ласковый  ветерок,  белый  прибой,  окаймляющий  голубую лагуну. Построил из
красного  дерева,  стекла  и  неотесанного  камня  дом  на  высокой  террасе
центрального холма, окружив его тропическими садами, прудами и водопадами, и
спустился  во внутренний дворик отдохнуть около бассейна,  где на столике  в
высоких  бокалах  ожидали прохладительные  напитки.  Бокал  "швепса"  вызвал
аппетит.  Я  создал стол, прогибающийся под тяжестью жареной дичи и холодных
арбузов,  шоколадных  эклеров и белого вина. Когда  аппетит  стал угасать, я
избавился  от  всего этого,  а  также  от  креветок,  ростбифов,  изысканных
салатов,  свежих  ананасов,  цыплят с рисом,  свинины со  сладким  соусом  и
холодного пива. Я почувствовал, что снова взорвусь.
     Я  подремал на своей квадратной, три на  три метра, кровати,  устланной
шелковыми простынями.  После четырнадцатичасового сна  она  уже не  казалась
такой комфортабельной. Я  снова поел, на этот раз жареных сосисок и пирожков
с ливером.
     Поплескался в лагуне. Вода была  холодная,  и я  порезал ногу о коралл.
Потом ногу свела судорога, - к счастью, на мелком месте.
     Хромая,  я вылез из воды  и сел на  берегу, размышляя  о автоматическом
музыкальном  центре с пятью тысячами кассет, о библиотеке с десятью тысячами
книг,  антикварном  оружии  и коллекции  монет,  о  гардеробах,  заполненных
костюмами  из натуральной  шерсти и обувью, изготовленной по индивидуальному
заказу, о пони для игры в поло, о яхте...
     - Идиотизм, - сказал я.  - У меня морская болезнь, и я понятия не имею,
как  ездить  верхом.  А что  можно  делать  со  старыми монетами, кроме  как
смотреть  на них? Мне потребуется сорок  лет, чтобы прочитать  столько книг.
И...
     Неожиданно я почувствовал себя усталым. Но я  не хотел спать. Или есть.
Или плавать. И вообще ничего не хотел.
     -  Что  хорошего   во  всем  этом,  -  пожелал  я  узнать,  -  если  ты
один-одинешенек? Если нет никого, кому можно  было бы показать все  это, или
поделиться,  или произвести впечатление,  или вызвать  зависть? Или  хотя бы
сыграть во что-нибудь?
     Я  адресовал горькие вопросы небу, но никто не ответил, потому что я не
позаботился поместить туда кого-нибудь для этой цели.
     - Вся беда  в том, что здесь нет людей, - признал я мрачно.  - Да будет
человек, - сказал я и создал Его по своему подобию.
     Сенатор выполз из-под куста гибискуса и отряхнул колени.
     - Это  был план  Ван  Ваука,  -  сказал  он.  - "Раз  уж  Флорин  решил
продолжать работу над  проектом стимулятора,  - сказал он, - то будет только
справедливо, если  именно он  испытает  его". Клянусь,  я не  знал,  что  он
планировал  избавиться  от  тебя.  Я  был  всего лишь  попутчиком, такой  же
жертвой, как и ты...
     - Я допустил ошибку, - сказал я. - Возвращайся туда, откуда появился.
     Он исчез даже без прощального взгляда.
     - Что мне действительно понравилось бы, - сказал я, - так это встреча с
абсолютно незнакомыми людьми.
     Небольшая  шайка  неандертальцев  появилась  из рощицы,  они  были  так
увлечены поисками сочных гусениц под камнями,  что сначала не заметили меня.
Затем старикашка с седыми волосами по всему телу увидел меня и загавкал, как
собака, после чего они убежали.
     - Я мечтал о  чем-то более утонченном, - покритиковал я. - Пусть  будет
город, с улицами, магазинами и барами, куда можно зайти, если идет дождь.
     И возник город - разбросанные тут и там саманные  хижины, уныло стоящие
под  свинцовым небом. Я  разогнал  тучи, и  произвел некоторые улучшения, не
очень  существенные  -  просто для того, чтобы  все выглядело  по-домашнему.
Получился  Нижний Манхэттен в солнечный полдень. Неандертальцы были  тут же,
побритые,  одетые,  многие  управляли  машинами,  другие   толкали  меня  на
тротуаре. Я зашел  в бар, занял столик с правой  стороны, сел лицом к двери,
словно ожидая кого-то...
     Толстая  официантка  в  грязном  платье  на  два  размера  меньше,  чем
необходимо, приблизилась и, усмехаясь, достала из-за уха ручку.
     -  Ладно,  - сказал  я  и  избавился  от всего этого.  Разжег на  пляже
маленький уютный костер.
     Вокруг  него,  скрестив  ноги, сидела  компания  и поджаривала  мясо  с
аптечным шалфеем.
     -  Жизнь  в единстве с природой,  -  с энтузиазмом сказал я и подошел к
ним. Здоровый парень со спутанными на  груди черными волосами встал и угрюмо
сообщил: "Отстань, Джек. Частная вечеринка".
     - А нельзя ли мне поучаствовать? - спросил я. - Взгляни, вот моя доля.
     Какая-то девушка  вскрикнула,  а  брюнет нанес  серию  ударов  слева  и
справа, большинство которых  я ловко  парировал своим подбородком. Я упал на
спину  и  заполучил  полный  рот  мозолистой   ноги,  прежде  чем  прекратил
существование группы.
     Я  выплюнул  песок  и попытался осознать ценность одиночества,  мирного
шума  прибоя, легкого бриза и, может быть, достиг бы успеха,  если бы в этот
момент  какое-то  насекомое  не  запустило свои  челюсти в  то  место  между
лопатками, где  вы никак  не можете  его достать.  Я  истребил  все  живое и
задумался.
     Все  не  так!  Мне нужно место, для которого я подхожу. Что может  быть
лучше собственного прошлого?
     Я позволил  мыслям  скользнуть в прошлое,  к маленькому  зданию  школы,
расположенной  на грязной дороге, в один из давно прошедших летних дней. Мне
восемь лет, на мне  бриджи, теннисные туфли и рубашка с галстуком. Я сижу за
партой, украшенной вырезанными ножом инициалами, и жду звонка.
     Я выскочил из школы  под роскошное солнце юности, и парнишка в три раза
здоровее  меня,  с  жесткими  рыжими  волосами  и маленькими, как  у свиньи,
глазками, схватил меня за волосы и костяшками пальцев быстро  "причесал" мою
голову, затем ударом свалил на землю.
     Я  заковал  его  в  цепи  и  обрушил  на  его  голову  семнадцатитонный
механический молот. И снова остался один.
     - Все неправильно, - сказал  я. - Порочна  сама идея: уход  от реальной
жизни со всеми ее радостями и проблемами. Чтобы что-то значить самому,  надо
дать противнику шанс.
     Я сотворил себя шести футов трех дюймов роста и потрясающе мускулистым,
с жесткими золотистыми кудрями и квадратным  подбородком,  а Свинячьи Глазки
вышел  из  аллеи со здоровой  трубой и  снес мне  полголовы.  Я  одел латы и
стальной шлем, а он подошел  сзади и вонзил в меня  кинжал через щелку,  где
латный воротник соединялся  с наплечниками. Я выбросил  латы  и надел черный
пояс, применил пару приемов, а он всадил мне пулю в левый глаз.
     Я уничтожил его и снова оказался на пляже наедине с москитами.
     -  Хватит  действовать  импульсивно, -  сказал я  твердо.  - Рукопашная
схватка - не твой идеал веселья: если ты проигрываешь, это неприятно; а если
все время выигрываешь, то скучно. Все, что тебе  действительно  нужно, - это
товарищеские  отношения, а  не  соперничество. Просто  теплота человеческого
общения.
     И сразу же я оказался в центре толпы. Никто ничего особенного не делал,
все просто  толпились.  Теплые, пыхтящие тела, тесно прижавшиеся  ко  мне. Я
чувствовал  их  запах.  Это совершенно  нормально,  телам  свойственно иметь
запах. Кто-то  наступил  мне на  ногу  и сказал:  "Извините".  Кто-то другой
наступил  мне на  другую  ногу и не извинился. Какой-то человек упал и умер.
Никто не обратил на это внимания. Я, может быть, тоже  не  обратил бы на это
внимания, если бы этим человеком был не я.
     Я  очистил сцену  и  присел на обочину, наблюдая за печальным солнечным
светом,  освещающим обрывки  газет,  гонимые  ветром  по мостовой.  Это  был
грязный мертвый город. Импульсивно я очистил  его, убрав  даже въевшуюся  во
фронтоны зданий сажу.
     Теперь это стал чистый мертвый город.
     -  Венец  человеческой дружбы  - желанная  и любящая женщина, достигшая
брачного возраста, с покладистым характером.
     Я  оказался в  фешенебельной  квартире; из высококлассного музыкального
центра   раздавалась  тихая  музыка,  вино   было  охлаждено;  она  свободно
откинулась на грудах мягких  подушек. Она была высокой, с красивой фигурой и
копной каштановых  с  красноватым оттенком  волос,  гладкой кожей, огромными
глазами и маленьким носиком. Я налил  вина. Она сморщила носик  и зевнула. У
нее были красивые зубы.
     - Боже мой, неужели у тебя нет современных  записей? - спросила она.  У
нее был высокий, тонкий и капризный голос.
     - Что ты предпочитаешь? - спросил я.
     -  Не  знаю. Что-нибудь  легкое. -  Она  снова  зевнула и посмотрела на
толстый браслет  с изумрудами и бриллиантами на своей  руке. - У меня ужасно
болит голова, - прохныкала она. - Вызови такси.
     - Это  показывает, что ты на  самом  деле думаешь  о девушках,  которые
приходят  в фешенебельные квартиры  слушать  классные  музыкальные центры, -
сказал я себе, расставаясь с ней движением руки. -  Что тебе  нужно на самом
деле - это домовитая, милая, невинная и непритязательная девушка.
     Я поднялся по  ступеням маленького белого коттеджа со свечкой  на окне,
она  встретила меня  у двери  с тарелкой домашнего печенья.  Она  щебетала о
саде,  шитье и  кухне,  пока  мы обедали  кукурузным  хлебом и  черноглазыми
сливами с  кусками  деревенской  ветчины.  После этого она мыла посуду, а  я
вытирал.  Потом она плела кружева, а я смазывал маслом упряжь или  что-то  в
этом роде. Через некоторое время  она  сказала:  "Спокойной ночи",  - и тихо
вышла  из комнаты. Я подождал  пять минут и последовал  за ней. Она как  раз
откидывала лоскутное стеганое одеяло; на ней  была  толстая шерстяная ночная
рубашка, а волосы заплетены в косы.
     - Сними ее, - сказал я. Она сняла. - Давай ляжем в постель, - сказал я.
Мы легли. - Ты ничего не хочешь сказать мне? - поинтересовался я.
     - Что я должна сказать?
     - Ну, хотя бы, как тебя зовут?
     - Ты не дал мне имени.
     - Тебя зовут Черити .Откуда ты родом?
     - Ты не сказал.
     - Ты родом из-под Дотана. Сколько тебе лет?
     - Сорок одна минута.
     -  Ерунда! Тебе,  по  крайней  мере... двадцать  три года. У  тебя было
счастливое детство, чудесная юность, а теперь ты здесь, со  мной, и это  как
раз то, о чем ты мечтала!
     - Да.
     - Ну, послушай: разве ты не счастлива? Или печальна? Неужели у тебя нет
собственных мыслей?
     - Конечно, есть. Меня зовут Черити, мне двадцать  три  года, я здесь, с
тобой...
     - А если я ударю тебя? Или подожгу дом?
     - Как хочешь.
     Я обхватил голову руками и подавил вопль ярости.
     - Подожди  минутку, Черити, - это все  неправильно.  Я ведь  не  хотел,
чтобы ты была  автоматом, исполняющим  мои  желания.  Будь  реальной  земной
женщиной!
     Она подтянула одеяло до подбородка и завизжала.
     Я сидел на кухне один, пил холодное молоко и вздыхал.
     -  Давай обдумаем все  заново, - предложил я.  -  Ты можешь сделать это
любым способом, каким пожелаешь. Но ты все пытаешься сделать слишком быстро.
Весь фокус  в том,  чтобы  действовать последовательно,  отшлифовать детали,
учесть нюансы.
     Я  построил  маленький городок на  Среднем  Западе, с широкими мощеными
улицами, с просторными старыми коттеджами, солидными и уютными, где вы могли
бы  покачаться в гамаке и побродить по траве, сорвать  цветок, не  чувствуя,
что совершаете акт вандализма и разрушаете основы мироздания.
     Я прогуливался по улицам, проникаясь их духом. Была  осень, где-то жгли
листья.  Я взобрался  на  холм,  вдыхая  приятный аромат  вечернего воздуха,
ощущая себя живым. Мягкие звуки  фортепиано плыли  над  газоном  у  большого
кирпичного дома на вершине  холма. Там жила  Пьюрити Этуотер. Ей было  всего
семнадцать, и она считалась  самой  красивой девушкой  в городе.  Я  подавил
возникшее желание сразу же заглянуть к ней.
     - Ты новый человек  в городе, - произнес я. - Ты должен обосноваться, а
не въехать сюда на белом коне.  Ты должен  познакомиться с  ней  принятым  в
обществе способом, произвести  впечатление  на ее родственников, угостить ее
содовой, сводить в кино. Дай ей время. Пусть все будет реальным.
     Номер  в  маленькой  гостинице  стоил всего пятьдесят  центов. Я хорошо
поспал. На следующее утро я обратился в поисках работы в три места и получил
ее (оплата - два доллара в день) у Зигеля, владельца  фирмы "Скобяные товары
и  фураж".  На  мистера  Зигеля   произвели  благоприятное  впечатление  мое
дружелюбное открытое лицо, вежливые манеры и деловая хватка.
     Через  три  месяца мое  жалование поднялось до 2,25  доллара в день, по
совместительству  я стал исполнять обязанности счетовода  и снял  комнату  с
канарейкой и шкафом, полным вдохновляющих книг. Я регулярно посещал духовные
службы, внося по два цента в неделю. Я посещал вечерние бухгалтерские курсы,
выписал учебник Чарлза Атласа и разрешал своим мускулам расти не больше, чем
позволяло динамическое напряжение.
     В декабре я встретил Пьюрити. Я  попал на вечеринку, которую посетила и
она. Ей понравился мой  загар,  мои  волнистые волосы,  обаятельная  улыбка,
неуклюжесть молодого моржа. Я пригласил ее в кино. Она согласилась. Во время
третьего  свидания я немного подержал ее  за руку. На десятом поцеловал ее в
щеку. Через восемнадцать  месяцев, когда я все еще  целовал ее  в щечку, она
сбежала из города с трубачом из джаза, посетившим наш городок.
     Я предпринял вторую попытку. Хоуп Берман была второй красавицей города.
Я  провел ее  по тому же  маршруту, перешел  к  поцелуям в  губы  уже  после
двадцать первого свидания  и был сразу же  приглашен на  беседу  с  мистером
Берманом.  Он  интересовался моими намерениями.  Намекнул  на  место в фирме
"Берман и сыновья, готовая одежда". Хоуп хихикнула. Я сбежал.
     Позже  в своей  комнате  я  сурово раскритиковал  себя. Моя репутация в
Потсвилле  была разрушена,  по  городу  разнеслась  молва,  что  я ветреник.
Получив свою  зарплату за минусом небольших вычетов и обиженную речь мистера
Зигеля, я поездом перебрался  в Сан-Луи. Здесь я сразу же начал ухаживать за
Фейт, веселой  девушкой, которая  работала  секретарем  не очень  удачливого
юриста. Мы ходили в кино, совершали длительные поездки по улицам на трамвае,
посещали музеи, выезжали на  пикники. Я заметил, что она  умеренно потеет  в
теплую погоду, мало в чем разбирается и очень посредственна в постели.
     Омаха  была  более  приятным городом.  Я  на  неделю  забрался  в  нору
привокзальной гостиницы  и все еще  раз подверг анализу.  Было очевидно, что
мои  действия продолжали носить поспешный  характер.  Я  поменял одиночество
Бога  на одиночество Человека, одиночество хотя и менее  значительное, но не
менее  мучительное.  Проблема  была в  том,  чтобы  сочетать  лучшие стороны
каждого  состояния, то  есть  оставаться человеком,  но  слегка  подправлять
жизнь, когда потребуется.
     Вдохновленный,  я  сразу  же  отправился в родильную  палату  ближайшей
больницы и родился  в 3.27 утра в пятницу.  Здорового  мальчика семи  фунтов
родители назвали Мелвин. Со  временем он научился говорить "бай-бай", ходить
и сдергивать скатерть со стола, чтобы насладиться звуком бьющейся посуды. Он
овладел  завязыванием  шнурков,  застегиванием штанов и  позже  катанием  на
роликовых коньках и падениями с велосипеда. В начальной школе он тратил свои
обеденные 20  центов  на сэндвич с майонезом,  баночку  кока-колы,  половину
которой  проливал на своих товарищей  и книгу  О'Генри.  Он  прочитал  много
скучных книг. Наконец выбрал Пейшенс Фрумвол в качестве суженой.
     Она была очаровательной рыженькой  девушкой с веснушками. Я ходил с ней
гулять, катал на своей первой машине, одной из самых ранних моделей Форда, с
деревянным кузовом.
     Окончив  колледж по  специальности "управление и маркетинг", я  получил
должность  в энергетической компании, женился на Пейшенс и  стал  отцом двух
мальчуганов. Они росли, во многом следуя по моему пути. Пейшенс все меньше и
меньше  соответствовала своему  имени,  набирала вес,  приобрела  интерес  к
благотворительности и глубокую антипатию ко всем,  кто, кроме нее, занимался
благотворительностью.
     Я  усердно  трудился,  не поддаваясь  искушению воспользоваться  своими
возможностями и улучшить свой жребий, превратив Пейшенс в кинозвезду или наш
скромный шестикомнатный особняк  в королевское  поместье  в Девоне.  Тяжелее
всего мне давалась  необходимость потеть все шестьдесят секунд субъективного
времени каждую минуту каждого часа...
     Пятьдесят лет добросовестных усилий завершились инфарктом.
     В местном баре  я  выпил четыре  виски  и вновь  стал размышлять. После
пятого  меня  охватила  меланхолия.  После  шестого я  почувствовал  желание
бросить  вызов.   После  седьмого  я  рассердился.   В  этот  момент  хозяин
предположил,  будто  я  уже достаточно  выпил. Возмущенный,  я  покинул бар,
задержавшись ровно настолько, чтобы  бросить  зажигательную бомбу в витрину.
Вспышка была великолепна. Я пошел вдоль по улице, швыряя зажигательные бомбы
в   косметический   салон,   Христианскую   научную   библиотеку,    кабинет
оптометриста, аптеку, магазин автозапчастей, налоговую службу.
     - Вы все подделки, - вопил я. - Все лжецы, обманщики, фальшивки!
     Собравшаяся толпа потрудилась и привела полицейского, который застрелил
меня  и  трех  ни в  чем не  повинных зевак.  Это  раздосадовало  меня, даже
несмотря  на  приподнятое  настроение. Я  облил  смолой  и  обвалял в перьях
полицейского, затем взорвал суд, банк, супермаркет, автомобильное агентство.
Горели они великолепно.
     Наслаждаясь  видом  дымящихся  фальшивых   замков,   я  какое-то  время
раздумывал, не утвердить ли мне собственную религию, но запутался в вопросах
догм, чудес,  кампаний  по привлечению новых  членов,  церковных  облачений,
свободной от налогов недвижимости, женских монастырей, инквизиции и  оставил
эту затею.
     К  тому  моменту  полыхала  вся Омаха, и я  перешел  к  другим городам,
уничтожая  мусор,  который мешал нам жить.  Задержавшись,  чтобы поболтать с
несколькими  уцелевшими,  в  надежде  услышать  от  них  выражение радости и
облегчения  после избавления от бремени цивилизации и хвалу вновь обретенной
свободе, я был обескуражен тем,  что  они больше озабочены  своими ранами  и
соревнованием по добыванию среди развалин добычи, нежели философией.
     Теплота  виски  стала  постепенно  исчезать.  Я  понял,   что  поступил
опрометчиво.  Я  быстро  восстановил  порядок,  наделив  властью  выдающихся
демократов. Поскольку вся горластая масса реакционеров лезла на  баррикады и
мешала   установлению   тотальной   социальной   справедливости,   появилась
необходимость создать персонал для наведения порядка.
     Увы, проведением умеренной политики не удалось убедить мародеров в том,
что Государство имеет серьезные намерения и не позволит лишить себя плодов с
таким трудом завоеванной  свободы. Пришлось прибегнуть к  жестким мерам. Тем
не  менее, упрямые реваншисты воспользовались  преимуществами свободы, чтобы
агитировать,  произносить  зажигательные  речи,  печатать нелояльные  книги,
мешая  борьбе товарищей  за мир и изобилие. Был введен временный контроль за
прессой  и телевидением, затем  последовали показательные казни.  Груз  этих
обязанностей тяжко  давил на  плечи  руководства,  поэтому  лидеры посчитали
необходимым перебраться в  более просторные поместья, пережившие  вселенский
пожар, и свести диету к черной икре, шампанскому, цыплячьим грудкам и другим
терапевтическим  средствам,  чтобы  сохранить  силы  для  грядущих  битв   с
реакцией.  Естественно,  недовольные  посчитали,  что  монополия  вождей  на
лимузины, дворцы  и ансамбль обученных нянечек,  способных своей наружностью
успокоить  издерганные  нервы  администраторов,  есть  признак   разложения.
Представьте  себе их  ярость  и  отчаяние,  когда  Государство,  отказавшись
проявлять  терпимость  к  подрывной  деятельности, отправило  недовольных  в
отдаленные  районы, где, занимаясь полезным  трудом в простых условиях,  они
получили возможность исправить ход своих мыслей.
     Я   вызвал   Премьера   и   поинтересовался   его   намерениями,  когда
экономическое положение  стабилизировано, оппозиция раздавлена,  спокойствие
установлено.
     - Я думаю об освобождении всего континента, - признался он.
     - Они беспокоят нас? - осведомился я.
     -  Иначе  толпа  станет  волноваться,  - сказал  он.  -  Захочет  иметь
телевизоры, автомобили,  морозильники -  даже рефрижераторы! Только  потому,
что  я  и  мои коллеги  располагаем небольшими удобствами, позволяющими  нам
выдержать  невыносимое  бремя руководства,  они захотят  поднять новую волну
протеста. Что эти бездельники  знают о проблемах, которые стоят перед  нами?
Приходилось  ли  им проводить  мобилизацию на  границах?  Приходилось ли  им
принимать решение: танки вместо масла? Беспокоились  ли они  о  традиционном
международном престиже?
     Я поразмышлял над этим. И вздохнул.
     - Все-таки это не то. Не та Утопия, о которой я мечтал.
     Я стер его и его труды и грустно обозрел запустение.
     -  Может быть, дело в том, что я  создал ситуацию, когда  у семи  нянек
дитя без  глазу?  - размышлял я. - В следующий  раз я сначала  завершу  свое
творение,  создам  его  таким,  каким  хочу его  видеть, а  уж  после  этого
предоставлю каждому полную свободу.
     Это  была отличная  идея. Я превратил  чащобы в парки,  осушил  болота,
посадил цветы. Я построил  города с широкими  проспектами и комфортабельными
жилыми массивами, я  разбил роскошные парки с кружевами тропинок, фонтанами,
зеркальными прудами,  театрами под открытым  небом, возвел  чистые,  светлые
школы и плавательные  бассейны, углубил речки и наполнил их  рыбой,  снабдил
изобилием сырья и  достаточным количеством бесшумных, хорошо  спрятанных, не
загрязняющих  окружающую  среду   фабрик,  производящих  миллиарды  простых,
надежных чудесных приспособлений, которые избавили  всех от тяжелой  грязной
работы,  предоставив  людям  свободу   заниматься  только  тем,   чем  могут
заниматься только люди: оригинальными исследованиями,  искусством, массажем,
проституцией и  ожиданием  за столиками. Затем  я в  одно мгновение наполнил
города населением и стал ждать криков восторга.
     Но никаких  проявлений  чувств  не  обнаружилось.  Я  спросил  красивую
молодую  пару,  прогуливающуюся  по  чудесному  парку у  безмятежного озера,
хорошо ли им здесь.
     - Наверное, - сказал он.
     - Просто нечего делать, - сказала она.
     - Думаю чуток подремать, - сказал он.
     - Ты меня больше не любишь, - сказала она.
     - Не дури, - сказал он.
     - Я покончу с собой, - сказала она.
     - Вот будет праздник, - сказал он.
     - Ты сукин сын, - сказала она.
     Я пошел дальше. Приблизился  к  пожилому  джентльмену с ангелоподобными
белоснежными  локонами,   который  стоял   на   каменной  скамье,   смущенно
уставившись  на большой куст.  Подойдя вплотную,  я  увидел,  что он смотрит
сквозь куст  на двух  обнаженных  девушек,  забавляющихся друг  с другом  на
траве. Услышав мои шаги, он развернулся.
     -  Разврат, - произнес он  дрожащим  голосом. - Они занимаются этим уже
добрых два часа, прямо на публике!
     Опять было что-то не так.
     - Знаю, - закричал я. - Я слишком много сделал з а н и х. Им необходимо
благородное дело,  за  которое  они могли бы энергично взяться  все  вместе.
Нужен крестовый поход против сил зла, с флагами Правды над головами!
     Мы  выстроились в  шеренги,  я сам -  во главе, мои верные солдаты - за
мной. Я приподнялся на стременах и указал на стены осажденного города.
     -  Там они,  ребята! - закричал я.  - Убийцы,  бездельники, насильники,
вандалы! Настало время покарать их! Вперед через мост, славные соратники, за
Гарри, Англию и Святого Георга!
     Мы атаковали, пробили бреши в их защите, они сдались, мы триумфально на
лошадях въехали на городские улицы. Мои  ребята соскочили с лошадей,  начали
рубить  направо  и  налево мирных  жителей, разбивать стекла и  грабить. Они
подожгли все, что не смогли забрать, съесть или выпить.
     - Господь одержал великую победу, - кричали мои священники.
     Меня раздосадовало, что мое имя упоминается всуе, и я послал гигантский
метеорит, прекративший  все  это веселье. Выжившие доказывали,  что спасение
есть знак одобрения  их действий. Я  ниспослал жалящих  мух, и одна половина
людей  сожгла  другую,  чтобы  умиротворить  меня.  Я  сотворил  потоп;  они
барахтались, ухватившись за  церковные скамьи,  каркасы старых  телевизоров,
раздувшиеся  трупы  коров, лошадей и евангелистов, взывая  о помощи и обещая
мне, что будут вести себя хорошо, если выживут.
     Я  спас  нескольких, и, к  моей  радости,  они сразу  же начали спасать
других.   После  чего  они  сформировали  взводы,   конгрегации,  профсоюзы,
воровские  шайки и политические партии. Каждая  возникавшая  группа сразу же
нападала на другую, обычно самую похожую  на первую. Я издал ужасный вопль и
смыл их всех цунами. Пенящиеся воды  вокруг руин церквей,  судов,  притонов,
химических  заводов и  штаб-квартир  больших  корпораций позабавили меня.  Я
напрочь смыл  трущобы, испоганенную землю, сожженные леса, заболоченные реки
и загаженные моря. Адреналин переполнял мою кровеносную  систему: я растер в
порошок континенты, раздробил земную кору и расплескал магму.
     На глаза мне попалась  луна, которая, сторонясь моего гнева, проплывала
мимо. Спокойный свет ее ровной поверхности рассердил меня, и я  бросил в нее
горсть камней, обильно усеяв ее  оспинами.  Я создал планету и швырнул ее  в
Сатурн, и  хотя  промахнулся, но  она  прошла очень  близко  и  разорвалась.
Большие куски скал перешли на орбиту Сатурна, а из пыли образовались кольца;
некоторые  кусочки  достались  Марсу;  остатки стали  путешествовать  вокруг
Солнца.
     Я  посчитал  это  неплохим представлением и  повернулся спросить мнение
зрителей, но, конечно же, никого не обнаружил.
     - Вот почему трудно быть Богом, - застонал я. - Я мог бы создать группу
простофиль,  которые восхваляли  бы  меня,  но какой смысл?  Человек  жаждет
ответного чувства от равного, черт побери!
     Внезапно я почувствовал себя больным и усталым. Казалось бы, располагая
такой  мощью, легко заставить  события развиваться так, как тебе хочется, но
не тут-то было. Часть трудностей заключалась в том, что, в действительности,
я не знал, чего хочу; другая - в том, что не знал, как добиться  того, что я
хочу, когда узнаю, чего  мне хочется; третья заключалась  в том, что когда я
получу то, что, как я думаю, мне хочется, оно окажется совсем не тем, чего я
желал.  Слишком сложно  быть Богом. Намного приятней быть  просто человеком.
Возможности   человека   ограничены,   но    существуют    и   границы   его
ответственности.
     - Вот что  я понял, -  сказал  я сам себе. - Я всего  лишь человеческое
существо,   несмотря   на   то,   что   умею   метать   молнии.   Необходимо
эволюционировать  еще  несколько  сотен тысяч  лет - и тогда, может  быть, я
справлюсь с ролью Бога.
     Я стоял - или плыл, или скользил - в середине оси ординат (это все, что
осталось  от  моих  трудов)  и  вспоминал  Ван  Ваука  и  Круглолицего,   их
грандиозные планы относительно  меня.  Они выглядели не зловещими,  а  всего
лишь жалкими. Я вспомнил Дисса, человека-ящерицу - каким испуганным он был в
последний  момент. Я вспомнил Сенатора, его  трусость  и  его оправдания,  и
неожиданно он показался  мне  понятным и близким. А затем  я подумал о  том,
какую жалкую фигуру представляю я сам - не как Бог, а как человек.
     -  Ты  выглядел прилично, -  сказал  я, -  до определенного момента. Ты
хорошо  держишься,  когда  проигрываешь, но из  тебя  никудышный победитель.
Возможность  исполнить  любое желание - вот настоящая  проблема. Успех - это
вызов, который еще  никто не принял. Потому что сколько  бы ты ни выигрывал,
впереди всегда  есть еще более  значительные и сложные проблемы; секрет не в
Победе-на-Века, а  в том, чтобы изо дня в день делать максимум  возможного и
помнить,  что  ты  человек, а не Бог, что  для тебя  нет и  не  будет легких
ответов,  а только  вопросы,  никаких  поводов,  а  только причины,  никаких
"подразумевается", а только "понимается", никаких предназначений - только ты
сам и то, чего ты добьешься от встречи лицом к лицу с равным тебе.
     И я отдохнул после всей проделанной мною работы.


     Я открыл глаза, она сидела напротив меня за столиком.
     - С вами все в порядке? - спросила она. -  Вы выглядели так... странно.
Я подумала, что вы, возможно, больны.
     - Мне кажется,  что я только создал и разрушил Вселенную, - сказал я. -
Или она создала и разрушила  меня. А может быть, и то, и другое. Не уходите.
Есть одна деталь, которую я должен выяснить.
     Я поднялся, прошел к двери и  вошел через  нее в  кабинет Сенатора.  Он
посмотрел на меня и подарил мне улыбку, которая была такой же правдивой, как
доска объявлений, и такой же откровенной.
     - Ты пришел, - сказал он благородным голосом.
     - Я  отказываюсь от работы, - сказал я. - Я только хотел поставить тебя
в известность об этом.
     Он выглядел обескураженным.
     - Не может быть. Я рассчитывал на тебя.
     - Этого не будет, - сказал я. - Пойдем, я хочу кое-что тебе показать.
     Я подошел к большому, в рост человека, зеркалу, он неохотно встал рядом
со мной,  и я посмотрел на отражение: квадратный подбородок,  широкие плечи,
твердый взгляд.
     - Что ты видишь? - спросил я.
     - Неудавшегося  ассенизатора,  -  ответил я.  -  Все,  что тебя просили
сделать, - это прожить одну маленькую  обычную жизнь. Сделал ли ты это? Нет.
Ты  удрал - или попытался  удрать. Но не получилось. Ты участвуешь  во  всем
этом, нравится тебе или нет. Поэтому лучше, если понравится.
     Я повернулся, чтобы возразить, но в комнате никого не было.


     Я подошел к двери и открыл ее. Советник Ван Ваук смотрел на меня,  сидя
за длинным столом под спиральной люстрой.
     - Видите ли, Барделл, - начал он, но я развернул газету, которую держал
в  руке,  и  бросил  ему  под нос  статью  с  заголовком  "Флорин  - Человек
Действия".
     - Он почти клюнул на это, - сказал я. - Но передумал.
     - Тогда это означает?..
     - Значит, надо обо всем забыть. Ничего не происходило.
     - Ну, в  таком случае...  - сказал Ван  Ваук  и  начал съеживаться.  Он
сократился  до  размеров обезьяны, мыши, домашней мухи и исчез.  Круглолицый
тоже пропал, как и человек-птица и все остальные.
     В коридоре я наткнулся на Трейта и Иридани.
     - Вы уволены, - сказал я им. Они приподняли шляпы и молча испарились.
     - Остаешься ты, - сказал я. - Итак, что мы будем делать?
     Вопрос, казалось, эхом  пробежал вдоль серых стен  коридора, как  будто
его задал кто-то другой. Я попытался увидеть того, кто  его  задал, но стены
превратились   в  серый  туман,  плотный,  как  серые  шторы.   Внезапно   я
почувствовал себя  настолько  уставшим, что  был вынужден сесть. Моя  голова
отяжелела. Я крепко  стиснул  ее двумя  руками, повернул на 180  градусов  и
снял...


     Я сидел за столом, держа в руках изготовленный в виде спирали прибор.
     - Так что же? - задал вопрос советник по науке.
     -  На какое-то мгновение мне показалось,  что  вы  выглядите  несколько
болезненно, - чопорно произнес Госсекретарь и почти позволил улыбке нарушить
строгость своего маленького круглого лица.
     - Как  я  и  ожидал,  -  сказал  советник по  науке, и  уголки его  рта
изогнулись книзу.  Они были  похожи  на  линию,  нарисованную на тарелке  со
свиным салом.
     Я  встал,  подошел  к окну  и  посмотрел  на цветущие вишни  и памятник
Вашингтону. И  мысленно пожелал, чтобы он превратился в жареный  пирожок, но
ничего не произошло. Был  влажный  полдень,  город выглядел жарким, грязным,
полным беспокойства, как  и я  сам. Я повернулся и посмотрел на ждущих моего
ответа людей, важных персон, занятых  мировыми проблемами и своей ролью в их
решении.
     -  Давайте  будем  откровенны,  -  сказал  я. -  Вы  принесли  мне  это
устройство  и утверждаете,  что  оно  было найдено на месте крушения  чужого
космического корабля, который вчера ночью разбился при посадке в Миннесоте и
сгорел.
     Полдюжины голов согласно кивнули.
     - Вы обнаружили  тело небольшого  ящероподобного животного  и  вот этот
прибор. Других существ обнаружено не было.
     - Уверяю вас, сэр,  - сказал Директор ФБР, -  далеко они не уйдут. - Он
зловеще улыбнулся.
     - Прекратите поиски, -  приказал я, положив  спираль на стол. - Утопите
эту вещь в море, - скомандовал я.
     - Но, господин Президент...
     Я заставил его  замолчать одним  взглядом  и посмотрел  на Командующего
объединенными силами.
     - Вы что-то хотите доложить мне, генерал Трейт?
     Он выглядел ошеломленным.
     - Ну, если на то пошло, сэр... - он  прочистил горло.  -  Без сомнения,
это мистификация,  но  мне  доложили  о передаче  из  космоса.  Похоже,  что
передатчик находится за орбитой Марса. - Он кисло улыбнулся.
     - Продолжайте, - произнес я.
     -  Э... гость представился жителем планеты, которую  он назвал Грейфел.
Он утверждает, что мы э... прошли предварительную инспекцию. Он хочет начать
переговоры  о подготовке договора о  мире  и сотрудничестве  между  Ластриан
Конкорд и Землей.
     - Передайте ему, что мы готовы к переговорам, - сказал я. - Если они не
будут слишком хитрить.
     Были и другие дела, которые они хотели доложить мне, каждое было весьма
важным, требующим моего немедленного решения. Но я предложил всем удалиться.
Они было ошеломлены, когда я встал и объявил совещание Кабинета законченным.
     Она ждала в моих апартаментах.


     Были   сумерки.  Мы  прогуливались  по  парку.   Присели  на   скамейку
насладиться прохладой вечера и полюбоваться голубями.
     - Откуда мы знаем, что это не сон? - спросила она.
     - Может быть,  это и сон, - сказал я.  - Может быть, ничего реального в
этой жизни  нет.  Но это не важно. Мы должны  прожить ее так,  как будто все
происходящее действительно происходит.


     Перевел с английского Сергей КОНОПЛЕВ

Last-modified: Thu, 14 Aug 2003 10:15:38 GMT

Оцените этот текст: