Венедикт Ерофеев. Саша Черный и другие
Издательство "Х. Г. С.", М., 1997
OCR: А.Ноздрачев (nozdrachev.narod.ru)
---------------------------------------------------------------
На днях я маялся бессоницей, а в таких случаях советуют или что-нибудь
подсчитывать, или шпарить наизусть стихи. Я занялся и тем, и этим, и вот что
обнаружилось: я знаю слово в слово беззапиночным образом 5 стихотворений
Андрея Белого, Ходасевича - б, Анненского - 7, Сологуба - 8, Мандельштама -
15, а Саши Черного только 4, Цветаевой - 22, Ахматовой - 24, Брюсова - 25,
Блока - 29, Бальмонта - 42, Игоря Северянина - 77. А Саши Черного - всего 4.
Меня подивило это, но ненадолго. Разница в степени признания тут ни при
чем: я влюблен во всех этих славных серебряно-вековых ребятишек, от позднего
Фета до раннего Маяковского, решительно во всех, даже в какую-нибудь
трухлявую Марию Моравскую, даже в суконно-камвольного Оцупа. А в Гиппиус -
без памяти и по уши. Что до Саши Черного - то здесь приятельское отношение,
вместо дистанционного пиетета и обожания. Вместо влюбленности -
закадычность. И "близость и полное совпадение взглядов", как пишут в
коммюнике.
Все мои любимцы начала века все-таки серьезны и амбициозны (не исключая
и П. Потемкина). Когда случается у них у всех, по очереди, бывать в гостях,
замечаешь, что у каждого чего-нибудь нельзя. "Ни покурить, ни как следует
поддать", ни загнуть не-пур-да-дамный анекдот, ни поматериться. С башни Вяч.
Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюешь.
А в компании Саши Черного все это можно: он несерьезен, в самом желчном
и наилучшем значении этого слова.
Когда читаешь его сверстников-антиподов, бываешь до того оглушен, что
не знаешь толком, "чего же ты хочешь". Хочется не то быть распростертым в
пыли, не то пускать пыль в глаза народам Европы; а потом в чем-нибудь
погрязнуть. Хочется во что-нибудь впасть, но непонятно во что, в детство, в
грех, в лучезарность или в идиотизм. Желание, наконец, чтоб тебя убили
резным голубым наличником и бросили твой труп в зарослях бересклета. И все
такое. А с Сашей Черным "хорошо сидеть под черной смородиной" ("объедаясь
ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом"). И без
боязни изжоги, которую, я замечал, Саша Черный вызывает у многих
эзотерических простофиль.
Глядя на вошь, Рукавишников почесывает пузо, Кузмин - переносицу, Клюев
- чешет в затылке, Маяковский - в мошонке. У Саши Черного тоже свой
собственный зуд - но зуд подвздошный - приготовление к звучной и точно
адресованной харкотине.
Во всяком случае, четверть века назад, когда я впервые напился до такой
степени, что превозмог конфузливость, первым моим публично прочитанным
стихотворением был, конечно, "Стилизованный осел":
"Голова моя - темный фонарь с перебитыми стеклами,
С четырех сторон открытый враждебным ветрам,
По утрам..." - ну, и так далее.
Рождество 82 г.
1
Last-modified: Sun, 30 Jan 2005 11:39:16 GMT