ько ментат. И он понял, что обладал богатством окончательных данных даже раньше, чем осознал это разумом. Но фиксация этого нового знания создала внутри него пустоту, выносить которую было нелегко Он чувствовал, что нечто должно разрушиться. Это было похоже на то, как если бы внутри него тикал часовой механизм бомбы, ядерный заряд которой, независимо от того, желает он этого или нет, должен взорваться в строго определенное время. И понимание этого давало импульс новому видению всего, что его окружало, что он наблюдал через прозрачную ткань стилсьюта, защищавшую его глаза: полет насекомого над крышей их тента, торжественное приближение рассвета на освещенной звездами небесной дороге. Пустота стала невыносимой. То, что ему стало известно, как работает механизм, ничего не изменило в его состоянии. А ведь он мог, заглянув в свое прошлое, увидеть начало процесса: как шло его учение, как совершенствовались способности, которыми он обладал, как в процессе его обучения отдавалось предпочтение извращающим сознание дисциплинам, как временами он подвергал сомнению отдельные места из Библии и, наконец, в качестве последнего, завершающего прошлое аккорда -- обильное поглощение спайса. Мог он и посмотреть вперед, в вызывающее наибольший ужас направление, и увидеть, куда оно ведет. "Я чудовище! -- подумал он. -- Урод!" -- Не хочу! Не хочу! Не хочу! -- вдруг закричал он и поймал себя на том, что стучит кулаком по полу стилтента. -- Пол! Пол! Что случилось? -- мать держала его за руку, и ее склонившееся лицо казалось в полутьме серым пятном. -- Ты? -- выдохнул он. -- Я с тобой. Пол, -- сказала она. -- Все в порядке. -- Что ты со мной сделала?! -- внутри Пола словно что-то прорвалось. Джессика, почувствовав, что этот взрыв имеет под собой достаточно вескую причину, серьезно произнесла: -- Я дала тебе жизнь. Ее инстинкт и полученные хитроумные знания подсказали ей, что только такой ответ может сейчас успокоить Пола. Она крепко обняла его и поймала на своем лице его сосредоточенный взгляд. -- Пусти меня! -- потребовал он. Услышав в его голосе стальные нотки, она повиновалась. -- Может быть, ты расскажешь мне. Пол, что произошло? -- Ты знала, что делаешь, когда обучала меня? Его вопрос прозвучал глухо, по-взрослому, и отметив это про себя, Джессика ответила ему в тон: -- Я надеялась, как это свойственно всем родителям, что ты станешь... высшим, не похожим на других существом. -- Высшим?! Она уловила горечь в голосе сына. -- Пол, я... -- Ты же хотела сына! -- сказал он. -- Ты хотела Квизатца Хедераха. Ты хотела Бене Гессерит мужского пола. -- Но, Пол... -- Горечь в его голосе заставила ее содрогнуться. -- Ты когда-нибудь советовалась об этом с моим отцом? Свежесть утраты придала особую проникновенность ее словам: -- Кто бы ты ни был. Пол, в тебе столько же от меня, сколько и от твоего отца. -- Но не в обучении, -- возразил он. -- Не в том, что... пробуждает спящего. -- Спящего? -- Это здесь. -- Он приложил руку сначала ко лбу, потом к груди. -- Во мне. И это становится все больше, больше и больше, и... -- Пол! Она услышала в своем голосе истерические нотки. -- Выслушай меня, -- сказал он. -- Ты хотела, чтобы я рассказал Преподобной матери о своих снах? Теперь послушай меня ты. Я только что видел сон наяву. Знаешь, почему? -- Ты должен успокоиться, -- взмолилась она. -- Если это... -- Спайс, -- закончил Пол начатую ею фразу. -- Он здесь во всем: в воздухе, земле, еде. Он подобен наркотику. Это яд... Она будто онемела. Понизив голос, он повторил: -- Яд. Такой коварный, проникающий в тебя незаметно... и неотвратимо. Он даже не убьет тебя, пока ты сам не станешь принимать его. Теперь мы не сможем покинуть эту планету, не захватив частицу ее с собой. -- Интонация его голоса исключала какие бы то ни было возражения. -- Ты и спайс, -- продолжал Пол. -- Спайс изменяет каждого, кто примет достаточно большую дозу; благодаря тебе я испытал изменение состояния. Мне не пришлось переходить в бесчувственное состояние, при котором нарушение сознания происходит незамеченным. Я мог его видеть. -- Пол, ты... -- Я это видел! -- настойчиво повторил он. Она слышала безумие в его голосе и не знала, что делать. Когда он заговорил снова, она поняла по его голосу, что он обрел контроль над собой. -- Мы здесь в ловушке. Да, мы в ловушке", -- мысленно согласилась она, понимая его правоту. Ни помощь Бене Гессерит, ни собственное искусство не смогут освободить их полностью от Арраки. Пагубное привыкание к спайсу стало необратимым. Ее тело приняло этот факт задолго до того, как это сделал его разум. "Итак, мы проживем наши жизни здесь, -- думала она, -- на этой адской планете. Место для нас, если только нам удастся уйти от Харконненов, уже приготовлено. И я теперь точно знаю свой путь, свою цель: я -- производительница, сохраняющая генетическую линию Бене Гессерит". -- Слушай же рассказ о моем сне наяву, -- сказал Пол, и в его голосе зазвучала ярость. -- Чтобы быть уверенным, что ты поверишь мне, скажу тебе для начала о том, что знаю о твоем зачатии дочери здесь, на Арраки. Джессика, упершись руками в пол стилтента, прижалась к стене, чтобы унять страх. Ее беременность не могла быть заметна, только знания Бене Гессерит позволят увидеть едва различимые признаки, указывающие на существование в ее теле эмбриона, которому было всего несколько недель. -- Только служить, -- прошептала Джессика, прибегая к девизу Бене Гессерит. -- Мы существуем лишь для того, чтобы служить. -- Мы обретем дочь среди Свободных, где твоя Защитная миссионерия приготовила для нас надежную легенду. "Да, наш путь пройдет через пустыню", -- подумала про себя Джессика. Но как мог он узнать о Защитной миссионерии? Ей все труднее было преодолевать чувство ужаса перед естественной способностью Пола. Пол же, вглядываясь в нее в полутьме, видел и ее страх, и каждую ее реакцию с позиции своего нового знания так ясно, как будто она была освещена ярким светом. И в нем проснулось чувство жалости к матери. -- Я не могу рассказать тебе о том, что может здесь произойти, -- голос Пола зазвучал мягче. -- Я не могу признаться даже самому себе в том, что я видел в будущем. Я, кажется, не имею над ним власти. События происходят -- и все. Ближайшее будущее, скажем год, я могу видеть довольно отчетливо... Дорога... такая же прямая, как на Каладане. -- Некоторые места я не вижу: они будто прячутся за холмами. -- И он снова подумал о развевающемся шарфе. Воспоминания о виденном захватили его, и он умолк. Ни обретенный им дар предвидения, ни опыт его прежней жизни не подготовили его к восприятию этого нового знания, которое, словно наполняющийся воздухом шар, все росло и росло, приобретая власть над временем. Джессика включила спираль накаливания. Тусклый зеленый свет отогнал тени, ослабив ее страх. Она посмотрела на Пола и увидела его взгляд, обращенный внутрь. Джессика вспомнила, где она встречала такой взгляд раньше: так смотрит голодный или несправедливо наказанный ребенок. Такие лица она видела на иллюстрациях к рассказам о детях несчастливой судьбы: вытянутое лицо, горькая складка у рта -- и бездонная скорбь из глаз. "Это взгляд знающего ужас, -- подумала Джессика. -- Взгляд того, кто был вынужден узнать о собственной смертности". Ее сын больше не был ребенком. Невысказанная нежность его слов начала доходить до ее сознания, отодвинув все остальное на задний план. Пол мог смотреть в будущее, делать то, что недоступно другим. Помолчав, она спросила: -- Есть способ спастись от Харконненов? -- Что такое Харконнены! -- фыркнул он. -- Выбрось из головы эти жалкие существа. -- Он пристально посмотрел на мать, изучая черты ее лица в свете накалившейся трубки. Эти черты выдавали ее происхождение. Джессика попробовала протестовать: -- Не следует говорить о людях, как о существах без... -- Не будь так уверена в том, что знаешь, где нужно искать предел, -- сказал он. -- Мы тащим с собой прошлое. Есть одно обстоятельство, о котором ты еще не знаешь, но должна узнать, -- мы Харконнены. С ее разумом случилось что-то непонятное: он выключился, словно кто-то позаботился приглушить ее чувства. Однако голос Пола продолжал неумолимо звучать, увлекая ее за собой: -- Когда тебе случится взглянуть на себя в зеркало, изучи повнимательней свои черты. А мои можешь изучить сейчас. Обрати внимание на мое сложение, на форму кистей и пальцев. Если это не убедит тебя, поверь мне на слово: я побывал в прошлом. Я видел запись о твоем рождении. Мы -- Харконнены... -- Какая-нибудь побочная ветвь? -- с надеждой спросила Джессика. -- Скажи мне, что это так! Какие-нибудь дальние родственники... -- Ты -- родная дочь барона, -- услыхала она и зажала себе рот ладонью. -- Барон в молодости был падок на женщин, он соблазнил твою мать. Это устроила Бене Гессерит -- одна из вас -- в своих генетических целях. То, как он произнес это "одна из вас", хлестнуло ее, точно пощечина. Но это же вернуло к жизни ее разум, и она поняла, что ей нечего возразить. Множество неясностей из ее прошлого вынырнуло на поверхность и выстроилось в одну цепочку. Дочь, которую хотели Бене Гессерит, предназначалась не для того, чтобы покончить старую смертельную вражду между Атридесами и Харконненами, а для того, чтобы закрепить некий генетический признак в их ветви. Какой? Она искала разгадку. И как будто читая ее мысли. Пол сказал: -- Они считали, что смогут получить меня. Но я не то, что они ожидали, и я появился на свет раньше времени. А они не знают об этом. И снова Джессика зажала себе рот рукой: "Великая мать! Он -- Квизатц Хедерах!" Она почувствовала, что не готова к защите, и тут же поняла, что он видит ее таким взглядом, от которого можно скрыть лишь немногое. Он прочитал ее мысли. -- Ты думаешь, что я Квизатц Хедерах? Выбрось это из головы. Я -- нечто неожиданное. "Я должна попросить совета у ордена", -- подумала она. -- Они не узнают о моем настоящем "я" до тех пор, пока не будет поздно, -- сказал он. Пытаясь отвлечь его, Джессика перевела разговор на другую тему: -- Мы найдем себе место среди Свободных? -- У Свободных в ходу крылатое выражение, которое они приписывают старому Шаи-Хулуду -- Отцу вечности, -- вспомнил Пол. -- Оно звучит так: "Будь готов оценить то, с чем встречаешься". А про себя подумал: "Да, мама! Мы найдем себе приют среди Свободных. Ты приобретешь синие глаза и мозоль возле твоего прекрасного носа от фильтровальной трубки твоего стилсьюта... и ты родишь мне сестру". -- Если ты не Квизатц Хедерах, -- робко спросила Джессика, -- то кто же? -- Тебе, возможно, не следует об этом знать, -- ответил он. -- Ты не поверишь в это, пока не увидишь все сама, своими глазами. "Я -- Семя", -- подумал он, внезапно поняв, как плодородна и как хорошо возделана почва для этого семени. И вместе с этим открытием его ужасное предназначение вошло в него, заполняя собой пустоту внутри, угрожая задушить его скорбью. Он увидел людей, знаменующих собой два выбора. Он посмотрел в глаза одному из них, дьявольскому барону. -- Хэлло, дед! -- сказал он старику и отвернулся. Мысль об этом пути, обо всем, что пролегало вдоль него, вызывала в нем отвращение. Другой путь пролегал среди -- пятен серого мрака, над которым там и сям высились пики насилия. Он увидел пламя религиозной войны, охватившее всю Вселенную; зеленое с черным знамя Атридесов, развевающееся над легионами фанатиков, пьяных от спайсового вина. Среди них были Гурни Хэллек и немногие другие люди его отца -- жалкая горсточка! На груди у каждого была эмблема ястреба -- память о герцоге Лето. -- "Я не хочу, не могу выбрать этот путь! -- противился Пол. Но перед глазами у него стояла гробница его отца и зеленое с черным знамя Атридесов, трепещущее на ветру. Обеспокоенная его молчанием, Джессика негромко кашлянула. -- Так, значит, Свободные дадут нам убежище? -- спросила она. Он поднял голову и посмотрел на нее. -- Да! -- сказал он. -- Это один из путей. Они назовут меня Муаддибом, то есть Указывающим путь. Да, именно такое дадут мне имя. Он закрыл глаза и подумал: "Теперь, отец, я могу оплакать тебя..." И теплые обильные слезы заструились по его щекам.  * КНИГА ВТОРАЯ. МУАДДИБ *  x x x Когда мой отец, падишах-император, узнал о смерти герцога Лето и о том, как это произошло, он пришел в такую ярость, в какой мы никогда его еще не видели. Он обвинил в соучастии мою мать, дьявольский Союз и старого барона. Он обвинял каждого, кто попадал в поле его зрения, не сделав исключения даже для меня, сказав, что я такая же ведьма, как и все остальные. А когда я попыталась его успокоить, говоря, что даже древние правители находились в вассальной зависимости, он фыркнул и спросил, не считаю ли я его слабовольным Тогда я поняла, что его заботила не столько смерть герцога, сколько ее последствия, которых он опасался. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я думаю, что, возможно, мой отец тоже в какой-то степени обладал даром предвидения, ибо точно установлено, что линия его и линия Муаддиба имеет общего предка. Принцесса Ирулэн. В доме моего отца. -- Теперь Харконнен должен убить Харконнена, -- сказал вполголоса Пол. Он проснулся перед тем, как начало темнеть. Заговорив, он услышал в ответ слабые звуки, доносившиеся от противоположной стенки стилтента. где спала его мать. Пол посмотрел на стоящий возле него детектор, изучая светящуюся в темноте панель. -- Скоро ночь, -- сказала Джессика. -- Почему ты не поставил защитные экраны? Тогда только до сознания Пола дошло, что ему трудно дышать и что мать молча лежала в темноте, пока не убедилась, что он проснулся. -- Защитные экраны не помогли бы, -- сказал он. -- Был шторм, и нас засыпало песком. Сейчас я откопаю тент. -- О Дункане ничего не слышно? -- Нет. Пол рассеянно потер надетый на большой палец перстень с герцогской печатью и внезапно ощутил приступ гнева против этой планеты, которая помогла убить его отца, лишив его воли. -- Я слышала, как начался шторм, -- произнесла Джессика неестественно ровным голосом. Безжизненность ее интонаций помогла ему вновь обрести спокойствие. Его разум сконцентрировался на шторме. Сквозь прозрачные края их стилтента Пол видел, как он начинался: холодные струйки песчинок, потом ручейки, потом вихри. Он посмотрел на вершину скалы под завесой воздушных струй ее очертания странно изменились Песок крутился в низине, закрывая небо, а потом, когда занесло весь тент, вообще ничего не стало видно. Один раз опоры тента затрещали, приспосабливаясь к новому давлению, потом снова наступила тишина, нарушаемая только шорохом песчинок. -- Попытайтесь еще раз включить приемник, -- попросила Джессика. -- Бесполезно, -- отозвался он. Он нащупал у шеи водную трубку своего стилсьюта, открыл зажим и сделал один глоток Только теперь он начал свое по-настоящему арракинское существование -- жизнь на влаге, регенерированной из его тела и дыхания. Вода была безвкусной и теплой, но смягчила воспаленное горло. Джессика услышала, что Пол пьет, и почувствовала, как прильнул к ее телу ее собственный стилсьют, однако подавила чувство жажды. Утолить ее означало согласиться с ужасной необходимостью сохранять даже отходы собственного организма, жалеть о тех каплях, которые расходуются при дыхании на открытом воздухе. Она предпочла снова погрузиться в сон. Но этот дневной сон подарил ей сновидение, воспоминание о котором заставило ее вздрогнуть: ее руки во сне обнимали то место под слоем песка, где было написано: "Герцог Лето Атридес" Надпись была засыпана песком, и она все время пыталась его сгрести, но когда она доходила до последней буквы, первая снова оказывалась засыпанной. Буря не унималась. Она слышала монотонный звук, становившийся все громче и громче Какой смешной звук! Частицей сознания она поняла, что это ее собственный голос -- в пору младенчества И тогда женщина, едва различимая в памяти, исчезла. "Это моя неизвестная мать, Бене Гессерит, -- подумала Джессика. -- Она родила меня и отдала сестрам, потому что ей так приказали. Была ли она рада отделаться от ребенка Харконненов?" -- Спайс -- вот их уязвимое место, куда им можно нанести удар, -- проговорил вдруг Пол. "Как он может думать о нападении в такое время?" -- изумилась она про себя, а вслух сказала: -- Вся планета полна спайсом Как же ты собираешься нанести им удар? -- У нас на Каладане была морская сила и сила воздушная, -- сказал он. -- Здесь же властвует сила пустыни, и Свободные -- ключ к ней! Его голос будто пришел откуда-то извне. Изощренный слух Бене Гессерит помог ей уловить в его тоне скрытую горечь. "Всю свою жизнь он воспитывался в ненависти к Харконненам, -- подумала она. -- А теперь узнал, что он и сам -- Харконнен. И это из-за меня Как мало я о себе знаю! Я была единственной женщиной у моего герцога. Я принимала его жизнь и его ценности, даже не заботясь о тех обязанностях, которые существуют у Бене Гессерит". Нить накаливания сделалась ярче под рукой Пола, залив зеленым светом те уголки, которые прятались до этого в полутьме. Капюшон Пола был надвинут, как перед выходом в открытое пространство, лицо закрыто, ротовой фильтр на месте, зажимы вставлены в нос. Видны были лишь его темные глаза. Он повернул к ней узкую полоску лица и сразу же отвернулся. -- Приготовься к выходу, -- сказал он, и голос его, приглушенный фильтром, прозвучал глухо. Джессика закрыла рот фильтром и начала прилаживать капюшон, наблюдая за тем, как ее сын раскрывает герметически закрытый тент. Едва Пол открыл его, как песок завихрился, и струя его влетела под тент раньше, чем Пол успел остановить его, включив статический уплотнитель. Отверстие в стене песка становилось все больше по мере того, как прибор перестраивал его частицы. Пол выполз наружу, но острый слух Джессики позволял следить ей за его работой снаружи. "Что ждет нас впереди? -- спрашивала она себя -- Мы опасаемся Харконненов и сардукаров, но сколько неведомых опасностей подкарауливает нас. Она подумала о статическом уплотнителе и о других странных приборах, лежащих в мешке. Каждый из них был для нее знаком таинственной опасности. Она почувствовала, как горячий ветер с поверхности песка тронул ее щеки в том месте, где они выступали над фильтром. -- Передай мне мешок. -- Голос Пола прозвучал негромко и повелительно. Она повиновалась ему и, подтаскивая тяжелый мешок, услышала в нем бульканье воды. Силуэт Пола теперь четко вырисовывался на фоне звездного неба. -- Вылезай, -- сказал он и подтянул к себе мешок. Теперь она видела звезды, походившие на дула нацеленных на нес орудий. Ночное небо пересек метеоритный ливень. Это показалось ей грозным предостережением; при мысли о неотвратимой опасности стыла кровь. -- Быстрее! -- торопил Пол. -- Мне надо сложить палатку. Целый каскад песка обрушился на ее левую руку. "Какую тяжесть может выдержать рука?" -- подумала Джессика. -- Помочь тебе? -- спросил Пол. -- Не надо. Она нырнула в проделанный Полом проход, задев рукой портативный статический прибор. Пол подал ей руку, и она встала рядом с ним на открытой песчаной поверхности, озираясь по сторонам. Песок до краев наполнял служившую им убежищем впадину, оставив на поверхности лишь гребень опоясывающей ее горной породы. Джессика вслушалась в расстилавшуюся перед ними темноту: различимые лишь для Бене Гессерит голоса птиц и каких-то мелких зверюшек, шорох падающего песка... Пол вытащил тент из углубления и сложил его. В неверном свете звезд каждая тень, казалось, таила в себе угрозу. Темнота -- слепое напоминание о первобытных временах, подумалось Джессике. В ней живут вопли тех, кто охотился за твоими отдаленными предками. Этот уровень памяти сохраняется лишь в самых примитивных клетках. В темноте видят уши, видят ноздри. Рядом с ней кто-то голосом Пола произнес: -- Дункан говорил, что, если его схватят, он продержится долго. Нам надо уходить. Он поправил мешок за плечами, подошел к нижней кромке впадины и вскарабкался на каменный гребень, откуда открывался вид на открытую пустыню. Джессика механически последовала за ним, слепо подчиняясь сто воле. "Теперь скорбь моя тяжелей, чем море песка, -- думала она -- Этот мир освободил меня от всего, кроме обязанности жить -- жить для моего юного герцога и дочери, которая должна появиться на свет". Карабкаясь рядом с сыном, Джессика чувствовала, как песок словно цепляется за ноги, не пуская вперед Она взглянула на север, на горную гряду. Далекий силуэт скалы походил на древний морской корабль, ярко очерченный звездным светом Длинное его туловище покоилось на невидимой волне, вздымая вверх остатки мачт, дымовые трубы, прогнувшиеся на концах Над скалами струился оранжевый свет, перемежающийся пурпурными сполохами Джессика содрогнулась "Опять! Опять этот пронзительный цвет! Будто в древней морской битве." Она застыла на месте, созерцая картину уничтожения "корабля", над которым поднимались, точно огненные глаза, красные круги света. -- Джетфлеры и ласганы, -- сказала Джессика. Слева от них поднялась грязно-красная луна, первая луна Арраки, и они разглядели облако пыли, сопровождающее чье-то движение через пустыню. -- Должно быть, за нами охотятся топтеры Харконненов, -- сказал Пол -- Судя по тому, как рьяно они прочесывают пустыню, они уверены, что смогут уничтожить здесь все, как уничтожают гнездо насекомых. -- Или гнездо Атридесов, -- добавила Джессика. -- Будем прятаться, -- решил Пол. -- Пойдем к югу, держась в тени скал. Если нас заметят на открытом пространстве... -- Он оглянулся и поправил мешок за плечами -- Они уничтожают все, что движется. В то же мгновение послышался гул орнитоптеров и показались их силуэты, летящие прямо над беглецами x x x Однажды мой отец сказал мне, что истинность лежит в основе едва ли не всех критериев. "Нечто не может возникнуть из ничего", -- сказал он. Мысль эта очень глубока, если учитывать всю глубину смысла, которая может быть вложена в неоднозначное понятие истины. Принцесса Ирулэн. Разговоры с Муаддибом. -- Я всегда гордился своим умением видеть истинную суть вещей, -- сказал Зуфир Хават -- Это основное для ментата В нем никогда не прекращается процесс анализа данных. По мере того как он говорил, его иссеченное морщинами лицо четче вырисовывалось в предрассветной мгле Его губы с пятнами сафо были плотно сжаты и испещрены поперечными морщинами. Сидевший напротив него человек в широкой одежде никак не реагировал на слова Хавата Оба они были укрыты скалой, нависшей над мрачной широкой расщелиной Заря лениво разливалась над неровной линией хребтов, трогая своими розовыми пальцами все, что попадалось на ее пути Сухой ночной воздух пронизывал насквозь Обычно перед рассветом начинал дуть теплый ветер, но сейчас было холодно Хават слышал, как стучат зубы у сидящих за его спиной воинов -- нескольких человек, оставшихся от его отряда. Человек, сидящий на корточках перед Хаватом, был Свободный, он пришел в низину с первым светом неверной зари, заигравшим на дюнах и окрасившим песок в розовые тона Движения его были почти неуловимыми. Свободный, погрузив палец в песок, нарисовал фигуру, напоминающую шар, изнутри пронзенный стрелкой. -- Много патрулей Харконненов, -- произнес он и указал рукой в сторону хребтов, с которых спустился Хават с людьми. Хават кивнул: "Да, много". Но он еще не знал, чего хотели Свободные, и это мучило его. Качества ментата должны были помочь ему увидеть причины. Это была самая страшная ночь в жизни Хавата. Он был в деревне Тсимпо, форпосте бывшей столицы Картага, когда пришло сообщение о нападении. Вначале он подумал: "Харконнены хотят нас испытать". Но сообщение следовало за сообщением с быстротой ветра. "У Картага высадилось два легиона! Пять легионов -- пятьдесят бригад -- атакуют главную базу герцога на Арраки! Еще один легион высадился у Арсунта! Две боевые бригады у Сплинтеред-рок " Потом сообщения стали более подробными: среди нападающих два легиона сардукаров! И становилось все яснее и яснее, что инициаторам нападения совершенно точно было известно, какую армию следовало сюда послать. Превосходная осведомленность! Ярость Хавата разгорелась до такой степени, что поставила под вопрос сто способности ментата. Масштабы нападения оглушили его, он воспринял их почти физически -- как предательский удар неслыханной силы. Теперь, прячась под выступом скалы в пустыне, он зябко кутался в тунику, будто она могла защитить его от ужаса происшедшего. "Масштабы нападения" Он ожидал, что враги используют против них один из лихтеров Союза -- эти лихтеры регулярно прилетали на Арраки за грузом спайса Великие дома нередко нанимали такие псевдолихтеры для набегов на территорию противника Хават мог ожидать нападения самое большее десяти бригад. Но, согласно последним данным, на Арраки опустилось уже более двух тысяч кораблей -- не только лихтеров, но и фрегатов, мониторов, разведчиков, транспортных судов. Они доставили более сотни бригад -- десять легионов. Стоимость подобного нападения равнялась доходу от продажи спайса с планеты Арраки за пятьдесят лет. "Я не разгадал намерений барона, -- казнил себя Хават. -- Я подвел моего герцога..." Потом он узнал о факте предательства Он не сомневался в виновности леди Джессики -- все известные ему факты подтверждали это. "И почему я не убил эту ведьму, Бене Гессерит, когда я мог это сделать? -- негодовал он. -- Я не успокоюсь до тех пор, пока не задушу ее своими руками!" -- Ваш человек, по имени Гурни Хэллек, и его люди нашли убежище у наших друзей -- контрабандистов, -- сообщил Хавату Свободный. "Значит, Гурни сможет покинуть планету Арраки. Но спасутся не все..." Хават оглянулся на группу людей, сидящих у него за спиной. Эту ночь он начал с тремя сотнями лучших своих людей. Сейчас их осталось ровно двадцать, и половина была ранена. Многие из них спали, растянувшись на песке, под прикрытием скалы. Их последний топтер, который они использовали для перевозки раненых, отказал перед самым рассветом. Они разрезали топтер на куски, закопали части в песок, а потом спустились в это укромное место на краю равнины. Хават высчитал, что они находятся примерно в двухстах километрах к югу от столицы планеты -- города Арракина. Главный путь между общинными сьетчами и Защитной стеной проходил где-то южнее. Сидящий против Хавата Свободный откинул капюшон и верхнюю часть стилсьюта, открыв бороду и волосы песочного цвета, убегавшие назад от высокого лба. Борода и усы были перепачканы и примяты зажимом носовой трубки. Глаза были густо-синего цвета, как у всех, кто употребляет в пищу спайс. Свободный поправил зажимы и потер шрам у носа: -- Если пойдете этой ночью через ущелье, защитными полями лучше не пользоваться. В стене есть пролом... -- Повернувшись на каблуках к югу, он показал на него рукой. -- Вон там! За стеной начинаются открытые пески. Поля могут привлечь... -- Поколебавшись, он докончил: -- ...червя. Они здесь не часто появляются, но поле обязательно привлечет одного из них. "Он сказал "червя", -- подумал Хават, -- а собирался сказать что-то другое. Что? И чего он хочет от нас?" Хават вздохнул. Он не помнил, чтобы чувствовал себя когда-нибудь таким усталым: даже возбудительные таблетки не помогали. Будь они прокляты, эти сардукары! От самобичевания он перешел к размышлениям о вероломстве солдатфанатиков и империи. Его опыт ментата говорил ему, как ничтожны шансы на то, что ему удастся доказать что-либо Высшему совету ландсраата и добиться судебного разбирательства. -- Вы хотите пойти к контрабандистам? -- спросил Свободный. -- А это возможно? -- Путь долог, -- уклончиво ответил тот. "Свободные не любят говорить "нет", -- сказал ему однажды Айдахо. -- Вы еще не сказали мне, могут ли ваши люди помочь моим раненым, -- напомнил Хават. -- Они ранены? Снова треклятые увертки. -- Вы же знаете! -- Спокойно, друг! -- предостерег его Свободный. -- Что говорят твои раненые? Есть ли среди них такие, кто может дать нужную вам воду? -- Мы говорили не о воде, -- сказал Хават. -- Мы... -- Ты можешь меня понять, хотя и не очень хочешь, -- сказал Свободный. -- Раненые -- твои друзья, твои соратники. У тебя есть вода? -- Немного. Свободный указал на тунику Хавата, сквозь которую проглядывало тело. -- Вас захватили без стилсьютов. Ты должен решить насчет воды, Друг. -- Вы можете помочь нам в этом? Свободный пожал плечами. -- У вас нет воды. -- Он посмотрел на людей Хавата. -- Скольких своих раненых ты можешь потратить? Хават молча смотрел на своего собеседника: их общение было непоследовательным. Слова не связывались в логическую цепь, как это бывает в нормальных условиях. -- Я -- Зуфир Хават, уполномоченный от имени герцога. Мне нужна ваша помощь. Я прошу, чтобы вы сохранили моих людей до тех пор, пока я не убью предателя, считающего, что он находится вне пределов досягаемости. -- Ты хочешь, чтобы мы приняли участие в вендетте? -- Вендеттой займусь я сам. Я хочу освободиться от ответственности за моих раненых на какое-то время. Свободный нахмурился: -- Как ты можешь отвечать за своих раненых? Они отвечают сами за себя. Беда рождает споры, Зуфир Хават. Ты позволишь мне принять решение без тебя? И он вытащил из-под плаща оружие. Хават насторожился: уж не предательство ли это? -- Чего ты боишься? -- спросил Свободный. Ох уж эти Свободные с их обескураживающей прямотой! Хават осторожно проговорил: -- За мою голову назначена награда. Свободный убрал оружие: -- Вы думаете, что мы продажные. Вы плохо нас знаете: всей воды Харконненов не хватило бы, чтобы купить даже малого ребенка. "Но Харконнены заплатили Союзу за проход две с лишним тысячи боевых кораблей!" -- подумал Хават. Сколько заплатили -- этого он еще не знал. -- Мы оба боремся против Харконненов -- сказал Хават. -- Стоит ли нам действовать врозь, если есть возможность договориться? -- Вы -- хорошие люди, -- ответил Свободный. -- Я видел, как вы дрались с Харконненами. В былые времена я бы с радостью почувствовал твою руку рядом со своей. -- Скажи, где моя рука может оказать тебе помощь? -- Кто может это знать? Войска Харконненов повсюду. Но ты еще не принял решения о воде и не сообщил о нем своим раненым. "Нам надо соблюдать осторожность, -- подумал Хават. -- Есть вещи, которых здесь не понимают". И он сказал: -- Покажи мне свой путь, принятый у вас, на Арраки. -- Странно думающий! -- сказал Свободный, и в тоне его голоса прозвучала насмешка. Он указал на северо-запад, за скалы, -- Мы следили за тем, как вы этой ночью шли через пески. -- Он опустил руку. -- Ты вел своих людей по скользкой стороне дюн, -- это плохо. У вас нет стилсьютов, нет воды. Вы долго не продержитесь. -- Дороги Арраки даются нелегко. -- Верно! Но ведь вы убивали Харконненов... -- А что вы делаете со своими ранеными? -- Разве человек не знает, когда его стоит спасать? Твои раненые знают, что у вас нет воды. Хават наклонил голову и исподлобья взглянул на Свободного. -- Сейчас самое время решить насчет воды. И раненых и нераненых должно заботить будущее общины. "Будущее общины, -- подумал Хават. -- Общины Арраки... В этом есть смысл". Он заставил себя думать о том, чего старательно избегал раньше. -- Вы имеете сведения о герцоге и его сыне? Взгляд неправдоподобно синих глаз устремился на Хавата. -- Какие сведения? -- О их судьбе? -- рявкнул Хават, еле сдерживая себя. -- Судьба одинакова у всех людей, -- сказал Свободный. -- Говорят, что твой герцог встретился со своей судьбой. Что же касается Лизана ал-Гиаба, его сына, то он в руках Льета. Льет ничего о нем не говорил. "Я знал ответ до того, как задал этот вопрос", -- подумал Хават. Он оглянулся на своих людей, которые уже проснулись и слушали их разговор. Они смотрели в песок, и их лица говорили: для них потерян Каладан и нет места на Арраки. Хават снова повернулся к Свободному. -- Вы слышали о Дункане Айдахо? -- Он был в главном доме, когда опустилось поле, -- сказал Свободный -- Это я слышал... но не более того. "Она выключила поле и впустила Харконненов. Я сидел у самой двери. Как она смогла это сделать? Ведь она рисковала жизнью своего сына! Но... кто их поймет, этих ведьм, Бене Гессерит..." Хават с усилием проглотил комок, вставший в горле. -- Когда вы услышите о мальчике? -- Мы знаем очень мало о том, что случилось на Арраки, -- сказал Свободный, пожав плечами. -- У вас есть возможность узнать? -- Вероятно. -- Свободный потер шрам возле носа. -- Скажи мне, Зуфир Хават, ты умеешь обращаться с теми большими орудиями, которыми пользуются Харконнены? "Артиллерия, -- с горечью подумал Хават -- И кому могло прийти в голову, что они пустят в ход артиллерию в наши дни защитных полей!" -- Вы имеете в виду артиллерию, которой они воспользовались, чтобы загнать наших людей в пещеры? -- спросил он. -- Я располагаю теоретическими знаниями о подобном оружии. -- Любой человек, отступивший в пещеру, у которой один выход, обречен на смерть, -- сказал Свободный. -- Почему вы спрашиваете об этом оружии? -- Таково желание Льета. "Может, это то самое, чего он от нас хочет?" -- подумал Хават Он сказал: -- Вы пришли сюда в поисках сведений о больших орудиях? -- Льет желает видеть одно из них у себя. -- Тогда вам нужно всего лишь пойти и забрать одно из них, -- усмехнулся Хават. -- Мы забрали одно, -- невозмутимо сказал Свободный -- Мы спрятали его там, где Стилгар сможет изучить его для Льета и где Льет сможет увидеть его сам, если пожелает. Но я сомневаюсь, что он этого захочет: орудие не очень хорошее, его конструкция не годится для Арраки. -- Вы... захватили орудие? -- переспросил Хават, не веря своим ушам. -- Это был хороший бой Мы потеряли только двоих, а выплеснули воду из сотни с лишком их воинов. "При каждом орудии были сардукары, -- подумал Хават. -- Этот безумный пустынник лишь между прочим упоминает о потере двоих в битве с сардукарами!" -- Мы бы не потеряли и двоих, -- продолжал Свободный, -- если бы не те, другие, что воюют вместе с Харконненами Среди них есть хорошие бойцы. Один из людей Хавата подался вперед, впившись взглядом в сидевшего на корточках Свободного. -- Вы говорите о сардукарах? -- Он говорит о сардукарах, -- ответил за него Хават. -- Сардукары! -- сказал Свободный, и в его голосе послышалось оживление. -- Так вот оно что! Хорошая это была ночь. Сардукары, говорите... А какой легион? Вы не знаете? -- Мы не знаем, -- сказал Хават. -- Сардукары, -- повторил Свободный. -- И все же на них была форма Харконненов. Разве это не странно? -- Император не желает, чтобы стало известно, что он борется с Великим домом, -- сказал Хават. -- Но вот вы же знаете, что они сардукары? -- Кто я такой? -- с горечью проговорил Хават. -- Ты -- Зуфир Хават, -- ответил Свободный, строго придерживаясь фактов. -- Да и мы все равно узнали бы это со временем. Троих из них мы взяли в плен и отправили на допрос к людям Льета. С расстановкой выговаривая каждое слово, помощник Хавата недоверчиво переспросил: -- Вы... захватили в плен сардукара? -- Только троих, -- ответил Свободный. -- Они здорово дерутся. "Если бы только мы успели в свое время заключить союз с этими Свободными! -- подумал Хават, и эта мысль наполнила его горьким сожалением. -- Если бы мы успели обучить их и вооружить! Великая Мать, какую бы я сейчас имел силу!" -- Может быть, вы беспокоитесь о Лизане ал-Гаибе? -- спросил Свободный. -- Если он действительно Лизан ал-Гаиб, то позор его не коснется. Не ломай голову над тем, что не доказано. -- Я служу Лизану ал-Гаибу, -- сказал Хават. -- Его благо -- моя забота. Я дал клятву. -- Ты дал клятву его воде? Хават взглянул на своего помощника, не сводившего взгляда с Хавата, и снова отвернулся к сидящему на корточках человеку. -- Да, его воде. -- Ты хочешь вернуться на Арраки, в место его воды? -- Гм... да, вместо его воды. -- Так почему же ты сразу не сказал, что речь идет о воде? -- Свободный встал и поправил зажимы на трубке. Хават знаком велел своему помощнику отойти к остальным. Тот нехотя повиновался. Хават услышал, как его люди начали тихонько переговариваться между собой. Свободный сказал: -- Всегда есть путь к воде! Человек за спиной Хавата выругался. Помощник Хавата позвал: -- Зуфир! Только что умер Арки. Свободный приложил палец к уху. -- Клад воды -- это добрый знак! -- Он посмотрел на Хавата. -- Поблизости есть место для принятия воды. Надо ли мне позвать моих людей? Помощник подошел к Хавату. -- Зуфир, двое из нас оставили на Арраки жен. Они... ну ты понимаешь сам... Свободный продолжал держать палец на ушной раковине. -- Это клад воды, Зуфир Хават? -- требовательно переспросил он. Хават лихорадочно соображал. Теперь он понял смысл слов Свободного, но боялся реакции сидящих под скалой людей, когда и они поймут его. -- Да, клад воды, -- подтвердил Хават. -- Пусть наши племена соединятся! -- сказал Свободный и опустил палец. И, будто по сигналу, четверо людей появились на скале и скользнули вниз. Они наклонились над распростертым на песке телом, подняли его и побежали вправо, огибая скалу. Их окутало пыльным облаком. Все это произошло раньше, чем усталые люди Хавата успели прийти в себя. Группа людей в похожих на мешки одеяниях скрылась за скалой, унося за собой мертвое тело. Один из людей Хавата крикнул: -- Куда, черт возьми, они потащили Арки? -- Они его похоронят, -- ответил ему Хават. -- Свободные не хоронят своих мертвецов! -- разъярился тот. -- Ты нам голову-то не морочь, Зуфир! Мы знаем, что они делают с мертвецами. Арки был одним из... -- Для человека, который умер, служа Лизану ал-Гаибу, рай обеспечен, -- сказал Свободный. -- Если вы служите ему, как вы сейчас сказали, то к чему знаки скорби? Воспоминание о том, кто умер такой смертью, будет сохраняться до тех пор, пока будет существовать человеческая память. Но люди Хавата продолжали медленно продвигаться вперед, сердито глядя на Свободного. Один из них начал вытаскивать ласган. -- Оставайтесь на своих местах! -- приказал им Хават. Он изо всех сил боролся со сковывающей мускулы усталостью. -- Эти люди уважают наших мертвых! Обычаи у нас разные, но смысл один. -- Они собираются перегнать Арки на воду, -- фыркнул человек с ласганом. -- Может быть, твои люди хотят присутствовать на церемонии? -- спросил Свободный. "Он даже не понимает, о чем идет речь", -- подумал Хават. Наивность Свободного была пугающей. -- Они говорят об оказании почестей своему товарищу, -- сказал Хават. -- Мы отнесемся к вашему товарищу с тем же уважением, с каким относимся к своим умершим. Это -- клад воды. Мы знаем обычаи: плоть человека принадлежит ему, вода человека принадлежит племени. Видя, что человек с ласганом сделал еще шаг вперед, Хават быстро проговорил: -- А теперь вы поможете моим раненым. -- Нас не надо просить об этом, -- сказал Свободный. -- Мы сделаем для вас все, что племя делает для себя. Прежде всего нам нужно знать, в чем вы нуждаетесь. Человек с ласганом заколебался. Помощник Хавата спросил: -- Мы покупаем их помощь ценой воды Арки? -- Не покупаем, -- возразил Хават.