мистером Блейки?
-- Может, он думает, что ты тупая, -- предположил Эрик.
-- Ты, крысеныш! -- она стукнула брата по голове. -- Мартышкина
задница!
-- Хватит, дети, -- сказал я и завел машину. -- Пристегните ремни.
-- Маленький вонючий гаденыш, он ничего не понимает! -- продолжала
Николь, пристегивая свой ремень.
-- Я сказал хватит.
-- Ты сама вонючка, -- упорствовал сын.
-- Прекрати, Эрик.
-- Да, Эрик, заткнись -- слышал, что тебе сказал папа?
-- Николь... -- я посмотрел на нее в зеркало заднего обзора.
-- Из-ви-ни, папа.
Я понял, что еще немного -- и она расплачется.
-- Солнышко, мне правда очень жаль, что тебе досталась не та роль,
которую ты хотела, -- сказал я. -- Я знаю, как сильно ты хотела получить эту
роль. Конечно, теперь тебе очень обидно.
-- Нет. Совсем мне и не обидно.
-- Что ж, в любом случае мне очень жаль.
-- Нет, правда, пап, мне все равно. Это все уже в прошлом. Я не буду
оглядываться, буду смотреть вперед. -- Но минуту спустя она воскликнула: --
И знаете, кому досталась эта роль? Этой писухе Кэти Ричардз! Мистер Блейки
-- просто писун!
И прежде чем я успел что-то сказать, Николь разрыдалась. Она громко
всхлипывала на заднем сиденье, а Эрик посмотрел на меня и закатил глаза.
Я вел машину домой и думал, что надо будет поговорить с Николь о
выражениях, которые она употребляет, после ужина, когда она успокоится.
Я резал стручковую фасоль, когда на кухню пришел Эрик и спросил:
-- Пап, ты не знаешь, где мой МР3-плеер?
-- Понятия не имею.
Я никак не мог привыкнуть к тому, что дети думали, будто я должен
знать, где находятся все их личные вещи. Футболист Эрика, его бейсбольная
перчатка, браслет Николь, ее заколки для волос...
-- Я не могу его найти, -- сказал Эрик, стоя в дверях. Он не подходил
ближе, опасаясь, как бы я не заставил его накрывать на стол.
-- Ты везде искал?
-- Везде, папа.
Я вздохнул.
-- В своей комнате смотрел?
-- Обыскал всю комнату.
-- А в гостиной?
-- Везде.
-- А в машине? Может, ты забыл его в машине?
-- Я не забывал, пап.
-- Может, ты оставил его в своем шкафчике в школьной раздевалке?
-- У нас нет отдельных шкафчиков, только крючки на общей вешалке.
-- А карманы куртки ты проверял?
-- Па-ап... Я уже везде искал, правда. Он мне нужен.
-- Но, если ты уже везде искал и не нашел, я тоже не смогу его найти,
правильно?
-- Ну, па-ап... Помоги мне, пожалуйста.
Жаркое в горшке должно было тушиться еще полчаса, не меньше. Я отложил
нож и пошел в комнату Эрика. Я посмотрел во всех обычных местах: в дальней
части его шкафа, где он сваливал одежду в кучу (придется поговорить об этом
с Марией), под кроватью, за прикроватным столиком, на дне ящика в душевой и
под грудами всякой всячины у Эрика на столе. Эрик был прав -- в этой комнате
плеера не было. Мы пошли в гостиную. По пути я заглянул в комнату к малышке
-- и сразу увидел пропажу. Он лежал на полке возле пеленального столика
рядом с баночкой детского крема от опрелостей. Эрик схватил плеер.
-- Спасибо, пап! -- сказал он и убежал к себе.
Не было смысла спрашивать, почему плеер оказался в комнате Аманды. Я
вернулся на кухню и продолжил резать фасоль. И почти сразу же Эрик снова
меня позвал:
-- Па-ап!
-- Что? -- крикнул я в ответ.
-- Он не работает!
-- Не кричи.
Насупленный Эрик пришел на кухню.
-- Она его поломала.
-- Кто его поломал?
-- Аманда. Она его обслюнявила или еще что-то с ним сделала -- и он
сломался. Так нечестно!
-- Ты проверил батарейки?
Эрик посмотрел на меня и сказал:
-- Конечно! Говорю тебе, это она его сломала! Так нечестно.
Я сильно сомневался, что его МР3-плеер действительно сломан. Эти штуки
делают с солидным запасом прочности, и там нет никаких подвижных деталей.
Кроме того, он слишком большой, чтобы малышка могла с ним управиться. Я
ссыпал порезанные стручки в пароварку и протянул руку:
-- Дай посмотреть.
Мы пошли в гараж, и я достал свои инструменты. Эрик следил за каждым
моим движением. У меня был хороший набор мелких инструментов, которые нужны
для работы с компьютерами и другими электронными приборами. Работал я
быстро. Отвинтил четыре фирменных болтика "Филипс" -- и задняя крышка плеера
упала мне на ладонь. Под крышкой оказалась зеленая системная плата. Она вся
была покрыта тонким слоем мелкой сероватой пыли, похожей на налет, который
бывает на стенках сушилки для белья. Пыль покрывала все компоненты
электронной платы. Я подумал, что Эрик, наверное, носил плеер в кармане,
крышка сдвинулась, и пыль набилась внутрь -- поэтому плеер и не работает. Но
когда я внимательно посмотрел на край пластиковой крышки, то увидел полоску
резинового уплотнителя в том месте, где крышка прилегает к корпусу. Значит,
корпус плеера закрывается герметично... как и следует.
Я сдул пыль, чтобы лучше рассмотреть плату. Я думал, что увижу либо
какой-нибудь обрыв контакта или, может, чип памяти, который от перегрева
вышел из своего слота, -- в общем, что-нибудь такое, что можно легко
исправить. Я прищурил глаза и рассматривал чипы, стараясь прочитать
маркировку. На одном из чипов маркировка показалась мне какой-то размытой,
потому что там как будто...
Я замер.
-- Ну что там? -- спросил Эрик, не сводивший с меня глаз.
-- Подай мне вон то увеличительное стекло.
Эрик дал мне большую лупу, я нагнул яркую настольную лампу пониже и,
склонившись над чипом, внимательно его рассмотрел. Как оказалось, надпись на
чипе невозможно было прочитать, потому что поверхность чипа была повреждена
коррозией. Весь чип был похож на дельту речки, размытую множеством
миниатюрных ручейков. Теперь я понял, откуда взялась та пыль. Это были
распыленные остатки чипа.
-- Ты можешь починить его, папа? -- спросил Эрик. -- Можешь?
Какая причина могла вызвать такое повреждение чипа? Вся остальная плата
выглядела совершенно нормально. Был поврежден только чип памяти. Я, конечно,
не "железячник", но понимаю в этом достаточно, чтобы самому ремонтировать
компьютер. Я умею инсталлировать жесткие диски, добавлять в компьютер память
и всякое такое. Мне приходилось иметь дело с чипами памяти, но ничего
подобного я раньше не видел. Единственное, что приходило в голову -- чип был
изначально дефектным. Наверное, эти МР3-плееры собирают из самых дешевых
деталей, какие только можно достать.
-- Па! Ты можешь его починить?
-- Нет, -- сказал я. -- Нужно менять чип. Завтра найду подходящий.
-- Это потому, что она его обслюнявила, да?
-- Нет. Я думаю, тут просто был дефектный чип.
-- Пап, но он целый год работал нормально. Она его обслюнявила. Так
нечестно.
И тут, как нарочно, малышка заплакала. Я оставил разобранный МР3-плеер
на столе в гараже и вернулся в дом. Я посмотрел на часы. Пока жаркое
доготовится, мне как раз хватит времени сменить Аманде подгузник и развести
ей на ужин молочную смесь.
К девяти младшие дети заснули, и в доме стало тихо. Слышен был только
голос Николь, которая повторяла: "Мне кажется, это очень серьезно. Мне
кажется, это очень серьезно. Мне кажется, это очень... серьезно". Она стояла
перед зеркалом в ванной комнате, смотрела на свое отражение и заучивала
слова из пьесы.
Джулия прислала мне сообщение по голосовой почте, что вернется домой к
восьми. Но к восьми она не приехала. Я не собирался перезванивать ей и
выяснять, в чем дело. Я так устал, что мне просто не хватало сил волноваться
еще и из-за Джулии. За последние месяцы я освоил множество уловок, включая и
широкое использование оловянной фольги, чтобы можно было мыть поменьше
посуды, -- но все равно, после того, как я приготовил ужин, накрыл на стол,
покормил детей, поиграл в самолет, чтобы заставить малышку съесть кашу,
убрал со стола, вымыл высокий стульчик Аманды, уложил Аманду спать, а потом
вымыл все на кухне, -- я устал. А Аманда еще все время выплевывала кашу, а
Эрик весь ужин обиженно бубнил, что это нечестно, что он хотел не жаркие, а
куриные палочки.
Я рухнул на кровать и включил телевизор.
На экране вместо картинки мелькали черно-белые полосы помех. Я не сразу
сообразил, что DVD-плеер все еще подключен и забивает передачу по кабелю. Я
нажал на кнопку на пульте дистанционного управления и включил плеер. В нем
был диск с презентацией, которую Джулия записывала несколько дней назад.
Камера двигалась в потоке крови, направляясь к сердцу. Я снова увидел
почти бесцветную жидкую часть крови, в которой кружилось множество красных
эритроцитов. Джулия продолжала говорить. На операционном столе лежал
подопытный пациент, накрытый сверху большой круглой антенной.
-- Мы выходим из желудочка... Вот впереди показалась аорта... А теперь
мы пройдем через артериальную систему...
Джулия повернулась к камере лицом.
-- Изображение, которое вы видели, мелькает очень быстро, но мы можем
оставить камеру циркулировать в кровеносной системе пациента хотя бы в
течение получаса и потом составить очень подробные картины того, что мы
хотим увидеть. Мы можем даже заставить камеру зависнуть на месте -- при
помощи сильного магнитного поля. Когда обследование будет закончено, мы
просто пропустим кровь через внутривенный шунт, окруженный магнитным полем,
удалим из крови все камеры и отправим пациента домой.
Джулию показали крупным планом.
-- Технология компании "Ксимос" безопасна, надежна и исключительно
проста в использовании. Для ее применения не требуется
высококвалифицированный персонал -- с этим может справиться даже младшая
медсестра или медицинский техник. Только в Соединенных Штатах более тридцати
миллионов людей страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями. Примерно
миллион американцев умирает от них. Коммерческие перспективы использования
этой технологии интраскопии весьма обнадеживают. Она безболезненна, проста и
безопасна -- поэтому очень скоро может стать стандартной процедурой в
обследовании, полностью заменив прочие методы исследования сосудистой
системы -- такие, как ультразвуковое сканирование и ангиография. Мы можем
производить и поставлять на рынок нанотехнологичные камеры, антенны и
системы мониторинга. Стоимость одной процедуры обследования будет составлять
всего двадцать долларов. Сравните эту цифру со стоимостью некоторых ныне
действующих генных технологий, которая составляет от двух до трех тысяч
долларов за один тест. Но даже при том, что одна процедура будет стоить
всего двадцать долларов, мы рассчитываем уже за первый год использования
нашей технологии получить прибыль в размере четырехсот миллионов долларов. А
как только процедура будет стандартизована, доходы от ее применения
утроятся. Эта технология будет приносить один миллиард двести миллионов
долларов в год. А теперь, если у вас есть какие-нибудь вопросы...
Я зевнул и выключил телевизор. Презентация получилась впечатляющей, и
доводы Джулии звучали весьма убедительно. Признаться, я не очень понимал,
почему у "Ксимоса" возникли проблемы с получением очередной порции
инвестиций. Такая презентация должна была сразить инвесторов наповал.
Но тогда у Джулии, наверное, вовсе нет никаких неприятностей на работе.
Вероятно, она просто использует кризис с инвестициями как предлог, чтобы
каждый вечер допоздна не являться домой. И заниматься какими-то своими
делами.
Я выключил свет и лежал в темноте, глядя в потолок, а перед глазами у
меня начали проплывать обрывочные картины. Бедро Джулии лежит поверх ноги
другого мужчины. Джулия изогнула спину дугой. Джулия тяжело дышит, все ее
тело напряжено. Она вскинула руки над головой и цепляется пальцами за спинку
кровати. Я понял, что никак не могу избавиться от навязчивых картин.
Я встал с постели и пошел посмотреть, как там дети. Николь еще не
спала. Она общалась с друзьями по электронной почте. Я сказал ей, что уже
пора выключать свет. Эрик во сне сбросил с себя одеяло. Я поправил его
постель. Малышка все еще была фиолетовой, но спала крепко и дышала тихо и
ровно.
Я вернулся в спальню и снова лег. Я заставлял себя думать о чем-нибудь
другом и изо всех сил старался заснуть. Я долго ворочался, постоянно
поправлял подушку, потом встал и сходил за стаканом молока и пирожными. В
конце концов, мне все-таки удалось забыться беспокойным сном.
И мне приснился очень странный сон.
Посреди ночи я проснулся, перевернулся на другой бок и увидел Джулию,
которая стояла возле кровати и раздевалась. Она расстегивала пуговицы на
блузке, двигаясь медленно, словно во сне, или как будто сильно устала.
Джулия стояла ко мне спиной, но я видел ее лицо в зеркале. Она была
невообразимо прекрасна. Черты ее лица казались вырезанными из мрамора и
стали еще более точеными и совершенными, чем я помнил. Хотя, наверное, это
мне только показалось из-за освещения.
Я лежал, чуть приоткрыв веки. Джулия не заметила, что я проснулся. Она
продолжала медленно расстегивать блузку. Она шевелила губами, как будто
шептала что-то или тихо молилась. Взгляд у нее был рассеянный и задумчивый.
Пока я смотрел, губы Джулии вдруг стали темно-алыми, а потом почернели.
Джулия этого как будто даже не заметила. Чернота расползлась от губ по ее
щекам и подбородку, соскользнула на шею. Я затаил дыхание, предчувствуя
страшную опасность. Чернота быстро распространялась и вскоре окутала все
тело Джулии, словно плащ. Незакрытой осталась только верхняя часть ее лица.
Джулия казалась рассеянной и просто смотрела в пространство, ни на что не
обращая внимания. Черные губы беззвучно шевелились. Я смотрел на нее и
чувствовал, как ледяной ужас пронзает меня до самых костей. Потом, мгновение
спустя, черный плащ соскользнул на пол и исчез.
Джулия, снова нормальная с виду, сняла блузку и пошла в ванную.
Я хотел встать и пойти следом за ней, но понял, что не в силах
пошевелиться. Усталость сковала мое тело, тяжелым грузом придавила меня к
кровати. Я так устал, что едва мог дышать. Неодолимая усталость навалилась
на меня и быстро лишила меня сознания. Больше ничего не ощущая, я
почувствовал только, что у меня закрылись глаза, и уснул.
День четвертый. 06:40
На следующее утро я прекрасно помнил странный сон. Все вспоминалось так
живо, что я забеспокоился. Сон казался совершенно реальным, совсем не
походил на сон.
Джулия уже встала. Я выбрался из постели и пошел на то место, где видел
ее вчера ночью. Я осмотрел ковер на полу, прикроватный столик, смятые
простыни и подушки. Все выглядело нормально, как обычно. Никаких темных
полос или пятен нигде не было.
Я прошел в ванную и осмотрел косметику Джулии, выставленную ровным
рядком вдоль края умывальника. Вся косметика была самой обыкновенной. Каким
бы странным ни казался мой сон, это был всего лишь сон.
Однако отчасти он соответствовал действительности -- Джулия в самом
деле выглядела гораздо красивее, чем обычно. Я присмотрелся к ней на кухне,
где она наливала себе кофе. Да, действительно -- черты ее лица стали ярче и
выразительнее. Раньше лицо Джулии было округлым, с пухлыми щеками. Теперь
оно стало более тонким, более правильным. Она выглядела как первоклассная
модель. И ее тело тоже изменилось -- теперь я специально рассмотрел ее
внимательнее -- она стала более стройной и мускулистой. Она не похудела, но
выглядела подтянутой, сильной и энергичной.
Я сказал:
-- Ты прекрасно выглядишь.
Она рассмеялась.
-- Не понимаю только почему. Я измотана до предела.
-- Когда ты приехала домой?
-- Около одиннадцати. Надеюсь, я тебя не разбудила.
-- Нет. Но мне приснился очень странный сон.
-- Правда?
-- Да, мне приснилось, что...
-- Мама! Мама! -- на кухню вбежал Эрик. -- Так нечестно! Николь не
хочет выходить из ванной. Она сидит там уже целый час! Так нечестно!
-- Пойди вымойся в нашей ванной.
-- Но мне нужны мои носки, мам. Так нечестно.
Перед нами вечно вставала эта проблема. У Эрика было две пары любимых
носков, которые он носил день за днем, пока они не становились черными от
грязи. По какой-то таинственной причине все другие носки, которые лежали в
его шкафу, Эрика не устраивали. Я так и не смог вытянуть из него
вразумительное объяснение, почему остальные носки ему не нравятся. Но каждое
утро у нас возникала проблема с выбором носков для Эрика.
-- Эрик, -- сказал я, -- мы ведь с тобой договорились, что ты наденешь
чистые носки.
-- Но это мои самые лучшие!
-- Эрик. У тебя полно отличных носков.
-- Так нечестно, папа! Она торчит в ванной уже целый час, правда.
-- Эрик, пойди и возьми чистые носки.
-- Ну, па-апа...
Я молча указал на дверь его спальни.
-- Девч-чонки! -- сказал Эрик и ушел, бормоча себе под нос, что это
нечестно.
Я повернулся к Джулии, чтобы продолжить разговор. Она смотрела на меня
очень холодно.
-- Ты в самом деле не понимаешь, что сделал, правда?
-- Чего я не понимаю?
-- Он пришел поговорить со мной, а ты взял и вмешался. Ты всегда во все
вмешиваешься.
Только сейчас я сообразил, что она права.
-- Извини.
-- В последнее время я и так очень мало вижусь с детьми, Джек. И,
по-моему, я имею полное право общаться с ними без твоего вмешательства.
-- Извини. Просто я целыми днями разбираюсь с такими проблемами и
решил, что...
-- Это действительно проблема, Джек.
-- Я же сказал -- извини.
-- Я слышала, что ты сказал, но не думаю, что ты в самом деле считаешь
себя виноватым, поскольку ты постоянно во все вмешиваешься и вовсе не
собираешься что-то менять в своем поведении.
-- Джулия... -- начал я. Теперь мне приходилось сдерживаться, чтобы не
сорваться. Я глубоко вдохнул, выдохнул... -- Ты права. И мне действительно
жаль, что так получилось.
-- Не пытайся заткнуть мне рот! -- резко проговорила она. -- Ты не
подпускаешь меня к моим собственным детям!
-- Черт возьми, Джулия, да тебя же постоянно нет дома!
Повисла ледяная тишина. Потом Джулия сказала:
-- Сейчас я определенно дома. Или ты осмелишься это отрицать?
-- Погоди-ка, погоди-ка... Когда это ты в последний раз была дома?
Напомни мне, когда ты в последний раз приезжала домой хотя бы к ужину, а,
Джулия? Не вчера, и не позавчера, и не три дня назад. Джулия, ты уже больше
недели не ужинаешь дома вместе со всей семьей. Тебя постоянно нет дома.
Ее глаза сверкнули.
-- Я не знаю, чего ты добиваешься, Джек. Я не понимаю, в какую игру ты
играешь.
-- Я не играю ни в какую игру. Я только задал тебе вопрос.
-- Я хорошая мать! Я разрываюсь между очень ответственной работой,
о-очень ответственной, и потребностями моей семьи. А ты мне совершенно ничем
не помогаешь!
-- Да что ты такое несешь? -- Я тоже повысил голос -- мне было очень
трудно держать себя в руках. Мной овладело чувство какой-то нереальности
всего происходящего.
-- Ты оттесняешь меня, не позволяешь мне заниматься детьми, ты
настраиваешь детей против меня! -- заявила Джулия. -- Я все замечаю! Не
думай, что я ничего этого не вижу. Ты абсолютно не поддерживаешь меня,
совсем мне не помогаешь. После стольких лет семейной жизни я считаю, что это
подло с твоей стороны -- так поступать в отношении своей жены.
Сжав кулаки, Джулия бросилась вон из кухни. Она так разозлилась, что не
заметила Николь, которая стояла в коридоре и слышала весь разговор. Николь
смотрела на меня, когда мать промчалась мимо.
Мы ехали в школу.
-- Папа, она сошла с ума.
-- Нет, Николь.
-- Ты же сам знаешь, что это правда. Ты просто притворяешься, что все
нормально.
-- Николь, она твоя мать, -- сказал я. -- Твоя мать -- не сумасшедшая.
Ей сейчас приходится очень трудно на работе.
-- То же самое ты говорил на прошлой неделе, когда вы скандалили.
-- Но это действительно правда.
-- Вы, мужчины, непривычны к скандалам.
-- Сейчас и без того полно стрессов.
Николь фыркнула, сложила руки на груди и, глядя вперед на дорогу,
сказала:
-- Я вообще не понимаю, почему ты стараешься к ней приспособиться.
-- А я не понимаю, почему ты подслушиваешь то, что не предназначено для
твоих ушей.
-- Пап, зачем ты пытаешься увильнуть от разговора?
-- Николь...
-- Из-ви-ни. Только разве мы с тобой не можем поговорить нормально? Ты
все время ее защищаешь и оправдываешь. Но это же ненормально -- то, что она
делает. И ты тоже видишь, что она ведет себя, как сумасшедшая.
-- Нет, -- возразил я.
Эрик с заднего сиденья стукнул Николь по голове и сказал:
-- Это ты у нас сумасшедшая.
-- Заткнись, вонючка!
-- Сама заткнись, пердуха!
-- Я больше не желаю слушать, как вы друг друга обзываете, -- громко
заявил я. -- Я сейчас не в настроении.
Наконец мы подъехали к школе. Дети выбрались из машины. Николь
соскочила с переднего сиденья, повернулась за рюкзаком, бросила на меня
взгляд и убежала.
Я не думал, что Джулия сошла с ума, но что-то определенно изменилось. И
когда я прокручивал в уме этот утренний разговор, у меня зародились
неприятные подозрения совсем другого рода. Многие ее замечания звучали так,
будто Джулия выстраивает против меня какие-то доказательства. Собирает их
методично и последовательно, шаг за шагом.
"Ты оттесняешь меня, не позволяешь мне заниматься с детьми".
"Не подпускаешь меня к моим собственным детям".
"Я здесь, только ты этого не замечаешь".
"Я хорошая мать. Я разрываюсь между ответственной работой и нуждами
моей семьи".
"Ты абсолютно не поддерживаешь меня, совсем мне не помогаешь".
"Ты настраиваешь детей против меня".
Я легко представил, как ее адвокат повторяет эти самые фразы на
судебном заседании. И я знал почему. Совсем недавно я прочитал в журнале
"Редбук" статью, в которой говорилось, что "охлаждение привязанности" теперь
считается весомым аргументом в суде. Отец настраивает детей против матери.
Отравляет неокрепшие детские умы словами и делами. А мамочка, конечно же,
считается незапятнанно чистой -- как всегда.
Каждому отцу известно, что правовая система безнадежно перекошена в
пользу матерей. На словах суды выступают за равенство прав обоих родителей,
но в конце концов все решает фраза "ребенку нужна мать". Даже если ее
постоянно нет дома. Даже если она бьет детей или забывает их накормить. Если
мать не безнадежная наркоманка и не ломает детям кости, в глазах закона она
остается нормальной заботливой мамой. Но даже в том случае, если мать
наркоманка -- даже тогда отец вовсе не обязательно выигрывает судебный
процесс. У одного моего знакомого из "МедиаТроникс" бывшая жена много лет
плотно сидела на героине и постоянно лечилась в реабилитационных центрах. В
конце концов они развелись, и суд назначил им совместную опеку над детьми.
Предполагалось, что она избавилась от наркотической зависимости, но дети
говорили, что нет. Мой знакомый беспокоился. Он не хотел, чтобы его бывшая
жена возила детей в машине, обколовшись наркотиками. Он не хотел, чтобы
вокруг детей сшивались торговцы дурью. Поэтому он обратился в суд с просьбой
передать ему опеку полностью -- и проиграл дело. Суд решил, что жена
искренне пытается избавиться от наркотической зависимости и детям нужна
мать.
Вот так обстояли дела в реальности. И мне начало казаться, что Джулия
собирается подать в суд и отнять у меня детей. От таких мыслей мне стало
совсем плохо.
Я уже вконец измучился, когда зазвонил мой сотовый. Это была Джулия.
Она позвонила, чтобы извиниться.
-- Прости меня, пожалуйста. Я сегодня наговорила глупостей. На самом
деле все совсем не так.
-- Что?
-- Джек, я знаю, ты меня поддерживаешь. Конечно же, ты мне очень
помогаешь. Я бы без тебя никак не справилась. Ты такой молодец, что все
время занимаешься детьми. Последнее время я просто не в себе. Я наговорила
тебе глупостей, Джек, и теперь очень переживаю из-за этого.
Когда я выключил телефон, я пожалел, что не записал этот разговор.
В десять часов у меня была назначена встреча с Энни Джерард, моим
агентом по трудоустройству. Мы встретились в залитом солнечным светом кафе
на открытом воздухе, рядом с кофейней на Бейкер. Мы всегда встречались на
открытом воздухе, чтобы Энни могла курить. Она вытащила свой ноутбук и
включила модем. Сигарета подрагивала у нее в губах, когда Энни,
прищурившись, смотрела сквозь дым на экран.
-- Есть что-нибудь? -- спросил я, присаживаясь за столик напротив нее.
-- Вообще-то, честно признаться, кое-что есть. Два очень неплохих
варианта.
-- Отлично, -- сказал я, помешивая свой кофе с молоком. -- Ну,
рассказывай.
-- Как тебе вот это? Ведущий исследователь-аналитик в IBM, в области
архитектуры современных распределенных систем.
-- Как раз моя специализация.
-- Я тоже так подумала. У тебя высокая квалификация именно по этому
профилю, Джек. Ты способен руководить исследовательской лабораторией с
шестью десятками человек персонала. Базовая ставка -- две пятьсот, плюс
возможность повышения через пять лет работы, плюс авторские гонорары за все,
что разработают в твоей лаборатории.
-- Звучит весьма заманчиво. И где это?
-- В Армонке.
-- Нью-Йорк? -- я покачал головой. -- Нет, Энни. Что там еще?
-- Руководитель проекта по разработке мультиагентных систем для
страховой компании, которая занимается обработкой данных. Тут великолепные
возможности, и...
-- Где?
-- В Остине.
Я вздохнул.
-- Энни... У Джулии работа, которая ей очень нравится. Она ее ни за что
не бросит. Мои дети ходят в школу, и...
-- Люди все время переезжают с места на место, Джек. И у всех дети
ходят в школу. Дети ко всему привыкают.
-- Но с Джулией...
-- У других людей тоже работающие жены. И это не мешает им переезжать.
-- Я знаю, но дело в том, что Джулия...
-- Ты уже разговаривал с ней об этом? Вы обсуждали такую возможность?
-- Ну, нет, потому что я...
-- Джек, -- Энни посмотрела на меня поверх крышки ноутбука. --
По-моему, тебе пора кончать с этим нытьем. Ты сейчас не в том положении,
чтобы быть таким разборчивым. А то у тебя начнутся проблемы из-за
невостребованности.
-- Из-за невостребованности... -- я только вздохнул.
-- Я не шучу, Джек. Ты без работы уже шесть месяцев. В высоких
технологиях это большой срок. Компании начнут думать, что, если ты так долго
не мог найти работу, значит, с тобой что-то не в порядке. Они не будут
знать, что именно, но не смогут не обратить внимания на то, что тебе
отказывали в работе очень много раз, в очень многих других компаниях. И
очень скоро тебя перестанут даже приглашать на собеседование. Ни в Сан-Хосе,
ни в Армонке, ни в Остине, ни в Кембридже. Твой поезд уходит, Джек. Ты меня
слушаешь? Ты понимаешь, о чем я говорю?
-- Да, но...
-- Никаких "но", Джек. Ты должен поговорить со своей женой. Ты должен
придумать способ, как вырваться из этого порочного круга.
-- Но я не могу уехать из Долины. Я должен остаться здесь.
-- Здесь тебе ничего хорошего не светит, Джек, -- Энни снова посмотрела
на экран. -- Где бы я ни называла твое имя, мне везде говорили... Кстати,
Джек, что там сейчас происходит в "МедиаТроникс"? Правда, что Дону Гроссу
собираются предъявить обвинения?
-- Я не знаю.
-- Такие слухи ходят уже с месяц, но, похоже, до дела там так и не
дойдет. Ради твоей же пользы, я надеюсь, что это все-таки случится.
-- Энни, я не могу этого понять, -- сказал я. -- У меня хорошая
квалификация в горячей отрасли -- разработка мультиагентной распределенной
обработки данных, и...
-- Горячей? -- Энни посмотрела на меня, прищурившись. -- Распределенная
обработка данных -- не горячая отрасль, Джек. Она, черт возьми,
радиоактивная! Все в Долине уверены, что прорыв в создании искусственной
жизни произойдет именно через распределенную обработку данных.
-- Это правда, -- я кивнул.
За последние несколько лет основной конечной целью компьютерщиков стало
создание не искусственного интеллекта, а искусственной жизни. Суть идеи
состояла в создании программ, которым будут присущи свойства живых существ
-- способность к адаптации, сотрудничеству, обучению, самостоятельному
изменению в соответствии с меняющимися условиями. Многие из этих свойств
особенно важны для роботехники, а программирование распределенной обработки
данных уже начало реализовывать эти задачи.
Распределенная обработка данных означает, что работа разделяется между
несколькими процессорами или между сетью виртуальных агентов, которые
создаются в компьютере. Существует несколько основных способов это сделать.
Первый способ -- создать большое количество относительно примитивных
агентов, которые будут работать вместе для достижения общей цели -- подобно
колонии муравьев, которые тоже трудятся совместно для получения конечного
результата. Мой отдел в "МедиаТрониксе" проделал массу такой работы.
Другой метод -- создать так называемую нервную сеть, которая имитирует
работу сети нейронов в человеческом мозгу. Оказывается, что даже простейшие
нервные сети обладают поразительными возможностями. Такие сети способны
обучаться. Они способны действовать, учитывая прошлый опыт. Кое-что из этого
мы тоже сделали в свое время.
Третий способ -- создать в компьютере виртуальные гены и позволить им
эволюционировать в виртуальном мире, пока не будет достигнута некая конечная
цель.
В общем-то существуют и другие методы. И для всех для них характерна
одна особенность, которая коренным образом отличает их от устаревшей
концепции искусственного интеллекта. Раньше программисты пытались написать
программу, в которую были бы заложены готовые правила реагирования на любую
возможную ситуацию. Например, они пытались научить компьютеры такому
правилу: если кто-то берет что-то в магазине, нужно, чтобы перед выходом из
магазина покупка была оплачена. Но оказалось, что заложить в программу
обычные житейские правила такого рода очень трудно. Компьютер непременно
будет делать ошибки. Для того чтобы избежать ошибок, придется добавлять
новые правила. Последуют новые ошибки -- и добавятся новые правила.
Постепенно программа разрастется до гигантских размеров, до миллионов
строчек кода, и начнет давать сбои из-за собственной сложности. В таких
огромных программах просто невозможно отследить все ошибки. Невозможно даже
понять, что именно приводит к возникновению ошибок.
Поэтому постепенно сложилось мнение, что основанный на жестких правилах
искусственный интеллект создать невозможно. Множество людей считают, что
идея искусственного интеллекта обречена. Восьмидесятые годы были благодатным
временем для английских профессоров, которые считали, что компьютеры никогда
не смогут сравниться с человеческим разумом.
Но распределенная обработка данных мультиагентными сетями предлагает
совершенно новый подход к проблеме. И философия программирования тоже стала
совсем другой. Раньше правила поведения программировались по принципу
"сверху вниз". То есть правила поведения закладывались для всей системы как
единого целого.
В новом программировании все делается наоборот -- "снизу вверх".
Программы определяют поведение отдельных агентов на самом низком структурном
уровне. А поведение самой системы не программируется. Наоборот, поведение
всей системы в целом складывается из результатов сотен малых взаимодействий
между агентами, которые происходят на самом низком структурном уровне
системы.
Поскольку поведение системы не запрограммировано, оно иногда приводит к
удивительным результатам. К таким результатам, которые не могли предвидеть
даже сами программисты. Поэтому и создается впечатление, что такие системы
как будто "живые". И именно поэтому распределенная обработка данных -- такая
горячая область, поскольку...
-- Джек.
Энни похлопывала меня по руке. Я моргнул.
-- Джек, ты слышал хоть что-нибудь из того, что я тебе сейчас сказала?
-- Извини.
-- Ты слушал невнимательно, -- сказала она и дунула сигаретным дымом
мне в лицо. -- Да, ты прав -- твоя специальность сейчас "горячая" и
пользуется огромным спросом. Поэтому тебе тем более стоит поторопиться с
работой. Если бы ты был, скажем, каким-нибудь инженером-электриком со
специализацией в области оптической механики -- тогда совсем другое дело.
"Горячие" специальности сменяются очень быстро. За шесть месяцев компания
может подняться или разориться.
-- Я знаю.
-- Джек, ты сильно рискуешь.
-- Я понимаю.
-- Значит, ты поговоришь с женой? Обязательно поговори с ней.
-- Да.
-- Хорошо, -- сказала Энни. -- Поговори обязательно. Потому что иначе я
ничем не смогу тебе помочь.
Она бросила окурок в остатки моего кофе. Сигарета зашипела и погасла.
Энни захлопнула крышку ноутбука, встала и ушла.
Я позвонил Джулии, но не смог дозвониться. Тогда я послал ей сообщение
по голосовой почте. Я знал, что это пустая трата времени -- заговаривать с
ней о переезде. Она наверняка скажет "нет" -- особенно если у нее появился
любовник. Однако Энни была права -- у меня действительно назревали крупные
проблемы из-за невостребованности. Я должен был что-то предпринять. Я должен
был хотя бы спросить.
Я сидел дома, у себя в кабинете, вертел в руках коробочку с наклейкой
"ССВТ" и пытался придумать, что мне делать. Оставалось еще полтора часа до
того времени, когда мне нужно будет ехать за детьми. Я действительно хотел
поговорить с Джулией. И я решил позвонить ей еще раз, через коммутатор
компании -- может быть, они помогут мне с ней связаться?
-- "Ксимос Текнолоджи".
-- Пригласите, пожалуйста, Джулию Форман.
-- Не кладите трубку, -- зазвучала какая-то классическая музыка, потом
другой голос сказал: -- С вами говорит секретарь миссис Форман.
Я узнал голос Кэрол, секретарши Джулии.
-- Кэрол, это Джек.
-- О мистер Форман! Добрый день. Как у вас дела?
-- Спасибо, все в порядке.
-- Вы ищете Джулию?
-- Да.
-- Сегодня она весь день будет в Неваде, на производственном комплексе.
Хотите, я попытаюсь соединить вас с ней?
-- Да, пожалуйста.
-- Одну минуточку.
Я стал ждать. Ждать пришлось довольно долго.
-- Мистер Форман, она сейчас на совещании, которое продлится еще не
меньше часа. Я думаю, после совещания она сама вам позвонит. Передать ей,
чтобы она вам перезвонила?
-- Да, пожалуйста.
-- Может быть, нужно что-то передать ей на словах?
-- Нет, -- сказал я. -- Просто попросите, чтобы она позвонила домой.
-- Хорошо, мистер Форман.
Я положил трубку и уставился в пространство, вертя в руках коробочку
"ССВТ". "Она весь день будет в Неваде". Джулия не сказала мне, что поедет в
Неваду. Я прокрутил в уме весь свой разговор с Кэрол. Не было ли в ее
поведении какой-нибудь неловкости? Не было ли похоже, что Кэрол что-то
скрывает? Я не мог ответить на это с уверенностью. Я теперь уже ни в чем не
был уверен. Я встал и посмотрел в окно. И пока я смотрел, дождевальные
установки вдруг ни с того ни с сего включились и начали выплескивать на
лужайку потоки воды. В средине дня, когда солнце палит вовсю, лужайки никто
не поливает. Дождевальные установки не должны были включаться. Их же
ремонтировали всего несколько дней назад!
Я смотрел на воду, и настроение у меня упало совсем. Мне стало
казаться, что все идет хуже некуда. У меня нет работы, моя жена почти не
показывается дома, дети болеют, у меня вообще ничего не получается -- а
теперь еще и проклятые дождевальные установки заработали, когда не надо. Они
сожгут мне всю лужайку.
А потом заплакала малышка.
Я ждал звонка от Джулии, но она так и не позвонила. Я порезал куриные
грудки на ломтики (надо резать их, пока они холодные, не полностью
размороженные) для ужина, потому что против куриных палочек дети тоже
никогда не возражали. Потом я поставил вариться рис. В холодильнике нашлась
морковка. Хотя она была немного старовата, я все равно решил ее приготовить.
Пока я резал морковку, я порезал палец. Порез был совсем небольшой, но
сильно кровоточил. Кровь не перестала течь, даже когда я заклеил ранку
бактерицидным лейкопластырем. Пластырь скоро пропитался кровью, так что мне
пришлось наклеивать новый. От всего этого настроение у меня не улучшилось.
Ужинали мы поздно, дети капризничали. Эрик громко жаловался, что
куриные палочки слишком толстые, и в "Макдоналдсе" они гораздо лучше --
почему в таком случае мы не едим куриные палочки из "Макдоналдса"? Николь на
разные лады повторяла свои слова из пьесы, а Эрик молча передразнивал ее.
Малышка выплевывала всю кашу, которую я пытался ей скормить, -- и в конце
концов мне пришлось смешать ее кашу с толченым бананом. Только после этого
она все съела. Не понимаю, почему мне раньше не приходило в голову так
сделать. Аманда подрастала, и ее больше не устраивала простая детская каша.
Эрик забыл в школе домашнее задание. Я посоветовал позвонить
одноклассникам и узнать, что задано, но он этого не сделал. Николь засела за
ноутбук и больше часа общалась с друзьями по электронной почте. Я несколько
раз заходил к ней в комнату и пытался заставить ее выключить компьютер и не
включать, пока не сделаны уроки. Но Николь все время говорила: "Я только еще
минуточку, папа". Малышка раскапризничалась, и мне пришлось долго возиться,
чтобы ее успокоить.
Я снова зашел в комнату к Николь и сказал: "Выключи компьютер
немедленно, черт возьми!" Николь расплакалась. Эрик сразу же прибежал
позлорадствовать. Я спросил, почему он еще не в постели. Парень только
глянул на выражение моего лица и быстро убежал к себе. Всхлипывая, Николь
сказала, что я должен перед ней извиниться. Я сказал, что она должна была
сразу сделать то, что я говорил, а не заставлять меня повторять по три раза.
Она убежала в ванную и хлопнула дверью.
Эрик из своей комнаты закричал:
-- Я не могу заснуть, когда вы так шумите!
Я крикнул в ответ:
-- Еще одно слово -- и ты неделю не подойдешь к телевизору!
-- Так нечестно!
Я пошел в спальню и включил телевизор, чтобы досмотреть игру. Через
полчаса я проверил, как там дети. Малышка спокойно спала. Эрик тоже спал,
разбросав все одеяла. Я поправил его постель. Николь делала уроки. Увидев
меня, она извинилась. Я обнял ее.
Потом я вернулся в спальню и еще минут десять смотрел игру, а потом
заснул.
День пятый. 07:10
Когда я проснулся утром, я увидел, что постель на той половине, где
всегда спала Джулия, не разобрана, ее подушка не примята. Этой ночью Джулия
вообще не приходила домой. Я проверил телефон -- никаких сообщений от нее не
было. Эрик зашел в нашу спальню и увидел постель.
-- А где мама?
-- Не знаю, сынок.
-- Она уже уехала?
-- Наверное...
Он посмотрел на меня, потом на нетронутую постель. И вышел из комнаты.
Ему не захотелось с этим разбираться.
А я начал приходить к мысли, что мне разбираться придется. Возможно,
придется даже проконсультироваться с адвокатом. Только мне почему-то
казалось, что когда доходит до консультаций у адвоката -- в этом есть что-то
необратимое. Если дела настолько плохи, значит, изменить уже ничего нельзя.
Мне не хотелось думать, что мой брак разрушен, поэтому я решил повременить и
к адвокату пока не обращаться.
Тогда я и подумал, что неплохо бы позвонить моей сестре в Сан-Диего.
Эллен -- клинический психолог, у нее практика в Ла-Джолла. Было довольно
рано, и я решил, что она еще не ушла в офис, поэтому позвонил ей домой.
Эллен почти сразу подняла трубку. Мой звонок ее удивил. Я любил сестру, но
мы с ней были слишком разные люди. Как бы то ни было, я рассказал ей о том,
в чем подозреваю Джулию и почему.
-- Ты говоришь, Джулия не приходила домой и не звонила?
-- Да.
-- А ты ей уже звонил?
-- Пока нет.
-- Почему?
-- Не знаю.
-- Может, с ней произошел несчастный случай и она пострадала