Оцените этот текст:


     Было  душно,  хотелось  устроить  сквозняк,  но  все время
кто-нибудь закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут  пять,
прежде  чем  поднять  трубку, старался придумать правдоподобный
предлог, который помешает мне увидеть Катрин.  А  потом,  когда
набирал  номер,  я  вообразил, что Катрин сейчас скажет, что не
сможет со мной встретиться, потому что у нее  собрание.  Катрин
сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и пораньше.
Возле  стола  с  телефоном остановился Крогиус, положил на стол
сумку с консервами и сахарным песком == он собирался  на  дачу.
Он  стоял  и ждал, пока я не закончу разговор, жалобно глядя на
меня. Катрин говорила тихо.
     -- Что? -- спросил я.-- Говори громче.
     -- Через сорок минут,-- сказала Катрин.-- Где всегда.
     -- Все,-- кивнул я Крогиусу, положив трубку.-- Звони.
     -- Спасибо,-- обрадовался Крогиус.-- А то  жена  с  работы
уйдет.
     У   входа   в   лабораторию   меня  поджидала  девочка  из
библиотеки. Она сказала, что у меня  за  два  года  не  плачены
взносы  в  Красный Крест и еще что мне закрыт абонемент, потому
что я не возвратил восемь книг. Я совсем забыл об этих  книгах.
По  крайней  мере две из них взял у меня Сурен. А Сурен уехал в
Армению.
     -- Вы будете выступать в устном журнале? -- спросила  меня
девочка из библиотеки.
     --  Нет,--  ответил я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или
Жана-Поля Бельмондо.
     Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не
учусь, и я сказал, что мне не надо учиться, потому что я и  так
все умею.
     --   С  вами  хорошо,--  вздохнула  девочка.--  Вы  добрый
человек.
     -- Это неправда,-- сказал я.-- Я притворяюсь.
     Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей  не
врал.  Я притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком,
чтобы убить время. У  зала  Чайковского  продавали  гвоздики  в
киоске, но гвоздики были вялыми, к тому же я подумал, что, если
мы  пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду похож на кавалера. Мной
овладело глупое чувство, будто все это уже было.  И  даже  этот
осоловелый  день.  И  Катрин  так  же  ждет меня на полукруглой
длинной скамье, а у ног Пушкина должны стоять горшки с  жухлыми
цветами и вылинявший букетик васильков.
     Так  оно  и было. Даже васильки. Но Катрин опаздывала, и я
сел на пустой край скамьи. Сюда не  доставала  тень  кустов,  и
потому  никто  не садился. В тени жались туристы с покупками, а
дальше вперемежку сидели старички и  те,  вроде  меня,  которые
ожидали. Один старичок громко говорил соседу:
     --  Это  преступление  --  быть  в  Москве в такую погоду,
преступление.
     Он сердился, будто в этом преступлении кто-то был виноват.
Катрин пришла не одна. За  ней,  вернее,  рядом,  шел  большой,
широкий  мужчина  с  молодой  бородкой,  неудачно приклеенной к
подбородку и щекам, отчего он казался  обманщиком.  На  мужчине
была  белая  фуражечка,  а если бы было прохладнее, он надел бы
замшевый пиджак. Я смотрел на мужчину,  потому  что  на  Катрин
смотреть  не надо было. Я и так ее знал. Катрин похожа на щенка
дога -- руки и ноги ей велики, их слишком много, но в том-то  и
прелесть.
     Катрин  отыскала  меня,  подошла  и села. Мужчина тоже сел
рядом. Катрин сделала вид, что меня  не  знает,  и  я  тоже  не
смотрел в ее сторону. Мужчина сказал:
     --  Здесь жарко. Самый солнцепек. Можно схватить солнечный
удар.
     Катрин смотрела прямо  перед  собой,  и  он  любовался  ее
профилем.  Ему  хотелось  дотронуться  до  ее  руки,  но  он не
осмеливался, и его пальцы невзначай повисли над  ее  кистью.  У
мужчины был мокрый лоб и щеки блестели.
     Катрин  отвернулась  от  него,  убрав при этом свою руку с
колена и глядя мимо меня, прошептала одними губами:
     -- Превратись в паука. Испугай его до смерти. Только чтобы
я не видела.
     -- Вы что-то сказали? -- спросил мужчина и  дотронулся  до
ее локтя. Пальцы его замерли, коснувшись прохладной кожи.
     Я  наклонился  вперед,  чтобы встретиться с ним глазами, и
превратился в большого паука. У меня было тело почти в полметра
длиной и метровые лапы.  Я  придумал  себе  жвалы,  похожие  на
кривые пилы и измазанные смердящим ядом.
     Мужчина  не  сразу понял, что случилось. Он зажмурился, но
не убрал руки с локтя  Катрин.  "Тогда  я  превратил  Катрин  в
паучиху  и  заставил  его  ощутить  под  пальцами холод и слизь
хитинового панциря. Мужчина прижал растопыренные пальцы к груди
и другой рукой взмахнул перед глазами.
     -- Черт возьми,-- пробормотал он. Ему показалось,  что  он
заболел,  и,  видно,  как  многие такие большие мужчины, он был
мнителен. Он заставил себя еще раз взглянуть в мою  сторону,  и
тогда  я  протянул к нему передние лапы с когтями. И он убежал.
Ему было стыдно убегать,  но  он  ничего  не  мог  поделать  со
страхом.  Туристы  схватились  за  сумки  с покупками. Старички
смотрели ему вслед. Катрин засмеялась.
     --  Спасибо,--  кивнула  она.--   У   тебя   это   здорово
получается.
     -- Он бы не убежал,-- объяснил я,-- если бы я не превратил
тебя в паучиху.
     -- Как тебе не стыдно,-- укорила меня Катрин.
     -- Куда мы пойдем? -- спросил я.
     -- Куда хочешь,-- сказала Катрин.
     -- Где он к тебе привязался? -- поинтересовался я.
     -- От кинотеатра шел. Я ему сказала, что меня ждет муж, но
потом  решила  его наказать, потому что он очень самоуверенный.
Может быть, пойдем в парк? Будем пить пиво.
     -- Там много народу,-- возразил я.
     -- Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по пятницам все
разумные люди уезжают за город.
     -- Как скажешь.
     -- Тогда пошли ловить машину.
     На стоянке  была  большая  очередь.  Солнце  опустилось  к
крышам, и казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.
     --  Сделай  что-нибудь,--  попросила  Катрин.  Я отошел от
очереди и пошел ловить частника.  Я  никогда  не  делаю  этого,
только для Катрин. На углу я увидел пустую машину и превратился
в Юрия Никулина.
     --  Куда  тебе?  --  спросил  шофер,  когда я сунул голову
Никулина в окошко.
     -- В Сокольники.
     -- Садись, Юра,-- пригласил шофер.
     Я позвал Катрин, и она  спросила  меня,  когда  мы  шли  к
машине:
     -- Ты кого ему показал?
     -- Юрия Никулина,-- ответил я.
     --  Правильно,--  одобрила  Катрин.--  Он  будет горд, что
возил тебя.
     -- Ты же знаешь...
     -- Что-то давно тебя  в  кино,  Юра,  не  видел,--  сказал
шофер, наслаждаясь доступностью общения со мной.
     -- Занят в цирке,-- объяснил я.
     Мне  приходилось  все время думать о нем, хотя я предпочел
бы смотреть на Катрин. Катрин веселилась. Она прикусила  нижнюю
губу,  и  кончики острых клыков врезались в розовую кожу. Шофер
был говорлив, я дал ему рубль, и он сказал, что сохранит его на
память.
     Под большими деревьями у входа было прохладно, и все места
на лавочках заняты. Впереди, за круглым  бассейном,  поднимался
купол,  оставленный  американцами,  когда  они устраивали здесь
выставку.  Теперь  тоже  была  выставка  "интер  что-то-71".  Я
подумал,  что  если  Гуров  прочтет  наш  с  Крогиусом доклад к
понедельнику, то во вторник приедет в лабораторию. Крогиус  сам
не понимал, что мы натворили. Я понимал.
     -- Пойдем левее,-- предложила Катрин.
     В  лесу,  изрезанном  тропинками,  у  какого-то  давно  не
крашенного забора, Катрин постелила две газеты, и  мы  сели  на
траву.
     Катрин  захотела  пива,  и я достал бутылку из портфеля. Я
купил ее по дороге с работы, потому  что  подумал,  что  Катрин
захочет  пива.  Открыть бутылку было нечем, и я пошел к забору,
чтобы открыть ее о верх штакетника. Перед забором была  большая
канава, и я подумал, что могу ее перелететь -- не перепрыгнуть,
а  перелететь. Но на тропинке показались две женщины с детскими
колясками, и я перепрыгнул через канаву.
     -- Ты хотела бы летать? -- спросил я Катрин.
     Катрин посмотрела на меня в упор,  и  я  заметил,  как  ее
зрачки уменьшились, когда на них попал солнечный свет.
     --  Ничего ты не понимаешь,-- фыркнула она.-- Ты не умеешь
читать мысли.
     -- Не умею,-- согласился я.
     Мы пили пиво из горлышка и передавали друг другу  бутылку,
как трубку мира.
     -- Очень жарко,-- пожаловалась Катрин.-- И все потому, что
ты не разрешаешь мне закалывать волосы.
  -- Я?
     --  Ты  сказал,  что  тебе  больше  нравится, когда у меня
распущенные волосы.
     -- Мне ты нравишься в любом виде,-- заверил я.
     -- Но с распущенными волосами больше.
     -- С распущенными больше.
     Я принял ее жертву.
     Катрин сидела, опершись ладонью в траву, рука у  нее  была
тонкая и сильная.
     --  Катрин,--  предложил я,-- выходи за меня замуж. Я тебя
люблю.
     -- Я тебе не верю,-- сказала Катрин.
     -- Ты меня не любишь.
     -- Глупый,-- сказала Катрин.
     Я наклонился к земле и поцеловал по очереди все ее длинные
загорелые пальцы. Катрин положила мне на затылок другую ладонь.
     -- Почему ты не хочешь выйти за  меня  замуж?  --  спросил
я.-- Хочешь, я буду всегда для тебя красивым? Как кинозвезда.
     -- Устанешь,-- сказала Катрин.
     -- Давай попробуем.
     --  Я  никогда не выйду за тебя замуж,-- вздохнула Катрин.
-- Ты пришелец из космоса, чужой человек. Опасный.
     -- Я вырос в детском доме,-- объяснил я.--  Ты  знаешь  об
этом.  И  я обещаю, что никогда не буду никого гипнотизировать.
Тебя тем более.
     -- А ты мне что-нибудь внушал?
     Она убрала ладонь с моего затылка, и я  почувствовал,  как
ее пальцы замерли в воздухе.
     --  Только  если  ты  просила.  Когда  у  тебя  болел зуб.
Помнишь? И когда ты так хотела увидеть жирафа на  Комсомольской
площади.
     -- Ты мне внушал, чтобы я тебя любила?
     --  Не  говори глупостей и верни на место ладошку. Мне так
удобнее.
     -- Ты врешь?
     -- Я хочу, чтобы ты  в  самом  деле  меня  любила.  Ладонь
вернулась на место, и Катрин повторила:
     -- Я тебе не верю.
     Мы  допили  пиво  и  поставили бутылку на виду, чтобы тот,
кому она нужна, нашел ее и сдал. Мы говорили о совсем  ненужных
вещах,  даже  о  Татьянином .отчиме, о людях, которые проходили
мимо и смотрели на нас. Мы вышли из парка, когда  стало  совсем
темно, и долго стояли в очереди на такси, и когда я проводил ее
до  подъезда, Катрин не захотела поцеловать меня на прощание, и
мы не договорились о завтрашней встрече.
     Я пошел домой пешком, и мне было  грустно,  и  я  придумал
вечный  двигатель,  а  потом  доказал, что он все-таки не будет
работать. Доказательство оказалось очень  трудным,  и  я  почти
забыл о Катрин, когда дошел до своей улицы. И тут я понял, что,
когда  я  приду домой, зазвонит телефон и Крогиус скажет, что у
нас ничего не выйдет. Мне не захотелось обходить длинный газон,
и я решил перелететь через него. Летать было не просто,  потому
что  я  все  время  терял  равновесие,  и  поэтому я не решился
взлететь к себе на четвертый этаж, хотя окно было  раскрыто.  Я
взошел по лестнице.
     Когда  я  открывал  дверь,  то  понял,  что кто-то сидит в
темной комнате и ждет меня. Я  захлопнул  за  собой  дверь,  не
спеша  закрыл на цепочку. Потом зажег свет в прихожей. Человек,
который сидел в темной комнате, знал о том, что я чувствую его,
но не шевелился. Я спросил:
     -- Почему вы сидите без света?
     -- Я вздремнул,-- ответил человек.-- Вас долго не было.  Я
вошел в комнату, нажал на кнопку выключателя и сказал:
     -- Может быть, я поставлю кофе?
     -- Нет, только для себя. Я не буду.
     От человека исходило ощущение респектабельности. Поэтому я
тоже напустил  на  себя респектабельный вид и внушил гостю, что
на мне синий галстук в полоску. Гость улыбнулся и сказал:
     -- Не старайтесь, ставьте лучше кофе.
     Он прошел за мной на кухню, достал  из  кармана  спички  и
зажег газ, пока я насыпал в турку кофе.
     -- Вы не чувствуете себя одиноким? -- спросил он.
     -- Нет.
     -- Даже сегодня?
     -- Сегодня чувствую.
     -- А почему вы до сих пир не женились.
     -- Меня не любят девушки.
     -- Может быть, вы привыкли к одиночеству?
     -- Может быть.
     -- Но у вас есть друзья?
     -- У меня много друзей.
     -- А им до вас и дела нет?
     -- Неправда. А как вы вошли в квартиру?
     Человек пожал плечами и объяснил:
     -- Я прилетел. Окно было открыто.
     Он стоял, склонив голову набок, и рассматривал меня, будто
ждал,  что я выражу изумление. Но я не изумился, потому что сам
чуть  не  сделал  то  же  самое  --  только  побоялся  потерять
равновесие  и  удариться  о  перила балкона. Человек сокрушенно
покачал головой и сказал:
     --  Никаких  сомнений,--  и   поправил   пенсне.   Я   мог
поклясться,  что  никакого  пенсне  на  нем три минуты назад не
было. Я налил кофе в чашку, взял пачку вафель и пригласил гостя
в комнату. Я устал от жары и ни к чему не ведущих разговоров.
     --   Снимите   ботинки,--   предложил   гость,    проявляя
заботливость. -- Пусть ноги отдыхают.
     --  Вы очень любезны,-- ответил я.-- Я сначала выпью кофе,
а то спать хочется.
     Человек прошел по комнате, остановился у стеллажа и провел
по корешкам книг, словно палкой по забору.
     -- Итак,-- произнес он профессиональным голосом.-- Вы себе
не раз задавали вопрос: почему вы не такой, как все.  И  ответа
на  него  не  нашли.  И  в то же время что-то удерживало вас от
того, чтобы обратиться к врачу.
     -- Я такой же, как все,-- ответил я и подумал, что зря  не
послушался его. Снял бы ботинки.
     --  Еще в детском доме вы учились лучше своих сверстников.
Значительно лучше. Даже удивляли учителей.
     -- Второй приз на математической  олимпиаде,--  подтвердил
я. -- Но учителей я не удивлял. И медали не получил.
     --  Вы  ее  не  получили  нарочно,--  объяснил гость.-- Вы
смущались своих способностей. Вы даже убедили Крогиуса, что  он
-- полноправный ваш соавтор. И это неправда. Но в вас заключена
могучая  сила убеждения. Вы можете внушить любому обыкновенному
человеку черт знает что.
     -- А вам? -- спросил я.
     -- Мне не можете,-- ответил  мой  гость  и  превратился  в
небольшой памятник первопечатнику Ивану Федорову.
     -- Любопытно,-- пробормотал я.-- Сейчас вы скажете, что вы
мой родственник и нас объединяют невидимые генетические связи.
     -- Правильно, -- сказал гость. -- Если бы это было не так,
вы бы  не  догадались,  что  я  жду вас, вы бы проявили хотя бы
удивление, увидев незнакомого человека в запертой квартире.  Вы
бы  удивились  моему признанию, что я влетел на четвертый этаж.
Кстати, вы уже умеете летать?
     -- Не знаю,-- сознался я.-- Сегодня первый раз попробовал.
А что я еще умею делать?
     -- Вам достаточно взглянуть на страницу,  чтобы  запомнить
ее  текст;  вы складываете, умножаете, извлекаете корни с такой
легкостью и быстротой, что могли  бы  с  успехом  выступать  на
эстраде, вы можете не спать несколько суток, да и не есть тоже.
     --  Хотя  люблю  делать  и то и другое. И меня не тянет на
эстраду.
     -- Привычка,-- холодно сказал гость.--  Влияние  среды.  В
детском  доме следили за тем, чтобы все дети спали по ночам. Вы
умеете видеть связь между фактами и явлениями,  очевидно  между
собой не связанными. Вы -- гений по местным меркам. Хотя далеко
не  всеми вашими способностями вы умеете распоряжаться и не обо
всех подозреваете.
     -- Например? -- спросил я.
     Гость тут же  растворился  в  воздухе  и  возник  за  моей
спиной,  в  дверном проеме. Потом не спеша вернулся к стеллажу,
достал оттуда  англо-русский  словарь  и  бросил  его.  Словарь
застыл в воздухе.
     --  И  мне  все  это  предстоит? -- без особого энтузиазма
спросил я.
     -- Это еще не все.
     -- С меня достаточно.
     --  Если  вы  будете  учиться.   Если   вы   вернетесь   в
естественную  для  вас обстановку. Если вы окажетесь среди себе
подобных.
     -- Так,-- сказал я.-- Значит, я мутант, генетический урод.
И не одинок при этом.
     -- Не так,-- возразил гость.-- Вы просто чужой здесь.
     -- Я здесь родился.
     -- Нет.
     -- Я родился в поселке. Мои родители  погибли  при  лесном
пожаре. Меня нашли пожарники и привезли в город.
     -- Нет.
     -- Тогда скажите.
     --  Нам  следовало  найти  вас  раньше. Но это нелегко. Мы
думали,   что   никого   не   осталось   в   живых.   Это   был
разведывательный  корабль.  Космический  корабль. Ваши родители
были там. Корабль взорвался. Сгорел. Вас  успели  выбросить  из
корабля.   И   был   лесной  пожар.  В  пожаре  сгорел  поселок
леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас живым и невредимым, только
очень голодным, не знали, что  до  конца  пожара  вас  окружало
силовое поле.
     Я слушал его, но меня мучило совсем другое.
     -- Скажите,-- спросил я. -- А на самом деле я какой?
     -- Внешне? Вам это нужно знать?
     -- Да.
     Гость   превратился   в   некую   обтекаемую   субстанцию,
полупрозрачную, текучую, меняющую форму и цвет, но не  лишенную
определенной грации.
     -- Это тоже внушение?
     -- Нет.
     -- Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я -- человек.
     --  Без  этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы
погибли. А вы приспособились. Если бы не мой визит,  вы  бы  до
конца жизни ни о чем не догадались.
     -- Я должен буду улететь с вами? -- спросил я.
     -- Разумеется,-- сказал гость.-- Вы же мне верите?
     -- Верю,-- кивнул я.-- Только позвоню Крогиусу.
     --  Не надо,-- возразил гость.-- То, что вы с ним сделали,
пока не нужно Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы  смеяться
академики.  Я  вообще  удивлен,  что вы смогли внушить Крогиусу
веру в эту затею.
     -- Но ведь она бред?
     -- Нет. Лет через сто на Земле  до  нее  додумаются.  Наше
дело  --  не  вмешиваться.  Правда, иногда нам кажется, что эта
цивилизация зашла в тупик.
     Я поднял телефонную трубку.
     -- Я просил вас не звонить Крогиусу.
     -- Хорошо,-- ответил я. И набрал номер Катрин.
     Гость положил ладонь на рычаг.
     -- Это  кончилось,--  настаивал  он.--  И  одиночество.  И
необходимость  жить  среди  существ,  столь  уступающих вам. Во
всем. Если бы я не нашел вас, вы бы погибли. Я уверен в этом. А
теперь мы должны спешить. Корабль ждет. Не так легко  добраться
сюда,  на  край  галактики.  И  не  так часто здесь бывают наши
корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.
     Когда мы уходили, уже на лестнице я  услышал,  как  звонит
телефон. Я сделал шаг обратно.
     --  Это  Крогиус,--  сказал  гость.--  Он  разговаривал  с
Гуровым. И Гуров не оставил камня на  камне  от  вашей  работы.
Теперь Крогиус забудет обо всем. Скоро забудет.
     -- Знаю,-- ответил я.-- Это был Крогиус.
     Мы  быстро  долетели  до  корабля.  Он  висел над кустами,
небольшой,   полупрозрачный   и   совершенно    на    вид    не
приспособленный  к  дальним странствиям. Он висел над кустами в
Сокольниках, и я даже оглянулся, надеясь увидеть пустую  пивную
бутылку.
     -- Последний взгляд? -- спросил гость.
     -- Да,-- кивнул я.
     --   Попытайтесь   побороть   охватившую  вас  печаль,  --
посоветовал гость.-- Она рождается  не  от  расставания,  а  от
неизвестности,  от невозможности взглянуть в будущее. Завтра вы
лишь улыбнетесь, вспомнив  о  маленьких  радостях  и  маленьких
неприятностях, окружавших вас здесь. Неприятностей было больше.
     -- Больше,-- согласился я.
     --  Стартуем,--  предупредил гость. -- Вы не почувствуете,
перегрузок.  Приглядитесь  ко  мне  внимательнее.  Ваша  земная
оболочка не хочет покинуть вас.
     Гость   переливался   перламутровыми   волнами,   играя  и
повелевая приборами управления.
     Я увидел сквозь полупрозрачный  пол  корабля,  как  уходит
вниз  все  быстрее  и  быстрее темная зелень парка, сбегаются и
мельчают  дорожки  уличных  огней  и  россыпи  окон.  И  Москва
превратилась в светлое пятно на черном теле Земли.
     -- Вы никогда не пожалеете,-- сказал мне гость.-- Я включу
музыку,  и  вы  поймете,  каких  вершин  может  достичь  разум,
обращенный к прекрасному.
     Музыка возникла извне, влилась в корабль, мягко подхватила
нас и  устремилась  к  звездам,  и  была  она  совершенна,  как
совершенно  звездное небо. Это было то совершенство, к которому
меня влекло пустыми ночами и в моменты усталости и раздражения.
     И я услышал,  как  вновь  зазвонил  телефон  в  покинутой,
неприбранной  квартире,  телефон,  ручка которого была замотана
синей изоляционной лентой, потому  что  кто-то  из  подвыпивших
друзей   скинул  его  со  стола,  чтобы  освободить  место  для
шахматной доски.
     -- Я пошел,-- сказал я гостю.
     --  Нет,--  возразил  тот.--  Возвращаться  поздно.  Да  и
бессмысленны возвращения, в прошлое. В далекое прошлое.
     -- До свидания,-- уперся я.
     Я  покинул  корабль,  потому  что за этот вечер я научился
многому, о чем и не подозревал раньше.
     Земля приближалась, и Москва из небольшого светлого  пятна
превратилась  вновь  в  бесконечную россыпь огней. И я с трудом
разыскал свой пятиэтажный блочный дом, такой одинаковый в  ряду
собратьев.
     Голос гостя догнал меня:
     --  Вы обрекаете себя на жизнь, полную недомолвок, мучений
и унижений. Вы будете всю жизнь стремиться к нам,  ко  мне.  Но
будет поздно. Одумайтесь. Вам нельзя возвращаться.
     Дверь на балкон была распахнута. Телефон уже умолк.
     Я  нащупал  его,  не  зажигая  света.  Я позвонил Катрин и
спросил ее:
     -- Ты звонила мне, Катюшка?
     -- Ты с ума сошел, -- ответила Катрин. -- Уже первый  час.
Ты всех соседей перебудишь.
     -- Так ты звонила?
     --  Это наверное, твой сумасшедший Крогиус звонил. Он тебя
по всему городу разыскивает. У него какие-то неприятности.
     -- Жалко,-- сказал я.
     -- Крогиуса?
     -- Нет, жалко, что не ты звонила.
     -- А зачем я должна была тебе звонить?
     -- Чтобы сказать, что согласна выйти за меня замуж.
     -- Ты с ума сошел. Я же  сказала,  что  никогда  не  выйду
замуж  за  пришельца  из  космоса  и  притом  морального урода,
который может внушить мне, что он Жан-Поль Бельмондо.
     -- Никогда?
     -- Ложись  спать,--  настаивала  Катрин.--  А  то  я  тебя
возненавижу.
     -- Ты завтра когда кончаешь работу?
     -- Тебя не касается. У меня свидание.
     -- У тебя свидание со мной,-- сказал я строго.
     --  Ладно, с тобой,-- согласилась Катрин.-- Только лишнего
не думай.
     -- Я сейчас думать почти не в состоянии.
     -- Я тебя целую,--  сказала  Катрин.--  Позвони  Крогиусу.
Успокой его. Он с ума сойдет.
     Я позвонил Крогиусу и успокоил его.
     Потом  снял  ботинки  и, уже засыпая, вспомнил, что у меня
кончился кофе и завтра надо обязательно зайти на  Кировскую,  в
магазин, и выстоять там сумасшедшую очередь.

Last-modified: Thu, 16 Apr 1998 03:47:24 GMT
Оцените этот текст: