юция потерпела поражение. То, что мы готовили годами, ради чего жили и боролись, окончилось неудачей. Вы можете спросить, друзья мои, как получилось, что в наш план, так хорошо продуманный и выверенный до последней детали, могла вкрасться ошибка. У вас есть на это право. Сегодня я хочу ответить вам лишь одним словом -- "предательство". Другого не может быть -- нас предали! Гул возбуждения прошел по рядам. Никлас вновь поднял руку. -- Я назначу комиссию, которая изучит все детали и сообщит о результатах. Он запрокинул голову, и его жуткие прикрытые линзами глаза уперлись в потолок. Это был один из тех редких моментов, когда с него словно спала застывшая на лице маска и черты его расплывались, подобно тонкому слою льда, тающему на солнце. Он был похож на слепого певца или на прорицателя, который даже в минуту смерти выкрикивает свои пророческие слова. -- И все же, соратники, мы не сдадимся! Нас мало, но вполне достаточно, чтобы не погасли искры любви к свободе. Как бы смешно это ни звучало, но нас вполне достаточно, чтобы достичь цели. Мы та элита, о которую рано или поздно споткнутся нынешние правители. Сейчас мы спасаемся бегством, но когда-нибудь мы вернемся и вновь подарим человечеству свободу! Никлас снова вытянулся в своем кресле и бессильно поник, склонив голову набок, словно она была слишком тяжела для него. С минуту царила тишина, затем первым зашевелился бледнолицый молодой мужчина, неподвижно застывший позади Никласа; подтолкнув коляску, он покатил ее к лифту. Гвидо поднялся со своего места. -- Я хочу еще кое-что сказать по поводу сегодняшней ситуации. Мы захватили этот корабль--и это было предусмотрено планом нападения на правительственный центр: в случае неудачи мы должны были спасти небольшую группу наших лучших людей. Никлас уже объяснил, какая задача стоит перед вами. Я считаю, мы должны восхищаться этим человеком, не теряющим мужества даже в самой отчаянной ситуации. И нам надо радоваться, что мы имеем такой образец человека-борца! Глухой стук костяшек пальцев по синтетическому покрытию пола заменил аплодисменты -- этот звук напоминал дробь града по железной крыше, и тут же все стихло, словно слушатели устыдились сами себя. -- Положение у нас очень серьезное,--продолжал Гвидо,-- но не отчаянное. У нас есть даже козырь в игре: этот корабль. Это один из тех проектов, на которые ученые не жалели денег, заработанных народом. Вместо того чтобы создать лучшую жизнь для людей, они стремились достичь чужих миров. Этот корабль должен был первым преодолеть межзвездное пространство, пробиться в соседние галактики. Снова волна возбуждения прошла по рядам собравшихся. Гвидо пришлось повысить голос, чтобы добиться тишины. -- Но мы вовремя узнали об этом замысле и рады, что смогли помешать этому. Не то что мы имеем что- либо против космического перелета, но сначала необходимо решить другие задачи: охрана природы, медицинские исследования, воспитание критически мыслящих членов общества, поощрение людей искусства.-- (Снова костяшки пальцев застучали по полу.) -- Этот корабль пришелся нам кстати -- он оборудован для многолетних экспедиций, на нем созданы жизненные условия, которых еще никогда не было на космических кораблях. Его оболочка изготовлена из нового, чрезвычайно огнеупорного и поглощающего протоны керамического материала. Корабль развивает такую скорость, какую получали пока лишь частицы в синхрофазотронах. Это значит, что мы недосягаемы для любых преследователей. ...Теперь закричали все разом и захлопали в ладоши. Они не спали около тридцати часов, но неожиданно появившаяся надежда заставила их забыть про усталость. -- А теперь перейдем наконец к практическим вопросам. Мы будем соблюдать здесь двадцатичетырехчасовой день, как и на Земле и на всех станциях Солнечной системы, обслуживаемых людьми. Сейчас мы больше всего нуждаемся в отдыхе, и потому я объявляю, друзья мои, этот момент нулевой точкой отсчета времени. Пожалуйста, сверьте ваши часы!--Когда процедура была завершена, Гвидо сказал с плохо скрываемым волнением: -- Отныне начинается не просто новый день, но новый этап нашей жизни.--Он жестом погасил вспыхнувшие было аплодисменты и добавил уже без всякого пафоса: -- Спенсера вы все знаете. Он укажет вам ваши кабины. Разумеется, дежурная команда остается на своих постах. Подъем завтра в пять часов. Благодарю вас, друзья. Спокойной ночи! 11 Спальные места были разыграны по жребию, и Мортимеру повезло -- он получил отдельную кабину: собственно говоря, это был крохотный чулан, где помещались лишь стул, откидной столик, стенной шкаф и ложе, впрочем, довольно удобное--с пенорезиновым матрацем, посредине которого бьшо углубление, соответствующее форме тела взрослого человека. Ни подушек, ни одеяла не было, зато в избытке форсунки и распылители, антенны и переплетения проводов. Мортимер предположил, что все это, скорее всего, части кондиционера, поддерживавшего на нужном уровне температуру и влажность воздуха, а также иные, не известные ему, но необходимые для обеспечения жизнедеятельности человека показатели, поэтому одеяла и тому подобные вещи были здесь просто не нужны. Имелось еще множество рычагов, назначения которых Мортимер не знал, но они ему и не понадобятся. Он разделся до нижнего белья и улегся, прикрывшись брюками. По всей вероятности, он тут же заснул, ибо, когда позже он попытался восстановить события, память не сохранила ни одной подробности и не было никакого свидетельства того, что он хоть раз повернулся во сне. Однако позднее, вспоминал он, его охватил гнетущий страх. Неожиданно он поймал себя на том, что у него даже пот выступил на лбу, ему казалось, что на него навалилась невероятная тяжесть, он был словно в полусне. Он сам так объяснил причину всего этого: необычное положение, сверхмощная гравитация. В мозгу роились беспорядочные мысли, обрывки каких-то эпизодов, случившихся в последние дни или часы. Вдруг привиделась ему Майда с каким-то призрачным искаженным лицом. Мортимер знал, что это всего лишь продолжение его лихорадочных грез, и тщетно пытался оживить в памяти черты ее правильного, нежного и своенравного лица: чуть впалые щеки, темные волосы,--но за этим не было зримого образа, и что-то неясное, невообразимо пугающее затаилось где-то в глубине его сознания; оглядываясь назад, он подумал, что это, должно быть, предчувствие, смутный и оттого непреодолимый страх перед теми силами, которые могли прочесть его мысли, глубоко вторгнуться в его сознание и беспрепятственно творить там все что угодно. Наверное, он бился как в припадке, потому что вдруг вспомнил, как больно ударился тыльной стороной ладони о какой-то твердый край, подскочил словно ошпаренный и проснулся. А потом долго лежал, вслушиваясь в темноту, чувствуя, как что-то неведомое приближается к нему. Внезапно он привстал с постели и нанес удар по белой массе, которая была уже совсем рядом и пыталась накрыть его, несмотря на его отчаянные попытки сопротивляться. Он лихорадочно шарил вокруг, пока руки его не наткнулись на какую-то оболочку, обтянутую пенорезиной,--полую форму, которая плотно облегает человеческое тело, словно литейная форма -- только что отлитую металлическую деталь. У него было ощущение, будто его размололи, что он уже не в состоянии протиснуть свое тело сквозь еще остававшийся зазор, он сник, однако все еще греб руками и ногами, пока и они не вошли в предусмотренные для них углубления, он дрожал всем телом и ощущал себя совершенно расплющенным. Он почувствовал, что форма принимает его тело, и несколько раз вздохнул, преодолевая удушье. Он жадно ловил ртом воздух, стараясь делать как можно меньше движений, он словно слился в единое целое с предательской западней из искусственной кожи, пенорезины и полиэтилена и готов был уже смириться со своей участью... И тут его тело неожиданно расслабилось, возможно, просто оцепенело, возможно, было раздавлено тяжестью и уже вообще больше не существовало, но это не было похоже на Ничто, на абсолютную черноту, безмолвие и опустошенность, нет, он различал какие-то смутные образы, видел каких-то незнакомых людей, например пожилого мужчину благородной наружности, с коротко остриженными белыми волосами, тот без конца сцеплял и расцеплял гибкие пальцы, которые, словно играя, ощупывали сами себя. Морщинистое желтовато-коричневое лицо. А рядом -- другое лицо с большими, преданными карими глазами, юное и древнее одновременно, узкая гибкая спина под белым пальто, распущенные волосы, профиль молодой женщины или девушки, световые блики на щеке, тонкий нос и узкий подбородок. Он улавливал душевные волнения этих и других не знакомых ему людей, затем почувствовал короткий импульс, направленный на него самого. Мысли его путались. И тут послышался громкий голос -- на сей раз это не был голос главного диктора-информатора,--голос этот произносил слова, которые Мортимер хотя и не слышал, но каким-то другим, не поддающимся объяснению образом улавливал: То, что вы делаете, безрассудно! Ваши идеи устарели. Ваши замыслы обречены на провал. То, что происходит, совершается вовсе не по вашему желанию. Вам нетрудно убедиться в этом--проведите тайное голосование, и пусть каждый скажет, чего он в действительности хочет! Поставьте на обсуждение идеи, не совпадающие с вашим официальным мировоззрением! Рискните вернуться на Землю! Скажем, тайно приземлитесь в одном из уединенных природоохранных парков, смешайтесь с обычными людьми и попытайтесь жить так же, как они. Откажитесь от ваших искаженных идеалов и вкусите хотя бы крупицу удовлетворенности, как и все остальные 60 миллиардов людей, живущие сегодня на Земле! Мортимер чувствовал, что слова эти искренни и убедительны, хотя не было в них ни навязчивости, ни желания подавить чью-то волю, как это бывает при гипнозе. Он воспринимал их легко и свободно, и не потому, что они действовали на его чувства, а потому что в них была неумолимая логика. Но, в отличие от интуитивного восприятия, для осознания этой логики необходимо время... Мортимер снова обрел спокойствие и самостоятельность мышления, освободился от посторонних впечатлений, попытался разобраться в своих мыслях и определить, как он должен действовать. После нескольких робких попыток мыслить он почувствовал себя увереннее. Ему казалось, что он освобождается от сковывающей его движения пелены, он ждал... но ничего не происходило, Мортимер старался не дать разочарованию овладеть собой и шел всеми возможными, иной раз странными и запутанными путями -- он словно настраивал незнакомый музыкальный инструмент и, вслушиваясь в извлекаемые звуки, собирался продолжать эксперимент в зависимости от полученных результатов. На какой-то миг он почувствовал как бы дуновение и всеми силами старался продолжать это мысленное прощупывание, это напоминало скорее действие, чем мышление... сковывающая его пелена поднялась еще выше и наконец полностью освободила его. Словно кто-то резко повернул выключатель -- сразу прояснилось его сознание, что-то неуловимо менялось, хотя он не смог бы точно сказать, что именно,-- это было похоже на легкие шорохи при переключении микрофонов. Мортимер приподнялся на своем ложе, взглянул на светящийся циферблат часов. Они были установлены по новому корабельному времени, провозглашенному Гвидо, и показывали половину второго. Он чувствовал себя словно после ночного кутежа. Шатаясь, он встал и ощупью пошел к двери. Снаружи горел тусклый свет. Мортимер уже наметил свой путь и начал взбираться по винтовой лестнице в узкой цилиндрической шахте, которая связывала все этажи корабля между собой, он направлялся наверх, к палубе "А", где еще оставалось двое дежурных. По настоянию Мортимера один из них провел его к Гвидо, и они разбудили его. Кабина Гвидо была не больше той, что занимал он сам, и лишь отличалась чуть большим комфортом--два стула, укрепленный в полу пульт, служащий письменным столом. Гвидо сделал ему знак, предлагая сесть. -- Что случилось? Только, пожалуйста, покороче! -- Повязка на его шее казалась белым шелковым шарфом и даже придавала Гвидо элегантность. Мортимер рассказал о своем странном приключении. -- Здесь, по-видимому, какое-то влияние, находящееся вне нашего контроля,--добавил он.-- Возможно, существует какой-то вид радиосвязи с Землей или с лунным центром, непосредственно влияющий на наш мозг. Это может оказаться очень опасным! Гвидо потер лоб. -- Не могу себе представить, что это означает. Мы ведь контролируем радиосвязь. Правда...-- Мортимер видел, что его собеседник колеблется, не зная, стоит ли ему продолжать,-- ...правда, есть кое-что, о чем я пока еще никого не оповещал, чтобы не тревожить людей. Он бросил испытующий взгляд на Мортимера. -- Ну ладно, завтра все равно узнаете: на борту остались люди, которые не пошли за нами... Может быть, они... -- Кто они? -- Ученые. Несколько исследователей, собиравшихся совершить на корабле пробный полет; потому-то он и стоял в полной готовности--перед стартом. Женщины и мужчины. Нам пришлось усыпить их с помощью инъекций. Их уже не успевали снять с корабля. -- Где эти люди? Гвидо взмахнул рукой, словно ловя насекомое. -- Пришлось запереть их в лазарете. Справиться с ними не составило труда. Они все удалились от жизни, убежали от действительности, заблудившись в собственных сложных умопостроениях. Мы их усыпили. -- Но если то, что я испытал, исходит от них, значит, они не обезврежены и не удалились от жизни. Гвидо спрыгнул с койки и тут же согнулся пополам -- он забыл о гравитации. Наконец он выпрямился и сделал знак Мортимеру. -- Пойдем посмотрим! Они миновали несколько коридоров, прошли через шахту и попали в среднюю часть корабля, где размещались лаборатории. Перед дверью они увидели дежурного, который при их появлении встал. -- Что с пленными?--спросил Гвидо. -- А что с ними может быть? Лежат, не шевелятся. Гвидо прислушался, нет ли шума за дверью, и приказал: -- Открой, только осторожно. Вахтер отпер замок и слегка откатил дверь в сторону. В образовавшуюся щель он направил дуло гамма-излучателя, приготовившись к любой неожиданности, но за дверью не было ни малейшего движения, и он откатил ее полностью. В больничном помещении находились около двадцати мужчин и женщин. Большинство в белых халатах или комбинезонах, и лишь немногие были в гражданской одежде. Одни лежали на полу и на больничных койках, другие, погрузившись в сон, сидели в операционных креслах. Мортимер с волнением узнал среди лежащих двух мужчин и девушку -- это они являлись ему во сне, или как еще можно назвать это состояние. -- Это они, сомнений быть не может,--сказал он.--Я видел их, хотя и мельком. -- Они еще без сознания,--заметил Гвидо.-- Неужели в них причина тех странных вещей, что ты пережил? Он подошел к лежавшему ближе всех мужчине и, опустившись перед ним на колени, поднял его руку и закатал рукав. -- Странно! Посмотри-ка на эту кожу! -- Он нажал большим пальцем на предплечье, на коже осталась вмятина, словно в тесте. Кожа очень медленно принимала первоначальную форму, и вмятина постепенно исчезла. Мортимер опустился на корточки рядом с Гвидо и тоже взял эту безжизненную руку--она была холодной, как пластилин. Мортимер открыл молнию на груди мужчины, разорвал рубашку и приложился ухом к коже. Ощущение было отвратительное--словно он прикоснулся к резиновой кукле. И все же он вздохнул с облегчением: -- Они живы! Сердце бьется. Но они в странном состоянии. Я насчитал лишь десять ударов в минуту. Гвидо пожал плечами. -- Это в принципе неважно. Они выведены из строя и не смогут причинить нам вреда. Вот что сейчас важнее всего. -- Какой газ вы применили? -- Сомналь-бета. Нормальной плотности. -- Они должны были давно пробудиться,-- пробормотал Мортимер. -- Оставь их и идем. Нам самим нужно отдохнуть! -- Что с ними будет? -- А что с ними должно быть? Нас и без того уже слишком много. Придется от них избавиться. Другого выхода нет... И он махнул рукой дежурному: -- Закрывайте!.. 12 На следующее утро беглецы снова собрались на палубе "А". -- Соратники,--начал Гвидо,-- нам не удалось в эту ночь как следует разместить вас. На корабле всего тридцать кабин, а нас больше пятидесяти. Но впредь мы позаботимся о том, чтобы каждый получил собственное спальное место. Это по поводу размещения, а теперь я скажу несколько слов о проблеме питания. После окончания нашей беседы каждый получит завтрак. О горячем обеде мы тоже позаботились, время и место будут объявлены позже... И тут отворилась дверь, Беннет, тень Никласа, вкатил коляску со своим подопечным, Никлас пошептался с Гвидо, и тот объявил: -- Внимание! Никлас хочет вам кое-что сказать. Никлас сидел, вцепившись в подушки. Лицо его, как всегда, напоминало лик мумии, губы сложились в тонкую серую ниточку. Наконец он выпрямился и обратился ко всем: Соратники, нас постигла нелегкая судьба. Но нет такого удара, который способен был бы выбить нас из колеи, уничтожить наши идеалы. Сейчас мы должны сплотиться, как никогда раньше. Каждый должен быть готов прийти на помощь другому, все должны быть готовы пожертвовать собой и, если надо, отдать последнее ради правого дела. Нам предстоит длинный трудный путь. Те, кому принадлежит власть на Земле, уверены, что победили нас. Им неведомо, что победить нас невозможно. Однажды...--Он старался говорить как можно громче, но издавал лишь дребезжащие хрипы,-- настанет день, когда мы вернемся и откроем глаза всем тем, кто предпочитает вести тупую, стадную сытую жизнь, мы освободим всех, кто мечтает вырваться из золотой клетки. Да здравствует свобода, да здравствует либеральная партия! Еще несколько секунд он сидел, выпрямившись, затем откинулся на спинку. Беннет увез его из комнаты. Гвидо вновь завладел вниманием собравшихся. -- Поблагодарим Никласа за его слова. Они укрепляют нашу решимость не сдаваться, как бы тяжело ни было. Что же касается продовольствия, то для начала мы будем распределять его экономно. Корабль был предназначен для генерального испытания, и пропитания нам должно хватить на годы, однако пока что мы не нашли основного склада. Думаю, что мы просто не успели еще как следует осмотреть корабль. Где-то должны быть плантации водорослей, баки с гидропоникой, помещения для разведения жирных червей, чтобы обеспечить команду белками, углеводами и витаминами. -- Какие еще, к чертям, жирные черви?--крикнул один из мужчин. -- Специально выведенная порода червей, если их разрезать на части, они быстро вырастают до размеров взрослых особей. Они питаются остатками пищи и отходами и производят пригодные для питания белковые вещества. Мне очень жаль, что это звучит неаппетитно, но все это крайне важно для длительных космических перелетов больших экипажей. -- Ну, тогда приятного аппетита!--снова крикнул мужчина. -- Тише, пожалуйста! Вы не на увеселительной прогулке! -- Гвидо с железным спокойствием пропустил мимо ушей все упреки.-- Нам придется еще больше ограничить себя, например, в том, что касается воздуха. Здесь положение такое же, как и с продовольствием. Агрегатов, обеспечивающих регенерацию воздуха, которые мы пока обнаружили, надолго просто не хватит. Это означает, что мы должны и здесь экономить--никаких лишних движений, никаких спортивных снарядов, сигарет и тому подобного. Кто-то крикнул: -- Тогда заморозьте нас сразу же! Все рассмеялись. -- Мы это обдумаем,--пообещал Гвидо.-- А теперь о переключающих устройствах в кабинах. Для тех, кто незнаком с ними, пользоваться этими приборами небезопасно. Поэтому всем, кроме инженеров, запрещается даже прикасаться к ним. Теперь о распределении работы. Команда подобрана таким образом, что для выполнения каждой технической задачи у нас есть соответствующие специалисты. О распределении обязанностей я скажу в конце. Я думаю, не надо лишний раз подчеркивать, как важно... Никто не узнал, что было важно. По лестнице с верхнего этажа в зал скатился мужчина, по его виду нетрудно было определить, что это опытный астронавт. -- За нами погоня! -- выкрикнул он.-- Мы должны разогнаться до трех g, а может быть, даже больше. Через две минуты начнется спектакль! Займите свои места на койках, если не хотите, чтобы вас превратили в отбивные котлеты. Ну, живо! Все рассыпались по кабинам, словно бумажки, разметенные ветром. После небольшой сутолоки у лестницы ни души не осталось на палубе "А". А еще через секунду мощная сила ускорения придавила их, и они почувствовали себя маленькими и жалкими. Мортимер лежал на своей пенорезиновой койке. За несколько секунд давление дошло до критической отметки. Он чувствовал себя расплющенным, как камбала, ощущал, как сердце судорожно пытается справиться с перегрузками, как сжимаются сосуды, а желудок словно погружается куда-то в глубину тела. Может, они превысили ускорение и перешли за три g? Однако невыносимее всего была неизвестность. Как долго сохранится это состояние, сколько мучительных часов должно еще пройти, пока не кончатся эти перегрузки, эта противная, подкатывающая к горлу тошнота... А мозг судорожно искал выхода, перебирал все варианты спасения. Мортимер вспомнил прошедшую ночь, и неожиданно ему блеснул лучик надежды. Он знал, что это запрещено, но сейчас ему было не до запретов. Его рука поползла вверх, тяжелая, словно свинец, она с трудом преодолевала упругую силу ускорения, инерцию массы -- сантиметр за сантиметром. Перед ним был пульт. Множество рукояток. Какая из них нужная? Он вспомнил, как в момент пробуждения на тыльной стороне ладони отпечаталось бледно-голубое пятно... Должно быть, вот эта... или та? Нет, скорее эта... Он уже не в состоянии был дольше держать руку кверху и с силой нажал на первую попавшуюся... Рука словно стокилограммовый груз упала на резиновую подкладку... На минуту все замерло. И вдруг он увидел, как кирпично-красный потолок придвинулся к нему, как он опустился ниже и его самого окутал занавес. Свет погас. Треснула искра. Контакт возник... Он больше не чувствовал тяжести, не чувствовал и боли. Вокруг него заиграл поток образов и мыслей. Перед ним возникли очень ясно и отчетливо блок-схема, прямоугольники, менявшие свои места. Постоянно меняющиеся узоры. Затем смутно: терраса, ползучие орхидеи, а вдали-- изломанная лунная горная цепь. И словно пунктиром пронеслось: дискуссия о стратегии, о планах по поводу корабля... А потом пошло и вовсе неопределенное: любовь, страсть, печаль, девичья головка, знакомые черты, но словно сфотографированные через мягко рисующий объектив. Имя: Люсин. Дальше возникло что-то требовательное: призыв, воззвание, вопрос, приглашение. Потом опять мягко: рука, скользящая по клавишам, стрекочущий звук клавикордов. И снова вспыхнуло ярко: раздражение, какие-то слова, написанные или произнесенные. Сначала искаженно, затем отчетливо: Это преступники, поверь мне, это асоциальные типы, больные. Иначе они не стали бы прибегать к насилию, уничтожать жизнь! И голос в ответ, а может, просто акцентированное мышление: "Я не могу поверить, что асоциальные типы способны создать такую сложную организацию. Ведь нападение было отлично спланировано..." ...и в конце концов все же провалилось. "Я, насколько мне позволили детали, ознакомился с количеством информации в плане: он содержит восем-надцшпь процентов избыточности. Если учесть фактор риска, это приближается к оптимальному значению. Это доказывает, что все участвующие мужчины отличаются высоким уровнем интеллекта! Но интеллект не в счет, если социальное значение образа действий дегенерировано. Эти люди--чудовища: Их цель не созидание, как у нормальных людей, а разрушение, уничтожение порядка. Они не думают о других и без оглядки идут к своим деструктивным целям, не обращая внимания на то, что при этом гибнет. Они убийцы! Убийцы..." Мы не убийцы! Удивление, изумление, вопросы... Мы не убийцы! Никаких букв, никакой речи. Прямая коммуникация. Мортимер вырывался из плена чужих представлений, сливавшихся в хаотические потоки образов, ставших для него миром изображений, открывшихся внезапно прозревшему; царством звуков, обрушившихся на избавившегося от глухоты. Потом Мортимер понял, что он сам ответил на вопрос. Это был его собственный ответ. Он "разговаривал" А теперь он снова "слушал". -- Эй, где ты, отзовись! Кто ты? Пожалуйста, отзовись! "Как я должен отозваться?--спрашивал себя Монтимер.-- Как я могу выйти на связь с вами? Кто вы и в каком состоянии находитесь?" Теперь звучало медленно и чрезвычайно внятно: Мы относимся к команде корабля. К группе исследователей. Лишь пятеро из нас присоединены к коммуникационной сети. Остальные даже мыслительно парализованы. Мортимер был сбит с толку и не находил пока, что ответить. И тут снова появился мягкий задумчивый голос: Я ведь знаю тебя: ты Стэнтон Бараваль. Ты не помнишь меня -- Деррека Хири из Кибернетического центра? Мы вместе работали в группе планирования семь. Где ты? Что-то изменилось в тебе! Как ты попал на корабль? Можем ли мы помочь тебе? В Мортимере ожили воспоминания--или по крайней мере в той его части, которую он не мог отделить. "Я был сломлен, поглощен кем-то неизвестным и отдан ему в беспомощном состоянии. Спасите меня!" Он собирался так ответить, но подавил это абсурдное желание. Вместо этого он сделал упор на другое: "Преступники--это вы! Живете в роскоши, преследуете свои личные интересы, забыв о человечестве, хотя могли бы ему помочь! Вы морите людей голодом, держа в руках ключ к изобилию. Вы оставляете детей умирать, заперев лекарства в ваших сейфах. Я не Стэнтон Бараваль и не хочу, чтобы вы меня спасали. Я ненавижу и презираю вас!" Ему хотелось только одного--отключиться от этой сети, которая грозила опутать его мягкой паутиной, он хотел отделиться от этих голосов, на которые в нем отзывались те струны, которые звучали совсем иначе, нежели только что данный им ответ. И тут оборвалась связь, погасла искра, Мортимер почувствовал озноб и тяжесть в желудке, он лежал на своем ложе, отданный во власть слабости и боли, и вдруг понял, что всхлипывает, и почувствовал, как по вискам его сбегают слезы и у него нет сил вытереть их. Но больше всего его терзала не сама боль, а страдание оттого, что он отверг искреннее участие, грубо попрал сострадание, правда, на что-либо другое у него просто не хватало сил. Он все еще цеплялся за то, что было для него истиной, хотя она уже давно не казалась ему столь неоспоримой, как когда-то. И все же она еще стоила того, чтобы ее защищать--жертвуя собой. 13 Хотя официальным предводителем считался Никлас, фактическое руководство перешло к Гвидо. Когда три дня спустя команда вновь собралась, на всех сказалось напряжение последних дней. Лица осунулись, щеки ввалились, у всех покраснели глаза. -- Никлас хочет сказать вам несколько слов,-- объявил Гвидо. Слепой, как всегда, восседал в своем кресле. Голос его звучал тише, чем в прошлый раз, но в нем еще чувствовалась несломленная воля: -- Соратники! Последние дни выдались трудными для всех. Но это лишь закалило нас. Мы должны выстоять. Выстоять!--Он сделал длинную паузу, казалось, что он уже закончил свою речь, и тут он заговорил опять:--Наша цель священна. Наше предназначение-- освобождение человечества. Мы не должны погибнуть. Мы должны победить! Последние слова они разобрали с трудом. Беннет, обменявшись взглядом с Гвидо, вывез Никласа из комнаты. Слово взял Гвидо. -- Соратники, я созвал вас, ибо есть проблемы, которые я могу решить лишь с вашим участием. -- Гравитация раздавит нас!--выкрикнул кто-то.--Когда вы наконец прекратите все это? -- Нас продолжают преследовать,--пояснил Гвидо.-- Дюжина космических крейсеров мчится за нами. Но наш корабль быстрее, мы можем уйти от них. Вот почему мы вынуждены наращивать скорость, а это влечет за собой увеличение гравитации. Вы же не хотите попасть в лапы полиции? Раздались громкие крики: -- Нет, никогда! Мы не сдадимся! Гвидо кивнул. -- Я так и думал. Давление--не самое большое зло. Если захотим, мы сможем еще больше увеличить скорость. Ионный двигатель позволит нам увеличить ее в двадцать раз.... -- А кто это вынесет?--перебил его чей-то голос. -- ...У меня есть ободряющая весть. Мы уверены, что на этом корабле существует антигравитационная система, нейтрализующая воздействие силы тяжести. Однако мы еще не знаем, как ввести ее в действие... Снова кто-то прервал его: -- Дилетант! Но Гвидо не дал сбить себя. -- ...Мы доверили корабль группе опытных астронавтов. Нет никаких причин сомневаться в их добросовестной работе. Если у нас и возникают трудности, то только потому, что корабль этот построен по новым принципам. На это никто из нас не рассчитывал. Здесь есть приборы и системы, назначение которых загадка для нас. Мы рады, что по крайней мере знаем, как управляться с двигателями и навигационным оборудованием. Намного сложнее другое, и я думаю, лучше открыто сказать вам об этом: пока нам не удалось обеспечить непрерывное снабжение воздухом, водой и пищей. Мы нашли соответствующие агрегаты, но их мощность недостаточна. В режиме длительного пользования они обеспечат снабжение в лучшем случае десяти человек. Такая команда, как наша, сможет продержаться при самых оптимальных условиях в течение недели. Затем установки начнут работать на замену использованных запасов. -- Но ведь корабль предназначался для межзвездных экспедиций и был соответствующим образом оборудован! Здесь что-то не так! -- Возможно, это каким-то образом связано с новой системой. Но мы решим проблему. Одна наша группа уже работает над увеличением мощности агрегатов. -- Но в нашем распоряжении всего четыре дня! -- послышался недоумевающий голос. -- Нам это известно,-- ответил Гвидо.-- Но все мы сидим в одной лодке, и нам ничего другого не остается, как набраться терпения. Прежде всего это значит: сократить потребление до минимума. Расходовать сейчас воду на умывание, а уж тем более на купание нельзя. Количество углекислого газа в воздухе на грани допустимого, поэтому не делайте никаких ненужных движений, оставайтесь на своих койках, отдыхайте, это необходимо. И главное--железная дисциплина. Кстати, нам снова придется уменьшить рацион питания на одну треть. На сегодня все. Мортимеру жизнь на корабле казалась дурным сном. Переживания последних дней не остались без последствий, разочарование опустошило его душу. Чужеродные мысли, снова и снова вспыхивавшие в его мозгу, точно тлеющие угольки, приводили его в замешательство. Голод и частые фазы ускорения вызывали слабость, а недостаток кислорода--тупую боль под переносицей. Он мог лишь с трудом обдумывать мучившие его проблемы, но не принимал никаких решений. Его пребывание на корабле не было предусмотрено, а потому для него не нашлось и никакого задания. Его использовали на случайных работах, а в последнее время вместе с несколькими мужчинами он занимался расширением гидропонических плантаций. Они собрали все емкости--чтобы облегчить эти работы, корабль дважды в день снижал ускорение до половины g,-- но вскоре они вынуждены были признаться самим себе, что все их усилия бесполезны. Прежде чем они смогут вырастить килограмм фасоли или бананов, они умрут от голода. Они перестали обсуждать сложившееся положение, ни у кого уже не было ни малейшего сомнения в том, что все они обречены на гибель от голода, жажды или удушья. В один из редких часов, когда ускорение было снижено до нормального, Мортимер, осматривая корабль, попал в одно из носовых помещений, судя по всему, оно служило совещательной комнатой. Всю переднюю стену занимал огромный экран. Комната была погружена в полумрак, но экран светился, и Мортимер увидел на нем изображение Вселенной. Это было первое зримое свидетельство того, что они находятся в космосе, ибо корабль был одет в толстую броню, защищающую от гамма-излучений и протонных ливней, и не имел ни одного иллюминатора--только несколько плоских антенн. В увеличенном изображении звезды казались цветными роями, искрами пастельных тонов или радужной вуалью. Мортимер сел на стул возле двери. Когда глаза его привыкли к сумраку, он заметил, что он здесь не один -- впереди в нескольких метрах от него сидел еще кто-то, и, к своему изумлению, он обнаружил, что это Майда. Она наверняка заметила его, но ничего не сказала и даже не шелохнулась. Он медленно встал, прошел вперед и молча уселся рядом с ней. Оба следили за увеличенным фрагментом звездного неба, и, хотя ни один из них не произнес ни слова, оба чувствовали, что их ничто не разделяет. Перед ними чередовались звездные туманности, мириады солнц, сгустившиеся в причудливые облака, туманные пятна, спирали, диски и ядра. Впервые они почувствовали, как одиноки они посреди этой бескрайней пустоты и как нужны друг другу, чтобы противостоять этому одиночеству. На шестой день путешествия Мортимер принял решение. Он разыскал Гвидо и предложил ему объединиться с учеными. -- Я убежден,--сказал он,-- что на этом корабле предусмотрены все условия для многолетнего пребывания в космосе. Но все это бесполезно для нас, ибо мы не знаем, как этим пользоваться. Нет никакого сомнения в том, что исследователи знают, как обращаться с этими системами. Мы должны их заставить помочь нам. -- А зачем им это?--спросил Гвидо, но Мортимер предвидел заранее это возражение. -- Когда весь кислород будет израсходован, они тоже погибнут. -- Они все еще находятся в закоченелом состоянии,-- засомневался Гвидо.-- У меня такое впечатление, будто они делают это умышленно. Как же нам установить с ними контакт? -- Я уже сделал это.-- И Мортимер рассказал о странном разговоре, который он вел. Гвидо задумался. -- Вообще-то говоря, ты нарушил приказ. Кто знает, может быть, это опасно--устанавливать такие контакты? Если все так, как ты говоришь, то, очевидно, мы имеем дело с каким-то внушением. А может, это и хорошо, что ты попытался разгадать эту загадку. Я пока ничего не скажу остальным. А то могут расценить твою беседу как сделку с врагом. И все же возможно, в этом кроется выход. Если же не удастся...-- Гвидо не договорил. Оба понимали, что их ждет, если "это не удастся". Гвидо размышлял, не повторить ли эксперимент Мортимера. Они прошли в его кабину, и Мортимер опустился на свое ложе. Он решительно дернул рычаг вниз. Механизм действовал безотказно, потолок опустился. С помощью своего рода мысленного входа в зацепление была установлена связь. Снова его захлестнул поток мыслей, представлений, эмоций... Но Мортимер не обращал сейчас на это внимания, он думал о Дерреке--как бы мысленно пытался произнести это имя, не делая ни малейшего движение губами. "Алло, Деррек! Алло, Деррек! Отзовитесь!" -- Это ты, Стэнтон!--ответил кто-то.-- Говорит Деррек. Кто меня зовет? "Я, Мортимер Кросс. Мне поручено вступить с вами в переговоры. Я бы хотел поговорить с вашим шефом". -- О!--Это было не возгласом, а каким-то соответствующим ему знаком удивления.--Минуту, я разбужу его. Мортимер услыхал, как несколько раз позвали: Профессор ван Стейн! Профессор ван Стейн! Перед ним возник образ старика с коротким седым ежиком--лицо пленного ученого, которого Мортимер уже видел. -- На связи желающий вести переговоры, профессор! Возник новый голос, глухой и неопределенный: -- По мысленному каналу? -- Да! -- Хорошо, я готов. Мортимер с удовлетворением отмечал, что уже может сосредоточиться на отдельных потоках в сумятице представлений. Очевидно было, что и ему удалось добиться, чтобы его понимали, так как ему отвечали без промедления. "Говорит Мортимер Кросс. Хочу быть кратким, профессор. Вы наверняка сознаете особенность вашего положения". -- Да, конечно. Что дальше? "Вы в наших руках, и лучше вам признать это. У нас возникли некоторые проблемы с обслуживанием систем корабля, и мы требуем, чтобы вы помогли нам". Вы не справляетесь с системой? Этого следовало ожидать. А в чем трудности? Мортимер на минуту задумался. Он понял, что умалчивать о чем-либо не имеет смысла. "У нас трудности с питанием, с водой и кислородом. Нам не хватит имеющихся запасов". Вы, видимо, полагали, что летать в межзвездном космическом корабле так же легко, как ездить на почтовых лошадях? А преодолеть предел ускорения и протонной стены можно и на летающем океанском пароходе? Предел скорости движения, за границей которого безобидный свет звезд становится смертельным дождем гамма-лучей, период жизни одного человеческого поколения, за пределы которого не может выйти целесообразная исследовательская работа,--все это вы, вероятно, собираетесь пережить в этаком комфортабельном вагоне-ресторане с видом на звездные туманности! Что значат в этих условиях вопросы питания и регенерации воздуха! "Для нас они означают многое--по крайней мере, в данный момент. А если быть точными--и для вас тоже". Безмолвный вопрос был реакцией на эту реплику. Мортимер понял, что имелось в виду. "Если воздух не содержит более кислорода, то и вы, и все остальные члены вашей группы погибли. В каком бы состоянии вы ни находились, вам нужен кислород. Как только он будет израсходован, вы погибнете". Заблуждаетесь! Благодаря гормональному вмешательству, которое я сейчас не могу описать подробно, мы снизили свой метаболизм до одной пятой нормальной скорости реакции. Если мы применим все наши вспомогательные средства, то сможем пойти еще дальше. Одним словом, наша потребность в кислороде составляет одну пятую той концентрации, которая обычно требуется для человека и в которой нуждаетесь вы и ваши люди. Это значит, что мы еще долго будем жить после того, как вы погибнете от удушья. Можете поверить моим словам: в течение длительного времени, когда мы будем находиться на корабле, бессмысленно расходовать физическую энергию-- необходимо только мышление при минимальном потреблении энергии. Так как всем нужно поддерживать связь, мы установили в изголовьях своих коек антенны, способные принимать токи мозга; кстати, для этого вам не нужно запирать антигравитационные кассеты. Эти токи после некоторых усиливающих фаз направляются в компьютер, который анализирует их и очищает от всего лишнего, не содержащего информации. Затем эти токи направляются во все места, где расположены комбинированные принимающие и передающие устройства. Там они наконец фокусируются и передаются в автоматически запеленгованные центры в коре головного мозга. Итак, вы видите, тут нет никакого волшебства, это всего лишь высокоразвитая биотехника. "Мы ни минуты и не думали о волшебстве",-- возразил Мортимер. Тем лучше! Тогда вы по крайней мере знаете, с чем вам придется столкнуться. Не предавайтесь иллюзиям -- именно для этого я вам все и рассказываю. "Не сомневаюсь в истинности того, что вы сказали. Но несмотря на ваши выдающиеся технические знания, факт остается фактом: мы можем делат