Славянская этническая целостность, образовавшаяся в эпоху Великого переселения народов, до IX в. развивалась почти беспрепятственно. Германцы ушли на запад, Византия горела внутренним огнем борьбы различных исповеданий, Арабский халифат был далеко. Досаждали только авары, но их успехи были парализованы славянами державы Само. Большой урон принесли западным славянам венгры, но они, как и авары, стали барьером, отделявшим славянские земли от Западной Европы.
До середины Х в. Западная Европа не представляла опасности для восточных соседей, но, объединенная саксонской династией, Германия сделалась мощной и растущей державой. Немецкая агрессия была не только военной, монахи-миссионеры были не менее активны, чем рыцари, а объектом притязаний тех и других оказалась Восточная Европа. Славянские язычники на Эльбе и в Поморье оказывали немцам энергичное сопротивление, часто переходя в контрнаступление, но их восточные соседи на Висле поддались обаянию западной культуры и после 965 г. обратились в католичество. А это означало вассальную зависимость от императора "Священной Римской империи германской нации"[1]. Так началось славянское западничество.
Ни славянская, ни скандинавская мифология, несмотря на всю поэтичность, не могли устоять перед силой и убежденностью католических миссионеров. В IX в. произошла христианизация Дании и Южной Швеции, затем в Х в. в Скандинавии произошла языческая реакция, и наконец в начале XI в. при Кнуде Великом католичество восторжествовало в Норвегии. Тогда оформился средневековый "христианский мир" - суперэтнос, находившийся в фазе подъема.
Именно потому, что христианство побеждало в Скандинавии так медленно и мучительно, Швеция и Норвегия стали рассадниками воинствующего язычества, неуклонно выживаемого со своей родины. Варяги стремились наверстать на чужбине потерянное дома.
Соперником Запада в борьбе за души славян была Византия, находившаяся в инерционной фазе этногенеза. Богатая образованная Византия пленила воображение венгерских вождей, принимавших крещение в Константинополе, и русской княгини Ольги. Эта крестница Константина Багрянородного решила сравнить западное и восточное исповедания. Для этой цели она в 959 г. обратилась к королю Германии Оттону I с просьбой прислать епископа и священников. Немцы были польщены: ведь их пригласила сама королева ругов (Helena regina rugorum). В 961 г. в Киев прибыл епископ Адальберт со свитой, а уже в 962 г. уехал назад, "не успев ни в чем. На обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он с трудом спасся" [2]. Чем же досадил Адальберт древним русам? А ведь досадил он настолько, что русы бросились в православие, лишь бы не принимать католичество. Почему-то на Руси возник протест против западничества. В этом мы попытаемся разобраться.
Так как сведения о Х в. скудны, то нет возможности дать исчерпывающий историко-культурный синхронический срез по 961 году. Но если мы возьмем имеющиеся сведения в сумме, то получим искомый ответ.
В IX в. каролингские императоры получали средства для своей жесткой политики от иудеев-рахдонитов, покупавших у них покровительство. В 828 г. Людовик Благочестивый дал еврейским купцам охранную грамоту, защитившую их корабли от его собственных чиновников[3]. А перевозили эти корабли славянских невольников, часто христиан. Тщетно Агобард, епископ лионский, жаловался, что евреи продают в Испанию (мусульманам) христианских рабов, причем правители не чинят им препятствий[4]. Более того, запрещалось крестить рабов, находившихся у евреев, чтобы помешать их освобождению при помощи влиятельных церковников. Это понятно: евреи платили одну десятую прибыли в пользу двора, а христиане - одна одиннадцатую. Чего было немцам болеть за славян!
В державе франков с победой христианства рабство исчезло и слово "servus" стало означать крепостного, который мог быть продан только со своим земельным участком. Зато славянские земли в IX-Х вв. стали для евреев источником рабов, подобно Африке XVII-XIX вв. Каролингское правительство по мере ослабления своих сил в борьбе с феодалами расширяло права евреев. В баварско-славянской таможне в Пассау в 906 г. еврейские работорговцы были уравнены в правах с христианскими купцами. Славянские юноши и девушки отправлялись отсюда через Верден, Лион и Нарбонну в Испанию к арабам, на пополнение гаремов и обслуги[5]. Многие из этих несчастных были уже крещены, но епископы могли только выкупать их, и, например, епископ св. Адальберт жаловался, что не имеет столько денег, чтобы выкупить рабов хотя бы только у одного еврейского купца[6].
Ту же экономическую политику проводил Оттон I [7], вследствие чего те славянские страны, в которых торжествовало католичество, немедленно входили в общую западноевропейскую экономическую систему. Не успел еще польский король Мешко (960-992) утвердить в своем королевстве латинскую веру, как евреи уже завели там торговлю солью, пшеницей, мехами и венгерским вином[8]. Простодушные поляки гостеприимно встречали иноземцев, ибо кошмар хазарской системы их не коснулся и они не представляли последствий своего радушия. Но киевляне, успевшие понять что к чему, категорически отказались повторять хазарский эксперимент. Поэтому их внимание повернулось к Константинополю.
Греки умели торговать не хуже евреев, но торговали иначе. Славянские юноши были им нужны не как рабы, а как воины, которых было удобнее нанимать, нежели покупать. А посредничество еврейских купцов в Х в. им было вовсе не нужно, потому что с Востоком Византия граничила непосредственно. Западной окраиной Византии в Х в. была Венеция. Под нажимом Константинопольского синклита в 992 г. венецианским купцам, получившим ряд торговых привилегий, было запрещено не только брать на свои корабли евреев, но даже ввозить еврейские товары и декларировать их как собственные[9]. Это был финал вековой борьбы греков с евреями за экономическое преобладание на Средиземном море. Евреям остались только Западная Европа и Фатимидский Египет, потому что торжество берберов и туарегов в Африке и Испании и турок-сельджуков в Передней Азии отрицательно отозвалось на европейской торговле. Воинственные степняки не нуждались в роскоши и не уважали финансовые операции, которые просто не понимали. Точно так же вели себя восточные славяне, знавшие, что политические щупальца Византии до них не дотянутся. Зато обаятельна и доступна была ее культура.
Но не Запад, а Север был наиболее мощным противником византийского православия. Не славяно-россы, а норманны возглавляли борьбу против нового мировоззрения и сплачивали вокруг себя противников Ольги. Во главе этих принципиальных язычников стоял наследник престола и победитель хазар Святослав. Что оставалось делать Ольге?
Самое простое - уйти в частную жизнь, передав сыну полноту власти[10]. Но почему-то случилось обратное: сын ходил на врагов в далекие страны, а мать возглавляла правительство и воспитывала внуков, которые почти не видели своего отца.
Вот это-то и примечательно. Князь и языческая дружина все время находятся в походах, языческий народ платит дань, а христианская община Киева вершит дела страны. И поскольку политические силы равны, те и другие уживаются друг с другом. Вот на таком грозном фоне развернулись события, в которых решающую роль сыграл крошечный народ - печенеги, появившийся в причерноморских степях только в 889 г., т.е. тогда, когда очередная засуха, связанная с переносом циклонов на север, превратила степи вокруг Арала и низовий Сырдарьи в пустыню[11].
На запад переселились не все печенеги, а только наиболее пассионарная часть их. Прочие остались на берегах озера Челкар и занимались овцеводством. Это были "бедные печенеги"[12], которых хазарские властители ловили, обращали в рабство и продавали в страны ислама. Зато те, которые ушли на запад, к Днепру и Дунаю, сумели поставить себя так, что внушили соседям уважение.
Грандиозная победа Святослава спасла Киев и Русскую землю, но положение победителей было отнюдь не спокойным. Все днепровское левобережье было враждебно киевскому правительству. Северская земля, начиная с VIII в., была связана с Хазарией. В 965 г. Святослав шел на Итиль в обход Северской земли, через страну тоже недружелюбных, но менее опасных вятичей. Со времени поворота политики Ольги к ориентации на Византию название Чернигова исчезает со страниц русских летописей, что указывает на утрату его Киевским каганатом. Несколькими годами позже северяне пропустили левобережных печенегов под Киев[13]. Короче говоря, богатая и воинственная Северская земля была независима от Киева.
Отпали радимичи, удержали независимость вятичи, был активно враждебен князь Рогволод в Полоцке[14]. Верность Киеву блюли только Новгород, Смоленск[15], древлянские земли и покоренные тиверцы и уличи; но земли этих последних по Бугу и Днестру перемежались кочевьями правобережных печенегов, заселивших водораздельные степи.
На западе границы были менее определенны, но только в конце Х - начале XI в. киевские князья вышли на линию Западного Буга[16].
Территория бывших полян отошла к ляхам и стала ядром складывающейся Польши. Воссоединению ляхов с русами как двух ветвей восточного славянства воспрепятствовала политическая коллизия середины Х в.
Удар Святослава по иудейской общине Хазарии был жестоким, но не окончательным. Возвращаясь с Нижней Волги через Саркел, он миновал Кубань и Крым, где остались хазарские крепости, контролировавшие торговлю с Византией, за счет которой поступали доходы для содержания небольшого государства, центром коего была в 966-986 гг. Тьмутаракань.
Согласно информации, достигшей арабских авторов, война на Северном Кавказе продолжалась еще в 968-969 гг. Ибн-Хаукаль видел в Гургане беженцев из Хазарии, поведавших ему о разрушениях в Итиле и Семендере, после чего русы ушли "в Рум и Андалус"[17]. Ушедшие в Рум, т.е. Византию, видимо, присоединились к войску Святослава в Болгарии и Фракии, а зачем другая группа русов уехала в Испанию?
Рискну предположить, что какая-то часть русов была недовольна киевским правительством и эмигрировала по известному им пути в Испанию. Еще в 844 г. русы высадили десант в Андалузии и разграбили окрестности Севильи, оставив у арабов дурную память. Поэтому в июне 971 г. Ибн-ал-Идари написал: "Зашевелились проклятые ал-Маджус ал-Урдмани и устремились к западным берегам ал-Андалус"[18]. Русы на сей раз не рискнули повторять набег и высадились в Галисии в 968 г., где разграбили Сантьяго, убили епископа и только в 971 г. были прогнаны графом Гонзало Санчесом[19]. С тех пор о них не было слышно. Русь потеряла много храбрых воинов, но не ослабела, а укрепилась, потому что потенциальные мятежники любому войску вредны.
Киевская держава стала менее мозаична, хотя до монолитности было далеко. Однако в 967 г. [20] небольшая рать Святослава, усиленная конницей из венгров и печенегов, побеждает болгар, а другие войска, будто бы вызванные из Болгарии, завершают завоевание Северного Кавказа.
Возникает вопрос: кто же побеждал противников Руси на Нижней Волге и на Тереке, если Святослав воевал на Дунае? - Те самые тюркские степняки, которые были в 967-968 гг. друзьями Руси. Ибн-Хаукаль пишет, что в войне русов с хазарами печенеги были "острие" и союзники русов[21]. А так как от Константина Багрянородного известно, что Византия использовала печенегов против всех своих соперников, то, видимо, их руками была завершена "война за хазарское наследство". И это логично, потому что печенеги поживились добычей, а греки избавились от соперничества иудеев. Поэтому нет никакой необходимости предполагать наличие двух походов славяно-россов на Хазарию [22] и повторное уничтожение виноградников Семендера.
Конечно, далеко не все подробности этой войны описаны достаточно исчерпывающе.
Тем не менее ясно, что иудейская власть в Хазарии была уничтожена, что хазары-язычники приняли ислам, и что русы не сделали никаких территориальных приобретений ни в Поволжье, ни на берегах Каспийского моря. На западном берегу Каспия усилился эмир Дербента, а на восточном, вплоть до устья Волги, - эмир Хорезма. Иудаизм на Волге исчез без следа, уступив место исламу.
Синхронность этногенезов Ближнего Востока и Восточной Европы в 1-IV вв., очевидно, стала причиной некоторого параллелизма в явлениях духовной жизни новорожденных этносов. В восточной части Римской империи в III в. соперничали две религии: христианство и митраизм, обе равно далекие от первоначального эллинского культа богов Олимпа. Митраизм потерял позиции ведущего мировоззрения только с гибелью Юлиана Отступника. Победу одержало арианское исповедание христианства. Это и будет отправной точкой дальнейшего повествования.
История Восточной Европы известна значительно хуже, но аналогичная ситуация наблюдается и там. Готы, воевавшие весь III в. с иллирийскими императорами-митраистами, приняли в 360 г. арианское исповедание христианства, господствовавшее тогда в Римской империи. Видимо, арианство бытовало в Восточной Европе до Х в., потому что в тексте Начальной летописи Символ веры содержит арианский догмат подобосущия, а не единосущия. Пусть даже это реликт, но наличие его говорит о том, что с IV в. в Поднепровье жили христиане.
Никейское исповедание было распространено среди прибрежных готов (тетракситов), алан, горцев Дагестана и западных хазар. К Х в. христианство было для народов Западной Евразии не новшеством, а одной из привычных форм мировоззрения. Но среди славян, обитавших рядом с фрако-иллирийцами, наблюдается мировоззрение, столь же далекое от эллинского или скандинавского политеизма, как и от христианства, - один из вариантов древнего митраизма.
Не имея нужды вдаваться в подробности языческого культа славян, что увело бы нас в сторону от темы, отметим, что славяне имели две категории божеств. Одни божества олицетворяли природу, вторые - души предков. Первые были благостны, вторые - ужасны и зловредны; их называли русалками, но впоследствии это слово было вытеснено тюркским названием "убур", или упырь. Однако эти категории божеств не боролись друг с другом; они как бы существовали параллельно[23]. Боролись другие: Белбог и Чернобог, в которых нетрудно увидеть аналогов тибетских божеств религии бон - восточного варианта митраизма. Бог Белый Свет и демон Длинные Руки - антагонисты на фоне персонифицированного космоса[24]. Считать эту митраистскую модель мира за древнюю, исходную форму мировоззрения нет оснований. Митраизм был такой же прозелитической религией, как христианство, ислам и буддизм, и мог прийти к славянам путем проповеди. Это видно из того, что наряду с описанным пантеоном еще в XII в. бытовал культ Рода, Рожаниц, Щура, хотя представление об их роли уже тогда почти стерлось[25].
Итак, после пассионарного толчка I в. эволюция мировоззрений шла одинаково, но приводила к разным результатам. В Риме христианство одолело митраизм, у славян митраизм восторжествовал, а христианство ютилось по окраинам ареала, но в жестокий период надлома в IX в. начало снова распространяться в Восточной Европе, хотя и не сразу, ибо у него появился новый враг - Перкунас, или Перун[26].
Древние христиане привыкли иметь дело с языческими богами, которые с появлением Христовой проповеди превратились в злых и коварных демонов. Так, весьма почитаемый эллинами Аполлон в Апокалипсисе выступает как "дух бездны", аналог еврейского Абаддонна (Апокалипсис IX, II). Поэтому, столкнувшись с Перуном, христиане быстро определили его место в космосе. Как в Египте в конце IV в. был уничтожен Серапис, а в Элладе - Зевс Олимпийский, так надлежало покончить с их северным аналогом - Перуном, требовавшим к тому же кровавых жертв, желательно людей.
При этом нельзя забывать, что языческие боги не считались надмировыми существами, т.е. не были аналогичны христианской Троице, мусульманскому Аллаху и даже древнеперсидскому Ормузду. Нет, считалось, что это живые организмы, но более могущественные, нежели люди, иначе устроенные, но соизмеримые с другими организмами, населяющими Землю. Они просто на порядок совершеннее людей, как люди совершеннее муравьев. Эта концепция была принята христианством уже в конце II в., причем к числу существ этого порядка был причислен Сатана.
Трудно было не заметить, что взаимоотношения Бога и Сатаны в Ветхом и Новом заветах противоположны[27]. Но ветхозаветная концепция была ближе к обывательским воззрениям поздней античности и потому была принята за основу с добавлением апокрифа "Откровение Еноха", датируемого 165 г. до н.э. и содержащего учение о дьяволе как ангеле, восставшем и низвергнутом с небес. Эта отнюдь не христианская концепция была принята без критики, так как в ней осуждалось непослушание Закону, которое евреи считают главным грехом.
Перун как славянский бог грома и молнии, несмотря на свое балтийское имя (Перкунас), стал известен в VI в.[28], но вел себя поначалу тихо, подобно своему германскому аналогу Донару (Тору), который специализировался на кузнечном деле и управлении хозяйством. Войной у древних германцев заведовали Вотан (в Скандинавии - Один) и Тиу, второй сын Вотана[29]. Они не были аналогами Перуна.
Но как только пассионарный толчок прошел через Скандинавию, а генетический дрейф перенес неудержимость и жажду славы на южный берег Балтийского моря, образ древнего божества изменился. В IX в. Перун стал жестоким, кровожадным и воинственным. Его западный аналог Святовит на острове Руге (Рюген) требовал в жертву крови датских и немецких пленников. Восточный Перун стал поступать так же. И даже больше: при нехватке пленных он принимал кровь своих, отобранных по жребию[30].
Для южных славян, привыкших к митраистским мистериям и христианским обедням, эти нравы казались чудовищными, а северные князья и варяги теряли популярность в столице, где их богов называли бесами[31]. Коллизия Римской империи IV в. повторилась с не меньшей остротой на Руси Х в. и имела аналогичный результат - торжество христианства.
Итак, в освобожденной Святославом Руси единства не было. Война, бескровная или кровавая, шла не столько на границах, сколько в стольном городе и даже над ним - в небесах. О последней мы можем судить только по ее земным проявлениям, но и этого немало. На души киевских славяно-россов посягали и жрецы Перуна, и латинские прелаты, и греческие монахи. Было не исключено появление мусульманских мулл, но до этого дело не дошло. Но представителей антисистем не было и в помине, хотя печальный и алчущий дух, Сатана, бродил по опаленным полям Ломбардии, по пескам Сахары и Аравии, по горным теснинам Ирана и Памира, а на Востоке он даже посетил Ордос, назвавшись "бесконечным светом"[32]. Но ни на Руси, ни в Сибири в Х в. он не появлялся. Это была прямая заслуга князя Святослава Игоревича.
Однако этот князь, одержав блистательную победу, не дал своему народу положительной программы. А программы тут же предлагали представители соперничавших религий. Впрочем, в этой пропаганде таилась некая трудность.
Выбор веры не влек за собой материальных выгод, которые добывались другими путями. Он был делом совести, а на уровне этноса совесть - это индикатор этнической совместимости. Выбирают в друзья тех, кто симпатичен, а о делах можно дотолковаться и без интимности.
Поэтому вместе с активной торговлей между Киевом и Константинополем, безопасность которой обеспечивал политический союз обеих держав, не было повода для конфессиональной нетерпимости, а тем более религиозных гонений. Эта терпимость славяно-россов базировалась на широко распространенной в те времена концепции генотеизма, согласно которой каждый народ (этнос) чтит своего бога и не допускает к культу посторонних. Шокировать язычников могло лишь стремление прозелитических религий к расширению. Ольге приходилось скрывать свое крещение, но тем не менее число христиан в Киеве росло, особенно после победы над Хазарией.
Разумеется, христианами становились не инертные, а пассионарные киевляне, потому они охотно пополняли войско Святослава, вплоть до того, что в нем открыто служили обедни православные священники. Князя это не особенно волновало, потому что византийские греки пока еще были его друзьями. Жертвой греко-русского союза должна была стать ослабевшая Болгария, бывшая в течение 300 лет соперницей Византии.
Высказывалось мнение, что Святославу было бы выгодно принять ислам, чтобы держать прикаспийские области. Вряд ли это верно. Опираться можно только на сильного союзника, а в 60-х годах Х в. багдадский халиф утерял все позиции внутри своей страны вследствие отпадения провинций и роста шиитских движений, черпавших силы в областном сепаратизме Ирана, Африки и даже самой Аравии, захваченной карматами. Надежных друзей нельзя было обрести на Востоке. Не было их и на Западе. Венгры потерпели сокрушительное поражение от немцев при Лехе в 955 г. Болгария после смерти царя Симеона ослабела, так как ее грызла неистребимая антисистема богумильства. Дружба с немецким королем и германским императором Оттоном не сулила никаких благ, что наглядно показал пример западных славян, а Швецию потрясало кровавое обращение в католичество, чему шведы сопротивлялись как могли.
Но и героическая Русь, окруженная во всех сторон врагами, очень нуждалась в надежном союзнике. Ведь победа над рахдонитами не была окончательной, далась благодаря удачному стечению обстоятельств и показывала не силу Земли Русской, а мужество и талант носителей русского оружия. У иудеев-рахдонитов оставались шансы на реванш. В Киеве не могли не знать об этом. Поскольку русам не на что было покупать друзей, им оставалось искать таких, которые были бы искренни и заинтересованы во взаимности. Поэтому княгиня Ольга отправляла русских витязей к грекам. И там они, сражаясь рука об руку, вернули Византии Крит, чем положили конец арабо-берберскому пиратству на Эгейском море. Союз был выгоден самим русам.
В 60-х годах Х в. самой сильной державой была Византия. Население ее состояло из 20-24 млн. [33] храбрых жителей, организованных на основе многовековой традиции и управляемых из одного центра - Константинопольского синклита. Однако обилие врагов лишало Византию возможности взять инициативу: все время надо было обороняться или возвращать утраты. На востоке Византия вернула Малую Азию, Северную Месопотамию, Сирию, Крит и Кипр, на севере отразила натиск болгар; на западе, утратив Сицилию, удержала Южную Италию, где столкнулась с германским императором Оттоном I, притязания которого не имели успеха. Понятно, что в столь напряженной ситуации для активной политики в Причерноморье сил не хватало. Тут все решала не армия, а дипломатия и отчасти этнический контакт.
Херсонес был город богатый и вольнолюбивый. Жители его по прибытии печенегов в западноевропейскую степь наладили с ними добрые отношения. Они давали печенегам пурпур, деликатесы, редкие сукна, перец, шкуры барсов и другие предметы роскоши, а печенеги оказывали херсонитам разные услуги, вполне окупавшие расходы на подарки: "Когда император ромеев находится в союзе с печенегами, то ни россы, ни турки (венгры. -Л. Г.) не могут идти войной на Ромейскую державу, не могут также требовать за сохранение мира больших и чрезмерных денег... опасаясь, что если они (греки. - Л.Г.) пойдут войной на ромеев, то... печенеги, будучи связаны с императором дружбой и повинуясь его посланиям и подаркам, могут легко напасть на землю россов и турок, поработить их жен и детей и опустошить их страну". То же относится к болгарам, которые "употребляют много усилий и труда, чтобы быть в мире и согласии с печенегами"[34]. Но зато жившие на Яике гузы "могут воевать печенегов"[35].
Печенеги сами избегали войн с соседями, особенно с россами, потому что предпочитали продавать им скот[36]. Но стремление сохранить дружбу с греками заставляло их искать контактов с православными, а не с языческими россами, друзьями норманнов. Так было достигнуто равновесие сил, обеспечившее несколько лет мира, который повлек за собой жестокую войну. Однако причина этой войны находилась не на северном, а на южном берегу Черного моря.
Никифор II Фока достиг власти путем переворота. Его поддержали вдовствующая императрица - красавица Феофано, искавшая второго мужа, синклит и простонародье Константинополя. Но вскоре император стал терять популярность, так как он стремился отстоять границы империи, а это стоило денег. Регулярно выплачивая жалованье воинам, Никифор сократил другие расходы: урезал жалованье высшим чиновникам, увеличил повинности крестьян, покровительствовал нищему афонскому духовенству за счет богатых монастырей и епископов. Цена на хлеб в столице возросла в 8 раз. Недовольство населения росло, а это самая удобная пора для честолюбцев, недостатка в которых в Византийской империи не ощущалось.
Казалось бы, режим, опирающийся на армию, точнее, на ее лучшую часть - тяжеловооруженную конницу, неколебим. Армии можно противопоставить только другую армию, и это сумел сделать некто "хитрый и дерзкий Калокир, сын начальника херсонского гарнизона"[37].
Установленная княгиней Ольгой дружба Киева с Константинополем была полезна для обеих с
торон. Еще в 949 г. 600 русских воинов участвовали в десанте на Крит, а в 962 г. русы сражались в греческих войсках в Сирии против арабов. Там с ними сдружился Калокир, служивший в войсках своей страны; и там же он выучил русский язык у своих боевых товарищей[38].
Жители Херсонеса издавна славились свободолюбием, что выражалось в вечных ссорах с начальством. Ругать константинопольское правительство было у них признаком хорошего тона и, пожалуй, вошло в стереотип поведения. Но ни Херсонес не мог жить без метрополии, ни Константинополь - без своего крымского форпоста, откуда в столицу везли зерно, вяленую рыбу, мед, воск и другие колониальные товары. Жители обоих городов привыкли друг к другу и на мелочи внимания не обращали. Поэтому, когда Никифору Фоке понадобился толковый дипломат со знанием русского языка, он дал Калокиру достоинство патриция и отправил его в Киев.
Эта надобность возникла из-за того, что в 966 г. Никифор Фока решил перестать платить дань болгарам, которую Византия обязалась выплачивать по договору 927 г., и вместо этого потребовал, чтобы болгары не пропускали венгров через Дунай грабить провинции империи. Болгарский царь Петр возразил, что с венграми он заключил мир и не может его нарушить. Никифор счел это вызовом и отправил Калокира в Киев, дав ему 15 кентинарий золота, чтобы он побудил русов сделать набег на Болгарию и тем принудить ее к уступчивости. В Киеве предложение было как нельзя более кстати. Святослав со своими языческими сподвижниками только что вернулся из похода на вятичей. Вот опять появилась возможность его на время сплавить. Правительство Ольги было в восторге.
Был доволен и князь Святослав, ибо у власти в Киеве находились христиане, отнюдь ему не симпатичные. В походе он чувствовал себя гораздо лучше. Поэтому весной 968 г. русские ладьи приплыли в устье Дуная и разбили не ожидавших нападения болгар. Русских воинов было немного - около 8-10 тыс.[39], но им на помощь пришла печенежская конница. В августе того же года русы разбили болгар около Доростола. Царь Петр умер, и Святослав оккупировал Болгарию вплоть до Филипполя. Это совершилось при полном одобрении греков, торговавших с Русью. Еще в июле 968 г. русские корабли стояли в гавани Константинополя.
За зиму 968/969 г. все изменилось. Калокир уговорил Святослава, поселившегося в Переяславце, или Малой Преславе, на берегу р. Враны[40], посадить его на престол Византии. Шансы для этого были: Никифора Фоку не любили, русы были храбры, а главные силы регулярной армии находились далеко, в Сирии, и были связаны напряженной войной с арабами. Ведь сумели же болгары в 703 г. ввести во Влахернский дворец безносого Юстиниана II в менее благоприятной ситуации! Так почему же не рискнуть? [41]
А Святослав думал о бессмысленности возвращения в Киев, где его христианские недруги в лучшем случае отправили бы его еще куда-нибудь. Болгария примыкала к Русской земле - территории уличей. Присоединение к Руси Восточной Болгарии, выходившей к Черному морю, давало языческому князю территорию, где он мог быть независим от своей матери и ее советников.
Теперь взвесим перспективы всех участников надвигающейся трагедии. Святослав представляется в этой коллизии отнюдь не викингом-головорезом, а трезвым и предусмотрительным политиком, решившим перенести столицу в удобное для себя место. То же самое произвел 730 лет спустя Петр I с большим успехом, но и с большими затратами пота и крови.
Экономические возможности района были тщательно взвешены: из Фракии легко было привезти материи, золотые украшения, фрукты и вино, из Чехии - серебро, из Венгрии - коней, из Руси - меха, мед и рабов. Короче, было чем кормить дружину. Разумеется, столкновение с Византией не входило в планы русского князя, но ведь он и не покушался на греческие земли; он занял только кусок Болгарии, врага Византии. Конечно, надо было предвидеть, что Никифор Фока не примирится с захватом русов, но для этого у Святослава был Калокир, который, если бы он сел на престол, отблагодарил бы киевского князя. И совесть Калокира была чиста, так как благодаря ему Византия вернула бы себе земли, отторгнутые у нее болгарами в VII в., избавилась бы от жестокого Фоки и упрочила дружбу с Русью. Пострадать при осуществлении этого замысла должны были император, болгарские царевичи Борис и Роман Петровичи и православная партия в Киеве.
Никифор Фока тоже не дремал. Он получил информацию о заговоре и немедля принял меры. Осенью 968 г. на стенах Константинополя были установлены машины для метания стрел, а вход в гавань перегорожен цепью. Греческие послы предложили болгарским царевнам брачный союз с сыновьями покойного императора Романа Василием и Константином, а попутно произвели военную разведку и обещали болгарским вельможам помощь для изгнания русов. Далее, поскольку венгры и правобережные печенеги находились в составе войск Святослава, то греческие агенты побудили левобережных печенегов произвести набег на Киев. И все эти предприятия, не нужные ни грекам, ни русам, ни болгарам, стали неизбежными из-за претензий Калокира.
Весной 969 г. левобережные печенеги осадили Киев. Для Ольги и киевлян это было совершенно неожиданно, ибо повод для нарушения мира был им неизвестен. Киев оказался в отчаянном положении, а войска, которое привел по левому берегу воевода Претич на выручку престарелой княгини, было явно недостаточно для отражения противника. Но когда печенежский вождь вступил с Претичем в переговоры, то выяснилось, что война основана на недоразумении. Партия княгини и не помышляла о войне с Византией, и "отступиша [42] печенези от града", а то нельзя было даже напоить коней в речке Лыбеди. После этого благополучного исхода Ольга отозвала сына из Болгарии. Тот, посадив свою рать на коней, вернулся в Киев; за это время печенеги ушли в степь, и "бысть мир"[43].
Однако Святославу в Киеве было неуютно. Нестор приписывает это его неуживчивому характеру, но надо думать, что дело обстояло куда трагичнее. 11 июля скончалась Ольга и была похоронена по православному обряду, причем могила ее не была отмечена, хотя по ней плакали "...людье вей плачемь великомь".
Иными словами, Ольга вела себя как тайная христианка, а в Киеве было много и христиан, и язычников. Страсти накалялись.
Что делал Святослав после смерти матери, летопись не сообщает, а вернее, умалчивает. Но из последующих событий очевидно, что Святослав не просто покинул Киев, а был вынужден его покинуть и уйти в дунайскую оккупационную армию, которой командовали его верные сподвижники: Сфенкел, Икмор, Свенельд. Имена не славянские и не христианские, следовательно, россомонские. Это указывает на то, какой из этнических компонентов Руси поддерживал языческого князя.
На княжеские столы были посажены внуки Ольги: Ярополк - в Киеве, Олег - в Древлянской земле, а Владимир, сын ключницы Малуши, плененной при покорении древлян, - в Новгороде, потому что туда никто не хотел идти из-за буйного нрава новгородцев. Но для самого Святослава места на родной земле не нашлось. Это не домысел. Если бы Святослав в июле 969 г. собирался бороться с греками, он не стал бы терять темп. Если бы он чувствовал твердую почву под ногами, он вернул бы войско из Болгарии. Но он не сделал ни того, ни другого... и началась серия проигрышей.
Императрица Феофано влюбилась в красавца Иоанна Цимисхия. В ночь с 10 на 11 декабря заговорщики с помощью слуг императрицы проникли во дворец и зверски убили Никифора Фоку; Цимисхий, став императором, сослал Феофано, рискнувшую всем ради него, и непосредственных убийц Никифора, роздал свое огромное состояние окрестным земледельцам и прокаженным, увеселил народ праздниками и сместил с постов приверженцев Фоки. Главный козырь Калокира и Святослава был выбит.
Святослав перебросил во Фракию отряд из союзников - венгров и болгар[44]. Полководец Цимисхия Барда Склир разбил этот отряд у Аркадиополя, после чего венгры ушли домой, а болгары разочаровались в русах. Тем не менее зимой 970/971 г. Святослав направил отряд в Македонию, видимо, для того, чтобы обрести плацдарм для сторонников Калокира. Но таковых не оказалось. Хуже того, подстрекаемые греческими эмиссарами, болгары восстали против русов. Святославу пришлось снова брать Переяславец, где он оставил отряд во главе со Сфенкелом, Калокира и царевича Бориса, а сам в низовьях Дуная укрепил город Доростол, лежавший на границе Болгарии с землей уличей.
Новый план Святослава был вполне реален. Потеряв надежду удержать всю Болгарию и обеспечить победу Калокиру, он решил закрепиться в устье Дуная, на окраине Руси, где он мог бы стать независимым от киевлян. Если бы Болгария восстановилась как самостоятельное царство, отражающее натиск греков, то устье Дуная осталось бы за языческой Русью. Ради этого Святослав вступил в переговоры с Цимисхием, которые он вел в грозном тоне, требуя, как тогда было принято, дани. Но Иоанн Цимисхий был опытный дипломат и первый полководец своего времени. Он усыпил бдительность русского князя переговорами, занявшими всю зиму, а весной 971 г. начал кампанию вполне неожиданно для Святослава. 300 греческих кораблей с огнеметными машинами вошли в Дунай, а сухопутная армия - 15 тыс. пехоты и 13 тыс. всадников - прошла через не охранявшиеся русами теснины в Балканах и осадила Переяславец. На третий день штурма крепость пала. Небольшая часть русов во главе с Сфенкелом пробилась и ушла на соединение с главными силами. С ними ушел и Калокир. Царевич Борис сдался грекам. Цимисхий отпраздновал пасху в завоеванном городе.
После этого вся Болгария восстала против Святослава, которому за неимением конницы оставалось только запереться в Доростоле. Греки окружили русов с суши и с Дуная, но русы сражались столь отчаянно, что только атака латной конницы спасла Цимисхия от поражения. Наконец голод и потери заставили Святослава заключить мир за свободный пропуск русских ладей из блокированного Дуная и доставление пищи изголодавшемуся гарнизону. В августе 971 г. русы покинули Болгарию.
Эмоции в науке порождают ошибки.
Существует, и уже стало общепринятым, предположение, что Цимисхий, отпустив русов из Доростола, договорился с печенегами о последующем их истреблении. Это мнение представляется предвзятым. Зачем было нужно тратить золото на подкуп кочевников, когда эскадра из 300 кораблей с огнеметами могла сжечь деревянные ладьи израненных русов на пути от устья Дуная до Днепровского лимана. Дешевле и радикальнее!
Затем, как могли печенеги с осени 971 г. до весны 972 г. бросить пастьбу скота, кочевание, заготовку сена и прочие неотложные дела, только чтобы караулить русский отряд? Ну, а если бы русы прошли в Киев на конях по долине Буга, т.е. через земли тиверцев, тогда все ожидание было бы напрасным.
И наконец, Кедрен и Зонара сообщают, что Цимисхий, стремясь к скорейшему миру, предложил печенегам союз с Византией, если они обещают не переходить Истр (Дунай), не разорять Болгарию, ставшую византийской провинцией, и "позволить русам пройти через их землю в свое отечество". Печенеги согласились на все, кроме последнего, так как "были ожесточены на русов за то, что они заключили мир с римлянами"[45]. Нет, не похожи печенеги на алчных дикарей, продающих свои услуги за подачки. Ясно, что у них были свои политические цели, которые нам пока не ясны, но, может быть, прояснятся впоследствии. Поэтому, избавив Цимисхия от необоснованного обвинения в предательстве Святослава, обратимся к рассмотрению тех фактов, на которые не обратили внимания наши предшественники, и тех связей, которые из-за неучета фактов оставались незамеченными.
Печенеги сравнительно с русами были слабы. Их федерация, раскинувшаяся на большой территории, была фактически беззащитна против регулярных войск Византии и против дружин киевских князей. Кочуя в степях, печенеги не прерывали сообщения русов с их черноморскими владениями и не нарушали торговли с греками[46]. Больше того, в 969 г. Ибн-Хаукаль писал, что печенеги являются "острием" и союзниками русов. А союз печенегов с греками был описан Константином Багрянородным. Поэтому причину ожесточения печенегов против Святослава, а не против русов надо искать в ближайшем крупном центре - Киеве.
Уже было отмечено, что отношение киевлян к Святославу было двойственным. С одной стороны, он князь, герой, а с другой... Вот несколько цитат из летописей: "Чюжих желая, своя погуби" (Уваровская летопись); "Чюжих ища, своя погуби" (Ермолинская); "Чюжим паче силы жалая, и своя си погуби за премногую его несытость" (Львовская); и наконец, упрек, брошенный Святославу киевлянами: "Ты, княже, чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив"[47]. Вот где были истинные враги Святослава, а не в Константинополе, как хочется думать поздним поклонникам этого импозантного князя[48].
И надо сказать, что у многих киевлян, благоденствовавших при мудрой княгине Ольге, было достаточно оснований для отрицательного отношения к ее сыну. Они его знали слишком хорошо.
В последние дни боев у стен Доростола, после того как пал смертью храбрых витязь Икмор и надежда на победу была утрачена, русы вышли в полночь при полной луне на берег Дуная. Сначала они собрали тела павших бойцов и сожгли их на кострах, а потом, свершая тризну, предали смерти множество пленников и пленниц. Но самое оригинальное было то, что они топили в водах Дуная грудных младенцев и петухов[49]. Так совершались жертвоприношения злым богам.
Еще более страшные сцены происходили в Белобережье (остров Березань) после возвращения из Болгарии. Князь и его языческие вельможи приписали русским христианам, сражавшимся в том же войске, вину за поражение, нанесенное их единоверцам, объяснив его гневом богов на христиан. Святослав замучил насмерть своего брата Улеба (Глеба), а его воины так же поступили со своими боевыми товарищами, страдавшими от ран и нуждавшимися во враче, а не в палаче. Особенно плохо пришлось священникам, которые были в русском войске для напутствия православных русов.
До 971 г. Святослав был веротерпим и великодушен. После поражения благородный характер князя изменился полярно, может быть вследствие психического шока, вызванного разочарованием и сожалением об ошибках, которые были непоправимы. Ему изменил даже интеллект: он послал в Киев приказ сжечь церкви и обещал по возвращении "изгубить" всех русских христиан[50].
Этим заявлением Святослав подписал себе приговор. Уцелевшие христиане и воевода Свенельд бежали степью в Киев. Их печенеги пропустили. Но когда весной 972 г. Святослав с верными языческими воинами пошел речным путем, печенеги напали на него у порогов и истребили весь русский отряд.
Предлагаемая здесь версия предпочтительнее той, которая содержится в "Повести временных лет". Нестор не объясняет, почему войску Святослава, страдавшему в Белобережье от голода, не помогли киевляне, хотя степной путь по Бугу был открыт. Печенегов кто-то должен был известить о времени прохода Святослава через пороги, иначе они не смогли бы собраться туда в достаточном числе. И это не могли быть "переяславцы", т.е. болгары из Преславы, так как у них таких сведений не могло быть, ибо их страна была оккупирована греками. Зато киевляне были крайне заинтересованы, чтобы к ним не явился обезумевший князь с озверелой солдатней. И уж им-то было легко снестись с печенегами, тем более что воевода Претич обменялся оружием с печенежским вождем, может быть с самим Курей или с кем-то из его подручных.
Затем Нестор сообщает, что русы в Белобережье покупали конину по "полугривне за конскую голову". Кто мог продавать им конину, кроме печенегов? А если так, то конфликт Святослава с Курей возник не сразу, а после чего-то, о чем Нестор умалчивает. Короче говоря, версия "Повести временных лет" полна неразрешимых противоречий, которых лишена версия Иоакима, объяснявшая к тому же дальнейшие коллизии. С гибелью Святослава и его дружины связан и конец надежд древнеславянского язычества. Это кажется странным: языческой осталась вся страна и большая часть киевлян; так почему же можно сделать такой вывод? Потому, что вокруг Святослава сплотилась наиболее пассионарная часть ревнителей древней веры. Гибель их означала потерю инициативы, перехваченной киевскими христианами - окружением князя Ярополка. Славянское язычество еще несколько раз пыталось вернуть утраченные позиции, но тщетно. В рудиментарной форме оно дожило до XX в. - блины на масленицу, гадания, страх перед темными помещениями и т.д., но для этногенеза это уже не имело значения.
А теперь подумаем, что могло бы случиться, если бы Святослав победил киевлян. Видимо, Киев из богатого и культурного города превратился бы в замок рыцаря-разбойника вроде Бранного Бора (ныне - Бранденбург) или базу пиратов с культом Святовита, как было на острове Руге. Но тогда бы русов постигла судьба лютичей, бодричей и поморян, истративших свой пассионарный фонд в постоянных войнах с соседями. Для этих храбрых славян не только немцы и датчане, но и все соседи были врагами, а без друзей жить нельзя.
Конечно, друзей надо уметь выбирать, но и тут для Святослава был выбор только между православием и исламом, ибо католичество киевляне отвергали прочно, а надежда на Перуна привела к поражению. Однако страны ислама в 970-972 гг. переживали жестокий кризис. В 969 г. багдадский халиф потерял Египет, захваченный Фатимидами[51], а вслед за тем Сирию и Северную Месопотамию, возвращенные Византией. Халиф сам нуждался в помощи и в союзники не годился.
Вместе с тем Русь нуждалась в объединении. Фаза надлома пассионарного напряжения оказалась сопряжена с иноземным вторжением, что унесло больше жизней, чем могло бы быть при иных обстоятельствах. Но Русь имела достаточно жизненных сил для восстановления. Надо было только решить, каким способом это следует осуществить. Здесь, как часто бывало на Руси, единого мнения не было.
Попав в тупик, самое разумное - вернуться к развилке и двинуться другой дорогой. Здесь тупиком оказался конфликт с Византией, а последствием его - поляризация православия и воинствующего язычества, вытесняемого победоносным католицизмом из Швеции и Дании на восток. Поэтому не было на Руси ни мира, ни целеустремленности, ни общего идеала грядущего.
С 977 по 980 г. Русская земля, от Ладоги до Киева, не знала покоя. И не в личностях князей была причина неустройства. Князья были юноши, за спиной которых стояли опытные мужи, воины и политики. Те, кто клялись именем Ярополка, были сторонниками мира с Византией, союза с печенегами и распространения православия. Эту партию поддержали киевляне; на ее сторону склонялись суровые пограничники, закаленные в войнах с ятвягами, - жители Полоцка и Турова.
Против них выступили новгородцы, использовавшие для своих целей молодого Владимира, сына Святослава и древлянки Малуши. Денег в Новгороде было много, а значит, можно было нанять варягов. Плохо было то, что вместе с варягами приходили на Русь очень злые боги, например литовский Перун (Перкунас), и требовали человеческих жертв, обещая за это победу. Злые боги обещание выполнили, организовав предательство в крепости Родне в 980 г. Князь Ярополк был заколот во время переговоров с Владимиром, и последний стал князем в Киеве. Но предательство - занятие увлекательное. Владимир предал варягов, не уплатил им за службу и выгнал их в греческую землю, послав туда предупреждение о том, что этих разбойников следует рассредоточить по отрядам, иначе они и там наделают бед.
Поступок Владимира был в отношении варягов вероломством, но только после него киевляне согласились признавать Владимира князем и оказали ему помощь в повторном (в который раз!) покорении славянских племен: червенских городов - в 981 г., вятичей - в 981-982 гг., ятвягов - в 983 г., радимичей - в 984 г. А в 985 г. началась большая война с камскими болгарами и хазарами[52].
Война с камскими болгарами, несмотря на поддержку конного отряда гузов (торков), была неудачна. После "победы" глава похода, дядя Владимира по матери - Добрыня, принял странное решение: обутые в сапоги болгары дань давать не будут; надо искать лапотников. С Булгаром был заключен вечный мир, т.е. правительство Владимира признало самостоятельность Камской Болгарии.
Зато война с Хазарией окончилась победой. Иаков Мних (упомянутый в летописи под 1074 г.) писал: "И на козары шед, победи, а и дань на них положи"[53]. Об этом же событии сообщает Мукадасси, закончивший свой труд в 988-989 гг. В этот год Волжская Хазария была оккупирована войсками хорезмшаха Мамуна, а поскольку столкновения хорезмийцев с русскими не было, то следует считать, что жертвой Владимира стал остаток былой иудео-хазарской державы, после чего Тьмутаракань в 988 г. превратилась в русский город - резиденцию князя Мстислава Владимировича[54]. При вступлении на княжение Мстиславу было менее шести лет, но возраст князя не имел значения. Князь в эту эпоху - это только представитель, а истинные правители были всегда, только имена их остались неизвестны истории.
Предлагаемая версия отличается от принятой М.И. Артамоновым, но зато она объясняет последующие взаимоотношения Руси с Дербентом и морские походы русов на Ширван в 1030 и 1032 гг., которые не могли бы осуществиться, если бы русы не владели Северным Кавказом, потому что низовья Волги принадлежали сначала хорезмийцам, а потом гузам. Очевидно, русские войска попадали на Каспий по Кубани и Тереку, базируясь в Тьмутаракани.
Если население Прикубанья - касоги (черкесы) - держало себя довольно независимо, что вызвало столкновение Мстислава с князем Ридадэ [55] и их знаменитый поединок, упомянутый в "Слове о полку Игореве", то терские хазары вели себя тихо. Семендер был разорен воинами Святослава, и "в любом из садов и виноградников не осталось на милостыню для бедных... не стало ни винограда, ни изюма"[56]. Этот разгром должен был ожесточить хазар против русов, и, вероятно, так и было, но в конце Х в. положение на Руси изменилось радикально, а вместе с ним не могло не перемениться настроение терских хазар. Как только Русь стала христианской страной, она перестала быть врагом для православных хазар окрестностей Семендера. В Х в. конфессиональные различия имели большее значение, чем этнические, потому что определяли принадлежность к тому или другому суперэтносу. А внутри суперэтноса всегда можно было договориться.
Вот поэтому столь большое значение имел тогда выбор исповедания, но было бы неверно думать, что этот выбор определялся только политическими или экономическими расчетами. Нет, принудить людей принять религию врага было невозможно, так же как удержаться от усвоения веры друга. Иными словами, в принятии новой веры решающую роль играл принцип комплиментарности, стоящий на порядок выше сознательных решений князей и королей. Тот выбор, который на организменном (персональном) уровне является свободным, на популяционном (этническом) детерминирован характером психического склада, традициями, памятью об исторических событиях недавнего прошлого и уровнем пассионарного напряжения системы, а последнее зависит от фазы этногенеза или этнического возраста.
А коль скоро так, то вопрос о крещении Руси в 986-989 гг. не исчерпывается упоминанием "близлежащих" событий, но может быть разрешен только путем широкого сопоставления характеристик четырех мировых религий: православия, католичества, иудаизма и ислама - и пятой - обновленного балто-скандинавского культа Перуна - на фоне уходящих языческих мировоззрений. Во второй половине Х в. в Западной Евразии шла борьба не за земли, не за богатства, не за политическую власть, а за души славян и тюрок. И результат этой борьбы определил судьбу народов Восточной Европы и Великой степи на полтысячелетия вперед.
И так как теологические и философские диспуты относятся не к физической географии, а к истории культуры, то для уяснения их роли и значения надлежит применить иную методику, основанную на 3-м биогеохимическом принципе В.И. Вернадского: "Разум не является формой энергии, а производит действия, как будто ей отвечающие"[57]. Это парадокс, но справедливость его будет видна из анализа теологических проблем, имевших отношение к факту крещения Руси.
[1] Официальное название империи, основанной Карлом Великим в 800 г., - Saneta Imperia Romana Hermanonim.
[2] Цит. по: Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 1913. С. 12-13.
[3] См.: Шиппер И. Возникновение капитализма у евреев Западной Европы (до конца XII века). СПб., 1910. С. 22.
[4] Agobardus. De insolenlia Judaeorum ( цит. по. Шиппер. И. Указ.соч.С. 22).
[5] См.:Шиппер И. Указ. соч. С. 26.
[6] См. там же.
[7] Архив Маркса и Энгельса. Т. V. С. 65.
[8] См.:Шиппер И. Указ. соч. С. 26.
[9] Там же. С. 27.
[10] М.Д. Приселков (Указ. соч. С. 14) считает, что так и было. Детальный анализ событий показывает, что было наоборот.
[11] См.: Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии.С. 85-94.
[12] Разбор сведений о печенегах см.: Артамонов М.И. История хазар. С. 350-352.
[13] См.: Шевченко Ю.Ю.Указ.соч.С.51.
[14] См.:Алексеев Л.В. Полоцкая земля//Древнерусские княжества Х-ХШ вв. С. 218.
[15] См.:Седов В.В. Смоленская земля //Там же.С.249.
[16] См.:Толочко П.П. Киевская земля //Там же.С.10.
[17] См.:Пашуто В.Т.Указ.соч.С.95.
[18] Там же. С. 140.
[19] См.: Мюллер А. История ислама.
Т. IV. СПб., 1896. С. 109; Вебер Г. Всеобщая история. Т. IV. М., 1893. С. 500.
[20] Летопись под 6475 (967) г. (см.: Рыбаков Б.Л. Киевская Русь и русские княжества. М., 1982. С. 378: критика текста и интерпретация даты: С. 380).
[21] См.: Минорский В.Ф. Куда ездили древние русы?//Восточные источники по истории народов Восточной Европы / Под ред. Л.С. Тверетиновой. М., 1964. С. 26.
[22] См.; Мошин В. Русь и Хазария при Святославе//Seminarium Kondakowianum. T.IV. Praha.P . 193- 195; Пашуто В.Т. Указ.соч. С.95 (параграф написан А.П.Новосельцевым); Калинина Т.М. Сведения Ибн-Хаукаля о походах Руси времени Святослава//Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования. 1975.М., 1976. С.92-98. Критику изложенной точки зрения см.: Сахаров А.П. Дипломатия Святослава. С. 45-48.
[23] См.: Рыбаков Б.А. Киевская Русь//История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. I. С. 502-503.
[24] См.: Гумилев Л.H., Кузнецов Б.И. Бон//Доклады ВГО. Вып. 15. Л., 1970. С. 72-90; Гумилев Л.Н. История открытия искусством//Старобурятская живопись. М., 1975. С. 19-24.
[25] См.: Комарович В.Л. Культ Года и Земли в княжеской среде XI- XIII вв.//TOДPЛ. T.XVI. M.:Л., 1960. С.94-104.
[26] См.: Аничков Е.В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1913.С.319; Рыбаков Б.А. Язычество древних славян.М.,1981.С.19-20.
[27] Ср.: "И был день, когда пришли сыны Божий предстать перед Господа, между ними пришел и Сатана..." (Иов 1, 6), и дальше следует их беседа, после которой совершается эксперимент над Иовом. А Иисус Христос в аналогичной ситуации сказал: "...отыди от Меня, Сатана" (Мф. 4, 10). Дьявол ушел! Куда? Видимо, "во тьму внешнюю" (Мф. 8, 12), которую физики XX в. называют вакуумом. Туда же, по слову Иисуса Христа, будут извержены "сыны царства" (там же). Какого? Надо полагать, иудейского царства Хасмонеев. т.е. носители традиции.
[28] См.: ПВЛ.Ч.II. С.324-325.
[29] Вебер Г. Указ. соч. Т. IV. С. 136-137.
[30] См.: ПВЛ. Ч. 1. С. 58-59 (под 983 г.).
[31] Следует помнить, что "язычество" (буквально - племенные культы) не есть нечто целое. Эти культы разнятся между собою не меньше, а часто больше, чем монотеистические мировые религии, почему и правомочен древний вопрос: "Какому богу веруешь?", после чего идет второй вопрос: "Како веруешь?" - ортодоксально или еретически?
[32] См.: Гумилев Л.Н. Старобурятская живопись. М., 1975.С.40-43.
[33] См.: Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в Х-XI вв. М., 1977- С. 160-161.Для сравнения привожу демографические данные по 1000 г.. (см.: Урланис Б.Ц. Рост населения в Европе. М., 1941): Франция - 9 млн. (С. 37); Италия - 5 млн; Сицилия - 2 млн. (С. 64-65). Киевская Русь - 5,36 млн. (С. 89; в 970 г. было меньше половины этого); Польша, Литва, эсты- 1,6 млн (С. 89); Степь, от Дона до Карпат,-0,48 млн (С. 89); Англия в 1086 г.- 1,7 млн (С. 52).
[34] Константин Багрянородный. "О фемах" и "О народах". С. 67-68.
[35] Там же. С. 75.
[36] Там же. С. 66.
[37] Лев Диакон. Кн. IV. С. 61-63; цит. по: Чертков А. Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков. М. 1843.
[38] См.: Чертков А. Указ. соч. С. 155.
[39] См.: там же.169-170;ПВЛ.Ч.1.С.50.
[40] В Болгарии было две Преславы: одна - Мегалополис - на берегу Дуная, вторая, малая - Марцианополь - основана Траяном и названа в честь его сестры Марцианы.
[41] Кедрен и Зонара пишут: "Калокир, виновник этой войны..."; цит. по Чертков А. Указ.соч.С.71.
[42] Д.С.Лихачев, указывая на невнятность текста летописи, предлагает читать "отступиша" и т.д. (см.: ПВЛ. Ч.II. С.314).Но мир был заключен уже Претичем; поэтому правильнее считать, что имелось в виду то положение, которое было во время осады. Тем самым чтение "отступиша" сохраняется.
[43] Все авторы почему-то считают, что Святослав разгромил печенегов, хотя с ними уже был заключен мир. Но в летописи стоит "прогна печенеги в поли". Видимо, одной военной демонстрации было достаточно, чтобы печенеги удалились в недосягаемую для русов степь, благодаря чему был достигнут мир, желанный всем, кроме Калокира.
[44] См.: Чертков Л. Указ. соч.217- 220.
[45] Там же. С. 112-113.
[46] См.: Беляев И. О северном береге Черного моря и прилежащих к нему степях до водворения в этом крае монголов//3аписки Одесского о-ва истории и древностей. 1853. Т. 3. С. 10-II.
[47] ПВЛ. Ч. II. С. 319.
[48] См.: Пашуто В.Т. Указ. соч. С. 108.
[49] Лев Диакон. Кн. IX; см.; Чертков А. Указ. соч. С. 85.
[50] Летопись епископа Иоакима в кн.: Татищев В.Н. История Российская. Кн. 1. Ч. 1. М.. 1768. С. 36 Чертков А. Указ. соч. С. 105. Не вижу необходимости пренебрегать поздними компиляциями, если их версии позволяют дать конструктивное, непротиворечивое решение.
[51] Полководец фатимидского халифа Муизза. Джаухар, взял Старый Каир (см.:Босворт К.Э. Мусульманские династии.С.79).
[52] См.:Артамонов М.И. История хазар. С. 434-435.
[53] Там же. С. 435.
[54] См.: ПВЛ. Ч. 1. С. 83.
[55] Лопатинский А.Г. Мстислав Тьмутараканский и Редедя по сказаниям черкесов//Известия Бакинского гос. университета. No 1. 2-й полутом. Баку, 1921.С.23-26.
[56] Караулов Н.Л. Сведенья арабских географов IХ-Х вв. по Р.Х. о Кавказе, Армении и Азербайджане//Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып.38. Тифлис,1908. С.114; Артамонов М.И. История хазар. С. 445.
[57] Вернадский В.И. Химическое строение... С.272.