---------------------------------------------------------------
© Ray Bradbury
© Copyright Нора Галь, наследники перевод
Текст из 1999 Электронной библиотеки Алексея Снежинского
---------------------------------------------------------------
Больше всего на свете Леонард Мид любил выйти в тишину, что туманным
ноябрьским вечером, часам к восьми, окутывает город, и -- руки в карманы --
шагать сквозь тишину по неровному асфальту тротуаров, стараясь не наступить
на проросшую из трещин траву. Остановясь на перекрестке, он всматривался в
длинные улицы, озарен╜ные луной, и решал, в какую сторону пойти, -- а
впрочем, невелика разница: ведь в этом мире, в лето от Рождества Христова
две тысячи пятьдесят третье, он один или все равно что один; и наконец он
решался, выбирал дорогу и шагал, и перед ним, точно дым сигары, клубился в
мороз╜ном воздухе пар его дыхания.
Иногда он шел так часами, отмеряя милю за милей, и возвращался только в
полночь. На ходу он оглядывал дома и домики с темными окнами -- казалось,
идешь по клад╜бищу, и лишь изредка, точно светлячки, мерцают за окнами
слабые, дрожащие отблески. Иное окно еще не завешено на ночь, и в глубине
комнаты вдруг мелькнут на стене серые призраки; а другое окно еще не закрыли
-- и из здания, похожего на склеп, послышатся шорохи и шепот.
Леонард Мид останавливался, склонял голову набок, и прислушивался, и
смотрел, а потом неслышно шел дальше по бугристому тротуару. Давно уже он,
отправляясь на вечернюю прогулку, предусмотрительно надевал туфли на мягкой
подошве: начни он стучать каблуками, в каждом квартале все собаки станут
встречать и провожать его ярост╜ным лаем, и повсюду защелкают выключатели, и
замаячат в окнах лица -- всю улицу спугнет он, одинокий путник, своей
прогулкой в ранний ноябрьский вечер.
В этот вечер он направился на запад -- там, невидимое, лежало море.
Такой был славный звонкий морозец, даже пощипывало нос, и в груди будто
рождественская елка горела, при каждом вздохе то вспыхивали, то гасли
холодные огоньки, и колкие ветки покрывал незримый снег. Приятно было
слушать, как шуршат под мягкими подошвами осен╜ние листья, и тихонько,
неторопливо насвистывать сквозь зубы, и порой, подобрав сухой лист, при
свете редких фона╜рей всматриваться на ходу в узор тонких жилок, и вдыхать
горьковатый запах увядания.
-- Эй, вы там, -- шептал он, проходя, каждому дому, -- что у вас нынче
по четвертой программе, по седьмой, по девятой? Куда скачут ковбои? А из-за
холма сейчас, конечно, подоспеет на выручку наша храбрая кавалерия?
Улица тянулась вдаль, безмолвная и пустынная, лишь его тень скользила
по ней, словно тень ястреба над полями. Если закрыть глаза и стоять не
шевелясь, почудится, будто тебя занесло в Аризону, в самое сердце зимней
безжиз╜ненной равнины, где не дохнет ветер и на тысячи миль не встретить
человеческого жилья, и только русла пересохших рек -- безлюдные улицы --
окружают тебя в твоем одино╜честве.
-- А что теперь? -- спрашивал он у домов, бросив взгляд на ручные часы.
-- Половина девятого? Самое время для дюжины отборных убийств? Или
викторина? Эстрадное обо╜зрение? Или вверх тормашками валится со сцены
комик?
Что это -- в доме, побеленном луной, кто-то негромко засмеялся? Леонард
Мид помедлил -- нет, больше ни звука, и он пошел дальше. Споткнулся --
тротуар тут особенно неровный. Асфальта совсем не видно, все заросло цветами
и травой. Десять лет он бродит вот так, то среди дня, то ночами, отшагал
тысячи миль, но еще ни разу ему не по╜встречался ни один пешеход, ни разу.
Он вышел на тройной перекресток, здесь в улицу вли╜вались два шоссе,
пересекавшие город; сейчас тут было тихо. Весь день по обоим шоссе с ревом
мчались авто╜мобили, без передышки работали бензоколонки, машины жужжали и
гудели, словно тучи огромных жуков, тесня и обгоняя друг друга, фыркая
облаками выхлопных газов, и неслись, неслись каждая к своей далекой цели. Но
сейчас и эти магистрали тоже похожи на русла рек, обнаженные засу╜хой, --
каменное ложе молча стынет в лунном сиянии.
Он свернул в переулок, пора было возвращаться. До дому оставался всего
лишь квартал, как вдруг из-за угла вылетела одинокая машина и его ослепил
яркий сноп света. Он замер, словно ночная бабочка в луче фонаря, потом, как
завороженный, двинулся на свет.
Металлический голос приказал:
-- Смирно! Ни с места! Ни шагу!
Он остановился.
-- Руки вверх!
-- Но... -- начал он.
-- Руки вверх! Будем стрелять!
Ясное дело -- полиция, редкостный, невероятный случай; ведь на весь
город с тремя миллионами жителей осталась одна-единственная полицейская
машина, не так ли? Еще год назад, в 2052-м -- в год выборов -- полицейские
силы были сокращены, из трех машин осталась одна. Преступность все убывала;
полиция стала не нужна, только эта единственная машина все кружила и кружила
по пустынным улицам.
-- Имя? -- негромким металлическим голосом спросила полицейская машина;
яркий свет фар слепил глаза, людей не разглядеть.
-- Леонард Мид, -- ответил он.
-- Громче!
-- Леонард Мид!
-- Род занятий?
-- Пожалуй, меня следует назвать писателем.
-- Без определенных занятий, -- словно про себя сказала полицейская
машина. Луч света упирался ему в грудь, про╜низывал насквозь, точно игла
жука в коллекции.
-- Можно сказать и так, -- согласился Мид.
Он ничего не писал уже много лет. Журналы и книги никто больше не
покупает. "Все теперь замыкаются по вечерам в домах, подобных склепам", --
подумал он, про╜должая недавнюю игру воображения. Склепы тускло осве╜щает
отблеск телевизионных экранов, и люди сидят перед экранами, точно мертвецы;
серые или разноцветные отсветы скользят по их лицам, но никогда не задевают
душу.
-- Без определенных занятий, -- прошипел механический голос. -- Что вы
делаете на улице?
-- Гуляю, -- сказал Леонард Мид.
-- Гуляете?!
-- Да, просто гуляю, -- честно повторил он, но кровь отхлынула от лица.
-- Гуляете? Просто гуляете?
-- Да, сэр.
-- Где? Зачем?
-- Дышу воздухом. И смотрю.
-- Где живете?
-- Южная сторона, Сент-Джеймс-стрит, одиннадцать.
-- Но воздух есть и у вас в доме, мистер Мид? Конди╜ционная установка
есть?
-- Да.
-- А чтобы смотреть, есть телевизор?
-- Нет.
-- Нет? -- Молчание, только что-то потрескивает, и это -- как
обвинение.
-- Вы женаты, мистер Мид?
-- Нет.
-- Не женат, -- произнес жесткий голос за слепящей по╜лосой света.
Луна поднялась уже высоко и сияла среди звезд, дома стояли серые,
молчаливые.
-- Ни одна женщина на меня не польстилась, -- с улыбкой сказал Леонард
Мид.
-- Молчите, пока вас не спрашивают.
Леонард Мид ждал, холодная ночь обступала его.
-- Вы просто гуляли, мистер Мид?
-- Да.
-- Вы не объяснили, с какой целью.
-- Я объяснил: хотел подышать воздухом, поглядеть во╜круг, просто
пройтись.
-- Часто вы этим занимаетесь?
-- Каждый вечер, уже много лет.
Полицейская машина торчала посреди улицы, в ее радио╜глотке что-то
негромко гудело.
-- Что ж, мистер Мид, -- сказала она.
-- Это все? -- учтиво спросил Мид.
-- Да, -- ответил голос. -- Сюда. -- Что-то дохнуло, что-то щелкнуло.
Задняя дверца машины распахнулась. -- Вле╜зайте.
-- Погодите, ведь я ничего такого не сделал!
-- Влезайте.
-- Я протестую!
-- Ми-стер Мид!
И он пошел нетвердой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо
лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье,
ни вообще в машине.
-- Влезайте.
Он взялся за дверцу и заглянул -- заднее сиденье по╜мещалось в черном
тесном ящике, это была узкая тюремная камера, забранная решеткой. Пахло
сталью. Едко пахло дезинфекцией; все отдавало чрезмерной чистотой,
жестко╜стью, металлом. Здесь не было ничего мягкого.
-- Будь вы женаты, жена могла бы подтвердить ваше алиби, -- сказал
железный голос. -- Но...
-- Куда вы меня повезете?
Машина словно засомневалась, послышалось слабое жуж╜жание и щелчок, как
будто где-то внутри механизм-инфор╜матор выбросил пробитую отверстиями
карточку и подста╜вил ее взгляду электрических глаз.
-- В Психиатрический центр по исследованию атависти╜ческих
наклонностей.
Он вошел в клетку. Дверь бесшумно захлопнулась. Поли╜цейская машина
покатила по ночным улицам, освещая себе путь приглушенными огнями фар.
Через минуту показался дом, он был один такой на одной только улице во
всем этом городе темных домов -- един╜ственный дом, где зажжены были все
электрические лампы и желтые квадраты окон празднично и жарко горели в
хо╜лодном сумраке ночи.
-- Вот он, мой дом, -- сказал Леонард Мид.
Никто ему не ответил.
Машина мчалась все дальше и дальше по улицам -- по каменным руслам
пересохших рек, позади оставались пус╜тынные мостовые и пустынные тротуары,
и нигде в ледяной ноябрьской ночи больше ни звука, ни движения.
2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Last-modified: Sun, 16 Sep 2001 15:07:06 GMT