дал бы Сталина за Каменева и Зиновьева. У Бухарина -- трагическое положение -- больше всего боится, что Вы [Каменев] скажете: линия Сталина правильная. 3) Четверки и пятерки (блоков. -- Ю. Ф.) не было -- клянется. 4) На пленуме речь Ст[алина] -- две струи троцкизма, подлинная -- восстановительные цены. Бухаринцы -- троцкисты. Чтобы развивать промышленность, нужна "дань с крестьянства". Микоян тоже: "Ножницы будут еще долго, закрыть ножницы нельзя". (Троцкий-де тоже хотел закрыть ножницы). "Сокольников протаскивает троцкизм". Молотов: "середняк окреп и поэтому пришел в столкновение". 5) Ответ Бух[арина]: Теория дани ничем не отличается от теории Преображен[ского] "закон первоначального] социалистического] накопления". Ответ Томского: "Бели Молотов прав -- то какая же перспектива? Вы хотите нэпа без нэпманов, кулаков и концессионеров. Не выйдет". Рыков расколотил Кагановича. Выводы: линия Сталина будет бита. Бухарин в трагическом положении. Не хвалите Сталина. Положительная программа напишется вместе с Вами [Каменевым]. Бухарин сам хочет поговорить [с Вами]. Блок для снятия Сталина -- почему ничего не сделали -- Вы для него X, У, Z. Сталин пускает слухи, что имеет Вас в кармане. КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ КАМЕНЕВЫМ БЕСЕДЫ С БУХАРИНЫМ И СОКОЛЬНИКОВЫМ 3. Подчеркнутое* -- буквально. Копия с копии. Через час (11/VII 10 ч. утра) после моего приезда ко мне явился без предупреждения и звонка Бухарин [и] Сокольников, который к концу ушел. Вид взволнованный и замученный до крайности. Очень волнуясь [Бухарин] сказал следующее. Говорил час без моих перерывов. Записано как можно точнее: "Прежде чем перейти к сути разговора, я должен устранить два слуха. 1) Никакого голосования о назначении (четверка-пятерка) не было. Не было вообще обсуждения этого вопроса. 2) Примечание к статье Зиновьева было продиктовано Сталиным против меня как компромисс с Молотовым, который был решительно против помещения статьи Зиновьева]. Теперь к сути дела. Дело в ЦК партии зашло так далеко, что Вы (а также, вероятно, и троцкисты) неизбежно будете в него втянуты и бу дете играть в его решении важную роль. Когда это произойдет, я не знаю. Может быть, еще не так быстро, ибо обе стороны еще опасаются апеллировать к Вам. Но, во всяком случае, в течение пары месяцев это неиз бежно. Я хочу поэтому, чтобы Вы знали ситуацию. Я знаю (или предполагаю), что к Вам обратятся и сталинцы. Вы, конечно, как политики будете пользоваться этим положением: "набивать цену", но я этого не боюсь. Решать будет политическая линия, и я хочу, чтобы Вы знали, вокруг чего идет борьба. * Дано курсивом -- Ю. Ф. 4. Каменев: "Да серьезная ли борьба-то?". Бухарин: "Вот об этом я и хотел поговорить. Мы считаем, что линия Сталина губительная для всей революции. С ней мы можем пропасть. Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий с Вами. Я, Рыков и Томский единогласно формулируем положение так: "было бы гораздо лучше, если бы мы имели сейчас в ПБ вместо Ст[алина] -- Зиновьева и Каменева". Об этом я говорил с Р[ыковым] и Т[омским] совершенно откровенно. Я со Сталиным несколько недель не разговариваю. Это беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать. В "семерке" мы разругались с ним до "врешь", "лжешь" и пр. Он теперь уступил, чтобы нас зарезать. Мы это понимаем, но он так маневрирует, чтобы нас выставить раскольниками. Резолюция принята единогласно, потому что он дезавуировал Молотова, заявив, что на 9/10 принимает мою декларацию, которую я прочитал в "семерке", не выпуская из рук (ему нельзя дать в руки ни одной бумажки). Его задача сейчас отобрать у нас моск[овскую] и ленинградскую] "Правду" и сменить Угланова (Кагановичем),который целиком с нами. Линия же его такая (высказано на пленуме): 1) Капитализм рос или за счет колоний, или займов, или эксплуатацией рабочих. Колоний у нас нет, займов не дают, поэтому наша основа -- дань с крестьянства (ты понимаешь, что это то же, что теория Преображенского). 2) Чем больше будет расти социализм, тем больше будет сопротивление (смотри фразу в резолюции). Это идиотская безграмотность. 3) Раз нужна дань и будет расти сопротивление -- нужно твердое руководство. Самокритика не должна касаться руководства, а носителей. Самокритика на деле двинута против Томского и Угланова. В результате получается полицейщина. Теперь дело не в "кукушке", а действительно решаются судьбы революции. При этой теории может погибнуть все. В то же время вовне Сталин ведет правую политику: выгон Коминтерна из Кремля провел он. Он предлагал ни одного расстрела по шахтинскому делу (мы голоснули против), во всех переговорах идет на уступки. Томский формулировал так: я (Томский) правее тебя (Бух[арина]) в международных] делах на 30 километров. Но я (Томский) левее Сталина на 100 километров. Линия губительная, но он не дает возможности даже обсуждать. Ловит, пришивает уклоны. Фраза в его речи, в которой сказано, что так рассуждать могут только "помещики", -- буквальная цитата из одной речи Угланова. Нас он будет резать". 5) Я: "Каковы же Ваши силы?" Бухарин: "Я + Р[ыков] + Т[вмский]+Угл[анов] (абсолютно). Питерцы вообще с нами, но испугались, когда зашла речь о возможной смене Сталина, поэтому Комаров дезавуировал речь Стецкого, но вечером ко мне прибегал Угаров извиняться за Комарова. Андреев за нас. Его снимают с Урала.* Украинцев Сталин сейчас купил, убрав с Украины Кагановича. Потенциальные силы наши громадны, но 1) середняк-цекист еще не понимает глубины разногласий, 2) страшно боятся раскола. Поэтому, уступив Сталину в чрезв [ычайных] мерах, [середняк-це-кист] затруднит наше нападение на него. Мы не хотим выступать раскольниками, ибо тогда нас зарежут. Но Томский в последней речи на пленуме показал явно, что раскольник -- Сталин. Ягода и Трилиссер -- наши. 150 случаев типа маленьких восстаний. Ворошилов и Калинин изменили нам в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями. Наша задача постепенно разъяснить гибельную роль Ст[алина] и подвести середняка-цекиста к его снятию. Оргбюро наше". Я: "Пока он снимает Вас". Он: "Что же делать? Снятие сейчас не пройдет в ЦК. По ночам я иногда думаю: "А имеем ли мы право промолчать? Не есть ли это недостаток мужества?" Но расчет говорит: надо действовать осторожно. В пятницу до клад Рыкова. Там поставим точки над i. В "Правде" я буду пе чатать ряд статей. Может быть, нужен еще удар, чтобы партия поняла, куда он ее ведет". В приложение к сему и между этими приложениями куча "разоблачений" о "семерке" и пр. и пр. Тон -- абсолютной не нависти к Сталину и абсолютного разрыва. Вместе с тем мета ния -- выступать открыто или не выступать. Выступать -- заре жут по статье о расколе. Не выступать -- зарежут мелкой шах матной игрой, да еще свалит, взвалит ответственность, если хле ба в октябре не будет. Я: "А на что они надеются, чтобы получить хлеб?" Он: "В том-то и дело, что на воспроизведение чрезвычайных] мер при воспроизведении трудностей. А это военный коммунизм и зарез". Я: "А Вы?" Он: "Может быть, придется идти на еще более глубокий маневр, чтобы мириться с середняком. Кулака можно травить сколько угодно, но с середняком мириться. Но при Стал[ине] и тупице Молотове, который учит меня марксизму и которого мы называем "каменной задницей", ничего сделать нельзя". 8) Я: "Чего же ты хочешь от нас?" * Северн[ый] Кавказ? -- Прим. Троцкого. Он: "Сталин хвалится, что Вы у него в кармане. Ваши (персонально -- Жук) всюду ангажируют за Сталина. Это было бы ужасно. Вы сами, конечно, определите свою линию, но я просил бы, чтобы Вы одобрением Сталина не помогали ему душить нас. Сталин, вероятно, будет искать контакта с Вами. Я хочу, чтобы Вы знали, о чем идет дело. 9) Не нужно, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече. Не говори со мной по телефону, ибо мои телефоны прослушивают. За мной ходит ГПУ, и у тебя стоит ГПУ. Хочу, чтобы была ин формация, но не через секретарей и посредников. О том, что я говорил с тобой, знают только Рыков и Томский. Ты тоже не говори никому, но скажи своим, чтобы не нападали на нас". 10) Я: "Показал тебе Ст[алин] записку Зин[овьева]?" Он: "Нет, первый раз слышу". Я: "Что с нами будут делать?" [Он]: "Не знаю, с нами об этом не говорят. Либо Сталин по-пробует Вас "купить" высокими назначениями или назначит на такие места, чтобы ангажировать, -- ничего наверное не знаем. До свидания. В ближайшие дни буду очень занят Конгрессом, не смогу тебя видеть. Вообще нужно конспирировать". Я условился с Сокольник[овым], что перед моим отъездом о" еще зайдет. ЗАПИСКА КАМЕНЕВА, ВОЗМОЖНО, -- ЗИНОВЬЕВУ Я передал ему твое письмо ему (личное). Он прочитал, сказал: боится бумажек. Боится, что статья подведет. Лучше бы поговорить о программе лично. "Программу во многих местах мне испортил Сталин. Он сам хотел читать доклад в пленуме о программе. Я насилу отбился. Его съедает жажда стать признанным теоретиком. Он считает, что ему только этого не хватает". Кроме того, масса мелочей, деталей. Потрясен он чрезвычайно. Порой губы прыгают от волнения. Порой производит впечатление человека, знающего, что он обречен. Все думают: на днях должны появиться сигналы из другого лагеря. Их надо спокойно выждать. Это будет. Ехать тебе сейчас сюда поэтому не следует. Посмотрим, что скажут. Завтрашним днем звони мне ответ [в] 8 ч. 1I/VII.6 часов. Приписка (на полях): Все это было заискивание. Другого слова не нахожу: политически, конечно. ДОПОЛНЕНИЕ К КОНСПЕКТИВНОЙ ЗАПИСИ БЕСЕДЫ КАМЕНЕВА, БУХАРИНА И СОКОЛЬНИКОВА 4. Дополнение к рассказу Бухарина. Ночь с 11 на 12/VII. В общем, впечатление скорее обреченности. Его выра жение: не есть ли вся наша "буза" онанизм. Иногда я говорю Ефиму*: не безнадежны ли наши дела? 1. Если страна гибнет -- мы гибнем. 2. Если страна выкручивается -- Ст[алин] вовремя поворачивает, и мы тоже гибнем. Что делать? Что делать, ког да имеешь дело с таким противником: Чингисханом -- низкая культура ЦК. Молотов и Сталин о выходе из Уханского пр[авительств]а [в Китае]. Сталин говорит комсомольцам: как решится вопрос о броне, зависит от того, прекратит ли Бух[арин] подлую поли тику. Нам начинать дискуссию -- нас за это зарежут. ЦК бо ится дискуссии. А что если мы подадим коллективно в отставку -- я, Р[ыков] и Т[омский]? Не отстраниться ли мне на время -- 2 м[есяца] -- не пу таться в текущую политику. А когда наступит кризис -- высту пить прямо и полностью открыто? Дискуссию нельзя нам начинать потому, что она прямо начинается с вооруж[енного] столкновения, ибо каковы будут обвинения? Мы скажем: вот человек, который довел страну до голода и гибели. А он: они защищают кулаков и нэпманов. Партия и государство слились -- вот беда. Сталина ничего не интересует, кроме сохранения власти. Уступив нам, он сохранил ключ к руководству, а сохранив его, потом нас зарежет. Что нам делать? Ибо субъективные усло вия для снятия в ЦК Сталина зреют, но еще не созрели. Сокольников: активизируйте свою политику, требуйте хотя бы удаления Молотова. Ст[алин] знает одно средство -- месть, и в то же время всаживает нож в спину. Вспомним теорию "сладкой мести". Серго [Орджоникидзе] -- не рыцарь. Ходил ко мне, ру гательски ругал Ст[алина], а в решающий момент предал. История резолюции пленума и драки. 1. Я требовал об суждения общего вопроса. Сталин уклонялся: нужен промфин план и т. д. 2. Пишу Ст[алину] письмо и требую общего обсуж дения. Он прибегает ко мне: Бухарин, ты можешь даже слону испортить нервы, но на обсуждение не соглашается. 3. Я пишу второе письмо -- он зовет меня к себе. Начинает: мы с тобой * Цейтлин, его секретарь? -- Прим. Троцкого. Гималаи. Остальные -- ничтожества. 4. Идем в "семерку". Дикая сцена. Он начинает на меня орать. Я рассказываю его слова с Гималаями. Он кричит: "Врешь. Ты это выдумал, чтобы натравить на меня членов ПБ". Расходимся. 5. Я читаю, не выпуская из рук, декларацию на 20 стр. Молотов объявляет антиленинизмом, антипартийным. Сталин: на 9/10 могу принять. Молотов уходит. Принимается как основа. Я ухожу писать резолюцию. Они тоже. Неожиданно приносят резолюцию, украденную с моей декларации. Я делаю три поправки. Рыков -- одну. Все принимается единогласно. Сталин рассуждает так: "Я дал хлеб экстренными мерами. Я повернул вовремя и сам написал резолюцию. Если понадобятся меры, я один их смогу провести". А на деле ведет к гибели. Варга читает доклад потому, что Ст[алин] не хочет, что бы читал Рыков. Что мне делать с этим докладом -- еще не знаю. Варга будет развивать, что голод неизбежен, раз индуст риализация. О Коминтерне. Семар -- за Сталина. Тельман -- за Ст[алина]. Эверт не правый, но его заставляют быть правым. 16. Ст[алин] нарушил постановление ПБ ("семерки"). Было решено разослать письмо Фрумкина всем членам ПБ и составить ответ. Ст[алин], не дождавшись этого, сам написал и отправил ответ. Мы приняли резолюцию порицания за нарушение постановления. "Ответ признали правильным, но неполным. Больше я не мог натянуть". При этом или другом случае я (Бух[арин] сказал Стали ну]: не думайте, что ПБ является совещ[ательным]органом при генсеке. Политика Ст[алина] ведет к гражданской] войне. Ему придется заливать кровью восстания. ЗАЯВЛЕНИЕ СОКОЛЬНИКОВА КАМЕНЕВУ Сокольников (со слов Бух[арина]): на одной выпивке Томский соверш[енно] пьяный, наклонившись к Ст[алину], говорит: наши рабочие в тебя стрелять станут. КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ РАССКАЗА СОКОЛЬНИКОВА КАМЕНЕВУ 12/VII. Утром. 11 часов. Сокольников рассказал след[ующее]. Из колхозных прений интересно только следующее. Ст[алин] выступил в резкой, грубой речью против Томск[ого]. "С большим удивлением слушал я речь Томского. Томский думает, что у нас нет никаких резервов, кроме уступок деревне. Это капи-тулянство и неверие в стро[ительство] социализма. А если деревенщики потребуют уступки в моноп[олии] вн[ешней] торговли?1 Крест[ьянский] союз? Тоже уступить? Это капитулянтство. Наш резерв -- совхозы и работа среди бедноты". Черный, зеленый,, злой, раздраженный. Впечатление гнетущее, теперь все поняли,, что нападает не только Бух[арин], но и Ст[алин]. Поражала грубость. Сок[ольников] механику пленума представляет так: открыл наступление Рык[ов], отвечает Ст[алин]. Питерцы колебались дезавуировать Стецкого. Тогда Бух[арин] зарылся в землю п под землей нарыл траншеи, но ни одного фугаса не взорвал. Молотов обнаглел и обстрелял "Правду". (Астрова в особенно-сти, но вообще "однобокость" всей "Правды" и примеч[ание] к Крицману и пр. и пр.). Тогда Томский напал на Молотова, но по форме мягко. Тогда Ст[алин[ напал на Томского прямо и грубо. ПРИЛОЖЕНИЕ 2 Внутри правоцентристского блока (Письмо из Москвы) Сообщаем вам последние сведения о положении внутри Политбюро и вокруг него. За точность передаваемых сведений, проверенных в большей своей части через два и три канала, ручаемся безусловно. Многие выражения приводятся нами дословно. Запись разговора Каменева с Бухариным была опубликована 20/1. На верхах этот документ ускорил столкновение, а низы оглушил. Зиновьеву и Каменеву опубликование испортило комбинационную игру. По поводу опубликованной беседы Политбюро заседало . .. три дня. Окончательно разругались. Фракция Сталина решила на ближайшем пленуме вывести из П. Б. -- Бухарина, Томского и Рыкова. Правые ведут подготовку к пассивному сопротивлению. Сталинцы торжествуют: на их долю выпала полная и легкая победа. Наша листовка переиздана ЦК, ибо все говорили: мы о положении вещей знаем из листовок оппозиции, а не от ЦК. Политическое значение листовки и популярность ее в массах огромные. Все говорят: да, партию ведут с завязанными глазами. В результате П. Б. и президиум ЦКК устроили форменный суд над "тройкой". Сообщаем некоторые подробности. В декабре -- январе у Каменева были некоторые встречи с Бухариным у Пятакова. Бухарин рассказывал о подготовке к VI пленуму следующее: Расстановка наших сил перед пленумом была такова, что я, сидя в Кисловодске, писал статьи для "Правды", Рыков должен был следить за хозяйством, а Угланову, который был настроен очень драчливо, велено было сидеть спокойно, чтоб не давать повода Сталину вмешаться в дела московской организации. Угланов не вытерпел -- сделал вылазку на IX пленуме МК, за что был бит, растерявшись, наговорил глупостей о мнимых ошибках своих и т. д. Я узнал, что Рыков закончил тезисы о контрольных цифрах, для VI пленума. Решил, что Сталин на П. Б. обведет Рыкова вокруг пальца и ухудшит и без того, может быть, не совсем удачные те- лисы. К очередному заседанию П. Б. я не мог уже попасть поездом, полетел на аэроплане. В Ростове снизились. Местное начальство встретило меня подозрительными разговорами с. вреде для меня продолжать полет и проч. и т. д. Послал их к черту. Полетели дальше. В Артемовске снова снизились. Не успел выйти из кабины, подают пакет с сургучными печатями, оказывается, шифровка П. Б. с категорическим предписанием прекратить полет -- ввиду болезни сердца. Не успел опомниться, агенты ГПУ увели куда-то летчика, а передо мной появилась делегация рабочих с просьбой сделать доклад. Спросил, когда поезд. Оказалось, через сутки. Пришлось делать доклад". Каменев: "Так это ты писал резолюцию о борьбе против правого уклона?". -- Бухарин: "Конечно, я. Должен же я был оповестить партию, что я не правый. В Москву приехал в пятницу, а заседание П. Б. было в четверг. Ознакомился с тезисами -- явно неудовлетворительны. Потребовал созыва П. Б. Молотов не согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо лечиться и т, д. и тому подобное. П. Б. было созвано. Мне удалось внести значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать наступление, составили одиннадцать пунктов требований снятия сталинских людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин, Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума, "что это за ультиматумы, почему Крумин должен быть снят?"* и т. д. и тому подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты. В коридоре встретил Товстуху, которому вручил заготовленную заранее бумажку об отставке моей и Томского. Следом шел Сталин. Товстуха передал ему заявление. Он пробежал его и вернулся. Рыков рассказал, что руки у него тряслись, был он бледен и выражал желание пойти на уступки. Требовал уничтожить заявление об отставке. Там они договорились снять Кострова, Крумина и кого-то еще, но я на пленум больше не ходил". После этого Бухарин показал Каменеву написанный им документ на 16 страницах, в котором дана была оценка хозяйственного положения. По словам Каменева, документ этот правее апрельских 1925 г. тезисов Бухарина. Каменев спросил: * Крумин был назначен фактическим редактором "Правды". "Что ты думаешь делать с этим документом?". -- Бухарин ответил: "Дополню главой о международном положении и закон чу внутрипартийным вопросом". -- "Но ведь это будет платформа?" -- спросил Каменев -- "Может быть, но разве ты не писал платформ?" -- Тут в разговор вмешался Пятаков, который заявил: "Мой горячий совет -- не выступать против Сталина, за которым идет большинство (большинство чиновников типа Пятакова и еще хуже?). Опыт прошлого учит нас, что подобное выступление оканчивается плохо". (Замечательный по цинизму довод!). Бухарин на это ответил: "Это, конечно, верно, но что же делать?" (бедный Бухарин!). После ухода Бухарина Каменев спросил Пятакова: зачем он дает такие советы, только мешает развязыванию борьбы. Пятаков сказал, что он со вершенно серьезно считает, что выступать против Сталина нельзя. "Сталин единственный человек, которого можно еще слушаться. (Перлы, поистине, перлы: вопрос не в том, какой путь верен, а в том, кого "слушаться", чтобы не было "плохих" последствий). Бухарин и Рыков делают ошибку, когда предполагают, что вместо Сталина управлять будут они. Управлять будут Кагановичи, а Кагановичей я слушаться не хочу и не буду". (Неверно: будет слушаться и Кагановича). -- "Что ж ты предполагаешь делать?" -- "Вот мне Госбанк поручили, я и буду заботиться, чтоб в банке были деньги". -- "Ну, а я не хочу заботиться, чтобы в НТУ* входили ученые, -- это не политика", -- сказал Каменев. На этом они расстались. Зиновьев и Каменев к концу декабря положение формулировали так: "Нужно схватиться за руль. Это можно сделать, только поддержав Сталина, поэтому не останавливаться, чтобы платить ему полной ценой". (Бедняги: сколько уж платили, а до руля все еще далеко). Один из них (кажется, Каменев) пошел к Орджоникидзе. Много говорили о том, что политика ЦК в настоящий момент правильная. Орджоникидзе поддакивал. На заявление Каменева, что им непонятно их пребывание в Центросоюзе, Орджоникидзе ответил, что "пока рано -- надо расчистить путь. Правые будут возражать". (А ведь по резолюции правые -- главный враг). Каменев говорил, что необязательно нужен высокий пост, что легче всего было б дать ему Ленинский Институт (да ведь это же главный очаг сталинской фальсификации!), что им нужно разрешить выступление в печати и т. д. Орджоникидзе поддакивал и обещал поставить вопрос на П. Б. Через три дня Каменев пошел к Ворошилову, два часа распинался перед ним, расхваливая политику ЦК, на что Ворошилов не ответил ни единым словом (за это хвалим). Еще через два дня к Зиновьеву * Научно-техническое управление, во главе которого стоит Каменев. пришел Калинин, который пробыл у него 20 минут. Он сообщил о высылке т. Троцкого, а когда Зиновьев стал спрашивать о подробностях, он ответил, что вопрос еще не решен и что поэтому говорить об этом пока не стоит. На вопрос Зиновьева, что делается в Германии, Калинин ответил, что не знает. "У нас своих дел по горле". Далее он как бы в ответ на визит Каменева к Ворошилову сказал буквально следующее: "Он (Сталин), болтает о левых делах, но в очень скором времени он вынужден будет проводить мою политику в тройном размере, -- вот почему я поддерживаю его". (Вот это правильно. Ничего более правильного и меткого Калинин за всю свою жизнь не сказал и не скажет). Узнавши о высылке Троцкого, зиновьевцы собрались. Бакаев настаивал на выступлении по этому поводу с протестом. Зиновьев говорил, что протестовать не перед кем, так как "нет хозяина". (Кому же собирается Зиновьев платить полной ценой?). На том и сошлись. На следующий день Зиновьев направился к Крупской и сказал, что слышал от Калинина о высылке Л. Д. Крупская заявила, что и она слышала об этом. "Что же вы собираетесь с ним делать?". -- спросил Зиновьев. "Во-первых, не вы, а они, а во-вторых, даже если бы мы и решили протестовать, кто пас слушает?" Зиновьев рассказал ей о беседе Каменева с Орджоникидзе, о котором Крупская сказала, что он каждому плачется в жилетку, но что верить ему нельзя. Каменев встретил Орджоникидзе, который сказал, что он выпускает сборник о борьбе с бюрократизмом, и предложил Каменеву помочь ему в этом деле. Каменев охотно согласился, после чего Орджоникидзе пригласил его и Зиновьева к себе. При встрече о сборнике говорилось мало. Орджоникидзе заявил, что он вопрос ставил на П. Б. и что Ворошилов сказал так: "Никакого расширения прав. Ишь чего захотели -- Ленинский Институт! Центросоюз можно еще сменить на другое учреждение, если не нравится Центросоюз. Печататься у нас не запрещено, но это не значит, что все печатать можно". (Ай-да Ворошил!). -- "Ну, а Сталин?" -- Сталин сказал: "Расширить права, значит делить пополам. Делить пополам не могу. Что скажут правые? (Да ведь правые это же "главный враг"?) Каменев: "Он так и сказал на П. Б.?" -- Орджоникидзе: "Нет, это до П. Б. было". Ушли ни с чем. Зиновьев на двух страницах написал тезисы (раз Орджоникидзе не помог, приходится писать тезисы): "В стране растет кулак, кулак не дает хлеба рабочему государству, кулак стреляет и убивает селькоров, избачей и т. д. Буха-ринская группа и ее линия взращивает кулака, поэтому никакой поддержки Бухарину. Политику большинства ЦК (сталинской группы) мы поддерживаем сегодня постольку, поскольку сегодня Сталин борется против нэпмана, кулака и бюрократа". (Значит, Зиновьев раздумал платить полную плату?). Каменев го- ворит: "Со Сталиным каши не сваришь, ну их всех к черту. Вот через 8 месяцев я выпущу книгу о Ленине, а там видно будет". Иначе настроен Зиновьев, он говорит: "Надо, чтобы нас не забывали, надо выступать на собраниях, в печати и т. д., стучаться во все двери, чтобы толкать партию влево". (На деле никто не причинил такого вреда левой политике, как Зиновьев с Каменевым). И ой действительно печатается. Впрочем, совет Ворошилова редактора "Правды" восприняли вполне. Они опять отказали ему в напечатании статьи на том основании, что она выражает собою панику перед кулаком. За последнее время Зиновьев выступал на партсобрании в Центросоюзе, в плехановском институте и др. по поводу десятилетия Коминтерна. После опубликования нами знаменитого документа -- беседы Каменева с Бухариным -- Каменев был вызван к Орджоникидзе, где в письменной форме подтвердил с оговорками (гм, гм!) правильность записки. К Орджоникидзе был вызван и Бухарин, который тоже подтвердил правильность записки. 30/1 и 9/П состоялось объединенное заседание П. Б. и президиума ЦКК. Правые объявили листовку "троцкистской" интригой. Не отрицают наличия беседы. Считают, что условия для работы созданы ненормально. К членам П. Б. (Бухарину и Томскому) приставлены комиссары: Крумин, Савельев, Каганович и др. К братским партиям Сталин применяет методы окриков.* На 12-м году революции ни одного выборного секретаря губ-кома; партия не принимает участия в решении вопросов. Все делается сверху. Эти слова Бухарина были встречены криками: где ты это списал, у кого? у Троцкого! Комиссией была предложена резолюция, осуждающая Бухарина. Но правые не согласились ее принять, мотивировав свое несогласие тем, что их уже "прорабатывают" в районах. На объединенном заседании П. Б. и президиума ЦКК Рыков огласил декларацию на 30 страницах, в которой критикуется хозяйственное положение и внутрипартийный режим. На московской губпартконференции Рыкова, Томского и Бухарина открыто называли -- правый уклон. Однако эти выступления в печать полностью не попали. Пленум ЦК отложен на 16 апреля. Конференция -- на 23-е. Примирения между Сталиным и бухаринской группой не достигнуто, хотя слухи об этом кем-то упорно распространяются, должно быть, для того, чтобы ячейки били по левому крылу. Г. Г. Москва, 20 марта 1929 г. * Бухарин, Рыков и Томский теперь только заметили, что "братскими партиями" Сталин управляет, как старый турецкий вали управлял своей провинцией. Для Тельмана и Семара даже окрика не нужно; достаточно движения пальцем. ПРИЛОЖЕНИЕ 3 ВСТРЕЧА И РАЗГОВОР тт. К. и П. с Каменевым 22 сентября 1928 г. Встретились на Театральной. Они числом в 5 человек шли с фракционного собрания. Пригласили нас к себе. Решили зайти, но не как представители, а как К. и П. После некоторых замечаний о том, что редко видимся, перешли к основным вопросам оценки хозяйственно-политического положения страны. Зная, что Л. Б. [Каменев] в этих вопросах лицо весьма компетентное, что за движением роста и упадка он следит внимательно, нам важно было узнать его мнение по этим вопросам. В полуторачасовой речи Л. Б. путем ответов на поставленные вопросы и разъяснений по вопросам дал следующее определение положения в стране. Страна, экономически растущая после четвертого урожая, вступает в более острый экономический кризис. Состояние хлебозаготовок служит показателем, что мероприятиями предпринятыми кризисного положения не изжить. Чрезвычайные меры истекшего года, проведенные по-дурацки, захватили значительную часть середняцких элементов и даже бедняцких. В момент проведения хлебозаготовок партия и сов-власть обещали бедняцкому населению весьма много, лишь бы этот бедняк помог справиться аппарату с кулаком и получить хлеб. В ряде мест на призыв беднота откликнулась, и кулаки были оседланы. Что ж получила беднота за оказанную помощь? Весной, когда эта беднота больше всего нуждалась, когда ей не только засевать, но и жрать было нечего, правительство не смогло выполнить обещаний и требований бедноты. В силу необходимости она вынуждена была пойти к тому же кулаку, снова встать в зависимость от него, с той лишь разницей, что этот кулак сдирал уже в два, три, пять раз больше, чем раньше. Безвыходное положение заставляло бедняка идти на эти условия. Прошло лето, прошел осенний сев, а беднота все еще не получила обещанного. В результате осеннего сева в ряде районов беднота опять стала в зависимость от кулака. Соввласть опять опоздала, не выполнила обещаний, обманула. Естественно, такое положение создало настроение среди бедноты далеко не в пользу соввласти и не за наступление на кулацкие элементы. Кулак выручил весной, выручил осенью, помог бедняку в трудные моменты и стал для этого бедняка авторитетом. Если бы правительству и партии пришлось бы поставить вопрос о применении вновь чрезвычайных мер, то с уверенностью можно сказать, что эти меры бедняцкой частью деревни поддержаны не были бы. Бедняк на этот раз пошел бы в большинстве за кулаком, от которого он реально получил помощь в трудную минуту. Руководство довело страну до такого положения, когда мер хозяйственного порядка, способных вывести страну из кризиса и своими собственными средствами, уже нет. Применение снова чрезвычайных мер в данное время было бы чрезвычайной ошибкой и создало бы положение, при котором крестьянское население может перейти к нежелательным методам борьбы за хлеб. Единственно возможными мерами в данный момент являются меры политического порядка, т. е. смена руководства, выпрямление линии партии в направлении большей классовой четкости и разработка ряда мер с длительными сроками проведения, политическая мобилизация масс, активизация их. На данный же момент, чтобы смягчить положение кризиса, они ввезут хлеб из-за границы. По последним сведениям, это уже сделано. Правительство закупило 30 миллионов пудов, кроме прежних ввезенных 15 миллионов. Но увеличение цен на хлеб, ввоз из-за границы, увеличение цен на сельхозсырье увеличивает накопления деревни и уменьшает реальную зарплату рабочих. Противоречие растет по мере расширения кризиса. Это расширение кризисного положения ставит перед руководителями вопрос: как же дальше? куда идем? с кем идем? Если ясна, особенно после июльского пленума, платформа Рыкова, то не ясна, расплывчата она у Сталина. Сталин не может дальше ограничиваться оговорками, согласованием оговорок. Жизнь вносит в формулировки исправления, многие совсем отбрасывает. Жизнь в очередях гораздо убедительнее формулировок июльского пленума. И это обязывает Сталина сказать свое слово, дать платформу, программу действий. Поэтому Л. Б. полагает, что на октябрьском пленуме все эти вопросы будут стоять вновь и пройдут в заостренной форме через пленум. Группировки должны будут сказать каждая свое, и отсюда пойдет путь к термидору, стремительно, без оговорок, без перевалов, или к тому же термидору с замазыванием перед рабочей массой истинного положения в стране и в партии, т. е. путем длительным, более вредным, обманчивым. Дальше Л. Б. заявил, что оценка июльского пленума, данная Л. Д. Троцким, абсолютно верна. На вопрос товарищей, чем объясняет Л. Б. абсолютную пассивность массы к вопросам кризиса и что сде- лать чтобы предупредить эту массу о развивающемся тяжелом кризисе... На это Л. Б. отвечает, что в период наших боевых выступлений широкая партмасса не знала существа наших разногласий. Она не была подготовлена к такого рода жарким дискуссиям, кои изредка прорывались на собраниях ячеек. Мы же, видя все трудности, к которым ведет руководящая часть партию и страну, выступили стремительно, свалили на партийную массу огромное количество важнейших вопросов и стали, где удавалось, отстаивать их. Но масса, не ознакомившись с памп, не решалась переходить на нашу сторону. А мы не переставали бить партию нашими вопросами. Вот это слишком настойчивое битье и заложило отчасти то доверие, боязнь (как бы не было хуже), которые мы наблюдали в октябре и ноябре месяце истекшего года. Выходом из этого положения Л. Б. считает вхождение в партию, постепенное занятие ответственных советских и профессиональных должностей. Товарищи заметили, что пока эти операции вы будете проводить, правая часть захлестнет и вам не удастся этого плана осуществить. На это Каменев отвечает, что кризис зреет, и когда он дойдет до известного предела, мы об этом скажем, заявим партии и рабочему классу. В настоящее же время надо принять меры к тому, чтобы работать вместе. Присутствующий Жаров заметил, что уже имеются случаи, где их единомышленников проводят даже в бюро ячеек, что доказывает жизнеспособность наших взглядов в партии. Л. Б. неодобрительно отнесся к выпуску листовок о болезни Л. Д. Это мол, усугубляет положение (полученные позднее сведения говорят, что вопрос о вашем, Л. Д., переводе стоял в ПБ. Подробнее в другом месте. Отсюда, видимо, исходил Каменев, говоря об усугублении положения). Дальше Каменев, говоря [сказал], что Л. Д. следовало бы теперь подать документ, в котором надо сказать: "Зовите, мол, нас, будем вместе работать". Но Л. Д. человек упорный. Он не сделает этого и будет сидеть в Алма-Ате до тех пор, пока за ним не пришлют экстренный поезд. Но ведь когда этот поезд пошлют, положение в стране будет таким, что на пороге будет стоять Керенский. Товарищи заметили, что если экстренный поезд будет послан, когда на пороге будет стоять Керенский, то это уже будет, во-первых, керенщина, а во-вторых, ответственность за это ляжет на вас, ибо вы, сдав позицию и войдя в партию в целях выпрямления линии, палец о палец не ударили для предотвращения этих тяжелых последствий. В частности, вы, мол, не приняли никаких мер к тому, чтобы возвратить Л. Д. из того гиблого места, в которое загнали его Сталин и иже с ним. Как же вы после этого беретесь критиковать листовку. Каменев не- много стушевался и заявил, что он может поговорить с Бухариным. Что касается наших шагов в этом направлении, то Зиновьев говорил еще месяц тому назад с Молотовым. Дальше Л. Б. выражает неодобрение Л. Д. Троцкому за то, что он в каждом письме напирает на их капитулянство, уж слишком часто и резко. Этого теперь не следовало бы делать, надо, мол, работать вместе. Ошибки бывают у всех, обострять их не следует. Ведь. и у Л. Д. есть кое-что, на чем можно было бы остановиться. Если он насчет капитулянства, то с нашей стороны может быть-указано насчет второй партии. Это приведет к новым разговорам, чего повторять теперь не нужно. Приходится сожалеть, что произошел разрыв. Жизнь подтвердила все положения оппозиции. Диагноз, поставленный оппозицией, абсолютно верен. О группировках рассказал, что ведется организационная работа и борьба за снятие Томского и Угланова. Первый, по их мнению, является определившимся и представляющим особый законченный тип термидорианца, поставившего ставку на слияние Проф-интерна с Амстердамским Интерном, и высказывающийся осторожно за подготовку слияния Коминтерна с II Интерном. В отношении Угланова ведется работа с низов. Хотят обмануть верхушку через низовой аппарат. Путем подбора низовых аппаратов провести на конференцию большинство сторонников Сталина и таким способом провалить кандидатуру Угланова. В отношении Рыкова он сказал, что Рыков еще по ряду вопросов своего не сказал. Он, мол, хитрый, выжидает, когда скажут другие. Возможно ли, что Сталин, победив Рыкова на октябрьском пленуме, сядет на его место и проведет рыковскую программу? Да, возможно, отвечает Л. Б. Уходя от Каменева, товарищи получили приглашение заглядывать на огонек. ПРИЛОЖЕНИЕ 4 ПИСЬМО М. ФРУМКИНА секретно Всем членам и кандидатам Политбюро, тов. Бауману и тов. И. В. Сталину Переживаемые нами трудности кризисного характера резко уже сказались и нарастают как во внутреннем, так и внешнем нашем положении. Нет никаких сомнений в том, что резкое ухудшение нашего внешнего положения, менее всего связанного с деятельностью Коминтерна, усилившееся обвинением нас "в пропаганде", является лишь благодатным материалом для западноевропейской буржуазии. Основным и решающим фактором наступления капиталистического мира на СССР является политическое и экономическое ослабление наших сил. Ухудшение нашего внутреннего положения связано прежде всего с деревней, с положением сельского хозяйства. Мы не должны закрывать глаза на то, что деревня, за исключением небольшой части бедноты, настроена против нас, что эти настроения начинают уже переливаться в рабочие городские центры. Выступающим на рабочих и красноармейских собраниях хорошо известно, как недовольство деревни сильно отражается на настроениях и выступлениях рабочих и красноармейцев. Дальнейшее нарас-тание недовольства в деревне угрожает нам через безработных, через рабочих, связанных с деревней, через красноармейцев ос-ложнениями и в городе. Придавая исключительное значение роли деревни в переживаемых кризисных процессах, я считаю своим долгом обратить внимание Политбюро на те моменты, которые заострены во внимании сотен и тысяч членов партии, о которых [моментах] говорят при каждой встрече. Едва ли есть необходимость доказывать, что переживаемые нами трудности выте-кают не только и не столько из наших ошибок в планировании хозяйства. Верно и то, что эти трудности в значительной мере определяются революционной структурой сельского хозяйства, по несомненно то, что ухудшение нашего экономического поло- ження заострилось благодаря новой ноте XV съезда, политической установке по отношению к деревне, установке, мало связанной с решением съезда. XV съезд дал директиву поставить в центре внимания коллективизацию сельского хозяйства и вести "дальнейшее наступление на кулака". Весь дух доклада т. Молотова и резолюция съезда далеки от раскулачивания, от сведения на нет зажиточных хозяйств как производственных единиц. Основная мысль резолюции съезда та, что "наступление должно в дальнейшем осуществиться на основе новой экономической политики, путем увеличения налогового обложения кулака, ограничения его эксплуататорских стремлений, путем кооперирования и коллективизации бедноты и середняцких хозяйств" ("Правда" No 89 и резолюция ленинградс[кого] актива по докладу тов. Бухарина). Во всяком случае, не возникало никаких сомнений в том, что союз со средним крестьянством составляет основу ленинской политики вообще и в деревне в особенности. Отрицание этой полит