можно таких вещей
не знать?
"В самом деле, -- подумал я. -- Как же случилось, что я этого не знаю?"
-- Бедная Заводная Птица! -- повторила Мэй. -- Как мне хочется тебе
помочь. Но я, к сожалению, ничего не понимаю в семейной жизни.
Я поднялся с шезлонга. Для этого понадобилось гораздо больше усилий,
чем я думал.
-- Спасибо тебе за все. Ты мне очень помогла. Но мне надо идти. Посижу
дома -- подожду новостей. Может, позвонит кто-нибудь.
-- Придешь домой -- сразу становись под душ. Душ прежде всего.
Понимаешь? Потом переоденься в чистое и побрейся.
-- Побриться? -- переспросил я, проведя рукой по подбородку. Побриться
я действительно забыл и не вспоминал об этом с самого утра.
-- Такие мелочи имеют большое значение, Заводная Птица, -- сказала Мэй,
глядя мне прямо в глаза. -- Придешь домой -- хорошенько погляди на себя в
зеркало.
-- Хорошо.
-- Можно я загляну к тебе попозже?
-- Заходи, конечно, -- сказал я и добавил: -- Мне будет легче. Мэй
Касахара молча кивнула.
x x x
Дома я посмотрел на себя в зеркало. Вид и в самом деле не дай бог. Я
разделся, принял душ, как следует вымыл шампунем голову, побрился, почистил
зубы, протер лицо лосьоном и после всех этих операций еще раз внимательно
оглядел себя. Вроде легче стало. Тошнота прошла. Остался только легкий туман
в голове.
Я надел шорты и свежую тенниску. Сел на веранде, прислонившись к
столбу, и, глядя в сад, стал ждать, когда высохнут волосы. "Попробуем
разобраться, что же произошло за эти дни", -- сказал я себе. Началось со
звонка лейтенанта Мамии. Когда он позвонил? Вчера утром? Да, именно так.
После этого ушла Кумико. Я застегнул ей молнию на платье, и она ушла. Потом
я нашел коробочку от туалетной воды. Приходил Мамия-сан, рассказал эту
необыкновенную историю про войну: как его захватили монгольские солдаты и
бросили в колодец. Принес прощальный подарок от Хонды-сан. Оказалось,
правда, что это только пустая коробка. Потом Кумико не пришла домой. Забрала
утром свои вещи в химчистке на станции и пропала неизвестно куда. На работе
у нее никто ничего не знает. И все это произошло вчера.
Просто не верится, что за один-единственный день столько всего
случилось. Многовато для одного дня.
Беспрерывно размышляя об этом, я почувствовал, что страшно хочу спать.
Не просто клонило ко сну, а навалилась невыносимая, какая-то чудовищная
сонливость. Она срывала с меня покровы сознания, подобно тому как сбрасывают
одежду с бесчувственного тела. Как сомнамбула, я прошел в спальню, разделся
и повалился на кровать. Попробовал взглянуть на часы, стоявшие на столике у
изголовья, но не смог даже повернуть головы. Глаза сами собой закрылись, и я
тут же провалился в глубокий бездонный сон.
x x x
Во сне я застегивал молнию на платье Кумико. Видел ее белую гладкую
спину. Но, подтянув застежку кверху, я понял, что передо мной не Кумико, а
Крита Кано. В комнате мы были одни.
В той же комнате, что приснилась мне в прошлый раз, -- в том же
гостиничном номере. На столе -- бутылка "Катти Сарк" и два стакана. Ведерко
из нержавеющей стали с кубиками льда. Из коридора доносились громкие голоса
-- кто-то проходил мимо. Слов не разобрать, но говорили, похоже,
по-английски. С потолка свешивалась люстра, но она не горела. Комнату
освещали лишь тусклые настенные бра. Окна наглухо закрыты тяжелыми
гардинами.
Крита возникла в летнем платье Кумико -- бледно-голубом, с ришелье в
виде птичек, чуть выше колена. И, как обычно, с макияжем Жаклин Кеннеди. На
левом запястье -- два браслета.
-- Откуда у тебя это платье? Оно твое? -- спросил я. Крита посмотрела
на меня и покачала головой. При этом завитые кончики ее волос мило дрогнули.
-- Нет. Платье не мое. Я взяла его поносить на время. Но вы не
беспокойтесь, господин Окада. От этого никому хуже не будет.
-- Где мы находимся? -- поинтересовался я. Девушка не ответила. Как и в
прошлый раз, я сидел на кровати. В костюме и галстуке в горошек.
-- Не надо ни о чем думать, господин Окада, -- сказала Крита Кано. --
Вам не о чем волноваться. Все хорошо. Все будет замечательно.
С этими словами она, как тогда, расстегнула мне брюки, достала пенис и
взяла его в рот. Разница состояла лишь в том, что теперь она не снимала с
себя одежду и так и осталась в платье Кумико. Я попробовал пошевелиться, но
тело будто опутали невидимые нити. Во рту у Криты член тут же стал твердым.
Я видел, как подрагивают ее накладные ресницы и завитки волос. Браслеты
сухо и металлически позвякивали друг о друга. Длинный и мягкий язык,
казалось, обвивался вокруг моей плоти, точно опутывал ее. Она почти довела
меня до оргазма, но вдруг отстранилась и начала медленно раздевать. Сняла с
меня пиджак, развязала галстук, потом стянула брюки, рубашку, трусы, и когда
я остался без одежды, повалила на постель. Сама же раздеваться не стала, а
села на кровать, взяла мою руку и потянула ее себе под платье. Трусиков на
ней не оказалось. Рука ощутила тепло у нее между ног, двинулась дальше. Там
было очень влажно. Пальцы проникали все глубже, не встречая никакого
сопротивления; их словно засасывало внутрь.
-- Постой! Ведь сейчас Нобору Ватая явится. Разве не его ты здесь
ждала?
Вместо ответа Крита Кано коснулась моего лба.
-- Не думайте ни о чем, господин Окада. Мы обо всем позаботимся.
Положитесь на нас.
-- На кого это -- на вас?
Ответа не последовало.
Девушка уселась на меня верхом и рукой помогла войти в нее. Как только
я проник к ней внутрь, она начала медленно вращать бедрами. Подол
бледно-голубого платья касался моего живота и бедер в такт с ее движениями.
В такой позе, в платье, накрывавшем меня широкими складками, Крита Кано
напоминала гигантский мягкий гриб, который бесшумно пробился на свет божий
сквозь опавшую листву и раскрылся под покровом ночи. Ее влагалище было
теплым -- и в то же время холодным. Оно обволакивало, засасывало в себя и в
то же время было готово вытолкнуть меня наружу. Слившаяся с ним часть моей
плоти становилась все тверже и больше. Я был готов взорваться в любую
секунду: фантастическое ощущение -- за пределами сексуального порыва и
наслаждения от физической близости, через которую в меня медленно вливалось
Нечто изнутри нее.
Закрыв глаза и приподняв подбородок, Крита Кано тихо раскачивалась взад
и вперед будто в забытьи. Я видел, как ее грудь при каждом вдохе поднимается
под платьем. Несколько волосков выбились из прически на лоб. Я представил,
что качаюсь в одиночестве на волнах посреди бескрайнего моря; закрыл глаза и
напряг слух, приготовившись услышать шум легких волн, плещущих мне в лицо.
Теплая морская вода омывала тело, течение медленно несло куда-то. Я решил
послушаться Криту Кано и не думать ни о чем. Не разжимая век, расслабил
мышцы и отдался течению.
Вдруг в комнате потемнело. Я попробовал оглядеться, но почти ничего не
увидел. Бра на стенах погасли все разом, точно по мановению волшебной
палочки. Я различал только расплывчатые контуры колыхавшегося надо мной
голубого платья.
-- Забудь, -- послышался женский голос. Но то была не Крита. -- Забудь
обо всем... Ты спишь и видишь сон, раскинувшись в теплой грязи. Все мы вышли
из теплой грязи, все в нее и вернемся.
Я узнал голос той таинственной женщины, с которой говорил по телефону.
Это она сидела на мне, соединяя вместе наши тела. На ней тоже было платье
Кумико. Незаметно она поменялась местами с Критой Кано. Я собрался что-то
сказать; не знаю, что именно, но я был в полном раздрае: голос осип, и изо
рта вырвался только горячий выдох. Раскрыв глаза, я хотел рассмотреть лицо
оседлавшей меня женщины, но в комнате было слишком темно.
Ничего больше не говоря, женщина призывно задвигала бедрами. Ее мягкая
плоть напоминала мне организм, живущий сам по себе: он охватывал и
потихоньку втягивал меня в себя. Я услышал -- или мне лишь показалось? --
как у нее за спиной повернулась дверная ручка. Что-то ярко сверкнуло во
мраке. Похоже, луч света из коридора ударил в стоявшее на столе ведерко со
льдом. А может, это блеснуло лезвие клинка? Но до всего этого мне уже не
было дела.
x x x
Я как следует вымылся под душем, застирал мокрое пятно на трусах. Что
же это такое? Откуда вдруг сейчас, когда все вокруг так запуталось, как
нарочно, вся эта эротика во сне?
Поменяв белье, я снова уселся на веранде и стал смотреть в сад, где
затеяли пляску пробивавшиеся сквозь густую зеленую листву ослепительные
солнечные зайчики. От шедших несколько дней кряду дождей по всему саду
поднялась свежая ярко-изумрудная зелень. Из-за этого сад выглядел слегка
запущенным.
Опять Крита Кано. Уже дважды за короткое время я доходил во сне до
оргазма, и оба раза -- из-за нее, хотя до сих пор у меня не возникало
желания с ней переспать. Даже в голову такое не приходило. И все-таки я
оказывался с ней в этой комнате. Но почему? И кто была та телефонная
незнакомка, занявшая место Криты Кано? Она говорила, что мы друг друга
знаем. Я перебрал в голове женщин, которые у меня были, но похожей не
вспомнил. Что-то засело в голове и упорно не отпускало, заставляло
нервничать.
Казалось, будто какое-то воспоминание пытается вырваться наружу из
тесной коробки, в которую его упрятали. Я чувствовал, как оно неловко, но
настойчиво тычется в стенки в поисках выхода. Достаточно слабого намека,
чтобы потянуть за ниточку и без труда распутать весь этот клубок. Загадка
ждет решения, но отыскать эту тонкую ниточку никак не удается.
В конце концов я прервал эти мучительные размышления. "Забудь обо
всем... Ты спишь и видишь сон, раскинувшись в теплой грязи. Все мы вышли из
теплой грязи, все в нее и вернемся".
x x x
Было уже шесть, но по-прежнему никто не звонил. Явилась только Мэй
Касахара и попросила глоток пива. Я достал из холодильника банку и разлил на
двоих. Захотелось есть, и я сделал себе бутерброд -- два ломтика хлеба,
между ними ветчина и лист салата -- и стал жевать. Мэй посмотрела и заявила,
что тоже хочет. Мы молча жевали и пили пиво, а я время от времени еще
посматривал на часы на стене.
-- У вас что, телевизора нет? -- спросила Мэй.
-- Нет.
Она чуть прикусила губу.
-- Я так и думала. Значит, ты не любишь телевизор?
-- Да нет, я бы не сказал. Просто обхожусь как-то без него. Немного
подумав, девчонка поинтересовалась:
-- А сколько лет ты женат, Заводная Птица?
-- Шесть, -- ответил я.
-- И все шесть лет жили без телевизора?
-- Ага. Сначала денег не было. А потом привыкли. И без него хорошо.
Тихо.
-- Вы, наверное, были счастливы.
-- Почему ты так думаешь? Мэй скорчила гримасу:
-- Понимаешь, я без телевизора и дня бы не прожила.
-- Из-за того, что ты несчастливая? Проигнорировав мой вопрос, она
сказала:
-- А теперь Кумико-сан не пришла домой. Так что ты уже не такой
счастливый, Заводная Птица. Я кивнул и отхлебнул пива.
-- Получается, что так. -- И в самом деле получается, что так. Девчонка
сунула в рот сигарету, привычным движением зажгла спичку.
-- Послушай, скажи мне, только откровенно: я уродка, да?
Я поставил стакан с пивом и снова посмотрел на нее. Пока мы
разговаривали, мои мысли блуждали где-то далеко. Черная с бретельками майка
Мэй была ей немного великовата, и, чуть опустив глаза, я хорошо разглядел в
вырезе маленькую девчоночью грудь.
-- Никакая ты не уродка. Что это тебе взбрело в голову?
-- Так все время говорил парень, с которым я встречалась. Ты, мол,
некрасивая, и груди у тебя маленькие.
-- Это тот, что тебя на мотоцикле разбил?
-- Вот-вот.
Я наблюдал, как Мэй медленно выпускает изо рта дым.
-- Молодые люди часто болтают подобные глупости. Не умеют выразить как
следует то, что чувствуют, и потому нарочно говорят все наоборот, раня этим
других людей, да и себя тоже. Так что про уродину -- это все чушь. Ты очень
симпатичная. Правда!
Задумавшись над моими словами, Мэй стряхнула пепел в пустую банку
из-под пива.
-- А твоя жена красивая, Заводная Птица?
-- Ну, как сказать. Даже не знаю. Кто-то скажет "да", кто-то, может, --
"нет". Дело вкуса.
-- Хм-м! -- Девчонка со скучающей миной постучала ногтями по стакану.
-- А как твой приятель с мотоциклом? Ты с ним больше не встречаешься?
-- поинтересовался я.
-- Нет, -- ответила Мэй и коснулась пальцем шрама у левого глаза. --
Больше я с ним встречаться не буду. Это уж точно. На двести процентов. Даю
палец на отрез. Но сейчас мне что-то неохота об этом говорить. Иногда
заведешь о чем-нибудь разговор, а выходит одно вранье. Правильно? Понятно
тебе, Заводная Птица?
-- Вроде понятно, -- сказал я. Тут мой взгляд упал на телефон в
гостиной. Он стоял на столе, погруженный в тишину, напоминая тварь из
глубоководного мира -- притворившись безжизненной, она притаилась в ожидании
добычи.
-- Когда-нибудь я тебе про него расскажу, Заводная Птица. Когда будет
настроение. Но только не сейчас. Сегодня совсем не хочется.
Мэй посмотрела на часы.
-- Ну, я пойду. Спасибо за пиво.
Я проводил ее до стены в нашем саду. Луна в небе была почти полной и
заливала землю крупнозернистым светом. Посмотрев на луну, я вспомнил, что у
Кумико скоро месячные. Впрочем, ко мне это, вероятно, уже не имеет
отношения. От этой мысли тело будто налилось непонятной тяжестью. Странное
ощущение чем-то напоминало грусть.
Положив руку на стену, Мэй взглянула на меня.
-- Скажи мне, Заводная Птица, ты ведь любишь свою Кумико?
-- Да, наверное.
-- Даже если у нее любовник и она с ним сбежала? А вдруг она захочет
вернуться? Ты ее примешь? Я вздохнул.
-- Сложный вопрос. Случится такое -- тогда и буду думать.
-- Может, я лишнее болтаю, -- предположила Мэй, слегка прищелкнув
языком. -- Ты не сердись. Просто интересно. Что это такое, когда жена уходит
из дома? Я вообще многого не понимаю.
-- Конечно, не сержусь, -- ответил я и снова поглядел на луну.
-- Тогда будь здоров, Заводная Птица. Бог даст, вернется твоя жена и
все образуется. -- С этими словами она на удивление легко перемахнула через
стену и исчезла в летней ночи.
x x x
Оставшись один, я уселся на веранде и принялся размышлять над
вопросами, которые мне задавала Мэй. Предположим, у Кумико есть любовник и
она с ним куда-то уехала. Смогу ли я ее принять, если она пожелает
вернуться? Ответа на этот вопрос я не знал. В самом деле не знал. Я вообще
не знал многого. Вдруг зазвонил телефон. Рука, как бы подчиняясь условному
рефлексу, потянулась к аппарату и подняла трубку.
-- Алло! -- раздался голос Мальты Кано. -- Это говорит Мальта Кано.
Извините, что я вас часто беспокою, господин Окада, но позвольте спросить:
есть у вас какие-нибудь планы на завтра?
Я заверил ее, что никаких планов у меня нет. Какие у меня могут быть
планы?
-- В таком случае не могли бы мы встретиться завтра днем?
-- Это как-то связано с Кумико?
-- Надеюсь, что да, -- осторожно подбирая слова, проговорила Мальта
Кано. -- Скорее всего к нам присоединится и Нобору Ватая.
Услышав эти слова, я чуть не уронил трубку.
-- Вы хотите сказать, что мы будем беседовать втроем?
-- Думаю, что да, -- продолжала Мальта. -- Это необходимо в нынешней
ситуации. К сожалению, я не могу по телефону говорить подробнее...
-- Понятно. Я согласен.
-- Тогда в час дня там, где мы уже встречались: в кафе отеля "Синагава
Пасифик".
"Час дня, кафе в "Синагава Пасифик"", -- повторил я про себя и положил
трубку.
•
Вечером, около десяти, позвонила Мэй Касахара. Просто так, захотелось с
кем-нибудь поговорить. Мы поболтали немного о разных пустяках, и под конец
она спросила:
-- Ну что? Есть какие-нибудь хорошие новости?
-- Ничего хорошего, -- отозвался я. -- Вообще ничего.
3. Слово берет Нобору Ватая • История про обезьян с дерьмового
острова
Я вошел в кафе, когда до назначенного времени оставалось еще десять с
лишним минут, но Нобору Ватая и Мальта Кано уже ждали меня за столиком. В
обеденное время народу было полно, и все же Мальту я увидел сразу. Мало кто
в солнечный летний день носит красные клеенчатые шляпы. Это наверняка был
тот же головной убор, в котором она явилась на первую нашу встречу, если
только она не коллекционирует клеенчатые шляпы одинаковой формы и цвета. Как
и в прошлый раз, одежда ее отличалась большим вкусом -- полотняный жакет с
короткими рукавами, под ним хлопчатобумажная блузка с круглым вырезом. И
жакет, и блузка белоснежные, без единой складочки. Никаких украшений, ни
грамма косметики. И только эта красная шляпа абсолютно не сочеталась с
костюмом. Как только я подошел к ним, Мальта сняла шляпу, как будто
специально ждала моего прихода, и положила на стол. Рядом лежала маленькая
сумочка из желтой кожи. Она заказала какой-то напиток, что-то вроде тоника,
но так к нему и не притронулась, и он сиротливо томился в высоком стакане,
бессмысленно пуская маленькие пузырьки.
Нобору Ватая был в зеленых солнечных очках. Когда я сел за столик, он
снял их и стал рассматривать стекла, а потом опять нацепил на нос. Под синим
спортивным блейзером из хлопка виднелась новая белая тенниска. Похоже, он
впервые надел ее по этому случаю. Перед ним стоял стакан, наполненный чаем
со льдом, тоже почти не тронутый.
Заказав кофе, я отпил ледяной воды, которую поставил передо мной
официант.
Какое-то время мы молчали. Нобору Ватая точно не замечал меня вообще.
"Может, я вдруг стал невидимым?" Положив ладонь на стол, повернул ее
вверх-вниз, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Подошедший официант
принес мне кофе. Когда он удалился, Мальта Кано несколько раз тихонько
кашлянула, как будто решила проверить микрофон, но так ничего и не сказала.
Первым открыл рот Нобору Ватая:
-- У меня очень мало времени, так что поговорим максимально кратко и
откровенно.
Можно было подумать, что человек обращается к стоявшей посреди стола
сахарнице из нержавеющей стали, но на самом деле, конечно, свои слова он
адресовал мне. Просто сахарница занимала удобное положение, находясь как раз
между нами.
-- О чем же ты хочешь говорить кратко и откровенно? -- спросил я без
лишних церемоний.
Нобору Ватая снял наконец очки и положил на стол; потом посмотрел мне
прямо в глаза. С нашей последней встречи прошло больше трех лет, но
ощущения, что мы давно не виделись, у меня не было. Потому, наверное, что
его лицо часто мелькало по телевизору и на страницах журналов. Есть такие
вещи, которые как дым: лезут людям в голову и в глаза независимо от того,
нравится им это или нет.
Но увидев его так близко, я сразу заметил, как сильно изменилось его
лицо за эти три года. Бегающий взгляд, от которого оставалось такое
неприятное ощущение, нырнул куда-то вглубь, уступив место некоему
отшлифованному и искусственному выражению. Одним словом, Нобору Ватая
обзавелся новой, искусно сделанной маской, а может быть -- новой кожей. Но
что бы это ни было, маска или кожа, мне -- даже мне -- пришлось признать,
что это новое нечто обладало определенной привлекательной силой. И вдруг я
подумал: его облик -- это же телевизионная картинка! Он говорил и двигался
так же, как это делают люди в телевизоре. Нас все время отделяло друг от
друга стекло, по одну сторону которого находился я, а по другую -- он.
-- Думаю, ты понимаешь, что разговор будет о Кумико, -- начал Нобору
Ватая. -- О том, что теперь вы будете делать. Ты и Кумико.
-- Что делать? -- спросил я, взяв чашку и сделав глоток. -- А нельзя ли
поконкретнее?
Нобору Ватая как-то странно, без всякого выражения уставился на меня.
-- Если конкретнее, то такое положение не может продолжаться
бесконечно. Кумико нашла себе другого мужчину, а тебя бросила. И от этого
всем плохо.
-- Нашла мужчину? -- переспросил я.
-- Нет-нет. Подождите! -- вмешалась Мальта Кано. -- Давайте все по
порядку. Ватая-сан, Окада-сан! По очереди, пожалуйста.
-- Ну что вы говорите? Нет здесь никакого порядка, -- заявил Нобору
Ватая безжизненным голосом. -- Какая может быть очередь?
-- Пусть он первым выскажется, -- обратился я к Мальте. -- А очередь
потом установим, если получится.
Мальта посмотрела на меня, слегка поджав губы, и кивнула.
-- Ну хорошо. Ватая-сан, прошу вас.
-- Кроме тебя, у Кумико есть еще мужчина. Она ушла с ним. С этим все
ясно. Поэтому ваш брак не имеет больше смысла. Детей, к счастью, у вас нет,
и, с учетом всех обстоятельств, договариваться о компенсации, видимо, не
придется. Значит, дело можно решить быстро. Надо только оформить развод. Ты
подпишешь бумаги, которые подготовит адвокат, поставишь печать -- и все. И
запомни: это окончательное решение всей нашей семьи.
Я сложил руки на груди и, подумав немного над его словами, сказал:
-- Я хотел бы кое-что спросить. Во-первых, откуда ты знаешь, что у
Кумико кто-то есть?
-- Она сама мне сказала, -- ответил Нобору Ватая.
Не понимая, о чем говорить дальше, я положил руки на стол и молчал.
Чтобы Кумико так откровенничала со своим братом! Такое с трудом можно
представить.
-- Кумико позвонила мне неделю назад и сказала, что хочет встретиться,
-- продолжал Нобору Ватая. -- Мы увиделись, и она прямо сказала, что
встречается с другим мужчиной...
Мне захотелось курить. Сигарет, конечно, не было, взамен я хлебнул кофе
и с громким стуком поставил чашку на блюдце.
-- ...и после этого ушла от тебя.
-- Понятно, -- отозвался я. -- Наверное, все так и есть, как ты
говоришь. Значит, у Кумико любовник, и она обратилась к тебе за советом. Не
очень верится, но не врешь же ты, в самом деле.
-- Разумеется, не вру, -- заявил Нобору Ватая, и на его губах мелькнула
улыбка.
-- Это все, что ты хотел сказать? Кумико сбежала от меня с другим, и я
должен дать ей развод?
Точно экономя силы, Нобору Ватая едва заметно кивнул в ответ.
-- Тебе, наверное, известно, что я всегда был против того, чтобы Кумико
выходила за тебя. Но я считал, что это не мое дело, и потому особенно не
возражал, а теперь жалею: зря тогда не вмешался. -- Он сделал глоток воды,
осторожно поставил стакан на стол и продолжил: - С самой первой нашей
встречи мне стало ясно, что из тебя ничего не выйдет. Ты не обладаешь ничем,
что нужно человеку, чтобы в жизни чего-то добиться и стать достойной
личностью. Никакой искры, никакого огонька. Я понял: за что бы ты ни взялся
-- до конца ничего не доведешь и толком у тебя ничего не получится. Так оно
и оказалось. Вы шесть лет женаты, и что ты делал все это время? Ничего!
Только уволился из своей фирмы да испортил Кумико жизнь. За шесть лет!
Сейчас у тебя ни работы, ни планов на будущее, а в голове -- если называть
вещи своими именами -- один мусор.
Никак не пойму, что Кумико в тебе нашла. Может, надеялась обнаружить
что-то интересное в твоей замусоренной голове. Но что ни говори, мусор есть
мусор. В общем, она с самого начала ошиблась с выбором. Конечно, Кумико тоже
хороша. С ней бывают... такие заскоки, еще с детства. Вот она и увлеклась
тобой на какое-то время. Но теперь все. В любом случае надо поскорее кончать
с этим делом. Мы с родителями позаботимся обо всем, что касается Кумико. А
ты больше в это не лезь. И не пытайся искать ее. Тебя это уже не касается --
только лишние проблемы наживешь. Начни новую жизнь, где-нибудь в другом
месте, и живи как хочешь. Так будет лучше для всех.
Чтобы показать, что он высказался до конца, Нобору Ватая разом выпил
оставшуюся в стакане воду, подозвал официанта и заказал еще.
-- Может, еще что-нибудь добавишь? -- спросил я. Нобору Ватая еле-еле
покачал головой.
-- Ну что? -- обратился я к Мальте Кано. -- В каком порядке пойдет
разговор?
Достав из сумочки крошечный белый носовой платок, Мальта приложила его
к губам. Потом приподняла со стола красную клеенчатую шляпу и накрыла ею
сумку.
-- Наверное, это потрясение для вас, господин Окада, -- начала она. --
Но поймите, я правда очень сожалею, что приходится говорить вам в лицо такие
вещи.
Нобору Ватая посмотрел на часы, чтобы убедиться, что Земля по-прежнему
вертится и его драгоценное время тратится на пустяки.
-- Хорошо, -- продолжала Мальта. -- Буду говорить откровенно и коротко.
Начнем с того, что ваша жена пришла ко мне за советом.
-- По моей рекомендации, -- встрял Нобору Ватая. -- Кумико явилась ко
мне поговорить насчет кота, и я вас познакомил.
-- Когда это было: до нашей с вами встречи или после? -- спросил я у
Мальты.
-- До, -- отозвалась та.
-- Тогда, если расставить все по порядку, получается примерно такая
картина, -- продолжал я, обращаясь к ней. -- Кумико узнала о вашем
существовании через Нобору Ватая и пришла выяснить, что случилось с котом.
Потом, скрыв по неизвестной причине, что виделась с вами, направила к вам
меня, и мы встретились, в этом самом месте. Так было дело?
-- Примерно так, -- замявшись, ответила Мальта Кано. -- В первый раз мы
с вашей женой говорили только о том, как отыскать вашего кота. Но мне
показалось, что в этом деле есть какой-то более глубокий смысл, поэтому я
решила встретиться и побеседовать с вами. После этого возникла необходимость
еще раз увидеться с госпожой Окада, чтобы выяснить кое-какие личные
обстоятельства интимного свойства.
-- И тогда она вам рассказала, что у нее есть любовник?
-- В общем, да. Мое положение не позволяет сообщить вам больше, --
ответила Мальта.
Я вздохнул. Конечно, толку от моего вздоха не было никакого, но ничего
другого не оставалось.
-- Выходит, Кумико уже давно встречается с этим мужчиной?
-- Думаю, месяца два с половиной.
-- Два с половиной месяца... -- повторил я. -- Как же я за это время
ничего не заметил?
-- Это потому, господин Окада, что вы абсолютно не сомневались в своей
жене. Я кивнул:
-- Точно. Такое мне в голову ни разу не приходило. Я и подумать не мог,
что Кумико меня обманывает. И сейчас никак поверить не могу.
-- При всем при том способность безраздельно доверять ближнему -- одно
из самых прекрасных человеческих качеств, -- заметила Мальта.
-- И весьма редко встречающихся, -- добавил Нобору Ватая. Подошел
официант и снова наполнил мою чашку кофе. Девушка за соседним столом громко
смеялась.
-- Так о чем наш разговор? -- спросил я у Нобору Ватая. -- Зачем мы
втроем здесь собрались? Чтобы я дал Кумико развод? Или есть какая-то другая
цель, более глубокая? В том, что ты сказал, вроде бы есть логика, но самое
важное остается в полном тумане. Ты говоришь: Кумико ушла с другим мужчиной.
Куда? Куда она ушла и что теперь делает? Одна или с ним? Почему она со мной
не свяжется? Если у нее есть кто-то, тогда все, ничего не поделаешь. Но я ни
во что не поверю, пока не услышу этого от Кумико. В конце концов, это
касается только нас двоих. Мы должны поговорить друг с другом и принять
решение. Это не ваше дело.
Нобору Ватая отодвинул свой чай со льдом, к которому так и не
притронулся.
-- Мы пришли сюда известить тебя. Я подумал, что лучше бы при нашем
разговоре присутствовало третье лицо, и попросил Кано-сан. Кто любовник
Кумико -- не знаю, где она сейчас -- тоже. Она совершеннолетняя и может
делать все, что хочет. Но даже если бы я знал, где она находится, все равно
бы тебе не сказал. А не звонит Кумико потому, что не желает с тобой
разговаривать.
-- Но с тобой-то она беседовала! Интересно, что, собственно, она тебе
сказала? Ведь между вами вроде особой близости не замечалось.
-- Ну, а если уж ты был с Кумико так близок, почему она спала с другим?
Мальта Кано кашлянула.
Однако Нобору Ватая не унимался:
-- Кумико заявила, что у нее роман с другим человеком и она хочет
разобраться со всем этим раз и навсегда. Я посоветовал развестись с тобой, и
она обещала подумать.
-- И все?
-- А что тебе еще надо?
-- Это невозможно. Поверить не могу, чтобы Кумико пришла с таким делом
к тебе. Уж с кем с кем, а с тобой она вряд ли стала бы советоваться. Сама бы
все решила или поговорила начистоту со мной. Речь наверняка шла о чем-то
другом. Есть нечто -- и для этого вам надо было встретиться.
На лице Нобору Ватая мелькнула улыбка -- тонкая и холодная, как молодой
месяц на предрассветном небе.
-- Так вот ты куда клонишь! -- произнес он тихо, но отчетливо -- так,
чтобы услышали.
-- Клонишь?.. -- повторил я за ним, точно хотел попробовать это слово
на вкус.
-- Вот-вот. Тебе жена наставила рога, да еще ушла из дома, а ты хочешь
свалить вину на других. Полная чушь! Знаешь, я ведь сюда пришел не ради
удовольствия, а по необходимости. Для меня это только трата времени. Причем
совершенно бесполезная.
Он умолк, и за нашим столиком стало совсем тихо.
-- Ты слышал историю про обезьян с дерьмового острова? -- спросил я у
Нобору Ватая. Тот без всякого интереса покачал головой. -- Где-то
далеко-далеко, за тридевять земель, есть дерьмовый остров. У этого острова
нет названия. Просто он не стоит того, чтобы его как-то называли. Дерьмовый
остров очень дерьмовой формы. На нем растут дерьмового вида кокосовые
пальмы, приносящие дерьмово пахнущие кокосы. Там живут дерьмовые обезьяны,
которые любят эти дерьмовые кокосы. Дерьмо этих обезьян падает на землю и
превращается в дерьмовый грунт, из которого вырастают еще более дерьмовые
пальмы. Получается такой замкнутый цикл.
Я допил кофе и продолжил:
-- Глядя на тебя, я вдруг вспомнил эту историю. И вот что хочу сказать:
всякая зараза, всякая гниль и мрак имеют свойство расти и размножаться сами
по себе, подчиняясь своему внутреннему циклу. И как только процесс минует
некую определенную стадию, остановить его невозможно. Даже если человек сам
того захочет.
Лицо Нобору Ватая ничего не выражало. Улыбка исчезла, но и признаков
раздражения я не заметил. Лишь между бровями залегла маленькая складка, и я
не мог вспомнить, была она там раньше или нет.
Между тем я продолжал:
-- Понятно тебе? Мне прекрасно известно, что ты за тип на самом деле.
Говоришь, у меня мусор в голове? Думаешь, можешь раздавить меня, когда
захочешь? Однако не все так просто. Может, я для тебя действительно что-то
вроде мусора. Но я не такой лопух, как ты думаешь. Я хорошо знаю, что у тебя
под маской, которую ты надеваешь для телевидения, для людей; знаю твою
тайну. И Кумико тоже знает. Захочу -- расскажу об этом всем. Чтобы и они
знали. Я сумею, хотя на это, наверное, потребуется много времени. Может
быть, я и ничтожество, но не мешок с песком. Я живой человек, и если меня
кто-нибудь ударит -- получит сдачи. Советую это запомнить.
Ничего не говоря, Нобору Ватая не отводил от меня бесстрастного
взгляда. Его лицо походило на путешествующую в космосе каменную глыбу. Почти
все, что я ему выложил, было блефом. Никакой его тайны я не знал. Был в этом
человеке какой-то крупный изъян. Я догадывался, но конкретно ничего не знал.
Однако моя тирада, похоже, что-то глубоко в нем задела -- это ясно читалось
на его лице. Он не пускал в ход приемы, которые использовал против своих
оппонентов в теледебатах: не насмехался надо мной, не придирался к словам,
не пытался поймать врасплох, а сидел молча, не шевелясь.
Вдруг с лицом Нобору Ватая стало происходить что-то странное. Оно
постепенно начало наливаться краской, приобретая какой-то неестественный
цвет. На мертвенно-бледном фоне выступили ярко-красные неровные пятна.
Картина напомнила мне осенний лес, разукрашенный цветными мазками
беспорядочно растущих лиственных и вечнозеленых деревьев.
Так и не сказав ни слова, Нобору Ватая поднялся, достал из кармана
солнечные очки и нацепил на нос. Необычная пестрая раскраска не сходила с
лица и, казалось, останется теперь на нем навсегда. Мальта Кано тоже ничего
не говорила и будто застыла на своем стуле. Я сделал вид, что мне все
безразлично. Нобору Ватая хотел что-то произнести, но в конечном итоге
передумал, отодвинулся от столика и вышел из кафе.
•
Когда он ушел, мы с Мальтой Кано какое-то время молчали. Я чувствовал
страшную усталость. Подошедший в очередной раз официант поинтересовался, не
хочу ли я еще кофе. Я сказал: не надо, -- и он удалился. Мальта взяла со
стола свою красную шляпу и принялась рассматривать ее не отрываясь, а затем
положила на стул рядом.
Во рту появилась какая-то горечь. Чтобы избавиться от нее, я сделал
несколько глотков воды, но горечь осталась.
Через некоторое время Мальта открыла рот:
-- Надо иногда давать выход чувствам. В противном случае они
застаиваются. Вот вы высказались и, верно, чувствуете себя лучше?
-- В какой-то мере, -- отозвался я. -- Но ведь ничего так и не
решилось. Ничего еще не кончено.
-- Вы не любите Ватая-сан?
-- Когда я с ним разговариваю, вокруг как бы возникает вакуум,
окружающие предметы лишаются всякой сути, все выглядит пустым и
бессодержательным. Почему это происходит? Дать этому вразумительное
объяснение не могу, но потому иногда говорю и делаю то, что мне совершенно
не свойственно. А после чувствую себя ужасно. Я был бы рад никогда его
больше не видеть!
Мальта Кано покачала головой:
-- К сожалению, вам еще не раз придется с ним встречаться. Избежать
этого невозможно.
"Да, скорее всего она права, -- подумал я. -- Развязаться с этим типом
будет нелегко".
Взяв со стола стакан, я отпил еще глоток воды. Откуда этот гадкий
привкус?
-- Хочу спросить вас. На чьей вы стороне в этом деле? На его или на
моей?
Мальта Кано поставила локти на стол и поднесла к лицу ладони.
-- Ни на чьей. В этом деле нет сторон. Их просто не существует,
господин Окада. Здесь нет верха и низа, правой и левой стороны, лица и
изнанки.
-- Настоящий дзэн получается. Как система взглядов представляет
интерес, конечно, но мало что объясняет.
Женщина кивнула и раздвинула сантиметров на пять закрывавшие лицо
ладони, держа их чуть под углом и повернув в мою сторону. Ладони у нее были
маленькие, красивой формы.
-- Я знаю, мои слова не имеют никакого смысла. И вы совершенно
правильно сердитесь. Однако даже если я дам вам какие-то наставления, от них
в самом деле не будет никакой пользы. Больше того -- это принесет вред. Вы
сами должны одержать верх, своими силами.
-- Получается как у первобытных людей, -- проговорил я с улыбкой. --
Получил удар -- отвечай.
-- Совершенно верно, -- сказала Мальта Кано. -- Именно так.
С этими словами она осторожно, точно забирала вещи, оставшиеся после
покойника, взяла сумку и водрузила на голову свою красную клеенчатую шляпу.
В ту же минуту меня охватило какое-то неясное, но реально осязаемое чувство,
будто в этот миг время закончило свой отсчет.
x x x
Мальта Кано распрощалась, и я остался в одиночестве. В голове звенела
пустота -- я понятия не имел, куда пойду и что буду делать, когда поднимусь
из-за столика. Но не вечно же торчать в этом кафе? Просидев минут двадцать,
я расплатился за троих и ушел. Эта парочка за себя так и не заплатила.
4. Необретенная благодать • Проститутка в мыслях
Дома я обнаружил в почтовом ящике толстый конверт с письмом от
лейтенанта Мамия. На нем знакомым мне каллиграфическим почерком черной тушью
были выведены мое имя и адрес. Переодевшись и умывшись, я пошел на кухню.
Выпив два стакана воды, перевел дух и распечатал письмо.
В конверте был десяток мелко исписанных авторучкой листков тонкой
почтовой бумаги. Я быстро перелистал их и засунул обратно. Прочесть такое
длинное письмо мне было не под силу -- я слишком устал и не мог
сосредоточиться. Строчки сливались, составлявшие их иероглифы казались роем
странных синих жучков. А в голове едва слышно звучал голос Нобору Ватая.
Я растянулся на диване и, отключившись, закрыл глаза. В моем состоянии
отключиться было совсем не трудно. Чтобы ни о чем не думать, надо размышлять
обо всем понемножку. Чуть подумаешь о чем-нибудь -- и сразу выбрасывай из
головы.
Было уже пять часов вечера, когда я наконец решил прочитать письмо
Мамия-сан. Сел на веранде, прислонившись спиной к столбу, и достал листки из
конверта. Вся первая страница была исписана дежурными фразами: многословными
пожеланиями хорошей погоды, благодарностями "за оказанный ему прием",
проникновенными извинениями "за то, что утомил своим длинным и неинтересным
рассказом". По части приличий Мамия-сан был большой мастер. Реликт,
оставшийся с того времени, когда этикет был важной частью повседневной
жизни. Я пробежал глазами страницу и перешел к следующей.
"Извините за такое длинное предисловие, -- писал лейтенант Мамия. -- Я
позволил себе причинить Вам беспокойство этим письмом, чтобы Вы знали: все,
что я рассказал Вам во время нашей недавней встречи, -- не небылицы и не
стариковские выдумки, а истинная правда, до самого последнего слова. Как Вы
знаете, с тех пор как окончилась война, прошло уже много времени, а вместе с
ним, само собой, меняется и человеческая память. Память и мысли стареют так
же, как и люди. Однако есть воспоминания, которые никогда не стареют, и есть
вещи, память о которых остается навсегда.
До нашей с Вами встречи я не рассказывал эту историю никому.
Большинству людей она, наверное, покажется вздором. Многие считают, что
вещи, лежащие за пределами их понимания, -- абсурд, на который не стоит
обращать внимания. Как бы мне хотелось, чтобы моя история действительно была
нелепым вымыслом! Все эти годы я жил надеждой на то, что она сотрется из
памяти, как бред или сон. Сколько раз пытался убедить себя: это все
фантазии, ничего на самом деле не было. Но как я ни старался задвинуть свои
воспоминания подальше, они неизменно возвращались, становясь все более
выпуклыми и четкими. Словно раковые клетки, они пустили корни в моем
сознании, вгрызлись в мою плоть.
И сейчас я могу до мельчайших подробностей вспомнить все, что тогда
произошло, как будто это было вчера. Мои руки сжимают песок и траву; я
чувствую их запах. Помню очертания облаков, плывущих по небу. Ощущаю даже
сухой, перемешанный с песчинками ветер на щеках. Нереальной фантазией,
лежащей где-то на грани сна и яви, скорее стало казаться то, что случилось
со мной потом, после тех страшных событий.
В монгольской степи, где, насколько хватало глаз, взгляду не на чем
было остановиться, омертвела и сгорела дотла сердцевина моей жизни -- то,
что можно назвать человеческим "я". Потом в жестоком сражении с вторгшимися
через границу советскими танками я потерял руку, натерпелся горя в лагере в
жуткие сибирские морозы, вернулся на родину и тридцать лет, о которых нечего
вспомнить, учительствовал в деревне и теперь живу один, копаюсь на своем
участке. Но все эти годы прошли для меня как сон. Вроде были, а вроде и не
были. Моя память мгновенно перескакивает через этот бесполезный огрызок
времени и возвращается обратно, в степь Хулунбуир.
Из-за чего моя жизнь пошла наперекосяк? Почему от нее остался один
пустой, высохший остов? Мне кажется, всему виной свет, который я увидел со
дна того самого колодца. Поток яркого солнечного света, заливавший колодец
на какие-то десять -- двадцать секунд. Каждый раз он обрушивался на меня
внезапно и так же неожиданно исчезал. Но в этом стремительном и коротком,
всего в несколько мгновений, потоке я увидел нечто такое, чего не видел
больше никогда. И увидев, изменился, стал совершенно другим человеком --
совсем не таким, как прежде.
До сих пор, спустя сорок с лишним лет, я не в состоянии понять, что
произошло тогда на дне колодца, что это было. Поэтому то, что я скажу
дальше, -- всего лишь мои догадки, одно из предположений, которое не имеет
под собой никаких логических оснований. И все же я считаю, что моя гипотеза
сейчас ближе всего к истинному значению